Текст книги "Дорогая, где Бобстер?"

Автор книги: Эдриан Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Боюсь, что ты с ума сойдешь от страха, пока дойдешь до дома своей миссис Мобивиш.

– Я вовсе не трусиха.

– Нет, просто веришь во всякую чушь.

– И вовсе не верю.

– Лишь бы поспорить, – мягко улыбнулся Стю и слегка пожал мне руку. – Веселенькое у нас с тобой выходит Рождество.

– Да уж, – кивнула я. – А ведь завтра уже двадцать четвертое. Хотя мне-то переживать нечего: я уже не помню, когда отмечала Рождество в кругу близких людей.

– Знаешь, а я удивился, когда узнал, что ты до сих пор не замужем. Мне почему-то казалось, что ты уже годам к двадцати выскочишь за какого-нибудь крепкого парня.

– Замуж не выскакивают, а выходят, – раздраженно буркнула я. – А почему за крепкого?

– Ты ведь всегда говорила, что тебе нужна крепость, в которую можно спрятаться, а не веник, которым нужно будет махать.

– Крепость, а не бетонная стена, – уточнила я, удивившись тому, что Стю и это помнит. – Это было давно.

– Значит, теперь тебе нужен веник?

– Да никто мне не нужен, – мрачно ответила я. – Зачем очаровываться, если тебя все равно разочаруют?

– Может, тебе попробовать любить, а не очаровываться?

Глубокомысленные фразы из уст Стю, который, как мне показалось, пытался поделиться со мной своим богатым житейским опытом, изрядно начали меня раздражать.

– Ну а ты почему до сих пор не женился, Стю Паркер?

– Почему, женился, – как ни в чем не бывало заявил Стю.

Я почувствовала необъяснимую злость на то, что Стю до сих пор не удосужился сообщить мне о своем семейном положении, но он, к моему огромному облегчению, добавил:

– Точнее, почти женился. Мы были помолвлены, до свадьбы оставалось всего ничего, но моя невеста, ожидавшая, что свяжет судьбу с потенциальным нобелевским лауреатом, внезапно прозрела. И увидела, что вместо подающего надежды ученого перед ней просто увлекающийся человек, которому куда больше интересна сама наука, нежели премии, регалии и всемирная слава.

– Вот идиотка! – вырвалось у меня.

Судя по выражению лица Стю, он вовсе не разделял моего категоричного мнения.

– Почему же – идиотка? Она была неглупой, успешной и амбициозной и рядом хотела иметь такого же мужчину. Хорошо, что этого мужчину она встретила до нашей свадьбы, а не после нее.

– Поражаюсь твоему спокойствию, – нервно усмехнулась я, вспомнив все свои любовные неудачи. – Как можно простить человеку предательство?

– А меня никто не предавал, – с непоколебимой уверенностью заявил Стю. – Просто мы оказались разными людьми, и она поняла это раньше, чем я. И потом, как я должен был к этому отнестись? Задушить изменницу, а счастливого соперника заколоть кинжалом? Или всю оставшуюся жизнь изъедать себя ненавистью к предательнице? Кому от этого будет хуже? По-моему, только мне. Если постоянно об этом думать, можно с ума сойти.

– Я из тех, кто сходит, – разоткровенничалась я. – Не умею смотреть на вещи так же трезво, как ты. У меня внутри все переворачивается, когда я думаю о своем бывшем. Он закрутил с моей приятельницей, по милости которой я оказалась в Бервике, а не на Филиппинах с Майком.

– Так радуйся, – заявил Стю, и по его тону я поняла, что он вовсе не шутит и не пытается меня утешить. – Представь, каково бы тебе было, если бы ты узнала о том, что он совершенно не ценит тебя, через пару лет?

– Может, ты и прав, – в кои-то веки согласилась я со Стю. – Мы не так уж и долго были вместе. Думаю, я не любила его, скорее была увлечена. Во всяком случае, как только я приехала в Бервик, лицо Майка размазалось в памяти, как каша по тарелке. Правда, боль от того, что меня снова предали, все-таки осталась.

– Предали, предательство, – пробормотал Стю. – Если тебя постоянно предают, то, может, дело не в людях, а в тебе?

– Каждый человек сам виноват в своих несчастьях? – скептически усмехнулась я. – Поздравьте Стю Паркера: он только что открыл Америку.

