Текст книги "Дети железной дороги"
Автор книги: Эдит Несбит
Жанры:
Детская фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Глава IX
ГОРДОСТЬ ПЕРКСА
Было время завтрака. Мамино лицо светилось радостью, когда она разливала молоко и раскладывала ковшиком овсяную кашу.
– А я, ребятки, пристроила еще один рассказ, – сообщила она, – про Короля Мидий. Поэтому сегодня будут булочки к чаю. Скоро можно будет пойти к булочнику – к одиннадцати он их вынимает из печи.
Питер, Бобби и Филлис переглянулись между собой – было впечатление, что шесть глаз слились в сияющее пятно. Потом Бобби спросила:
– Мама, а можно мы попьем чай с булочками в другой раз? Сегодня же четверг.
– Мне все равно, когда. Но почему?
– Потому что скоро у Перкса день рождения. Нам надо подготовиться… Ему исполняется тридцать два года. Он с некоторых пор перестал отмечать свой день рождения, потому что ему некогда. Тут не что-то секретное – просто «миссис и крошки».
– То есть вы имеете в виду его жену и детей? – улыбнулась мама.
– Да, – сказала Филлис, – это он так выразился, а Бобби повторила.
– Мама, мы решили, – вступил Питер, – сами устроить ему день рождения. Ты ведь знаешь, как он к нам добр. Поэтому отдай нам этот день с булочками!
– Ведь последний раз булочки были на пятнадцатилетие Бобби! – вздохнула мама.
– Мы хотим один раз отказаться от булочек.
– Я понимаю. Надо купить одну большую булку и на ней сахарной пудрой написать поздравление Перксу, – сказала мама.
– Перкс – это его фамилия, – уточнил Питер, – а как его зовут, я даже не знаю.
– Я знаю! – выкрикнула Филлис. – Альберт. Я у него спрашивала.
– Мы напишем: А. П., – предложила мама. – Вы мне напомните, когда день наступит, и я вам помогу.
Хорошо, что они придут к Перксу не с пустыми руками. Но даже если они принесут четырнадцать булочек с розовыми инициалами «А. П.», этого недостаточно для настоящего торжества.
– Конечно, всегда положено дарить цветы, – напомнила Бобби, когда состоялся уже серьезный, решающий совет. Он происходил на сеновале, где валялась сломанная косилка, и в полу проделан был ряд отверстий. Через них сено сваливалось вниз на полки, а оттуда его перекладывали в кормушки для скотины.
– Зачем, – недоуменно пожал плечами Питер, – у него своих цветов вон сколько!
– Это неважно, – возразила Бобби, – все равно на день рождения принято дарить букет. Правда, учитывая, что у него в самом деле много своих цветов, мы просто используем цветы для отделки. Вот только нам пока нечего отделывать, кроме булочек.
– Давайте помолчим и подумаем, – внесла предложение Филлис. – Никто не будем говорить ни слова, пока у него не возникнет какая-нибудь мысль.
Они послушались совета Филлис и сидели молча до тех пор, пока бурая крыса, вероятно, думавшая, что на чердаке никого нет, не прошмыгнула отважно между сидящими. Но, как только Бобби чихнула, крыса смутилась и поспешила назад, решив про себя, что чердак, на котором происходят такие вещи, не предназначен для обитания крыс почтенного возраста, любящих спокойную жизнь.
– Ура! Я придумал, – закричал Питер, подпрыгивая и подбрасывая ногой кверху охапку сена, выпавшую из копны.
– Что? Что придумал? – в нетерпении допытывались сестры.
– Перкс добрый человек, он многим помогал в деревне. И надо, чтобы деревенские жители сообща устроили ему день рождения. Давайте обойдем дома и всем напомним про это. Соберем ему подарки.
– Мама ведь нам запретила просить у людей, – с опаской проговорила Филлис.
– Это она имела в виду, что для себя ни о чем не надо просить… Кстати, старому джентльмену тоже надо сказать!
– Да, но первым делом надо сказать маме, – заявила Бобби.
– Думаю, не стоит беспокоить ее по пустякам, особенно теперь, когда она так занята. Я предлагаю прямо сейчас спуститься в деревню и начать.
И они стали ходить по домам.
Миссис Рэнсом, старая дама на почте, спросила, что за особенный такой человек Перкс, что все должны отмечать день его рождения.
– Пусть все отмечают свои дни рождения, – ответила Бобби, – но у других это еще не скоро, а у Перкса мы знаем, когда.
