Текст книги "И да убоится жена"
Автор книги: Эдуард Караш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Прошедший в конце прошлой недели ураган доставил много неприятностей и городскому хозяйству и владельцам частных домов. В то утро Марина, так и не заснувшая всю ночь под аккомпанемент жуткого завывания ветра и треска деревьев, с сожалением обнаружила в саду несколько сваленных стволов и сильно покосившийся забор. В подобные дни раньше Марина, беспокоясь об обоих мужчинах, обычно звонила Сергею в рабочее время и коротко справлялась о последствиях шторма. Сейчас она этого, естественно, не сделала, но настроение от такого шага стало ещё мрачней.
Марина не стала уточнять у позвонившего ей Карева цель его визита, бросив короткое "приезжайте", потому что поняла, что главный инженер предприятия не станет без серьёзной причины навещать жён сотрудников. "Вот оно, моё предчувствие, что-то случилось... у меня... Раз он ко мне, значит – с Серёжей..."
Она надела тёмные очки и открыла входную дверь. Эрнест пропустил даму вперёд и вошёл сам. Марина предложила им раздеться и пригласила в гостиную. Она не задавала никаких вопросов, хотя сердце и какой-то молоточек в голове чётко выстукивали: "Что-слу-чи-лось, что-слу-чи-лось..." Эрнест представил Наталью Ивановну по всей форме, и Марина почувствовала, как её "ударные инструменты" резко замедлили свой ритм, а поток мыслей, наоборот, превратился в сплошную чехарду. "Следователь?!... Значит не шторм... Чего же я жду?... Кто из них жив?... Что будет с другим?... Это всё я... Ну не молчите же... Кто?..."
По её побледневшему лицу и продолжающемуся молчанию Наталья Ивановна определила сильный характер, однако, во избежание возможного обморока, поспешила её успокоить:
– Марина Леонидовна, наш приход никак не связан с вашей семьёй, пожалуйста, не беспокойтесь... Я бы хотела задать вам несколько вопросов, как видите, неофициально, может быть ваши ответы помогут мне разобраться в деле, которым я сейчас занимаюсь... Вы не могли бы снять свои солнечные очки, здесь же нет яркого света...
Марина пропустила её вопрос и пожала плечами:
– Не знаю, чем я могу быть полезной... А каким делом Вы занимаетесь?
– Видите ли, вот, у Эрнеста Аркадьевича на предприятии пропал человек...
– Как пропал?
– Ну, так... исчез и всё... в недавнюю штормовую ночь... Так вот я хотела у вас спросить о его характере, привязанностях, недоброжелателях, может быть...
– О ком, о чём, я вас не совсем понимаю, Наталья Ивановна...
Марина вся напряглась и подалась вперёд. Собственно, она уже начала понимать, но гнала от себя эту догадку, цепляясь за наступившую паузу, как утопающий за соломинку.
Начиная этот разговор, Наталья Ивановна была уверена, что Черкасова знает о трагедии в море – такие новости обычно быстро распространяются среди семей нефтяников. Кроме того, замкнутость хозяйки и её очки, видимо, скрывающие заплаканные глаза, убеждали её в этом. Однако, она не учла обособленности жилья Марины и, конечно, ничего не знала о её отношениях с мужем. Но отступать теперь, в интересах дела, было нельзя.
– Ну как же, Марина Леонидовна, Вы же совсем недавно навещали его, больного, правда, почему-то инкогнито... Кто он вам?.. – прозвучал, наконец, главный вопрос.
Марина отпустила "соломинку", откинулась на стуле, выдохнула: "Ширинбек..." и как будто окаменела. Ей хотелось громко, по-русски заголосить, или завыть волчицей, потерявшей детёныша, но она, как в кошмарном сне не могла ни двинуться, ни подать голос. Она пришла в себя через полминуты, в её ушах ещё звучал последний вопрос, и она, глядя на Большакову, по-учительски чётко ответила на него:
– Кто он мне? Любовник, друг... был, – сняла тёмные очки и разрыдалась, уронив голову на руки.
