Текст книги "Дорогая, где Бобстер?"

Автор книги: Эдриан Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Нильс, вернись! – завопила я и бросилась за ним.

– Деточка, куда же вы?! – испуганно крикнула мне вдогонку миссис Мобивиш, но меня, как и Нильса, невозможно было остановить.

Догнать моего лохматого невинно пострадавшего друга оказалось не так-то просто. Очень скоро он пропал из виду, скрывшись за поворотом. На той улице, куда побежал мой ненаглядный питомец, деревенская дорога раздваивалась как змеиный язык: одно ответвление вело к стоянке археологов, печально известному замку Крейнов и лесу, а другое – уходило к холму, на котором стояла гостиница, церковь и, собственно, располагался сам Бервик.

Я не разглядела, куда повернул мой беглец, но не раздумывая побежала в сторону стоянки, поскольку это место особенно нравилось моему лохматому другу. Конечно, можно было бы вернуться в теплый дом миссис Мобивиш и дождаться, когда Нильс подожмет свой замерзший хвост и прибежит к хозяйке, смекнув, что лучше уж сделать вид, что осознал вину, чем спать на холодной улице. Но, честно говоря, я была далеко не уверена, что напуганный Нильс вернется: судя по всему, его уличная жизнь научила его не доверять агрессивным людям. А я, увы, выглядела, да и была в тот миг именно такой.

На вымершей стоянке – по всей видимости, раскопщики уже улеглись спать – Нильса не оказалось. Я подняла голову и посмотрела на холм: под высокой стеной, окружавшей замок, мелькнула тень моего четвероногого друга.

– Нильс! Нильс! – закричала я. – Нильс, ко мне!

Но Нильс будто меня не слышал. Я чуть не расплакалась от огорчения. Да, я знаю, что собаки очень привязчивые существа и редко по доброй воле сбегают от хозяев. Но в тот момент я по-настоящему испугалась, что Нильс уйдет и больше никогда не вернется. Он ведь уже привык бродяжничать – может быть, житье со мной ему просто надоело.

– Нильс! – сквозь слезы крикнула я, но пес и не думал спускаться с холма.

Сказать по правде, я порядочно трусила. Подняться на холм к зловещему владению, особенно после того, что мне рассказал о нем Стив, было для моих нервов слишком большим испытанием. Но страх потерять Нильса, к которому я привязалась, подобно старой деве к своей кошке, оказался сильнее страха перед неизвестностью.

Вблизи высокие стены произвели на меня еще более гнетущее впечатление, чем издалека. На их фоне я выглядела такой маленькой и жалкой, что съежилась от этого ощущения еще больше, чем от холода. Нильса нигде не было видно, и я уже не была уверена, что тень, которую я заметила, принадлежала именно ему.

От этой мысли у меня перехватило дыхание. Я хотела позвать собаку еще раз, но почувствовала, как ледяные лапы страха обняли меня так крепко, как не обнимал ни один мой мужчина. И когда среди звенящей тишины раздался скрип снега под чьей-то поступью, я почувствовала невероятно сильное желание стать настолько маленькой и незаметной, чтобы меня невозможно было разглядеть даже под микроскопом.

Шаги замерли. В том, что они не принадлежали Нильсу, я даже не сомневалась. Позади меня стоял какой-то человек, и я готова была отдать все что угодно за то, чтобы этот человек оказался действительно человеком, а не тем, кого я так боялась.

Увы, ответом на мои вопросы и предположения была лишь напряженная тишина, застывшая за моей спиной. Мне показалось, что я услышала чье-то дыхание, и только это заставило меня обернуться.

Известное выражение «кровь застыла в жилах» только тогда открылось мне во всей своей полноте. Мое тело превратилось в ледяную скульптуру, застывшую не от холода, а от ужаса.