– А у меня вот завтра день рождения, и почему-то никому до этого нет дела! Ступайте отсюда, – сказала женщина.
В одних домах детей принимали радушно, в других холодно. Кто-то отзывался на просьбы, а кто-то оставался глух. Очень трудное дело – просить, даже когда просишь за другого, а не за себя.
Когда ребята вернулись домой и подсчитали, сколько им дали подарков, то решили, что для первого дня все не так уж плохо. Питер вынул из кармана записную книжку и вслед за номерами поездов записал следующее:
ДАЛИ:
Трубка и табак из кондитерской
Полфунта* [23]23
* Фунт – английская мера веса, равная 453,6 гр.
[Закрыть]чая от бакалейщика
Шерстяной шарф, слегка полинявший, от мануфактурщика (в том же доме, где бакалейщик, но с другой стороны)
Чучело белки от доктора
ПООБЕЩАЛИ:
Кусок мяса от мясника
Шесть свежих яиц от женщины, что живет в коттедже по старой дороге
Соты с медом и шесть шнурков для обуви от сапожника, еще чугунный совок от кузнеца
На другой день утром Бобби встала рано и разбудила Филлис. Они так договорились. Питеру решили не говорить, потому что он сочтет их план глупостью. Если дело выгорит, тогда они ему скажут.
Девочки срезали большой розовый куст и поставили его в корзину вместе с игольницей, которую Филлис дарила Бобби ко дню рождения и очень красивым шейным платочком Филлис. Потом они написали на бумаге: «Миссис Рэнсом с любовью и лучшими пожеланиями вдень ее рождения». С этой корзинкой они сбегали на почту. Оставили подарок на стойке и убежали, не дожидаясь, пока миссис Рэнсом выйдет.
Когда девочки вернулись, Питер уже вовсю помогал маме по хозяйству и вел с ней доверительные разговоры.
– Я думаю, что плохого в этом ничего нет, – говорила мама, – лишь бы только он не обиделся и не решил, что ему принесли подачку. Ты ведь знаешь, бедные люди очень часто бывают горды и самолюбивы.
– Мы же не потому, что он бедный, а потому, что мы его любим, – вмешалась с порога Филлис.
– Я тут, Филлис, нашла несколько твоих вещей, из которых ты выросла. Я думаю, Перкс не обидится, если мы подарим это его дочке. Больше я ничего не могу подарить, мы сами ведь не богаты. А что вы ему написали?
– Так, ничего особенного, – ответила Бобби, которая как раз в этот момент принялась что-то набрасывать. – Я думаю, мама, подарки ему понравятся.
Утро пятнадцатого числа прошло замечательно. Булочки были куплены, и дети с удовольствием наблюдали, как мама выводит на них розовым сахаром буквы «А» и «П». Вы, конечно, знаете, как это делается? Вы сбиваете яичные белки с сахарной пудрой и добавляете несколько капелек кошенили* [24]24
* Кошениль – красная краска.
[Закрыть]. Потом вы из чистой белой бумаги делаете воронку с маленьким отверстием. Затем вы наливаете яйцо с сахаром в воронку и, как если бы это было перо, пишете ею по булочке.
Булочки с инициалами выглядели очень красиво, и пока они подсыхали в холодной печи, дети побежали в деревню за тем, что им вчера пообещали: за медом, совком и всем остальным.
На пороге почты они увидели миссис Рэнсом и поздоровались.
– А ну-ка, погодите! – остановила их пожилая женщина.
Они остановились.
– Розы – это от вас?
– Да! Они были самые свежие, какие только могут быть… А игольница – это я сделала, но дарит ее вам Бобби, – сбивчиво разъясняла Филлис.
– Корзину я вам хочу вернуть!
Женщина удалилась и вскоре вернулась с корзиной, полной крупного, спелого крыжовника.
– Я думаю, детям Перкса понравится, – улыбнулась пожилая женщина.
– Бабушка, какая вы добрая! – воскликнула Филлис, потом обняла женщину и прижалась к ее объемистому животу. – Перкс очень будет рад.
– Он-то не знаю, – добродушно пробормотала миссис Рэнсом, поглаживая плечо Филлис, – а вот уж я как довольна, даже выразить не могу. И игольница, и платочек, и эти чудесные розы – я никогда и не получала таких замечательных подарков. Вы добрые души! Послушайте, я вот что вспомнила. Там, за домом, в пристройке у меня есть колясочка. Я ее храню как память о моей Эмми. Она прожила всего полгода, моя девочка. И вот я хочу, чтобы коляска была у миссис Перкс. Она мне очень нравится, миссис Перкс. А мальчик у нее крупный, ей тяжело носить его на руках. Ничего, если я попрошу вас ей это отвезти?
