Текст книги "Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений"
Автор книги: Эдмунд Фелпс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)
Непосредственное наблюдение уже позволяет сказать, что в три последних десятилетия (вплоть до кризиса 20072008 годов) рост «большой четверки» континентальной Европы – Франции, Германии, Италии и Испании,– по-прежнему подогревался прогрессом, внешним для этих экономик, то есть в основном (хотя и не исключительно) успехами США. Следовательно, догоняющее развитие этих экономик не было обусловлено значительным возрождением эндогенных инноваций, которые можно было наблюдать в континентальной Европе в 1870-1930-х годах. Если корпоративистские экономики и смогли приблизиться к американской, то произошло это в основном за счет имитации. И если рост опирался на внешние силы, то же самое можно сказать о занятости. Полная остановка инноваций в Америке привела бы к продолжительно -му спаду в континентальной Европе.
Но что именно сделал корпоративизм в некоторых странах континентальной Европы, чтобы затормозить инновации или не дать им развиться? Можно предположить, что множество барьеров, установленных относительно корпоративистскими экономиками, среди которых барьеры входа на рынок или учитываемые ОЭСР барьеры для развития предпринимательства, мешают или блокируют различные способы повышения производительности. Однако нам будет достаточно найти свидетельства, подтверждающие, что определенный дефект или барьер заблокировали эндогенные инновации или помешали их стимулированию.
Частично этот механизм уже известен. Фондовые рынки страны являются индикатором динамизма ее экономики. Актуальная совокупность перспективных, но еще не разработанных коммерческих идей,– это ключевой вид капитала в предпринимательском секторе инновационной экономики. Ожидаемый размер этой совокупности в ближайшем или среднесрочном будущем, зависящий также от появления дополнительных идей, – это главный фактор, определяющий стоимость фирм в предпринимательской экономике: чем больше эта ожидаемая совокупность, тем выше стоимость компаний и, как мы можем предположить, тем больше оценка этой стоимости на рынке капитала. Для стартапов на начальном этапе их существования это может быть их единственная стоимость, но не для компаний в целом. Другой компонент стоимости предприятий – это принадлежащие им оборудование и заводы, то есть физический капитал. Следовательно, «рыночная капитализация» предприятий страны, которая равна стоимости размещенных акций и выпущенных облигаций в отношении к фактической стоимости физического капитала, является индикатором того, насколько хороши перспективы неразработанных идей с учетом запаса физического капитала. То же самое отношение, которое известно как коэффициент Тобина, использовалось Джеймсом Тобином, который считал его показателем спекулятивного оживления или страха, на основе которого можно предсказать взлеты и падения инвестиционной активности в стране. Мы же, принимая годовой продукт деловой активности страны за грубое приближение к физическому капиталу, построим отношение «рыночной капитализации» к объему продукта и представим это отношение в качестве показателя того, насколько значимы перспективные новые идеи в отношении к величине экономики или предпринимательского сектора. Теоретически это вполне естественный показатель динамизма экономики. Рис. 7.3 в значительной мере подтверждает эту гипотезу. Мы видим, что отношение рыночной капитализации к продукту в определенной стране оказывается удивительно надежным методом предсказания ее производительности через несколько лет.
Это удивительное отношение оказывается еще лучшим методом предсказания национальной занятости через
несколько лет, как показывает рис. 7.413. Интересно, что величина отношения рыночной капитализации к продукту в 1990 году позволила бы достаточно точно предсказать, какие страны оседлают волну интернет-революции, начавшуюся во второй половине 1990-х годов. Хотя интуитивно ясно, что относительно высокий уровень формирования идей, который с большой вероятностью приводит к высокому уровню инноваций, обычно ведет к высокой производительности, читатель может задаться вопросом, насколько надежен путь, ведущий от высокой инновационности к высокой занятости. Разве инновации не могут разрушать больше рабочих мест, чем создавать? В любом данном месте
См.: Phelps, «Reflections on Parts III and IV» (2003, figures 3 and 4).
