Текст книги "На углу, у Патриарших..."

Автор книги: Эдуард Хруцкий

Соавторы: Анатолий Степанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Хруцкий Эдуард, Степанов Анатолий
На углу, у Патриарших...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ТИХАЯ НОЧЬ.

Телефон зазвонил резкой тревожной трелью. Впрочем, здесь любой телефонный звонок нес в себе заряд тревоги: от хорошей жизни люди сюда не звонили. Дежурный по отделению снял трубку.

– Милиция!

– Приезжайте скорее! – заверещал в мембране женский голос. – Убийство! Труп во дворе! Я, понимаешь, скребу дорожку…

– Адрес! – властно перебил собеседницу капитан Митрофанов. – Называйте адрес, где труп!

Она подчинилась. Милиционер быстро записал координаты злополучного двора.

– Кто обнаружил покойника? – спросил Митрофанов деловито.

– Дворничиха я местная, – отозвалась женщина. – Заступила на уборку, а тут, понимаешь…

– Дождитесь опергруппу! – приказал капитан не терпящим возражений тоном.

– Слушаюсь! – по-военному четко ответила дворничиха.

Несколько минут спустя из двора отделения, надсадно ревя сиреной, выскочил служебный УАЗ.

В поздних сумерках тихий московский двор был беспросветно черен. Фары милицейской машины, разворачивавшейся от въезда, осветили дворничиху, стоявшую у редких кустов так называемого садика.

Человек в потертой курточке – капитан Сергей Никольский – вышел из автомобиля и спросил:

– Где труп?

– Украли, товарищ начальник! – Немолодая толстая женщина в форменной желтой безрукавке поверх одежды недоуменно подняла плечи.

– Как украли? – спокойно поинтересовался Никольский. За годы работы в милиции он привык ничему не удивляться.

– Пошла вам звонить, вертаюсь, а его нет, – заторопилась дворничиха. – Чечены, наверное. Они своих всегда увозят.

– Увозят, говоришь? – механически откликнулся Никольский и включил свой сильный милицейский фонарь, осветив им место предполагаемого убийства. Все выглядело достаточно характерно: замятая человеческим телом слабая городская трава, непонятные темные пятна и хорошо заметная дорожка по еле заросшей земле – видимо, вероятного покойника действительно волокли.

– Донцов, пускай собаку! – приказал Сергей.

Овчарка сразу взяла след, резко натянула поводок и скрылась вместе с проводником за недалекими кустами.

Тем временем из парадного появился амбал в кожанке нараспашку, в несвежей рубашке, мятых джинсах и новых, дорогих, но ни разу не чищенных ботинках, с чемоданчиком в руке. Увидев милицейскую машину, малый замер, попятился и скрылся за дверью подъезда.

Овчарка вдруг остановилась возле одного из кустов и громко залаяла. Донцов склонился над ней, дернул носом и вдруг расхохотался.

– Ты чего? – вскинул голову Никольский.

– Шемяха! – радостно сообщил милиционер. – Он, скотина! Я сразу так и подумал, что он!

– Как догадался? – серьезно спросил Сергей.

– Чую по запаху, товарищ капитан. Хорошо накушался, – разглядывая неподвижное тело, отметил Донцов.

– Вот сволочь пьяная! – завопила дворничиха. – Из-за тебя, паразита, людей от дела оторвала!

И от злости хлестнула бесчувственного Шемяху метлой по заднице.

Амбал в кожанке, притаившийся в парадном, внимательно следил за происходящим. С милицией сейчас ему встречаться было нельзя.

– Лепилов, вызывай перевозку, – приказал между тем Никольский. Потом обернулся к дворничихе: – А ваше, простите, имя-отчество?

– Шакурова я, Рая, – почему-то застеснялась она.

– Большое спасибо, Рая. И просьба к вам: постойте здесь, пока не подойдет машина из вытрезвителя.

– Обязательно, товарищ начальник, покараулю, покараулю, чтобы шпана его, дурака, не ограбила.

– Не беспокойся, мамаша, его в вытрезвителе обчистят, – усмехнулся Лепилов: он отлично знал, что там произойдет.

Усевшись в машину, оперативники облегченно вздохнули. Тревога оказалась ложной, а значит, не надо проводить дознание, бегать по подъездам, опрашивая жильцов в надежде найти случайного свидетеля преступления, не надо писать длинные отчеты начальству и ожидать неминуемого нагоняя… Не будет и очередного «висяка». Вечер складывается пока удачно.