– Ой! – воскликнули все трое в один голос.
Выкатив наружу детскую коляску, сняв с нее бумагу, в которую та была обернута, и вытерев пыль, женщина сказала:
– Вот, надо было давно ей подарить, но только теперь пришло в голову. Не знаю, примет ли она от меня подарок… Вы объясните ей, что это колясочка моей Эмми.
– Это же так хорошо, что в ней будет опять живой ребеночек! – воскликнула Бобби.
– Да! – женщина вздохнула и улыбнулась. – Подождите, я еще хочу послать детишкам Перксов мятные подушечки. У меня и для вас кое-что найдется из одежды и головных уборов.
Все подарки, собранные для Перкса, сложили в коляску, и вот в половине четвертого Бобби, Питер и Филлис торжественно ввезли все это в желтый дом, где обитали Перкс и его семья.
Комната имела очень опрятный вид. На полке стоял кувшинчик с луговыми цветами – крупными маргаритками, красным щавелем и еще разной перистой цветущей травкой.
Из помещения по соседству доносился плеск воды, а потом из приоткрытой двери высунулась мокрая головка мальчугана:
– Подождите, мама переодевается.
– Минутку! – донесся голос с узкой, только что чисто вымытой лестницы.
Прошло немного времени, и в комнату торопливым шагом, застегивая на ходу платье, вошла миссис Перкс. Волосы ее были гладко причесаны и собраны в пучок на затылке. От нее пахло душистым мылом.
– Надо уж мне привести себя в порядок, – говорила она, выходя. – Перкс вздумал праздновать свой день рождения. И что ему взбрело в голову? Понятно, что детей мы поздравляем с днем рождения. Но нам-то, взрослым, это зачем?
– Мы узнали, что у него день рождения, – сказала Бобби, – и у нас для него подарки. Они там, за дверью, в коляске.
Миссис Перкс распаковывала подарки, то и дело вздыхая. Все было завернуто в несколько слоев бумаги и повязано лентами. Она напугала детей, когда вдруг, упав на деревянный стул, принялась громко рыдать.
– Не надо! Не надо плакать! – заговорили ребята наперебой.
А Питер, как самый рассудительный, сказал:
– Вам, наверное, что-то из этого не понравилось. Не плачьте – мы это заберем назад.
Женщина продолжала плакать. Младшие Перксы, вымытые дочиста, стояли у двери ванной комнаты и удивленно таращили глаза на нежданных гостей.
– Вам не нравится? – переспросил Питер, а его сестры подошли и стали нежно гладить миссис Перкс по плечам и спине.
Женщина перестала плакать так же внезапно, как начала.
– Нет, что вы! Мне все очень нравится. Это же он первый раз в жизни такотмечает свой день рождения. Его и в детстве никогда никто не поздравлял. Он воспитывался у дяди, а тот был торговец кукурузными початками – сам выращивал и сам продавал. Потом он разорился… Мне все, все тут нравится!
Потом миссис Перкс стала рассказывать детям разные истории, но я не буду их пересказывать, потому что Бобби, Питер и Филлис не похвалили бы меня за это. От бесконечных восторгов женщины у детей горели уши и пылали щеки. Им стыдно было принимать такие, как им казалось, незаслуженные похвалы.
Наконец, Питер сказал:
– Если вы будете нас так захваливать, мы обидимся и уйдем. А нам хотелось бы остаться и посмотреть, как Перкс тоже обрадуется… Но если вы не перестанете, нам придется уйти!
– Хорошо, я не пророню больше ни слова, – весело улыбаясь, сказала женщина. – Но я же не могу перестать думать. А думать я буду все равно так же…
– Тарелка для булочек у вас найдется? – решительно спросила Бобби, чтобы переменить тему разговора.
Миссис Перкс принялась поспешно накрывать на стол. Булочки, мед, крыжовник – все было разложено по тарелкам, а розы стояли в кувшинчиках из-под варенья. Стол получился, по выражению миссис Перкс, как у принцев.
– Ведь это надо же! Он хоть сказал про день рождения, но я думала, что поставлю цветочки на стол, и посидим с детишками и с кошкой. Я все, что у меня было накоплено, потратила на его любимый табак. Купила целую унцию* [25]25
* Унция – английская мера веса, равная 31,1 гр.
