Текст книги "Дорогая, где Бобстер?"

Автор книги: Эдриан Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

7

«Двадцать седьмое января, 19… год»

Пожалуй, Рождество в Бервике самое впечатляющее Рождество за всю мою жизнь. Вряд ли я когда-нибудь смогу его забыть. А если мне повезет дожить до старости, я обязательно расскажу о нем своим внукам, которые конечно же мне не поверят.

Утром двадцать пятого декабря, несмотря на все события сочельника, я проснулась в приподнятом настроении и с мыслью о том, что это Рождество мне не придется провести в одиночестве.

Миссис Мобивиш, отмечавшая каждое Рождество у своей кузины, Элеонор Сэвидж, которая тоже живет в Бервик-виллидж, позвала с собой меня, Стива и (исключительно по моей просьбе) пригласила Стю.

К слову сказать, на Рождество у англичан не принято приглашать посторонних людей – за столом собираются исключительно родственники, – но для нас, приезжих американцев, сделали исключение: к Стиву в деревне относились как к своему, а от меня, журналистки, ждали, что я напишу о Рождестве в Бервике восторженную статью.

Под нарядной рождественской елкой, которая украшает гостиную миссис Мобивиш, я нашла подарок и для себя. Старушка подарила мне маленький серебряный крестик на цепочке и тут же посоветовала надеть его на шею. Я никогда не носила подобных вещей, но из уважения к старушке все-таки надела крестик.

Сама я подарила миссис Мобивиш красивую брошь, которую купила в одном из маленьких ювелирных магазинчиков Бервика. Стиву я решила подарить флакончик туалетной воды – этот элегантный мужчина любит ухаживать за собой куда больше, чем многие дамы, – а для Стю (над подарком для него мне пришлось больше всего поломать голову) я приготовила авторучку с секретом.

Верхнюю часть авторучки можно было открутить и обнаружить в ней ластик, который стирал все написанное этой авторучкой, причем делал это совершенно незаметно, не оставляя разводов и следов. Такой штуки я не видела нигде, и мне удалось найти ее только в сувенирном магазине Бервика, где кроме авторучки было много и других, не менее любопытных штуковин.

Пока я завтракала, миссис Мобивиш извлекла из холодильника какой-то удивительный пирог, завернутый в фольгу. Старушка объяснила мне, что это вовсе не пирог, а пудинг, плам-пудинг (то есть сливовый пудинг). Плам-пудинг готовится задолго до рождественского обеда и настаивается целый месяц. Честно говоря, я с сомнением отнеслась к такому «выдержанному» кулинарному изыску, но обещала миссис Мобивиш попробовать плам-пудинг, когда его подадут на рождественском обеде у Элеонор Сэвидж.

Мое праздничное настроение омрачало лишь то, что я не взяла с собой ни одной нарядной вещи, что, впрочем, неудивительно, если вспомнить, в каком состоянии я собиралась в дорогу Заботливая миссис Мобивиш, узнав о моем огорчении, немедленно выпотрошила передо мной содержимое всех своих сундуков с одеждой, оставшейся еще со времен ее молодости.

Поначалу я отнеслась к этой идее скептически – уж лучше прийти на праздник в своей обычной одежде, нежели стать посмешищем, нацепив на себя наряд из прошлого века (я прошу прощения у миссис Мобивиш), – но, когда увидела разложенные на диване великолепные наряды из парчи и бархата, тут же изменила свое мнение.

Два платья, на которые я обратила внимание в первую очередь, оказались мне, к моему глубокому сожалению, велики, зато третье подошло великолепно.

С замирающим сердцем я заглянула в зеркало и увидела перед собой портрет в старинной, выкрашенной под бронзу раме. На меня смотрела красивая молодая женщина с рассыпавшимися по плечам прямыми черными, как ночи в Бервике, волосами, румяным лицом, широкими изящно приподнятыми бровями, ярко-голубыми, как кусочек летнего неба, глазами и ослепительной улыбкой пухлых губ. Синее бархатное платье с прямоугольным вырезом, подол которого был расшит серебристыми веточками и цветами, подчеркивало красивую форму ее груди и стройность фигуры. Это великолепное платье нельзя было назвать старомодным: как настоящее искусство, оно не зависело от веяний моды и времени.