УАЗ медленно выкатился со двора.

Амбал, прятавшийся в подъезде, перевел дух. Он вышел из парадного и споро зашагал мимо садика. Но судьба сегодня была явно против него. Из темноты на него внезапно налетел не сумевший вовремя свернуть мальчишка-велосипедист.

Амбал выронил чемоданчик, отпрянул в сторону и выхватил нож. Потом, поняв, в чем дело, он злобно сплюнул:

– Ах ты, падла! – рявкнул он пацану. – Разуй глаза, сопляк, пока я тебе их не вырвал! Щенок чертов!

Мальчишка лежал на земле. Рядом валялся чемоданчик амбала: оттуда выпали подсвечники, бронзовые статуэтки и какие-то свертки.

Увидев обнаженный нож, пацан испугался.

– Ты чего, дядя? – пробормотал он, косясь на сверкающую сталь. – Нечаянно ведь я…

– Тихо, гаденыш! – сказал амбал, успокаиваясь. – А ну, собирай! – Он кивнул на разбросанные по асфальту вещи.

Ползая по земле, мальчишка принялся собирать их, затем уложил в чемоданчик, защелкнул замки. Встать он не решался.

Амбал взял чемоданчик, подумал, врезал пацану тяжелым башмаком по заднице и скрылся в темноте.

В дежурной части отделения милиции непрерывно трезвонили телефоны. Войдя с улицы, Сергей бросил капитану Митрофанову:

– Саша, отбой опергруппе города. Ложная тревога. Обычный алкаш.

– Никольский! – послышался начальственный рык.

– Здесь я, товарищ подполковник, здесь! – Сергей, пряча усмешку, обернулся на знакомый голос.

В дежурку спускался со второго этажа начальник отделения Беляков. Был он слегка грузен, но мундир придавал его рыхловатой фигуре значительность и столь необходимую при общении с подчиненными строгость. Подполковник очень хотел казаться грозным отцом-командиром. Но служившие под началом Белякова офицеры и сержанты знали: человек он вовсе не злой и от гнева высших чинов из главка всегда прикроет – конечно, если это не в ущерб самому себе. А суровый вид и голос громовержца – всего лишь поза, не более.

– Вижу, что ты здесь, – загрохотал Беляков. – Но в каком виде! Почему не в форме?!

– Она у меня дома, – пожал плечами Никольский.

– Рядом живешь! – Подполковник сменил гнев на милость. – Сходи, переоденься. Известно тебе, что сегодня у нас на территории? Прямо рядом с отделением?! – Он опять слегка завелся.

– Презентация, – фыркнул Сергей.

– А что такое презентация, знаешь? – продолжал Беляков таким тоном, будто пытался «расколоть» матерого рецидивиста.

– От слова «презент». Подарок. Халява. Пьянка за чужой счет, – Никольский едва сдерживал смех,

– Мне неважно, от какого это слова! – вновь загремел подполковник. – Мне важно, что на ней сам генерал Колесников будет! Не дай Бог, попадешься на глаза!

– Убьет? – лукаво поинтересовался Сергей.

– Хуже. Сколько я хлопотал, чтобы он тебе майора присвоил!.. А все без толку… – Беляков даже вздохнул.

– Не имеешь вида – ходи в капитанах, – подал голос дежурный.

– Правильно, – не заметив иронии, согласился Беляков. И вдруг, резко развернувшись в сторону, почти зарыдал: – Как ты несешь, как несешь, Черныш! Побьешь все к едрене фене! Пузом, пузом поддерживай!

Через дежурку, мягко и осторожно ступая, следовали к выходу два милиционера со здоровенными ящиками в руках. Провожая их глазами, подполковник весь напружинился, словно сам тащил ценный груз. Беляков расслабился, только когда сержанты вышли за дверь.

– Знаешь, почем кафель каминный мне обошелся? Пять долларов за штуку, – пожаловался он Никольскому.

– Трудно живется вам, товарищ подполковник, – с преувеличенной серьезностью посочувствовал Сергей.

– Язва ты, – заметил Беляков. – Ну, я отбываю. Убери, пожалуйста, от наших дверей свою развалюху.

– Почему?! – На сей раз шутливость Никольского как рукой сняло: он понятия не имел, куда ему перегнать собственную машину.