Большакова и Карев охнули одновременно, только Наталья Ивановна добавила "господи", и тут же по-хозяйски прошла на кухню, вернулась со стаканом воды и наклонилась к Марине:
– Вот, выпейте немного... Хорошо бы сейчас и валериану, если есть... Извините меня – я не знала, что Вы не в курсе... И наденьте ваши очки, если вам так... удобнее. Пожалуйста, успокойтесь...
Марина со стоном подняла голову, несколько секунд отсутствующим взглядом смотрела на очки в правой руке, затем водрузила их на место и бессвязно забормотала:
– Это он... больше некому... а как же девочки... если б пришёл, я бы отговорила... "по-мужски", сказал... вот и договорились... а я, как же я...? Нет, при чём здесь я..., – из-под очков снова обильно заструились слёзы.
Затем она, словно очнувшись, остановила взгляд поочерёдно на Кареве и Большаковой:
– Извините меня, это личное... очень личное... Что Вы хотите от меня услышать? Я понимаю... Я постараюсь быть спокойной... и правдивой...
И она поведала им в общих чертах свою историю, и в деталях – события последнего времени.
IV
По горячим следам...
– Так что`, Наталья Ивановна, можно вас поздравить с раскрытием преступления? Дальше, видимо, дело техники..., – сказал Карев, когда они сели в машину, – завтра зафиксируете рассказы женщин, как показания свидетелей, и потом – "а подать сюда Ляпкина-Тяпкина!" Да? И что ему светит?
– Нет, Эрнест Аркадьевич, не можно. До "раскрытия" ещё ох, как далеко... А вот женщин жаль... Обеих... Им теперь в одиночку детей поднимать, да и сами молодые – без мужской-то заботы и ласки... Расулов, если и отыщется, то только для того, чтобы плакать над его могилкой, а Марине при любом раскладе с мужем не быть...
– Как это "при любом"? Разве сегодняшний расклад не ясен? – Эрнест всем корпусом повернулся к Наталье Ивановне так, что она должна была потеснить свои колени, – Ой, извините... Но это же, как божий день...
– Божий день не божий суд, а нам надо, чтобы по-божески... А у нас и для человечьего-то суда ничего нет. Улики нужны, вещественные доказательства... Мне ещё десятки людей опросить надо... И искать, искать... Проверять и перепроверять... Если это не несчастный случай, то убийство, а оно ведь высокую цену имеет. Спешить нельзя, а то бывает правого сажают, а виноватый ускользает... А вам спасибо большое, помогли... доктор Ватсон.
Шли четвёртые сутки со дня исчезновения Ширинбека Расулова, когда Наталья Ивановна со своим помощником, следователем Исмаилом Алиевым вновь прилетела на морской промысел для продолжения следственных мероприятий. Исмаил, молодой специалист, только в прошлом году окончил юридический факультет Азгосуниверситета, и за полгода работы убедился, что его трудовой путь, благодаря руководству опытной Большаковой, начался весьма удачно.
В Управлении буровых работ им выделили рабочий кабинет, который уже много лет периодически пустовал, потому что когда-то принадлежал постоянному представителю такой могущественной организации, как НКВД. Роль хозяина кабинета – следователя, помимо обычной в те времена слежки везде и всегда, за всем и за всеми, сводилась к выяснению по горячим следам причин и выявлению виновников производственных аварий, травм и других серьёзных происшествий. Поскольку выяснение причин, к примеру, обрыва труб в скважине или обвала пород в стволе с самого начала беседы ставилось в зависимость от принадлежности виновника к той или иной вражеской (капиталистической, империалистической) разведки, немало вполне лояльных и добросовестных работников было подвергнуто длительным изматывающим следственным процедурам, а некоторые и лишению свободы. Поэтому кабинет пользовался у "своих" недоброй славой и предоставлялся обычно для работы заезжим инспекторам, ревизорам, стажёрам и другим временным "чужакам".
