Текст книги "Краткая История Тьмы"

Автор книги: Эдуард Веркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Дневник 4

 Здравствуй, дорогой дневник!

Сегодня опять не лучший день в моей жизни, это однозначно. Сегодня, в неизвестный день неизвестного года, со мной произошло много странного. Страшного. Так что у меня До сих пор дрожат руки, пальцы с трудом держат ручку, а сердце бьется, бьется.

День, исполненный ужасом.

День кошмара.

В этот день мы отправились на склад.

С утра, то есть как проснулись, даже без завтрака. У меня аппетита не было, у Дрюпина болели кишки, и он ограничился холодным чаем, Клыку я занесла поднос с макаронами. Клык поправлялся. Подозрительно быстро. Рана уже подсохла, швы вспучились, и Клык их задумчиво расковыривал, мне он обрадовался. Сказал, что вчера было весело и что надо бы что нибудь подобное повторить, только пусть еще Дрюпин для смеха руку себе сломает. Так что с Клыком было все в порядке.

Клава вообще не показывалась. Дрюпин предложил, что она повесилась, я сказала, что это вряд ли – такие, как Клава, не могут повеситься. Ну, разве что от радости. Скорее всего, она просто стеснялась.

Дрюпин вооружился своими самодельными инструментами, я взяла заточенную титановую рейку, не знаю, где ее Дрюпин раздобыл, но оружие получилось весьма и весьма неплохое – я потренировалась на выдернутых волосах и весьма успешно их разрезала. На рукоять Дрюпин намотал разноцветную проволоку и умудрился сделать даже узор. Все таки у него золотые руки. И голова отличная, в технические гении просто так не записывают.

– Как у нас со светом? – спросила я.

Дрюпин продемонстрировал изобретение – большой аккумулятор, к которому он прикрутил несколько светодиодных фар.

– Будет как днем. Вот еще кое что…

Он сунул мне тяжелую короткую трубку с двумя торчащими штырями, видимо, шокер.

– Это разрядник, – пояснил Дрюпин. – Конечно, по настоящему мощную штуку сделать не получилось, но…

– Спасибо, – я сунула шокер в рюкзачок. – Пойдем, что ли?

Дрюпин кивнул, впрягся в аккумулятор, установленный на шарикоподшипники, и мы двинулись в сторону склада.

Это далеко, час добираться. Вообще, комплекс огромный. Я всякий раз пытаюсь представить, как его выкопали, и не могу. Хотя сейчас всяких могучих машин много. А может, тут и раньше пещеры были, их просто взяли и приспособили.

Склад располагается на первом уровне, ниже столовой. Есть еще уровень нулевой, но он затоплен водой. Дрюпин думает собрать акваланг, но не знаю – лезть с самодельным аквалангом в затопленный уровень представлялось мне абсолютным риском, я бы туда и с заводским не полезла. К тому же вода там явно грязная, ничего не видно. И наверняка какая нибудь дрянь обитает. Паразиты. Вопьется такой в ногу, потом раз–раз – ив глаз пролезет. Быстренько ослепнешь.

Склад мы, конечно, уже исследовали, меньшую его часть. На самом деле он огромен, мне кажется, что в нем несколько футбольных полей, во всяком случае, противоположную сторону мы не видели, я думаю, не добирались даже до середины. Раньше у нас не было портативного света, в те два раза, что мы выбирались на склад, в качестве освещения использовали факелы. Куда с факелами отправишься?

– Я думаю, мы найдем здесь много полезного, – рассуждал Дрюпин по пути. – Мне кажется, сюда эвакуировали технические коллекции. Частные, может, а может, из политехов. Ты видела, какие там машины?

– Четырехколесные.

– Четырехколесные! Это же коллекционные экземпляры! Там позолота, там кевлар, там красное дерево! Это не машины, это произведения искусства!

Дрюпин восхищался, я нет, я равнодушна к вещам. Красное дерево и слоновая кость не вызывают во мне трепета, я даже на оружии не люблю всей этой ерунды – гравировок, резьбы. Я за простоту. Все эти японские мечи, выкованные в медитации, в крови и в поту на протяжении трех лет, меня не впечатляют. Потому что я знаю, что банальный супербулат, отжатый в печах критического давления, рубит любой японский меч как тростник. Знаю, что любой искусственный алмаз гораздо чище и прочнее природного. И вообще, мне гораздо больше нравятся книжки без картинок.

