Текст книги "Сто дней Наполеона"

Автор книги: Эдит Саундерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Наполеон в последний раз попрощался с Парижем 4 июня; этот день был объявлен праздником. В Лувре было роздано еще некоторое количество орлов, людей угощали так, как этого не делали в Европе еще многие годы. Вино было бесплатным, оно текло из тридцати шести фонтанов на Елисейских полях; в двенадцати огромных буфетах всем желающим подавалось холодное мясо и другие блюда; под открытым небом играли оркестры, показывались бесплатные спектакли в театрах, выступали фокусники и канатные плясуны. "Была дана воля всем дурачествам Варфоломеевой ярмарки88, – говорит Хобхаус. – Ни одного грустного или недовольного лица не было видно в огромной толпе, празднующей таким образом канун того дня, который должен был сделать вдовами и сиротами половину этой веселящейся толпы".

С наступлением ночи перед Тюильрийским дворцом был дан концерт для публики. Дворец был украшен иллюминацией, и Наполеон вместе с членами своей семьи слушал его, сидя на балконе и глядя вниз на огромную, но упорядоченную толпу в парке. День был удачным, с утра сияло солнце, ночь благоухала. Люди говорили, что император всегда устраивал прощальные праздники в прекрасную погоду, за исключением злосчастной Русской кампании; толпа была настроена оптимистично, и даже люди разумные надеялись, что -какие-нибудь первые успехи позволят начать мирные переговоры.

По окончании концерта на площади Конкорд началось представление с фейерверком. Одна из сцен изображала корабль в море – тот бриг, на котором Наполеон вернулся с Эльбы. Сам Наполеон был показан стоящим на палубе, над его головой покровительственно сияла яркая звезда. Радостное внимание толпы было приковано к зрелищу и отвлечено от маленькой слабой фигурки на балконе. Он и в самом деле уходил – из их жизни. Следующий праздник, которого им оставалось ждать не более месяца, будет по случаю возвращения короля, старого Людовика XVIII, чью великодушную персону они встретят улыбками.

7.

Военные приготовления;

открытие французского парламента;

Наполеон прибывает в армию;

расположение войск Англии и Пруссии;

канун вторжения

Французская армия концентрировала свои силы в районе Бомона и Филиппвилля, между реками Мёз (Маас) и Самбра, готовясь к вторжению в Бельгию. Веллингтону и Блюхеру приходилось обороняться по всей границе Бельгии, от Остенде до Льежа; кроме того, другие армии союзников собирали силы для мощного удара, ожидая приказа из Вены. Армия Веллингтона сейчас насчитывала 105 950 человек, армия Блюхера – 124 000 человек. Веллингтон удерживал Брюссель и западную часть страны; Блюхер занимал Шарлеруа и восточную часть, а также защищал дорогу Шарлеруа – Брюссель. Наполеон намеревался нанести удар по Шарлеруа и пройти между двумя армиями, как говорил его адъютант Хобхаус в конце мая. Он надеялся отбросить англичан и пруссаков на линии их обороны, а если бы пруссаки, которыми он собирался заняться первыми, не отступили, он немедленно нанес бы им сокрушительное поражение.

