Текст книги "На углу, у Патриарших..."

Автор книги: Эдуард Хруцкий

Соавторы: Анатолий Степанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вот они какие, камушки, – ласково сказал он и передал кейс Котову. – Слава, Сергей, срочно везите этого деятеля на Петровку. Прямо на их тачке. Лепилов, отдай Котову автомат.

– А вы? – взяв автомат, спросил Котов.

– Я сейчас по рации ОМОН вызову. Надо это поганое гнездо перетряхнуть.

…Артем отошел от окна, поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Это Артем. Ребят менты повязали… Они ничего не знают, я их нанял перед делом… Камни и Беца повезли на нашей машине… Он в багажнике.

«Вольво» на предельной скорости мчался к Москве. Никольский с удовольствием вел хорошую машину.

– Перед постом ГАИ сбрось скорость, чтобы не цеплялись, – посоветовал Котов. Кейс стоял у него в ногах, а на коленях, прикрытый курткой, лежал автомат.

Автомобиль поехал медленнее.

Но избежать остановки не удалось: уже перед самой Москвой гаишник светящимся жезлом указал место на обочине, требуя поставить туда «Вольво».

Никольский остановился, опустил боковое стекло и сказал подошедшему лейтенанту:

– Свои!

Он полез в карман за удостоверением и вдруг увидел направленный на него пистолет.

– Кейс! – потребовал гаишник.

Сзади подкатила неприметная машина, из которой выскочил человек с автоматом. Он подбежал к «Вольво», двумя очередями крест-накрест расстрелял багажник и кинулся обратно.

– Кейс! – уже яростно повторил гаишник.

Делая вид, что наклоняется за кейсом, Никольский левой рукой резко распахнул дверцу. Она с силой ударила бандита в милицейской форме по руке с пистолетом. Прогремел выстрел, пуля ушла в ветровое стекло. Никольский завалился на приборную доску. Котов из автомата полоснул по гаишнику.

Из промчавшейся мимо неприметной машины шарахнули очередью по «Вольво». Разлетелись вдребезги стекла, но Котов и Никольский лежали внизу, и ни осколки, ни пули вреда им не нанесли. Никольский вывалился на асфальт, несколько раз выстрелил вслед машине, но она была уже далеко.

Котов с автоматом и кейсом подошел к багажнику «Вольво», открыл его.

В багажнике лежал мертвый Бец.

– Отгулял паренек, – сказал Котов.

Гостиную в квартире Никольского мягко освещал старинный торшер, стоявший в углу. Работал телевизор, но звук был выключен, и жизнь на экране протекала в немоте, не нарушая уютной вечерней атмосферы.

Наташа и Сергей сидели за столом, накрытым к ужину. Никольский разлил вино.

– За тебя, – сказал он, поднимая бокал.

– Нет, у меня и так все замечательно, – возразила Наташа. – Лучше не бывает. Давай за тебя.

– А за меня бесполезно. Сколько выпито – и никакого толку… – Сергей улыбнулся, слегка кокетничая: это порой себе позволяют даже самые крутые мужики.

– Тогда за нас, – предложила Наташа, не споря.

Они выпили и принялись за еду.

– Ой, вкусно как! Хорошо готовишь, – похвалила Наталья.

– Пришлось научиться, когда жена бросила, – вздохнул Никольский. Вздохнул, впрочем, без всякого сожаления. Да и ему ли, право, было сожалеть, когда напротив сидела такая девушка!

– Давно бросила? – будто равнодушно осведомилась Наташа.

– Она уже замужем. Нашла, как ты говоришь, нормального человека, – эти слова он особо подчеркнул, усмехаясь с легкой горечью. – У них дети…

– А почему она бросила тебя? – Наташа с трудом соблюдала внешнее спокойствие.

– Погоди, познакомишься со мной получше – сама поймешь! – пригрозил Никольский, делая страшные глаза.

– Не запугивай! – отмахнулась она. – Хочешь, чтобы и я тебя бросила? Не дождешься!

Вдруг она пригляделась к телевизору, подошла и включила звук.

– …Дом-музей этого замечательного писателя, – прорезался с экрана голос Яны, и сама она появилась в кадре. – Вся Москва шумела по поводу ограбления. Не могли бы вы сказать несколько слов, Павел Николаевич?