и в любой данный момент времени они действительно способны на это. Не исключено, что феноменальное экономическое развитие в 1930-х годах скорее помешало, чем помогло выбраться из Великой депрессии. Однако в наиболее распространенном (и наиболее изученном) случае действуют два положительных эффекта. Во-первых, инновации в форме новых потребительских товаров или же методов производства уже существующих потребительских товаров, которые, как правило, являются капиталоемкими, понижая их цены, повышают реальную ценность, которой теперь начинает обладать добавленный труд для предприятий, производящих инвестиционные товары, и точно так же она поднимает стоимость производящих их предприятий; а это ведет к росту найма. Во-вторых, когда происходит быстрый рост производительности, а вслед за ней
и заработной платы, богатство рабочих начинает казаться им меньше – и оно действительно меньше по отношению к выросшей заработной плате, так что у них возникает больше желания работать, переезжать и пробовать себя на других поприщах. Чтобы инновация перекрыла эти эффекты, она должна быть крайне трудосберегающей14.
Часто говорят, что занятость будет падать, если продукт растет медленнее, чем производительность: темпы роста производительности являются «критической скоростью» экономики. Из этого может следовать, что падение роста производительности может дать и положительный эффект – обратить вспять падение занятости. Однако нам мало известно о краткосрочных влияниях такого падения производительности на направление изменения занятости. Известно, что не существует долгосрочной, устойчивой связи между темпами роста производительности и темпами роста занятости, поскольку последняя является вопросом демографии. Но долгосрочная связь между уровнем занятости и темпами роста производительности, как указано выше, существует. (Кроме того, падение темпов роста производительности наверняка может привести к снижению долгосрочных темпов роста производства.)
Теперь мы можем спросить, оказывают ли некоторые рассмотренные выше корпоративистские элементы неблагоприятное влияние на наше отношение рыночной капитализации к продукту. Один из таких элементов – это двойной институт, столь характерный для корпоративистских экономик, а именно – установление заработной платы совместными усилиями профсоюзов и конфедераций работодателей. Рис. 7.5 показывает, что увеличение координации между профсоюзами и работодателями связано со снижением отношения рыночной капитализации к продукту. Другой элемент относительно корпоративистских экономик – суровое законодательство в защиту занятости. Польза и вред от законодательства в защиту занятости были предметом многочисленных исследований, но общепринятых выводов мало. Рис. 7.6, однако, достаточно убедительно показывает, что, хотя меры по защите занятости могут быть выгодными для тех, кого они призваны защищать, они оказывают негативное воздействие
на отношение рыночной капитализации, которое, как мы утверждали, отражает падение актуального и ожидаемого запаса инновационных идей. Есть, конечно, и другие элементы корпоративизма, которые достаточно точно соотносятся с низкой рыночной капитализацией. Но нет смысла умножать корреляции. Время подвести итоги.
На вопрос о том, каким образом корпоративистские элементы помешали странам достичь американского уровня производительности и занятости, в этой главе мы отвечаем, что некоторые из них замедлили приток новых коммерческих идей, причем сокращение этого притока стало тормозом для развития производительности, что в свою очередь затормозило наём рабочей силы, спровоцировав, соответственно, относительно низкие уровни занятости. Следовательно, относительно корпоративистские экономики не смогли решить задачи, которые они ставили перед собой, поскольку у них не было чего-то, что должно было обеспечивать, стимулировать и пробуждать экспериментирование, исследование и испытание различных вещей и идей. Следовательно, их экономикам не хватало ингредиентов, необходимых для работы на верхней границе производительности и, соответственно, для достижения высоких средних уровней занятости.
Постскриптум. Остается одна загадка. Как «Большая тройка» стран континентальной Европы – Франция, Германия и Италия – смогли подойти так близко к американским показателям производительности и занятости (в Германии и Италии), если, как отмечалось и здесь, и в других работах, они страдали от столь сильного дефицита эндогенных, внутренних инноваций? Можно было бы предположить, что, если рост производительности в странах континентальной Европы определялся тем, что они следовали за лидером, от которого перетекали все инновации, этот рост должен остановиться, если они догонят лидера,– точно так же, как гончие останавливаются, когда наконец догоняют кролика. (Поскольку гончие бегают не ради забавы.)