Армии союзников в Бельгии превосходили по численности французскую армию в соотношении примерно два к одному. Однако французская армия была лучше оснащена, особенно оружием, и была более закаленной и опытной. Энтузиазм французов, их национальный дух делал их способными выступить великолепным единым фронтом. Напротив, армия Веллингтона была собрана из солдат разных национальностей, войск очень разной подготовки и надежности. Герцог смог привлечь слишком мало ветеранов Пиренеев{89}, и многие из его подчиненных не были готовы к боевой службе. Номинальное количество его солдат не соответствовало подлинной силе его армии, британская пехота составляла лишь треть ее общего числа. Королевский Германский легион давал очень ценных солдат, но количеством едва ли больше шести тысяч, при этом примерно вчетверо больше солдат было из Ганновера, в основном неопытных рекрутов. Самым слабым звеном были голландцы и бельгийцы, примерно в таком же количестве, как и британцы. Недавно объединенные правлением Оранской династии, они не испытывали симпатии друг к другу и к делу, которое призваны были защищать; имевшие опыт войны получили его при наполеоновской мобилизации, остальные были неопытным ополчением. Хотя у них не было причин желать возобновления сурового правления Наполеона в своих провинциях, они были убеждены в его победе в предстоящей войне и не были склонны ему сопротивляться. Войска из Брауншвейга были преданными, но большинство из них были неопытными детьми почти без всякой подготовки. Что касается солдат из Прус-сии, их национальный дух был на высоте, они являлись готовыми к любым испытаниям. Наполеон был так безжалостен к их родине в дни побед, что они все до одного скорее предпочли бы смерть новому рабству под его началом. Однако значительная часть прусского войска состояла из неопытных рекрутов; кроме того, они страдали от жесточайшей нужды и едва могли поддерживать силы. Казалось, что отлично организованная французская армия имеет на первых порах хорошие шансы на успех. Наполеон был готов бросить значительную массу преданных, прекрасно вооруженных солдат в центр очень растянутой линии обороны противника. Нетрудно было предположить, что ему удастся сломить ее и захватить Брюссель.

Подобный план был типичен для стратегии Наполеона – быстро сосредоточить огромные силы в точке, где они могут быть наиболее эффективно использованы; ложные маневры отвлекают внимание, и атака застает противника врасплох. Необходимым элементом плана является секретность, но, как мы видим из письма Хобхауса от 29 марта, французские офицеры штаба были не так уж осторожны. Если они говорили с Хобхаусом, без сомнения, они говорили и с другими. Вероятно, Наполеон полагал, что слухи и противоречивые сведения нейтрализуют утечку информации от людей, которые не умеют держать язык за зубами.

Из донесений герцога Веллингтона ясно, что союзники были хорошо информированы о том, что происходит во Франции. По-другому и быть не могло, у них под рукой был Людовик XVIII и его министры со всеми своими связями в Париже. Реорганизация и передвижения французской армии и ополчения находились под пристальным наблюдением, сведения об обстановке в стране получались из надежных источников. Было известно, что Наполеон намеревается присоединиться к армии на северной границе сразу после церемонии Champ de Mai. Датой его отправления на фронт чаще всего называли 6 июня, и, согласно мемуарам Люсьена Бонапарта, он уехал бы примерно в это время, если бы не болезнь. В районе границы были замечены масштабные передвижения войск, оставалось только заметить, где они сконцентрируются. На этот раз обманные маневры Наполеона были удачны. Подрывные работы на приграничных дорогах и мостах создали впечатление, что он лишь готовится к защите от неминуемого вторжения союзников во Францию; распространились сведения о том, что крупные подразделения отправлены внутрь страны. Он маскировал свои намерения с величайшим искусством и изобретательностью, используя ополчение для демонстративных перемещений, вводивших его противника в заблуждение. Помимо других уловок, зная, что Веллингтон будет чрезвычайно внимательно следить за его линией отступления к морю, он предпринял движения, означавшие угрозу нападения на западный край обороны Союзников. Веллингтон сам говорит: "противник... занял позицию, при которой его численность может быть скрыта, передвижения – защищены, замыслы – подкреплены защитой неприступной крепости на границе вплоть до самой последней минуты".

Французская Северная армия состояла из семи подразделений: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 6-й пехотные корпуса, Император-ская гвардия и Резервная кавалерия. В конце мая они еще были широко разбросаны. Первый корпус (д'Эрлон) был в Лилле, второй (Рейль) – в Валансьенне, третий (Вандамм) – в Мезире, четвертый (Жерар) – в Меце, 6-й (Лобау) – в Лаоне, Императорская гвардия – в районе Парижа, Резервная кавалерия – между Лаоном и Авеном. Императорской гвардией командовал маршал Мортье, Резервной кавалерией маршал Груши, хотя только последний из двух маршалов действительно принял участие в кампании.

