Текст книги "Последняя реликвия"

Автор книги: Эдуард Борнхёэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Эдуард Борнхёэ
ПОСЛЕДНЯЯ РЕЛИКВИЯ
Роман

I. Неудача юнкера Ханса

то был прекрасный, теплый день начала августа 1576 года. Ласково и мирно сияло солнце над Харьюмаа, окутывая землю прозрачной золотистой дымкой. Но вид самой местности не радовал сердце и не ласкал взор: поля, заросшие сорняками, в большинстве – чертополохом, заброшенные сады и виноградники, развалины разоренных мыз, храмов, пепелища деревень, разбитые дороги, запущенные кладбища с разграбленными склепами – вот что тогда представляла собой местность Харьюмаа. Большая часть этой некогда богатой и цветущей земли за восемнадцать лет войны превратилась в немую пустыню, а немцы и поляки, русские и шведы, совершая сюда набеги, ревниво поглядывая один на другого, расхищали жалкие остатки ее прежнего благосостояния.

По ухабистой, изрытой колеями дороге, ведущей из Таллина в Пайде, ехали верхом четверо молодых всадников в одежде немецкого покроя. По одежде этой, красивой и добротной, по крепким рослым коням с упитанными боками, по богатой сбруе и роскошным седлам, а главное – по манерам благородным любой путник мог бы догадаться, что едут по дороге господа, рыцари. Настроение у них, как видно, было преотличное. Они оживленно говорили, подтрунивали друг над другом, смеялись.

Один из них казался особенно весел. Его румяное лицо, скорее несколько глуповатое, чем простоватое, так и сияло, как бы соперничая с его огненно-рыжими волосами и усами. Этот молодой рыцарь ни на минуту не давал покоя своему великолепному жеребцу: то колол его шпорами, то подхлестывал хлыстиком, принуждая постоянно вырываться вперед. Рыцарь этот временами что-то напевал, а завершив куплет, болтал без умолку и сыпал шутками; причем сам смеялся собственным шуткам громче всех. На лице у него можно было прочесть то неисправимое легкомыслие, которое позволяло иным помещикам и горожанам Ливонского орденского государства хотя бы на время забывать о тяготах и бедствиях страшной войны, то легкомыслие, что так часто удивляло русских. Прежнее орденское государство, – гроза соседей, карающий меч, всегда направленный против язычников, – распалось под ударами войск московского царя, много людей было убито, немало замков захвачено, поместья и деревни уничтожены, и будущее Ливонии оказалось скрыто за черными грозовыми тучами, которые шли и шли, и не только с востока, и не виделось им конца… Однако, несмотря на все тернии и ужасы войны, в укрепленных городах люди жили полной жизнью, и как только немного утихал грохот сражений, владельцы мыз возвращались из городов в свои поместья, восстанавливали то, что можно было восстановить, справляли свадьбы, устраивали пиршества и совместные молебны, как будто снова наступила веселая и беззаботная жизнь орденского времени. И тут только обнаруживалось, какие неисчислимые богатства накопили немецкие помещики в течение четырехсот лет, какие сокровища добыли они силой и безраздельной властью над коренным населением страны – над ливами, куршами, эстами. Исконным населением, поливавшим землю ливонскую потом и кровью… Ни военные неудачи, ни безумные пиршества не могли эти накопленные богатства окончательно истощить…

Но вернемся к нашим молодым рыцарям. Мы уже говорили о легкомыслии иных господ, что не хотели ни в чем отказывать себе даже в тяжкое военное время, и веселились они, и чревоугодничали, и наряжались, и тискали крестьянских девок, и вообще вели себя так, словно не давило на них бремя воинских поражений, словно не колола глаза, не угнетала повсеместная разруха, словно бедствия некогда благословенного остзейского края не тяготили их… Однако у рыжеволосого юнкера[1]1
  Юнкерами в Ливонии и других германских странах называли молодых рыцарей (прим. ред.).