Собственно, именно это и произошло. В середине 1970-х годов американская экономика перестала мчаться как кролик. Рост производства колебался на уровне примерно 4% в год с середины 1950-х до середины 1970-х годов, причем из этих четырех процентов три приходились на рост производительности, а один – на рост занятости. Затем в середине 1970-х годов началось Великое снижение производительности. В 1975-2005 годы продукт рос со скоростью 3% в год – немного быстрее в 1990-е и немного медленнее в 2000-е годы. Когда у двигателя роста закончилось топливо, Америка застыла на месте, так что теперь кто угодно в мире мог ее догнать. Тенденция к конвергенции возникает, когда лидеры замедляются.
Поскольку Америка больше не производила большую часть мировых инноваций, в отличие от ситуации 19201930-х и середины 1950-х – середины 1970-х годов, Европа, лишенная внутренних инноваций, только и могла что тоже замедлиться. Более того, снизив собственную скорость, она стала более уязвимой. Усиление конкуренции со стороны стран, вступающих в глобальную экономику, Европа стала чувствовать гораздо острее, чем в «славное тридцатилетие», то есть в 26 лет с 1955 по 1980 год. Также, решившись пойти на бюджетный дефицит, чтобы компенсировать низкий рост, Европа все больше погружалась в трясину государственного долга.
К концу 2000 года во всем западном мире экономический рост серьезно замедлился, а уровни занятости снизились, когда бум, стимулированный массированным сокращением налогов, новыми правами и новыми субсидиями, закончился, как это и должно было произойти.
ГЛАВА 8:Удовлетворенность народов
Важный момент, которого не хватает,– это технократическое понимание фактов, то есть того, когда какие-то вещи работают, а другие – нет.
Билл Гейтс
В ПРЕДЫДУЩЕЙ главе, где соперников судили по их собственным материалистическим критериям, было рассмотрено влияние корпоративизма (и социализма) на материальную экономику, то есть в основном на занятость и производительность. Однако в современной экономике, да и во всей современной жизни, есть также и нематериальные аспекты. Участие в современной экономике более всего ценно именно своей возможностью решать сложные задачи и приобретать опыт, представления и идеи, а не просто производством материальных товаров и услуг. Как мы подчеркивали в самом начале, современная экономика – это просторный имаджинариум, виртуальная лаборатория, в которой можно придумывать и тестировать новые идеи. Современная революция в искусстве и литературе отразила тот новый опыт, который искали и обычно находили люди в современной трудовой жизни. Опросы семей позволили нам получить данные по нематериальному вознаграждению, которое приносит труд в более современных экономиках: респонденты часто указывают, что они стремятся к такой компенсации, которая выходит за пределы материального вознаграждения и заработной платы.
Вопрос теперь в том, действительно ли, как утверждается в этой книге, относительно современно-капиталистические экономики дают в нематериальном плане больше, чем относительно корпоративистские или социалистические экономики. Если пытаться ответить на этот вопрос прямо, нам придется разложить каждую страну на ее элементы: «в этой одна часть современного капитализма и три части корпоративизма», «в той – две части современного капитализма и одна часть социализма» и т. д. И такой анализ был бы слишком субъективным. Поэтому выберем косвенный подход. Считается, что одни качества экономик наиболее выражены или распространены в корпоративистских (или социалистических) экономиках, тогда как другие – в современно-капиталистических экономиках. Мы изучим некоторые отличительные особенности корпоративистских, социалистических и современно-капиталистических экономик, чтобы выяснить, способствуют ли они получению нематериального вознаграждения или же, наоборот, препятствуют ему. Так, для корпоративизма характерны: высокий уровень «защиты труда», чрезмерное развитие структур государства всеобщего благосостояния, короткая и строго регулируемая рабочая неделя, коллективные договоренности; для социализма: огромный государственный сектор, бюрократические «рогатки» (встречающиеся как в социализме, так и в корпоративизме); тогда как капитализму свойственны индивидуальные свободы. Поскольку мы не знаем наверняка, как измерять уровень, скажем, современного капитализма в каждой из стран, мы будем использовать данные по размеру «современных» организаций, функция которых состоит в порождении динамизма и тем самым экономической вовлеченности, чтобы понять, как они коррелируют с нематериальными вознаграждениями.