– А хочешь я опишу тебе твоего Майка? – неожиданно предложил Стю.

– Ого, а ты мог бы быть любопытным объектом для «Мэджик сфер», – улыбнулась я. – Он опишет внешность человека, которого ни разу не видел. Стю Паркер – лицо нашего нового номера!

– Да я не это имел в виду, – поморщился Стю. – Я опишу психологический портрет твоего Майка. Так устроит?

– Меня – да, а вот «Мэджик сфер» – вряд ли.

– К черту «Мэджик сфер». Вот слушай. Майк наверняка уверен в себе, знает себе цену и даже ценит себя немного выше, чем следовало бы. Он красив, не слишком умен, но и не совсем глуп. Его представления о жизни довольно просты: повышение по карьерной лестнице, собственный дом, хорошая машина и красавица-жена – этого всего ему вполне достаточно, чтобы почувствовать себя счастливым. Он избалован женским вниманием, но демонстрирует это лишь тогда, когда ему это нужно для определенных целей. При недолгом знакомстве производит впечатление человека, на которого можно положиться. Женщины, как правило, чувствуют себя рядом с ним окруженными неусыпной заботой и вниманием не только с его стороны, но и со стороны окружающих. Что до внешности, – добавил Стю, чтобы окончательно сразить меня своими способностями, – то, скорее всего, он красив. А если не красив, то очень обаятелен.

– Ни добавить, ни убавить – вылитый Майк Торнтон. – Я была потрясена, до чего точно Стю описал моего недавнего возлюбленного. – А я и не знала, Стю, что ученые бывают такими хорошими психологами.

– Вообще-то я общаюсь не только с формулами, но и с людьми, – немного обиделся Стю. – И потом, в школе тебя так тянуло к популярным личностям, что я не сомневался – с возрастом вкусы не изменятся.

– Мы же не о еде говорим, – буркнула я, задетая за живое этим сеансом психоанализа от доктора Стю. – И вообще, я же не виновата, что нравлюсь таким мужчинам.

– Нет, это не они тебя выбирают, – возразил Стю, – а ты их. В этом-то вся и проблема. А почему ты это делаешь, никто, кроме тебя, не знает. Правда, Стив Скипер не совсем подходит под твой излюбленный тип… Во-первых, он довольно умен, а во-вторых, подозреваю, что машиной, домом, размеренным бытом и красавицей-женой он вряд ли удовольствуется. Здесь размах куда больше.

– Слушай ты, горе-психоаналитик! – не сдержалась я. Стю сделал большую ошибку, что приплел сюда Скипера. – Покопался бы ты лучше в своих проблемах. Может, тогда твоя невеста не сбежала от тебя перед свадьбой с другим мужчиной.

Всю дорогу от раскопок до дома миссис Мобивиш я занималась тем, что высказывала воображаемому Стю все, что я думаю по поводу его сомнительных попыток разложить по полочкам историю моих увлечений. Всю дорогу я насмешничала над Стю, издевалась над Стю и даже обзывала несчастного Стю такими словами, которых, конечно, реальному Стю от меня никогда не доведется услышать.

Он, видите ли, говорит, что думает. Он, видите ли, всегда считал, что с близким другом можно и нужно говорить обо всем. Он, видите ли, хочет мне помочь разобраться в себе и потому пытается донести до меня то, что я и так, наверное, уже знаю. То есть Стю Паркер как всегда умник, а я – воплощение невежества.

Гораздо позже, как следует поразмыслив, я конечно же остыла и мысленно попросила прощения у Стю, который никогда не давал мне повода думать, что он считает себя умнее своей наивной и не очень-то смекалистой подружки.

С одной стороны, меня не могло не восхитить то, что Стю умудряется оставаться поразительно честным, несмотря на то что знает о людях гораздо больше, чем они предполагают. С другой – меня возмущало до глубины души, что к моим несчастьям он относится как к легкому недомоганию, которое не составит труда вылечить, если взглянуть на него глазами не напуганного пациента, а опытного доктора.

И все равно этот разговор так прочно засел у меня в голове, что я еще долгое время приводила доводы против теории Стю о том, что я постоянно выбираю успешных и зачастую не очень умных красавцев.

Что касается заявления моего друга о Стиве Скипере, то, сказать по правде, где-то в глубине души я чувствовала, что Стю прав.