– Она позорит органы внутренних дел! – Важно изрек подполковник. Он направился к выходу, но остановился в дверях и отомстил сразу всем: – Спокойной ночи, ребятки! Благополучного дежурства… А на даче как хорошо сейчас!

Менты дружно вздохнули. Да, ночное дежурство – не подарок, до утра торчать в отделении – и то тяжело. Но это если обойдется без вызовов. Только ведь наверняка не обойдется. Не те времена нынче…

Сергей посмотрел в окно на отъезжающую машину начальника и сказал Митрофанову:

– Я отлучусь ненадолго.

– Переоденешься? – невинно полюбопытствовал капитан.

Никольский в ответ озорно сверкнул глазами: он умел ценить юмор, даже столь незатейливый.

По дороге домой Сергея охватила легкая грусть. Пуста, безлюдна была его родная улица, не то что раньше… Теперь здесь не гуляли, не прохаживались – лишь редкие прохожие, опасливо озираясь, торопились куда-то.

Навстречу Никольскому попалась привычная взгляду москвичка. Красивая, как молодая ведьма. Одетая в турецкий ширпотреб. С неподъемной сумкой. Нельзя было сказать, что она несла ее – она ее перла.

– Нинка, ты? – воскликнул Сергей, загораживая дорогу девушке.

Она остановилась, хмуро уставившись на Никольского.

– Неотразима! – восхитился Сергей

– Еще чего?.. – угрюмо буркнула Нинка, окидывая милиционера мрачным неприязненным взглядом.

– Просто хотел сказать, что рад тебя видеть. Очень рад. Замечательно выглядишь. А как упакована!

Он говорил почти искренне, откровенно любуясь женщиной. Даже губы Сергея растянулись в истинно голливудской улыбке, открыв ровные белые зубы. Нинка подумала и смягчилась.

– Я тоже хотела тебе сказать… Давно хотела… – почти нежно произнесла она и, оглянувшись по сторонам, поманила Сергея поближе. Он наклонился к ней, не гася улыбки, ожидая ответного комплимента. И тогда, подурнев от ненависти, она крикнула ему прямо в ухо:

– Чтоб ты сдох, гад ползучий! Тварь поганая! Чтоб тебе век бабы не иметь!

Потом отступила на шаг, чтобы полюбоваться произведенным впечатлением. Однако впечатления-то особого и не видать было. Не первый год Никольский работал в милиции и давным-давно привык к оскорблениям, зачастую так и сыпавшимся из уст его «клиентов».

– Ну, про бабу – перебор, Нинка. Возьми назад, – ответил Сергей беззлобно, даже продолжая улыбаться, но теперь несколько насмешливо.

– Это за мужика моего, который срок мотает – по твоей милости! – фыркнула Нинка, удивляясь в душе совершенно неадекватной, по ее мнению, реакции мента.

– А ты думала, я его на курорт отправлю за воровство? – Сергей лихо подмигнул девушке: мол, что ты, не понимаешь что ли, свои ведь люди…

Однако она его тона не приняла.

– Ничего, отольются тебе мои слезы! Ох, отольются! – почти выкрикнула Нинка с истерическим надрывом. Однако ясно было: истерика ее – на три четверти игра. Конечно, обида переполняет Нинку, но чтобы ненавидела – этого нет.

– Неужели? – усмехнулся Сергей.

– Ага, – убежденно подтвердила Нинка. Злость распирала ее. – Жена-то бросила? Бросила! И никто на такого не позарится. Попомни, зараза, глаз у меня дурной и слово верное!

– Жалко мне тебя, – тихо сказал Никольский. – Ей Богу.

Он сочувственно потрепал ее по плечу. Глаза женщины вдруг повлажнели. Резким движением она стряхнула с себя его руку, обошла Сергея, как столб обходят, и поперла свою неподъемную сумку дальше. Никольский проводил ее взглядом. «Эх, бабы… – подумал он. – Русские бабы… Всех ведь мер вы: и красивые, и добрые, и верные… А нормальных мужиков не хватает: либо подонки, либо пьянь да рвань… Вот и рада такая Нинка прилепиться хотя бы к уголовнику, к урке поганому, лишь бы был у нее свой мужик! Эх, Россия, Расея… Ни конца, ни спасения…»

Сергей встряхнулся, отгоняя тоску, и решительно зашагал вперед. Родной дом был уже близко. Вот и подъезд. Кошками пахнет, наскальная живопись на стенах… Заглянешь в такой парадняк мельком – и решишь безоговорочно: дикари здесь живут, не иначе. А вот поговоришь с этими «дикарями» – совершенно неожиданно обнаружишь в них и глубокую внутреннюю культуру, и образованность, и ум. Откуда что берется? Парадокс, однако…

Сергей возился с ключом, когда дверь напротив распахнулась и в ее проеме возникла весьма даже изящная женская фигурка. Без предисловий и без приветствия девушка заявила:

– Жду, жду, жду! Ты мне нужен, мент.