Миссис Мобивиш смотрела на меня, как зачарованная. Мне показалось, она погрузилась в воспоминания своей молодости.

– Господи Иисусе, неужели и я когда-то была молодой?! – воскликнула старушка, подтвердив мои догадки. – Это платье, деточка, я надела на первое свое замужнее Рождество. Мой покойный муж смотрел на меня таким взглядом, что мне казалось, он съест меня вместо рождественского пирога. Молодость, молодость… И куда же все это уходит?

Мне не хотелось расстраивать старушку, но я невольно напомнила ей о муже. Наверное, это очень больно, когда самый близкий, родной человек уходит из жизни. Думаю, это гораздо больнее, чем предательство. Предательство можно простить или отомстить, а смерть не приемлет ни прощения, ни осуждения, ни мести, ни слез. Она просто факт, как любит говорить Стю. И с этим фактом ничего не поделаешь.

Я подошла к миссис Мобивиш и обняла ее. Та, тронутая моим сочувствием, всплакнула, но очень скоро успокоилась, вытерла слезы и стала прежней бодрой, немного суетливой и вечно озабоченной домашними хлопотами миссис Мобивиш.

За нами прибыл Стив, которому предстояло отвезти нас к Элеонор Сэвидж, а потом заехать на раскопки за Стю Паркером. Услышав за окном шум подъезжающей машины, я поспешила открыть дверь, и тут мой взгляд упал на крыльцо. На нем лежали красивая ярко-розовая роза и рождественская открытка – из тех, что принято посылать в этот праздник родственникам и друзьям.

Я наклонилась и подняла открытку и цветок. Розу уже обожгло дыханием мороза – верхние лепестки съежились и поблекли. Вряд ли кто-то стал бы присылать эту розу миссис Мобивиш, подумала я и, чтобы окончательно удовлетворить свою любопытство, заглянула в открытку, в которой кто-то вывел неровным почерком: «Счастья тебе, Джо!».

– Стив, уж не от тебя ли это? – полюбопытствовала я, когда он поднялся на крыльцо.

Стив посмотрел на розу и отрицательно покачал головой.

– Мне бы, конечно, хотелось быть таким романтичным, но я до этого просто не додумался, – с легкой иронией в голосе ответил он. – Ты нашла это на крыльце?

– Да, – кивнула я.

– Может, это от твоего друга?

– Стю? – Признаюсь честно, эта мысль мне тоже пришла в голову. – Если уж ты не додумался, – улыбнулась я, – то о Стю и говорить нечего. Скорее он бы оставил мне под дверью статью о какой-нибудь… порфирии.

Стив метнул на меня беглый взгляд.

– О чем?

– А, я ведь забыла рассказать. Он сделал биохимический анализ, – ответила я, пропустив Стива в дом и закрыв за ним дверь. – Стю сказал, что обнаружил на зубах, сохранившихся у скелета, отложения порфирина. Честно говоря, я до конца не поняла всех тонкостей, но, похоже, человек, которому принадлежал этот скелет, был очень болен.

– Надо же, – пробормотал Стив, которого не очень-то впечатлила эта новость. – И чем он болел?

– Стив отправил результаты анализа медикам, так что скоро мы, наверное, об этом узнаем.

– Если честно, мне сейчас совсем не хочется обсуждать покойников, скелеты и болезни, – признался Стив. – Рождество все-таки.

Я была с ним полностью согласна. И хотя этот праздник мы отмечали в Бервике, мрачным он вовсе не казался.

Стив оставил нас у кузины миссис Мобивиш, а сам поехал за Стю. Меня тут же познакомили с родственниками, собравшимися в гостиной, а те принялись расхваливать мой наряд – миссис Мобивиш скромно промолчала, что это платье было взято из ее гардероба, и я решила не выдавать нашей маленькой тайны.

Меня тут же засыпали вопросами о том, что я собираюсь писать о Бервике. Признаться, я ожидала этих расспросов и мне не очень-то хотелось объявлять всем, что моя статья будет посвящена вампирам. Пришлось слукавить, сказав, что я хочу написать о традициях и поверьях Бервика, что в какой-то степени соответствовало действительности.

