Текст книги "Краткая История Тьмы"

Автор книги: Эдуард Веркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– А пластырь? – спросил Дрюпин.

Пластыря у меня тоже не было. Да и вообще, я растерялась и не знала, что делать, а Клык вдруг потерял сознание или просто заснул, лежал и лежал себе, а кровь растекалась. А я совсем одурела. Ведь изучала всю эту медицинскую помощь, как перевязывать, как зашивать… Но вот при виде крови все просто из головы выскочило.

– Дай ка я, – Дрюпин оттеснил меня в сторону.

Я отошла. Дрюпин поморщился, вытер руки о штаны, резко выдернул заточку. Кровь продолжала вытекать.

– Нужно повязку, – сказал Дрюпин. – Давящую, кажется…

Я взяла подушку, сдернула наволочку, разорвала напополам. Дрюпин сложил из наволочки подушечку и притянул ее к ране веревкой. Достаточно крепко, во всяком случае, кровь остановилась.

– Что дальше? – спросила я.

– Лекарства у тебя есть? – спросил Дрюпин. – Хоть какие?

– Нет… Зачем?

Дрюпин кивнул.

– Надо в медпункт, – сказал он.

– Правильно, Дрюпин, иди в медпункт, сделай себе укол от бешенства…

Значит, не заснул.

– Заткнись лучше, – посоветовал Дрюпин. – Тебе сейчас лучше не разговаривать.

– А я назло буду, – сообщил Клык. – Буду разговаривать и умру в муках. А потом буду тебе каждую ночь являться и смотреть на тебя, смотреть…

Клык замолчал.

Мы взяли его и перенесли с пола на диван, он оказался совсем невесомым, как мешок с костями.

– Крови много вытекло, – шепотом сказал Дрюпин. – Надо в медпункт, там есть кровезаменители в заморозке, еще что то.

Я подошла к двери. Толкнула. Сантиметра три толщины, я толкнула дверь. Глухо. И сталь не просто сталь, ее, наверное, даже автогеном не разрезать.

– Взрывчатки нет, конечно, – сам себе сказал Дрюпин. – Дверь не вынести. А если бы и была, мы бы от удара погибли.

Клык неожиданно захрапел, с присвистом, с дерганьем щекой, дышал тяжело, так что казалось, что ребра даже вроде похрустывают.

– Сможешь сломать? – спросила я у Дрюпина.

– Смогу. Только пока не знаю как, надо подумать…

Дрюпин начал чесать голову. Выглядело это не очень красиво, видимо, у Дрюпина отросли ногти, и теперь по его гладкому черепу шли красные царапины.

Я не стала ему мешать, я сама стала думать. Но мне совсем не думалось. В голове пустота, вытрясло все, выбило все. Иногда мне кажется, что Клык прав. Что война все таки случилась. Что нас бомбили – слишком много у нас беспорядка, много опрокинутых стеллажей, мебели перевернутой, как будто землетрясение здесь произошло. Если не война, то катаклизм точно. Нет, там наверху никого не осталось, только лед. Там все замерзло. И вообще все замерзло, земля покрылась толстенной коркой в несколько километров, или даже больше, потому что Вселенная состоит изо льда…

– Не могла бы ты не бормотать? – попросил Дрюпин.

– Разве я что то сказала?

– Да, чушь всякую. Типа Вселенная состоит изо льда, Вселенная состоит изо льда… Раздражает.

– С чего это?

– Это любимая теория Ван Холла. Он даже космические исследования спонсировал, чтобы доказать, спутник к Марсу посылал…

– Доказал?

– Да, кажется. Солнечная система – это пустота во вселенском льде, который начинается сразу за поясом Койпера, звезды находятся совсем недалеко, но лед мешает прохождению света, проникнуть сквозь этот лед невозможно… Короче, бред. Ты разве не помнишь, в библиотеке книга на самом видном месте лежала?

– Я не…

– Лунатик! – сказал Клык. – Лунатик–лунатик, зацепился за канатик…

Дрюпин вздохнул.

– Я буду думать, – сказал он. – У нас…

Он поглядел на Клыка.

– У нас совсем немного времени. Буду думать.

Я осталась у двери.

Хорошие у нас двери. То есть просто отличные, наши двери просто так не пробьешь. Я пнула сталь ногой. Глухо. Тогда кулаком. А потом еще раз.