Ещё вчера, готовясь к поездке в море, Наталья Ивановна поручила Исмаилу связаться с кадровиками производственных и обслуживающих предприятий промысла и составить список всех людей, работавших в ту ночь, когда исчез Ширинбек Расулов. Исмаил подошёл к заданию со скрупулёзностью, которую заимствовал у Большаковой, как основу следственной работы, и теперь перед Натальей Ивановной лежал список из более, чем полутора сотен фамилий, включающий и буфетчицу ночного автобуфета, и ночного пекаря, и ночных шоферов и даже дежурного пожарной части на каланче, а также графики выхода на работу каждого из списка.
– Я вижу – Вы никого не забыли, Исмаил, – улыбнулась Наталья Ивановна, а он скромно потупил взор.
– Ваша школа, Наталья Ивановна, – "легче сокращать, чем дополнять" и "лучше опросить десять непричастных свидетелей, чем упустить одного важного", правильно я запомнил?
Наталья Ивановна ещё раз перелистала список, пробежав его глазами, и задумчиво произнесла:
– Правильно, правильно... А скажите, Исмаил, не попадалась вам в списке буровиков фамилия – Магеррамов... Ибрагим Магеррамов, а?
– Нет, по-моему... Но я сейчас ещё раз проверю – отдел кадров за стенкой...
Большакова взяла карандаш и стала сокращать список за счёт людей, даже теоретически не способных быть замешанными в происшествии. Сюда она отнесла персонал индивидуальных морских буровых платформ, ночные вахты строителей на конкретных стройках, ночных дежурных в общежитиях, столовых , буфетах, пекарне, электростанции. Подумала убрать и ночные вахты дальних эстакадных объектов, но потом решила оставить их хотя бы для формального опроса. В списке осталось семьдесят два человека, из которых около тридцати находились в данный момент на работе, остальные должны были по графику заступать на вахты в ближайшие несколько дней.
Вернувшийся Исмаил доложил, что проверка подтвердила – Ибрагим Магеррамов в те дни находился в отгулах, и раскрыл перед Натальей Ивановной график рабочего времени вышко-монтажного цеха, куда входила группа Юркевского.
– Спасибо, Исмаил, теперь, пожалуйста, вот по этому откорректированному списку организуйте наши встречи с людьми. Те, кто в эти дни работает в ночной смене, пусть подходят между девятью и десятью часами утра, а кто в дневной – в такое же время вечером. И в любое время дня мастера и бригадиры тех рабочих, которые в этом списке, независимо от того, были ли они в ту ночь на своих объектах или нет. В течение пяти-шести дней будут по графику подъезжать остальные – пусть их встречают кадровики и прямо с причала и с вертолётной площадки направляют к нам. Всё понятно, Исмаил? Ну, вперёд, сэр, вас ждут великие дела, – перефразировала она известное изречение.
В течение последующих нескольких дней перед следователями прошли десятки рабочих и руководителей среднего звена управления, каждому из которых преподносилась цель беседы, как поиск пропавшего Ширинбека Расулова предположительно в ту штормовую ночь, и двумя-тремя вопросами уточнялась степень знакомства собеседника с потерпевшим, характер работы в ту ночную вахту и не запомнились ли какие-либо особенности или необычные события той ночи.
Ответы, в основном, сводились к следующему. Все без исключения, независимо от места работы и должности, знали о трагедии, проведённых поисках "по всем домам, улицам и закоулкам" промысла, с воздуха и под водой, некоторые слышали и о посещении моллы Сейид Аббаса; многие, даже из других предприятий, говорили о личном знакомстве с Ширинбеком. Все были искренне опечалены происшествием, считая его несчастным случаем, но никто, к великому огорчению Натальи Ивановны, не смог пролить свет на истинные и доказуемые его причины. Подавляющее большинство в ту памятную ночь почти не выходили из своих культбудок, так как при таком ветре, достигающем порывами девяти-десяти баллов, все работы правилами безопасности запрещены. Старшие буровых вахт – бурильщики, лишь периодически поднимались на буровые установки, чтобы приподнять или приспустить колонны бурильных труб, предохраняя их от "прихвата", промысловые операторы по добыче нефти также сократили обходы своих участков, ограничившись наблюдениями только за особо "капризными" скважинами.
Из намеченного списка оставалось опросить нескольких операторов по добыче нефти, ожидаемых с берега, когда Большакова решила пригласить на первый разговор Сергея Юркевского.
