Текст книги "Жаб Жабыч метит в президенты"

Автор книги: Эдуард Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Встреча с избирателями

Главный зал мэрии ребятам не предоставили.

– Ваш кандидат еще не зарегистрирован. Мы не знаем никакого Голицына-Скороваркина.

– Он не Скороваркин, он Сковородкин.

– Все равно не знаем.

Но ребята решили встречу с избирателями не отменять: «Раз не пустили нас в зал, хорошо – будем встречаться на лестнице, прямо на ступеньках». Погода для встречи была самая что ни на есть избирательная: ни жары, ни холода, ни комаров. Такую погоду можно только выиграть в лотерею раз в десять лет. Именно при такой погоде раньше жили наши бабушки и дедушки.

К семи часам стали собираться избиратели.

Пришел церковный звонарь – приятель наших ребят Коля Верный. Пришел папа Владика – Пал Палыч Устинов, пришел вредный избиратель Скипидаров, который спрашивал про личный интерес, пришла местная правозащитница Валерия Прямодворская, и пришел милиционер Дубинкин, для того чтобы разгонять несанкционированную встречу.

Ему было твердо сказано:

– Если соберется больше двадцати, разгоняй.

Несколько человек гуляли по площади, делая вид, что гуляют. Среди них был фотограф Стенькин с портативной телекамерой в кармане. И, конечно, налицо был весь наш избирательный штаб в составе Влада Устинова, Любы Кукарековой, братьев Поповых, Лени Коблинца и Вити Верхотурцева.

Жабжабыч встал на верхней ступеньке и обратился к населению:

– Друзья, посмотрите вокруг, что вы видите?

Друзья посмотрели вокруг, но ничего особенного не увидели.

– Ничего не видим, – сказал Коля Верный.

– Правильно, ничего. А мы должны видеть новый город, – важно сказал Жэжэ. – Новый город, полный света и стекла. Нам пора покончить с трущобами. Нам давно уже пора все автомобильные дороги загнать под землю.

Тут даже наши ребята оторопели.

– А преступность? – сказал Жабжабыч. – Она возросла у нас на десять процентов. На северной части города игральным бизнесом заправляет итальянская мафия, на южной – пуэрто-риканская.

– Это точно, – сказал прогуливающийся недоверчивый Скипидаров. – Вечером от этих пуэрториканцев проходу нет.

– Жабжабыч, – спросил Леня Коблиц, – когда это ты так хорошо научился говорить?

– Я речь мэра города Бостона за прошлый год прочитал.

– А где ты ее взял?

– Мне ее Пал Палыч в Интернете нашел, – и он продолжил: – Почему у нас не действует антимонопольный закон? Почему РАО «Дженерал электрик» постоянно повышает цены? Почему нет конкурирующих компаний?

– Правильно! – закричали из толпы. – Этого Чубайса пора гнать взашей! По пятьсот рублей в месяц за свет платим, а ему все мало.

– А метрополитен? – витийствовал Жэжэ. – В каком он состоянии? Кругом окурки и темные личности. Я не имею в виду цвет кожи.

И хоть в городе N никакого метрополитена не было, люди одобрительно загудели. Новые прохожие стали подходить к Жабжабычу.

Подтянулся и милиционер Рогдай Дубинкин. Он твердо помнил: «Если соберется больше двадцати человек, разгоняй».

Он уже насчитал девятнадцать. И не знал, считать себя самого или нет. С одной стороны, он был милиционер, а с другой – тоже человек.

А Жабжабыч тем временем заканчивал речь. Речь мэра города Бостон за прошлый год:

– Мы уменьшим налоги на бедных и увеличим налоги на богатых. Мы поставим на место эту кучку лжедемократов, называющих себя демократической партией. Минимальная почасовая оплата у нас будет двадцать долларов.

– Это что, в месяц? – послышалось в толпе.

– Наверное, в неделю, – пояснил кто-то.

– А теперь переходим к вопросам, – сказал Жабжабыч. – Я жду.

Вперед вылез вредный избиратель Скипидаров:

– А какой у вас личный интерес? Без личного интереса нельзя.