[Закрыть]. Но я-то думала, что перенесем празднование на воскресный день. А это… Глядите-ка, вот и он уже тут.
Скрипнула дверь, и на пороге маленькой комнаты показался хозяин.
– Послушайте, – прошептала Бобби, – мы сейчас спрячемся в кухне, а вы ему скажете. Или нет. Вы сначала подарите ему табак, он же его так любит, а потом уже расскажите, что мы пришли в гости. А потом мы выйдем и хором его поздравим.
План был замечательный, но наделе вышло не совсем так, как было задумало. Дети успели добежать только до ванной комнаты, и им пришлось сперва затолкнуть туда шумную малышню – детишек Перксов. Дверь запереть не удалось по той причине, что ванная комнатка была слишком тесной для детей из «Трех Труб», детей Перксов, катков для белья, медных тазов и всей прочей наваленной там утвари. Они стояли, прижавшись друг к другу, и вслушивались в разговор в кухне.
– Здорово, старуха! – донесся до них голос Перкса. – Красиво ты все убрала, ничего не скажешь.
– А как же! Сегодня же твой день рождения, Берт. И вот тут целая унция того, что ты особенно любишь. Я еще в воскресенье за ним сходила, когда ты мне напомнил про это…
– Старушка моя! Девочка моя милая! – после этих слов послышался звук поцелуя.
– Постой!.. А что это за коляска? И свертки? А сладости откуда ты добыла?
Что отвечала миссис Перкс, детям не довелось услышать, потому что в этот момент Бобби схватилась за карман своего платья и в ужасе всплеснула руками:
– Какие же мы растяпы! – прошептала она. – Мы забыли приклеить ярлычки к подаркам. Так же не делают! Подарки не дарят от всех – надо, чтобы каждый подарок был от кого-то одного, и потом тут не только наше, а и от людей.
– Тише! – приказал ей Питер.
И тут услышали голос Перкса, сердитый и громкий.
– А что же делать? Они ведь пришли поздравить… – растерянно бормотала хозяйка.
– Так вот это кто! – уже мягче проговорил Перкс. – Это наши друзья, дети из «Трех Труб»! – Я уж подумал, – продолжал он, – что, может быть, ангел небесный нам все это послал. Мы ведь весь год не делали плохого и ничего особенно для себя не требовали.
И вдруг его голос опять приобрел сердитый оттенок.
– А вообще, что это такое? Мы скромные люди, Нелл. Живем не хуже других, всего нам хватает. С какой стати вся эта ненужная благотворительность? Неужели тебя это не оскорбляет, Нелл?
– Тише, прошу тебя! Они там, в ванной комнате, они могут все услышать, что ты говоришь!
– А мне и надо, чтобы они слышали, – кричал рассерженный Перкс. – Я им уже говорил раньше, и теперь еще раз скажу!
С этими словами он подошел к ванной комнате и, взявшись за ручки двух створок, открыл комнату настежь, представ перед сбившимися в испуге детьми.
– Выходите все! Выходите и рассказывайте, с чего вы все это устроили. Я что, жаловался вам на нужду, выпрашивал милостыню?
– Я думала, что вы обрадуетесь! – со слезами в голосе воскликнула Филлис. – Я теперь вообще никогда никому не буду делать добро. И это из-за вас!
– Мы это из самых лучших побуждений, поверьте, – растерянно пробормотал Питер.
– Вот именно, благими намерениями выстлана дорога знаете куда?
– Но ведь так надоделать – дарить! Мы всегда друг другу дарим подарки на дни рождения.
– Родственникам дарят, это правильно. А чужим людям – с какой стати?
– Нет, – спорила Бобби, – нам и слуги дарили на дни рождения, когда мы жили в нашем старом доме. И мы дарили слугам. А когда был мой день рождения, мама мне подарила свою любимую брошку в форме лютика, а миссис Вайни отдала два своих любимых стеклянных горшочка. И никому не пришло в голову сказать, что она занималась благотворительностью.
– Вот и мне подарили бы два стеклянных горшочка, я бы только радовался. А это что? Нанесли сюда кучу всего!
– Вы думаете, что это все от нас? – с удивлением спросил Питер. – Нет, это от очень многих деревенских жителей. Мы только забыли наклеить бумажки.
– А кто же, интересно, поставил в известность деревенских жителей?
– Ну, мы, – просопела Филлис.