С пятого раза на костяшках слезла кожа. Но меня это особо не впечатлило, я продолжала бить, и постепенно на стали образовывались красные шлепаки замысловатой формы. Кажется, по чернильным кляксам можно определить судьбу. Наверное, по кровавым кляксам судьбу можно определить ещё надёжнее.

Человек из Атлантиды

 Библиотека закрывалась, и Зимин вдруг подумал о том, что он никогда не бывал в библиотеке ночью. Конечно, раз в год здесь проводились поэтические марафоны, но Зимин боялся в них участвовать, да и настоящих стихов у него не было.

В библиотеке гасили свет, сотрудники спешили прочь, и заведующая уже уходила, суетливо завязывая шарф, Зимин остановил ее на лестнице.

– Зинаида Петровна, я хотел бы…

Заведующая поглядела на Зимина равнодушно.

– Но уже поздно, Виктор Валентинович, приходите завтра.

– Это важно! Мне надо… Мне надо… Я хочу разместить фотографии с нашей встречи в Интернете. Можно я их скопирую?

Заведующая попробовала обойти Зимина, но он галантно не позволил.

– Виктор, я вас не понимаю, – сказала библиотекарь. – Извините, уже поздно, и я устала. Вы хотите посмотреть фотографии?

– Да. Дело в том, что мне это просто необходимо…

– Фотографии можно будет поглядеть только в понедельник. Фотоаппарат в отделе комплектации, а сейчас он поставлен на сигнализацию, так что ничего сделать нельзя.

– Но мне очень…

– У меня сейчас нет времени, извините, – строго и неприязненно сказала заведующая.

У нее заготовки, вдруг понял Зимин. Ей надо торопиться домой, квасить капусту, солить помидоры, мариновать грибы, а тут он заявляется со своими глупостями.

– Понятно, – сказал Зимин разочарованно. – Ладно, приду в понедельник.

Заведующая обогнула Зимина и поспешила к выходу.

Зимин проследил за ней взглядом, затем неожиданно для себя самого спустился вниз, на технический этаж и спрятался в туалете.

Это было на редкость глупо, он понимал это, но спрятался в мужском туалете и стал ждать, пока все уйдут. Он не очень понимал, зачем это делает, просто… Просто он давно хотел написать про это. Как герой засыпает в библиотеке, а просыпается тоже в библиотеке, но уже в другом мире, в котором победило зло и люди теперь лишь объект охоты для демонов. Солнце в этом мире восходит всего лишь на три часа, а все остальное время сумерки и ночь. И приходится все время быть настороже, иначе демоны тобой перекусят.

И вот Зимин решил поглядеть, как оно – ночью в библиотеке. То есть сначала он спустился вниз и спрятался в туалете, а потом уже придумал почему.

Он выждал полчаса, после чего отправился гулять по залам. На улице развивалась гроза, и библиотека в стальных вспышках молний выглядела совсем по–другому. Барельефы писателей отбрасывали на стены причудливые тени, жалюзи резали свет на длинные острия, канделябры на стенах завершали ансамбль – Зимину окончательно казалось, что он внутри средневекового замка. В этом было нечто готическое. То есть совсем готическое, Зимин подумал, что зря не заглядывал в ночную библиотеку раньше, он многое потерял. Тут интересно.

Зимин вспомнил байку – если спуститься в библиотечное хранилище, в самую глубину, и сесть тихонько на стульчике и затаить дыхание, то через некоторое время услышишь, как переговариваются между собой книги. Тоненький печальный шепот. А некоторые уже не переговариваются, некоторые уже умерли, вросли в стены и друг в друга и молчат.

Он шагал медленно, вдыхая успокоившийся библиотечный воздух, размышляя, что делать дальше. Здание было большим, жизнь в виде сторожа теплилась лишь у входа. Зимин приблизился, услышал звуки футбольного матча, почуял запах чесночной колбасы и позавидовал этим простым радостям. Возникла идея немного сторожа попугать, прикинуться библиотечным духом, но потом Зимин подумал, что сторож наверняка вызовет полицию, и от идеи отказался. Решил просто побродить по залам, найти подходящее местечко и устроиться для сна…

Ларе надо позвонить, неожиданно вспомнил Зимин. А то будет волноваться. Ругаться будет. Хотя как все это объяснить…

И отцу. Ему он уж который день собирается, стыдно даже.