– Спешу успокоить москвичей, – ответил генерал Колесников, появившись в кадре с Яной. – Дело завершено. Преступник – матерый уголовник Болбочан – оказал при задержании вооруженное сопротивление и был убит в перестрелке. Ценности возвращены государству. Хотелось бы особо отметить…

Сергей подошел к телевизору следом за Наташей, выключил звук.

– Может, он и про тебя что-нибудь?… – предположила она.

– Обязательно, – подтвердил Сергей. – В самом конце. Скажет: отличились и другие сотрудники.

– Значит, все кончилось? – спросила Наташа с какой-то странной интонацией. Но Никольский, вопреки сыщицкому чутью, не заметил этой интонации. Сергей сегодня вообще ничего не замечал, кроме сияющих глаз Натальи. Он был слишком счастлив.

– Генералу не веришь? – подмигнул Никольский девушке в ответ на ее вопрос.

– Тогда слушай, – виновато улыбнулась Наташа. – Теперь, наверное, можно признаться… Я давала слайды Алеше Тарасову.

Сергей весь похолодел.

– Что?! – взревел он, отшатываясь.

– Я давала слайды Алеше Тарасову, – твердо повторила девушка.

– Зачем? – Сергей немного взял себя в руки.

– У него прекрасная коллекция – лучше моей. А этих не было, – пояснила Наташа. – Он показал друзьям и на следующий день вернул.

– Почему же ты раньше не сказала?! – закричал Никольский.

– Не хотела подставлять порядочного человека, – пожала она плечами.

Сергей неожиданно заметался по комнате.

– Порядочные… – бормотал Никольский себе под нос. – Уметь бы с ходу определять, кто вправду порядочный, а кто… А то иные порядочные только тусуются красиво, а сами… – Наконец Сергей остановился.

– Все сходится, – дрогнувшим голосом объявил он.

– Что сходится? – нахмурилась Наташа.

– Все! – Его колотило от возбуждения. – Тарасов переснял слайды на фотографии.

– Опомнись, Сергей! – Глаза Наташи вспыхнули.

– Его помощник Артем нанял Беца. И здесь они прокололись! Бец ограбил дом-музей на день раньше! – продолжал Никольский, как бы не услышав реплики своей возлюбленной.

– Почему? – заинтересовалась и Наташа. – Почему Бец пошел на дело раньше?

– Бандит обманул бандитов! – торжествующе констатировал Сергей. – И все награбленное забрал себе! Вдобавок Людмила Ильинична заметила у него фотографии. Мы поняли: это наводка! И Тарасов занервничал!

– Что ты несешь?! – Девушке все еще очень не хотелось верить очевидному, не хотелось подозревать джентльмена Алешу в банальной жажде наживы и преступном умысле.

– Недаром он просил, чтобы я не вызывал тебя на допрос! – добивал ее веру в Тарасова Сергей.

– Он просил?! – изумилась Наташа.

– Вот здесь, на этом самом месте!

– Ну, естественно, добрая душа… – Девушка цеплялась уже за соломинку.

– Ага, добряк! – зло хохотнул Сергей. – Я ведь отказал ему. И тогда он подослал к тебе Артема. Помнишь ту гориллу?

– Алеша хотел меня убить?! – охнула Наташа и тут же прижала ладонью губы.

– Вот именно, ты же могла сказать на допросе, что давала ему слайды, – втолковывал ей Сергей как милому, но непонятливому ребенку. – Но не сказала, глупенькая… А потом он увидел в театре брошь на мадам Голубковой.

– Да, брошь Людмилы Ильиничны, – слегка обалдело кивнула девушка. – Но это я ее увидела…

– Он тоже, причем первым! И сразу ушел из театра! – нажимал Сергей.

– Потому что забыл отправить факс, – Наташа все еще пыталась оправдать Тарасова – из последних сил.

– Нет, потому что побежал звонить Артему! – уже спокойнее сказал Никольский. – И тот помчался со своими «быками» в «Русский лес». Там-то мы с ними и встретились.

– Ну, а если Алеша все-таки непричастен? Несмотря на все совпадения? – спросила Наташа.

– Ты мне не веришь?! – изумился Сергей.

– Конечно, нет, – произнесла она тверже.

– Почему?!

– Во-первых, бездоказательно, – начала Наташа. – Во-вторых, просто противно, когда подозревают невинного человека. Давай переменим тему.

– Ты права, доказать уже ничего нельзя, – хмыкнул Сергей огорченно. – Бец убит, Артем скрылся.