– Мне кажется, тут что то вроде сокровищницы, – продолжал Дрюпин. – Ван Холл, он обожает дорогие вещи. Я слышал, у него есть такие вот хранилища, в которые он собирает свои ценности – картины, статуи, скульптуры, музыкальные инструменты. Есть подземные библиотеки, есть хранилища старинных вещей, а здесь вот техника. Ван Холл любит технические штуки, я думаю, найдем что…

Мы добрались до лестницы и потащились вниз. Аккумулятор грохал по ступеням и то и дело поддавал Дрюпина в поясницу, Дрюпин с трудом удерживался. По лестничному пролету раздавалось гроханье, отчего мне казалось, что мы спускались в пасть чахоточного великана. Мне представлялось, что мы являли собой жалкое зрелище, с другой стороны, это полезно для души. Когда у тебя в руках два «теслака» с полными обоймами, когда на голове шлем с универсальным визором, когда на плечах броня, смонтированная с экзоске–летом, способным выдержать свалившегося на тебя слона, когда ты… Короче, ты чувствуешь себя властелином мира. А когда чувствуешь себя властелином мира, начинаешь этот мир несколько неправильно воспринимать. Так что угодить в ситуацию, когда у тебя из оружия всего лишь заточенная железяка, полезно.

Впрочем, Дрюпин так не считал. Пока мы сползали по лестнице, он рассуждал об общей несправедливости бытия и о частной несправедливости – по отношению к нему лично. Он, как человек, представляющий несомненную пользу для развития человечества, должен быть спасен и применен для великих целей, а он тут сидит и выпаривает из подшипников технический вазелин, от которого нет никакой пользы.

– Ну, почему? – вопрошал он. – Почему оно так? Я ведь полезен, у меня идеи…

– А может, ты не полезен, – остановила я это словоот–деление.

– То есть как? – Дрюпин остановился.

– То есть так. Может, ты уже отработанный материал?

– Как это? – Дрюпин изменился в лице.

– Так. Вот представь – ты был нужен на определенный срок, и тебе в голову вмонтировали часовой механизм. Бомбу замедленного действия…

– Нет у меня никакого механизма! – воскликнул Дрюпин. – Я проверял! Проверял!

– То, что ты себе башку сканером просветил, еще ничего не значит, – отмахнулась я. – Сейчас тоньше работают, на генетическом уровне. Ты что, думаешь, тебе пластит с часовым механизмом вмонтировали? Ага, сейчас. У тебя наверняка отключен механизм возобновления клеток.

Дрюпин выпучил глаза.

– Да, – скорбно сказала я. – Живешь–живешь, лазерную бетономешалку изобретаешь, и вдруг раз – начинается неконтролируемое старение. Просыпаешься, смотришь в зеркало…

– Как у тебя? – ехидно осведомился Дрюпин.

– Что как у меня?

– Волосы выпадают, ногти расслаиваются. А потом раз – и сердце останавливается. Так?

Я не стала с ним разговаривать на эту тему, тоже мне, умник. Дрюпин понял, что меня зацепил, стал развивать тему, не думала, что он такой ехидный.

Дурное влияние, Волк его кусал–кусал, вот он и натренировался.

– Волосы выпадают – это ведь только первый признак, – разглагольствовал Дрюпин. – Потом ногти выпадут. Потом зубы. А после зубов уже и слепнуть начнешь. Ноги откажут, недержание, опять же…

Мы все становимся похожи друг на друга, разговариваем одинаково, двигаемся, лысеем вот. То есть это я лысею, теряю зубы и, кажется, уже и ногти, во всяком случае, на левой руке ногти у меня начали белеть и действительно расслаиваться. А утром мне опять хотелось плакать.

Дрюпин понял, что перегнул, и попытался меня утешить.

– Ничего, Сиренька, – сказал он. – Не расстраивайся, выберемся отсюда, выберемся. Знаешь, мы пока еще на старой базе были, я кое что подготовил, времени даром не терял. Так, на всякий случай. Конечно, я никому этого не показывал, потому что это очень серьезные вещи. Например, подшипники с нулевым сопротивлением и практически вечные! Способ передачи энергии на расстояние… Короче, очень полезные изобретения. Если мы вырвемся отсюда, мы можем уйти на запад. Для начала организуем фирму и начнем все это потихоньку внедрять. Мне будут нужны верные люди, и сильные, ты же понимаешь? Для того, чтобы развивать все это, для того, чтобы расти…

– В Ван Холлы метишь? – усмехнулась я.

