Текст книги "И неба будет мало"

Автор книги: Эдриан Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Второе железное правило: никогда не принимайте алкоголь с таблетками, если вы не знаете о том, как они взаимодействуют. А вообще ваша подруга права, Ивон…

– Вы о чем?

– Вы ведь действительно очень наивны. Если бы я был не вашим редактором, а каким-нибудь коварным незнакомцем, то запросто мог бы смешать дьявольский коктейль из таблеток и опоить вас до потери сознания.

– Но вы мой редактор и вовсе не незнакомец. С незнакомцем я никуда бы не поехала. Впрочем… – немного подумав, добавила Ивон, – теперь я уже ни в чем не уверена.

– Теперь?

– Теперь, когда я поняла, что живу с незнакомцем.

– И все-таки, может быть, поделитесь своими проблемами?

– Опять терзать ваши уши занудством? Нет уж, увольте. И потом, Рассел, мне совсем не хочется вспоминать сегодня о том, что случилось.

– «Я подумаю об этом завтра»? – с улыбкой процитировал Рассел.

– Ну что вы, я вовсе не Скарлетт О'Хара. Скарлетт уже ушла и спит в соседней комнате, – кивнула Ивон в сторону спальни Салли. – Скорее я ее беспомощная подруга Мелани. Да и этим я, наверное, себе очень польстила. Ну вот, опять я впала в старческое занудство. Рассел, а давайте перейдем на «ты», раз уж все так получилось?

– Я бы предложил вам это и раньше, чем «все так получилось», – засмеялся Рассел. – Вот только не был уверен, что вам это понравится.

– Такие вещи не должны нравиться или не нравиться. Мне кажется, они должны происходить естественно, сами собой.

– Наверное, ты права. Только стеснительность никуда не денешь. Это, кажется, врожденное.

– Неужели ты стеснительный? – улыбнулась Ивон и покачала головой. – Может, это стереотип, но мужчина с такой внешностью, как у тебя, просто обязан быть…

– Развязным? Нахальным? А, забыл, еще жутким бабником, – печально усмехнулся Рассел. – Вот это меня, пожалуй, и губит. Женщины всякий раз смотрят на меня и думают: жуткий бабник, с ним, наверное, лучше не связываться.

– Значит, эти женщины не говорили с тобой… или не слышали тебя. Обычно, когда начинаешь говорить с человеком, все сразу встает на свои места. То есть, я хочу сказать, ты начинаешь понимать, кто перед тобой: свой или чужой, близкий или далекий, друг или любимый человек.

– Ты правда так думаешь?

– Раньше думала, – призналась Ивон. – А сейчас не знаю. Как будто все перевернулось вверх тормашками.

– Зато я знаю… – Голос Рассела снова стал тихим и нежным, как тогда, в машине.

– Что знаешь?

– Знаю, как заставить тебя забыть о том, что тебя так гложет. – Он придвинулся к Ивон и ласково взял в руки ее лицо. – У тебя такой испуганный взгляд.

– Испуганный? – тихо переспросила Ивон.

– Не совсем. У тебя взгляд человека, который делает что-то в первый раз.

– Да, все это словно впервые, – пробормотала Ивон.

Рассел наклонился к лицу Ивон и поцеловал ее в губы. Поцелуй был нежным, таким же нежным, как прикосновение его ладоней. Ивон показалось, что кто-то дал ей глоток теплого молока. И это было очень приятно. Но, увы, не более чем приятно.

Ивон позволила Расселу отстраниться первым и поняла по его глазам, что он догадался: продолжения у этой истории не будет.

– Прости меня, Рассел, – вздохнула Ивон. – Все прекрасно. Лучше не бывает. Глупо было бы говорить, что я не люблю тебя – ты ведь и так это понимаешь. Выходит, я просто хочу забыться. Но, поддавшись желанию, я не забудусь. Я только унижу нас обоих.

Рассел понимающе кивнул, и Ивон почувствовала, что бесконечно благодарна этому мужчине. Мужчине, которого она никогда не полюбит так, как любит Джерри.

Джерри почувствовал, как внутри раскрывает свои лепестки огромный холодный цветок пустоты. Он мог бы, конечно, предположить, что холод не более чем обыкновенный похмельный озноб, но эта холодная пустота имела совсем другую природу. И имя ей – одиночество.