Передо мной – теперь уже передо мной – стоял не человек. Это было какое-то чудище с безобразным желтым лицом, окровавленными полуоткрытыми губами, из-под которых торчали клыки, по цвету напоминавшие запекшуюся кровь. Его пальцы – никогда в жизни я не видела таких рук – были тощими и скрюченными, словно сведенными судорогой. Он – или оно – протянул ко мне свою правую руку, и его страшные губы скривились в подобии улыбки.

– Не бойся, – прошептало существо и сделало шаг мне навстречу.

Не помню, о чем я думала в тот момент. Мне кажется, я приготовилась к страшной смерти. Мне хотелось кричать, но крик застрял в горле, мне хотелось бежать, но тело не слушалось меня, я не могла шевельнуть даже мизинцем.

– Джо! – донесся до меня крик – я различила голос Стю.

Его голос, надежда на то, что меня спасут, придали мне сил. Стараясь не глядеть в оскалившуюся морду, я набрала полные легкие воздуха и завопила:

– Стю! Помоги!

– Джо! – снова выкрикнул Стю.

– Джо… – как эхо повторило за ним страшное существо. – Джо…

К своему огромному удивлению, в его голосе я не услышала угрозы. Он повторял мое имя как будто даже с удовольствием. Словно мы только что познакомились с ним и он посчитал это знакомство приятным.

Не знаю, чем закончилось бы это страшное «знакомство», но до меня донеслись не только крики Стю, но и собачий лай. Прямо на чудище, которое только что назвало меня по имени, несся мой лохматый спаситель. Он вцепился зубами в подол темной накидки, наброшенной на плечи жуткого существа, и принялся трепать ее зубами.

Я испугалась, что чудовище может причинить собаке вред, но страшный незнакомец всего лишь рванул на себя плащ и пристально посмотрел на Нильса.

– Я не хотел ее обидеть, – вполне членораздельно произнесло существо. – Джо… – повторил он и, одарив меня напоследок каким-то странным взглядом, побежал в сторону той стены, что граничила с лесом.

Когда Стю поднялся на холм, жуткое существо успело раствориться во мгле. Я стояла ошарашенная и потрясенная увиденным. Стю подбежал ко мне и крепко обнял: по всему было видно, что он очень испугался за меня. Нильс, как завороженный, смотрел в ту сторону, где скрылся демон в темном плаще.

– Ну как ты, Джо? – спросил Стю, выпустив меня из объятий. – Кого ты испугалась?

– Ты точно мне не поверишь, Стю.

Стараясь, насколько это было возможно, воздерживаться от проявления эмоций, которые уж точно заставили бы Стю сомневаться в правдивости моей истории, я рассказала о том, что видела своими глазами и слышала своими ушами. Стю не перебивая выслушал меня, но, по всей видимости, он склонен был еще сомневаться.

– Джо, а ты точно видела, что у него были окровавленные клыки?

Я кивнула. Кто бы сомневался в том, что меня подвергнут основательному допросу.

– Я видела его так же хорошо, как тебя сейчас. Он стоял совсем близко ко мне. На губах у него была кровь, на клыках – именно клыках, а не зубах – тоже. Пальцы у него были скрюченные, а кожа – как старая тряпка, изъеденная молью. Все в точности совпадает с тем описанием, которое давали те, кто сталкивался с этим существом. – Я не рискнула назвать его вампиром, зная, какое впечатление это произвело бы на Стю.

– Ты уверена, что тебе не померещилось со страху?

О, я с самого начала предвидела этот вопрос.

– Стю, это были не галлюцинации, поверь мне.

– Я тебе верю, Джо, – не очень-то убедительно заметил Стю. – Но мне кажется, что твоя психика, возбужденная всей этой нездоровой атмосферой, царящей в Бервике…

– Взяла да и нарисовала мне страшного вампира вместо обычного человека?! – возмущенно перебила я Стю. – По-твоему, я похожа на истеричку? По-твоему, у меня галлюцинации? И, заметь, не только зрительные, но и слуховые… По-твоему, Нильс не трепал его за подол?