– Да ну, нет, конечно. Я хочу по–хорошему, то есть по–честному, по–правильному.

– Ага.

– Конечно. Конечно, Сирень. Я тут такую вещь придумал, она мир изменит, вот увидишь. Ван Холл жалкий сопляк, изобрел какую то муру и разбогател на полмира. А у нас будет все по–другому, вот увидишь. У нас будет совсем все по–другому, я буду справедливым. Мы вообще установим все по справедливости, всем по способностям. Знаешь, я все уже придумал, я построю пирамиду!

Я вздохнула. Живот болел, так что смеяться я не могла. Еще один строитель пирамид. Фараон Дрюпин Первый. Или лучше сказать Великий. Хочет быть императором и всем во–лодети. Знакомая песня.

– Пирамида – самая устойчивая форма, ее нельзя опрокинуть. Это будет как бы корпорация и одновременно государство…

– Дрюпин, а ты по случаю Ван Холлу не сыночек? У вас с ним идеи одинаковые, он, кажется, ведь тоже изобретатель. По–моему, первым его изобретением была лазерная кофеварка, а потом он уже до танков докатился.

– Первым внедренным изобретением Ван Холла был навигатор, – сообщил Дрюпин. – Но не простой, а тот, что мог работать без спутника. Отличная вещь, она сейчас во всю технику встраивается. Но я не изобретал навигатор, я изобрел нечто иное. Мое изобретение сделает людей счастливыми. Потом я расскажу тебе, в чем смысл. Это ведь не просто изобретение, это целый новый мир. Может быть, все эти испытания созданы для того, чтобы я остался жив и придумал, как спасти мир, как открыть ему новые пути…

Дрюпин рассуждал о своей участи и о своем предназначении, а я думала, что это, наверное, заразное. Стоит одному заболеть манией спасения человечества, как и другие ее подхватывают. Безымянный, помню, тоже чем то подобным страдал.

– …Устремимся ввысь. Ты представляешь, как изменит мир антигравитация?

И Дрюпин в очередной раз не удержал аккумулятор и покатился по лестнице, и, к моему удовольствию, аккумулятор ушиб Дрюпина по ноге, и никакая антигравитация ему не помогла.

Дрюпин ойкнул и стал растирать ушибленное место, морщась и скрипя зубами. Настоящий властелин мира.

– Словесное недержание – это серьезно, – сказала я. – За недержание можно сильно–пресильно пострадать. Ты это учти.

Дрюпин учел, и до склада мы шагали в молчании.

Склад начинался необычно. Лестница ушла в сторону, раздвоилась, мы свернули направо и оказались на первом уровне. Освещение здесь уже не работало, и Дрюпин запустил фонарь.

Нет, Дрюпин, конечно, талант, продолжаю им восхищаться. Вот и сейчас – светодиоды вспыхнули, под потолком зала задрожало серебристое марево, Дрюпин привернул ручку на аппарате, облако стало светиться сильнее и вдруг вспыхнуло, как небольшое солнце. Ну, если не как солнце, то достаточно ярко, во всяком случае, оно осветило все так, что мы увидели противоположный конец зала, далеко–далеко.

– Нормально… – выдохнул Дрюпин. – Тут, однако…

Тут, однако, было почти все. Машины. Машины мы видели и раньше, и Дрюпин успел уже даже несколько штук разобрать. А вообще их было много. То есть очень много, наверное, сотни, от пола до потолка. И все на самом деле редкие и дорогие, только свалены вот черт–те как. Лично меня склад наводит на определенные мысли. То есть он эти мысли подтверждает. Подземная база – это свалка. Нет, наверное, задумывалась она на самом деле как склад, но превратилась в свалку, все попадало, перемешалось, получился полный бардак.