Жерар, будучи дальше всех от точки сбора, выехал первым, покинув Мец 6 июня. Два дня спустя Императорская гвардия выехала из Компьена, затем один за другим двинулись в путь различные корпуса пехоты и кавалерии, приближаясь к границе. Передвижение 124 тысяч человек было произведено удивительно быстро и грамотно, однако произошла серьезная ошибка в рассчетах безупречного во всем остальном перемещения войск – 6 июня для Жерара было слишком поздно выезжать из Меца, и его корпус отставал от графика, создавая опасное промедление в начальной стадии кампании.

Пятый корпус под командованием Раппа был оставлен в Страсбурге для защиты северо-восточной границы. Для защиты границ и поддержания порядка в Вандее, где недавно был поднят открытый мятеж, Наполеон пожертвовал из состава Северной армии 55 000 солдат передовой, возможно, чересчур большим количеством, так как в любом случае невозможно было защищать таким образом границы Франции от всей враждебно настроенной и вооруженной Европы.

Перед тем как покинуть Париж и отправиться в армию, Наполеон посетил открытие нового парламента. Церемония произошла 7-го числа, среди пэров были его братья Жозеф и Люсьен, всё в тех же белых костюмах. Наполеон также надел свою мантию с Champ de Mai. Он занял свое место на троне и выслушал, как обе палаты, депутатов и пэров, клялись в верности конституции и ему самому, причем последней клятве предстояло быть вскоре нарушенной. Затем он встал и обратился к ним с короткой речью, которая удовлетворила всех присутствовавших, так как в ней он говорил о границах своих полномочий. "Сегодня сбылось мое заветное желание, – сказал он, – поскольку сегодня я начинаю свое правление как конституционный монарх. Люди сами по себе не могут обезопасить будущее; только установленные законы могут определять судьбу народов".

Однако он был болен и не в настроении, и его нервное, хмурое выражение лица и недостаток сердечности расходились со словами. Парламентарии уже показали, что они придирчивы и подозрительны, обеспокоены исключительно своими личными амбициями и политическими теориями, которые зависели от победы в будущей войне. В сложившихся обстоятельствах лишь Наполеон и его солдаты своими усилиями могли защитить политиков, и он полагал, что ему должна быть предоставлена власть диктатора вплоть до окончания конфликта. Сейчас он должен был рассчитывать на быструю победу, которая обновит прежний энтузиазм народа и даст ему еще больше власти, которая оставит в покое еще меньше людей.

Четыре дня спустя обе палаты представили свои ответные речи в Тюильри. Было воскресенье, в тот вечер Наполеон должен был выехать из Парижа и присоединиться к армии. Делегаты довольно долго распространялись о своих правах, и за вежливостью фраз с обеих сторон очевидно просматривалось недоверие. В тот же день Наполеон отдал приказ совету министров, чтобы регулярные заседания проходили под председательством его брата Жозефа. Рассмотрение всех важных вопросов оставлялось ему, потому что никому другому он не мог доверить правление в свое отсутствие. Было условлено, что Даву, военный министр, будет назначать офицеров для ежедневной срочной доставки донесений из Парижа в ставку императора.

Еще одним поступком Наполеона в тот день было приглашение Нея принять участие в кампании. До сих пор не могло быть и речи о том, чтобы дать ему командование, и Ней не отваживался об этом просить. Теперь Наполеон смягчился, без сомнения, под влиянием одного из тех внезапных импульсов, на которые он склонен был полагаться. Он послал записку Даву: "Позови Нея и скажи ему приехать ко мне в ставку в Авен 13-го числа, если он хочет участвовать в первых сражениях". Это был не приказ, а, скорее, намек на то, что он простил Нея, который может присоединиться к нему, если пожелает. Ней, не увидев преимуществ частной жизни в условиях сделанных им экстравагантных заявлений в пользу то одной, то другой стороны, с готовностью принял предложение, без сомнения, надеясь восстановить свою репутацию на поле брани. Он немедленно выехал в направлении границы; поскольку никаких приготовлений для его включения в армию сделано не было, ему пришлось ехать, как и всем штатским, на почтовых.