Молодых – на это я обратила внимание еще тогда, когда мы с миссис Мобивиш ходили в церковь, – в городе и деревне осталось совсем немного. Все разъехались по другим городам, более крупным, современным и куда менее суеверным, чем Бервик. Правда, меня познакомили с моей ровесницей Дианой, племянницей хозяйки, и Грегом, тридцатилетним повесой, который одарил меня таким взглядом, что я мысленно попросила Элеонор Сэвидж посадить меня куда-нибудь подальше от ее истосковавшегося по женской ласке родственника.

К несчастью, мои молитвы не были услышаны, поэтому мне все-таки пришлось усесться рядом с Грегом. Положение спасло только то, что слева от меня Элеонор Сэвидж посадила Стива. Стю разместили напротив меня, рядом с хорошенькой Дианой Сэвидж, которая немедленно вцепилась в свою жертву и принялась с ней нещадно флиртовать. Я даже обрадовалась, когда принесли «выдержанный» плам-пудинг миссис Мобивиш – он хотя бы ненадолго заткнул рот болтушке Диане.

Кстати, плам-пудинг оказался не только весьма вкусным блюдом, но и эффектным зрелищем: перед тем как порезать его на куски, миссис Мобивиш облила пудинг ромом и подожгла его. Это было великолепно! Как выяснилось, сливовым этот пудинг называют из-за чернослива, который смешивают с другими сухофруктами и хлебными крошками.

Стив весь праздник осыпал меня комплиментами и всячески пытался привлечь к себе мое внимание, прикованное к Стю, который подло улыбался в ответ на откровенные заигрывания Дианы Сэвидж. Если до этого я еще подозревала, что именно Стю оставил прекрасный цветок на крыльце миссис Мобивиш, то его дурацкий флирт с Дианой развеял все мои сомнения.

Но если не Стю, то кто же мог сделать мне такой сюрприз? Из мужского населения Бервика я познакомилась лишь с Грегом, который сидел по правую руку от меня и одолевал своими плоскими шуточками. Стив сделал несколько попыток осадить его навязчивые ухаживания, но Грег совершенно не понимал намеков, а потому не оставил попыток втянуть меня в беседу о сильных заморозках, так не характерных для Бервика, и замужестве, с которым девушке за двадцать, то есть мне, надо бы уже поторопиться.

Банальные советы Грега, как ни странно это звучит, воплотились в моем куске рождественского пирога. Дело в том, что англичане запекают в своих рождественских пирогах маленькие предметы, каждый из которых символизирует исполнение определенных надежд. Стю, например, обнаружил в своем пироге подковку (это означало, что его ожидает удача), чем вызвал неоправданно бурный восторг своей соседки, которая немедленно повисла у него на шее и даже позволила себе чмокнуть моего Стю – то есть моего друга – в щеку. К сожалению, мне не удалось увидеть, как отреагировал на это сам Стю, потому что в этот момент Стив нашел в своем куске пирога монетку. Монетка конечно же символизирует богатство, и я искренне порадовалась за Стива, правда выражала свою радость далеко не так бурно, как новая знакомая Стю Паркера.

В своем кусочке пирога я наткнулась на маленькое колечко, что, как радостно объявила миссис Мобивиш, означает скорое замужество. Большинство собравшихся единодушно решили, что лучшая партия для моей скромной персоны – это Стив Скипер. Поэтому нас немедленно объявили женихом и невестой и потребовали поцелуя, который скрепил бы будущий союз. Наше со Стивом мнение в расчет не принималось, хотя я заметила по глазам Стива, что такое развитие событий его вовсе не задевает.

Вместо того чтобы образумить родственников миссис Мобивиш, он взял меня за руки и буквально вынудил подняться со стула. Я хотела было остановить весь этот фарс, но пока соображала, как лучше это сделать, Стив уже коснулся своими губами моих губ. Этот поцелуй можно было считать вполне невинным, но его видели все, включая Стю.

Меня не так-то просто смутить, но в тот момент я раскраснелась, как алый шар, повисший на самой нижней ветке елки миссис Сэвидж.