– Я же просила… – начала девушка.

– А главное – никаких улик! – перебил ее Никольский, опять будто не слыша.

– Сергей, – сказала Наташа строго. – Посмотри, кто к тебе пришел.

– Кто? – не понял он.

– Я!

Некоторое время Никольский недоуменно ее разглядывал. Затем опомнился, тряхнул головой.

– Прости. – Он опустился на диван. – Увлекся… Наташа подошла, села рядом, обняла и положила голову ему на плечо.

– Пригласил девушку, а ведешь себя кое-как, – укорила она. – О ком думаешь?

– О тебе, – искренне ответил Сергей.

– Уже лучше, – кивнула Наташа ободряюще, как терпеливая учительница туповатому ученику. – А что ты обо мне думаешь? Как выражаются у вас в милиции, раскалывайся.

Сергей вскочил с дивана и вновь заметался по комнате. Сыскарский азарт его явно не отпускал. Мыслями Сергей сейчас был там – в хитросплетениях уголовного дела.

– Если бы ты сказала на допросе, что давала слайды Тарасову, все могло повернуться по-другому! – с острой досадой воскликнул Никольский.

Наташа молча встала, взяла сумочку и вышла из гостиной.

– Подожди! – догнал ее в прихожей Сергей. – Это моя работа, понимаешь?! – отчаянно выкрикнул он, – ты это понимаешь?

– Я понимаю, почему тебя бросила жена, – Наташа сняла с вешалки плащ. Обиделась она не на шутку. – Учти! На коленях ко мне приползешь и будешь скулить под дверью. Но я не открою!

Она ушла.

– И правильно сделаешь, что не откроешь… – вздохнул Никольский, оставшись один.

Он вернулся в гостиную и включил у телевизора звук.

– Отличились и другие сотрудники, – сказал с экрана генерал Колесников.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
САМОУБИЙСТВО, или ШАНТАЖ.

Коридорные часы показывали без двух минут девять. Высокий, ладно скроенный мужчина подошел к двери, рядом с которой на черной вывеске было вытиснено золотом «Георгий Тимофеевич Шадрин», открыл ее и оказался в приемной, где уже шумела небольшая толпа посетителей.

– Здравствуйте, – сказал мужчина всем. И началось:

– Георгий Тимофеевич, крайне важно! Георгий Тимофеевич, я всего на минутку!.. Георгий, на пару слов!

– Всех приму, – объявил Георгий Тимофеевич и улыбнулся: – С течением времени. Извините, но первым пойдет первый. Первый зам. Прошу вас, Николай Николаевич.

Начальник и его заместитель проследовали в кабинет. Там они уселись друг против друга у стола заседаний.

– Николай Николаевич, – сказал Шадрин. – Я, конечно, постараюсь принять всех, но мне и работать надо. Есть три зама, которые вполне могут принять хотя бы часть посетителей и решить их вопросы. И вы в том числе.

– Совершенно с вами согласен. – Лысоватый первый зам склонил блестящую голову. – Но позвольте заметить, что вы сами взвалили на себя непосильный груз личного решения всех проблем.

– Виноват, но достоин снисхождения, – добродушно засмеялся Шадрин. – На первом этапе мне необходимо было конкретно ознакомиться с общим положением дел в вашей конторе, – продолжал он уже официальным тоном. – А теперь вступит в силу четкое распределение обязанностей. Что у вас?

– Георгий Тимофеевич, вы отказали «Континент-трансу» в лицензии на вывоз и продажу сырой нефти, – осторожно, даже вкрадчиво начал заместитель. – «Континент-транс» – солидная и надежная фирма, уже несколько лет сотрудничающая с нами…

Он замолчал, ожидая реакции начальника.

– Николай Николаевич, – Шадрин набрал в легкие воздуха и договорил почти без пауз, как на митинге. – Вчера на заседании правительства я испытал несколько неприятных минут, когда вице-премьер выразил возмущение по поводу фирм, берущих лицензии и ничего не дающих государству. Правда, «Континент-транс» назван не был, но месяц назад я поручил юридическому отделу проверить целый ряд наших партнеров, в том числе и эту фирму. Полгода назад мой предшественник подписал ей лицензию на вывоз алюминия. Прибыль – миллионы долларов, в казне – ни копейки. Как это понимать? – он сурово взглянул на собеседника.