Жэжэ был готов к этому вопросу.

– Мой личный интерес очень прост. Я хочу сделать евроремонт в моей будке. А то в щели уже можно лапу просовывать. Телевизор хочу купить. И в Африку хочу поехать.

Люди одобрительно загудели. Посыпались другие вопросы:

– Сколько вам лет?

– У вас есть семья?

– Где вы работаете?

Жабжабыч вежливо и, не торопясь, отвечал:

– Лет мне – тридцать с хвостиком.

– Семья у меня есть. Один ребенок и двое родителей. – Он имел в виду Влада и его папу и маму.

– Работаю я на ответственной работе – охраняю жилой объект. До этого работал в Министерстве оборонной промышленности собаководом.

К избирателям подошел фотограф Стенькин, и количество участников превысило двадцать.

– Все, расходитесь! Кончай базар! – приказал милиционер Дубинкин.

– Как кончай базар? – вмешалась Валерия Прямодворская. – А свобода собраний? А свобода слова?

– При чем тут свобода слова? – удивился Рогдай Дубинкин. – Я же не в тюрьму вас тащу, я просто разгоняю.

Он был очень настырен. Не зря товарищи по работе ласково звали его В Рог Дай.

– Гражданин, – сказал он Жабжабычу, – покиньте помещение.

– Не покину, – уперся Жабжабыч.

Дубинкин попытался взять Жэжэ на боевой прием, но Жабжабыч выскальзывал.

Это здорово разозлило Рогдая, он вытащил из-за пояса резиновую дубинку и треснул Жабжабыча по башке. Результат был неожиданным: изо рта Жэжэ вылетел тугой резиновый кулак (язык Жабжабыча) и долбанул Дубинкина прямо в лоб. Дубинкин даже выскочил из милицейской фуражки.

Это уже было сверх всяких сил. Рогдай грозно потянулся к кобуре.

Но тут опять получилась ерунда. Во все времена городскую милицию ругали за ношение огнестрельного оружия, и вся милиция носила в кобурах что придется. Кто отвертку, кто гаечный ключ, кто половник. Рогдай Дубинкин носил большую столовую ложку, чтобы всегда можно было проверить качество пищи в придорожных кафе.

Прицелившись ложкой в Жабжабыча, он закричал:

– Руки вверх!

Жабжабыч от ужаса замер на целых десять минут и вообще испортил всю картину разгона народа, потому что его стало невозможно сдвинуть с места.

Тут к Дубинкину подступила Валерия Прямодворская:

– Что вы сделали? Вы же человека убили!

– Я не хотел, – испугался милиционер. – Это он сам убился.

Дубинкин с удивлением рассматривал свою ложку.

Группа сторонников подхватила Жабжабыча и понесла его к газону.

– Не туда, не туда, – вдруг сказал Жабжабыч слабым голосом, – а вон туда.

Он показал на пивной ларек. Когда его посадили на лавочку, он сразу ожил и предложил Владиному папе:

– Пал Палыч, а не выпить ли нам немного пива за успешное начало?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Сложности в школе

Владик и его друзья не расставались практически никогда, особенно в школе.

Почти на всех уроках было слышно:

– Устинов, не разговаривай с Кукарековой.

– Кукарекова, перестань кукарекать с Поповым.

– Попов, пересядь от Устинова.

Сегодня к их классу приблудился еще и легкомысленный Верхотурцев.

– А ты, Витя, что у нас делаешь? – спросила учительница по природоведению Ангелина Федоровна. – Ты вообще не из нашего класса.

– Я, Ангелина Федоровна, потому к вам пришел, что меня к знаниям тянет. В вашем классе можно больше знаний получить, чем в других.

– Еще больше знаний можно получить в кабинете директора, – сказала строгая Ангелина. – Куда ты немедленно отправишься, если будешь отвлекать ребят от урока.

– Все. Ухожу, ухожу, ухожу.

А разговор в школе постоянно шел все о том же – о выборе нового мэра.

– Нам надо в избирательную комиссию идти, – говорила Люба Кукарекова, – надо Жабжабыча регистрировать. Мы уже собрали больше тысячи подписей.