Исмаил Алиев вчера пару раз как бы случайно упоминал его имя, намекая таким образом "начальству", дескать, а не пора ли "брать быка за рога". Наталья Ивановна сначала сделала вид, что не поняла намёка, но потом среагировала:
– Ну, предположим, Исмаил, мы ему скажем, что мы в курсе его "родственных" отношений с Расуловым, что жену добивать он пожалел, допустим, из-за детей, а тому всё-таки помог отправиться к рыбам и ракам в "море-окиян". Да? Ну, сказали... А он в ответ – знать не знаю, ведать не ведаю... Кто-нибудь это видел?... Нет? Пью, дебоширю в семье? Так ведь переживаю... жена изменяет... Есть у вас её жалоба на нанесение тяжких телесных... Тоже нет? Так какого... этого самого Вы, дорогие товарищи, отрываете меня от работы на благо нашей великой Родины? Отвечайте ему, следователь Алиев...
– А гаечный ключ, Наталья Ивановна?
– А кто сказал, что это он выбросил? Да и вообще-то, к ключу не мешало бы иметь чёткие отпечатки пальцев на его рукоятке и кровь или налипшие волоски жертвы на его головке. А ещё бы черепок, проломленный "тяжёлым металлическим предметом типа накидного гаечного ключа размером М36", цены бы не было таким уликам. На замасленной рукоятке остались неясные следы, сильно смазанные из-за броска. Эксперты считают, что их можно идентифицировать только при наличии ещё одного чёткого контрольного отпечатка. Вот так-то, товарищ молодой специалист...
Наталья Ивановна всю ночь беспокойно проворочалась в кровати, решив всё-таки встретиться с Юркевским и прокручивая в голове возможные сценарии первой беседы. Главным соображением при этом была необходимость провести первую встречу до его отъезда на берег и встречи с женой. Во-первых, надо было предупредить его, чтобы руки держал покороче, если не хочет усугубить своё и без того нелёгкое положение, а, во-вторых, неизвестно, как поведёт себя Черкасова при новой встрече с мужем – а вдруг разжалобится и изменит все свои показания...
С утра пораньше она позвонила Исмаилу и попросила пригласить на беседу Сергея Юркевского, предупредив того до начала рабочего дня:
– Пожалуйста, пусть участвует в утренней "планёрке", распределит работу по объектам, и к 8.30 – к нам...
И вот теперь Юркевский сидел перед ней с отрешённым видом, совершенно безразличный к происходящему вокруг и, главное, казалось, абсолютно спокойный.
– Скажите, Сергей Георгиевич, Вы хорошо знали... то есть, знаете, конечно, Ширинбека Расулова? – спросила Большакова.
– Да.
– И это всё, что Вы можете сказать? Чтобы не терять лишнего времени, могу добавить, что нам известна ситуация в вашей семье в связи с этим человеком.
По глазам Сергея было заметно, что он спустился с небес на землю взгляд стал осмысленней; одновременно он выпрямился на стуле и глубоко вздохнул:
– А, это? Да, знал хорошо, а в последнее время узнал ещё лучше... – и он криво усмехнулся.
– Что Вы имеете в виду? – Наталья Ивановна включилась в свойственный ей режим допроса – сыпать вопросами, не давая собеседнику ни секунды передышки.
– Ну, как вам сказать... Знал хорошо по работе, а вот теперь... семейно, так сказать...
– Вы знакомы с его женой, детьми?
– Я – нет, моя жена, я думаю... Впрочем, это вас не должно интересовать...
– Ошибаетесь, Сергей Георгиевич, не должно лишь до тех пор, пока мужья не истязают своих жён по каким бы то ни было поводам... А это уже из области уголовного права... и к нам ближе, чем вам кажется. А что в нетрезвом виде – между прочим, отягчающее обстоятельство. Когда Вы в последний раз видели Расулова? – Наталья Ивановна атаковала Сергея очередным вопросом, не оставляя ему времени для переключения сознания на новую тему.