Уладив дела в Париже, Наполеон в воскресенье вечером пообедал с семьей и друзьями и выглядел бодрым, хотя, как пишет Люсьен Бонапарт, его здоровье не улучшилось. После недель изнурительной работы и споров с политиками казалось, что он отправляется на войну с облегчением. К нему вернулась уверенность. Дела дома пошли на лад, так как бунт в западных районах был подавлен, а вражеская угроза усиливала патриотические чувства в стране. С недавнего времени посыпались пожертвования на ведение войны, дезертирство из армии становилось редкостью, и враждебность к самому Наполеону растворилась во всеобщей ненависти к иноземцам.

Прощаясь с мадам Бертран, которая была с ним на Эльбе вместе со своим мужем, он заметил: "Что же, мадам Бертран, будем надеяться, нам недолго осталось сожалеть о том, что мы покинули Эльбу!"

Шутливо намекая на худшее, он определенно готовился к лучшему, потому что в его уже отправленном багаже лежали кипы прокламаций для развешивания в Брюсселе на следующей неделе, датированные Лакенским дворцом, где он намерен был остановиться. Они были сформулированы следующим образом: "Воззвание к бельгийцам и жителям левого берега Рейна.

Недолгий успех моих врагов в какой-то момент отделил вас от моей Империи. В изгнании, на утесе в море, я слышал ваши мольбы, и бог войны решил судьбу вашей прекрасной страны. Наполеон с вами. Вы достойны быть французами. Восстаньте все вместе, присоединяйтесь к моим непобедимым фалангам, дабы истребить остатки этих варваров, которые суть ваши и мои враги. Они бегут с гневом и отчаяньем в сердце.

В Императорском дворце Лакен, 17 июня 1815.

(подпись) НАПОЛЕОН".

Вместе с огромным багажом ехали бесчисленные сокровища: целое состояние в деньгах и бриллиантах, золотая посуда для императорского стола, восемьдесят арабских скакунов, походная библиотека примерно из 800 томов, парадная карета и к ней восемь белых лошадей, церемониальное платье, включая вышитую парадную мантию. Был также обильный запас провизии, предназначенный для того, чтобы не уронить императорское достоинство на поле брани.

Наполеон уехал из Парижа в 3.30 утра 12 июня и в ту ночь остановился на ночлег в Лаоне. На следующий день он добрался до Авена, где пообедал с Неем и другими и переночевал. 14-го он приехал в Бомон, где располагался центр армии. Все было готово для удара по неприятелю, вся армия со всем своим снаряжением должна была пересечь границу и реку Самбру на следующий день, и первые передвижения начались уже ночью.

Рапорты об усилении активности французов приходили к Веллингтону и Блюхеру уже несколько дней. Вечером 12-го генерал-майор сэр Уильям Дёрнберг, командующий одним из полков кавалерии в армии Веллингтона в районе Монса, написал лорду Фицрою Сомерсету:

Милорд!

Французский джентльмен, едущий из Мобежа в войско короля, сообщает следующие сведения. Корпус генерала Рейля пришел вчера в Мобеж и его окрестности. Ставка армии перенесена из Лаона в Авен, куда сегодня должна прибыть гвардейская дивизия. Бонапарта ждут с минуты на минуту, но неизвестно точно, когда он покинул Париж, где, похоже, он был еще 10-го числа. Жером Бонапарт – в Сор-ле-Шато. Сульт прошел сегодня утром из Лаона в Мобеж, но тот джентльмен не знал, куда он направлялся. По его мнению, войска между Филипп-виллем, Живе, Мезиром, Гизом и Мобежем насчитывают более 100 000 солдат передовой. Значительный корпус кавалерии замечен в Хирсоне два дня назад под началом Груши. Общее мнение в армии таково, что они будут наступать, и прибытие Наполеона станет сигналом к началу военных действий.

