Текст книги "Жаб Жабыч метит в президенты"

Автор книги: Эдуард Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Зарегистрировали!

Назавтра в избирательную комиссию для регистрации Жабжабыча явилось десять человек. Это были наши активисты Влад Устинов и K°, причем все с родителями.

Жабжабыч гордо остался на крыльце, а все остальные ввалились в приемную избирательной комиссии.

Сухая крашеная тетя испугалась:

– У нас учет бюллетеней. Технический перерыв.

Она стала нервно стучать по телефону. Телефон молчал.

Через час пришло двадцать человек. Крашеная тетя испугалась еще больше:

– У нас ксерокс не работает.

Тогда явилось сто человек.

– У нас нет удостоверений.

Появилось двести.

– У нас перерыв на обед.

Явилось столько народа, что в приемной уже не размещались. А раз образовалась небольшая толпа, она стала притягивать и уже совсем нипричемных людей. Тем более что знаменем и рекламой для сбора служил Жабжабыч Голицын-Сковородкин – «исправленному» верить. Он был в великолепной голубой жилетке с карманами и небольшим будильничком на животе.

– Хорошо! Хорошо! – кричала крашеная тетка. – Мы зарегистрируем вашу лягушку! Приходите завтра.

Но дураков не нашлось – не отступал никто.

Люди стали скандировать:

– Го-ли-цын! Го-ли-цын!

– Перестаньте кричать! – крикнула тетка. – Пусть один человек пройдет к председателю.

К председателю зашел папа.

Председателя Балаболкина в кабинете не было. Зато был секретарь Кувшинов. Он вовсю стучал на компьютере: «… эдтфдэо эыфомх 5678 ацьпц вм об3ъ3р…»

Папе не было видно, что он там пишет. А писал он черт-те что. Просто так, делая вид, что он занят. Из-под его клавиш сыпалось: «…Дрыфыс 09 Цфл щущу хрясьть хозвыпар хыр пыр тромб…»

– В чем дело, гражданин? – спросил он.

– Зарегистрируйте нашего кандидата.

– Давайте его паспорт и списки избирателей.

Папа подал ему паспорт и списки избирателей с адресами.

Когда секретарь увидел исправленную фамилию, он даже застонал. Он тоже стал судорожно стучать по телефону, призывая на помощь Балаболкина, но телефон молчал.

Секретарь стал мокрым, но деваться было некуда. Он взял бланк кандидатской книжечки, наклеил фотографию Жабжабыча и поставил круглую фиолетовую печать.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. В фотоателье папарацци Стенькина

Для папарацци Стенькина наступили трудные времена. Надо было оформлять бумаги на новое помещение, преобразовывать запущенный полуподвал в роскошное фотоателье, зарабатывать на все это деньги и искать компромат на кандидата в мэры господина Голицына.

Найти компромат на господина Жабжабыча было трудно. Жабжабыч не пил водки. Он даже запаха спирта не переносил. Однажды, увидев заспиртованную лягушку, он замер на месте на целых два часа. Его еле пробудили. С этой стороны его взять было невозможно.

Он не брал взяток, и никто не собирался их ему давать. Так что взяточный компромат отпадал. Он не дрался и, даже больше того, не курил.

Раз компромата не было, надо было его организовать.

Сначала Стенькин решил сделать кадр: «Кандидат в мэры безжалостно бьет детей». Он стал уговаривать мальчишек облить Жабжабыча тушью и ждать, чтобы он их треснул.

Но даже самые противные дети не хотели обижать «детского мэра».

– Не-а, дядя, он хороший. Мы за него.

Путем опроса Стенькин нашел одного, наверное, самого противного подростка из трудной алкогольной семьи. Дал ему доллар и велел тушью облить Жабжабыча. Подросток взял доллар, облил тушью самого Стенькина и удрал.

Компроматные планы рушились на глазах. Вся надежда оставалась на сомнительных тетенек.

