Текст книги "Жаб Жабыч метит в президенты"

Автор книги: Эдуард Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Эдуард Успенский
Жабжабыч метит в президенты

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Судьбоносное решение

После того как Жабжабыч побывал в Государственной Думе, в голове у него что-то сдвинулось. Он все время всех расспрашивал:

– А кто эти люди, которые там сидят? Почему им такой почет?

– Это депутаты – слуги народа. Они представители разных мест и краев, – отвечал папа. – Они решают государственные проблемы.

– И у каждого свой кабинет?

– Не только свой кабинет, но и свой секретарь, который ему помогает, и шофер с машиной.

– С машиной?

– С машиной.

– Раз так, тогда я тоже хочу решать государственные проблемы, – сказал Жабжабыч.

Папа схватился за голову:

– У тебя есть высшее образование?

– А у них есть? – спросил Жабжабыч.

– У некоторых есть.

– А у некоторых нет?

– У некоторых нет. Примерно у половины.

– Я и буду в той половине.

– Но послушай, ты совсем не знаешь экономики! – вскричал папа.

– А они знают?

– Они знают. И даже очень хорошо.

– Почему же мы так плохо живем?

Папа плюнул и пошел жаловаться маме. Жабжабыч тоже плюнул, но у него получилось как-то неубедительно – какое-то:

– Бр-бр-трс.

В этот же день Жабжабыч оповестил о своем решении Владика и попросил его быть его доверенным лицом.

К этому времени Владик подрос, он ходил в седьмой класс и кое в чем уже разбирался.

– Ты что, с ума сошел? – сказал он. – Ты что, совсем? Хочешь сразу в Государственную Думу? Попробовал бы сначала в городскую.

Жабжабыч на городскую не соглашался. Сошлись на мэре города. И ударили по рукам.

* * *

Было праздничное майское утро. Небольшой пригородный участок Устиновых тянулся к небу всеми своими травами и сорняками.

Папа и мама сидели на вынесенных из дома стульях и беседовали. Мама любовалась немногочисленными тюльпанами и нарциссами. А папа любовался вымытыми резиновыми ковриками из «Москвича».

– Ты представляешь, что задумал наш Жабыч! – сказал папа Устинов маме Устиновой. – Хочет в Государственную Думу избираться.

– А что, – сказала мама, – в нашей Думе и не такие дураки заседают. У него, может, и получиться. У него все получается.

– Только этого нам не хватало, – возразил папа. – Если его выдвинут, нам будет позор на весь квартал. Чучело Устиновых лезет в политику!

– Значит, ты должен его притормозить, – решила мама.

– Как притормозить?

– Не знаю как. Ты должен сводить его к психиатру. Он же действительно опозорит нас перед всем городом.

Так что в один день были приняты два противоположных решения: придержать Жабжабыча и организовать его предвыборную кампанию.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Визит к психиатру

Жабжабыч никак не хотел идти к психиатру. Он сказал Владику:

– Что я – ненормальный какой?

Но Владик его убедил:

– Все кандидаты проходят проверку у психиатра, на всякий случай. Чтобы потом не говорили: «Да он же совсем сумасшедший». Ты им тогда раз – справочку в нос: «А теперь свою покажите».

И Жабжабыча повезли.

Жарким, не по-весеннему жарким днем папа взял отгул и отправился с ним в ветеринарную поликлинику.

– Раз у нас в стране появилась модная наука зоопсихология, пусть она и работает!

Будущего кандидата в мэры повезли не на «мерседесе» с мигалкой, а на старом «Москвиче» с трещиной на стекле.

За последнее время Жабжабыч сильно посолиднел. Когда он забрался в машину, «Москвич» даже присел.

По обочинам на деревьях дрались с воробьями первые скворцы, вылетали на асфальт первые бабочки, в городе наступил погодный коммунизм.

Но когда Жабжабыч увидел, куда его привезли, когда он прочитал сквозь густую полузелень: «Ветеринарная поликлиника», он стал цепляться всеми своими лапами за сиденья внутри машины и кричать:

– И не вздумайте! И не вздумайте! Мы не сюда приехали! Вы что?!

– Мистер Сковородкин, – сказал папа, – вы же не хотите, чтобы пришел зоопсихолог с большим шприцем в руках.