А если это и задумывалось как свалка, то тоже ничего хорошего – получается, что мы на свалку выкинуты, мы все, я, Клык, Клава, Дрюпин. В это, кстати, несложно поверить – в каждом из нас присутствует недостаток, за который нас можно выбросить. Клык калека, я разваливаюсь, Дрюпин властелин мира и, оказывается, тырил научные изобретения в собственных корыстных целях… Клава, она, наверное, Ван Холлу на подагру наступила и теперь сослана навечно и во глубину сибирских руд.

Только зачем ссылать, вот чего не могу понять? Гораздо проще ведь было нас просто прибить. Клавдии цикуту в таблетках, Дрюпина током убить, да мало ли прекрасных возможностей? Значит, у них есть планы. Может, и нет планов, может, на всякий случай оставили, так, а вдруг пригодимся.

– Комплекс, похоже, огромный, – Дрюпин повел подбородком. – Я, конечно, не могу наверняка утверждать, но мне кажется, мы исследовали лишь одну десятую.

– Света мало, – сказала я. – Над светом можешь поработать?

Дрюпин кивнул.

– Со светом проблем никаких, надо только пару дней… Не в этом дело.

– В чем же?

– Тут мы ничего не найдем, – сказал Дрюпин. – Я имею в виду, что выход не найдем. Здесь просто склад, только барахло. А сам комплекс гораздо больше…

– С чего ты взял? – спросила я.

Дрюпин указал пальцем.

Решетка на полу возле стены. На вентиляцию не похожа – на полу скорее слив. Поверх решетки наварены штыри – для того, видимо, чтобы ни у кого не возникло идеи в этот слив слазить.

– В полу сток, – сказал Дрюпин. – В прошлый раз, пока ты искала оружие, я промерял его длину.

– И?

– Я выпустил почти сто метров, но до конца так и не добрался. Комплекс просто огромный и старый…

– С чего ты взял, что он старый?

– Вспомни выключатели в боксах, вспомни трубы, вспомни микроволновку в столовой. Всем этим вещам лет сорок, если не больше. Комплекс старый и уже нестабильный. Я думаю, он построен в естественном разломе горных пород, возможно, в одном из отрогов Урала, и построен давно. Вполне может быть, это и не комплекс, а подземный город – раньше любили такое строить – на случай атомной войны.

Дрюпин ухмыльнулся.

– А подземные города предусматривают возможность эвакуации, – сказал он.

Что ж, логично.

Логично, вместо того чтобы бродить по этому складу бесценного барахла, попробовать проникнуть в другую часть комплекса.

– Отпилить сможешь? – спросила я. – Решетку? Прямо сейчас?

Дрюпин присел перед решеткой и стал щупать металл, сами штыри, места сварки, еще что то, пощелкивал по железу ногтем и своими верными плоскогубцами, думал.

– Не получится отпилить, – заключил Дрюпин через минуту. – Надо попробовать оторвать.

– Чем?

Дрюпин кивнул на машины. Неплохая идея, я как то об этом не подумала. Рядом с нами стоял тяжелый армейский транспортер, адаптированный для гражданской езды, снабженный кожаным салоном, обивкой, серебрением и всеми прочими атрибутами сложившейся жизни, Дрюпин полез в багажник, долго там возился и в конце концов достал ящик с лебедкой.

– Попробуем оторвать, – повторил он и стал устанавливать лебедку.

Тоже долго провозился, я сердилась, пока он эту лебедку устанавливает, мне лезть перехочется. А потом еще аккумулятор искал не севший. Но, конечно же, справился. Зажужжала лебедка, натянулся и зазвенел трос, затем раздался звук открываемой бутылки с газировкой, и решетка оторвалась. Она ударила в лобовое стекло старинной лакированной машины, пробила ее насквозь и у грохота л а в глубь зала, и по грохоту я в очередной раз убедилась, что зал велик.

– Теперь можно лучше глубину промерить, – Дрюпин опустился на колени и осторожно посветил в трубу фонариком.

– Широкая? – спросила я.

– Да, нормальная вроде, сантиметров пятьдесят. Зачем такая…

– Вот и хорошо.

Я сбросила рюкзак и отодвинула Дрюпина в сторону.

– Ты хочешь туда… пролезть? – потрясенно спросил Дрюпин.

– Нет, я особо не хочу, могу уступить тебе.