Сергей не спеша повернулся, расплылся в нарочито широкой улыбке и изобразил бурное ликование:

– Яночка, радость моя, Яночка, счастье мое! Ну, во-первых, здравствуй, а во-вторых, на хрена тебе понадобился мент?

– Есть серьезный разговор. – Яна не поддалась на игривые интонации.

– Ну, какой может быть серьезный разговор с представительницей бульварной прессы? – словно бы даже увещевая соседку, сказал Сергей и руками развел.

– Играем на равных: я – бульварная журналистка, а ты – продажный мент! – отбила она атаку.

– Тогда заходи, – решил Сергей и открыл дверь в свою квартиру. Она отличалась теплым старомосковским уютом. В прихожей по-доброму щетинились рогатые вешалки, отливали бронзой модернистские бра, многозначительно поблескивало огромное зеркало от пола до потолка, оправленное ореховой рамой. Все здесь говорило о любви хозяина к домашнему очагу, но и о чисто холостяцком неумении следить за бытом. Уют квартиры Никольского был уютом запустения.

На ходу снимая куртку, Сергей предложил Яне:

– Я душик приму, а ты кофейку приготовь.

– Обойдешься. Некогда мне за тобой ухаживать! – задиристо ответила девушка.

– Ну, Бог с тобой, золотая рыбка… – хмыкнул Никольский.

Они миновали прихожую. И столовая была хороша. Здесь гостей встречали мореного дуба буфет необъятных размеров, дубовый же на крутых мощных ногах круглый стол, шесть стульев вокруг него с резными спинками и мягкими сиденьями, неброские, но старомодно милые картины и картинки по стенам, а еще широченный диван с пристройками и полками. Конечно, все было заметно потерто, продавлено, поцарапано, но как-то мило, спокойно, уютно.

– Значит, не любишь меня? – с наигранной горечью произнес Сергей. – Верно сказала мне сегодня одна роковая женщина: кто на такого позарится?

– Никто, – раздраженно подтвердила Яна.

Сергей посмотрел на нее и, потеряв кураж, серьезно спросил:

– Слушай, а почему, в самом деле?..

– Потому что урод, – объяснила Яна. – Кость у тебя белая, а работа черная.

Сергей достал из буфета банку кофе и направился на кухню. Яна – за ним.

– Долго будешь меня конвоировать? – поинтересовался он.

– Пока не выслушаешь.

– Ладно, излагай. – Он налил в кофейник воды, поставил на плиту и включил газ.

– Ты мои репортажи смотришь? – агрессивно поинтересовалась девушка.

– Это про старушек в рваных башмаках, бродящих по замусоренной Москве?! – воодушевился Сергей. – Как же! Обязательно смотрю! Только их и смотрю, Яночка! Ничем другим вообще не занимаюсь!

– Не старайся, не достанешь, – осадила его Яна. – Месяца три назад у меня сюжет прошел о честном торговце. Видел?

– Во-первых, честных торговцев не бывает… – изрек Никольский, глядя на девушку глазами государственного обвинителя. – А во-вторых, это о недоучившемся студенте Димке, что ли, что кукушечкой у нас на углу в палатке сидит? Видел, видел. Не наврала про честного-то?

– Не наврала. Правда честный малый… – посерьезнела Яна. – А теперь на него наезжают.

– На всех наезжают, – пожал плечами Сергей.

– Ваши наезжают! – вдруг заорала Яна. – Родимые защитники из твоего отделения, гражданин капитан!

– В кои-то веки кофейку спокойно попить собрался… – вздохнул Сергей.

– Не судьба! – съязвила девушка.

– И переодеться мне надо…

– Ждешь кого-то?

– Ага. Презентацией зовут. Слыхала о таком звере?