В ответ на это Жабжабыч сделал то, что он делал всегда, если чего-то боялся. Просто отключил сознание, замер на тридцать минут.

Никаких сил не было, чтобы его вытащить. Пришлось папе возвращаться домой и записываться по телефону к человеческому психиатру.

* * *

Через неделю папа взял еще один отгул, и они снова поехали. В этот раз не в ветеринарную поликлинику, а в поликлинику при Институте генетики. При том самом институте, в котором вывели Жабжабыча.

Бедный папа долго объяснял врачу по телефону, что визит будет не простой, не обыкновенный. Что Жабжабыч не человек, а несчастный случай – ошибка головного института.

– Напрасно, дорогой мой, вы беспокоитесь, – сказал психиатрический врач. – Для нас все случаи непростые. А потом, кто ж не знает вашего Жабжабыча. Для нас его визит – большая честь.

И вот почетный визит начался.

Психиатр Петр Петрович Фрейдин был вежливым и сладкомудрым. Первым делом он усадил Жабжабыча на стульчик за детским столиком и попросил сложить картинку из ста пятидесяти квадратиков.

Он проникновенно сказал Жабжабычу:

– Мой юный друг, смело за работу! Я уверен: вы с этим справитесь.

Потом подошел к папе и прошептал ему на ухо:

– Я дал ему совсем несложную задачу. Я думаю, у него все получится.

– А что это? – шепотом спросил папа.

– Красочный натюрморт. Садовая ромашка в окружении полевых.

– Спасибо.

Жабжабыч крутил и вертел квадратики, морщил лоб грецким орехом, пыхтел, и наконец сложил рисунок. Профессор был удивлен.

– Что это у вас вышло, мой юный друг? – спросил он.

– Пейзаж.

– Какой пейзаж?

– Снежный лес под ярким солнцем.

Тут уже удивился папа, потому что Жабжабыч не мог видеть снежного леса под ярким солнцем. Зимой Жабжабыч спал в большой коробке из-под стиральной машины.

– Такого у нас еще не случалось, – сказал профессор, рассматривая рисунок.

– Вот эта большая ромашка, допустим, изображает солнце, – сказал он. – А вот эти желтые кружочки внизу, что это такое?

– Цыплята, – ответил Жабжабыч.

– Интересно, интересно, – сказал профессор. – А что делают цыплята в лесу зимой?

– Не знаю, – ответил Жабжабыч. – Наверное, на лыжах катаются.

– А что вы еще можете сложить из этих квадратиков? – спросил психиатр.

Жабжабыч попыхтел-попыхтел, подумал и через десять минут выложил новый рисунок.

– Что это? – удивился врач.

– Поднос со свежими кильками.

– Допустим, – сказал психиатр. – А эти желтые пятна по углам, что это такое?

– Горчица, – сказал Жабжабыч.

«Наверное, это вкусно, – подумал про себя доктор Фрейдин. – Надо будет попробовать».

Поднос с кильками отложили, а испытания продолжались.

Петр Петрович попросил будущего кандидата в мэры нарисовать неизвестного науке зверя, такого зверя, которого никто еще не видел.

– Если его зверь будет мягким и закругленным, – тихо сказал доктор папе, – значит, у него добрый и незлобивый характер. Если зверь будет весь в шипах и рогах, значит, наш пациент агрессивный и опасный.

Жабжабыч взял в свои перепончатые лапы коричневый карандаш и вовсю застарался, высунув язык.

– И что это у вас получилось? – добродушно спросил степенный доктор через десять минут.

– Сын Чебурашки, – сказал Жабжабыч.

И действительно, он нарисовал маленького глазастого Чебуренка. Доброго, но с небольшой бейсбольной битой в руках.

– Почему же его еще никто не видел?

– Он к нам еще не приезжал.

– А зачем ему, этому сыну, бейсбольная бита?

– От бандитов отмахиваться и от комаров, – ответил Жабжабыч.

– От каких комаров? – спросил профессор.

– От обыкновенных, – объяснил папа. – От мух цеце всяких.

После некоторого раздумья доктор Фрейдин произнес:

– Я не знаю, как оценивать его способности. То ли он нормальный на все сто процентов, то ли он на все сто процентов сдвинутый. Но мы еще поработаем.