Лагерь де Русье еще не вооружен.

Имею честь быть Вашим, Милорд,

вернейшим и покорнейшим слугой,

Дёрнберг".

Герцог Веллингтон послал копию этого письма маршалу Блюхеру, но 13-го он сказал в письме лорду Лайндоку: "У нас есть сведения о приезде Бонапарта в армию и его наступлении, но у меня есть также сведения из Парижа о том, что 10-го он был еще там, и, судя по его обращению к законодателям, его отъезд не должен был произойти немедленно. Думаю, сейчас мы сильнее его". Гнейзенау также написал 12-го числа: "Опасность атаки почти исчезла". Однако генерал Дёрн-берг 13-го написал напрямую Блюхеру, сообщая о том, что, по его мнению, нападение близко, и за ним последовало аналогичное предупреждение от Пирха II, прусского генерала, командовавшего в Маршьенне. Теперь у Блюхера было достаточно сведений, чтобы действовать, и до полудня 14-го числа он отдал приказ стянуть вместе дивизии его армии, размещенные на самых отдаленных участках.

Веллингтон не предпринял никаких действий, за исключением, как он сам говорит, "сбора войск у нескольких сигнальных постов, пока не станет известно о решительных действиях противника".

Значительная часть секретных сведений Веллингтона была передана ему майором Колахеном Грантом, который производил чудеса шпионажа в Испании, хотя считал за честь всегда носить свой собственный мундир. Сэр Джеймс Мак-Григор в приложении к своей автобиографии цитирует памятную записку, написанную генерал-лейтенантом Уильямом Нэпьером в 1857 году относительно Гранта. Согласно ей, Грант 15-го числа послал определенные сведения о передвижении французской армии. У генерала Дёрнберга была задача обеспечить регулярную передачу сведений от всех нанятых агентов, и Мак-Григор пишет, что он "неверно понял свою роль и вообразил, что ему должно судить о важности и ценности сообщений, поэтому по получении важного письма Гранта он отослал его обратно, сказав, что, вовсе не убедив его в намерении императора начать сражение, оно убедило его в обратном. Грант немедленно переправил письмо герцогу, но оно настигло его лишь на поле Ватерлоо...". Письмо было вручено герцогу в полдень 18 июня. "Если бы его получили, как и должны были, за два дня до сражения, – говорится в записке, – для союзников не было бы никаких сюрпризов, и великая битва было бы выиграна на берегах Самбры". Этот рассказ принят некоторыми историками, и Дёрнберга подвергают серьезным обвинениям. Однако, как может показаться из процитированного выше письма Фицроя Сомерсета, Дёрнберг живо откликнулся на знаки предстоящего столкновения, и если письмо Гранта достигло его только 15-го, то было слишком поздно что-то менять, поскольку тогда французы уже переходили Самбру; нет никаких оснований полагать, что гонец, посланный Дёрнбергом, достиг бы Брюсселя скорее, чем посланцы из других районов границы в течение того же дня.

Вся масса войск Веллингтона была размещена на равнине между рекой Шельдой и большой дорогой через Шарлеруа и Брюссель на Антверпен. Первый корпус под командованием принца Оранского стоял слева, ближе всего к пруссакам, его штаб находился в Брен-ле-Конт на дороге из Монса в Брюссель. Второй корпус под командованием генерал-лейтенанта лорда Хилла со штабом в Ате стоял на дороге из Лилля в Брюссель, по реке Дендер, с правой стороны он доходил до реки Лис, с левой – тянулся в направлении Монса. Кавалерия под командованием генерал-лейтенанта графа Эксбриджа была размещена в долине Дендера со штабом в Грамоне. Резерв под командованием Веллингтона был внутри и вокруг Брюсселя, с одной бригадой в Генте.