Еще больше я заполыхала, когда гости закричали, что одного поцелуя будет недостаточно. Тут, к счастью, я нашлась и пошутила, что это был аванс, а оставшуюся часть поцелуев Стив получит только после свадьбы.

Моя шутка понравилась, гости одобрительно загалдели, а я, пунцовая, как ведьма, привязанная над горящими ветками, уселась на свое место. Краем глаза я все-таки посмотрела на Стю и испытала даже некоторое злорадство: он поглядывал на меня с недовольством и, кажется, не так уже смеялся над шуточками своей соседки.

Мне было непонятно, почему новая знакомая Стю вызывает во мне такое раздражение и почему Стив, который совсем недавно будил во мне такой интерес, перестал притягивать все мое внимание, как это было в самом начале нашего знакомства.

Подозрение, мелькнувшее в моей голове, не то чтобы было абсурдным, скорее мало соответствовало тому, что я знаю о себе.

В школьные годы я относилась к Стю Паркеру, как к отличному парню, который всегда сможет выручить, помочь в трудной ситуации, объяснить сложную задачу и вообще сделает все, что от него зависит, лишь бы дорогому для него человеку было хорошо.

Безусловно, мне было интересно с ним. Несмотря на свою кажущуюся уязвимость, он уже тогда неплохо разбирался в людях. Он много читал, правда в большей степени литература, которая интересовала Стю, была скорее научного толка, нежели гуманитарного. В классе он имел репутацию умника и выскочки, за что, с одной стороны, к нему относились с каким-то, не подберу другого слова, инстинктивным уважением, а с другой – все-таки посмеивались над его тягой к знаниям.

Моему последнему парню доставляло особенное удовольствие высмеивать Стю, и, несмотря на мое заступничество, он практически каждый день находил повод, чтобы придраться к нему. Сам Стю считал его полным кретином, и то, что именно такому кретину досталось мое внимание, невероятно его раздражало.

Хоть я и относилась к Стю, как к хорошему другу, мне, как, наверное, любой девушке, в глубине души было приятно, что такой умный и серьезный парень вот уже много лет испытывает ко мне глубокие чувства. И, несмотря на то что я никогда не флиртовала со Стю, мне не приходило в голову его отталкивать. А он, счастливый уже оттого, что его не гонят, довольствовался скромной ролью моего пажа, ко многому обязывавшей, но не дававшей никаких преимуществ.

Теперь, когда я встретила Стю Паркера совершенно в другой, если так можно выразиться, роли, его новый образ что-то затронул, разбудил во мне. Я уже не могу помыкать им – в его жизни появилась особа, которой он даже не вынужден, а хочет отдавать все свое свободное время. И эту особу зовут Наука.

Моя же память упрямо продолжала сохранять образ прежнего трогательно влюбленного Стю, который бежал по первому моему зову и для которого не имело значения, действительно ли мне нужна серьезная помощь или я просто сломала ноготь.

Все изменилось, и, почувствовав это, я огорчилась. Мне хотелось сохранить воспоминания о Стю неизменными, положить их в коробку, а в нужное время раскрывать ее и согреваться теплом от мысли, что кто-то так сильно любил меня.

Да, Стю остался верным и надежным другом, но меня больше нет в его сердце. И от этого я чувствую себя обиженной, рассерженной и… одинокой.

Ревновала ли я Стю к Диане Сэвидж, с которой он толком даже не был знаком? Да, ревновала. Я смотрела на смутную улыбку, игравшую на губах Стю, ловила взгляды, которые он бросал на эту болтливую девицу, и чувствовала, что еще секунда – и в эту сладкую парочку полетят остатки из моей тарелки. Конечно, ничего такого я не выкинула бы – гордость никогда не позволяла мне таким образом привлекать мужское внимание, – но желание сделать это было очень даже сильным.

Мысленно я даже ругала Элеонор Сэвидж за то, что она рассадила нас именно таким образом. Если бы Стю сидел рядом со мной, Диана не стала бы перегибаться через весь стол, чтобы Стю оценил ее декольтированное платье.