– Да ну, что ты, я не смогу, – отмахнулся Дрюпин. – Труба там узкая, я застряну сразу, у меня плечи…

Дрюпин повел плечами. Хотела я ему сказать, что плечами он, если уж совсем честно, обижен, но не стала.

– Может, это… – он покачал головой. – Не стоит все таки?

– Надо посмотреть, что там, – сказала я. – Вдруг что полезное.

– Не знаю…

Дрюпин с сомнением поглядел вниз.

– Надо проверить. Оружие можем найти, взрывчатку.

Дрюпин кивнул.

– Хочешь, вместе полезли.

– Я тебя лучше тут подстрахую, – сказал Дрюпин. – Так надежнее, наверное…

– Как знаешь. Решетку то снять сможешь?

Дрюпин засунул руку в прутья, долго щупал.

– Плоскогубцы нужны…

С плоскогубцами дело пошло, Дрюпин скривился, засунул руку почти до плеча, стал пыхтеть и через минуту достал гайку.

– Туго закручено, – сообщил Дрюпин. – Все пальцы обломал.

– Давай, крути, – велела я.

Через полчаса Дрюпин справился с гайками, выстроил из них пирамидку.

– Не нравятся мне эти гайки, – сказал Дрюпин. – Не нравятся.

– Гайки как гайки…

– Зачем прикручивать гайками слив? – спросил Дрюпин. – Обычно делают не так…

– Не капай на мозг, он у меня и так со вчера распухший.

Я села на край лаза. Конечно, не очень широко, но в принципе пролезть можно. Можно даже вернуться пятясь, главное, чтобы поворотов крутых не было.

Дрюпин принялся меня экипировать. Достал из рюкзака катушку со шнуром, сказал:

– Тут сто пятьдесят метров. Каждые пять минут я буду дергать. А ты мне отвечай: один раз – все хорошо, два раза – проблемы.

– А три раза?

Дрюпин не ответил, достал фонарь, тоже светодиодный, тоже самодельный.

– Здесь часа на два, – пояснил он. – Водонепроницаемый.

– Понятно, – я взяла фонарь и почти уже сунулась в трубу, но Дрюпин удержал.

– Погоди, – схватил меня за рукав.

– Что еще?

Дрюпин вздохнул и достал из рюкзака мячик. Я сразу догадалась, что это не просто мячик, а, судя по той осторожности, с которой Дрюпин с ним обращался, бомба.

– Это туннельная бомба, – сообщил Дрюпин. – Очень полезная штука… наверное…

– Дрюпин, ты что? Какие взрывы в трубе?

– Там не взрыв, – помотал головой Дрюпин. – Там особая конструкция, я еще раньше разрабатывал. Дергаешь там сбоку – и через три секунды она вспенивается и перегораживает коридор.

– Зачем? – не поняла я.

– Это на всякий случай, для ведения боя в закрытом пространстве. Конечно, это не боевой вариант, но что мог… Это если тебя кто то преследует, то ты подрываешь бомбу – и стена. Не бетон, само собой, но без болгарки не прорезаться.

– Кто меня будет преследовать?

Дрюпин пожал плечами.

Вообще, правильно. Я взяла бомбу, закинула в рюкзак.

– Ладно, – сказала. – А ты тут тоже времени зря не теряй, разбери чего нибудь, геликоптер какой построй.

– Построю…

Дрюпин снова схватил меня за руку, сделал проникновенное лицо. Что то он сентиментален делается, подумала я, и полезла в трубу головой вперед.

Труба была сухая, и я этому порадовалась, ползти в какой нибудь плесени или другой дряни не хотелось. Кроме того, труба оказалась достаточно просторной, наверное, при желании можно было подняться на колени.

Я не очень хорошо ползаю по трубам, тут нужна, прежде всего, практика, хотя дело это совсем нехитрое. Пробиралась я неспешно, разматывала шнур, глядела перед собой, толкала фонарик. На всякий опасный случай держала шокер наготове – почему то мне представлялось, что вот вдруг из тьмы, ползущей передо мной, сейчас выскочит… Что нибудь. Такое.

От этого было довольно неприятно.

Труба продолжалась довольно однообразная, гладкая, ни стыков, ни ржавчины, катушка разматывалась и разматывалась, я проползла метров примерно пятьдесят, и конца трубы не предвиделось. Ничего, терпения у меня запасено.

– Эй! – позвал издалека Дрюпин. – Сирень, ты как?