Стив действительно мне нравится, но я еще не до конца разобралась, человеческая ли это симпатия или за ней стоит нечто большее. Я уверена, что тоже симпатична Стиву, но опять же характер этой симпатии остается для меня загадкой. То ли этот опытный мужчина видит во мне что-то вроде своей маленькой ученицы или протеже, то ли глубокий взгляд его темных глаз, так часто скользящий по моему лицу, вызван именно мужским интересом?

Стив производит впечатление человека серьезного и надежного. Но мне не хочется новых разочарований, а потому я не буду торопиться с выводами. И не буду идеализировать человека, которого так мало знаю. С другой стороны – а это уже скорее мнение дурехи Джо – разве способен разочаровать человек, который был так добр с незнакомой девушкой, которую буквально подобрал на пороге гостиницы «Ред санрайз»?

Вернувшись в дом миссис Мобивиш, я застала ее за любопытным занятием. Она сидела за столом в компании еще одной старушки, и обе занимались тем, что перебирали разноцветные ленточки и кусочки блестящей фольги. Всего этого добра лежало на столе великое множество, а кроме того, на нем стояла коробка с толстыми свечами.

Я сразу вспомнила рассказ Стива о старой английской традиции, все еще сохранившейся в Бервике: украшать свечи перед сочельником.

Нильс, поприветствовавший меня счастливым лаем, отвлек старушек от их увлекательного занятия. Миссис Мобивиш встретила меня радостным «А вот и наша помощница!» и сразу же предложила мне поучаствовать в украшении свечей.

Хоть я и была в плохом настроении после ссоры со Стю, отказывать старушке было бы верхом неприличия, поэтому я согласилась. Второй пожилой дамой, сидевшей за столом, оказалась Агнесса Барнаби, та самая Агнесса Барнаби, которая увидела вампира возле стоянки и раззвонила об этом по всей деревне.

Агнесса Барнаби, или тетушка Агнесса – как она попросила себя называть, – произвела на меня куда меньшее впечатление, чем миссис Мобивиш. Старушка была милой, но чересчур любопытной, и в ее похвалах в мой адрес сквозило что-то неискреннее.

Я постаралась совместить полезное с полезным и, пока разрезала ленточки и вырезала звездочки из фольги, расспросила тетушку Агнессу о встрече, которая так ее потрясла.

Почему-то я не сомневалась, что рассказ будет долгим. Так и вышло, поэтому, убрав охи, вздохи, многозначительные паузы и сожаления тетушки Агнессы о том, что пришлось возвращаться в Бервик так поздно и именно той дорогой, оставляю голые факты.

Агнессе Барнаби удалось разглядеть страшное существо в профиль при свете яркой лампы – ее раскопщики водрузили на дерево, рядом с которым устроили стоянку. Лицо у существа было какого-то землистого цвета, редкие волосы торчали в разные стороны. Кожа, как показалось ей – впрочем, в этом она не была уверена, так как расстояние не позволяло разглядеть деталей, – напоминала источенный жучком пень. Зловещий монстр стоял рядом с вагончиком, где ночевали рабочие, и тянул свои руки – вот этого Агнесса уж точно никогда не забудет, – похожие на птичьи когти, к двери вагончика.

Перепуганная насмерть старушка бросилась бежать по деревне, а когда добежала до дома, потеряла сознание прямо в прихожей и не приходила в себя до самого утра. Утром она, конечно, побежала рассказывать обо всем соседям, а те кинулись к месту раскопок, где как раз и выяснили, что пропало двое рабочих.

Миссис Мобивиш заметила, что Агнесса давно хотела переехать из Бервика, но теперь окончательно укрепилась в этом решении и, хотя земля в Бервик-виллидж, как и в самом Бервике, стоит очень дешево, твердо вознамерилась, продав свой дом, переселиться в другое, менее жуткое место.

Я осторожно поинтересовалась, не могла ли Агнесса со страху принять за страшного монстра одного из рабочих, который как раз собирался уйти со стоянки, но та категорически заявила, что нервы у нее крепкие и галлюцинаций не бывает, хотя конечно же после того случая она вздрагивает от любого шороха.