И все же, как бы ни были важны институты и экономическая политика, мы должны признать, что каждая экономика – это культура или смесь культур, а не только программ, законов и институтов. Экономическая культура страны состоит из преобладающих установок, норм и предположений относительно бизнеса, труда и других аспектов экономики. Такие культурные силы могут влиять на порождение нематериальных вознаграждений как косвенно, поскольку они воздействуют на эволюцию институтов и политических курсов, так и напрямую – влияя на мотивы и ожидания. Порой экономика обязана своей энергией, то есть готовностью применять недавно открытые технологии и внедрять только что опробованные продукты, одному или нескольким компонентам своей экономической культуры; а своим динамизмом, то есть успехами в использовании человеческой креативности, позволяющей добиваться внутренней инновации, она может быть обязана каким-то другим компонентам своего культурного багажа.
Политическая культура также может быть при определенных условиях совместимой с инновациями или даже способствовать им. В той мере, в какой культурные различия действительно важны, различия между странами в нематериальном вознаграждении должны объясняться не общими ярлыками, такими как «современный капитализм», «корпоративизм» и «социализм», и не только размером или структурой нескольких институтов или программ, которые характерны для того или иного вида систем, но также оценками определенных составляющих культуры, каждая из которых считается ключевой силой современного капитализма, корпоративизма или социализма.
В экономике начиная с Давида Рикардо и Джона Стюарта Милля и до наших дней понятие культуры не играет особой роли, словно бы во всей западной цивилизации была одна-единственная культура, вопреки разногласиям Торстейна Веблена и Макса Вебера. Однако антропологи, выйдя за рамки стандартной экономики, признали то, что культуры разных обществ не похожи друг на друга и что эти различия имеют значение. Клод Леви-Стросс утверждал, что культура каждого общества заслуживает уважения, поскольку она сложилась для удовлетворения его специфичных нужд, тогда как Рут Бенедикт утверждала, что некоторые общества имеют такие культуры, которые не слишком хорошо им подходят. Психиатр Эрих Фромм полагал, что некоторые культуры являются злокачественными, поскольку, по его мнению, фашизму удалось прийти к власти там, где культура не ценила индивидуальной свободы.
Однако в последнее десятилетие культура смогла пробиться и в экономику. Все больше гипотез о том, что культура является скрепляющим элементом или «недостающим звеном», связывающим сегодняшнюю экономическую эффективность страны с ее эффективностью в прошлом, даже в далеком. «Яблоко от яблони недалеко падает» – будь эта яблоня хорошей или плохой139139
Эта теория рассматривает культуру в качестве медленно действующей причинной силы, которая в конечном счете способна вызвать резкое изменение институтов, подобно тому, как сдвиг тектонических плит в итоге провоцирует землетрясение. См.: Roland, «Understanding Institutional Change» (2004). (В этой работе культура представляется еще одним институтом, хотя и медленно развивающимся. В нашей книге культура отделена от институтов.) Наша гипотеза допускает, что новые
[Закрыть]. Многие исследователи отмечали, что некоторые страны после серьезного спада могли практически без усилий вновь подняться в международном рейтинге: так, большинство европейских стран сумели вернуть себе позиции, которые были у них до межвоенных потрясений* 140140
идеи могут двигать институты и, вероятно, саму культуру. Вещи могут меняться, даже если культура сама по себе никогда не поменяется.
[Закрыть] 141141
Один испанский экономист, с которым мы разговорились в Лондоне в 1993 году, заметил, что в начале 1920-х годов по ВВП на душу населения Испания занимала восьмое место в западном дивизионе, отставая от Америки, Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Британии и Италии. После всего того, что ей пришлось пережить, после испанской гражданской войны, правления Франко и десятилетий после него, Испания снова занимает восьмое место.