Джерри посмотрел на Ивон. Да, он не ошибся, подумав еще тогда, после измены жене, что Ивон больше не принадлежит ему. Но Джерри и представить себе не мог, что Ивон – его Ивон! – может сжимать в объятиях другой мужчина. Да, между Ивон и этим типом, Расселом Данкином, не было ничего, кроме одного поцелуя, но мысль даже об одном поцелуе обжигала Джерри таким холодом, что он чувствовал мурашки на своей коже…

Ивон смотрела на него спокойно, и Джерри на мгновение показалось, что жена испытывает мстительное торжество и втайне наслаждается его муками. Ледяной цветок пустоты, распустившийся внутри, начал потихоньку таять от разгоравшегося под его стеблем пламенем гнева.

– Ну что ты молчишь? – ровным голосом спросила его Ивон. – Да, я не святая. Но и преступницей себя считать не намерена. Тебя, кажется, не очень-то мучила совесть, когда ты переспал с Салли Мелон.

– А ты как будто знала об этом, – с язвительной улыбкой ответил ей Джерри. – Знала и поехала с Данкином мне назло.

– Джерри, если бы я знала наверняка, поверь, никуда и ни с кем я бы не поехала. Я бы в тот же день собрала вещи и ушла бы куда угодно, лишь бы не видеть твоего лица.

– Вот как? – усмехнулся Джерри. – Выходит, тебе можно крутить со своим редактором, а для меня измена под запретом?

– Рассел Данкин не твой лучший друг, – заметила Ивон. – И я в отличие от тебя вовремя остановилась и не стала потакать маленькой закомплексованной девочке, которая сидит у меня внутри.

– О чем это ты?

– О твоем стареньком чемодане. Помнишь, на чердаке дома твоей бабушки? Ты изо всех сил старался спрятать свои воспоминания куда-нибудь подальше. Но у тебя ничего не вышло – они все равно вырвались наружу.

– Я не понимаю тебя, Ивон, – мрачно пробормотал Джерри, до которого уже начал доходить смысл слов, сказанных женой.

– О том, что в тебе проснулся тот самый неуклюжий щекастый подросток, которого третировали сверстники, а сверстницы попросту не замечали. О подростке, чья властная и холодная мать пыталась сделать с сыном то, что ей не удалось сделать с отцом – на веки вечные привязать его к себе. И этот подросток хотел свободы, жаждал выйти из-под контроля, желал получить самое лучшее, самое красивое тело – тело Салли Мелон. Этот подросток совершенно не думал обо мне. Ему было наплевать, что мне будет больно. Но лгал и скрывал от меня правду уже не подросток. Ее скрывал вполне взрослый Джералд Уэллинг.

– Может, и так, Ивон, – немного подумав, кивнул Джерри. – Может, все действительно так, как ты говоришь. Но тебе не приходило в голову, что, если бы ты в тот день не последовала своей обычной привычке со всех ног удирать от проблем, никакой щекастый подросток во мне бы не проснулся?!

– Удирать от проблем? – горько усмехнулась Ивон. – Нет, Джерри, я не от проблем удирала. Я пыталась дать тебе ту свободу, которую ты так боялся потерять. Я не хотела доставать тебя, как моя мать доставала моего отца. Я не хотела тебя контролировать. Но я думала, Джерри, я наивно полагала, что ты распорядишься этой свободой как взрослый человек. Но, увы, я ошиблась.

– Но это ведь ты, это ты всегда вела себя как ребенок! Это ты боялась ответственности, ты не хотела детей, потому что на самом деле сама еще не выросла!

– Да, я боялась ответственности! Но больше всего я боялась, что ты, не привыкший заботиться о ком-то, свалишь все на меня! Свалишь и еще оправдаешь свое поведение тем, что я женщина, что я должна тащить на себе все это в одиночку, как когда-то тащила тебя твоя мать!

– Оставь в покое мою мать! Твоя семья ничем не лучше моей. Отец выпивоха и подкаблучник, а мать… О твоей матери можно слагать легенды: она готова горы свернуть, лишь бы ее ненаглядная доченька снова вернулась под ее крылышко. Только ненаглядная доченька туда и не собиралась. Потому что в глубине души она свою мать ненавидит!