– Бывало лучше, – ответила я и ускорилась.

Шнура на катушке становилось все меньше и меньше, метров, наверное, пятьдесят осталось, я решила немного отдохнуть. Перевернулась на спину.

Тишина.

Вязкая, как воздух, который застыл здесь давным–давно.

Почему нельзя жить нормально? Как все люди? Я даже стряпать не умею. И танцевать. Много чего.

Зато стрелять умею.

Только не из чего.

Перевернулась на живот и отправилась дальше. Через двадцать метров шнур кончился. Он натянулся. Дрюпин тут же принялся дергать, я дернула один раз, все в порядке.

Надо двигаться дальше. Без шнура было не очень приятно ползти, я оставила катушку и полезла без нее.

Через десять метров наткнулась на кость. Нечеловеческую, скорее всего, собачью. Кость была не обглодана, аккуратная такая кость, белая, давно тут валяется. Судя по всему, я приближалась к цели. И по мере приближения к этой цели меня начинали охватывать…

Не то чтобы сомнения, просто…

Я решила, что лишние мысли мне совсем ни к чему, отодвинула кость, выдохнула и увидела свет. Его было довольно сложно рассмотреть за светом дрюпинского фонаря, но я увидела.

Потому что это был красный цвет.

Я выключила фонарь.

Красный свет пробирался в трубу сверху, бледными бордовыми лучами, в которых поблескивала мелкая серебристая пыль.

Люк. То есть такое же отверстие, сквозь которое пробралась в трубу я, решетка, посаженная на четыре болта. И гайки. Я достала плоскогубцы, стала откручивать. Гайки шли туго, но шли. Я тоже стала прикидывать – зачем такое мощное крепление решеток, хотя, в сущности, понятно – чтобы никто по трубам не шастал.

Вывинтила, вытолкнула решетку и быстро выбралась из трубы.

Помещение размером с наш склад. С красным светом. Пустое. Я ожидала другого, не пустоты. С чего здесь пустота? Помещение огромное…

Скорее всего, не успели заполнить. Сюда должны были свезти еще какое нибудь ванхолловское добро, раритетные пни, самолеты его любимые, золотые подводные лодки, не знаю, что тут должно было быть. А ничего не было.

– Привет, – сказала я.

Ответило эхо, и мне показалось, что красный свет колыхнулся. То есть колыхнулась, конечно, пыль, но почудилось, что красный свет шевельнулся как живой.

Решила проверить. Обойти зал по периметру, посмотреть. Если зал такой же, как наш склад, то в конце должен быть выход. Я направилась вдоль стены. Под потолком подрагивали с неприятным жужжанием лампы, иногда искрили. Я продвигалась медленно, стараясь смотреть под ноги, мало ли что?

По мере продвижения к середине я начала ощущать беспокойство. Не знаю, чем оно было вызвано, наверное, слишком пустым пространством. Мне все время казалось, что сейчас, вот сейчас, в следующую секунду случится что то, конечно же, страшное.

И оно случилось.

Я увидела стул.

Он стоял посреди зала, я почему то его не заметила, обычный деревянный стул, ровнехонько в центре зала.

Я остановилась. Стул мне не нравился, зачем тут стул…

В следующую секунду я уже шагала к нему.

Я давно заметила, меня тянет к опасности. Наверное, во мне есть что то от мыши, которая не может не пройти мимо притаившейся кобры.

Стул как стул, деревянный, в спинке одна перекладина выломана, кажется. Шаги мои звучали гулко, как в соборе, в готическом. Я никогда не бывала в соборах, ни в готических, ни вообще в каких, но откуда то знаю, как звучат в них шаги. Как чувствуется в них воздух, как Бог разговаривает там с человеком.

А тут стул.

Я подошла вплотную, протянула руку, потрогала гладкую полировку спинки.

Стул как стул, чего я так разволновалась? Нет, Дрюпин определенно прав – это нервы, пришло время, когда Дрюпин прав почти без перерыва, не очень время.

Мне вдруг захотелось на этот стул сесть. И не удержалась, и села, прекрасно при этом сознавая всю глупость происходящего.

Стул деревянно скрипнул и покачнулся. Все. Ничего не произошло. Я сидела на стуле в центре зала и смотрела в потолок, в красную лампу.