[Закрыть]. Но нет сомнений и в том, что культура страны может измениться под воздействием нового опыта и новых идей. Неприятие нацистами женского труда в 1930-х годах имело долгосрочные последствия, но в последнее десятилетие доля работающих женщин в Германии резко выросла. В 1980-х годах программа Маргарет Тэтчер, постаравшейся снизить отвращение британских компаний к конкуренции, произвела неизгладимое впечатление на большинство современников, однако сегодня в Британии снова слышны призывы вернуться к «промышленной политике». Историки Китая полагают, что экономическая реформа Китая 1978 года, проведенная под руководством Дэн Сяопина, оказалась успешной благодаря той глубоко укорененной культуре, которая восходит в своих истоках еще к XVI веку. Современная эпоха на Западе принесла с собой новое мышление и в определенной степени новые формы поведения, о чем уже не раз говорилось в этой книге.
Распространено представление, что «экономически развитые» страны не сильно отличаются друг от друга по нематериальным вознаграждениям. Поскольку они не слишком отличаются друг от друга по своей производительности, считается, что и производить разные вещи они должны одним и тем же образом, а потому и трудовой опыт в них должен быть одинаковым. (Стандартная экономическая теория исходит из того, что в механистических экономиках из их теоретических моделей нет культуры.) Но это глубокое и серьезное заблуждение.
В действительности существуют удивительные различия в удовлетворенности трудом на Западе. Это стало ясно после публикации результатов опросов, проведенных в 1991-1993 годы в рамках проекта «Всемирное исследование ценностей» (World Values Survey), – настоящей кладези данных по удовлетворенности индивидов, а также их «ценностям», то есть установкам, нормам и убеждениям. Гистограмма на рис. 8.1 отображает в графическом виде разные уровни средней удовлетворенности работой в странах Запада.
Конечно, тут могут возникнуть сомнения. Является ли «удовлетворенность работой» другим обозначением богатства или же заработной платы? В эмпирическом плане высокие баллы по национальному богатству или заработной плате не являются фактором, надежно пред-
сказывающим высокую удовлетворенность трудом. Дэвид Бланчфлауэр и Эндрю Освальд отмечают, что удовлетворенность трудом была весьма высокой в одной из беднейших стран их выборки 1990-х годов, Ирландии, и довольно низкой в средиземноморских странах. Можно задаться вопросом, не являются ли различия в удовлетворенности трудом всего лишь преходящими различиями. К счастью, данные по удовлетворенности трудом, собранные WVS в 1999-2000 годах во время следующего опроса, показали, что страны не отклонились существенно от позиций, выявленных в первом опросе, что и показано на рис. 8.2.
Иногда спрашивают, почему полезно изучать удовлетворенность трудом. Почему сразу не перейти к общей оценке, так называемой удовлетворенности жизнью? Ответ в том, что мы лучше поймем факторы, определяющие удовлетворенность жизнью, изучив сначала удовлетворенность трудом. Неправильно было бы изучать удовлетворенность жизнью, не изучив ее компоненты – удовлетворение от работы, от семьи, от экономического положения («финансовую удовлетворенность»). Когда мы изучаем тот род удовлетворения, который специфичен для рабочих мест и для оказанного на них влияния экономических институтов и культур, для ясности исследования нам стоит начать с удовлетворенности трудом.
Есть, однако, один неотложный вопрос. Обычно считается, что, если экономика общества нацелена на создание рабочих мест, которые предъявляют работнику высокие требования и одновременно значительно вознаграждают его, за это приходится платить немалую цену, выражающуюся в снижении удовлетворенности семьей, то есть в разводах и оставленных без присмотра детях. С традиционалистской точки зрения вопрос о том, действительно ли современная экономика в конечном счете повышает удовлетворенность жизнью, все еще остается открытым. Однако наблюдения говорят в пользу модернистской точки зрения. Детям явно хорошо от того, что их родители увлечены работой, а потому им есть, о чем поговорить за ужином. Поэтому, хотя сильная увлеченность работой и карьерой и уменьшает время, которое выделяется семье, она благоприятно воздействует на оставшееся семейное время. В опросе, проведенном около десятилетия назад, дети недвусмысленно дали понять, что они хотят, чтобы родители не жертвовали еще больше карьерами ради них, а, скорее, решили свои проблемы и как-то наладили свою жизнь3. WVS подтверждает модернистскую точку зрения. Их данные показывают, что в странах с наименьшей удовлетворенностью работой отмечается и наименьшая удовлетворенность семьей, а страны с самым высоким рейтингом по удовлетворенности работой, такие как Дания, Канада, Америка и Ирландия, демонстрируют высокую удовлетворенность семьей. Все это сводится к основному выводу, отображенному на рис. 8.3: удовлетворенность жизнью положительно и при этом сильно коррелирует с удовлетворенностью трудом. Вопрос закрыт4.