– Да тише ты, Джо. – Стю попытался успокоить меня, взяв за руку, но я довольно грубо оттолкнула его и скрестила обе руки на груди. – Ей-богу, как маленькая… Как будто я сказал, что ты наврала мне с три короба. Нильс, а ну-ка подойди сюда, – позвал он собаку.

– Не командуй моим псом! – раздраженно фыркнула я.

– Джо, давай обойдемся на этот раз без твоих выходок. Стив Скипер и так, похоже, до сих пор колесит по Бервик-виллидж, разыскивая тебя.

– Зачем? – поинтересовалась я.

– Мы разделились. Я пошел на стоянку, а он побежал за машиной. Обещал объехать деревню и прикатить к холму. Ну-ка, Нильс, покажи-ка нам свою пасть.

– Что ты вытворяешь с моей собакой, Стю Паркер?! – воскликнула я, глядя, как Стю лезет Нильсу в пасть.

– А вот что… – Стю поднялся и потряс перед моим носом извлеченным из песьей пасти огрызком накидки моего преследователя.

– Брр… – поморщилась я. – И часто ты проделываешь такие номера?

– Иногда приходится, – подмигнул мне Стю. – Значит, здесь был некто в плаще.

– А без этого огрызка ты бы мне не поверил? – обиженно полюбопытствовала я.

– Успокойся, Джо. Ты что-то слишком нервная в последнее время. Поцелуи Стива явно идут тебе не на пользу, – добавил он, и в этой шутке мне послышались угрюмые нотки.

– Я не целовалась со Стивом, – возразила я.

– А что же это было? Традиция сочельника?

Я подумала о том, что Стю даже не подозревает, насколько близок к правде.

– Да, он пытался меня поцеловать, – заявила я Стю. – Ну и что с того?

– Да ничего, – с деланым равнодушием пожал плечами Стю и, вытащив из кармана носовой платок, засунул туда очередную «археологическую» находку, на этот раз извлеченную не из недр земли, а из собачьей пасти. – Это ты начала объяснять, а я ведь ничего не спрашивал.

И действительно, с чего это я решила перед ним отчитываться? – разозлилась я на себя. Можно подумать, я должна спрашивать у него благословения перед каждым поцелуем.

– И заходил я вовсе не для того, чтобы застать тебя со Скипером, – продолжил Стю, – а чтобы рассказать кое о чем.

– Да ничего ты не застал, – снова разозлилась я, но Стю перебил меня:

– Ты можешь хоть минуту подождать со своим Скипером?

– Да, – кивнула я, но «своего Скипера» мысленно пообещала Стю припомнить.

– Перед тем как пропал скелет, я успел собрать кое-что для биохимического анализа. Конечно, анализ получился не таким полным, как хотелось бы, но все-таки нечто любопытное мне удалось обнаружить. На зубах у нашей находки – отложения порфирина. Порфирин – это пигмент, который, например, входит в небелковую часть молекулы гемоглобина.

– Стю, ты можешь сколько угодно сыпать терминами, и я пойму тебя примерно так же, как обезьяна принципы космического кораблестроения. Порфирин, гемоглобин, – раздраженно буркнула я. – Хотя гемоглобин вроде бы содержится в крови, – вспомнила я. – Во всяком случае, я слышала фразу «недостаток гемоглобина в крови».

– Да, ты права, у человека гемоглобин содержится в эритроцитах, – терпеливо продолжил объяснять Стю. – И основная его функция – обеспечивать перенос кислорода в ткани. У белка гемоглобина есть небелковая часть, которая называется гем. Так вот этот гем – один из порфиринов.

– Ну так как это связано с зубами? – Мои собственные зубы уже не попадали друг на друга от холода.

– А так, что отложения порфирина на зубах очень странное явление, – наконец-то выдал Стю. – У человека, которому принадлежал этот скелет, были серьезные неполадки со здоровьем.