[Закрыть] была и особая причина для веселого настроения… Правда, несколько его поместий были разорены, немало деревень его сожжены дотла, а жители этих деревень разошлись по миру, правда, отец и братья пали на войне, и мать, узнав о том, сошла с ума, но что же из этого?.. и ему, что ли, следовало горевать? и тоже лишаться рассудка?.. Сам он все еще обладал довольно большим состоянием, и, кроме того, и в этом главная причина его нынешней веселости, – он являлся женихом прекрасной Агнес фон Мённикхузен, дочери богатого и знатного владельца поместья Куйметса. Сегодня была пятница, а к воскресенью готовилось все для свадебного торжества – сколачивались длинные столы и лавки, подыскивались музыканты, варилось и разливалось по бочатам пиво, делались колбасы, коптились окорока и… вышивались цветы на простынях и наряде невесты. Разве это не основание для того, чтобы с утра до вечера пребывать в хорошем настроении?..

– Помните, друзья, – воскликнул веселый юнкер, – что на своей свадьбе я трезвых голов не потерплю. Тот из вас, кто на закате солнца еще будет ясно помнить свое имя, мне будет недруг. У того, предупреждаю, лоб познакомится с дном моей кружки… Прежде всего напоминаю об этом тебе, Дельвиг, – обратился он к одному из своих спутников, явно выглядевшему немного серьезнее других. – Ты всегда ходишь повесив нос, тебе какая-нибудь книжонка милее дружеской попойки. А сейчас ты еще и завидуешь мне!.. Будто я не догадываюсь: тому причиной моя прекрасная Агнес.

Приятель его Дельвиг, однако, молчал, поглядывая куда-то в сторону.

И рыжий юнкер досказал:

– Мне очень жаль, но что я могу поделать, если Агнес не тебя избрала в мужья!.. Нет, что я говорю! Мне как раз не жаль. Впрочем, ты меня понимаешь…

– Потише, потише, юнкер Ханс фон Рисбитер, – не выдержал Дельвиг; он пытался скрыть свою досаду под насмешливой улыбкой, но улыбка вышла у него весьма искусственная. – Конечно, я не могу отрицать: прекрасная девица Агнес фон Мённикхузен, дальняя родственница моя, не пожелала выйти за меня замуж. Но чтобы она так уже стремилась стать твоей женой – это, по меньшей мере, сомнительно. И наши друзья с этим согласятся. Пока что ясно только одно: это отец Агнес хочет взять тебя в зятья.

– У него есть на то основание, – подбоченясь в седле, хвастливо заявил Рисбитер. – Ведь это я в Пыльтсамаа своими собственными руками захватил в плен Фаренсбаха – государственного советника короля Магнуса[2]2
  Магнус, принц датский и герцог голштинский, во время Ливонской войны (1558—83) был правителем созданного Иваном IV вассального государства; его называли «королем Ливонии». В 1578 перешел на службу к Стефану Баторию. В описываемое время поселок Пыльтсамаа был резиденцией «короля».


[Закрыть] и заклятого врага Мённикхузена.

– Вот так подвиг!.. – насмешливо заметил Дельвиг. – Вытащить из постели дряхлого старика и разбить ему нос! Уверяю тебя, Рисбитер, моя гончая Диана, пожалуй, еще лучше с этим справилась бы! В моей собаке и смелости, и ума побольше, чем кое в ком из нас – в трусоватом бахвале, – ожидая поддержки, Дельвиг оглянулся на друзей.

Но эти его слова вызвали недовольство остальных спутников.

– Не затрагивай чести рыцаря таким манером, дорогой друг Дельвиг! – с укоризной произнес юнкер Гильзен. – Это уж слишком!

– Да уж, Дельвиг! Ты явно перегибаешь палку, – проворчал юнкер Адеркас. – Это никуда не годится – упоминать имя зятя Мённикхузена рядом с кличкой собаки.

Только сейчас до Рисбитера дошло нелицеприятное сравнение:

– Ты сравниваешь меня со своей собакой? – с угрозой в голосе спросил он и положил руку на эфес меча.

– О нет, – улыбнулся Дельвиг, который, кажется, не намерен был в споре уступать – несмотря даже на осуждение друзей. – Я настолько ценю свою Диану, что ни на кого ее не променял бы – даже на такого «славного» рыцаря, грозы старцев, как ты. И сравнение, что я сделал, конечно же, унижает ее…

– Ты напрашиваешься на ссору? – воскликнул Рисбитер, нервно дергая поводья и заставляя коня крутиться на месте. – Не забывай, Дельвиг, что мой меч при мне! И вытащить его из ножен – пустяшное дело.

А Дельвигу, похоже, только того и нужно было.