Зимин укрылся под лестницей, достал телефон, Лара ответила почти сразу.

– Ну и где ты теперь, дружочек? – спросила она недовольно.

– В библиотеке, – честно признался Зимин.

– В какой же, если не секрет?

– В областной. Ну, ты знаешь, у меня же сегодня встреча…

– И тебя замотали до ночи? – ехидно осведомилась Лара.

– Нет… То есть… Короче, я тут немного…

Зимин придумывал, как объяснить свое ночное пребывание в библиотеке.

– Я тут с библиотекарями поругался, – наконец придумал он. – А они меня в хранилище закрыли. Якобы случайно. Знаешь, такое форменное свинство, я три часа в дверь колотился, у них двери тут как в бомбоубежище, все кулаки расшиб…

– Это ужасно, – казенным голосом сказала Лара. – Тебя связали?

– Связали? Нет, просто заманили и закрыли, слушай, какой то беспредел просто.

– Я же говорю – ужасно.

– Ты что, мне не веришь?! – потихоньку возмутился Зимин.

– Как раз верю. С кем не бывает? Пошел в библиотеку, напали библиотекари, связали…

– Лар, да на самом деле все так.

– Хорошо, – перебила Лара.

Зимин с удивлением услышал, что она, кажется, действительно не сердится. То есть ничуть не сердится.

– Ты лучше домой в грозу не езди, – сказала Лара. – Ты лучше там оставайся, хорошо? Почитай что нибудь. У тебя там есть что почитать?

– Да, я кокосовскую тетрадку захватил случайно, развлекусь, пробегу пару глав.

– Давай–давай. Только осторожнее, мне кажется, это не всё так…

Связь оборвалась, и через секунду пол дрогнул от мощного громового раската.

Зимин перезвонил, бесполезно. Набрал номер отца – тоже.

Связь не восстанавливалась, Зимин выбрался из под лестницы. Внизу располагался зал периодики, вверху технический, между ними зал художественной литературы, Зимин решил начать с нее.

Зал был велик и неожиданно хорошо освещен, всю правую стену занимали высокие и узкие окна, в простенках между которыми располагались мягкие кресла и круглые стеклянные столики. Над столиками на стенах белели барельефы великих русских писателей. Возле крайнего окна, недалеко от столика выдачи книг в кресле сидел человек.

Под Гоголем. То есть под его барельефом. Зимин насторожился.

Сначала он решил, что это призрак. Призрак библиотеки, в любом уважающем себя учреждении должен водиться призрак, накаркал себе. Но почти сразу Зимин сказал себе, что вряд ли призрак будет сидеть в такой наглой позе – выставив ноги и отбрасывая раскоряченную тень.

Зимин подумал и о грабителе, однако быстро понял, что грабить тут нечего. Да и не стал бы грабитель вести себя столь вызывающе.

Псих, вывод напрашивался однозначный. Да, всего лишь еще один псих, оставшийся в библиотеке на ночь. Зимин нащупал взглядом стул и решил, что в случае чего станет отбиваться от незнакомца им.

– Стулом не надо, – попросил незнакомец. – Меня уже два раза стулом били, я как то это перестал переносить.

Голос Зимину показался знакомым, но Зимин этому особого значения не придал – в последнее время ему много что казалось.

– Однако, здравствуйте, – человек снова помахал рукой Зимину. – Все таки странные вы люди, писатели, странные. Если честно – не ожидал. Поступок. Безусловно, поступок, достойный Ахилла! Спрятаться в туалете библиотеки, чтобы во тьме выйти наружу – это респект! Все таки писатель мыслит крайне, крайне нестандартно. А хороший писатель…

Незнакомец закатил глаза и прищелкнул языком.

Зимин разозлился. Сидит какой то… библиофил, вытянул грабли, проход загораживает, да еще и комментарии отпускает. Еще один восставший из целлюлозы. Весьма кстати. Весьма к месту.

Зимин понял, что ему просто необходимо пройти в глубь зала. Зачем то. Просто так. Чтобы ноги тут всякие не раскидывали, чтобы не мешали перемещаться…

Зимин попытался их обойти, но человек простер их еще дальше, так что оставалось или перешагнуть через них, или наступить.