Стенькин понимал, что дружба с легкомысленными гражданками, которые приезжают на квартиры танцевать и пить вино, сгубила не одного политического деятеля. Про таких тетенек очень часто говорили в городе, но где их искать, Стенькин не знал. Не идти же на улицу, чтобы спрашивать: «Простите, господин в богатом пиджаке, нет ли у вас знакомых распущенных гражданок?»

Он взял газету «Из рук в руки». И ему с ходу очень понравилось такое объявление:

«Развлекательно-эротический ансамбль „Гибкая березка“. Танцы и песни с выездом на дом. Принимаются коллективные заявки».

Стенькин позвонил по указанному телефону:

– Вы действительно развлекательный ансамбль?

– Действительно.

– Вы действительно выезжаете на дом?

– Действительно.

Стенькин перевел деньги на указанный счет, дал адрес Жабжабыча, приготовил фотоаппарат и стал ждать.

Он очень боялся, что Жабжабыч в этот вечер уйдет из дома и все сорвется. Но ничего не сорвалось. Ровно в девять часов вечера к участку Устиновых подъехал легковой автобус.

Наверху у него стоял репродуктор. Полилась музыка, и из автобуса посыпались одна за другой сарафановые бабушки. Размахивая белыми платочками, они поплыли по кругу.

 
Во поле березонька стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Лю-ли, лю-ли стояла,
Лю-ли, лю-ли стояла.
 

На крыльцо вышел папа Устинов, мама Устинова, и к забору прибежало несколько соседей. Из своей будки вылез Жабжабыч и вылупил глаза…

Бабушки сделали два красивых круга по участку, игриво поглядывая на Жабжабыча, и продолжили:

 
Я пойду во поле погуляю,
Белую березу заломаю,
Лю-ли, лю-ли, заломаю,
Лю-ли, лю-ли заломаю.
 

В этом трагическом месте из глаз Жабжабыча покатилась слеза.

Стенькин фотографировал все и тоже плакал. Но он плакал совсем по другой причине – потому что плакали его денежки. Он же совсем не этого хотел. Он хотел плясок раздетых тетенек на свежем воздухе, жарких объятий при закате солнца, шампанского, брейков и стриптизов.

А бабушки, впрочем, скорее это были пожилые тетеньки, кружились и пели. Они явно вошли в азарт и вдруг запели частушки, направленные на Жабжабыча:

 
На окошке два цветочка
Целый день колышутся…
Нам еще годков немного,
Женихи отыщутся. Их-ох! Ох-их!
 

Тут одна самая молодая бабушка подтанцевала со своим платочком близко к Жабжабычу и пропела ему лично и со смыслом:

 
Ой, капуста моя,
Мелкорубленая …
Не целуйте меня,
Я напудренная.
 

Жабжабыч разволновался и даже закурил большую сигару.

А к нему уже подступила следующая бабушка:

 
До чего залетка дорог,
До чего залетка мил.
На своем крылечке курит,
До меня доходит дым.
 

Жабжабыч сразу выбросил сигару и затоптал ее ногой. Тут к нему подкатилась другая березка:

 
Не ходи, милок, за мною,
Не маши картузиком,
Все равно гулять не стану
С таким толстым пузиком.
 

Хотя Жабжабыч ни за кем не ходил и никаким картузиком нигде не махал, он немного обиделся на «толстое пузико». А тут еще ему добавили текста:

 
Ты гуляй, моя товарка,
Ты гуляй, красавица,
Только ты, товарка, знай:
Ну, а вдруг он пьяница.
 

От такой версии Жабжабыч пришел в ужас и чуть-чуть не замер на пару часов. Но другая, уже совсем продвинутая бабушка пропела ему совсем другие слова:

 
Есть у каждого минута,
Может быть, всего одна.
Когда верим мы кому-то
Без оглядки и до дна.
 

Фотограф Стенькин не выдержал. Он подбежал к автобусу и спросил у главной бабушки:

– А где же эротика?

– Что, уже нужна?

– Очень нужна.

– Сейчас будет.

Главная бабушка три раза хлопнула в ладоши – все двенадцать бабушек, как по команде, подняли вверх руки, и все двенадцать сарафанов разом попадали на траву.