Миссис Мобивиш так понравилась я в роли помощницы, что она доверила мне сделать свою собственную свечку. Я украсила свечку ленточками, которые выбрала в тон английского флага: синей, красной и тонкой полоской белой ленточки. Старушкам настолько по душе пришлась моя затея, что они в один голос заявили: моя свеча должна участвовать в общем конкурсе.

Я посмеялась над их словами, а миссис Мобивиш сказала, что завтра я обязательно должна пойти в церковь, где перед заходом солнца собираются все жители. Мысль о том, что мне придется отдать дань еще и этой традиции, пришлась мне не очень-то по душе, и я хотела было отказаться, но обе старушки посмотрели на меня весьма выразительными взглядами, в которых читалось полное неприятие отказа.

Что ж, где свечка, там и церковь. К тому же я все равно хотела поговорить с кем-то кроме миссис Мобивиш и ее подруги. Может быть, хоть кто-то из жителей Бервика и Бервик-виллидж придерживается того же мнения, что и Стю: все это полнейшая чушь, бред, вызванный суеверными страхами, переходящими из поколения в поколение?

Вместе с этой мыслью мне в голову пришла еще одна ужасная, по меркам местных жителей, идея. А что, если мне заглянуть в замок и самой спросить его обитателей, что они думают по поводу многочисленных пересудов на их счет?

Хорошенько подумав, я приняла решение повременить с воплощением в жизнь столь безрассудного плана. С одной стороны, мне хочется услышать от самого Стива, что представляют собой его приемные родственники. С другой – я не так уж уверена, что обитатели владения, наверняка отдающие себе отчет в том, как относятся к ним местные жители, пустят меня на порог своего дома. Можно, конечно, сказать, что я приезжая журналистка, но далеко не всех журналистов принимают с распростертыми объятиями, как это в буквальном смысле сделала миссис Мобивиш.

Есть еще одна причина, в которой мне стыдно признаться. Я пытаюсь показать Стю, что не особенно доверяю суеверным жителям Бервика, но все-таки внутри меня сидит что-то, что допускает мысли о правдивости хотя бы части этой истории.

Если Крейны обыкновенные люди, на которых со всех сторон сыплются страшные обвинения, то почему они до сих пор не уехали из Бервика туда, где их никто не знает и не будет обвинять? Если они продадут свое владение, пусть даже и за бесценок, и уедут из Бервика, спокойнее станет не только местным жителям, но и им самим.

Что их останавливает? Почему они прячутся за высокими каменными стенами от тех, кто их так ненавидит? Что за всем этим стоит? У меня пока нет ответа на все эти вопросы. И страх, страх вполне понятный Стиву, но которого мне никогда не объяснить Стю, мешает мне набраться смелости, чтобы задать этот вопрос тем, кто должен знать на него ответ…».

Эмми почувствовала, как мурашки – не то от страха, не то от холода – побежали по коже. Неужели сейчас она держит в руках реальную историю чьей-то жизни? Неужели это правда? И кто-то действительно видел настоящих вампиров?! И они существуют?!

Словно в ответ на вопросы Эмми, громыхнула крышка люка. Девочка едва не вскрикнула от страха. Первой мыслью Эмми, которая перепугалась не меньше Агнессы Барнаби, было вскочить и броситься к окну, из которого можно выпрыгнуть, хоть и ценой переломанных ног и рук.

– Дорогая, а где наш Бобстер?

Эмми с облегчением вздохнула и повернулась к матери.

На вампира Айрис Даглборо походила лишь бледностью лба, которого она, судя по всему, касалась обсыпанными мукой руками. Впрочем, как Эмми успела понять из дневника, лица у вампиров вовсе не были бледными как мел, а скорее напоминали по цвету карри или шафран. Поэтому даже если у Эмми все еще оставались какие-то подозрения насчет того, кто поднялся на чердак и называет ее по имени, они тотчас же улетучились.

– Бобстер со мной, – ответила Эмми, радуясь тому, что мама не умеет читать ее мысли и никогда не узнает, за кого ее приняла родная дочь. – Заснул под моей курткой.

– Ну хорошо, – кивнула Айрис. – Меня все о нем спрашивают, а я даже не знаю, где он.

– Надо же, Бобстер пользуется большой популярностью, – вяло пошутила Эмми, заподозрив, что вовсе не поиски Бобстера привели сюда ее озабоченную мать. Чтобы избежать лишних расспросов, она сунула дневник под куртку, к сопящему Бобстеру.