– Стю, а не думаешь ли ты, что эта странность вовсе не болезнь, а признак вампиризма? – затаив дыхание, спросила я. Ведь знала, у кого спрашивать…

Стю осуждающе покачал головой.

– Каждый верит в то, во что хочет верить. Я уже отправил результаты анализов медикам и думаю, что очень скоро они нам объяснят, чем таким болел наш пропавший друг. Конечно, будет обидно, если исследование века накроется медным тазом из-за пропажи скелета. Но это еще не все. Сегодня я был в полиции, где заявил, что пропали двое рабочих…

– Наконец-то хоть кто-то это сделал! – вырвалось у меня. – Местные считают, что это бессмысленно, потому что им все равно никто не поможет.

– В какой-то степени они правы, – грустно улыбнулся Стю. – Но не потому, что вампиров можно убить только серебряной пулей, которой нет в пистолете полицейского, а потому, что полицейские ведут себя хуже вампиров.

– Что они тебе сказали?

– То, что и предполагалось. Они не будут никого искать, тем более что пропавшие рабочие наняты не в этих местах. И нет никаких подозрительных обстоятельств. В общем, нечего портить нам Рождество, вот что они сказали, – вздохнул Стю. – Единственное, чего мне удалось добиться, так это уговорить их сделать запрос в те места, где официально живут пропавшие рабочие. Сам я, честно сказать, не знаю о них ничего, кроме имен.

– Я была сегодня в церкви, – призналась я. – Донован Перквилл, пастор, посоветовал мне уехать из города – он как будто предчувствовал, что я встречу это… создание. Бервикцы, по-моему, уже даже не боятся, а ненавидят этих Крейнов. Что происходит, Стю? – Я посмотрела на Стю так, словно он знал ответ на мой вопрос.

Но Стю, хоть и понимал гораздо больше меня в своих «гемах» и «порфиринах», все же не смог мне ответить. Он только посмотрел на меня своим спокойным и твердым взглядом, а потом прижал к себе, да так крепко, что я испугалась, что задохнусь.

– Не надо бояться, Джо, – прошептал он мне на ухо, и я почувствовала, как его теплое дыхание легким перышком щекочет мою щеку. – Пока я рядом, ничего с тобой не случится.

И хотя у меня не было уверенности Стю, хотя я чувствовала себя напуганной и смертельно уставшей, все же мне передалось его тепло и я была бесконечно благодарна ему за бескорыстную поддержку, в которой сейчас так нуждалась.

Очень скоро внизу, под холмом, раздался шум мотора, и Стив отвез нашу троицу – Стю, Нильса и меня – к миссис Мобивиш, которая была несказанно рада видеть меня в добром здравии и относительно хорошем настроении.

Остаток сочельника прошел в милой доброжелательной атмосфере, если, конечно, не считать того, что Стю чуть не сломал себе зуб, по ошибке схватив со стола рождественскую лепешку, которую миссис Мобивиш хранила с самой своей молодости и каждый раз, в канун Рождества, с гордостью выкладывала ее на специальный поднос.

Мы со Стю решили, что я пока буду молчать о том, что случилось со мной. Бервикцы и без того встревожены и возбуждены, к тому же мой рассказ никому и ничем не поможет.

У меня все еще остаются сомнения в том, что Стю безоговорочно поверил в мою историю. Но можно ли осуждать его за это? Ведь в первую очередь он ученый, а наука основывается на фактах, а не на предположениях.

Жаль только, что свою трезвую логику Стю переносит и на те чувства, которые невозможно исследовать, разложить на химические элементы. Теперь я поняла, почему так обиделась, когда Стю устроил мне сеанс психоанализа, нарисовав портрет моего типа мужчин. Он делал это с той же точностью, с какой разбирал бы состав химического вещества. А я живой человек, изменчивый и непостоянный.