– Слыхала! – Яна упорно не желала замечать ироничного тона Сергея. – После переоденешься! – непреклонно заявила она.

Никольский выключил газ и сказал с нарочитой безнадежной тоской в голосе:

– Ладно, пошли…

Войдя в палатку, Никольский в изумлении поинтересовался:

– Как ты в такой духоте сидишь?

– А я через окошечко дышу, – серьезно пояснил торговец Дима.

Все у него было в порядке: и холодильник для скоропортящихся продуктов, и маркированные ценники на всех товарах, и кассовый аппарат в рабочем состоянии. Душновато, конечно, но вонючего магазинного духа не ощущалось.

– Говори, Дима, – предложила Яна, усаживаясь на картонку с «Анкл Бене», – это капитан Никольский из нашего отделения.

– Я знаю, – не глядя на гостей, ответил Дима.

– Испугался, что ли? – зло спросил Сергей.

– Надоело пугаться. Так что – нет, не испугался. Веры вам пока нет… – Торговец совсем спрятал глаза.

– Я слушаю тебя, рассказывай! – Никольский стоял, не садился. Его слегка трясло. Не привык он к обвинениям в продажности и мздоимстве милиции. Сам никогда мзды не брал и коллег, ее берущих, ненавидел. А в выражении «честь мундира» главным считал слово «честь». Сколько уж лет стукнуло российской демократии, сколько уж лет все моральные ценности в грязь втоптаны, а капитан Никольский так и не привык, что потеряно многими милиционерами само понятие «честь». Не привык и не смирился.

– Каждую пятницу подъезжает ко мне на служебной машине ваш сержант, – начал излагать Дима. – Мордатый такой. Валентином зовут…

– Значит, и сегодня приезжал? – перебил Сергей.

– Приезжал, – опустив глаза, ответил парень. – И как всегда: ящик «Зверя», две упаковки «Туборга», десять банок растворимого кофе и еще кое-что по мелочи прихватил. На коробках я незаметно надпись сделал: «Бесплатно».

– Заявление напишешь? – напрягся Сергей. Он чувствовал привычный, знакомый любому оперу азарт сыщика при подходе к раскрытию очередного преступления. Тот самый азарт, который еще удерживает на службе настоящих честных ментов – удерживает вопреки нищенской зарплате и постоянным плевкам в душу от прессы и общественности.

– Напишу, ох и напишу! – глядя теперь Никольскому прямо в глаза, с тихой яростью сказал Дима.

У входа в отделение покуривал Лепилов – видимо, дежурный сюда выгнал его дымить. Во дворе, обнесенном бетонной оградой, стояли три машины. Одна из них – с разноцветными крыльями – принадлежала Никольскому. Сергей осмотрел родную милашку и спросил у Лепилова:

– Черныш в отделении?

– Здесь, – ответил тот и ловко кинул окурок в урну.

– Позови, – сказал Никольский, влезая в свой драндулет.

Пока он загонял машину в соседний двор (подальше от начальнических глаз), из отделения вышел здоровенный красномордый усатый сержант. Огляделся, увидел Диму и Яну, кое-что понял и спросил ни у кого:

– А Никольский где?

– Туточки, – откликнулся незаметно подошедший Сергей.

– Слушаю вас, товарищ капитан! – Черныш приосанился, встав почти по стойке «смирно». Он прекрасно понимал: ничего хорошего ему не сулит сегодняшняя встреча с Никольским. Но нарушать из-за этого субординацию сержант просто не мог. Въевшаяся в кровь привычка тянуться перед старшим по званию проявлялась автоматически.

– Ты сегодня на машине? – ровно поинтересовался Никольский.

– Так точно!

– Открой багажник, – распорядился Сергей.

– Зачем? – спросил сержант обреченно.

– Затем, что я приказываю! – Голос капитана зазвенел металлом.

Сержант нехотя подошел к новенькому «Москвичу» с гербом и номером отделения на дверцах и открыл багажник. Там аккуратненько лежали и ящик «Зверя», и упаковки «Туборга», и кофе, и сладости по мелочам.

– Откуда все это? – тихо спросил Сергей.

– Купил, – буркнул Черныш.

– Зачем тебе столько?

– Свадьба у брательника.

– У кого купил?

– Вот у него, – Черныш кивком указал на Диму.

– Чеки, – потребовал Никольский.