– Так и пускай его в ход там, где это уместно! – раздраженно ответил он. – Я могу повторить: твой пресловутый подвиг в Пыльтсамаа еще далеко не делает тебя достойным руки Агнес фон Мённикхузен. Невелика заслуга – под покровом ночи и с отрядом в двести человек напасть на незащищенный поселок, перебить женщин и детей и захватить в плен семидесятилетнего старика. Был бы это, по крайней мере, хоть сам король Магнус!..

– Ты все искажаешь себе в угоду, – злился и мучил коня юнкер Рисбитер. – Что бы я ни сказал, ты прицепишься непременно.

– Я говорю так, как рассказывали другие. Ты же не один там был. А кто был, свидетельствуют, что ты, приятель мой Ханс, выглядел не очень достойно.

– Я? Я был впереди… – в негодовании раздувал щеки Рисбитер.

– Да, ты был впереди. Но с другой стороны. Ибо стоило какому-то злому шутнику крикнуть: «Русские идут!..» – как ты первый показал пятки. И они оказались хорошо смазаны.

– Разве я мог отбиваться в одиночку, если все остальные бросились бежать? Сам посуди, прежде чем обвинять.

– Бывали случаи, что и я оставался один, когда все бежали, – сказал с гордостью Дельвиг. – Я не бежал. И это лучше всяких слов подтверждают отметины мечей на моем лице. Да и сам меч весь в выщерблинах.

– Ты просто однажды обжегся кочергой, – пытался вставить обидное Рисбитер.

Но приятель пропустил его слова мимо ушей:

– В том-то и беда наша, друзья, что каждый из нас спешит свалить вину на другого. Русские – иное! Они единодушны в своих действиях, и все повинуются приказу одного военачальника – воеводы. Мы же постоянно идем вразброд, каждый старается спасти свою шкуру и прячется за спину другого. Поэтому нас и ждет неминуемая гибель.

– Ты паникер и все извращаешь. Ты сам больше всех боишься русских, – все не мог остыть юнкер Рисбитер.

– Не боюсь. Опасаюсь, – поправил Дельвиг. – И потому опасаюсь, что сознаю наши слабости. Мы любим покутить и похвастать, когда враг далеко, а как только он неожиданно появляется перед нами – тут же обращаемся в бегство. «Бежим, бежим!..» – этот призыв русские так часто слышат со стороны защитников Ливонии, что уже принимают его за наш боевой клич.

Последнее было сказано с весьма горькой улыбкой.

– Так может говорить только изменник! – воскликнул Рисбитер и опять положил руку на эфес меча.

– Кто говорит правду, тот у лгунов всегда считается изменником, – ответил Дельвиг, и при этом лицо его залилось краской от негодования.

– Это кто лгун? – все более распалялся Рисбитер.

– Во-первых, тот, кто не терпит правды; во-вторых, тот, кто врет своему будущему тестю, будто вытащил его кровного врага из толпы воинов, уложив при этом дюжину их на месте; в-третьих…

– А в-третьих, да падут на твою голову все беды земные и небесные![3]3
  Проклятие, часто употреблявшееся и широко распространенное в то время.


[Закрыть] – вспыхнув, закричал Рисбитер и выхватил меч из ножен.

То же самое сделали и остальные: Дельвиг – чтобы защищаться, Адеркас и Гильзен – чтобы помешать глупому поединку, не дать пролиться крови.

– Ого! – насмешливо воскликнул юнкер Адеркас, протягивая свой клинок так, чтобы он разделил спорящих. – Если мы уже сейчас начнем рубить друг другу головы, что же тогда будет на свадебном пиру, когда эти самые головы разгорячатся от пива и вина?[4]4
  Авторы исторических хроник свидетельствуют, что в то время помещичьи свадьбы в Ливонии редко проходили без ссор и кровопролития.


[Закрыть]

Пока Адеркас это говорил, Гильзен стал между спорящими.

Помешать схватке оказалось нетрудно, так как Дельвиг был человек хладнокровный и умный, а Рисбитер очень хорошо сознавал, что противник превосходит его в силе и ловкости. Кровь в Рисбитере кипела, когда он слушал слова Дельвига, но едва Рисбитер увидел острие его меча, от которого отразился яркий солнечный луч, отвага его сошла на нет и кровь остыла.

Немного погодя все вложили мечи в ножны. Но настроение на время было испорчено. Дальше ехали в молчании.

Разобиженный Рисбитер пришпорил коня и оторвался от товарищей на довольно большое расстояние. Дорога между тем круто сворачивала в лес. И Рисбитер на несколько минут исчез из поля зрения приятелей.