– Я? Ширинбека? – он, показалось, понял, к чему клонит следователь, внимательно посмотрел на неё и ровным голосом, спокойным тоном отчеканил:
– Я, эс гэ Юркевский, в последний раз виделся и разговаривал с ша эр Расуловым около полуночи в ту самую штормовую ночь, когда он исчез., – и после небольшой паузы добавил, – Но я его не убивал...
– Стоп, Юркевский, а почему Вы решили, что Ширинбека убили? Разве я что-то говорила об убийстве?
– Нет, не говорили, но Вы так думаете, и не Вы одна. Среди рабочих тоже гуляет такая версия, но безотносительно к моей персоне, слава богу...
– Рабочие, видимо, не в курсе ваших взаимоотношений с Расуловым в свете последних событий в вашей семье...
– Вам рассказала Марина?
– Вы же знаете, Сергей Георгиевич, кто у нас задаёт вопросы, а кто отвечает на них... Так о чём Вы говорили с Расуловым той ночью? – она прикурила очередную сигарету, с полдюжины которых уже скрюченными окурками покоились в большом блюдце, заменявшем сломанную недавно пепельницу, и щурясь от дыма, повторила, – Так о чём же, о плохой погоде? И, пожалуйста, поподробней: как встретились – случайно или нет, где встретились, когда, и, главное, чем закончилась ваша встреча... Подумайте и обстоятельно опишите нам... Кстати, Вы, наверное, тоже не успели позавтракать, а столовая скоро закроется. Встретимся здесь через час. Идите, Сергей Георгиевич...
Юркевский вышел, а она повернулась к помощнику:
– Исмаил-мюэлим (учитель, азерб.), а Вы как насчёт завтрака? А то мою объёмистую прокуренную фигуру надо время от времени подкармливать. Составите компанию?
– Конечно, Наталья Ивановна, – вскочил на ноги Исмаил, польщённый её уважительным обращением, – Наталья Ивановна, а почему Вы его про гаечный ключ не спросили?
– Рановато пока , рановато...
В дверь осторожно постучали, Исмаил открыл. Вошедший мужчина лет пятидесяти представился мастером бригады капитального ремонта скважин Владимиром Суреновичем Авакяном.
– Мне сказали, чтобы я с утра пришёл к вам, по поводу той ночи... Вы ведь товарищ Большакова?
– А разве не видно? Проходите, садитесь, я тоже сяду, буду поменьше...
– Так Вы извините за опоздание, мне надо было побывать на скважине, там сложная работа – разобраться, дать задание вахте, а потом с машиной...
– Ладно, ладно, – перебила его Наталья Ивановна, – давайте ближе к делу. Я вот смотрю по списку – вчера мы беседовали с ночными вахтами, нам сказали, что Вы были очень заняты... и ничего особенного... – она заглянула и полистала свой блокнот, – ничего интересного мы не узнали... Ну, конечно, Вы же наиболее удалены от места происшествия... Для порядка я всё же спрошу вас. Исмаил, включите магнитофон. Итак, товарищ Авакян, что вам известно в связи с исчезновением Ширинбека Расулова?
Авакян, услышав о магнитофонной записи и официальное обращение к нему, заёрзал на стуле, снял с головы ушанку и вытер ею вспотевший лоб.
– Я подумал... Вчера разговор был... Я-то сам в ту штормовую в общежитии ночевал... Но вчера Амирханов, мой бурильщик, в культбудке товарищам рассказывал... Я слышал – спросил, почему он вам не сказал, а он сказал, что Вы его не звали, и какое ваше дело до этого...
– Подождите, мастер... Казал-мазал... я ничего не понимаю. Кто такой Амирханов, о чём он рассказывал и почему? Давайте сначала.
– Хорошо, с самого начала. В ту ночь Амирханов дежурил на скважине №1823, потому что из-за погоды работу остановили. – Авакян несколько освоился с обстановкой и речь его стала связной, – После двенадцати, нет, даже после двух часов ночи...
– Минутку, Владимир Суренович, у меня список ночных рабочих за ту ночь всех предприятий – бурения, добычи, капремонта и других, нет здесь Амирханова...