Многочисленные данные о субъективной удовлетворенности трудом, накопленные за последние десятилетия, привели к ряду неверных толкований и выводов. Некоторые наблюдатели, указывая на высокий балл Швеции по удовлетворенности трудом, сочли это доказательством того, что шведская экономическая система, представляющая собой уникальное сочетание капитализма и государства всеобщего благосостояния, отличающееся довольно низким динамизмом, является «наилучшей системой». Другие же, указывая на то, что Дания набрала еще более высокий балл, решили, что лучшей является датская система с ее системой гарантий и гибкости (Flexi-curity), а также некоторыми другими специфическими институтами. Такое использование данных представляется абсурдным. Грубейшая ошибка из начального курса статистики – делать выводы на основе аномальных значений, а не всей совокупности данных. «Конечно,– могут нам ответить, – но ведь можно прийти к выводу, что существующая в США система – не самая лучшая!». Это тоже методологическая ошибка. То, что страна в определенном тесте оказывается победителем, может быть временным результатом воздействия внешней силы или неустойчивого улучшения ее системы. Когда лучший теннисист сталкивается на соревновании со многими претендентами на звание лучшего, один из них может победить, но в этом случае у нас нет данных, позволяющих сделать вывод, что именно он является лучшим теннисистом. Если соперников много, у лучшего может быть лишь небольшой шанс действительно стать победителем. В действительности, после всей этой шумихи вокруг Дании исследование 2002 года, проведенное в рамках International Social Survey Programme, показало резкое снижение удовлетворенности работой в этой стране. Второй массив данных WVS, которые собирались в 2000-2002 годах, показал похожее снижение и в Швеции142142
Совершенно иная проблема состоит в том, что, когда мы спрашиваем, действительно ли та или иная причина повышает или понижает эффективность экономики в целом, результат в каждой из небольших стран – Финляндии, Швеции, Люксембурге, Дании и Исландии – получает такой же вес, как и результат в США в целом. Было бы лучше начать с подборки, в которой Калифорния, Орегон, Массачусетс, Иллинойс или какой-то другой штат США получил бы тот же вес, что и каждая из европейских стран.
[Закрыть].
Распространенная ложная интерпретация – предполагать, будто субъективная удовлетворенность трудом отражает главным образом удовлетворенность заработной платой, а не удовлетворенность нефинансового толка, которую призваны измерить опросы домохозяйств. Во-первых, заработные платы на Западе различаются мало, так что мы не можем связать различия в субъективной удовлетворенности трудом с различиями в заработной плате. Во-вторых, если бы заработная плата была главным источником субъективной удовлетворенности трудом, можно было бы спросить, почему в Великобритании с ее относительно таблица 8.1. Индикаторы среднего нематериального вознаграждения в «Большой десятке + 2»
| Чистаямиграция** | Иммигрантов на 100 человек, % | Доля работающих 55-64, % | |||||
| Страна | C033* | C031 | С046 | мужчин женщин | |||
| Канада | 7,89 | 2,7 | 0,15 | 2,6 | 19,5 | 58,31 | 36,22 |
| Франция | 6,76 | 1,74 | 0,04 | 1 | 10,6 | 36,08 | 27,12 |
| Германия | 6,98 | 1,79 | 0,11 | 4,6 | 12,9 | 53,92 | 31,06 |
| Италия | 7,26 | 2,03 | 0,08 | 1,4 | 5,2 | 46,5 | 14,07 |
| Япония | 7,66 | 2,2 | Нет данных | -0,1 | 1,6 | 84,83 | 48,54 |
| Великобритания | 7,42 | 2,8 | 0,07 | 0,4 | 9,7 | 62,46 | 40,76 |
| США | 7,84 | 2,87 | 0,17 | 2,8 | 13 | 65,99 | 49,23 |
| Испания | 7,02 | 2,31 | 0,05 | 0 | 10,7 | 55,39 | 19,78 |
| Голландия | 7,48 | 2,16 | 0,07 | 1,8 | 10,6 | 42,26 | 18,6 |
| Швеция | 7,93 | 2,63 | 0,11 | 2 | 12,3 | 70,92 | 63,91 |
| Австрия | 8,40 | 2,03 | 0,18 | 1,5 | 14 | 44,71 | 19,07 |
| Швейцария | 1,4 | Нетданных | Нетданных | 3,9 | 22,3 | 82,56 | 46,77 |
Источники: Inglehart et al., Human Beliefs and Values (1997); Stock of Immigrants per Person (2005); United Nations Development Program, Human Development Report on Mobility (2009).