Он ехал в задумчивости. Не трудно догадаться, какие мысли сейчас занимали его. Да, он не был героем в том деле в Пыльтсамаа; и слишком многие видели то, что он не был героем; и с этим уж ничего не поделать!.. как заставить их замолчать – вот вопрос… Насмешки их, подлых завистников, звучат все громче; никак нельзя позволить, чтобы насмешки эти услышал старый Мённикхузен, будущий тесть. Одного бы насмешника призвать к ответу, задать хорошую трепку – чтоб другим неповадно было. И замолчали бы завистники. Да как тому же Дельвигу трепку задашь, если он во владении мечом много опытнее тебя, если он столь крепок духом, что от врага, сколь многочислен тот ни был, никогда не бегал?.. Вот кабы попался насмешник менее опытный – мечтал Рисбитер!..

Вдруг юнкер увидел впереди себя, шагах в ста, одинокого путника. Тот, заметив всадника, быстро сошел с дороги и исчез за деревьями. Рисбитер был в таком настроении, когда мужественный человек ищет с кем-нибудь стычки; но поскольку Рисбитер мужественным человеком не был, а был весьма даже малодушным, он и желал увидеть сейчас на дороге кого-нибудь послабее, на ком можно, ничем не рискуя, выместить обиду и унижение. Глядя пристально вперед, юнкер, в полном соответствии с особенностями своей натуры, рассудил, что одинокий пеший путник, которого ему, всаднику, особенно бояться нечего, попался под руку как раз для того, чтобы юнкер мог сорвать на нем злобу. Благоприятствовал рок. Рисбитер на всякий случай оглянулся – не слишком ли отстали его приятели, чтобы прийти в случае чего на помощь. Потом он вонзил шпоры в конские бока и поскакал вперед. Съехав с дороги в лес, юнкер вскоре настиг путника.

Это был рослый человек, еще молодой, весьма крепкого телосложения, в длинном крестьянском кафтане. На голове у него была широкополая с высокой тульей шляпа, вошедшая в моду у горожан, на ногах – сапоги с подвернутыми голенищами; такие сапоги в те времена носили воины. И при всем желании по одежде незнакомца трудно было определить, кто он – воин, горожанин или крестьянин. Черты его загорелого лица были тонкие и красивые, благородные черты, глаза – черные, живые. В руках путник держал довольно толстую дубинку.

Когда юнкер подъехал ближе, незнакомец спокойно оперся на свою дубинку. Не похоже было на то, чтобы этот человек сильно испугался приближающегося всадника. И это стало неприятным открытием для юнкера; его сейчас порадовал бы путник, сигающий, как заяц, в кусты, либо ползающий перед ним на коленях. Но, увы, не все в жизни получается так, как мы того желаем.

Рисбитер направил своего коня прямо на путника, но тот, не отступив ни на шаг, сильной рукой схватил коня за узду и остановил его.

– Юнкер, как видно, слепой – едет прямо на человека, – сказал он хладнокровно.

– Отпусти лошадь! – грозно крикнул Рисбитер. – Отпусти, если твоя глупая башка тебе дорога.

Незнакомец заставил коня податься назад и тогда только выпустил узду из рук.

– Почему ты свернул с дороги? – уже немного тише спросил юнкер.

– Да ведь крестьянину полагается уступать дорогу рыцарю, – вежливо ответил незнакомец. – К тому же в нынешнее время человека по лицу и не распознаешь – разбойник он с большой дороги или благородный человек, крестьянин он или сам епископ…

– Говорлив очень! Уж я тебе покажу сейчас, как ты должен меня бояться. Ну-ка, ступай туда!.. – и Рисбитер указал пальцем на дорогу.

Но незнакомец только улыбнулся краешками губ:

– А мне надо как раз в другую сторону. Прощайте, юнкер!

– Что значит «прощайте»? – вскипел Рисбитер. – Как ты говоришь с благородным рыцарем? Тебе давно не задавали трепки?..

Незнакомец, оставив все эти вопросы без ответа, повернулся к юнкеру спиной и собрался уходить.

– Стой! – крикнул Рисбитер и, обернувшись, позвал: – Эй, друзья, сюда! Скорее!..

Спутники его, пустив коней вскачь, быстро приблизились.

– Это весьма подозрительный человек, – кивнул на незнакомца Рисбитер. – Не иначе, он русский шпион.