– Дайте взглянуть... Ну, правильно... У вас в списке, как должно быть по графику, а тогда три дня смены с берега не было, я Амирханова с дневной вахты на ночь дежурным оставил, а остальных отправил в общежитие, чтобы утром свежими на работу вышли – ослабление штормовой ожидалось... Когда штормовая погода, всем мастерам и бригадирам приходится комбинировать, выкручиваться с людьми... А первого марта мы сдадим в бухгалтерию для зарплаты уточнённые табеля со всеми изменениями...
Последние две фразы Авакян произносил уже тоном наставника., и внутренне гордился тем, что ему довелось двум следователям втолковывать элементарные вещи. Он даже представил на мгновенье, как он об этом вечером будет рассказывать приятелям, а через пару дней дома – жене.
– Товарищ Алиев, Вы поняли, что сказал товарищ Авакян?
Голубые глаза Большаковой сузились и потемнели, как небо перед грозой.
– Да, что Амирханов сказал...
– Нет, Исмаил, что вся ваша работа со списками выеденного яйца не стоит... Я хотела знать, кто работал в ту ночь, а не должен был работать. Уточните список. А сейчас сходите хотя бы в буфет, возьмите пару бутербродов... Свежих, а не тех, что со вчерашнего дня должны быть свежими.
Исмаила как ветром сдуло... Наталья Ивановна проводила его недобрым взглядом и вновь повернулась к Авакяну:
– Так о чём рассказывал Амирханов?
– Может быть, это действительно неважно, но мне говорили, что Вы всех просили рассказывать обо всём, что было в ту ночь. Вчера в обеденный перерыв, когда пришёл автобуфет, вся вахта сидела в культбудке, и ребята, которым через два дня на берег, спорили, можно ли в этот раз везти домой рыбу. Некоторые считали, что после долгого шторма рыба будет "укачанная" опасно, другие сомневались. Амирханов всех успокоил – сказал, что в ту самую ночь, которая вас интересует, он встречался с "рыбным адмиралом", есть тут у нас такой – Ибрагим, и тот ему сказал, что до шторма успел взять и рыбу, и коладу, чтоб не унесло. Я поинтересовался, где он мог видеть этого Ибрагима, если я оставил его дежурить на нашем объекте, и он мне подробно рассказал.
Наталье Ивановне показалось, что к ней от собеседника потянулась какая-то незримая ниточка, которая вот-вот может оборваться; она слушала , затаив дыхание, и перед её глазами вырисовывалась эта встреча.
Амирханов был из категории неутомимых "двужильных" бурильщиков любителей подрабатывать на полуторакратных по оплате сверхурочных вахтах. Он даже уговорил мастера забрать всех на дневную работу, так как в такую погоду ему не придётся покидать будку, и напарник ему не нужен.
С вечера он пару раз выходил на связь с дежурным по Управлению, уточнил прогноз погоды, доложил обстановку. Позже из-за сильного ветра стали контачить провода над культбудкой, он вызвал электриков, а до их приезда полностью вырубил освещение.
Под нескончаемый свист ветра и мерные удары волн о сваи, от которых, как в лихорадочном ознобе, содрогалась вся площадка, Васиф незаметно задремал. Очнулся он от шума мотора подъехавшей машины, но вставать было неохота. "Электрики, у них в наряде всё написано, найдут" – лениво подумал он, но через пару минут, посветив карманным фонариком на часы – было начало третьего, и окончательно проснувшись, всё же решил подняться. Он выглянул в окошко – прямо напротив, на разъезде, загородив собой "гребёнку" вентилей водяного пожарного трубопровода, стояла машина, но не электриков, а бортовая полуторка со сварочным агрегатом на трубчатых салазках в кузове. Эта машина, Васиф знал, принадлежала буровикам, так как другие предприятия и службы свои колёсные агрегаты возили на прицепе. К одному из водяных отводов был постоянно подсоединён резиновый шланг, которым ремонтники обычно промывали площадку. Сейчас его конец с бьющей из него струёй был в руках человека, стоявшего пригнувшись на ветру и моющего кузов машины. Он был так увлечён своим занятием, что весь встрепенулся от неожиданности, когда Амирханов, подойдя, направил ему в лицо свет фонарика, и сам чуть не оказался под резко повёрнутой ледяной струёй.