– Эмми, можно я немного посижу с тобой? – поинтересовалась Айрис, стряхивая муку с ярко-синего фартука, на котором радостно цвели желтые звезды подсолнухов. – Я так устала. Все-таки Рождество очень утомительный праздник.

– Конечно, – кивнула Эмми. – Хочешь, садись на стул. Мэган уже вытерла с него всю пыль своей юбкой.

– Мэган тоже заглядывала? – не без удивления покосилась на нее Айрис.

– Угу. Вначале спросила у меня про Бобстера, потом про Тайлера, – поделилась Эмми. – Вообще-то она здорово изменилась.

– Да уж, вымахала с телеграфный столб.

– Нет, я имею в виду внутренне. Представь, теперь ей нравится Тайлер.

– Да ну? – с любопытством покосилась Айрис на дочь. – И что, ты дала ей благословение?

– А я тут при чем? – вспыхнула Эмми. – Вот жуть! Вы что, сговорились? Тайлер сам по себе, а я сама по себе. Он мой друг, а не мой раб. И сам решит, с кем ему встречаться.

– По-моему, ты не в восторге от того, что Мэган им заинтересовалась, – лукаво прищурилась Айрис.

– Нейтрально, – сухо выдавила Эмми, не сразу сообразив, что только что произнесла любимое словечко Тайлера.

Тай всегда говорил «нейтрально», когда ему задавали дурацкие вопросы. Он вообще не любил дурацких вопросов, а Эмми только сейчас подумала, что чаще всего дурацкие вопросы задавала ему именно она. Но ведь не из-за дурацких же вопросов он решил, что ей не нужна его поддержка? Что ее проблемы его вдруг перестали волновать?

А если Мэган уже успела его окрутить и только поэтому приперлась на чердак в своей мини-юбке, едва прикрывающей то, чем она думает? Чтобы задним числом поставить Эмми в известность, что Тайлер теперь куда больше интересуется ею, Мэган, а не Эмми, которая так старательно читала все те здоровенные книжки, что он ей притаскивал, и избавляла свою речь от словечек типа «клево», «мутить-тусить», «зажечь» и прочих? А сколько раз она ссорилась с Ником из-за того, что его бесили ее попытки говорить на человеческом, по мнению Тайлера, языке!

– Эмми, – напомнила о себе Айрис, – а тебе правда очень нравится этот Ник?

Вот это номер – мама спрашивает ее о Нике, а она думает о Тайлере. Жуть…

– Не нравится, – мрачно сообщила Эмми. – Мы с Ником уже не… дружим.

– Да ладно тебе, – улыбнулась Айрис дочке, – можно подумать, что вы встречаетесь уже несколько месяцев, для меня тайна, покрытая мраком.

– Да какая разница, – буркнула Эмми. Было как-то чудно называть своими словами то, что в разговоре с родителями обычно скрывают. – Все равно мы уже не вместе.

– Не хочешь рассказать?

Эмми покачала головой.

– Ну ладно, захочешь – расскажешь. Но знаешь что… – начала было Айрис, но потом замолчала, раздумывая, стоит ли еще больше расстраивать дочь.

– Что?

– Только дай слово, что не обидишься.

– Да чтоб мне с места не сойти!

– Если честно, – доверительным тоном начала Айрис, – мне твой Ники всегда казался каким-то… ненастоящим.

Эмми не без удивления покосилась на мать: раньше та никогда не была с ней так откровенна, а тема об отношениях Эмми и Ника деликатно обходилась стороной.

– Он действительно красивый парень, – продолжила Айрис, – целеустремленный и даже упорный, ведь не зря же с ним так носится тренер вашей бейсбольной команды. Но складывается ощущение, что за этим внешним блеском ничего не стоит. Ники какой-то пустой. Ты понимаешь, о чем я?

Эмми кивнула. Она уже не раз слышала это от Тайлера. Но разве Тайлер мог знать Ники так хорошо, как она? Еще недавно Эмми казалось, что она знает Ники лучше, чем кто-либо другой. А сейчас на этот счет у нее уже были большие сомнения.

– Я не буду говорить о том, что он не очень-то воспитанный парень, и о том, что единственная книга, которую он прочитал, это «Гарри Поттер и философский камень».