Мистер Перкс тяжело упал в большое кресло с подлокотниками и уставился на них с «мрачным отчаянием», как выразилась Бобби, вспоминая об этом годы спустя.
– Как же это надо понимать? Что вы ходили из дома в дом и везде сообщали, что мы не можем свести концы с концами? Вы на всю деревню меня опозорили. Сейчас же ступайте и возвращайте все назад. И если вам по-прежнему кажется, что вы сделали для нас доброе дело, то я вас больше знать не хочу!
Сказав это, он намеренно резко повернул кресло, сев к детям спиной. Ножки кресла заскрежетали по кирпичному полу, и это был единственный звук, нарушивший молчание.
– Как же все ужасно получилось! – воскликнула, наконец, Бобби.
– Да, вот именно, – не поворачиваясь, ответил Перкс.
– Послушайте, – в отчаянии почти закричала Бобби, – раз так, то мы сейчас уйдем, и вы можете, если хотите, забыть о нашем существовании!
– Нет, – чуть слышно произнесла Филлис, – хоть вы и очень плохо с нами поступили, мы все равно считаем вас своим другом.
– Успокойтесь, наконец! – возвысил голос стоявший в стороне Питер, и было непонятно, к кому он обращается.
– Но прежде, чем мы уйдем, – с отчаянной решимостью продолжила Бобби, – позвольте нам показать наклейки, которые мы должны были приклеить к подаркам.
– Зачем? Кроме чемоданной наклейки на моем скудном жизненном багаже, мне не нужно никаких ярлыков. Что же, вы думаете, я для того себя все утро обихаживал и свою миссис вместе с детьми засунул в ванную комнату, чтобы меня выставили на посмешище перед всей деревней?
– Какое же посмешище? – вставил Питер. – Вы просто не знаете, как люди к вам относятся!
– Вы, как бы это сказать?.. Вы мнительный человек, – жалобно проговорила Филлис. – Вы уже однажды напрасно подумали про нас плохо, помните, когда решили, что мы от вас скрываем секреты русского господина? Позвольте Бобби рассказать про наклейки.
– Хорошо, пусть рассказывает, – неохотно проронил Перкс.
– Тогда послушайте, – сказала Бобби, с несчастным видом, но несколько обнадеженная, начиная рыться в своем туго набитом кармане, – мы будем читать все, что говорили люди, когда дарили вам вещь, а потом скажем, кто был этот подаривший. Мама предупреждала, чтобы мы нигде не напутали. Сейчас я вам прочту, что она там написала!
Но Бобби трудно было читать, она несколько раз проглотила слюну, прежде чем смогла начать.
Миссис Перкс не переставая плакала, с тех пор как ее муж открыл ванную комнату. Но теперь она собралась с духом и, переведя дыхание, сказала:
– Вы не расстраивайтесь, мисс. Я-то понимаю, что вы хотели только добра. Надеюсь, что и он поймет.
– Так я начну читать? – спросила Бобби, роняя слезы на рассыпанные по столу наклейки. – Сначала мамина. Послушайте, что она написала:
«Эти маленькие платьица я передаю дочкам мистера и миссис Перкс. Их носила Филлис, но они стали ей малы. Я надеюсь, что мистер Перкс не обидится на меня и не решит, что я делаю благотворительное пожертвование. Хочется хоть как-то отблагодарить его за сердечное отношение к моим детям. К сожалению, большего я не могу: мы сами очень бедны».
Бобби сделала паузу.
– От мамы мы все принимаем, она у вас славная. Нелл, платьица мы берем, тут я не возражаю.
– Там, – продолжала Бобби, – детская коляска, крыжовник и конфеты. Это все от миссис Рэнсом. Мы записали ее слова, а мама слегка поправила:
«Дети мистера Перкса, наверное, как все дети, любят сладости. А колясочка – это память о моей Эмми. Она прожила лишь полгода, и это все, что у нее было. Мне приятно, что миссис Перкс будет катать в ней своего прелестного мальчугана. Как жаль, что я раньше не сообразила подарить им это».
– Она просила передать, что это колясочка ее дочурки Эмми, -добавила Бобби.
– Коляску, Берт, я назад не повезу, – очень твердо и спокойно сказала миссис Перкс, – сколько бы ты меня ни просил.
– А я и не прошу! – огрызнулся Перкс.
– Вот тут, – продолжала Бобби, – совок. Мистер Джеймс сам его для вас смастерил. И он просил предать… Вот тут мы с мамой записали его слова:
«Дарю вам совок в подарок ко дню рождения. И если надо сделать или починить обувь для детей или сбрую для лошади, я все сделаю и ничего с вас не возьму».