– Ибрагим, ты?! – удивился Васиф, – Что, днём нет времени машину мыть? – и посветил фонариком себе в лицо.
– А-а, Васиф, салам, напугал ты меня. Подъезжаю, вижу шланг, выключил фары – темнота, никого нет, и вдруг ты... А машину надо было вымыть... Ты понимаешь, одна колада у нас была закреплена за старую разведочную платформу на юго-восточном крыле, к которой уже эстакада подошла, ты знаешь – № 310... Вчера, когда усиление шторма объявили, мы с ребятами эту коладу, чтобы её не оторвало, вместе с рыбой вытащили и на платформе оставили, на ней же никого не бывает... А сегодня меня шеф дежурить оставил на буровой, а там порядок, – он подмигнул Васифу, – так я уже перебросил рыбу и коладу на свою "базу". Кузов испачкал, решил помыть в тихом месте, без людей, а то, не дай Аллах, наш Юркевский узнает...
– Мой, да, морской воды жалко, что ли? Слушай, Ибрагим, мне через четыре дня домой, оставь мне одну осетринку покрупней...
– Зачем оставлять, дорогой, шторм утихнет – свежую поймаем, и тебе оставлю... Иди в будку, спи дальше, я тоже сейчас поеду...
– Поэтому Васиф насчёт рыбы успокоил товарищей, но мне лично что-то в его рассказе не понравилось, а что – не пойму... – закончил своё повествование мастер Авакян.
– Зато мне, дорогой Вы мой, всё очень понравилось. Спасибо вам, – она встала и вышла из-за стола, оказавшись на полголовы выше поднявшегося вслед за ней Авакяна,– а Амирханов сейчас на работе, да? Владимир Суренович, он срочно нужен здесь, идите сейчас в свою контору, вам дадут машину, я позвоню начальнику, и, как говорится, одно колесо там, другое – здесь..., только на эстакаде не гоните...
Авакян вышел, а Наталья Ивановна обратила свой повеселевший взор на понуро сидящего в углу Алиева:
– Ну что, Исмаил, чуть-чуть с вашей подачи не упустили единственного важного свидетеля... Нет, не мюэлим Вы пока, оказывается, а тэнбэл тэлэбэ ( ленивый студент, азерб.). Пусть это будет вам уроком на всю жизнь. Как любит повторять наш уважаемый Завен Мушегович, работу надо выполнять тщательно и исчерпывающе. И нечего дуться, давайте на стол, что Вы там притащили, поедим, наконец, а то через пятнадцать минут вернётся Юркевский – опять не до еды будет...
Исмаил немного приободрился и взялся за многочисленные пакеты и пакетики, а Большакова вновь раскрыла свой постоянный спутник – блокнот и внесла в него несколько строк: "Авакян В. С. – Амирханов В.
1. Газик бур., свар. агр. – снять с раб., срочно на экспертизу кузов, кабина.
2. Еганян – ордер на задержание и обыск Ибр. Магеррамова (телефоногр).
(связ. с Тофиком – милиц. наряд, договор. с ДК)
3. Юркевский – факт. табель раб. дн. Ибрагима.
4. Улики... улики ... ?????"
Затем она сделала несколько звонков в развитие своих заметок.
Завтрак прошёл в молчании, каждый думал о своём – Наталья Ивановна продолжала планировать предстоящие действия, а Алиев – терзаться своим промахом со списком ночных рабочих.
Сергей не заставил себя ждать – явился ровно через час. С теми же потухшими глазами и отсутствующим видом.
– Присаживайтесь, Сергей Георгиевич, продолжим... Итак, расскажите о вашей встрече с Расуловым в ту ночь... Подробно...