– Заткнись, Джерри! – не сдержалась Ивон. – Не выводи меня из себя!

Алисия Таккер стукнула молотком по столу Ивон и Джерри, раскрасневшиеся, с гневно горящими глазами, повернулись к судье.

– Пока вы выясняли отношения спокойно, это еще можно было терпеть, – обратилась к обоим судья. – Но вы, кажется, забыли, что находитесь в зале суда, а не у себя дома, где можно давать пощечины, разбивать вазы и метать друг в друга стаканы. Что ж, я выслушала достаточно. Мистер Уэллинг, у вас есть еще свидетели?

Джерри Уэллинг мрачно помотал головой.

– Значит, я объявляю перерыв. Нам всем нужно немного прийти в себя после такого бурного разбирательства. Подумайте о своем заключительном слове, мистер Уэллинг, и вы, мисс Даффин, – покосилась Алисия в сторону адвоката.

– Не нужно привлекать мисс Даффин, – попросила Ивон, поднявшись со своего места. – Я и сама могу сказать все, что считаю нужным.

– Вы тоже отказываетесь от услуг адвоката, мисс Уэллинг?

Ивон кивнула.

– Что ж, как хотите. Надеюсь, дело не только в вашем упрямстве. – Судья поднялась из-за стола, и все, кто сидел в зале, последовали ее примеру.

Джерри повернулся к Ивон.

– Ты это мне назло сделала? – кивнул он на Фиону Даффин, которая, казалось, даже испытывала облегчение от такого поворота событий.

– Почему ты считаешь, что я все делаю непременно тебе назло? – тихо спросила Ивон. – И потом, какое тебе дело до того, кто будет говорить эти последние слова, которые уже ничего не изменят?

– Какое мне дело? – с хмурой улыбкой переспросил ее Джерри. – А тебе не кажется, что речь идет не о бумажке, которую ты так хочешь получить, а о нашей жизни?

– О нашей? – усмехнулась Ивон. – Мне казалось, ты уже разделил все на твое и мое.

– Я не разделял. Это как-то само собой получилось, – уже мягче заметил Джерри. – Ты стала жить своей жизнью, я – своей. Когда-то ты говорила, что тебе и неба будет мало, что ты никогда не устанешь открывать в галактике нашей любви новые звезды. На словах это звучало красиво, а на деле… На деле этот тяжелый железный навес, который мы гордо называли своим небом, рухнул нам на головы. И раздавил нашу маленькую планету.

На глаза Ивон навернулись слезы. Она поспешила отвернуться, чтобы Джерри не успел их заметить.

– Ивон? – позвал ее Джерри.

– Что? – не оборачиваясь спросила она.

– Я ведь думал, что ты не умеешь плакать. А ты, оказывается, просто меня боишься.

– Я не боюсь.

– А как это назвать? Ты ведь всегда боялась, что я увижу твои слезы. Признайся, Ивон. Или ты прятала их только из пустой гордости?

– Не из гордости. – Ивон повернулась к Джерри, и он увидел два влажных следа, оставленных на ее щеках слезами. – Никакой тут гордости нет, Джерри, – глухо повторила она. – Ты прав, я всегда боялась плакать. У моей матери слезы вызывали лишь еще больший гнев. Если ты плачешь, значит, ты слабый. А я боялась показаться слабой, чтобы ты не сделал мне еще больнее.

– Ивон, я не хотел быть жестоким, – попытался оправдаться Джерри. – Я просто не понимал, что жесток. Так выхолило. Ты права, я эгоист, я привык, что все крутится вокруг меня. И я просто не замечал, что делаю тебе больно.

– У тебя еще есть шанс исправиться, – сквозь слезы прошептала Ивон.

– Есть шанс? Скажи – и я выполню любую твою просьбу. – Джерри сделал шаг по направлению к Ивон, но она вытянула вперед руку, словно умоляя его не подходить к ней.

– Дай мне развод.

Джерри замер. Тоненькая ниточка, все еще тянувшаяся между ними, внезапно оборвалась. Он посмотрел на Ивон пустым, ничего не выражающим взглядом и кивнул.