Старший Устинов все время нервничал:

– Признают Жабжабыча ненормальным – придется его в поликлинику сдавать для опытов. Признают нормальным – придется в Госдуму выдвигать.

– Вот что, – решил профессор, – а расскажите-ка вы мне о своем детстве. Где вы родились, в какой семье. Первые воспоминания.

Жабжабыч не стал чикаться. Он сразу начал:

– Родился я в семье летчика в городе Коврове. Мать моя была учительница. Нас было трое братьев. Я, как только родился, сразу пошел в школу. По зеленой траве.

– Что ты несешь?! – вскричал папа. – Какая семья летчика? Какие трое братьев?

– Он правильно несет, – сказал профессор. – У него же сознание старшего научного сотрудника из нашего института. Когда энцефаллограмму снимали, они сознанием поменялись. Я читал об этом в научных выпусках нашей кафедры. Фамилия сотрудника была Павлов.

– Вы тогда вашего Павлова и изучайте, – сказал папа. – А то я тут у вас с ума сойду. Никакой это не Павлов был, а старший научный сотрудник Круглый. Кажется, Д. У. – Дмитрий Ульяныч.

Но профессор его не слышал. Он весь был поглощен Жабжабычем.

– Где вы сейчас работаете? – спросил он. – Есть ли трудности?

– Я охраняю жилой объект – дом Устиновых, – ответил пациент. – Трудности есть – мало дают креветок.

– А где работали раньше?

– Работал в Министерстве обороны. В должности полковника.

– Это как? – поразился доктор. – И кем же вы были в этом оборонном министерстве?

– Служил в должности полковника-инструктора в питомнике служебно-розыскных собак «Красная звезда».

– А почему ушли? Были трудности?

– Были. Мне никак не могли найти китель по размеру.

Ответы Жабжабыча не только удивили профессора Фрейдина, но и успокоили. Он все больше склонялся к абсолютной нормальности клиента.

Но все же для консилиума он позвал невропатолога Бутылкина из соседнего кабинета. Невропатолог долго искал у Жабжабыча коленку, а когда нашел и стукнул по ней молоточком, получилось вот что: изо рта Жабжабыча вылетел могучий резиновый кулак и треснул невропатолога прямо в лоб. Едва не разбил Бутылкина.

Невропатолог долго тряс головой.

– Странная реакция, – сказал он. – Первый случай в моей практике.

– И в моей, – сказал Жабжабыч.

Потом невропатолог просил Жабжабыча смотреть на кончик носа. Потом влево и вправо. Жабжабыч особо не вылупливал глаза, но все хорошо видел во все стороны.

Врач Бутылкин долго смотрел ему в зрачок при помощи зеркальца с дыркой и увеличительного стекла. Потом сказал:

– У всех людей внутри глаза кольца и палочки-колбочки. А у этого – сплошные квадратики. Как будто он из тюрьмы на вас смотрит.

– А у вас, – сказал Жабжабыч, – есть легкий шрам на сетчатке. Значит, у вас в глазах зайчики часто прыгают.

Невропатолог очень расстроился. Очевидно, у него действительно был легкий шрам на сетчатке, и зайчики в глазах у него часто прыгали.

Два опытных доктора еще целый час бились над Жабом Жабычем. Он у них приседал, набирал и выпускал воздух, раздевался до пояса, трогал кончик носа и снова приседал.

Папа сильно волновался и переживал. Он весь издергался и стал влажным. Он очень боялся, что Жабжабыча признают нормальным.

– Вы знаете, у вашего пациента могучая психика, – сказали в результате врачи. – У него все в порядке. А вот вам бы мы посоветовали взять отпуск на недельку.

Так что папа вышел из поликлиники ни с чем, а Жабжабыч со справкой об абсолютном психическом здоровье. Он с гордостью засунул ее в самый глубокий карман любимого розового жилета.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Начало большого пути

После того как Жабжабыч получил справку, Владику отказываться было нельзя. Надо было приступать к организации избирательной кампании.

В один из ближайших вечеров Владик Устинов решил устроить секретное заседание по поводу дальнейшей судьбы Жабжабыча. На секретное заседание были позваны одноклассники Владика: Люба Кукарекова, Женя Попов и раскованный Леня Коблиц. Это были давно проверенные люди, которым можно было во всем доверять.