Прусская армия была разделена на четыре корпуса со штабами в Шарлеруа, Намюре, Синее и Льеже. Первый корпус в Шарлеруа должен был встретить французов, как только они пересекут границу, им командовал генерал-лейтенант фон Цитен, и, наряду с Шарлеруа, он занимал Тюэн, Фонтен-Левек, Маршьенн, Мустье, Флёрюс, Сомбрефф и Жанблу. Вторым корпусом в Намюре командовал генерал фон Пирх I, третьим корпусом в Синее генерал-лейтенант фон Тильманн, четвертым корпусом в Льеже – генерал граф Бюлов.

Войска Веллингтона были размещены таким образом, чтобы защищать дороги из Лилля и Монса, Блюхер оборонял большую дорогу Шарлеруа – Брюссель и восточную часть страны; обе армии занимали оборонительные позиции, но главным образом считали себя частью позиций союзников, готовые вскоре устремиться внутрь Франции.

Французская армия должна была вторгнуться в Бельгию тремя колоннами и с наступлением ночи 14 июня расположилась следующим образом: первый и второй корпуса находились слева, Рейль в Леере и д'Эрлон позади него в Сор-сюр-Самбр. Впереди и позади местечка Бомон стояли 3-й и 6-й корпуса под командованием соответственно Вандамма и Лобау, а Императорская гвардия находилась в тылу. Справа между Бомоном и Филиппвиллем стояли четыре корпуса резервной кавалерии и 4-й корпус под командованием Жерара, хотя Жерар еще не закончил переход из Меца.

Эта армия по тем временам была одной из самых крупных и эффективных. Уссей пишет: "Впечатлительные, любители поспорить, недисциплинированные, подозрительно настроенные в отношении своих командиров, боясь предательства и потому легко поддаваясь панике, они все же были опытными военными, воодушевленными страстью к битве и пламенной жаждой мести, способными на подвиги и яростные атаки, более смелые, более экзальтированные, более горячие в бою, чем любая другая когда-либо существовавшая республиканская или императорская армия. Никогда Наполеон не имел в своем распоряжении инструмент войны одновременно столь грозный и столь уязвимый".

Солдаты расположились на ночлег, зажгли костры в оврагах и на склонах, невидимых со стороны границы. Они сидели кучками и разговаривали, и хотя подавляющее большинство армии было преисполнено энтузиазма, были и те, кто чувствовал тревогу и страх. Многие предпочли бы мирно закончить свою карьеру при Бурбонах, но оставались в армии, обычно не имея других средств к существованию. Если бы один из солдат отважился не согласиться с большинством, ему пришлось бы плохо, но офицеры были свободнее в своих высказываниях. Один из генералов был настроен столь пессимистично, что низший по званию офицер гневно обрушился на него: "Жребий брошен, – сказал он, – и вы должны сыграть свою роль, а не сеять в нас панику". За два или три дня до того генерал Рюти, командующий артиллерией, сказал: "Наполеон определенно пропал. Король скоро вернется, и что тогда будет с нами? Несчастная армия, еще три месяца назад она не сделала ни одного выстрела!"