Зимин перешагнул.

– А библиотека, между прочим, закрыта, – сказал человек. – И выхода нет. Во всяком случае, до утра. Охрана стреляет без предупреждения.

– Ага, сейчас…

Что то слишком много незнакомцев в последнее время, подумал Зимин. Катастрофически много. На каждом шагу, куда ни плюнь, всюду какой нибудь загадочный тип. Вот уж не ожидал ночью в библиотеке встретить… Кого?

Точно, очередной психопат – любитель чтения. Определенно, косяком пошли.

– Да уснул я в туалете, – пояснил Зимин. – Зачитался, знаете ли, «Осень Средневековья» – моя любимая книга…

– Прекрасная, безусловно, – согласился полночный псих. – Интереснейшая. Насколько я помню, вы именно по ней дипломную работу писали? Надо признать, пустая работенка получилась, не пойму, за что вам только «отлично» поставили?

Осведомленность незнакомца о фактах его биографии Зимина не обрадовала. Он вдруг остро почувствовал, что пора валить. Зря он тут остался, глупая была идейка, непонятно, как только она взбрела ему в голову? Сама собой будто…

Зимин направился прочь, планируя обойти вокруг зала к выходу, миновав тем самым всезнайку.

– Куда же вы так торопитесь? – спросил вслед человек. – Я думал, мы побеседуем.

– Завтра, – сказал Зимин. – Мне сейчас нужно срочно прыгнуть с парашютом, я совершенно про это забыл…

– Тоже увлекаетесь ночными прыжками? Одобряю. С чего прыгать предпочитаете?

– Мне пора, вообще то, там уже самолет разогревается…

– А мы, между прочим, знакомы, – вздохнул человек.

– Бывает, – пожал плечами Зимин. – Мало ли кто с кем…

– Моя фамилия Евсеев, – сказал человек.

Зимин остановился.

– Евсеев, – повторил Евсеев.

Зимин повернулся.

Евсеев продолжал сидеть в кресле, теперь он закинул ногу на ногу и покачивал ею, одновременно вращая носком то по часовой стрелке, то против.

– Вот, решил встретиться в офлайне, – сказал человек. – А то все мальчуганим да мальчуганим, даже неприлично как то, взрослые вроде бы дядьки. Где еще встретиться двум старым пиратам, как не в библиотеке?

Зимин согласно кивнул.

– Приятно все таки познакомиться вживую, – улыбнулся Евсеев.

– Откуда мне знать, что это вы? – спросил Зимин.

Евсеев погрузил пальцы во внутренний карман и продемонстрировал удостоверение. Серьезное такое. Красного цвета. Весьма и весьма серьезное, с таким удостоверением сворачивают с курса боевые корабли, поднимают в воздух штурмовые дивизии… Ну, если не штурмовые дивизии, то десантные вертолеты точно. Вот тебе и Алеханро Тич, шкипер «Алебарды» и лучший фехтовальщик к северу от Ямайки.

– Кстати, я Александр.

– Я почему то так и думал, – кивнул Зимин. – Александр.

– Вы, я вижу, мне не верите? Но я действительно Александр Евсеев. Мы с вами коллеги по «Пиратскому берегу», я вам на днях звонил, мы обсуждали набег.

– Допустим, – кивнул Зимин. – Допустим. А вот если так… Что сказал ваш тезка Эдвард Тич, вы, разумеется, знаете?

– Разумеется, знаю, – Евсеев кивнул. – Эдвард Тич, мне кажется, был несколько склонен к афористике, поэтому он сказал так. Пятнадцать человек на Сундук Мертвеца, и бутылку рома.

– Приятно познакомиться, – Зимин протянул руку.

Евсеев пожал. Рукопожатие у Евсеева оказалось вялое, но прохладное, от таких рукопожатий неизвестно, что ожидать.

Евсеев был лыс, холен, благоухал дорогим одеколоном, зубы сверкали даже в темноте, на пальцах у Евсеева поблескивали золотом тяжелые перстни, на запястье матовой платиной лучились часы. Надо было что то сказать этому новому и неожиданному Евсееву, и Зимин не мог понять, что именно.

– Я думал, вы работаете в лицее, – сказал Зимин и сел в кресло.