Участницы самодеятельности очень испугались, сильно застеснялись и, кое-как загораживаясь и сверкая белыми ногами, побежали в автобус. Последняя, самая маленькая бабушка подобрала все сарафаны и тоже скрылась в кабине. Автобус отъехал. Представление окончилось.

Но Жабжабыч был счастлив. Он долго хлопал в ладоши вслед уехавшим артистам. И напевал:

 
Ни за кем я не ходил,
Не махал картузиком.
Видно, спутали меня
С каким-то карапузиком.
 

И еще:

 
Ой, салатик ты мой,
Мелкорубленый.
Вы целуйте меня,
Я не пудреный.
 

* * *

Вечером после этого шефского концерта папарацци Стенькин полез в Интернет, в раздел «Отдых и развлечения». Там было все: и «спортивно-развлекательный массаж на дому», и «финские бани с приездом в учреждения», и «дни рождения на природе с группой гимнасток-гитаристок», и «аргентинские танцы при луне для пожилых и обеспеченных господ».

Он читал эти замечательные слова и плакал:

– Вот что мне нужно. Пропади она пропадом, эта «Гибкая березка».

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Стратегия и тактика

Жабжабыч заварил избирательную кашу и был счастлив. Целыми днями он сидел себе в кресле-качалке около будки, покуривал сигары и смотрел маленький телевизор, стоявший на табуретке, а все остальные крутились вокруг него и бешено работали.

* * *

Был теплый летне-весенний вечер. Было очень хорошее время. Город выглядел пригородом – пригород дачами, дачи – чистой природой. На пригородной веранде Устиновых происходило очередное заседание избирательного штаба. Все энтузиасты были на месте: Влад Устинов, Люба Кукарекова, Леня Коблиц, Женя Попов с братом, Витя Верхотурцев и все, все, все.

Присоединились еще новые ребята: шустрый Магдатик Жабов из младшего класса и два сына других кандидатов в мэры – Паша Свеклин, в просторечии Свекла, и Паша Огурцов, по-простому Огурец.

Получилась целая тимуровская команда.

На заседание была допущена мама Устинова и приглашен внук собаководческого генерала Медведева – тоже Георгий Медведев из соседней школы.

Председательствовал папа Устинов.

– Какие мы имеем успехи? – спросил он. И сам же ответил: – Никаких.

Ребята загудели, как пчелы. Они были несогласны.

– Есть успехи! Есть!

– Нас во всем городе узнали!

В конце концов согласились на том, что успехов было много, но все они были какими-то мелкими.

Слово взял Георгий Медведев:

– Давайте разделим наши задачи на две группы. Они должны быть тактическими – на каждый день. И стратегическими – на недели и месяцы вперед. К тактическим задачам я отношу митинги, призывы и листовки. Так же встречи с избирателями и прием населения.

– Мы все это делали, кроме приема населения, – обиженно сказал Владик.

– Значит, надо срочно провести прием.

– А где? – спросила Люба Кукарекова.

– Кто нам даст помещение? – спросил Пал Палыч.

– Нам не надо помещения. Прием проведем на ступеньках городской администрации.

– Очень мило, – сказала практичная Люба Кукарекова. – Нас сразу же и разгонят.

– Вот и хорошо, – ответил Георгий. – Чем больше нас будут доставать, тем больше у нас шансов победить.

– А какие стратегические задачи вы имеете в виду, молодой человек? – спросил папа Устинов.

– Завоевание авторитета у народа. Необходимо устроить встречу нашего кандидата с духовенством. Пусть отец Евлампий нас благословит.

– У нас очень сложное духовенство, – сказала Люба. – Впередсмотрящее.

– К этому Евлампию без подношений не суйся, – добавил Паша Огурцов.

– Значит, сделаем подношение.

– Но ведь Жабжабыч некрещеный, – продолжала Люба.

– Стало быть, надо креститься.

– А у Жабжабыча есть душа? – спросил новенький Паша Свеклин.

Вопрос повис в воздухе.