Кто-то из порядком набравшихся гостей предложил поставить музыку, чтобы «молодежь сплясала что-нибудь эдакое». Как ни странно, захмелевшего энтузиаста поддержали, и Элеонор Сэвидж достала из шкафчика пластинку, которую ей подарила дочь, давно уже уехавшая из Бервика.

Пока Стив бросал на меня выразительные взгляды, Грег поспешил пригласить меня на танец. К счастью, заиграл быстрый танец, поэтому Грегу так и не удалось сжать меня в своих крепких мужских объятиях. Он, правда, пытался нашептывать мне какие-то комплименты, но я изо всех сил делала вид, что ничего не слышу из-за музыки, которая, кстати говоря, была не очень громкой.

После Грега я танцевала со Стивом, и это действительно было здорово. У него прекрасное чувство ритма, и танец так захватил меня, что на какое-то время я даже забыла о своей глупой ревности. В манере Стива подхватывать партнершу и слегка приподнимать над полом есть что-то такое, отчего у меня перехватило дыхание, как в детстве на аттракционах. Я искренне поблагодарила Стива за танец, но тут же прочитала в его глазах разочарование.

– И больше ничего? – поинтересовался у меня он.

– А что ты еще хотел услышать? – недоуменно посмотрела я на Стива.

– Не услышать, а получить, – лукаво улыбнувшись, поправил меня Стив. – Получить еще один аванс в честь будущих поцелуев.

– Стив, это была шутка.

– Так, может, поцелуешь меня хотя бы в шутку?

– А может, и замуж за тебя в шутку выйти? – невесело пошутила я, краем глаза заметив, как Диана Сэвидж, практически засунув в ухо Стю свои огромные губищи, нашептывает ему очередную глупость.

– Нет уж, брак дело серьезное, – покачал головой Стив.

– А ты был женат? – полюбопытствовала я, когда мы снова уселись за стол.

– Нет, как-то не сложилось. Тот психоанали тик, которого нанял мой отец, говорил, что подсознательно я не могу избавиться от образа своей приемной матери, которую я, по его словам, считаю идеальной. Вышло так, что лет до пятнадцати я практически не общался с женщинами. Исключение составляли моя приемная мать и Гертруда Мобивиш. Так что, может быть, в чем-то доктор и прав. Впрочем, каких-то особенных проблем с женщинами у меня не было. Я был даже любвеобильным молодым человеком. Встречался, правда, в основном с замужними дамами – молодые девушки меня не очень-то интересовали.

– Значит, я исключение? – вырвалось у меня.

– Да, ты исключение, – подтвердил Стив и снова одарил меня своим магнетическим взглядом, перед которым я начинала чувствовать себя беззащитной. – Ты во всех отношениях исключение, Джо. Я ни разу не говорил тебе, но ты очень похожа… Впрочем, забудь об этом, – неожиданно сказал Стив, и я заметила, что к нам направляется Стю, который наконец-то оставил свою избранницу, чтобы уделить мне несколько минут своего драгоценного времени.

– Весело, правда? – спросил он, посмотрев на нас со Стивом.

Стив мрачно кивнул, но ничего не ответил.

– Да, здорово, – согласилась я с этим орехово-глазым мерзавцем, который за весь вечер ни разу не сказал мне ни одного комплимента, хотя в первый раз за все то время, что мы провели в Бервике, увидел на мне платье. – Кажется, у тебя появилась поклонница? – кивнула я на Диану, которая явно не собиралась долго томиться в одиночестве – к ней уже подсел любвеобильный Грег.

– Диана Сэвидж, – сообщил мне Стю, как будто я не знала, как зовут его подружку. – Очень милая и веселая девушка.

– Да, очень милая, – ехидно кивнула я. – Настолько милая, что чуть не выпрыгнула из платья, когда полезла к тебе обниматься.

– Она только порадовалась за меня, вот и все, – как ни в чем не бывало ответил Стю.

Стив по-прежнему мрачно отмалчивался. Он как будто почувствовал, что мое охлаждение к нему связано со Стю.

– Ты не хочешь потанцевать со мной? – неожиданно спросил меня Стю.