– В лицее? С какой стати? Нет, конечно, я не работаю в лицее. У меня мама в лицее работает. А с чего вы решили, что я учитель?

– У вас голос гнусный, – признался Зимин.

– Да? Не знал. Впрочем, вполне может быть.

– Да… Знаете, я… Никогда не встречался с людьми вашей профессии. Забавно. Чем обязан?

Евсеев промолчал. Опять загромыхало, и, наверное, минуту почти ничего нельзя было услышать.

– Вы что, хотите меня завербовать? – спросил Зимин.

Евсеев расхохотался. Искренне так, от души.

– Чушь какая, – сказал он. – Завербовать… Эх, маэстро, вербуют совсем по–другому. К тому же… Вас ведь, Зимин, не завербовать. Ну, то есть можно, конечно, но возни много, эффекта мало. Приличных людей вербовать сложно и неблагодарно, так что, Зимин, не обольщайтесь особо, Кимом Филби вам не стать.

– А я уж думал, – Зимин вздохнул. – Такая уютненькая резидентура где нибудь на Рио–Гранде. Или это… готов развалить изнутри союз японских писателей. Хоть завтра. Как?

– Подумаем, – кивнул Евсеев. – Насчет японских писателей. Впрочем, я здесь выступаю… ну, как частное лицо.

– Как частное лицо… Непонятно все таки, зачем? Частное лицо, но с удостоверением…

– Удостоверение у нас завсегда. Ладно, мы отвлеклись. Дело в том, что я кое что обнаружил. Я вкратце, хорошо?

– Можно и не вкратце. Там, – Зимин указал пальцем вверх, – там, кажется, дождь собирается, спешить некуда.

– Все равно, лучше вкратце. Дело в том, что в последнее время я кое что заметил.

Евсеев сделал паузу.

– Кое что странное.

Зимин закашлялся, смеяться ему не хотелось, но Евсеев все равно услышал.

– А что смешного? – спросил он.

– Да так. Я просто слово «странное» в последние дни слышал чаще остальных.

– И это вам не кажется странным? – улыбнулся Евсеев.

– Не знаю. Я никогда в эту сторону не размышлял..

– Знаете, Зимин, впервые я задумался, прочитав ваши книги…

Зимин застонал.

– Вы хоть не начинайте, – попросил он. – Знаете, Евсеев, я с ума сойду скоро…

Зимин замолчал. Потому что по коридорам поплыл протяжный печальный звук, точно лопнула струна.

– Что это? – испуганно спросил Зимин.

– Не знаю, – Евсеев понюхал воздух. – Необычный звук. Наверное, трубы свистят. Очень похоже.

– Трубы?

Евсеев пожал плечами, сунул руку под пиджак, чем то щелкнул.

– «Беретта», – пояснил он. – На всякий случай, мало ли.

– В библиотеку с пистолетом? – удивился Зимин.

– Ну да. В наши дни… К тому же мне всегда казалось, что библиотека место довольно инфернальное.

– От беса отбиться «береттой»? – ухмыльнулся Зимин.

Евсеев негромко похлопал в ладоши.

– Почему я бездарен, а? – спросил он с печалью. – Всё таки писатели, художники… Это не наш клиент. А я устал, знаете ли, от барыг, хочется…

Евсеев пошевелил пальцами в воздухе, молния ударила в крышу, грохнуло прямо над ними, зазвенели стекла. Гроза пришла.

– Хочется настоящего, – закончил мысль Евсеев. – Ну, как у Жюля Верна, помните? Робур Завоеватель на своей крылатой машине пронзает пространство и карает негодяев и угнетателей магнетическими разрядами. Или Сайрус Смит на таинственном острове. А то все, знаете ли, какие то расхитители, лес воруют, бюджеты пилят. И конца этому и края… К тому же…

Евсеев замолчал.

– Впрочем, мы все время отвлекаемся, вернусь к сути. В последние два года я занимаюсь в некотором роде информационной безопасностью. Анализ информационных потоков, на основе… не суть. Одним словом, я работал с он–лайн–играми.

– Контора интересуется онлайн–играми?

– Она всем интересуется. А онлайн–игры… Это весьма сложная система мониторинга и управления…

Зимин зевнул.

– Понятно, – замялся Евсеев. – Излагаю проще. С помощью игр довольно легко собирать информацию о настроениях масс. А еще… Я наткнулся на победителя.