– Почему ты так решил? – спросил юнкер Адеркас.

– Завидя меня на дороге, он бросился прятаться. И одет странно. Хочет казаться простаком, а глаза его, поглядите, хитрые…

– Что ж с того? – пожал плечами юнкер Гильзен. – По таким приметам каждого второго можно записать в русские шпионы.

– Мы должны схватить его и взять с собой на мызу, – настаивал Рисбитер.

В продолжение этого разговора молодой незнакомец пристально, но без малейших признаков страха смотрел на благородных всадников, среди которых он так неожиданно очутился. Он не выказывал особого почтения, однако в поведении его не было и ничего дерзкого.

Спор мог затянуться.

– Кто ты такой, парень? – решил дознаться правды юнкер Дельвиг.

– Шведский король, – глазом не моргнув, ответил незнакомец.

Юнкеры невольно улыбнулись: хороша была шутка. Но в ответе незнакомца они наконец усмотрели дерзость, за которую следовало наказать. Шутить с людьми благородными положено только человеку благородному. Человек же подлого сословия обязан на вопросы отвечать.

– Оставь свои шутки, мужик! – сказал Дельвиг предостерегающе. – Смотри, как бы потом жалеть не пришлось!

– Но если вы сами знаете, что я крестьянин, зачем же тогда спрашиваете? – вопросил незнакомец, пожимая плечами.

Вопрос этот был разумный, и Дельвиг не нашелся, что ответить. Похоже, что незнакомца, действительно, не следовало включать в число простаков.

– Что тут еще болтать попусту! – нетерпеливо воскликнул Рисбитер. – Я сейчас накину ему петлю на шею, пусть бежит за мной рысью. Ступай-ка сюда, мужик!..

Рисбитер снял с луки седла длинный сыромятный ремешок и ловко приготовил петлю. Но так как дерзкий крестьянин и не думал двигаться с места, юнкер направил лошадь прямо на него. Подъехав достаточно близко, Рисбитер попытался набросить петлю ему на шею. В ту же минуту крестьянин взял свою дубинку в зубы, ловко обхватил юнкера руками за пояс, стащил его с коня и поставил перед собой на колени. Все это произошло так быстро, что приятели Рисбитера не успели вмешаться.

Сам же незнакомец отскочил на несколько шагов назад, прислонился спиной к толстому дубу и, выхватив скрытый в дубинке обоюдоострый меч, воскликнул:

– Не обижайтесь, юнкеры, но с вами я никуда не пойду!

Дельвиг, Гильзен и Адеркас были озадачены случившейся метаморфозой.

– Помогите! – жалобно завопил Рисбитер; от спеси его самым волшебным образом не осталось и следа.

Униженный, жалкий, он так и застыл на коленях в ожидании смертельного удара.

Но, похоже, удар этот никто наносить не собирался.

Товарищи придержали его испуганного коня.

– Встань, храбрый Рисбитер! – с насмешкой сказал Дельвиг. – Рыцари не сражаются ни лежа на животе, ни стоя на коленях!

Рисбитер поднял голову и робко огляделся. Увидев, что незнакомец стоит в нескольких шагах от него и не грозит ему расправой, юнкер вскочил, мигом взобрался на коня и закричал, будто одержимый:

– Друзья! Не дайте ему удрать!.. Это очень опасный человек! Он шпион, русский! – и показывал на незнакомца пальцем, словно до этих пор никто его не видел. – Мы должны взять его с собой, живым или мертвым! Мы допросим его и узнаем, зачем он здесь… Мы тем самым нарушим планы русских…

Всадники, увидев ловкость незнакомца, увидев меч, возникший у него в руках из обыкновенной дубинки, оценив надежность позиции для обороны, какую он занял, уж сами укрепились в мысли, что никакой он не крестьянин; они окружили его. Каждый пытался нанести ему удар своим длинным мечом.

Только Дельвиг держался в стороне – ему было стыдно, что они вчетвером напали на одного пешего человека… кем бы он ни был. Но Дельвига удивляло, что этот пеший, обряженный явно в чужие одежды, очень искусно владел мечом и, как бы играя, отбивал все удары всадников – и направо, и налево успевал.