Ивон спустилась с возвышения и направилась к выходу из зала. Джерри смотрел на ее худенькую ссутулившуюся фигурку и чувствовал мучительное желание догнать ее, прижать к себе, вернуть и никуда больше не отпускать…

9

– Я даже не знаю, какое слово подобрать, чтобы дать имя всему этому абсурду. – Фиона Даффин посмотрела на Каммингтона, ожидая, что тот разделит ее возмущение, но Каммингтон лишь кивнул, впрочем выражение торжественности на его лице давно уже сменила усталость. – На разбор таких дел у судьи Куни уходило максимум двадцать минут. Да никто толком и не выступал – судья слушал лишь адвокатов. Разумеется, если речь шла только о разводе, а не о разделе имущества. Но эти, – Фиона Даффин пренебрежительно кивнула в сторону Уэллингов, – даже не собираются ничего делить. Хоть убейте меня, мистер Каммингтон, но я не возьму в толк, зачем нужно было превращать банальный развод в целое судебное разбирательство. Если бы этой Таккер удалось спасти брак, я бы еще хоть как-то ее поняла. Но вместо этого она только рассорила их окончательно. Всплыли такие подробности. Боже мой, он ей изменял, она ему чуть не изменила. Ну зачем нужно было превращать развод в театр абсурда?

– Между прочим, эта Марджори Флэм сама предложила выступить в качестве свидетеля. Мистер Уэллинг очень хорошо отзывался об этой девушке, поэтому я и принял ее предложение. Меня подкупило то, что она подруга его жены. Это должно было произвести на судью положительное впечатление. Кто ж знал, что эта Марджори вытянет на свет божий такую историю? – пожаловался Каммингтон. – И зачем нужно было отказываться от адвокатов? – покачал он головой. – Можно подумать, мы присутствуем на уголовном процессе. Действительно, все это так глупо, мисс Даффин, что даже и сказать нечего. Вы останетесь на окончание слушания?

Фиона пожала плечами.

– Не знаю, а вы?

– Понятно, что все закончится разводом, но я не люблю бросать начатые дела. Так что я, пожалуй, досмотрю до конца это абсурдное зрелище. Оставайтесь и вы, мисс Даффин. А после того, как все это закончится, мы с вами сходим куда-нибудь пообедать.

– Скорее поужинать, – улыбнулась Фиона, польщенная предложением коллеги. – Что ж, мистер Каммингтон, ничего не имею против. Уж нам-то с вами всегда найдется о чем поговорить.

– Полностью согласен, мисс Даффин. Кстати, раз мы с вами уже не представляем своих клиентов, предлагаю обойтись без «мистер» и «мисс». Обращайтесь ко мне просто – Джордж.

– А вы можете называть меня Фионой.

– Что ж, будем знакомы еще раз, – улыбнулся своей бывшей противнице Джордж Каммингтон.

– О, это я во всем виновата, – сокрушенно покачала головой Марджори Флэм. – Из-за одного неосторожного слова такая каша заварилась. Генри, я ведь хотела как лучше, понимаете?

Генри понимающе кивнул.

– Мне и в голову не приходило, что Джерри согрешил с Салли Мелон. Да и до сих пор в это не верится. Как он мог, Генри?! Но больше всего меня ужасает поведение Салли. Подруга, называется. О, я поняла, она ужасный человек, Генри. Мало того что Салли улеглась с Джерри в постель, так она еще и выдала Ивон. О, это бесчеловечно, Генри, – всхлипнула Марджори. – Мне так жалко Джерри и Ивон. Теперь они точно разведутся, хоть и любят друг друга. И я тому виной.

Генри присел на корточки рядом со скамейкой, на которой сидела Марджори Флэм, и взял худенькие ручки девушки в свои большие руки.

– Не вини себя, Марджори. Ты не виновата. Никто не заставлял Джерри тащить лучшую подругу жены к себе в постель. Это все химия. Обычная химия. У Джерри с Салли была только химия, и больше ничего. А у Джерри с Ивон – настоящее глубокое чувство. Только они оба были слишком большими эгоистами, чтобы его сохранить.

– О, теперь у них и вовсе нет шансов, – вздохнула Марджори.

– Один шанс из тысячи. Но все-таки он есть. Если, конечно, оба признают свои ошибки и поймут, в чем была их причина.

– Ты думаешь, он есть? – Марджори подняла к Генри свое заплаканное личико.