Так же были приглашены друзья по двору: Федор Попов (брат Жени) и верный многолетний друг Витя Верхотурцев. Этот мальчик, в силу своей повышенной торопливости, ничего не понял и пришел на заседание с новой колодой карт. Он думал, что состоится подпольный чемпионат по игре в подкидного дурака. Все они должны были стать организаторами выборов и доверенными лицами Жабжабыча.

Заседали в подвале дома Устиновых. Заседание открыл Жабжабыч:

– Вы знаете, как плохо живут люди в нашем городе? Например, я? У меня нет своего кабинета и шофера с машиной. Другие живут еще хуже. Мы должны это исправить.

– А как? – удивились ребята.

– Надо выбрать меня мэром.

– И что, – спросил раскованный Леня Коблиц, – у всех появятся свои кабинеты и свои шоферы?

– Не у всех, – ответил Жабжабыч, – но кое-кто сможет ко мне приходить.

– Это все чушь и ерунда, – подумав, сказали ребята и собрались было уже играть в карты.

Но их остановила Люба Кукарекова:

– Стойте, стойте! В этом что-то есть. Ведь нас взрослые никогда не слушают и все делают по-своему. А если у нас будет свой мэр?

Эта мысль ребятам понравилась. Они отложили карты в сторону.

– Если у нас будет свой мэр, – сказала Люба. – Мы много чего сделаем. Мы возьмем под охрану всю зелень в городе. Мы спасем музеи.

– Зимой мы будем заливать катки, – сказал Витя Верхотурцев.

– Мы починим детскую железную дорогу, – вставил Владик.

– Да мы весь город перевернем, – решил раскованный Леня Коблиц. – Мой папа говорит, если всю Францию перетряхнуть, ни одной такой плохой дороги не найти, как у нас.

– Значит, принято? – спросил Жабжабыч.

– Что принято? – спросили ребята.

– Предложение выдвигать меня в мэры?

– Принято, – сказали ребята.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Начало выборной кампании

В одно ясное конецмайское утро жители с удивлением заметили, что весь город заклеен предвыборными листовками.

Нет, дело не в листовках. К предвыборным листовкам давно привыкли, а дело в том, какими были эти листовки. Это был микст между фотографией и рисунком.

На листах был изображен мордастый тип лягушачьей наружности с сигарой в лапе. Изо рта у него выходил комиксовый пузырь, в котором было написано: «Я беру ответственность на себя!»

Внизу шел текст:

«Все на выборы Ж. Ж. Голицына-Сковородкина!

Друзья, пора отдать наш город в хорошие руки. И лучше рук, чем руки Жабжабыча, нам не найти. Он не будет брать взяток, потому что ему не на что их тратить: он не носит костюмов и шляп. Он не будет строить себе виллу: он любит жить в будке. Он не будет покупать себе машины: у него нет водительских прав. Ему совершенно нечего делать – он станет возрождать город».

В самом низу листовки было оставлено чистое место и было написано:

«Оставляйте здесь пожелания будущему мэру. Мы их ему передадим».

Прохожие внимательно читали текст и говорили:

– Ишь ты, какой мордарий с сигарой глаза выпучил.

– Нормальный мордарий, и глаза добрые. Ты к нам в ЖЭК зайди, там помордастее сидят.

Иногда вынимали ручки и приписывали внизу: «Давно пора разогнать нашу милицию. Она притесняет мелкий бизнес!», «Барсукова под суд!», «Кабанова под суд!», «Всех кабанят под суд!».

Христофор Христофорович Барсуков (в миру Кресттопор Кресттопорыч) и Антон Антонович Кабанов (в миру Питон Питоныч) – это были мэр и вице-мэр города.

Чувствовалось, что они сильно насолили жителям, раз их так прозвали в миру.

Все листовки развешивали ребята под руководством Влада Устинова и Кукарековой Любы. Вечером они собирали их со всех заборов и записывали пожелания трудящихся в одну большую тетрадь.