Вскоре Адеркас и Гильзен в нерешительности отступили, они были озадачены мастерством незнакомца. А меч Рисбитера тут со звоном полетел на землю. Тогда юнкер, пробормотав проклятие, выхватил из-за пояса длинноствольный пистолет, решил он сполна рассчитаться с обидчиком – окончательно. Однако злоба как будто ослепила стрелка: выстрел грянул, но пуля не попала в цель; только большой кусок коры отлетел от ствола дуба.

– Это не человек, а сам дьявол!.. – вскричал пораженный Рисбитер и вытащил другой пистолет.

На этот раз он целился тщательнее. И выстрелил бы уже, но дрожала рука, ствол пистолета ходил ходуном…

– Господа! Господа!.. – послышался вдруг из-за деревьев звонкий голос девушки. – Что я вижу!.. И не стыдно вам, господа, вчетвером нападать на одного, да еще на пешего? К тому же я не вижу у него в руках пистолета.

Юнкеры обернулись, пораженные, и увидели красивую, нарядную девушку, подъезжавшую к ним верхом на белой лошади. Следом из-за деревьев показались еще несколько всадников – рыцарей с оруженосцами. Щеки девушки раскраснелись от быстрой езды, а может быть – и от негодования, в глазах был укор.

Она продолжала:

– Я привыкла думать о вас как о людях благородных. Но обстоятельства, в которых сейчас вижу вас… это похоже на расправу.

– Фрейлейн фон Мённикхузен! – в один голос воскликнули юнкеры и спрятали мечи.

Рисбитер от неожиданности едва не выронил пистолет. Не много ли сегодня для него было неожиданностей?

– Это ты, моя дорогая Агнес!.. – в некотором смущении произнес он, оглядываясь на приятелей. – Каким чудом ты оказалась здесь?

– Нам с отцом наскучило сидеть в четырех стенах, и мы решили совершить прогулку, – ответила Агнес. – Заодно посмотреть – не прячутся ли в наших местах чужие?.. А вот отец и сам едет сюда…

Между деревьями было все больше всадников. В шлемах и латах, со щитами, мечами и пиками. Воинство.

Агнес все озиралась:

– Но что здесь произошло? Юнкер Рисбитер?..

Рисбитер не нашелся, что ответить, и, покраснев до ушей, предостерегающе мигнул товарищам.

Они же, поедая глазами красавицу, не заметили его подмигивания. Или не хотели замечать.

– У нашего Ханса вышла маленькая неприятность, – ответил за него язвительный Дельвиг. – Он захотел помериться силой с простолюдином, а тот выказал неожиданную прыть и стащил его с лошади.

– Вот как!.. – девушка недоверчиво повела бровью.

– Именно так, – продолжил Дельвиг, не щадя чувств приятеля. – Это позорное пятно… как бы это выразиться поделикатнее… мы и хотели смыть со щита Рисбитера мужицкой кровью.

– Вы упали с лошади? – рассмеялась Агнес, обернувшись к Рисбитеру. – Ах, как жаль, что я опоздала и не увидела этого.

А он тем временем делал отчаянные знаки предателю Дельвигу, и его знаки не остались незамеченными девушкой.

Дочь рыцаря, барона Мённикхузена, и молодой незнакомец, нечаянная встреча с которым стала причиной такого переполоха, вдруг встретились взглядами. Сперва в глазах девушки можно было прочитать только простое любопытство, тогда как взор этого человека, остановившийся на прекрасном лице Агнес, наполнился удивлением и почтительностью.

Между тем к ним подъехал старый рыцарь фон Мённикхузен с несколькими другими всадниками. Мённикхузен был высокий и статный, седобородый старик, державшийся очень уверенно и не без высокомерия человека, привыкшего повелевать.

Юнкеры почтительно его приветствовали.

– Что тут происходит? – спросил барон Мённикхузен, оглядывая присутствующих.

– Мы поймали русского шпиона, – с поспешностью ответил Рисбитер. – Завидя нас, он побежал с дороги.

– Шпиона… – невольно повторила Агнес и как бы с сожалением посмотрела на молодого путника, задержанного во владениях Мённикхузенов.

Она никогда прежде не видела ни одного шпиона. Агнес слышала от отца и рыцарей, что шпионы – самые презренные люди на свете, что они хитрые, изворотливые, вредные, мстительные, подлые, не имеющие ничего святого. Но незнакомец, что все еще стоял под дубом, никак не выглядел таковым. У этого человека было открытое, честное, мужественное лицо; он явно был очень смел, поскольку в обстоятельствах, имевших место, когда по существу решалась его судьба, когда сама жизнь его могла оборваться здесь через минуту-другую, он нисколько не тревожился за себя, он даже выглядел веселым. Неужели он мог быть шпионом?