– Завтра и пойдем в эту комиссию, – решил решительный Женя Попов.

– Так, Кукарекова, – вмешалась в их разговор Ангелина Федоровна. – Тема сегодняшнего урока «Животные и растения пустыни». Расскажи нам о жителях этой засушливой зоны.

Кукарекову застать врасплох было трудно.

– Главными жителями пустыни являются верблюды. Они могут часами идти по песку без особого вреда для себя. Запасы воды они держат в своих горбах.

Ангелина Федоровна обратила внимание на продолжающийся разговор двух доверенных лиц – Влада Устинова и Жени Попова.

– Так, Устинов, – сказала она – теперь ты продолжай ответ Кукарековой.

– Извините, Ангелина Федоровна, я не слушал ответ Кукарековой, – честно признался Влад.

– Садись. Два.

Огорченный класс замер.

– Так. Пусть теперь нас порадует своими знаниями Попов.

Жене совсем не светило добавить к своим и так не самым блистательным отметкам еще одну двойку, поэтому он уверенно заговорил:

– Я совершенно согласен с Кукарековой. Корни их уходят глубоко под землю, а в листьях накапливается большое количество влаги.

На секунду воцарилась тишина, затем последовал взрыв хохота. Вовсю смеялась и Ангелина Федоровна.

– Ну, Попов, – задыхаясь от смеха, сказал староста Киселев, – ну, Мичурин, новую породу верблюдов вывел!

– При чем тут верблюды? – растерянно озираясь по сторонам, недоумевал Попов. – Я о растениях говорю!

– А мы о верблюдах, – вытирая слезы, сказала Ангелина Федоровна. – Садись. Два.

Посрамленный и все еще недоумевающий Женька шлепнулся на место.

– И вот что, – сказала Ангелина Федоровна, – до меня дошли слухи, что вы занимаетесь чьей-то избирательной кампанией. Прошу вас отложить это занятие на несколько лет. Пусть взрослые этим занимаются, им сейчас совершенно нечего делать. Считайте, что я говорю вам все это от имени директора школы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Что за комиссия, создатель!

В избирательной комиссии свежекрашеная бабушка с зелеными ногтями долго изучала все бумаги Жабжабыча, а потом сказала:

– Зарегистрировать не можем. У вас грубейшее нарушение. Вы собирали подписи для одного кандидата, а зарегистрировать хотите другого.

– Зачем вы нас путаете? – спросила Люба Кукарекова. – Вот его фотография на листах, на которых мы собирали подписи, а вот его паспорт – он везде один и тот же.

– Может быть, он везде один и тот же, зато документы разные. На листовке он с одним «Ц», а в паспорте – с двумя.

И верно. Когда Жабжабычу подбирали паспорт, ему дали бракованный экземпляр, где слово Голицын было написано с двумя «Ц». Теперь избирательная комиссия решила к этому придраться.

В разговор вмешался Устинов-папа. Он сказал сердито:

– Пригласите председателя избирательной комиссии.

Крашеная тетя ответила ему сушеным тоном:

– Товарищ Балаболкин занят. Он находится на приеме у нашего мэра господина Барсукова. Они занимаются выборами.

– А мы чем занимаемся? – спросил папа.

– Вы занимаетесь путаницей. Голоса собирали для одного кандидата, а зарегистрировать хотите другого.

У ребят сразу скисли лица. Попробуй собери заново тысячу подписей.

– Я знаю, что делать, – решительным шепотом сказал папа Устинов Владику.

– Папа знает, что делать, – сказал Владик на ухо Любе Кукарековой.

– Мы знаем, что делать, – сказала Люба на ухо Вите Верхотурцеву.

И они решительным шагом вышли из избирательной комиссии.

Как только они вышли, свежевыкрашенная сотрудница сразу куда-то позвонила:

– Они знают, что делать, – коротко сказала она и повесила трубку.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. В кабинете мэра

Звонок был принят в богатом кожаном кабинете мэра.

– Они знают, что делать, – повторил вслух Балаболкин.

– Знают? – удивился Барсуков.

– Знают.

– И что же они будут делать?

– Наверное, обратятся в суд.