Да, в чем-то он прав и меня действительно всегда восхищали люди, к которым все тянутся, как к солнечному свету. Да, возможно, мне хочется украсть для себя частичку этого света, чтобы привлечь к себе внимание, которого в детстве не дали мне родители: отец, поставивший во главу угла карьеру, и мать, поставившая отца на пьедестал.

Думаю, что людей, подобных мне, немало, как и веществ со схожими свойствами в пробирках, над которыми колдует Стю. Но я – человек, а потому способна меняться, способна удивлять и… способна любить».

В окошко, карниз которого уже порядочно завалило снегом, кто-то кинул камешек. Эмми вздрогнула и подняла голову.

Может быть, послышалось? А вдруг это Тайлер?

Она резво подскочила с ящика, подбежала к окну и, протерев замерзшее стекло предварительно согретой дыханием ладонью, посмотрела вниз.

Внизу, по колено в снегу, нападавшем всего за один вечер, стоял Ник. В руках у него Эмми разглядела белоснежную розу на длинной тонкой ножке.

Еще сегодня утром Эмми сочла бы это безумно романтичным поступком и даже позволила бы Нику поцеловать себя где-нибудь в тихом дворике. Но все изменилось с тех пор, а Ник остался прежним Ником: парнем, который думает, что предательство можно загладить подарком, даже таким романтичным, как белоснежная роза на фоне свежевыпавшего снега.

Увидев ее, Ник что-то залопотал, но Эмми ничегошеньки не слышала через закрытое окно. Пришлось взобраться на подоконник и распахнуть форточку.

– Ну чего? – недовольно спросила она.

– Как – чего? – остолбенело уставился на нее продрогший Ник. – Я… э-э-э… хочу, чтобы ты меня простила.

– Э-э-э… – передразнила его Эмми. – Ты бы говорить хоть научился. Я тоже много чего хочу. Только ты в список моих желаний уже не входишь. Попроси Анну, может она тебя туда занесет.

– Ну, Эмми, – жалобно проблеял Ник. – Может, впустишь меня, пока я задницу не отморозил?

– Сходи погрейся к Анне, – фыркнула Эмми, возмущенная такой наглостью. – Она спец по этому делу. Мигом вернет твою задницу к жизни.

– Эмми, я кретин, я имбецил. Я просто придурок. Ну, пожалуйста, прости меня… а?

– Ник, – вздохнула Эмми, впервые за всю историю их отношений глядя на Ника сверху вниз, а не снизу вверх. – Ты думаешь, все так просто исправить?

– А чего тут сложного? – удивился Ник. – Я уже послал Зельски куда подальше. Она, конечно, ревела, но что тут сделаешь, – гордо заметил Ники добавил: – Я же тебя люблю, Эмми. Ты что, дуреха, не веришь?

– Вот именно, дуреха, – нахмурилась Эмми. – Дуреха, что верила. Так не любят, Ник. Любовь совсем другая.

– А какая? – поинтересовался Ник, переминаясь с ноги на ногу.

– Сложная, – вздохнула Эмми. – Иди домой, Ник, не мерзни. Завтра проснешься – и все наладится. Найдешь себе еще какую-нибудь Анну, дело-то недолгое.

– Наладится?! Ты что, продинамить меня хочешь?! Таких, как я, не динамят, запомни, детка.

– А таких, как я, не предают, – бросила Эмми и, не обращая никакого внимания на Ника, который пытался выдать очередное глубокомысленное суждение, закрыла форточку.

Но взяться за дневник ей не удалось: в окно снова полетели мелкие камешки. Вначале один, за ним – другой, потом – третий, четвертый… Отделаться от Ника было не так уж и просто. Но вовсе не потому, что он испытывал к Эмми страстные чувства. Больше всего на свете Ник боялся оказаться «лузером, которого продинамили».

– Вот кретин, – не сдержалась Эмми, а когда в окно ударился пятый камешек, добавила: – Настоящий имбецил.