С другой стороны, Наполеон вновь приобрел исключительную уверенность, и еще недавно омрачавшие его страхи исчезли. Он нимало не сомневался ни в том, что легко сможет дать обед в Брюсселе к концу недели, ни в том, что народ Бельгии встанет на его сторону, как только он войдет в их страну. Он чувствовал, что непобедим, и большинство европейцев того времени, имея возможность наблюдать всю ситуацию целиком, как она есть, поверили бы ему в канун одной из величайших его побед. Блюхер мирно спал в своем штабе в Намюре в двадцати милях от него; Веллингтон был еще дальше, в Брюсселе, и, по-видимому, не подозревал об опасности. Вместе с большей частью своих генералов и офицеров штаба герцог принял приглашение герцогини Ричмондской на бал, который должен был состояться в Брюсселе на следующий вечер. Объединенные войска союзников в Бельгии были растянуты на территории около 100 миль в длину и 40 в ширину и прекрасно размещены, но не способны сконцентрировать усилия до того, как Наполеон нанесет свой первый мощный удар. Льеж, вокруг которого был расположен 4-й прусский корпус, находился более чем в пятистах милях от Шарлеруа; Синей, где располагался штаб 3-го корпуса, был почти в двадцати пяти милях к юго-востоку от Намюра.

Поздно ночью шпионы из Брюсселя, Намюра и Шарлеруа сообщили Наполеону, что все тихо, никто ничего не подозревает. Однако с тех пор, как шпионы покинули прусский лагерь, многое успело произойти.

Наполеон имел привычку держать свои намерения при себе, и генералы, командовавшие различными армейскими корпусами, не были ознакомлены со стратегическим планом операции, который им предстояло узнать на следующий день после вторжения в Бельгию. Вечером 14-го не было никакого совещания, на котором Наполеон мог бы с доверительностью, которой они заслуживали, сообщить им, что именно от них потребуется после того, как они двинут свои войска через Самбру. Вместо этого вечером соответствующим офицерам был доставлен гонцами приказ о передвижении, содержавший лишь расписание их отправлений и инструкции относительно их пути к Самбре вместе с множеством малозначительных деталей и повторений, которые требовали много времени для прочтения. Единственная реальная информация состояла в том, что Наполеон отдает армии приказ перейти на левую сторону реки и сам намерен быть в Шарлеруа к полудню.

Этот любопытный документ, неслыханно длинный и многословный, принимая во внимание срочность дела, начинался так: "Завтра, 15-го, в половину третьего утра дивизия легкой кавалерии генерала Вандамма сядет на лошадей и займет дорогу на Шарлеруа. Они должны будут выслать во всех направлениях небольшие группы для разведки местности и захвата вражеских постов; но каждая из этих групп должна состоять, по крайней мере, из пятидесяти человек. Перед тем как приказать дивизии двигаться, генерал Вандамм должен будет удостовериться, что у них достаточно патронов..."

Действительно, странно было бы идти в атаку без патронов! Груши было дано указание отправить к Шарлеруа три подразделения кавалерии, в пять, шесть и семь часов. "Однако маршал Груши, – говорилось далее в приказе, должен следить за тем, чтобы кавалерия двигалась вдоль дорог, парал-лельно главному пути, по которой пойдет пехота, чтобы избежать переполнения и позволить его кавалерии поддерживать должный порядок".

"Можно подумать, – пишет Э. Леньен в "Разгадке тайн Ватерлоо" ("La Solution des Enigmes de Waterloo"), – что Груши еще никогда не руководил походом".

Как глава штаба, маршал Сульт должен был отвечать за этот приказ; согласно Уссею, его диктовал Наполеон, но он мог предоставить Сульту проследить за тем, чтобы важные инструкции о времени передвижений дошли до всех генералов быстро и в приемлемой форме.

Вся армия, кроме левой колонны, должна была переправиться по мосту у Шарлеруа, в то время как левая колонна (Рейль и д'Эрлон) должна была продвинуться со своих позиций в Соре и Леере по правой стороне реки и перейти ее у Маршьенна, в двух или трех милях к западу от Шарлеруа. Некоторые военные критики полагают, что следовало перевести армию через Самбру быстро, широким фронтом, окружая подразделения Цитена до того, как он успеет отойти на восток и присоединиться к основным силам прусской армии. Получилось так, что Наполеон спланировал перевести через мост у Шарлеруа 80 000 солдат, не считая 250 пушек и массы снаряжения. Это было очень медленно. Если бы французы раньше переправились у Шатле и продвинулись на восток, они смогли бы отрезать пруссакам путь к отступлению. Жерару в самом деле было приказано направиться в Шатле 15-го числа, но лишь позднее – и задолго до того, как он туда прибыл, Цитен оттуда спасся. Этой лобовой стратегии, спланированной Наполеоном, суждено было стать его типичным приемом во всей короткой кампании.