Зимин тоже вытянул ноги.

Евсеев достал из кармана блокнот.

– Вы, Виктор, за три последние года вступали в восемь онлайн–игр, в каждой из которых стремительно добились успеха.

Зимин слушал.

– Семь игр вы безвременно забросили. Я даже знаю почему. Неинтересно стало. Слишком легко. Восьмую, то есть «Пиратский берег», пока нет. За это надо сказать спасибо мне.

Евсеев подул в ладоши.

– В последние полгода вы, Виктор Валентинович, играете против трех системных операторов и вычислительного комплекса «Август». Слыхали про такой?

Зимин кивнул.

– В конце концов это стало настолько заметно, что мне пришлось немного… – Евсеев усмехнулся. – Подправить, так сказать, статистику. Ваше фиаско у Солт–Ривер это наши старания. Мои администраторы немного подогнули код и поработали с компаниями – и вуаля. Вам понравилось?

– Пожалуй. Скажем так – я испытал некоторое раздражение. Все таки полгода… А зачем?

– Я же говорю, вы победитель. Не стратег, не эконом, не тактик – победитель. Это есть и в ваших книгах, я специально ознакомился. И вы меня заинтересовали. Можно эксперимент?

Зимин промолчал.

– Ничего страшного, никаких русских рулеток и прочих афтар выпей яду. Абсолютная безопасность.

Евсеев погрузил руку в пространство левого внутреннего кармана и достал игральные кости. Серебряные, с мелкими изумрудами точек.

– Согласен, пошловато, – кивнул он. – Но что поделать… Вот смотрите.

Он заключил кости в ладони и принялся трясти. Зимин слышал, как серебряные кубики позвякивают внутри рук, видел, как Евсеев что то шепчет, то ли «шишел–мышел», то ли заговор. Евсеев встряхнул руки и выбросил кости на столик между креслами.

Кости запрыгали по стеклу, ударились о графин, отскочили, замерли.

– Один и три, – сказал Евсеев. – Примерно как всегда. Несколько хуже, обычно мой средний уровень пять. Пять из двенадцати – потолок обычного среднего человека. Конечно, программные комплексы позволяют определить потенциал более точно, но и старые методы достаточно действенны. Кости – древнейший тест на победителя, кстати. Как это работает – непонятно, но работает. Собственно, человечество до конца не понимает, как работает двигатель внутреннего сгорания – и ничего, до Луны уже долетели.

– А что означает пять? – спросил Зимин.

– Означает, что его уровень воздействия на реальность далек, скажем так, от терминальной стадии. Такой человек практически не может изменить суть событий, не разрушив себя, и нашей организации он малоинтересен. А теперь попробуйте вы. Киньте кости.

Зимин взял кости, подышал на них, положил на стол.

Евсеев сказал:

– Кстати, есть люди, которые выбрасывают двенадцать из двенадцати восемь раз подряд. Я их, разумеется, не видел, но по некоторым свидетельствам Наполеон, к примеру, был очень удачлив в азартных играх.

– Я, значит, Наполеон? – усмехнулся Зимин. – Интересно. И как мне с этим…

– Нет–нет, – перебил Евсеев. – Совсем необязательно. Наполеон – это один из возможных путей, и не самый, надо признаться, интересный. Хотя, собственно, судя по «Пиратскому берегу», вы были бы неплохим императором. Но меня интересует…

– Все таки вас? – перебил Зимин. – Вас лично?

Евсеев кивнул.

– Видите ли, – сказал он. – Я позволил себе… скажем так, не ставить начальство в абсолютную известность относительно вас. Обычная проверка писателя…

– Проверка писателя?

Евсеев улыбнулся.

– Увы, такова данность. Проверяем–с. На предмет опасности для устоев.

– Чем талантливей – тем опасней? – спросил Зимин.

– Немного не так, – Евсеев продолжал лукаво улыбаться. – То есть совсем не так, знаете ли, это вульгарные представления, примитивные. Талантливых в нашем мире – не пересолить, нас интересует другое. Не талант, нет, талант явление в чем то заурядное. Гораздо более интересна способность воздействовать на… Вот вы про точки бифуркации слышали?

– В общих чертах, – ответил Зимин. – Что то из физики, кажется?