– Не может этого быть! – воскликнул Николай Николаевич довольно фальшиво.

Шадрин наклонился, вынул из ящика стола и протянул заму документы:

– Ознакомьтесь.

– Хорошо, хорошо, – заспешил Николай Николаевич, взял бумаги и двинулся к выходу. И уже выходя, добавил скороговоркой: – Я во всем разберусь и доложу.

Он не смог закрыть дверь, потому что на пороге стояла секретарша.

По малолюдному переулку в Замоскворечье, как бы устав от офисов и автомобилей, неспешно прогуливались Алексей Тарасов и один из бизнесменов, мелькавших на небезызвестной презентации. Правда, автомобили были под рукой: «БМВ» и «Мерседес» черепашьим ходом тащились за своими хозяевами.

– Я просто завален паническими факсами из Лихтенштейна, – говорил бизнесмен. – Пока я их успокаиваю, но, по сути, положение критическое, Алеша. Мы теряем миллионы долларов.

– Я же вроде договорился, Вадим, – полуудивленно-полунегодующе Тарасов покосился на собеседника. – Какие проблемы?

– К тебе никаких претензий. Твои люди сделали все, – заверил Вадим.

– Тогда в чем дело? Что говорит Николай Николаевич? – Тарасов спрашивал резко, будто у подчиненного отчета требовал.

– В сложившейся ситуации Николай Николаевич бессилен, – развел руками Вадим. – Шадрин перекрыл кислород.

– Он не подписывает? – жестко уточнил Тарасов.

– И не только. Он копает под все наши последние сделки. – Вадим был явно напуган.

– Серьезный паренек, – смягчился наконец Алексей, поняв, каков Шадрин. – Нажмем на него сверху. Не паникуй, Вадим! – Тарасов ободряюще похлопал бизнесмена по плечу и затем сделал знак шоферу «Мерседеса».

В уютном зале ресторана Дома архитектора Шадрин ужинал с красивой, эффектной, дорого, но со вкусом – без кричащей яркости – одетой дамой.

– А здесь вполне ничего, – благодушно заключил слегка выпивший Шадрин и положил широкую свою ладонь на тонкую руку дамы. – Готовят вкусно. Пожадничал с голодухи с закусками, порционных блюд уже не хочу.

– Тайные свидания, ресторанные обеды и ужины, кровати в чужих квартирах – это наша любовь, Георгий? – с горечью спросила дама.

– Но мы уже все решили, Лариса! – горячо воскликнул Шадрин. – Твой муж возвращается через месяц, на той неделе я еду в Питер и обо всем рассказываю своей жене. Если она не на гастролях, уверен, проблем не будет.

– Проблем не будет, проблем не будет… – бесцветно пробормотала Лариса. – А что будет, Георгий?

– Будет наша счастливая жизнь. Твоя и моя, – ответил Шадрин спокойно и твердо. Похоже, сам он не сомневался в этом.

– Ты так уверен? – спросила женщина с привычной

безнадежностью в голосе.

– Я верю тебе. Я люблю тебя. Вот и все, – сказал Шадрин.

– Ты сейчас выпил, и вот она – жизнь в розовом свете, – невесело усмехнулась Лариса.

– Что мешает и тебе выпить? – улыбнулся Шадрин, пытаясь разрядить обстановку.

– Да ведь потом придется трезветь, а протрезвев, думать: где она, жизнь в розовом свете, выдуманная дурой не первой молодости? – печально и как-то привычно произнесла Лариса. Какая-то надломленность чувствовалась в ней, в этой ухоженной, породистой, благополучной на вид и ни капли еще не старой женщине.

Бесшумно приблизился официант, поставил поднос на служебный столик, деликатно прибрал грязную посуду со стола, с подноса перенес к приборам клиентов тарелки с котлетами по-киевски и пожелал:

– Кушайте на здоровье.

– Кушайте, кушать, кушаю, – поиграла словами Лариса. – Какое отвратительное лакейское слово!

– Последнее время ты боишься, Лара, – абсолютно трезво отметил Шадрин. – Кого? Чего?

– Себя.

– Объясни, почему, – потребовал Шадрин.

– Не поймешь. А если поймешь… – Лариса махнула рукой. – Давай лучше кушать котлеты по-киевски. Ты кушаешь, я кушаю…

– И то дело, – согласился Шадрин, понимая, что она не хочет серьезного разговора. – Привыкай, привыкай к здешней кухне.