– Выбросил! – уже с вызовом заявил Черныш.

Никольский наклонился над багажником, поднял короб со «Зверем», перевернул. На дне картонки толстым фломастером было написано «Бесплатно».

– Пошли, – приказал Сергей Чернышу.

Первым в дверь отделения вошел Дима. Яна последовала было за ним, но Сергей спокойно сказал ей:

– Ты мне больше не нужна, Яна!

Она презрительно скривилась и, резко развернувшись, зашагала прочь.

Черныш, словно конвоируемый Никольским, проследовал в здание. В дежурке Сергей указал на угловой стул.

– Сиди и жди! – строго велел он сержанту.

В кабинете Никольский открыл окно, достал из ящика чистый лист бумаги, шариковую ручку и протянул все это Диме:

– Садись за мой стол и пиши.

– А что писать?

– Начальнику отделения милиции подполковнику Белякову В.П. от такого-то заявление. И все подробно излагай.

Дима приступил к написанию документа, но его отвлекли фотографии, разложенные под настольным стеклом.

– А это что за мужик? – не вытерпев, поинтересовался он.

– Ты пиши, пиши.

Дима снова принялся писать. Но все-таки опять не утерпел: вопрос будто сам собой соскочил с его языка:

– Ну, а все же, что за типы?

– Особо опасные рецидивисты, которых мы еще не поймали, – без воодушевления пояснил Сергей. Его сейчас более всего волновало, решится ли все же торговец заявить на Черныша, не струсит ли в последний момент. Ведь это не шутка – обвинить милиционера в рэкете. А Никольскому очень хотелось уличить нечистого на руку сержанта. Не выносил Сергей тех из ментов, кто грабил тех самых граждан, которых присягал защищать от грабителей. Предателями считал он таких, и пощады от него им не было.

Дима поднял спокойные глаза на капитана и пальцем постучал по одному из портретов под стеклом:

– Вот этот у меня раза три, не меньше, воду покупал.

– Когда? – быстро спросил Никольский.

– Последний раз – вчера.

– А ты не ошибся? – Сергей вытянул карточку из-под стекла и протянул ее Диме. Тот посмотрел и так, и эдак, твердо ответил:

– Не ошибся!

– Ну, нашел ты на свою задницу еще одно приключение, Дима! – Никольский сочувственно похлопал парня по плечу. – Теперь придется допросить тебя по всей форме. А свою бумажку потом допишешь.

Сергей спустился в дежурку, наклонился через барьер и негромко сказал Митрофанову:

– Саша, немедленно сообщи дежурному по городу: на нашей территории был трижды замечен бежавший с этапа Пономарев Виктор Алексеевич по кличке Разлука.

– Во невезуха! – огорчился Митрофанов.

В углу дернулся было Черныш, но Сергей тотчас отреагировал на это:

– А ты сиди, Черныш! Сиди и жди!

Никольский вышел из отделения. К освещенному подъезду особняка, расположенного рядом, караваном катили иномарки. Презентация. Вдруг одна из машин – «Мерседес» последней модели, свернув к тротуару, по которому шел Сергей, резко остановилась. Мягко щелкнула дверца, и перед Никольским возник элегантнейший господин. Высокий, одетый с неброским шиком богача, вальяжный и снисходительно-добродушный – явно от сознания собственной силы и веса в обществе, он выглядел настоящим «хозяином жизни».

– Серега! – заорал господин, заступая Никольскому дорогу и раскрывая объятия.

Несколько секунд Сергей пытался узнать этого барина. Потом весело воскликнул:

– Алеша! Тарасов!

Это был его сокурсник по юридическому факультету. Не то чтобы друг, но знакомый давний. Однако не виделись они давненько. Обнялись.

– Тоже на презентацию? – спросил Тарасов, отстраняясь и не без сомнения оглядывая потертую курточку Никольского.

– У меня каждый день презентация. – Сергей указал кивком на светившуюся вывеску отделения.

– Так ты до сих пор здесь? – изумился Тарасов. – Тянешь лямку? С твоими способностями?.. – Он открыл дверцу «Мерседеса», и оттуда появилась молодая женщина. – Познакомьтесь, Наташа. Мой товарищ. Вместе учились на юридическом. Сыщик! Вы встречали когда-нибудь настоящего сыщика?

– Никогда, – сказала Наташа и взглянула на Никольского с некоторой робостью.