Наполеон был намерен продвинуться до Сомбреффа, как только на другом берегу у него соберется достаточно сил, и уничтожить всех пруссаков, каких можно будет обнаружить; возможно, он надеялся занять и Сомбрефф, и Катр-Бра в течение дня, но в этом мы не можем быть уверены. Хорошо информированный благодаря друзьям и агентам в Бельгии, он точно знал, как были расположены войска Веллингтона и насколько несовершенной армией он командовал. Недооценивая Веллингтона, которого он притворялся, что презирает, на тот момент он мало ценил вообще всех англичан, чуть больше уважал Блюхера, которого считал кем-то вроде самоуверенного и хвастливого сержанта; он также недооценил прусскую армию, не подумав о ее проворстве и замечательной выносливости во время марш-бросков. Поэтому он полагал, что у него в запасе еще много времени.

Были сделаны предварительные шаги. Прусская армия, за исключением удаленного 4-го корпуса, была настороже. С наступлением ночи 14-го числа на передовых постах войск Цитена возникло значительное оживление. Напрасно французы пытались скрыть свои костры, пруссаки все равно заметили на низких облаках отраженное зарево. Но генерал Цитен не только по этим наблюдениям понял, что перед ним стоит вся французская армия. Поздно ночью начальник штаба генерал Гнейзенау решил не будить Блюхера и, опираясь на доходившие до него многочисленные рапорты, отдал приказ об общей концентрации прусской армии.

Пока французские солдаты переводили дух, прусская армия находилась на пике активности. Пирх I вел 2-й корпус из Намюра к Сомбреффу. Цитен готовился сконцентрировать войска вокруг Флёрюса. Только Бюлов в Льеже задерживался с выездом, поскольку неверно понял полученное сообщение.

8.

Вторжение французов в Бельгию;

Ней командует левым крылом;

правое крыло под командованием Груши атакует пруссаков "Солдаты! Сегодня годовщина Маренго и Фридланда, которые дважды свершили судьбы Европы. Тогда, как и после Аустерлица, как и после Ваграма, мы были чересчур великодушны! Мы верили заявлениям и клятвам принцев, которых оставили на троне! Однако теперь, объединившись друг с другом, они попирают независимость и священнейшие права Франции. Они начали самую несправедливую из агрессий. Что ж, давайте встретим их! Или мы и они не те же, что и раньше?

Солдаты, при Йене с этими самыми пруссаками, нынче такими высокомерными, каждый из вас бился один против трех, а при Монмирайле один против шести!

Пусть те из вас, кто был узниками англичан, поведают вам о своих невзгодах и ужасных страданиях!

Саксонцы, бельгийцы, ганноверцы, солдаты Рейнской конфедерации горько сетуют на то, что вынуждены выступить с оружием в руках на стороне принцев, врагов справедливости и прав всех наций; им известно, что Коалиция ненасытна! Поглотив двенадцать миллионов поляков, двенадцать миллионов итальянцев, миллион саксонцев, шесть миллионов бельгийцев, она проглотит и меньшие по величине государства Германии.

Безумцы! Минутное благополучие их ослепляет. Им не по силам подавить и унизить французский народ. Войдя во Францию, они найдут там себе могилу. Солдаты! Нам предстоит совершить трудные переходы, воевать в сражениях, противостоять опасностям, но мы будем стойки, и победа будет за нами права, честь, благополучие страны будут вновь отвоеваны!