Я хотела было напомнить ему о Диане, которая в тот момент уже мило хихикала с Грегом, но передумала.

– Стив, ничего, если я тебя ненадолго оставлю? – виновато покосилась я на Стива.

– Ничего, только не увлекайся. Не забудь, что ты собралась за меня замуж, – вяло пошутил Стив.

– Буду помнить об этом весь танец, – подыграла я, чтобы хоть как-то утешить Стива, но, по-моему, мои попытки пошутить мало чем скрасили положение.

Однако не прошло и минуты после того, как зазвучала музыка, и я заприметила, что безутешный Стив танцует все с той же Дианой Сэвидж.

– Глянь-ка, – кивнула я Стю на эту парочку, – твоя подружка долго не скучала.

– Твой друг, между прочим, тоже, – ехидно заметил Стю.

– Он не друг, а хороший приятель, – поправила я Стю. – Мой друг – это ты.

– Не жди, я не стану называть тебя своей подружкой, – улыбнулся Стю, осторожно держа меня за талию, словно хрупкую вазу, которую до того страшно разбить, что ее едва касаются пальцами. – Звучит слишком легкомысленно. А ты ревнуешь?

– Кого? – Я испуганно посмотрела на Стю. Неужели он догадался?

– Разумеется, своего жениха.

– А-а… – с облегчением пробормотала я, осторожно касаясь пальцами шеи Стю. – Конечно, он такой видный мужчина. Того и гляди, уведут.

– Шутишь?

– Так же как и ты, Стю, – улыбнулась я.

– А если серьезно? Ты что, правда собралась за него замуж?

– Нет, замужество вышло из моды, – усмехнулась я. – А если честно, мужчины никогда не звали меня замуж, Стю. – сообщила я с невеселой улыбкой. – Я вполне устраивала их как хорошая любовница.

– А ты хотела замуж?

– Не знаю, Стю, – честно ответила я. – Конечно, пышное белое платье с оборками – это очень красиво. Но за ним-то что? Несколько лет – и от романтики первых поцелуев не остается и следа.

– Конечно, не остается, – серьезно кивнул Стив. – Если ты выбираешь не тех мужчин.

– Хватит меня попрекать, – шикнула на него я. – Мои женихи по крайней мере не убегали от меня перед самой свадьбой!

– Да, потому что у тебя были не женихи, а любовники.

– Стю, ты меня бесишь, – процедила я сквозь зубы.

– Да ты же сама так сказала…

– Давай лучше танцевать, пока мы окончательно не поссорились, – раздраженно пробурчала я, подумав, что Стю умудрился испортить даже такой романтичный момент. – И вообще, ты в такт не попадаешь.

– Я постараюсь, – пообещал Стю и действительно постарался.

Танцевал он скверно – партнерши в его руках, похоже, всегда скучали или брали инициативу на себя. Он двигался мало и скованно, больше топтался на месте. Все это было так, но, когда мы наконец замолчали, перестали спорить и отдались во власть нарастающей мелодии, я почувствовала себя совершенно иначе. Стю уже не был скверным танцором, он был мужчиной, от прикосновения которого у меня замирало сердце. Его теплые руки мягко и бережно обхватили мою талию, а пальцы непроизвольно скользили по ней сверху вниз, так что я каждой клеточкой спины ощущала, где они находятся в тот или иной момент.

Глаза Стю смотрели не поверх меня, хоть я и ниже его ростом, они сосредоточились на мне, словно я в тот момент являлась центром этой маленькой рождественской вселенной. Не сдержавшись, я улыбнулась ореховым глазам и тут же испугалась, что Стю нарушит этот волшебный миг, спросив меня о причине моей улыбки.

Но Стю не нарушил. Он улыбнулся мне в ответ, и я почувствовала, как от его улыбки в моей душе все запело.

Когда танец кончился, я наконец вспомнила о том, что до сих пор не вручила ему подарок. Получив мою чудо-авторучку, Стю радовался как ребенок. Он вытащил из кармана блокнот и как настоящий ученый на месте решил поставить эксперимент.

Написав на листочке какую-то фразу, Стю стер ее ластиком и протянул мне блокнотик. Листок оказался чистым, хотя продавленная ручкой бумага все же выдавала, что на ней писали.