– А зачем, собственно, я должна привыкать к здешней кухне? – вяло удивилась Лариса.

– Секрет! – Шадрин состроил заговорщическую мину.

– Какой еще секрет? – спросила Лариса с едва заметным раздражением.

– Секрет, связанный с сюрпризом, – продолжал напускать таинственности Шадрин.

– Господи! Секрет и сюрприз! – Лариса всплеснула руками в фальшиво-восторженном испуге. – Не мучай меня, Георгий.

– Секрет будет раскрыт через несколько минут, а сюрприз, как мне кажется, из приятных! – объявил Шадрин торжественно. – Ешь котлету, привыкай к здешней кухне, – добавил он хозяйским тоном.

– Я не ем, я кушаю…

Они вышли из Дома архитектора. Лариса направилась было к своему «жигуленку», но Шадрин остановил ее:

– Давай немного погуляем. Мне нравится это место.

– И мне, я ведь москвичка… – кивнула она. – Только недолго погуляем, ладно? Мне тебя еще в гостиницу везти.

Они не спеша прошли улицей, свернули в переулок, сделали еще один поворот и очутились у домов, мимо которых после одиннадцати вечера запрещалось ездить на автомобилях. Шадрин остановился у ворот одного из домов и повернул к себе Ларису. Он смотрел ей в глаза, она смотрела ему в глаза.

– Ты должна привыкнуть к кухне Дома архитектора, потому что когда у тебя не будет охоты готовить ужин, мы будем ужинать там, – произнес Шадрин тихо, но значительно.

– Не поняла, – растерянно сказала Лариса.

– В этом доме мы будем жить, Лариса! – с некоторым пафосом произнес Шадрин.

Она стояла посреди большой полупустой комнаты и беспомощно разглядывала стены, окна, одинокую тахту, небольшой стол с четырьмя стульями, два чемодана у дверей.

– Вот и вся меблировка, – сказал Шадрин. – Правда, холодильник на кухне имеется.

– Богато, – съязвила она по привычке, но любопытство пересилило: – А сколько всего комнат, Георгий?

– Три, не считая холла, – гордо объявил он.

– Пойдем посмотрим, – предложила она. Ею овладел азарт.

Войдя в комнату с эркером, она сразу же решила:

– Здесь будет твой кабинет.

Квадратной комнате с окнами во двор, с видом на купы высоких деревьев тоже было найдено назначение:

– Прелестная спальня!

В холле она рассуждала уже как дизайнер:

– В этом углу телевизор, здесь полки для пленок и кассет. Вот сюда приспособим аудиокомплекс. Напротив телевизора – журнальный столик темного стекла, и, конечно же, два кресла и диван, кожаные, финские. Какого цвета лучше, как ты считаешь?

– Как ты считаешь, – эхом, не спрашивая, а утверждая, откликнулся он, счастливо и немного глупо улыбаясь.

– Пожалуйста, не улыбайся, как дурачок, – сказала Лариса.

И вдруг звякнул дверной звонок. Шадрин кивком указал ей на дверь в большую комнату, а сам вышел в прихожую.

– Кто там? – спросил через дверь.

– Открывай! – рявкнул командирский бас. Шадрин приоткрыл дверь, но статного командира в «адидасе» в квартиру не пустил.

– Не ко времени, мои женераль, – с усмешкой извинился Шадрин.

– Понятно, – сказал генерал и тоже перешел на французский. – Миль пардон, Жора.

Шадрин закрыл дверь, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку шампанского. Он готовился к этому знаменательному свиданию. Два хрустальных бокала – вот пока и вся посуда. Не беда, главное – она здесь. Он взял бокалы и направился в большую комнату.

Лариса сидела на тахте и плакала. Увидев его, она вскочила, обняла за шею, прижалась к нему и быстро-быстро зашептала:

– Я люблю тебя, я люблю тебя…

– Тогда чего же ты ревешь, дурочка моя? – Он ласково погладил ее по волосам.

– От счастья! Я счастлива сегодня, Георгий… – Кажется, впервые за вечер в Ларисе не было ее привычной безнадежной грусти.

Шадрин в своем кабинете работал над документами. Напольные часы глухим звоном пробили семь раз. С последним ударом часов в дверях возникла секретарша.

– Все, все, Оля! – виновато сказал Шадрин. – Еще десять минут, и я ухожу. Вызывайте машину.