– Не надо креститься, – сказал Георгий Медведев. – Надо только сделать хорошую фотографию Жабжабыча с отцом Евлампием.

– Или фото «Жабжабыч зажигает свечи в храме», – сказал папа Устинов. – Этого будет достаточно.

Сам Жабжабыч ничего не говорил. Он не очень понимал, что происходит вокруг. Но многозначительно курил себе сигару и иногда одобрительно кивал головой. Своим молчанием он производил на людей более сильное впечатление, чем своим самым умным разговором.

Итак, было решено первым делом провести прием населения.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Два мира – два приема

В это время мэр города Кресттопор Кресттопорович Барсуков тоже вел прием населения. Он принимал сына губернатора N-ской области Василия Проценко.

Проценко был тридцатилетний крепкий господин с остатками некой застенчивости на лице. При беседе присутствовал председатель избирательной комиссии Балаболкин. На его лице было написано чувство глубоководной вины. Еще бы – Жабжабыча признали кандидатом!

– Слушай, Вася, – говорил Барсуков, – у нас тут городской парк пропадает. Не интересуешься?

– Чем?

– Парком.

– В каком смысле?

– В таком – особнячки построить. Ты же у нас строитель.

– Особнячки построить? В парке?

– Да, в парке. Все очень просто. Берешь у нас парк в аренду на сто лет, и все.

– Да, кто же мне его даст?

– Мы дадим, Вася. Я и Кабанов – мэр города и вице-мэр.

Через паузу он объяснил:

– Мы объявим конкурс на облагораживание парка, на строительство в нем аттракционов, детских площадок, дендрариев. Ты этот конкурс выиграешь. И все. Поехали.

– А закон?! – спросил Вася.

– Все будет юридически чисто, – ответил Барсуков. – Вот Балаболкин подтвердит. Он же у нас юрист.

Балаболкин подтвердил.

– Условия конкурса надо печатать в газетах, – угрюмо сказал Василий Проценко.

– В газете, Вася. В газете, – с нажимом произнес Барсуков. – И мы эту газету создадим. Она будет называться «Вестник мэрии», например, или «Народная воля». Тираж будет один экземпляр. И будет всего два конкурсанта. Ты да вот Балаболкин. Может быть, Кувшинова третьим присоединим. Понял?

Василий все еще сомневался:

– Как-то это не по-божески. А народ? Ведь будут протесты. Демонстрации.

– Никаких протестов не будет. Это у вас там, в столицах, протесты. У нас все будет тихо и гладко. Никаких протестов, никаких демонстраций.

– А насчет Бога ты не беспокойся. Обнесешь парк забором как для чистки территории, – наседал он на Васю. – Заборчик постоит год или два. Все к нему привыкнут. Вот и строй свои особняки.

– Слишком смело, Кресттопорыч! – сказал Василий. – Но очень заманчиво. Дай подумать.

– Думай, думай, – сказал Барсуков, – пока я здесь мэрю. А то, глядишь, меня перевыберут, – он мрачно посмотрел на Балаболкина, – тогда все. Никаких особнячков.

– Газету надо скромнее назвать, – рискнул вмешаться Балаболкин. – Например, «Правда».

– Кажется, такое название уже было, – сказал Проценко. – А впрочем, пусть будет «Правда».

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Встреча с отцом Евлампием

Папа и Жабжабыч подъехали на машине как можно ближе к церковному входу, чтобы не привлекать внимание. Это была старая, резко подновленная церковь Бориса и Глеба. Своими корнями она уходила в грубое средневековье, а верхней, сильно подновленной частью устремлялась в светлое будущее. Всюду видны были медь, пластик и дерево. Чувствовалось, что люди, давшие деньги на евроремонт, внимательно следили за тем, чтобы их большим трудом нажитые грешные деньги не были потрачены кое-как.

Жабжабыч быстро поковылял к дверям, чтобы особенно не светиться перед верующими, а папа торжественно шел близко сзади, загораживая его. Они выбрали самое малоприемное церковное время – начало дня.