Так я сидела минут пять, слушала и отдыхала, думала еще – зачем тут этот стул? Конечно, разумом понять наши ванхолловские базы нельзя, но все таки какой то смысл в этом стуле должен быть.

Посидев пять минут, я поднялась. Надо было осмотреть противоположную часть зала. К ней я направилась уже не вдоль стены, а напрямую. Звук шагов отскакивал от плоскостей, и мне все время чудилось, что за мной кто то идет, оглядывалась от этого.

Дверь в конце зала оказалась открыта. За ней открывался коридор, освещенный таким же красным светом, я начала к нему привыкать, глаза уже не болели. Двинулась по коридору, стараясь держаться левой стороны. Шагала, внимательно разглядывая пол перед собой. Свет был довольно тусклый, а пол запыленный, видим, из микрощелей в потолке сочилась мельчайшая бетонная взвесь. Это было мне на руку, если бы по коридору кто нибудь проходил, я прекрасно бы это заметила, так я сначала думала.

Оказалось не так, мое продвижение подняло с полу пыль, она немедленно въелась мне в нос, и я принялась чихать, что в свою очередь подняло еще большую пыль, в которой я стала уже задыхаться. Свет от пыли сделался совсем мутным, видимость упала, наверное, это и сыграло со мной злую шутку.

Ловушки я не заметила.

Хотя, скорее всего, ее и нельзя было заметить, это был не люк, а чешуйчатая мембрана. Я даже охнуть не успела, как провалилась вниз, успела немного сгруппироваться и перевернуться, чтобы не хряпнуться на спину.

Упала на ноги, в воду, и тут же выхватила заточенный штырь и выставила его перед собой. Метрах в трех над головой, собираясь, прошелестела железом чешуйчатая диафрагма.

Это тоже был коридор, с виду точно такой же, как и верхний, только затопленный водой примерно по колено. Здесь тоже имелся свет, тоже красный, только лампы более тусклые и расположены реже. И это был явно совсем не простой коридор – в простом коридоре не стали бы устраивать ловушку.

Зачем вообще тут ловушка? Бред. Я продолжала оставаться в бреду, более того, я умудрилась в этом бреду провалиться в бред еще более глубокий. Поздравляю себя. Наверное, сегодня мой день рождения.

Я потрогала ладонью воду. Она оказалась неожиданно теплой, гораздо выше комнатной температуры, видимо, подогревалась специально.

Не стоило здесь оставаться. Следовало уходить. Надо думать о том, зачем эта ловушка здесь устроена. Вряд ли для того, чтобы просто попугать. Ладно, посмотрим.

Я двинулась по коридору, смешно, с некоторых пор в моей жизни слишком много коридоров, но делать нечего. Вспомнила про Дрюпина, он, бедняга, наверное, там за шнур издергался весь. И теперь трясется, думает, что он один остался.

Коридор разошелся на три одинаковых рукава.

Так. Я остановилась. Лабиринт. Прекрасная новость – я угодила в лабиринт. Что то, кажется, Волк про лабиринты рассказывал, не помню точно, я ведь его не очень слушала, считала болтуном. Болтун он и есть. Правда, этот болтун сейчас где то там, в далеках, а я тут, в подвале, залитом теплой водой. Хорошо хоть Дрюпин свой шокер сделал водонепроницаемым и с предохранителем, а то шибануло бы наверняка.

Следовало выбрать коридор, я двинулась по левому. На самом деле разницы в этих коридорах, видимо, нет, куда бы ты ни свернул, все равно рано или поздно попадешь туда, куда надо. Или куда не надо.

Смотря кому.

Я шагала, стараясь особо не булькать, не спеша, держась стены и размышляя, как отсюда выбираться. В принципе, любой лабиринт должен иметь выход. Если это простой лабиринт, то выйти из него достаточно просто–Интересно, какого черта тут понастроили лабиринтов? И вода застойная, какая то густая, почти желе…

Я запнулась правой ногой и провалилась в это желе, едва успев задержать дыхание.

Что то длинное, похожее на пожарный рукав. Я вытащила эту дрянь из воды до половины и почувствовала, как у меня зашевелились волосы на голове.

Это была шкура большой змеи. Очень–очень большой змеи. Просто гигантской змеи.

Анаконды.