– В широком смысле этого слова. Видите ли, некоторые так называемые творческие личности предчувствуют эти точки и при желании могут на них воздействовать. Тем самым изменяя философию, историю и даже более глубокие материи. Поэтому наша задача предостерегать этих личностей от необдуманного шага…

– Ловцы во ржи, значит? – осведомился Зимин едко.

– Ну, если выражаться языком поэзии. Понимаете, человек может быть полным графоманом, но поразительно чувствовать время. Человек может быть удивительной бездарью, но при этом знать чаяния и стремления… Попробуйте – киньте кости.

Зимин вдруг заметил, что он собрал кости со стола и сжал в ладони.

– Успею. Вы же сами сказали – у нас вся ночь впереди. Просто я не ожидал, что у нас получится столь интересный разговор. Разговор в грозу…

Молнии продолжали сверкать, гроза запуталась в телевизионных мачтах города и теперь висела над ним, проливая на землю электричество. В месте удара молнии образуются длинные гвозди из небесного железа, если их найти и построить с помощью этих гвоздей дом, то будет в доме счастье. Или даже если один гвоздь вбить в конек, то тоже со счастьем будешь не обижен. Зимин подумал, что неплохо бы прикупить миноискатель и с утра выйти в поле, поискать счастья то.

– И все таки давайте вернемся ко мне, – попросил Зимин. – Там что то про Наполеона было?

– Киньте кости, – кивнул Евсеев.

– А если выпадет двенадцать? Что делать мне? И вам?

– Ничего. То есть я пока не знаю. Давайте все таки попробуем. Кости.

– Хорошо. Только…

Зимин зевнул.

– Бред? – спросил Евсеев. – Вы считаете это бредом?

– Ага, – Зимин вдруг почувствовал, что хочет спать. – То есть во всем этом есть разумные моменты. Что касается «Пиратского берега»… Я с десяти лет тренировался, вот и побеждаю. Так что, пожалуй, бредовые моменты в этом есть. Мне казалось… Одним словом, тут есть над чем поразмышлять. – сказал Зимин и с тоской понял, что поспать у него вряд ли получится. Разве что устроиться на диванчике в отделе медицины, под пластиковым скелетом, и увидеть сны про и чесотку и аппендицит.

– Вполне может быть, вы и правы, – неожиданно согласился Евсеев. – Но вы сами… Тоже человек довольно бредовый. Склонный к безумию. Иначе почему вы спрятались в туалете?

– А вы сами где спрятались?

– Я нигде не прятался, я прошел по удостоверению. Не хотите спуститься вниз?

– Зачем? – насторожился Зимин.

– Не знаю, – пожал плечами Евсеев. – Все равно до утра сидеть. Посмотрим, что там. Вдруг библиотека Ивана Грозного? Кстати, тут в библиотеке прекрасный этнографический зал. Кости кинуть не хотите?

Зимин почувствовал, что кости согрелись, тепло из рук проникло в серебро, он сложил ладони шаром и принялся трясти кубики. Он тряс их на разный манер – и так и сяк, точно маракасы, но почему то никак не собирался их кинуть.

Евсеев поднялся из кресла. Он оказался гораздо выше, чем представлялось Зимину, настоящий богатырь. А вовсе не низкорослый, кривоногий, закомплексованный и прыщеватый, как представлялось раньше, Зимин снова подумал, что перестал разбираться в людях.

Евсеев сказал с печалью:

– Я всегда был лучше приспособлен к математике, хотя меня и тянуло к литературе. К истории, к музыке. Но я в этом совсем ничего не понимал. Знаете, это все равно что быть влюбленным в живопись и при этом быть слепым от рождения. Впрочем, отвлекся. Я хотел подойти после встречи с читателями, однако свет вырубили, пришлось разбираться… Тем не менее все это весьма кстати получилось, вы не находите?

– Не знаю… Посмотрим. Сейчас кости только кину. Раз, два, три, елочка зажгись.

Зимин вытянул ладонь над стеклом и разжал пальцы.

Кости упали, отскочили, стукнулись друг о друга и снова вернулись на стол и замерли.

– Так, – поморщился Евсеев. – Так–так…

– И что это означает? – поинтересовался Зимин.

Кости встали на ребра. Друг напротив друга.

– Трудно сказать, – Евсеев почесал подбородок. – Если честно, я такого никогда не видел.