В храме было солнечно и тенисто. И как-то очень объемно.

Жабжабыч и папа Устинов робко топтались внутри у дверей. Жабжабыч так всего боялся, что готов был замереть от ужаса минут на сорок.

Мрачные старухи, продававшие свечки и иконы, как-то неуютно косились на них. Но когда папа купил десяток свечей и положил крупную купюру на восстановление храма, их взгляды помягчели.

Один самый сметливый служащий спросил:

– Вы к отцу Евлампию?

– К нему.

– По поводу крещения?

– Нет. Мы по выборам, – прямолинейно ответил папа.

– Тогда не здесь. Давайте я вас к нему проведу.

Они прошли в какую-то пристройку в храме. Она была светлой, уютной и спокойной.

Их встретил доброжелательный священник в рабочей льняной рясе, как положено, бородатый и неожиданно ухоженный.

– Здравствуйте, – сказал отец Евлампий. – А я вас давно жду.

Папа и Жабжабыч удивились.

– Сегодня? – спросил папа.

– Нет, не сегодня, – сказал отец Евлампий, – а давно.

– Давно? – еще больше удивился Пал Палыч. – А почему?

– Потому, что я газеты читаю.

– Ничего не понимаю, – сказал папа, – при чем тут газеты.

– При том. Как только появились первые заметки о вашем Жабжабыче, я стал думать: «А у него душа есть?»

– Конечно, есть, – сказал папа.

– Еще как есть, – добавил Жабжабыч.

– Да? – спросил отец Евлампий. – А кто ему ее дал? Кто ее в него вселил?

– Господь Бог, – сказал папа.

– Старший научный сотрудник Круглый, – поправил его Жабжабыч.

– Вот видите, – сказал Евлампий.

– Значит, дело было так, – поправился папа. – Душу в него вселил Господь Бог руками старшего научного сотрудника Круглого.

– А вы не помните инициалы этого Круглого? – спросил отец Евлампий.

– Он был Круглый Д. У. – сказал Жабжабыч. – А что?

– А то! Что же Господь Бог не мог найти кого-нибудь поумнее для такой операции? – спросил священник.

– Может быть, он спешил, – сказал папа, – а никого другого под рукой не было.

– Целый институт у него под руками – сказал отец Евлампий. – Вон сколько они чудес натворили, а тут никого не нашлось. Значит, с душой у нас вопрос темный.

– Минуточку, – сказал папа, – а что у вас есть об этом в главном учебнике, ну, в этом… в первоисточнике.

– Там мало чего сказано, – ответил отец Евлампий. – Я нашел только в книге Екклезиаста.

Он прочитал по памяти:

– «…участь сынов человеческих и участь животных – одна, как те умирают, так и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом… Все произошло из праха, и все возвращается в прах. Кто знает – дух ли человеческий восходит вверх, или дух животных сходит вниз, в землю…» Так что с крещением мы повременим.

– А с выборами? – спросил папа.

– С выборами проще.

– Как проще? – спросил папа.

– А так. Вам же реклама нужна, помощь наша. Мы вам и поможем.

– Значит, вы за нас? – обрадовался папа.

– Конечно, за вас. Что мы, звери какие. Мы же видим, что вокруг творится. Я тут узнал, что ОНИ готовятся городской парк распродать.

Он не сказал, кто это ОНИ, но всем в городе было понятно, что, когда говорят ОНИ, подразумевают всю городскую администрацию во главе с Барсуковым и Кабановым.

Отец Евлампий зря бы не стал говорить. Он знал все, что происходит в городе не хуже ФСБ. Потому что к нему приходили на исповедь не только бандитские грешники, но и милицейские и кабэбэшные.

– Неужели парк?

– Вот именно парк. А ваш Жабжабыч хоть и без души, но все же с совестью. Его весь город уважает.

– Совесть без души не бывает, – ворчливо сказал Жабжабыч, и отец Евлампий посмотрел на него с уважением.

– И что будем делать? – спросил папа.