– Я верю в Уэллингов, – улыбнулся ей Генри. – Люди, рядом с которыми так легко молчать, просто обязаны быть счастливыми.

Диана Уэллинг глотнула остывший кофе и даже не поморщилась. Анжела Дженкинс протянула ей раскрытый сверток, в котором лежали румяные пирожки.

– Угощайтесь, – предложила она. – Наверняка ведь с утра ничего не ели.

– Спасибо, – улыбнулась Диана и взяла пирожок. – Вы сами пекли?

– Нет, муж постарался. Если что и есть в нем хорошего, так это то, что он вкусно готовит, – вздохнула Анжела и откусила кусочек пирожка. – Он ведь мне и предложил их взять. Как знал, что разбирательство затянется.

– Мне и в голову не могло прийти, что все будет происходить именно таким образом, – поделилась с Анжелой Диана. – Все думали, что ходатайство будет рассматривать старина Куни, а он скор на разбор. Он ведь еще нас с мужем разводил, этот Куни, но все прошло намного быстрее. Я была против, но он не слушал меня вовсе. Говорил только с адвокатами. Думаю, мой бывший просто хорошо ему заплатил, вот Куни и постарался сделать все побыстрее.

– Неужели вы до сих пор его любите? – вырвалось у Анжелы. – Ох, простите, вечно я сую нос не в свое дело.

Диана Уэллинг не обиделась, только грустно улыбнулась.

– Уже не знаю, любовь это, одержимость или обида на то, что меня бросили. Джерри как-то сказал мне, что не верит в неразделенную любовь. Сказал, что в этом чувстве нет ничего от любви. Знаете, Анжела, он даже спросил меня: «Мама, как ты можешь любить человека, с которым у тебя давно уже нет ничего общего? Как можно любить иллюзию?» Сейчас я, пожалуй, с ним соглашусь.

– Да, наверное, он прав, – кивнула Анжела. – А что у них, у наших детей? Любовь или иллюзия?

– Мне кажется, любовь, – немного подумав, ответила Диана. – Джерри никогда никого не пытался удержать. А Ивон он не хочет отпускать. И хотя Джерри твердил, что делает это из принципа, я думаю, он обманывает сам себя. Ни с одной женщиной ему не было так хорошо и свободно, как с Ивон. И ни одна не пыталась от него уйти. А ведь Ивон права: я всегда пыталась удержать сына при себе.

– И Джерри прав: я всегда держала руку на пульсе, контролировала и мужа, и Ивон.

– Но разводятся-то они друг с другом, а не с нами, – усмехнулась Диана.

– Да уж, – кивнула Анжела. – Можно выбрать мужа или жену. А вот родителей не выбирают. Поверите ли, Диана, но мне даже на мгновение пришло в голову, что вся эта трагикомедия наших рук дело. И мне стало стыдно.

– Мне тоже, – вздохнула Диана. – Но самое страшное, что ничего уже не исправить. Ничего не изменить. А пирожки все-таки очень вкусные.

– Если хотите, я узнаю у мужа рецепт.

Майкл Ридиган нервно покосился на наручные часы.

– Черт возьми, если эта Таккер продолжит в том же духе, я точно не успею на свидание!

– Майкл, неужели вам не стыдно? – укоризненно покосилась на него миссис Твидди. – У вашего друга большие проблемы, а вы все время твердите о своем свидании.

– А что такого? – сердито покосился на нее Майкл. – Мой друг все равно разведется, а я опоздаю на первое свидание с первой красавицей города. Это что, по-вашему, справедливо?

– Ну разве это дружба? – развела руками миссис Твидди. – Как говорил мой покойный Ричи: «Дружба делает из мужчины человека».

– Хотел бы я знать, что она делает из женщины, – ухмыльнулся Майкл. – По-моему, для вас, миссис Твидди, дружба – это закладывать соседа его жене.

Миссис Твидди побагровела от возмущения. Такой наглости она не ожидала даже от Майкла Ридигана.

– Я никого, как вы выразились, не закладывала. Ивон и сама все поняла. Я лишь подтвердила то, что стало достоянием общественности. А вас, молодой человек, попрошу подбирать выражения.

– Ну извините, если обидел, – хмыкнул Майкл. – Я думал, это именно так называется. Ладно, изменим формулировку. Как говорит судья Таккер, вы не заложили Джерри, вы его сдали.