Он ткнул кость, она упала на стол. Другая тоже. Евсеев взял кости, посмотрел, выбросил на стол. Кости исправно показали «три», Евсеев хмыкнул.

– Может, еще попробуете? – предложил он.

Зимин согласился. Ему стало интересно. В кости он не играл, и выпавший результат его заинтересовал, он взял кубики, хорошенько их потряс и выпустил на стол еще раз.

И во второй раз кости, отпрыгав положенное количество, встали на грани.

– Это шутка? – спросил Зимин. – Вы что то сделали с кубиками?

– Нет… – Евсеев ошарашенно помотал головой. – Ничего я не делал… Как это вообще сделать?

– Ну, вы то можете.

Зимин взял кубики. Кубики как кубики, совсем обычные, ну, только из серебра, ну, только с изумрудами.

– Конечно, не определить, – он задумчиво оглядел на кубики. – Вы, Евсеев, весельчак.

– Клянусь! – Евсеев заволновался. – Я вам клянусь, я к этому никакого… Ну, вы дома попробуйте, если хотите!

Правдиво, подумал Зимин. Или актер хороший, или на самом деле. Хотя человек такой профессии наверняка прекрасный актер.

– Попробую, попробую. Ну ка…

Зимин размахнулся и швырнул кости подальше. Они прогремели по полу, ударились об стену, выскочили на лестницу и запрыгали по ступенькам.

– Широко, – кивнул Евсеев. – Давайте искать.

Зимин поспешил к лестнице, Евсеев за ним.

Лестница была старинная, железная, с широкими гулкими ступенями, ковров на ней не лежало уже лет сто, и теперь ступени стерлись и поблескивали, Зимин направился в правый рукав лестницы, Евсеев в левый.

Зимин почти сразу нашел кубики – их трудно было не заметить, они блестели лунным электрическим светом на фоне темной лестницы. Зимин наклонился, протянул руку и тут же ее отдернул.

Потому что увидел – кубики не лежали на ступенях, кубики висели над ними. На одинаковом уровне, примерно в трех сантиметрах от металла. Висели.

– Нашли? – спросил Евсеев.

– Да. Вроде бы…

Он смотрел на висящие кубики и не понимал. Пытался как то это объяснить. Конечно, кости были не простые, Евсеев запихал в них что то, то ли магнит, то ли намагниченную ртуть. И вероятно, эта ртуть вошла в какое то взаимодействие с грозовым электричеством, в результате чего она теперь отражалась от железных ступеней лестницы. Благодаря чему кости и висели.

Кубики продолжали висеть.

Зимин протер глаза. На всякий случай, чтобы окончательно исключить возможность оптического эффекта.

Нет, все так и было.

– Что там? – спросил Евсеев. – Опять на ребра встали?

– Да…

Кубики висели над ступенями, нарушая все физические законы. Зимин попробовал вспомнить. Кажется, сие было возможно только при сверхнизких температурах. Или со сверхпроводниками. Одним словом, на лестнице областной библиотеки для детей и юношества игральные кости, пусть хоть и из серебра с изумрудами, висеть не могли никак.

– Я же говорил, – сказал Евсеев издали. – Все так и есть. Феномен.

Не видит, понял Зимин. Если бы видел…

Наверное, заинтересовался бы еще больше.

– И что дальше? – осторожно поинтересовался Зимин.

Он протянул палец к кубику.

Из острой грани выскочила острая белая молния, она клюнула Зимина между пальцев, причем достаточно болезненно, Зимин почувствовал, как электричество воткнулось в руку и пробежало практически до локтя. Он едва не вскрикнул, сжал зубы. Сам кубик упал на лестницу, а за ним упал и другой.

– Так что же дальше? – спросил Зимин.

– Пока не знаю, пока я в эту сторону не думал. Но мне кажется, нам стоит поддерживать отношения.

– Вы считаете?

Зимин взял кубики. Они были совершенно ледяными, точно их на секунду погрузили в жидкий азот. И тяжелыми.

– Безусловно, – кивнул Евсеев. – Кто знает, как все обернется. А потом…

Евсеев поглядел в потолок.

– А потом, мне кажется, что скоро что то случится. Погода с каждым днем все хуже и хуже. Штормовое предупреждение, однако.