– Кто ты такой? – сурово спросил незнакомца фон Мённикхузен.

– Вольный человек, – с приятной открытой улыбкой ответил тот.

– Как твое имя?

– Габриэль, – этот человек был подкупавшее прост.

– Ты, говорят, русский шпион?

Габриэль с новой улыбкой развел руками:

– Шпионы не ходят среди бела дня по большим дорогам. Я слышал, шпионы имеют обыкновение красться в ночи и выглядывать из-за угла.

Назвавшись Габриэлем, человек этот не признался, однако, что носит несколько иное – русское – имя Гавриил.

– Он свернул с дороги, завидев меня, – подал голос Рисбитер. – Я сразу заметил, что он меня боится, – тут юнкер напустился на обидчика. – Почему ты стал удирать от меня, мужик? И почему, объясни, ты дрожал давеча, стоя передо мной?..

– Я не помню, чтобы убегал от тебя, – ответил Гавриил, улыбаясь. – Не дрожал перед тобой раньше, и вряд ли кто-нибудь скажет, что дрожу сейчас…

– Этот парень уже доказал, что его не так-то легко напугать, – заметил юнкер Дельвиг. – Он заставил Рисбитера вертеться волчком, потом один отбивался от нас, четверых всадников, и следует признать, пусть и в обиду себе, не так уж это ему было трудно – даже при всем нашем умении фехтовать; а когда захотел, он с первого же удара выбил меч из руки Рисбитера.

Юнкер Ханс Рисбитер вспыхнул как огонь:

– Дельвиг лжет, я сам нечаянно уронил меч в схватке. Еще не родился тот человек, который выбьет из рук моих меч. Хотел бы я на такого посмотреть… Скажу вам, господин барон, приятели мои только мешали мне. Уж задал бы я этому подлецу трепку!..

– Тише! – приказал старый Мённикхузен. – У меня от крика голова кругом идет… Вы, юнкеры, постоянно грызетесь между собой, что не подобает людям достойным и с честью, – потом он обратился к Гавриилу. – Скажи без утайки, что тебе здесь, во владениях моих, было нужно? И вообще… Что ты за человек? Где ты живешь? Если судить по словам моих людей, ты неплохо справляешься с оружием.

– Я воин. Что правда, то правда, – не стал лукавить Гавриил. – Где воюют – там я и кормлюсь. Но так ныне поступают многие. Где я живу, спрашиваете вы, уважаемый… Пожалуй, там, где живет ветер. А он живет везде. Сейчас я направляюсь в Таллин, к шведам, искать службы.

– Ты немец?

Гавриил пожал плечами:

– Правильнее будет сказать, что я вырос среди немцев.

Фон Мённикхузен на минуту задумался; при этом поглядывал на Гавриила оценивающе. Тут Агнес прикоснулась к руке барона и что-то шепнула ему на ухо. Старый рыцарь улыбнулся, кивнул, потом громко сказал:

– Ты говоришь, что идешь искать службы, воин Габриэль. А не хочешь ли поступить на службу ко мне? В моем отряде не будет лишним отважный человек, умеющий управляться с оружием.

Гавриил вежливо поклонился:

– Поймите меня правильно, уважаемый, но я не поступаю на службу к тем, кого не знаю.

Мённикхузен был ответом удивлен. Барон давно привык к тому, что все молодые люди в округе только и мечтали служить под его началом, а здесь он встретил молодого воина, который служить у него не хочет. Видать, не прост. И цену себе знает. Как раз такого и надо бы в отряд…

Барон взял дружеский тон:

– Я должен назвать тебе свое имя? Ладно, господин Габриэль. Я – владелец поместья Куйметса и начальник ливонского мызного отряда[5]5
  Мызными людьми во время великой Ливонской войны называли помещиков бывшего орденского государства и их слуг, которые целыми отрядами нанимались на службу то к шведам, то к русским, то к датчанам или полякам, но в большинстве случаев, ни к кому не примыкая, как настоящие разбойники, разоряли страну. Находившийся в подчинении у Мённикхузена отряд помещался в укрепленном лагере Куйметса и номинально состоял на службе у шведского короля. По-эстонски мызные люди звучит как – moisamehed.