– Ну, и хорошо, пусть обращаются, – сказал Барсуков. – А мы пока будем готовить общественное мнение. Где там фотограф Стенькин? Где наш папарацци?

Папарацци ждал за дверью. Барсуков, Кабанов и Балаболкин поглубже уселись в кожаные кресла и приготовились смотреть и слушать.

Робкий Стенькин долго оглядывался, смотрел на дорогие шторы на окнах, на картины на стене, на желтые лимоны на ветках цветов и совсем заробел.

– Ну, что там у тебя есть?

– Вот фотография – «Жабжабыч выскальзывает из рук милиции».

Барсуков и Кабанов посмотрели на фотографию, и Барсуков сказал:

– Это не компромат, это характеристика для приема на работу. Тот, кто выскальзывает из рук милиции, сейчас самый нужный работник. Что там у тебя еще?

– А вот что – «Жабжабыч бьет милиционера языком».

– Это уже лучше, – сказал Кабанов. – За нападение на милицию полагается срок.

– За нападение с оружием, а не с языком, – возразил Барсуков. – Нападение с языком – это называется облизывание.

– Ничего себе облизывание, – заспорил Стенькин. – Да у этого милиционера сотрясение мозга было.

– Значит, будем медицинское заключение прикладывать? – тихо сказал из своего кресла Балаболкин.

Кресттопорыч был недоволен:

– Плохо работаешь, Стенькин. Мы тебе помещение подобрали для ателье, а ты совсем неинтересные снимки принес. Иди и честно отрабатывай задание. Принеси что-нибудь такое, чтобы смотреть противно было.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. В собачьем питомнике

В военном собачьем питомнике «Красная звезда» все сотрудники внимательно следили за событиями на избирательном фронте. (Военные все называют по-военному штурмами, атаками и так далее.) Питомник находился далеко за городом, но его жизнь была связана с городом неразлучно. И хоть военным запрещается иметь личное мнение, они иметь его хотели. И главным образом потому, что Жабжабыч когда-то работал у них инструктором-собаководом.

Поэтому в бывшей ленинской комнате инструктор-собаковод Элеонора Филина докладывала группе офицеров и служащих все о событиях избирательной кампании. (Помимо того, что она была инструктор по собаководству, она была еще и инструктор по внешней и внутренней политике питомника.)

В группу входили большой седой генерал в лампасах с собаками на погонах (это был знаменитый выводильщик новых пород генерал Медведев Георгий Пантелеймонович – депутат и орденоносец), собачий доктор Жулицкий с белым халатом под шинелью, кормильщица Зина Фуфайкина, знаменитый дразнильщик собак Денис Зарипов и еще несколько жителей военного поселка.

– Основной кандидат в мэры – это сегодняшний мэр Барсуков, – говорила Филина. – Вы сами понимаете, что это не лучший вариант. С нашей тренировочной деревянной вышки хорошо виден построенный им особняк.

– Особняк числится на гражданке Фиолетовой, – сказал дразнильщик собак Давыдов.

– Гражданка Фиолетова – родная бабушка Барсукова, – отпарировала строгая Элеонора. – Она еще умереть не успела, но все ему завещала.

– Откуда вы это знаете? – спросил генерал Медведев.

– Мне Зина Фуфайкина сказала, – ответила Филина.

– А я документы видел, – объяснил Зарипов.

– Хотел бы я знать, откуда у вас такие теплые связи с семейством Барсуковых? – спросил генерал.

– Я у них по вторникам пылесосю! – объяснила Зина.

– А я у них по воскресеньям собак дразню, – сказал Денис.

– Ну, и что, – спросил генерал, – будете вы за него голосовать?

– Нет, – ответили Зина и Денис.

– А какие есть еще кандидаты?

– Еще директор городского транспорта Свеклин и начальник пожарной команды города Огурцов.

– Что о них можно сказать?

– Что один из них Свеклин, а другой Огурцов, – ответила Филина.

– Не густо, – сказал генерал. – А что это мне сообщает мой внук Георгий из городской школы? Про Жабжабыча? Его и вправду выдвигают?

– Выдвигают.