– Ну? – Стю посмотрел на меня с таким нескрываемым торжеством, словно я утверждала, что ластик не сотрет написанного.

– Здорово, – улыбнулась я, вновь увидев перед собой подростка Стю. – А что ты написал?

– Какая разница? – пожал он плечами и протянул руку, чтобы забрать у меня блокнот.

Но я не собиралась так просто расставаться с вещественной уликой. Отогнув листок, на котором писал Стю, я попыталась расшифровать текст по вмятинам, оставленным ручкой.

Если бы я только могла себе представить, что это так разозлит Стю! Он вцепился в блокнот и потянул его на себя, я, раззадоренная этой, как мне показалось, игрой, потянула его в свою сторону.

– Отдай мне чертов блокнот! – рявкнул на меня Стю, и тут я немедленно исполнила желаемое.

– Да что это с тобой? – не на шутку обиделась я. – Зачем так кричать из-за какого-то блокнота?

– А тебя не учили, что нельзя читать чужие записи?!

– Но ты же сам мне его дал!

– Я дал тебе его не за этим!

Этот бессмысленный спор мог бы продолжаться и дальше, но до меня вдруг дошло, что мы со Стю стали центром всеобщего внимания. Все неожиданно притихли и не без любопытства косились на странную парочку, которая только что чуть не подралась из-за нескольких листочков бумаги. До Стю дошло то же, что и до меня, и он попытался превратить все в шутку:

– Эта леди когда-то перетаскала у меня все тетради, а теперь и до блокнотов добралась.

Кто-то хмыкнул. Кажется, это был Грег. Но все остальные сидели молча, включая Стива, который, сменив Стю и Грега, перекочевал на стул рядом с Дианой.

– Это розыгрыш, – натянуто улыбнулась я. – Мы со Стю в школе всегда разыгрывали друг друга на Рождество.

Конечно же нам никто не поверил, но утешало то, что уже через несколько минут на нас перестали глазеть. Я до конца вечера дулась на Стю за то, что он выставил нас в дурацком свете, а Стю придумывал неуклюжие причины, из-за которых поднял такой крик. Одна из них настолько развеселила меня, что мне пришлось простить моего нервного друга. Он заявил, что слово, которое он написал в блокноте, было не очень приличным.

– Ну конечно! – расхохоталась я. – А кричать на меня перед всеми из-за дурацкого блокнота было приличнее?

– Я виноват, – послушно признался Стю и опустился на стул рядом со мной. – Но не будешь же ты дуться на меня до конца жизни?

– Может, и буду, если жизнь будет короткая, – хмыкнула я. – Стю, а ты ничего не оставлял сегодня утром на крыльце у миссис Мобивиш?

– Нет, ничего, – с недоумением покосился на меня Стю. – А почему ты спрашиваешь?

– Да так, – разочарованно вздохнула я.

Стю не умел и не любил врать, так что моим загадочным поклонником действительно был кто-то другой. Но если не Стю и не Стив, то кто же тогда?

Тем вечером я решила не ломать себе голову. Мы еще некоторое время пользовались гостеприимством Элеонор Сэвидж, а потом разошлись по домам. Как это ни странно, но домой я снова ехала со Стивом, а Стю, как настоящий джентльмен, ушел провожать свою толстогубую Диану, один вид которой вызывал у меня раздражение.

Стив, будто нарочно, всю дорогу испытывал мое терпение, восхваляя эту красотку за ее недюжинное чувство юмора, а я молчала, глядя в окно и рассматривая деревню, запорошенную снегом.

В этот день всем нам казалось, что Бервик обыкновенный городок с обыкновенными проблемами, которые бывают у обыкновенных жителей. Может быть, эта мысль кому-то и приносила облегчение, но не мне. Несмотря на то что в большей степени я пыталась понять, что же все-таки чувствую к своему старому другу Стю Паркеру, меня не оставляла тревога, что очень скоро наш притихший городок взбудоражат очередные странные происшествия.