– Георгий Тимофеевич, – начала было секретарша, но в это время ее мягко отстранил Тарасов, и она оказалась за дверью.

Тарасов закрыл дверь поплотнее и улыбнулся Шадрину. Тот не ответил на улыбку, спросил жестко:

– Вы кто?

Тарасов еще раз улыбнулся и, подойдя к столу, протянул визитную карточку. Шадрин прочитал ее и бросил перед собой.

– Это мне ни о чем не говорит, господин Тарасов, – сказал он не грубо, но без всякой любезности.

– Я, Георгий Тимофеевич, заинтересован в том, чтобы вы в самое ближайшее время выдали лицензию фирме «Континент-транс», – мягко, но с нажимом произнес Алексей.

– Вы напрасно тратите свое и мое время, – с холодным, нарочитым, почти оскорбительным равнодушием заявил Георгий.

– Не думаю… – покачал головой Алексей, усмехнувшись. – Даже после того, как вы не отреагировали на телефонный звонок вице-премьера, я так не думаю.

– Время телефонного права прошло, господин Тарасов! – повысил голос Шадрин.

– Слава Богу, что нет, но это не главное. В любом случае вам придется подписать разрешение. – Алексей почти потешался. Казалось, он играет с большим начальником, как кошка с мышкой.

– А ну, иди отсюда! – яростно процедил Георгий.

– Зачем же так грубо? – Тарасов даже руками развел. – Я пришел предостеречь вас. – Он поднялся со стула, открыл кейс и вынул пухлый пакет. – Ради бога, не подумайте, что это взятка. Я не сумасшедший. В конверте кое-какие фотографии и магнитофонная запись. Вам будет небезынтересно все это увидеть и прослушать.

Он бросил пакет на стол и быстро вышел.

Молодой, подтянутый – смерть бабам и отец солдатам – генерал открыл дубовую дверь и вошел в обширную квартиру.

– Это ты? – спросил женский голос из глубины квартиры.

– Нет, это генерал-полковник Макашов! – радостным криком сообщил генерал.

– Очень остроумно! – привычно отреагировала генеральская жена. – Ужинать будешь?

– Помидоров с луком накроши, яичницу с салом и большую рюмку налей! – велел генерал командным голосом. – Есть повод и причина.

– У тебя всегда есть повод! Когда ты отвыкнешь от своей курсантской жратвы? – возмутилась генеральша. Сама она давно предпочитала пищу изысканную.

– Плох тот генерал, который не мечтает стать курсантом! – рявкнул бравый служака весело.

Он снял фуражку, повесил ее, расстегнул тужурку, и в этот момент раздался приглушенный пистолетный выстрел.

– Мать, стреляют! – удивился генерал.

В конце коридора появилась изящная миловидная дама, одетая по-домашнему.

– Наверное, это телевизор у соседей, Володя, – предположила она несмело, ибо, еще мотаясь с мужем по гарнизонам, прекрасно научилась различать на слух реальную стрельбу боевыми патронами.

– Это ты штатским расскажи! – подтвердил опасения жены генерал. – По-моему, шмаляли у Георгия, – добавил он взволнованно.

Открыв дверь, он пересек площадку и позвонил в квартиру напротив. Никто не отвечал. Позвонил еще раз. Тот же результат. Генерал решительно возвратился в свою квартиру – к телефону. Набрал номер и спросил:

– Анна Семеновна, Шадрин вернулся домой? Полчаса назад? У меня все.

Положил трубку, вернулся к шадринской двери и вновь позвонил. Тишина, мертвая тишина.

Тогда он еще раз позвонил – по «02».

– И свет в окнах, и на звонки никто не отвечает… Придется вскрывать дверь, – сказал Никольский. – Позовите, Лепилов, шофера с монтировкой.

На площадке стояли генерал, сановная консьержка Анна Семеновна, Никольский и Лепилов – оба в милицейской форме.

– Незачем вскрывать, товарищ майор, – возразила Анна Семеновна. – У меня контрольные ключи от всех квартир.

– Тогда открывайте, – приказал Никольский. Анна Семеновна открыла дверь. Никольский вынул пистолет. – Всем оставаться на лестничной площадке.