– Ну, и чем он нас не устраивает? В прошлом наш питомниковый работник. Дисциплинирован, морально устойчив. Не хапуга. Мне кажется, стоит о нем подумать.

– Не стоит, – сказала строгая Филина. – У него национальность непонятная.

Элеонора Филина всегда недолюбливала Жабжабыча. Еще с тех времен, когда он работал в питомнике. Он все делал неправильно: у него собаки преодолевали забор с колючей проволокой не сверху, а снизу – копали норы. Он как-то странно отдавал команды: «Дорогая Пальма, будь добра – тихо лежать!» Или: «Уважаемый Рекс, подайте мне быстренько вот эту палку из холодной реки!» И уж совсем по-чумному: «Дорогой Мухтар, срочно укуси, пожалуйста, вон того шпиона в телогрейке!»

Обидно было, что при таких неправильных командах собаки все делали правильно: и молча ложились на землю, и доставали палку, и кусали учебного шпиона. Это просто угнетало строгую Элеонору.

– Представьте себе, – говорила она, – лежит пограничник в засаде, и на него надвигается нарушитель. Пограничник будет командовать: «Джульбарс, задержи, пожалуйста, этого дяденьку в зеленом». Это не граница, это какой-то танцкласс получается. Пограничник должен сказать одно русское слово «Фас!», и все. Нет, нам в питомнике такие дрессировщики не нужны.

– Что вы там сказали начет национальности? – переспросил генерал Медведев. – Что там непонятного?

– У него национальность пип!

– А у меня национальность тат, – сказал Медведев.

– Это что, сокращенный татарин? – спросил Зарипов.

– Нет, это полноценный гражданин России. Ну что, есть какие-то сомнения по нашему кандидату?

– Никак нет! – четко по-военному ответили все.

– Значит, будем выбирать, – решил генерал.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. В бане

В это время в городской бане в отдельной блатной парильне встречались два других кандидата в мэры – Свеклин и Огурцов. Свеклин был с ног до головы волосатым, как нейлоновая шуба, а Огурцов был абсолютно лысым, как арбуз. Больше ничего интересного сказать о них с первого раза было нельзя. Разве только то, что Огурцов командовал пожарной дружиной, а Свеклин – городским транспортом.

– Ты ж понимаешь, – говорил Огурцов, нахлестывая себя веником. – Они нас с тобой как два громоотвода держат. Чтобы мы на себя голоса оттянули, чтобы этот лупоглазый не прошел.

– Чего ж тут непонятного. Им обоим в мэры надо идти либо под суд – таких они дел натворили, – отвечал Свеклин. – Полгорода распродали, а деньги себе в карман.

– Ну, не только себе, кое-что и в область ушло. К самому Проценко, – показал Огурцов пальцем наверх.

– А мне этот лупоглазый нравится, – вдруг заявил Свеклин.

– И мне, – поддержал Огурцов. – Он воровать не будет. Он-то уж наведет порядок, – потом он добавил:

– И мой сын за него. У него там целый избирательный штаб – штук сто школьников.

– Кто же это школьников на штуки считает?

– Потому что младшие классы, – объяснил Свеклин.

Кандидаты стали еще больше нахлестывать себя вениками. Огурцов добавил:

– Эти из мэрии хотят еще и Жабова подключить из электросети.

– Зачем?

– Чтобы избирателей запутать.

– Ну, нет, Магдат Магдатыч на это не согласится. Он мужик не простой, умный.

– Мы-то согласились.

– Потому и согласились, что дураки, – закрыл тему кандидат Свеклин.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. В мэрии

Магдат Магдатыч и вправду не соглашался.

– Ты сейчас электросетью командуешь, а мы тебе еще энергосеть добавим, – давил на него Барсуков.

– Я с одной «сетью» еле справляюсь, – упирался Магдат Магдатыч. – А тут еще «энерго».

– Чем большим командуешь, тем легче, – говорил ему Кабанов. – Я вот раньше химчисткой командовал, еле справлялся. А сейчас у меня полгорода в руках, и никаких тебе трудностей. Второй дом строю.