Главным пожеланием избирателей было отдать Барсукова и Кабанова под суд. Но были и другие, менее проблематичные. Люди просили снести ржавые гаражи в центре города, закопать рыжую яму около Института генетики, умоляли окончить строительство детского сада, требовали приделать правую ногу к памятнику Ленина около вокзала (потому что от нее остался один ботинок на проволочках), наказывали увеличить пенсию железнодорожникам и приказывали начать наконец усиленное строительство жилья.

Когда ребята доложили Жабжабычу все просьбы населения, он сказал со вздохом:

– Я как-то представлял все это по-другому!

ГЛАВА ПЯТАЯ. Первые происки

Мэр города Барсуков и его заместитель Кабанов не придали первым листовкам никакого значения – мало ли кто что клеит на заборах. Голосовательная машина у них в городе была хорошо отлажена, и они были уверены, что новых выборов им бояться нечего. Но когда ребята вывесили вторую партию листовок с улучшенными обещаниями кандидата Жабжабыча Голицына-Сковородкина, они не на шутку встревожились:

– Эге, так этот пучеглазый нас обойдет!

Срочно в мэрию был вызван начальник милиции Т. Т. Бронежилетов. Принимали его в гостевой комнате, специально обставленной дешевой пластмассовой мебелью, чтобы посетители второго сорта видели, как тяжело живется администрации города.

Посетители третьего сорта в мэрию вообще не допускались. А посетители первого сорта сами имели дорогие кожаные кабинеты.

– Ты что это, Трофим, за порядком не следишь? – сурово сказал Кресттопор Барсуков. – Ты что это демократию нарушаешь? Тут у тебя под носом какие-то люди предвыборную агитацию ведут, а ты их не арестовываешь.

– А что я могу сделать? – возразил Бронежилетов. – Эти люди все делают по закону.

В разговор вмешался Кабанов.

– Я тебе покажу кузькину мать. Раз по закону, значит, они еще опаснее. А они у тебя на свободе разгуливают. Срочно займись этим делом.

Он так грохнул кулачищем по пластмассовому столику, что стол треснул, и зажал руку Питон Питоныча.

Он минут десять не мог избавиться от этого столика и ходил по кабинету вместе с ним. Бронежилетов ушел, а Барсуков и Кабанов целый час вынимали руку Кабанова из стола, разламывая стол по кусочкам.

– Это почему нас под суд? – спросил Барсуков.

– Завидуют, – сказал Кабанов.

– Чему тут завидовать? Встаем мы в семь, ложимся в двенадцать. Все время по стройкам, по заседаниям. Ну и что, что я построил себе дом на два этажа у Водозабора, так у губернатора Проценко дом на пять этажей.

– А я, – сказал Кабанов, – купил себе две автомашины, так у вице-губернатора их четыре.

– Люди злые, – решили оба начальника.

И срочно был вызван известный в городе фотограф Стенькин. Его пригласили уже в главный кабинет и очень плотно закрыли двери.

– Слушай, Стенькин, – сказал Барсуков, – ты давно хочешь открыть у нас фотоателье. Верно?

– Верно.

– И помещение ищешь.

– Ищу.

– И не находишь.

– Не нахожу.

– Хочешь, чтобы мы тебе помогли?

– Хочу.

– Хорошо, мы тебе поможем. А ты помоги нам.

– Как? – спросил потрясенный Стенькин.

Ему и в голову не могло прийти, что он может чем-то помочь самым важным людям города.

– Нужен компромат на одного типа.

– Кто это?

– Голицын-Сковородкин.

– Кандидат в мэры?

– Он.

– Трудный случай, – сказал Стенькин. – Это будет особо дорого стоить.

– Почему? – спросил Кабанов.

– Он мне почти что друг.

Крест Топорыч и Питон Питоныч задумались.

– Может, тебе он и друг, – сказал Барсуков, – но всему городу он враг.

В конце концов они договорились, что Стенькин получит помещение под фотостудию в центре города (на улице Ленина). А он за это в течение месяца накопает серьезный компромат на Жэжэ (то есть на Жабжабыча).

И Стенькин начал копать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Избирательный штаб работает

В один из дней весь весенний город запестрел листовками:

«Все на встречу с кандидатом в мэры Ж. Ж. Сковородкиным. Встреча состоится в главном зале мэрии в семь часов вечера в первый четверг июня».