Лепилов, тоже с пистолетом, остался у дверей. Никольский вошел в холл. Пусто. Двинулся дальше, на свет. В большой комнате у стола рядом с опрокинутым стулом лежал человек. Его откинутая правая рука еще сжимала пистолет. Стараясь не ступать в лужу крови, Никольский добрался до телефона на столе и тут увидел толстый пакет и фотографию, лежавшую изображением вниз. На ней черным по белому крупными буквами было написано: «Сволочи!» Он перевернул фотографию, посмотрел на нее, вернул в исходное положение, набрал номер и сообщил дежурному по городу:

– Павел Сергеевич, это Никольский. У меня труп. Записывайте адрес.

Никольский и Володя стояли на кухне у окна и молча курили. Вошел следователь прокуратуры и бодро предложил Владимиру:

– Товарищ генерал, будьте добры, распишитесь как понятой.

Затем протянул ему протокол и сообщил Никольскому:

– Ну, тебе повезло, радуйся. Самоубийство. Чистое, поверь моему опыту. Не будет у тебя висяка. А мы поехали: на Большой Башиловке бабу застрелили.

И быстро удалился. Владимир неприязненно глянул на Никольского, все еще смотревшего в темное окно, и не удержался:

– Люди вы или нет? Как можно радоваться тому, что Жорка застрелился?

Никольский резко обернулся к генералу.

– Вы его хорошо знали?

– Мы в одном дворе выросли. А здесь он полгода в гостинице кантовался, ждал, когда квартира рядом с моей освободится. Мы самые близкие друзья, понимаешь ты, майор?

– Здесь, по-моему, шантаж. Посмотрите, товарищ генерал. – Никольский протянул фотографию. Владимир взял ее, посмотрел и вернул.

– Ну и что? С бабой покувыркался Жорка. Из-за этого стреляться?!! – Он пренебрежительно фыркнул

– Фотография-то скандальная, – возразил Никольский. – Жене можно послать, руководству…

– Жорка не испугался бы. Жена? – генерал презрительно поморщился. – Они лет пять и не живут вместе, по сути дела. У нее какой-то балерун в Париже. А руководство… – Владимир опять поморщился, но на сей раз веселее. – Какое руководство? Парткомов нет. В аппарате премьера позавидовали бы да посмеялись. А стали бы жать – ушел бы Жорка, не обернувшись. Не ради чинов и квартиры он служил. Здесь что-то другое, майор.

Ничего вроде бы не изменилось в квартире Никольского. Но неизвестно почему она приобрела жилой вид. Милый уют запустения, свойственный квартире раньше, отчего-то переродился в гораздо более милый уют ухоженности. Сразу чувствовалась женская рука.

На кухне Наташа и Яна пили кофе.

– Сергей, – вдруг сказала Наташа, прислушиваясь. Никаких звуков не слышно было, и журналистка мысленно подивилась чуткости новой приятельницы.

– Ты так его чувствуешь, будто вы вместе прожили двадцать лет, – не без иронии заметила Яна. – Ну, где же твой мент?

– Здесь, – раздался голос, и Сергей вошел на кухню.

– Потрясающе! – поразилась Яна. – Вы с Наташкой и впрямь как сиамские близнецы! Связь – на телепатическом уровне!

Никольский польщенно улыбнулся. Ох, знала бы эта свистуха-журналистка, как приятно усталому мужику возвращаться домой и знать, что его с нетерпением ждет любимая женщина и даже чует его приближение за километр…

– Есть будешь? – спросила Наташа Сергея.

– Кофейку выпью, – сказал Никольский и уселся за стол.

– Сними мундир, а то мне кажется, что участковый пришел, – ехидно попросила Яна.

– Сейчас, – ответил Никольский, не двигаясь с места.

– Ты сегодня скучный, майор, – заметила Яна. – Даже огрызнуться не можешь. Пойду-ка я домой.

Женщины расцеловались, и Яна ушла. Никольский залпом выпил чашку кофе и направился в ванную.

– Я все-таки разогрею котлеты, – крикнула Наташа. – Ты же с утра ничего не ел!

– Попозже, Наташ, а! – попросил он, возвратившись. – Оклемаюсь малость, тогда и разогреешь.

«Все-таки олух он у меня! – подумала Наташа, хоть и с нежностью, но с легким раздражением. – Ждешь его, ужин готовишь, а он… Неужели не понимает, что нормальной бабе прежде всего накормить своего мужика хочется!..»

– Попозже я уйду! – заявила Наташа.