– Молодой человек!

– Я всего лишь сказал правду, что вы на меня взъелись? А вот и виновник торжества. – Майкл улыбнулся, увидев Джерри, который направлялся к ним с таким выражением лица, словно его накормили лимонами. – Ну что там, дружище? Я еще успею сбегать за пивом и попкорном? Не каждый день в зале суда показывают такие увлекательные мелодрамы.

Джерри изменился в лице и подошел вплотную к Майклу. В его глазах светился недобрый огонек, и Майкл даже попятился.

– Эй, ты чего, дружище? Я что опять должен за правду страдать?

– Слушай, Майкл, ты зачем сюда пришел? – тихо, но довольно резко спросил его Джерри.

– Ты же сам был не против, чтобы я составил тебе компанию.

– Мне не нужна компания идиота, который не понимает, что у его лучшего друга беда. Майкл, ты понимаешь значение слова «беда»?

– Ну ты бы раньше сказал, – стушевался Майкл. – Я бы понял, наверное.

– Наверное?! – истерически хохотнул Джерри. – О таких вещах не говорят. Друг, если тебе, конечно, известно, что это такое, сам должен понимать, что творится с его другом.

– Да иди ты, Джерри, – усмехнулся обиженный Майкл. – Я не нанимался работать телепатом. И если вы тут все посходили с ума, я не виноват. Устроили какую-то показуху. Страдают они… По мне, так все просто: разводитесь – и дело с концом. Никто вас с Ивон страдать не заставляет.

– Я был о тебе лучшего мнения, Майкл Ридиган, – холодно заметил Джерри. – Не думал, что ты такой идиот и эгоист.

– Эгоист?! – вытаращился на него Майкл. – Да я из-за твоего спектакля на свидание опаздываю!

– На свидание? Какое по счету? Тысячное? И снова на одну ночь? Это, конечно, поважнее моих проблем! – взорвался Джерри. – Знаешь что, Майкл, да иди ты… – Джерри осекся, вспомнив, что рядом стоит миссис Твидди. – Иди ты, Майкл… на свое свидание.

– И пойду, – сердито бросил ему Майкл. – Во всяком случае, это будет интереснее, чем любоваться на наши розовые сопли. – Майкл круто развернулся и направился к выходу из здания.

Джерри до последнего момента думал, что друг останется с ним.

– Пускай его, – раздраженно бросила миссис Твидди. – Я вообще не понимаю, Джерри, что у вас с ним может быть общего. Как и у Салли Мелон с вашей женой. А вот и Генри с Марджори, – улыбнулась миссис Твидди, глядя на молодых людей, которые поднялись со скамейки и направились к мрачному, как туча, Джерри. – Они-то никуда не денутся, так ведь, Джерри?

– Всем встать! Ее честь, судья Алисия Таккер!

Зал поднялся, а затем дружно опустился, когда судья поднялась на свой пьедестал и уселась на место.

– Мистер и миссис Уэллинг, – обратилась судья к супругам, – я выслушала ваших адвокатов, ваших свидетелей и, наконец, вас самих. Теперь я могу принять окончательное решение. Но, прежде чем сделать это, я хочу, чтобы вы и сами утвердились в принятом вами решении и выступили перед судом с речью в защиту ваших позиций.

– Простите, что перебиваю, ваша честь, – поднялся со своего места Джерри Уэллинг, – но в этом нет нужды. Наши с супругой желания совпадают. Мы оба хотим развестись.

– Это ваше окончательное решение? – не без удивления посмотрела на него Алисия Таккер.

– Да, – кивнул Джерри.

– Мисс Уэллинг, и ваше решение не изменилось?

– Нет, ваша честь, не изменилось, – ответила Ивон.

– Значит, вы все-таки решили аннулировать брак, – кивнула судья. На ее лице было написано явное разочарование. – В таком случае нам осталось обсудить лишь ваши имущественные претензии, которые, насколько я понимаю, уже обговорены адвокатами, и бракоразводное дело номер Z можно считать…

Закончить Алисии Таккер не дали.