– Я помню, пожалуйста... На буровой №1105 под вечер одна из моих бригад начала оборудовать устье скважины превенторами для продолжения бурения ниже технической колонны. Позже ветер усилился до 8-9 баллов и продолжать работу стало невозможно, да и запрещено правилами. Я решил заканчивать работу утром и при смене вахты снял бригаду с этого объекта, как, впрочем, и с других. Около одиннадцати мне позвонил дежурный, сказал, что Ширинбек оттуда просит отправить на 1105-ю электросварщика – из-за сильного волнения моря сварочный шов дал трещину. С людьми в эти дни было туговато, поэтому я срочно вызвал на работу одного из своих слесарей-сварщиков, который находился в отгулах, а машину со сварочным агрегатом в такие беспокойные дни я держу у себя, и через полчаса мы с ним уже были на буровой.
– Кого это Вы взяли с собой, не Магеррамова, случайно? – Наталья Ивановна напряглась в ожидании ответа... Юркевский удивлённо взглянул на неё:
– Да, его, "адмирала"... Он же почти не ездит на берег, пусть на буровой подежурит, хоть и не из нуждающихся... А ребята отдохнут пока...
– Ну и...? – Наталья Ивановна ещё раз грозно взглянула на своего помощника, который готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не чувствовать этого взгляда.
– Ну, подварил он этот шов, и я оставил его дежурить до утра волнение сильное, может опять что-нибудь... К тому же рабочих разобрали по другим буровым, здесь-то до утра делать нечего, один моторист в помещении электростанции у своих моторов укрылся... Машину с агрегатом я Ибрагиму оставил – вдруг опять понадобится...
– И ключи от машины?
Сергей помедлил с ответом, то ли припоминая, то ли обдумывая смысл вопроса:
– Да-а, а как же? Хотя нашу телегу можно и без ключа... У Ибрагима права. Вдруг понадобится где-то срочный ремонт...
– Спасибо, Сергей Георгиевич, дальше... что было дальше? Впрочем, минутку...
Большакова подняла телефонную трубку:
– Диспетчера вертолётной, пожалуйста... Ага, добрый день, Большакова... К вам должны скоро подлететь двое наших... Попросите их прямо от вас связаться со мной... Спасибо, всё. Девушка, начальника гаража прошу... Здравствуйте, Большакова... Вы сняли с трассы буренский САГ ? Хорошо... Где он? Нет, нет, в отдельный бокс, и никого до приезда наших людей... И никому. Это понятно? Ну всё, пока... Исмаил, включено? Продолжайте, пожалуйста, извините...
– На дежурной машине подъехал Ширинбек. Я хотел на этой же машине уехать в общежитие, но он попросил меня задержаться, а машину угнал с заданием на какую-то буровую. Мы вошли в культбудку. Вообще-то он приехал на работу дня три назад, но мы с ним не говорили... и даже не здоровались. И вот там вдруг он начал меня учить, как я должен себя вести с собственной женой... и вообще.. Я, конечно, наорал на него... И врезал бы, если бы он не выглядел так плохо после болезни... И он поднял голос, стал угрожать мне, что обо всём расскажет на собрании... Интересно, о чём? Что он снюхался с моей женой, а я за это пару раз съездил по её лживой морде? Я его, правда, как мужика, не виню..., но что ему – мало незамужних женщин, что он к чужим жёнам лезет...
– Вы успокойтесь, Сергей Георгиевич, – она вынула из верхнего ящика стола стакан и налила в него из графина, – выпейте вот воды... А дома, действительно, надо быть поаккуратней, а то, неровен час... Да и мало ли что в семье случается... и в жизни...
– Нет у меня теперь ни дома, ни семьи... ни жизни...
Большакова подождала, пока он отпил из стакана.
– Так на чём Вы порешили с Расуловым и как расстались, товарищ Юркевский?
– А нам нечего решать... Ещё покричали немного, я плюнул и даже оставаться с ним рядом не хотел – пошёл на соседнюю буровую, еле осилил эти двести метров против ветра, оттуда уехал с автобуфетом. А он остался дежурную машину ждать... И мне предлагал, а я ушёл... Теперь думаю напрасно ушёл...
– Хорошо, Сергей Георгиевич, спасибо. Скажите, а ваш скандал с Расуловым был при Ибрагиме?
Юркевский помедлил с ответом, вспоминая:
– Н-нет, по-моему, нет... Он, наверное, с мотористом в электростанции грелся... на ветру же шов сваривал...