– Наташенька у нас искусствовед, – представил ее Тарасов. – В музее работает. Специалист по малым голландцам. Не то что, Серега, мы с тобой – валенки.

– Очень приятно, – кивнул Сергей девушке.

– Мне тоже, – застенчиво улыбнулась в ответ Наташа.

Выглядела она лет на двадцать пять, а одета так гармонично, с таким изысканным вкусом, что ее предельно недорогой наряд смотрелся ничуть не хуже роскошного «прикида» Тарасова. Умело наложенная косметика – хоть тоже дешевенькая – великолепно оттеняла неброскую, но чистую красоту точеного лица Наташи. И бижутерия была к месту и к лицу.

– А в каких же ты чинах, Сережа? – спросил Алексей.

– Мой чин господин д'Артаньян получил тридцать лет спустя, – хмыкнул Никольский, кривясь. Он то ли над собой иронизировал, то ли над отважным недотепой-мушкетером… А может, и над собеседником: забыл он, что ли, характер Сергея? Разве с таким характером в больших чинах ходят?

Тарасов поморщил лоб.

– Это какой же?

– Капитан, – подсказала ему Наташа.

«Она точно не содержанка Лешкина, – думал между тем Никольский, исподтишка любуясь девушкой. – И не любовница: не так держатся на людях любовники, даже если стараются скрыть свою связь… Значит, просто знакомая. И явно не млеет от внимания к себе столь „отпадно упакованного“ кавалера, как Тарасов… А вдруг и у тебя есть шансы, мент!» – мысленно подмигнул себе Сергей.

– Ты серьезно? Все еще капитан? – недоуменно уставился Тарасов на Никольского. И, спохватившись, добавил. – Хотя, с другой стороны, все путем. Старший опер. Тоже кое-что… – Он вздохнул. – Как жена?

– Развелись…

Сергей заметил, что глаза Наташи посветлели при этих словах. Девушка тотчас подавила свою радость, но глаза ее продолжали сиять. «Есть! – подумал Никольский радостно. – Тебе сегодня ломовая удача прет, мент! Смотри, не упусти!»

Тарасову между тем стало совсем трудно продолжать разговор.

– Круто… – пробормотал он, смущенный полным, по его мнению, жизненным крахом старинного знакомца: и общественным крахом, и личным… На фоне собственного благополучия Алексей чувствовал себя чуть ли не виноватым перед Сергеем. И не знал, что сказать.

– А ты чем занимаешься, Алеша? – пришел ему на помощь Никольский.

– Да так, на вольных хлебах. Консультирую помаленьку. – Он обвел глазами импозантную тусовку, толпившуюся у подъезда. – Всю вот эту шпану…

Рядом остановился сверкающий лимузин. Все дверцы его разом распахнулись, выскочили люди с нештатской выправкой. Следом за ними не без труда выбрался на тротуар плотный мужик с каменным начальническим лицом.

Тарасов слегка поклонился ему.

Мужчина нахмурился и, сопровождаемый свитой, проследовал в особняк.

– Кто это? – тихо осведомилась Наташа.

– Мое начальство, – ответил Никольский с чуть пренебрежительной гримаской.

Тарасов уточнил:

– Генерал Колесников, Павел Николаевич. Гроза преступного мира.

– А почему он так на нас посмотрел? – спросила девушка. – Как будто мы тоже преступники.

– Не на вас, а на меня, – объяснил Никольский. – Мой вид позорит органы внутренних дел.

– Чушь какая! – воскликнула Наташа. – Очень даже симпатичный вид! Ваш генерал ничего не понимает! Вы расстроились?

– Много чести! – усмехнулся Никольский. – Не впервой…

– Ну и порядки у вас в милиции! – Девушка обернулась к Тарасову за поддержкой. – Как вам это нравится, Алеша?

– Мне не нравится, что вы влюбились друг в друга с первого взгляда, – заявил Тарасов с шутливо-покровительственной миной. – Я чувствую себя лишним.

Все трое рассмеялись, будто слова Алексея были всего лишь шуткой. Но Сергей и Наташа быстро переглянулись. Между ними словно искра проскочила – та самая искра, из которой может потом разгореться большое пламя…

А гости все прибывали и прибывали к празднично освещенному особняку.