На глазах изумленных слушателей в зал суда буквально влетел пожилой мужчина. Он был довольно высокого роста и при этом худой как жердь. Лицо его сложно было назвать вы разительным, внимание притягивали только глаза – большие, синие, наивно распахнутые, – казалось, они принадлежат молодому мужчине. На лице у него было написано выражение недоумения и облегчения одновременно. Он осмотрел зал, почему-то удовлетворенно кивнул и наконец соизволил повернуться к судье, застывшей с бумагами в руках.

– Я успел? – спросил он судью.

Алисия Таккер отложила бумаги в сторону.

– Смотря куда вы собирались успеть, мистер…

– Ох, простите, ваша честь, – хлопнул себя по лбу мужчина. – Я – Дик Дженкинс, отец Ивон Уэллинг.

– Ах отец Ивон Уэллинг, – кивнула судья. – Так куда вы собирались успеть, мистер Дженкинс? Слушание уже практически закончилось, оба супруга пришли к взаимному согласию и только что объявили собравшимся, что приняли решение развестись. Так что нам осталось лишь решить вопросы имущества супругов. Но эти вопросы, насколько я понимаю, уже обсудили между собой их адвокаты, от которых и ваша дочь, и ваш зять в процессе слушания отказались.

– Значит, это все? – Дик Дженкинс разочарованно покосился вначале на судью, затем на Джерри, а потом на Ивон. – Вы уже подписали бумаги?

– Папа… – Ивон поднялась со стула и умоляюще посмотрела на отца.

Дик Дженкинс снова перевел взгляд на судью.

– А я не согласен! – категорически заявил он. – Я против этого развода. Когда жених и невеста заключают брак, у присутствующих обязательно спрашивают, есть ли кто-то, кто может назвать причину, по которой брак нельзя заключить. А при разводе нет такой процедуры?

Алисия Таккер посмотрела на Дженкинса, и по губам ее пробежала едва заметная улыбка.

– Когда оба супруга хотят развестись, их практически невозможно принудить сохранить брак. Но вот если бы мистер Уэллинг не изменил своего первоначального решения, то он, пожалуй, смог бы вызвать вас в качестве своего свидетеля. Ведь бумаги еще не подписаны. И тогда, мистер Дженкинс, вы смогли бы объяснить суду причину, которая, по вашему мнению, не позволяет расторгнуть этот брак.

Дик Дженкинс вопросительно уставился на зятя. Джерри почувствовал себя загнанным в угол. С одной стороны, его держало обещание, которое он дал Ивон, с другой – чувства, которые не были такой же формальностью, как бумажки, которые жена просила его подписать.

– Папа, – укоризненно покосилась на отца Ивон, поняв, что Джерри все еще сомневается. – Ну зачем ты пришел?

– Хорошенький вопрос, – повернулся к судье Дик Дженкинс. – Она еще спрашивает. Только самый плохой отец может спокойно смотреть на то, как его дочь разводится с человеком, которого она любит. Я, конечно, не лучший отец, но и не самый плохой. А того, что Ивон до сих пор любит Джерри, только слепой не увидит. Ну так что, зять? – повернулся Дик к Джерри. – Может, дашь моей дочке последний шанс?

Джерри еще раз посмотрел на Ивон и подумал, что этот шанс нужен был не только Ивон. Этот шанс нужен был не только ему. Этот шанс нужен был им обоим.

– Ваша честь, поскольку мы с женой еще не подписывали бумаг, я беру свои слова обратно. Я не хочу разводиться с Ивон Уэллинг и прошу не только вас, но и мою жену выслушать, что скажет свидетель Дик Дженкинс.

Лицо Дика Дженкинса расплылось в улыбке. Он занял свидетельское место, а Джерри спросил у судьи:

– Я могу задавать вопросы, ваша честь?

– Задавайте.

– Мистер Дженкинс, вы знаете вашу дочь лучше, чем кто-либо другой. Прошу вас, ответьте нам всем на один вопрос: есть ли что-то, что может спасти брак Ивон и Джералда Уэллингов?

Хотя Джерри Уэллинг и ругал тестя за пагубное пристрастие к спиртному, которое потихоньку начало передаваться его дочери, в глубине души он относился к Дику Дженкинсу с симпатией. Кроме этой вредной привычки, доставлявшей немало хлопот и беспокойства домочадцам, не любить Дика Дженкинса и правда было не за что.

Этот забавный человек с широко распахнутыми синими глазами – глаза Ивон унаследовала именно от отца – до сих пор сохранил юношескую наивность и даже беспечность в некоторых вопросах.