Шестой, седьмой, восьмой… Господи, откуда он их столько набрал? Как будто специально подготовился.

Наконец нервы Эмми не выдержали, и она снова подошла к окну. На этот раз Ник был не один. Рядом с ним стоял Джордж Даглборо, отец Эмми, и со спокойным, но очень холодным лицом объяснял что-то бывшему парню дочери. Эмми не слышала, что говорил отец, но, судя по всему, его слова возымели на Ника действие.

Он бросил белоснежную розу прямо в сугроб и, приняв независимый вид, удалился. Эмми хмыкнула, глядя на его демонстративно выпрямленную спину. Господи, неужели для человека так много может значить то, как он выглядит в глазах окружающих?

Можно подумать, ты не такая, осеклась Эмми, вспомнив о своих недавних страхах быть брошенной Ником. Видно, когда ты не боишься потерять, ты и не теряешь. Вот и она, Эмми, не потеряла ничего с уходом Ника. И даже спокойно смотрела на его походку, которая еще совсем недавно казалась ей верхом мужского изящества.

Кто-то три раза постучал с противоположной стороны люка. Этой деликатностью в их семье грешил только отец, который терпеть не мог когда в его кабинет заглядывали без стука.

– Войдите, – уныло отозвалась Эмми. Наверняка он ограничится тем, что спросит, кто этот парень, и сообщит, что Эмми уже превысила лимит отпущенного матерью времени.

– Привет, малышка. Что делаешь? – поинтересовался отец.

Зачем спрашивать? Даже если она сейчас скажет ему, что собирается наглотаться таблеток, а потом принять ванну с соляной кислотой, отец кивнет, пробормочет свое «что ж, это важное и нужное дело» и, посоветовав ей не слишком много времени уделять этим процедурам, спустится вниз.

– Хочется посидеть в одиночестве, – ответила Эмми и была крайне удивлена тем, что фраза о «важном и нужном деле» не прозвучала.

– А когда ты успела расстаться с Ником? – внимательно посмотрев на дочь, спросил Джордж.

Только не упади, Эмми. Неужели в тело твоего отца вселился инопланетянин?

– Прости, пап?

– Ты рассталась с Ником? А мне казалось, это у вас надолго.

Час от часу не легче! Откуда он вообще знает Ника? Они виделись всего пару раз по паре минут, когда папа выходил из своего кабинета, чтобы на автомате дойти до двери, выйти из нее, сесть в машину и поехать в свой центр.

– Да, рассталась, – пробормотала Эмми, пытаясь высмотреть в облике отца признаки какой-нибудь болезни, которая дала бы правдоподобное объяснение его поведению. – Сегодня рассталась. Мы больше не встречаемся с Ником.

Вот теперь-то успокоенный отец с чувством выполненного долга скажет, что это «дело важное и нужное» и…

– Может, хочешь поделиться?

– Ну… – пробормотала вконец растерянная Эмми. – Мы вроде как друг другу не очень-то подходим.

– Это точно, – согласно кивнул отец и присел на место, облюбованное Эмми. – Ты слишком для него хороша.

– Да при чем тут – хороша или плоха? Просто мы совсем разные. Даже интересы у нас разные.

– А какие у тебя интересы? – полюбопытствовал отец, и Эмми с тоской вспомнила их последнюю, кажется годичной давности, беседу, когда Джордж Даглборо попытался вызвать у дочери интерес к точным наукам.

– Пап, я терпеть не могу алгебру, геометрию и вообще все, где надо считать! – выпалила Эмми, чтобы пресечь дальнейшие расспросы на эту тему.

– Я спрашивал о том, что ты любишь, а не о том, чего ты не любишь, – мягко улыбнувшись, уточнил Джордж.

– Ну… Я люблю читать. Я вообще много читаю. За последний год я прочла всего Шекспира, что стоял дома у Тайлера. А еще «Над пропастью во ржи». И «Убить пересмешника». Эти книги чем-то похожи, но, если честно, вторая мне больше понравилась. Она очень светлая и с хорошим концом. А вот «Над пропастью во ржи», ее написал Сэлинджер, больше нравится Тайлеру.