Никольский сидел на лестнице в парадном давно поставленного на реконструкцию, но до сих пор не реконструируемого дома и ждал, покуривая. Темновато было здесь, но в свете уличного фонаря, через круглое лестничное окно Сергей мог видеть пространство перед подъездом.

Сначала Никольский услышал бойкое и мастерское насвистывание «Чаттануги», а потом увидел знакомый силуэт мужчины, входившего в парадное.

– Я здесь, Василич. – Улыбающийся, добрый на вид человек без возраста – и сорок можно дать, и пятьдесят – присел на ступеньку рядом с Никольским. – По делу позвал или просто по мне соскучился?

– Ну, во-первых, соскучился, а во-вторых, разговор есть, – Никольский говорил с нажимом, желая внушить собеседнику серьезность предстоящего разговора.

– : Мы же позавчера встречались, – несколько удивился тот.

– Значит, за два дня ты так ничего и не узнал интересного, Стас?

– Обижаешь, Василич! – Стас хихикнул.

– Живописуй! – сказал Сергей.

– Витька Резников, твой сосед с верхнего этажа, сегодня к вечеру приволок домой тротиловую шашку и две гранаты «Ф-1», – затараторил Стае. – Я говорил, что он с крутыми связался, а ты не верил. Теперь, Василич, прямо под бомбой живешь. Гляди, взлетишь к небесам, как ангел.

– Вот же сучонок Витька! – зло огорчился Никольский. – Еще что?

– Хватит с тебя.

– Слушай, Стас, я тут Нинку встретил. Сказала, глаз у нее дурной… – Сергей заинтересованно заглянул в лицо собеседнику. – Правда дурной, не слыхал чего?

– Стерва она баба, Нинка, – кивнул Стас, якобы ответив на вопрос Никольского, но смысл ответа так и остался туманен.

– Напророчила она мне… – поморщился Сергей. – Хотя, похоже, что ошиблась! – добавил он и довольно улыбнулся.

– Ты о чем? – удивился осведомитель.

– Да так, болтаю… – Никольский отвел глаза. – Очень она ошиблась! – вновь воодушевился он. – Но выглядит прилично, – продолжал уже деловито. – Разбогатела?

– Точно, – подтвердил Стае. – В последнее время прикинулась как надо, с «Кавказа» на «Амаретто» перешла, меня угощала.

– Никак на работу пошла? – удивился Сергей.

– Ее работа – ханку жрать да на спине лежать, – бросил Стас пренебрежительно.

– Тогда откуда деньги? – не отставал Никольский.

– Деньги законные, – успокоил его Стас. – Она приезжему бизнесмену комнату сдает.

– А что за бизнесмен? – наседал Сергей.

– Откуда-то из Сибири, говорят.

– Ты его видел?

– Один раз случайно. В подъезде столкнулись.

– Узнать сможешь?

– Глаз-алмаз, Василич. На всю жизнь срисовал! – похвастался секретный сотрудник милиции, ощущая себя сейчас не иначе как Штирлицем.

Никольский достал из кармана фотографию и осветил ее фонарем.

– Этот?

– Этот. Только сейчас получше выглядит.

– Цены тебе нет, Стас, – сказал Никольский, выключил фонарь и спрятал фотографию.

– Цена-то есть. Но не дают ее, настоящую-то… – Он хитро ухмыльнулся: мол, недовоздаете вы мне, граждане начальники, за мои заслуги, недовоздаете… – Кстати, Василич, хотел я завтра шары покатать, а с деньгами…

Никольский достал тощую пачку, отсчитал три купюры и протянул Стасу:

– На. Расписку потом напишешь.

– А ты говоришь, цены нет. Вот и вся моя цена, – меланхолически резюмировал Стас, пряча деньги.

В дежурке все было как обычно: Митрофанов отбрехивался по телефону, Черныш сидел в углу, а из «аквариума» пьяный голос очень громко, но со скверной дикцией сообщал, что он племянник Президента и что вся эта ментовка завтра будет стоять перед ним раком.

– Чем порадуешь, Сашок? – спросил Никольский Митрофанова.

– Это у вас, как в американском кино, трупы крадут, а у нас нормально: две драки. Одна у Дома журналистов, другая бытовуха, – доложил дежурный. – Да, наверху тебя Котов из МУРа ждет.

– Черныш, – негромко позвал Сергей. Черныш встал. – Ты мою квартиру знаешь?

– Так точно, – хрипло доложил засидевшийся Черныш.