* Код по системе World Values Surveys:
C033 Средняя удовлетворенность трудом. Ответы представлены числами от 1 до 10.
C031 Ответы на вопрос «Гордитесь ли вы вашей работой?» представлены значениями от 1 до 3.
С046 Ответы на вопрос «Является ли ваша работа самым важным в вашей жизни?» представлены значениями от 0 до 1.
В таблице представлены средние значения ответов. Данные получены на основе ряда опросов, проведенных в 1990-1993 годах.
** За 1981-1990 годы в процентах от населения 1981 года.
высокой заработной платой по отношению к богатству обнаруживается средний уровень удовлетворенности трудом, не слишком отличающийся от того, что можно наблюдать в Италии и Австрии. В-третьих, если и есть какая-то слабая связь между высокой удовлетворенностью трудом, о которой сообщалось в ходе опросов, и высоким доходом, то она в значительной степени объясняется тем, что работники, имеющие высокий доход, обычно отличаются установками и убеждениями, которые ведут к высокой нефинансовой удовлетворенности.
Правдоподобие уровней субъективной удовлетворенности трудом в значительной степени подкрепляется различными типами удовлетворения от труда – гордостью за собственный труд и важностью работы для работника. См. табл. 8.1. Ранжирование стран по двум этим видам удовлетворенности, выявленным в опросах, по гордости и важности, весьма напоминает ранжирование по субъективной удовлетворенности трудом. Если брать «Большую семерку», одна из стран с высокой средней удовлетворенностью трудом, США, набрала наивысший балл и по гордости, и по важности. (США обогнали Швецию и сравнялись в этом отношении с Данией.) Страна с невысокой средней удовлетворенностью работой – Франция – оказалась в самом низу и по гордости, и важности. (Возможно, значение, которое скандинавы придают своей работе, и испытываемая ими гордость за нее, как и удовлетворенность трудом, больше связаны с лютеранской установкой на серьезность и кальвинистским значением труда, а не с гуманистическим наслаждением вызовами, позволяющими проверить собственную изобретательность и собственные представления.) Поэтому весьма вероятно, что показатели удовлетворенности трудом напрямую зависят от того, как респонденты оценивают различные нефинансовые или нематериальные вознаграждения, связанные с их трудом.
Альтернативная интерпретация предполагает, что низкий балл страны по субъективной удовлетворенности трудом может быть больше связан с тем, насколько требовательны респонденты, а не с тем, насколько их воодушевляет их работа. Они также могут испытывать низкую удовлетворенность трудом потому, что, как в Италии и Франции, они испорчены своим богатством. Хотя Америка и Канада не испытывали недостатка в богатстве, особенно в 2001 году, после пузыря доткомов, они продолжали демонстрировать высокую удовлетворенность трудом. Рис. 8.2 напоминает нам о том, что, когда Ирландия за десятилетие переместилась из разряда бедных стран в богатые, она все равно сохранила свое место на вершине удовлетворенности трудом. Кроме того, если высокие уровни субъективной удовлетворенности трудом не являются достоверными, мы не сможем объяснить, почему население других стран стремится попасть в страны с наиболее высоким уровнем удовлетворенности трудом, а именно в Канаду, США, Швецию и, наконец, Германию. (Правда, иммиграция в Германию может частично объясняться ее близостью к Восточной Европе, основному источнику иммигрантов.)