Ребята набирали листовки на компьютере и вешали их по всем домам и заборам. К этому времени избирательный штаб Жэжэ сильно возрос. Игра понравилась многим ребятам, и школьники включались в дело целыми классами.

На листовках был изображен Жабжабыч с лопатой в руках и в телогрейке. Изо рта шел пузырь с текстом: «Каждому жителю по комнате. Каждому району по кинотеатру!».

Папа Устинов прочитал листовку:

– А вы вашего кандидата зарегистрировали?

– Нет.

– Значит, вас не допустят на выборы.

– Почему не допустят?

– И что нам делать?

– Прежде всего собрать подписи избирателей за Жабжабыча. Для нашего города их должно быть не меньше тысячи. Потом идти в избирательную комиссию и регистрировать кандидата.

* * *

Целую неделю Владик, Люба Кукарекова, Витя Верхотурцев и другие избирательные орлы ходили по подъездам и собирали подписи для выдвижения Жабжабыча в кандидаты.

Тактику разработала Люба Кукарекова. Она звонила в дверь и говорила:

– Здравствуйте. Какой у вас двор запущенный – сплошная помойка. А подъезд, наверное, два года не ремонтировали.

– Какое там два, все десять лет, – говорили жители.

– Вот поэтому мы и предлагаем выбрать нового мэра.

– Это кого же?

– Голицын-Сковородкин Жаб Жабыч.

– Помилуйте, – возмущались жители. – Нам только Жабжабыча не хватало! Лягушки в мэры пошли. Мало нам заслуженных артистов.

– А вы не горячитесь, – говорила Люба. – Давайте будем рассуждать. Зарплата у вас маленькая?

– Маленькая.

– Квартплата высокая?

– Высокая.

– Дом ваш запущен?

– Очень запущен. Уже по стене трещины пошли.

– Так что вам и терять нечего. Кроме собственной бедности. А Жэжэ все исправит.

– Пожалуй, верно, – соглашались жители и подписывали лист за Жабжабыча.

– Он хотя бы работоспособный? – спрашивали они напоследок.

– Очень работоспособный – над одной бумагой может сидеть день, – успокаивали ребята.

– Ну, и ладно.

Для убедительности и для будущей регистрации пришлось написать биографию кандидата Сковородкина.

Биография была очень короткой:

«Жабжабыч Голицын-Сковородкин по образованию старший научный сотрудник – биотехник. Под судом не был. Доброжелателен. Очень считается с мнением народа, в частности детей. Никакой личной собственности не имеет, кроме фотоаппарата и коробки сигар».

Будущих избирателей очень смущало то, что никакой личной собственности Жабжабыч не имеет. Один вредный избиратель по фамилии Скипидаров так прямо и сказал:

– Значит, не наворовался.

– Да ничего подобного, – возмутилась Люба. – Просто ему ничего не надо.

– Такие люди, которым ничего не надо, самые опасные, – сказал Скипидаров. – Их только власть привлекает, значит, будут над народом измываться. Личный интерес обязательно должен быть.

Пришлось придумывать Жабжабычу личный интерес. На очередном заседании избирательного штаба Владик спросил Жэжэ:

– А какой у тебя личный интерес?

– Очень простой. Чтобы у меня был кабинет, машина и шофер. Чтобы все было как у людей.

– Очень мило получается, – сказала Люба. – Выбирайте меня в мэры, чтобы у меня был свой кабинет.

– Это чушь, – согласился Витя Верхотурцев. – Забудь ты про кабинет и машину. Что ты, Жабжабыч, лично для себя хочешь?

– Зарплату хочу, чтобы свою будку починить. Я уже в нее не влезаю. Телевизор хочу. Новую жилетку хочу. Мясорубку хочу купить. Сигары хочу. В Африку хочу поехать.

– Ничего себе размах, – сказал раскованный Леня Коблиц.

– А что, – вмешался старший Попов (Женя), – я думаю, так надо и говорить. Избирателей это не испугает. Вот если бы он про «мерседесы» говорил и про дачи с гектарами, тогда бы народ от него отвернулся.

– А при чем тут мясорубка? – спросила Люба Кукарекова.

– Хочу на мясную пищу переходить, а зубов у меня нет. Пластины одни.

Эти сведения записали в избирательный реестр.