– Ну вот, опять… – расстроился Сергей. – Неужели трудно просто переехать ко мне?

– Трудно, – начала было она свой обычный монолог, но тут загудел телефон.

– Извини, – сказал Никольский и рванул в кабинет-спальню. Наташа осталась в кухне, но телефонный разговор слышала.

– Да, Виталий Петрович… – бубнил Сергей в трубку. – Без сомнения – самоубийство, но кое-что меня смущает… Что за срочные дела?.. Ну, кража и кража… Сейчас приду.

Наташа уже одевалась в прихожей. Сергей вышел из кабинета, спросил жалобно:

– Уходишь?

– Вместе с тобой, заметь – подчеркнула она. – Что там еще украли, Никольский? Неужто папу римского из Ватикана?

Насмешка была злой – по крайней мере, так она прозвучала.

– Кожаное пальто, – Никольский словно съежился.

– Преступление века! – недобро рассмеялась она.

…Из подъезда вышли вдвоем, Наташа поцеловала Сергея, и они разошлись в разные стороны.

У себя в кабинете сидел вдрызг расстроенный Беляков и жаловался Никольскому:

– Ты подумай, Сергей, гардеробщик – поганец пьяный, залил шары и выдал пальто по номеру неизвестному человеку.

– Он что, должен пальто по удостоверению личности выдавать? – осведомился Сергей язвительно. Его вовсе не радовал вечерний вызов на работу, да еще по такому смехотворному поводу. Вот и Наталья обиделась… Ждала-ждала мужика, ужин грела, а едва суженый явился, как тотчас снова умчался на службу, даже не поев… Обидишься тут, конечно. Впрочем, такова судьба жены любого опера. Либо привыкнет Наташка, примирится, либо… Додумывать не хотелось.

– Ну, ты прав, прав! – досадливо воскликнул между тем Беляков. – Но ты понимаешь, пальто украли у главного редактора самой скандальной московской газеты. И характер у этого деятеля базарный – и в силу профессии, и сам по себе. Он уже заявление настрочил, представляешь?! И что мне оставалось делать? Пришлось принять.

– Пить надо меньше главным редакторам. По кабакам меньше ходить. Тогда номерки терять не будут, – выдал Никольский неприязненно.

– Вот ты ему это и скажи, – предложил Беляков. – Сам скажи, а я послушаю, что он тебе ответит.

Никольский вздохнул.

– Виталий Петрович, вы же сами прекрасно понимаете, что это пальто мы никогда не найдем, – серьезно проговорил он. – Единственный выход – всем отделением сброситься и купить ему новое. Переживем как-нибудь. Меня другое беспокоит: с самоубийством нечисто.

– Как нечисто? – изумился Беляков. – Мне позвонили и сказали, что все в порядке.

– Да разве в этом дело? – сказал Никольский и протянул фотографию Белякову.

– Беляков схватил ее и принялся разглядывать с нескрываемым удовольствием.

– Это покойный, что ли?! – воскликнул он с явным одобрением. – Шустрик! Баб любил. А где бабы, там и расходы. Непомерные по нынешним временам.

– Виталий Петрович, здесь прямой шантаж, – заявил Сергей твердо.

– Ты что, шантажистов собрался искать?! – изумился Беляков. – Извини, я тебе в этом не помощник и не советчик. Дело закрыто. А вот две квартирные кражи, шесть угонов, разбой на Патриарших и это проклятущее кожаное пальто на тебе висят.

Заведующий юридическим отделом шадринского министерства оказался старым знакомцем Сергея и обрадовался его приходу, как дитя. Он вскочил из-за своего стола и двинулся навстречу Никольскому, улыбаясь и протягивая для пожатия сразу обе руки.

– Не угомонился еще, старый хрен, все бегаешь?! – воскликнул чиновник с веселой насмешкой, за которой легко угадывалась затаенная зависть.

– А ты сидишь, – Никольский демонстративно осмотрелся. – И хорошо сидишь, Боря!

– Как только из нашей любимой краснознаменной милиции ушел, так жизнь моя потекла молоком и медом! – ответил Борис и засмеялся.

Впрочем, Никольский знал наверняка: лукавит Борька. Ведь он – бывший сыщик. А сыск – это жизнь. И променять ее на прозябание даже в самом шикарном кабинете очень тяжело для любого настоящего опера. А Борис был настоящим опером, что ни говори.