Встреча проходила все в тех же кожаных креслах кабинета мэра. За окном бушевала зелень, в приемную никого не пускали.

– А чего это вы меня втягиваете? – спрашивал Жабов. – Возьмите справочник телефонный. Вон сколько у нас в городе лягушачьих фамилий. Есть и Жабычев, и Головастиков, и Квакин Михаил из БТИ. Даже судья у нас Лягов.

– Нам не головастики нужны, – сурово сказал Барсуков, – а кандидаты. Ты – мужик уважаемый, за тебя люди голоса отдадут. Соглашайся.

– Вот я и хочу остаться уважаемым, – сказал Магдат Магдатыч. – Поэтому не соглашаюсь.

– Ну, смотри, Магдат, – разозлился Кресттопор Барсуков. – Сейчас ты «энерго» не берешь, можешь и без «сети» остаться.

– И очередь на квартиру потеряешь, – добавил Питон Питоныч Кабанов, которого в последнее время стали звать Понтон Понтоныч из-за резкого пополнения. – Иди и подумай.

Магдат Магдатович пошел и подумал. Он подумал, что ему совсем не нравятся сегодняшний мэр и вице-мэр. Что они не оставят его в покое. И разные всякие противоположные – черные и цветные – мысли завертелись в его хитрой азиатской голове. Он пришел домой и подозвал своего сына Магдата.

– Слушай, молодец, как там у вас идут дела с выборами Жабжабыча?

Маленький Магдатик был одним из активистов Влада Устинова.

– Хорошо идут, – сказал он. – К регистрации готовимся.

– Ты уж меня информируй. Ладно? – сказал он. – Во всех подробностях.

Что-то Магдат Магдатыч задумал.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. В милиции

Когда Владикин папа сказал: «Мы знаем, что делать», он знал, что надо идти в милицию. Надежда у него была на начальника отделения Бронежилетова Т. Т.

Под суровой внешностью милицейского майора находилась высокоинтеллектуальная душа поэта и гражданина. Поэтом Трофим Трофимович был средним – он все про туманы писал и про поля, а гражданином он был высокой квалификации. Он все время боролся со своей собственной милицией, которая так и норовила вступить на скользкую дорожку вымогательства чего-нибудь у населения. Да и милиционеры у него были как на подбор: Дубинкин, Кулаков, Автоматов, Пристрелкин, Колотилин, Гранатов, Наручников, Прикладов и Тумаков.

Папа Владика хорошо был с ним знаком. Это он помог Жабжабычу получить паспорт. Когда Жабжабычу понадобились хоть какие-нибудь документы, его привели в милицию, и Трофим Трофимович выдал ему бракованный паспорт с фамилией Голиццын. Других паспортов не было. И это было счастьем, кто бы другой осмелился выдать документ очеловеченной жабе.

Пал Палыч позвонил по 02 и договорился с ним о встрече.

Нарядный и хорошо причесанный папа явился в отделение милиции, как было назначено, к вечеру. Темнело, в окно уже стучали первые звездочки. На папино счастье, товарищ Бронежилетов Т. Т. был один и был свободен.

– Трофим Трофимович, – сказал папа. – Такая история…

– Знаю, – сказал Бронежилетов.

– Что вы знаете?

– Что не хотят регистрировать.

– Не хотят.

– Что будем делать? – спросил Бронежилетов.

– У меня есть предложение, – сказал папа. – Хорошо бы зачеркнуть одну буковку.

– Вот и зачеркните, – предложил Трофим Трофимович.

– А у меня печати нет, – сказал папа.

Трофим Трофимович подумал и сказал:

– А у меня есть. На мою шею, – потом он добавил: – Паспорт при вас?

– При мне.

Папа протянул ему жабжабычевский паспорт. Товарищ Бронежилетов взял его, внимательно рассмотрел и зеленой милицейской ручкой зачеркнул вторую букву «Ц». Сверху он мелким, но четким почерком написал: «Исправленному верить. Бронежилетов».

После этого он выбрал самую серьезную, самую круглую печать из всех имеющихся у него в сейфе и поставил штамп на записи.

– Все. Теперь мне не сносить головы.