– Это здорово, что ты так увлеклась литературой, – искренне похвалил ее Джордж, и Эмми подумала, что это первая похвала, которая не вызвана добытым в муках высшим баллом по алгебре. – И так много прочла… Ты просто молодчина, Эмми. А Тай приятный парень, – добавил он, немного подумав. – И большая умница. Я бы поболтал с ним, когда у меня выдастся свободный денек. Может, он заглянет к нам на каникулах?

– Ну… – замялась Эмми и глубоко вздохнула.

– Только не говори, что ты и с ним рассталась.

– Вообще-то, он мой друг. А с друзьями не расстаются.

– Значит, вы просто поссорились?

– Да, из-за Ника. То есть Нику никогда не нравилось, что я общаюсь с Тайлером, а тут Анна, моя подруга, ляпнула ему, что я заходила в гости к Тайлеру. В общем, я обидела Тайлера только потому, что он попался мне под горячую руку, – призналась Эмми.

– Это поправимо, – утешил ее Джордж. – Если бы ты знала, сколько раз я попадался под горячую руку твоей матери… И ничего, как видишь, все живы, здоровы и даже счастливы.

– Но вы-то женаты, – напомнила Эмми. – И оба взрослые.

– И что это меняет? – насмешливо поинтересовался отец. – Думаешь, взрослые женатые люди ведут себя умнее и правильнее, чем подростки? О-о, тут ты глубоко заблуждаешься. Иной раз подросток поступит умнее, чем какой-нибудь сорокалетний муж, умудренный, казалось бы, опытом. Все мы немного дети, просто у каждого из нас свои игрушки. Твоя мама играет в хорошую хозяйку, я – в перспективного научного работника, ты – во влюбленную девочку. Все мы играем в той или иной степени. Главное, не заиграться.

– А вот я, кажется, заигрался, – вздохнул Джордж, не глядя на дочь.

– Ты это о чем, па? – сочувственно покосилась на него Эмми. Да, папины игрушки, конечно, весьма сложны для восприятия, но стоит его выслушать, если он в кои-то веки захотел поговорить.

– Я о тебе, – поднял голову Джордж. – О твоей маме. Я совсем позабыл о вас со всеми этими проектами, перспективами, докладами. Знаешь, когда ты два дня назад уходила в школу, я, увидев тебя со спины, поймал себя на мысли, что почти не помню твоего лица. Представляешь, как тяжело отцу осознать такое?

– Да, плохо дело, – согласилась Эмми. – А мама? Как она относится к тому, что тебя почти не бывает с нами даже тогда, когда ты дома?

– Отвратительно. Я бы на ее месте давно уже развелся со мной и нашел себе кого-нибудь поинтереснее старого зануды Джорджа.

– Пап! – испуганно захлопала глазами Эмми. – Ты не старый и вовсе не зануда. А вы не собираетесь разводиться?

– Ну, если я завтра не помогу твоей матери с пирогом, такие шансы есть, – улыбнулся Джордж, и Эмми с облегчением поняла, что отец шутит. – Надеюсь, я стану лучше, и она меня не бросит. Прости, что уделял тебе так мало времени. Честное слово, Эмми, я постараюсь исправиться.

– Это будет здорово, па, – сквозь слезы пробормотала Эмми.

И только когда за отцом захлопнулся люк, до Эмми наконец дошло, что все это ей не приснилось и что отец единственный человек, который, заглянув на чердак, так и не спросил про лентяя Бобстера, до сих пор сопящего под хозяйкиной курткой.

Эмми взяла дневник и, пролистав уже прочитанные страницы, снова оказалась в странном и мрачном английском городке, где девушка, так похожая на нее, Эмми, разгадывала не столько ребусы Бервика, сколько саму себя.