Джерри мог сколько угодно ворчать о том, что Дик Дженкинс инфантильный подкаблучник, а тот одинаково успешно справлялся и с ведением домашнего хозяйства, и с починкой электроприборов, и с ремонтом домов, которым, собственно, и зарабатывал на хлеб.

Диана Уэллинг утверждала, что тесть Джерри, мягко говоря, простоват, но было в его простоте что-то такое, что не только притягивало, но и завораживало людей. В отличие от своей жены, которая, как многим казалось, давным-давно уже очерствела, как хлебная корка, забытая нерадивыми хозяевами в хлебнице, Дик Дженкинс сохранил не только свою врожденную мягкость, но и гибкость суждений. Его нельзя было назвать мямлей и тюфяком – хотя в отношениях с женой он, по мнению многих, был слишком уж податлив, – Дик Дженкинс всегда имел свое мнение, но никогда не пытался навязать его окружающим.

От жены его отличало еще и то, что он относился к выбору дочери с уважением, и никто – даже его самые близкие друзья – ни разу не слышал, чтобы Дик скверно отзывался о своем зяте.

Самым большим недостатком Дика Дженкинса была его горячая и неистребимая любовь к бутылке. Частенько пятничный отдых Дика заканчивался только в воскресенье, а деньги, вырученные им за очередной ремонт, уходили на то, чтобы расплатиться с долгами, которые он неоднократно делал в дримтаунских забегаловках.

На свадьбе дочери Дик Дженкинс умудрился нарадоваться до такой степени, что, перепутав жену со свекровью Ивон, полез к последней с далеко не невинными поцелуями. Неловкая ситуация, в которую он попал, была отягощена тем, что свидетельницей этого инцидента стала сама Анжела Дженкинс, и свадьба могла бы превратиться в кровавое побоище, если бы Джерри вовремя не утащил своего вновь обретенного тестя подальше от тещиных глаз.

Анжела Дженкинс редко наведывалась к детям, а вот Дик любил приезжать к Уэллингам и подолгу болтать с дочерью и зятем, потягивая неразбавленный виски. Когда в отношениях между супругами появилась трещина, Дик одним из первых почуял неладное. Он пытался поговорить с Ивон, но та старалась отшучиваться и продолжала твердить, что у них с Джерри все в порядке.

Когда дочь с зятем завели собаку, у Дика появилась тайная надежда, что Ивон все-таки порадует его внуками. Однако очень скоро он понял, что глубоко заблуждался: трещина между мужем и женой все разрасталась и ни о каких детях супруги даже не помышляли.

В тот день, когда Джерри Уэллинг позвонил ему и срывающимся голосом попросил приехать, Дик с самого утра чуял беду. Он примчался к Джерри, прихватив на всякий случай бутылку виски: встречать плохие новости Дик предпочитал во всеоружии.

Оказалось, что Ивон всего-навсего подхватила ветрянку. Дик, конечно, знал, что ветрянка для взрослых болезнь довольно опасная, но раз врачи не стали забирать Ивон в клинику, то это означало только одно: ничего страшного ей не грозило.

Однако на лице Джерри Уэллинга отражалась такая нечеловеческая мука, что Дик даже заподозрил, что врачей на этот раз придется вызывать не дочери, а его не на шутку перепуганному зятю.

Заглянув в комнату к спящей Ивон, чье лицо и руки напоминали ситец в горошек, он недоуменно посмотрел на бледного как мел Джерри и развел руками.

– Да что такого, Джерри? Это всего лишь обычная ветрянка.

– Обычная? – едва не заламывая руки, переспросил его зять. – Вы разве не знаете, что взрослый человек, заболевший ветрянкой, может даже умереть.

– Послушай, Джерри, ты же вызывал врача, – попытался урезонить его тесть. – И врач не схватился за голову не сказал, что Ивон смертельно больна и не увез ее в больницу. Я правильно понял?

Джерри, едва не плача, кивнул.

– Ну так, значит, все в порядке и она скоро поправится.

– Да что бы они понимали, эти врачи! – махнул рукой Джерри, разозленный тем, что не встретил у тестя понимания. – У нее высокая температура, она постоянно спит. И я вообще не знаю, в сознании ли она!