[Закрыть] барон Каспар фон Мённикхузен. Теперь ты мне больше доверяешь?

– Ваше имя, рыцарь фон Мённикхузен, широко известно, – ответил Гавриил с новым легким поклоном. – И известно оно гораздо дальше, чем вы, может быть, сами думаете. Вы доблестный воин, на вашем счету немало побед. Никто не станет с этим спорить. Но все же я не хочу служить вам.

– Почему? – спросил, нахмурившись, Мённикхузен.

– Я не хочу быть воином мызного отряда.

Сей ответ ничего не объяснил барону. И Мённикхузен занервничал:

– А знаешь ли ты, дерзкий и непокорный, что я могу бросить тебя в темницу или велеть тут же вздернуть на сук?

«Дерзкий и непокорный» вежливо улыбнулся:

– Вы можете подвесить на сук только мое тело… когда в нем перестанет биться сердце. Но бросить меня в темницу или хотя бы заставить служить себе вы никак не сможете. Вы сами воин, рыцарь фон Мённикхузен, и должны бы знать, что настоящего воина угрозами не запугаешь.

Краска гнева залила лицо Каспара Мённикхузена. Этот пришлый человек в платье крестьянина пренебрег его предложением, отказался служить бок о бок с благородными, этот человек не устрашился его угроз; говорит он с вежливостью, но на деле не очень-то вежлив; он как будто с вежливостью швыряет в него угли… Барон оказался в затруднении – не знал, как с ним поступить.

Здесь Агнес снова тихо дотронулась до его рукава, снова шепнула что-то.

Старый рыцарь сердито махнул рукой и проворчал:

– Если тебе так уж хочется помереть с голоду – ступай к своим шведам!.. Они и нам не в состоянии платить жалованье, а тем более такому, как ты, – покосившись на дочь, барон досказал: – Но мое приглашение остается в силе. Если ты захочешь увидеть лучшие дни и пожить в довольстве, приходи ко мне. Сильные и смелые люди мне всегда нужны.

– Я запомню это, господин барон, – вежливо склонил голову Гавриил.

Рыцарь продолжал:

– Сегодня до вечера ворота Куйметса будут для тебя открыты. Благодари Бога, что я не в плохом настроении, благодари своего ангела, что за тебя заступилась моя дочь. И хорошенько подумай… как там тебя!.. Габриэль… прежде чем совершить величайшую глупость в своей жизни и отказаться от моего милостивого предложения.

Сказав это, барон Мённикхузен повернул лошадь и выехал со своими спутниками обратно на дорогу.

Агнес, тронув поводья, оглянулась и увидела, что Габриэль неподвижно стоит на прежнем месте и как бы с сожалением смотрит ей вслед. Она быстро отвела глаза.

– Что за наглый этот мужик! Что за негодяй! – ворчал юнкер Рисбитер, ехавший рядом с Агнес. – Я никак не могу понять, почему твой отец унизился до разговора с ним, почему не наказал его без всяких разговоров.

– А почему ты сам, рыцарь с честью, не наказал его? – спросила Агнес, улыбаясь.

– Но разве я посмел бы пойти против воли твоего отца? – вывернулся Рисбитер. – Я же не хочу попасть в немилость… накануне свадьбы.

Тут юная баронесса придержала свою лошадь:

– А если бы я тебе велела, Ханс, ты бы вернулся туда и проучил бы его – наглого мужика и негодяя?

– Если ты… эт-того так желаешь… – бледнея и запинаясь, проговорил Рисбитер.

– Милая фрейлейн Агнес, – засмеялся юнкер Дельвиг, слышавший их разговор, – не заставляйте своего жениха бросаться безоружным на умелого врага. Не посылайте ягненка в когти льва. Вы же видите – у Рисбитера, бедняги, даже меча нет.

– Где же твой меч?.. – спросила Агнес, сдвинув брови.

В глазах у своего жениха она прочитала полнейшую растерянность.

А юнкер Дельвиг так и сыпал насмешками и колкостями:

– Наш отважный Рисбитер оставил свой меч у ног противника – в знак своего глубочайшего к нему уважения. Наш великодушный Рисбитер простил подлого врага…

И он продолжал в том же духе, демонстрируя завидное красноречие и изощренность ума.

Насмешки Дельвига уже и юную баронессу задевали, поскольку юная баронесса с некоторых пор была известна в здешних землях как невеста Рисбитера.