– Вот что, – сказал отец Евлампий. – В субботу у нас футбол с младшими школьниками на стадионе. Пусть ваш Жабжабыч приходит на воротах постоять за малышей. Вот тут-то вы нас и фотографируйте, сколько хотите.

– Отлично, – сказал папа Устинов. – На матче будет сто фотоаппаратов.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Прием населения

В небольшой однокомнатной квартире на окраине города Магдат Магдатыч Жабов – начальник электросети города беседовал с маленьким Магдатиком.

– Ну, и что там у вас нового в вашем предвыборном штабе.

– Готовимся к приему населения.

– А где будете проводить?

– Еще не решено.

– Давайте в Клубе энергетиков.

– Кто ж нас туда пустит?

– Никто вас туда пускать не будет. Я вам дам ключи от клуба, а вы уж командуйте.

– Отлично, папочка. Спасибо за помещение, – сказал Магдатик. – Ты нас ужасно выручил. А милиция туда не придет разгонять?

– Как операцию проведете, – ответил отец. – Расклеите афишы по всему городу, так и придет. А сделаете грамотно, никто не помешает. Надо без шума, чтобы только население знало. Конспирацию надо соблюдать.

* * *

Население очень быстро узнало, что будет его прием кандидатом. Две женщины полушепотом говорили об этом на центральном рынке. А так как они были глуховаты, разговор слышал весь базар.

– Слышь, Антоновна, новый мэр будет население принимать.

– Сама ты Антоновна, а я Андреевна. Откуда у нас новый мэр? Выборов вроде не было.

– Не было выборов, а прием будет. Он хочет нужды народа узнать.

– Хочет, так узнает. У нас этих нужд завались, у нас этих нужд как селедок в бочке. У нас из двух человек трое в нужде живут. Ну, я пошла, Сергеевна, спасибо тебе.

– Сама ты Сергеевна, а я Еремеевна. Где они принимать-то будут?

– В Клубе нергетиков, вот где.

* * *

И прием в Клубе «нергетиков» состоялся. Жабжабыч был при галстуке и при столе.

Стол стоял на сцене клуба на фоне красного занавеса, и посетители по одному подходили к столу. Их была целая очередь.

Первой подошла к Жабжабычу бабушка с клюшкой.

– У меня такая, милок, история. У меня есть племянник. Он всегда говорил: «Перепиши на меня, тетя, свою квартиру. Перепиши на меня, тетя, свою квартиру – я тебя буду всю жизнь кормить до самой смерти». Я и переписала.

– И что? – спросил Жабжабыч.

– Ничего, милок. Сейчас он меня выталкивает. Говорит: «Проваливай, бабка, ты мне жениться мешаешь».

– Не может быть! – расстроился Жабжабыч. – Это же нечестно.

– Еще как может. Он мои вещи на улицу вынес.

Жабжабыч сильно опечалился:

– Ты, бабуся, в мэрию ходила?

– Ходила. Они говорят: «Давай, бабка, взятку, мы тебе поможем». А пенсия у меня маленькая.

Жабжабыч еще больше опечалился. Он достал большой, размером в квадратный метр, платок и стал прикладывать его к глазам. А бабушка говорила:

– И лет мне много.

Жабжабыч еще больше опечалился.

– И здоровье у меня плохое. Никудышное.

Платок не спасал. Из глаз Жабжабыча слезы потекли ручьем.

– И никого-то у меня больше нет.

Жабжабыч уже всхлипывал. Он сказал:

– Хорошо, бабушка. Я займусь этим вопросом. Напиши мне на бумажке все как есть.

Жабжабыч горько плакал. Прием населения был прекращен на целый час.

Когда прием возобновился, рядом с Жабжабычем уже сидел папа Устинов, для его отрезвления, и представительница от молодежи – Люба Кукарекова, для большей решительности.

Первым после перерыва на Жабжабыча насел крепкий автомобильный пенсионер:

– Второй год не могу «ракушку» поставить. ОНИ говорят, вопрос с «ракушками» не решен и никогда решаться не будет. А мне что делать? Мой «Запорожец» насквозь прогнил. Просто одни опилки остались.