– Да, Джеймс вообще-то добрый малый.
– И вот еще он передает вам мед и шнурки для башмаков. Он сказал, что вы человек, который живет своим трудом и заслуживает уважения. И то же самое сказал бакалейщик. Потом еще одна женщина, которая живет у дороги, вспомнила, как вы, когда еще были мальчиком, помогли ей разбить сад. И говорила, что без вас она бы тут не осела так прочно, – я не знаю, что она имела в виду. И все, к кому мы обращались, говорили, что очень вас любят, и что мы хорошо сделали, сказав им про ваш день рождения. И никто даже не упомянул ни про какую благотворительность. А старый джентльмен дарит вам золотой шиллинг, потому что вы человек, знающий свое дело. Я думаю, вам приятно будет узнать, как люди вас любят. А я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой несчастной, как сегодня. Простите нас. И до свидания. Она повернулась, чтобы уйти.
– Постой, – проговорил Перкс, все еще сидевший спиной к гостям. – Я готов взять назад каждое слово, которым я вас огорчил. Нелл, скорее ставь чайник!
– Мы потом унесем вещи, если они вас огорчают, хотя вы тогда расстроите людей, которые их подарили, – сказал Питер.
– Меня уже не огорчают… Я не знаю… – он, наконец, повернулся в кресле, и у него было странное, перекошенное лицо. – Я даже не знаю, что меня больше радует. Не столько все-таки подарки, хотя собрание вышло первоклассное, сколько доброе расположение людей. Я даже не подозревал, что нас окружают такие люди. А ты, Нелл? Ты – подозревала?
– Все вели себя достойно, Берт, кроме… – Нелл запнулась, – если ты хочешь знать мое мнение, то я скажу, что ты устроил совершенное безобразие – и совершенно без повода.
– Я, конечно, неправильно подумал. Но ведь, с другой стороны, если человек сам себя не уважает, то разве люди станут его уважать?
– Вас все и уважают! С кем мы ни говорили, каждый произнес именно это слово! – радостно воскликнула Бобби.
– И если вы это поняли, то вас это должно радовать, – просияла Филлис.
– Фу! – вздохнул Перкс. – Так вы остаетесь на чай?
Когда сели за стол, Питер сразу же предложил тост за здоровье мистера Перкса. Пили, разумеется, чай, но тосты произносились по всем правилам. А в конце тост произнес сам виновник торжества:
– Я пью за то, чтобы гирлянда моих друзей вечно зеленела!
Дети не ожидали, что Перкс может выражаться столь поэтически.
* * *
– Веселые они ребятишки! – говорил мистер Перкс, когда они с женой укладывались спать.
– Они-то чудесные, благослови Бог их сердца. Зато ты – самый тяжелый и невыносимый человек на белом свете. Я просто сгорала сегодня со стыда, вот что я тебе скажу.
– Это ты напрасно, старуха. Я же исправился, когда понял, что это не благотворительность. А подачек я и впредь ни от кого не приму.
* * *
Праздник по случаю дня рождения принес радость всем. Мистер Перкс, миссис Перкс и младшие Перксы радовались новым вещицам и добрым мыслям своих соседей. Дети из «Трех Труб» радовались, что план их, чуть было не сорвавшийся, все же осуществился. Миссис Рэнсом радовалась всякий раз, когда видела в подаренной ею коляске веселого, упитанного малыша. А мистер Перкс, обойдя с благодарностью всех, от кого были присланы ему подарки, радовался тому, что у него, оказывается, так много добрых друзей.
– Да, – рассуждал Перкс, – важен не поступок сам по себе, а то, с какими чувствами и намерениями человек его совершил. И если бы это была благотворительность…
– Опять ты про свое! Пойми, что если бы даже мы впали в такую нужду, что пришлось бы просить, то никто бы не пришел к нам с подачкой, а пришли бы с дружеской помощью.
Когда однажды к Перксам заглянул священник, она обратилась к нему с тем же вопросом: «Их подарки – это ведь было дружеское расположение?»
– Я думаю, это любовь, и дружба, и милосердие, – ответил священник.
Как видите, все получило хорошее завершение. Но помните, что когда вы хотите помочь человеку, надо сделать это обдуманно и осторожно, чтобы не обидеть его. Потому что, как сказал после долгого размышления Перкс, важен не поступок сам по себе, а то, с какими чувствами и намерениями он совершается.