И я не ошиблась…

Утро следующего дня началось с того, что к миссис Мобивиш заглянул почтальон. Оказалось, что «Мэджик сфер» – я на всякий случай телеграфировала редактору о том, где остановилась в Бервике, – уже начал беспокоиться по поводу моего отсутствия.

«Джорджия Срочно позвоните в редакцию Мистер Стемплтон». Шеф умел быть лаконичным, когда того требовала экономия.

Что могло случиться? – подумала я, еще раз перечитав телеграмму.

Миссис Мобивиш отпустила почтальона, сунув ему в руку пригоршню мелочи.

– Чаевые почтальону? – недоуменно покосилась я на нее.

– Это не чаевые, деточка, – закрывая дверь, в которую уже просунул свой черный нос Нильс, ответила миссис Мобивиш. – Второе января – «боксинг дей».

– Коробочный день? – с еще большим удивлением уставилась я на миссис Мобивиш.

– День святого Стефана. Раньше перед Рождеством в церкви ставили ящики, куда каждый, кто хотел помочь беднякам, бросал деньги. А в День святого Стефана коробку открывали и пастор отдавал деньги, которые в ней скопились, беднякам.

– А при чем тут почтальон? – не унималась я.

– Некоторые традиции, к сожалению, умирают, – вздохнула старушка. – Ящики перестали ставить в церкви, остался только обычай давать деньги тем, кто в них нуждается. В эту дверь сегодня может постучать кто угодно. И каждый получит от меня хоть маленькую, но помощь. Правда, эти деньги я начала откладывать еще с прошлого Рождества.

Миссис Мобивиш сама доброта, подумала я и, одевшись, направилась в Бервик, на ходу соображая, что на этот раз пришло в голову мистеру Стемплтону и к чему такая срочность. Он сослал меня в Бервик на две недели, а с момента моего отъезда прошло всего-навсего восемь дней, если, конечно, считать время, которое я провела в дороге.

Несмотря на то что я куда больше занималась дневником, чем статьей, определенные вехи моей журнальной истории уже были намечены. Материала – не без помощи Стива и миссис Мобивиш – у меня было более чем достаточно, хотя, конечно, докопаться до самой сути, до причины всех бервикских злосчастий, мне не удалось.

Я понимала, почему меня так тревожит эта сухая телеграмма. А что, если мистер Стемплтон заставит меня уехать из города и я так и не разгадаю загадки Бервика? Что, если мне придется; попрощаться со Стю, как тогда, когда родители перевезли меня в другой штат?

Я с тоской подумала о том, что когда-то не принадлежала себе, потому что была еще ребенком, и вспомнила слова Стива о том, что теперь он уже взрослый и его бессилию нет оправдания.

Да, нам со Стивом нет оправдания, но зачем его искать? Может быть, Стю прав – вместо того чтобы винить кого-то в своих несчастьях, постоянно бередить старые раны, не лучше ли жить настоящим и делать то, что ты в силах делать?

Мистер Стемплтон, вопреки моим ожиданиям оказался самой любезностью. Столь срочная потребность в моем звонке была вызвана тем, что он был обеспокоен не столько состоянием моей статьи, сколько моим собственным состоянием. Не знаю, верил ли мистер Стемплтон в существование вампиров, но, судя по его словам, он изрядно понервничал из-за того, что со мной могло случиться «что-то непоправимое». Моему несчастному шефу даже пришлось пить таблетки от боли в сердце: тревога и чувство вины за мою «ссылку» не лучшим образом сказались на его расшатанном здоровье.

Я не без удивления узнала от мистера Стемплтона, что Майк Торнтон и его новое увлечение уже вернулись с Филиппин. По всей видимости культ вуду не очень-то занимал эту парочку, потому что, прилетев с Филиппин, они положили на стол мистера Стемплтона какую-то невразумительную статью, из которой шеф не почерпнул о вуду никаких новых знаний.

Элизабет Фокинс, в кабинете которой обнаружили часть переписки с конкурирующим журналом, была немедленно уволена. А что до Майка, то мистер Стемплтон решил дать ему еще один шанс и отправил этого «пустоголового Аполлона» в Калифорнию, а точнее, в Сакраменто, собирать «мифы о золотоискателях».