– Ну, если он уже совсем прогнил, может, и беспокоиться не о чем, – сказал Жабжабыч.

Посетитель аж зашелся:

– Как так не о чем!? Как так не о чем?! Да я же без машины просто умру.

Папа вмешался:

– Жабжабыч имеет в виду – беспокоиться о «ракушке» незачем. Надо ставить вопрос о новых автомобилях для пенсионеров. И мы будем об этом думать.

Люба Кукарекова незаметно толкнула локтем Жабжабыча, и он произнес заранее заученный лозунг:

– Пенсионеры – наша опора.

Первый посетитель ушел в некотором недоумении, но озабоченный и довольный.

Тут же появился второй посетитель – родитель.

– От этих автомобилистов прохода нет, – стал напирать он. – Ставят «ракушку» на «ракушке», для детей места не остается. Особенно эти пенсионеры.

Люба опять толкнула Жабжабыча локтем, и он уверенно сказал:

– Пенсионеры – наша опора.

– То есть дети – наша опора, – поправил его папа.

– И дети тоже, – согласился Жабжабыч.

– Вопрос о детских площадках и о сносе «ракушек» мы будем ставить одним из первых, – решительно закончил папа.

Этот посетитель тоже ушел довольный.

– А куда «Запорожцы» девать? – спросил Жабжабыч. – Если «ракушки» сносить?

– Тентом накрывать, – ответила решительная Люба Кукарекова.

На приеме населения населения было много. Очередь даже вышла за пределы здания.

На первом месте по остроте стоял жилищный вопрос. Барсуков, и Кабанов, и администрация настроили много домов, но все для себя.

Получалась такая картина, что в городе протекали все крыши, не ремонтировался ни один подъезд, ни один очередник не получил ни одной квартиры за все последние сто лет.

На втором месте стоял вопрос о правах человека. Выяснилось, что все права принадлежат милиции, а у человека прав не осталось.

Одна старушка, продававшая цветы, назвала милиционера Дубинкина «оборотнем в погонах», потому что он запрещал ей продавать цветы на ступеньках мэрии и прописал ей при помощи городского судьи Лягова трое суток. Причем Рогдай настаивал на трех годах, но судья уперся и с трех суток не сдвинулся.

Пока бабушка сидела, ее коза с голода сделала подкоп в сарае и съела сто кустов дорогущих голландских пионов. От этих пионов коза сдохла. А так как коза была взята впрокат на летний сезон у соседки-процентщицы, то бабушка была вовсе разорена.

Таких историй было много.

Жабжабыч от переживаний покрылся белыми пятнами. Но он принимал и принимал население, и всем обещал помочь.

Как только очередь вышла за пределы здания, появилась милиция. Пришел тот самый знаменитый оборотень в погонах – милиционер Врогдай Дубинкин, чтобы разгонять несанкционированный прием.

Но прежде чем разгонять, милиционер решил решить собственный вопрос. Он стал жаловаться Жабжабычу, что у них в подъезде сорвана дверь и все стены процарапаны до кирпичей.

Милиционер на вид был человек мастеровой. Это было сразу видно – по рукам. Они у него были двадцать на двадцать. И Жабжабыч спросил:

– Сколько у вас в подъезде этажей?

– Два.

– А квартир?

– Шесть.

– И что же вы не можете дверь привесить? Не можете сами домофон поставить?

– Не можем.

– Такие вы беспомощные?

Милиционер оторопел:

– А государство на что?

– На то, чтобы вас, милиционеров, от внешних врагов оборонять. В космос летать. С Америкой соревноваться. Двери вы сами ставить должны.

– А если мы не умеем?

– Тогда я вас лично научу. Запишите мне ваш адрес на бумажку.

Когда милиционер ушел, папа сказал:

– Скоро мы сами все дома начнем ремонтировать, асфальт класть, трубы ржавые менять. Разве в этом задача мэра?

– И в этом тоже, – сказал Жабжабыч. – Народ воспитывать надо.

Видно, в нем просыпался крупный политический вождь.