– Уже сказала, – хмыкнула Эмми. – Ну и что с того? Может быть, Ника бесит, когда ему что-то навязывают. А когда от него отстанут, он будет читать книги и ходить по всяким выставкам.

– Ты сама-то в это веришь? – насмешливо поинтересовалась Айрис.

– Да какая теперь разница?

– Мне, наверное, не стоит говорить, что кроме Ника есть еще много хороших парней.

– Не стоит, но ты все равно сказала, – улыбнулась матери Эмми. – Мам, я не трудный подросток, я не собираюсь умирать, и мне совсем не хочется наглотаться таблеток, если ты об этом.

– Да, ты сама рассудительность, – ласково улыбнулась Айрис. – Только почему, когда ты оказывалась рядом с Ником, становилась похожей на него?

– Не знаю, – пожала плечами Эмми. – Мне казалось, что, если будет по-другому, он просто бросит меня и все.

– И это плохо скажется на твоей популярности? – без тени иронии поинтересовалась Айрис.

Впрочем, если бы она позволила себе хоть что-нибудь, что заставило бы Эмми усомниться в том, что мать относится к ее проблеме с должной серьезностью, ей вряд ли удалось бы вообще поговорить с дочерью.

Эмми какое-то время раздумывала, прежде чем ответить, а потом кивнула.

– Я не думала об этом, но, мне кажется, чувствовала что-то похожее. Мне так хотелось, чтобы все забыли ту историю с простыней, в которой я когда-то выскочила из раздевалки. И вот, когда это наконец случилось и на меня стали смотреть как на человека… А тут еще и Ники обратил на меня внимание.

– Я понимаю, о чем ты.

– Нет, я, конечно, не из-за популярности с Ники встречалась. Просто мне показалось, что многие стали уважать меня именно после того, как у нас начались отношения. Знаешь, как это приятно, когда с тобой все здороваются, спрашивают, как дела, говорят, что у тебя клевое платье… Вот с Ники это все началось, – вздохнула Эмми. – Я глупая, ма?

– Нет, ты не глупая, – покачала головой Айрис и повернула к себе погрустневшее лицо дочери. – Просто так часто бывает в жизни: общество навязывает нам свои правила, убеждает нас в том, что хорошо, а что плохо. А мы, тяготясь своим одиночеством, готовы на что угодно, лишь бы получить желанное внимание, которого нам так недостает. И ищем мы это внимание там, где на самом деле его нет.

– Ты тоже была такой? – полюбопытствовала Эмми.

– Нет, я была другой. И ты другая. Особенная, ни на кого не похожая Просто у всех людей есть кое-что общее: они боятся одиночества. И здесь нет исключений. Ты, я, твой отец, дядя Монти и даже самоуверенная Мэган – все мы боимся остаться никем не замеченными, не понятыми, не любимыми на всю свою жизнь. Просто кому-то удается справиться с этим страхом и сделать правильный выбор, а кто-то живет с ним до самого конца, цепляясь за то, что, по его мнению, даст ему желанное чувство значимости. И мне бы хотелось, – Айрис заглянула в голубые глаза дочери так, словно боялась, что она не услышит самого главного, – чтобы ты не зависела ни от чьего мнения. Чтобы к выбору тебя подталкивали не твои страхи и тревоги, а твоя душа, которая обязательно должна почувствовать другую, родственную и чуткую душу, с которой тебе будет хорошо независимо от того, популярна ты или нет.

Голубые глаза Эмми стали почти прозрачными от слез. Мама впервые была с ней так откровенна. Может быть, она просто поняла, что Эмми наконец стала взрослой?

– Да, – кивнула Эмми. – Я постараюсь, мам.

– Ты сможешь, – уверенно произнесла Айрис и уже совсем другим голосом добавила: – Пожалуй, мне пора возвращаться, пока сестра не разругалась с Монти из-за того, что он съел уже половину ее печенья. Надеюсь, мы увидим тебя до того, как сядем за стол. Сегодня хоть и не Рождество, но все-таки сочельник.

Эмми покосилась на дневник, торчавший из-под рукава куртки, и подумала, что никогда не простит себе, если уйдет, не дочитав его до конца.

– Можно, я посижу здесь еще пару часов? – умоляюще посмотрела она на мать. – Мне сейчас не хочется спускаться.

Айрис понимающе кивнула, и Эмми подумала, что рождественские чудеса уже начали происходить…