Текст книги "Дом, который построил Джек"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– И тогда мы прикинули, что если эти два засранца хиппи наблюдают за домом с таким интересом…

– Сидя так, словно им принадлежит эта чертова улица…

– Не заботясь о том, что их могут увидеть, что их внимание к этому дому может показаться подозрительным…

– В общем, мы подумали: они настолько чем-то поглощены, что вряд ли заметят, если кто-то подойдет сзади к их машине и проверит номерной знак.

– Поэтому когда я сменил Чарли, он прошел по побережью до Пеликанового рифа, а потом вернулся обратно по улице и засек номерной знак на машине…

– И проверил его через автосправочную, – сказал Ник.

– И узнал имя и адрес человека, которому принадлежит эта машина, – сказал Чарли, ухмыляясь.

– Она зарегистрирована в Сент-Пите, – сказал Ник.

– Что означает, что они не местные и остановились здесь в каком-нибудь мотеле…

– И у нас есть возможность отыскать их, даже если их и не сцапают с поличным в доме Пэрриша…

– Если только они не спят прямо на побережье, что, судя по их виду, весьма вероятно.

– Как его зовут? – спросил Уоррен.

– Артур Нельсон Хэрли, – ответил Чарли. – Только я не могу вам сказать, тот ли это, который весь в черном, или это рыжий. – Его ухмылка стала еще шире. – Это оттого, что я всего лишь плохонький старый любитель, вы же понимаете.

– Давайте-ка снова позовем эту маленькую девчушку и попросим у нее еще немного пивка, – сказал Ник.

Глава 4

А ВОТ И ТОТ САМЫЙ МУЖЧИНА ПОМЯТЫЙ,

ЦЕЛУЕТ ОН ДЕВУШКУ, СТРАХОМ ОБЪЯТУЮ…

В телефонном справочнике Калузы, на его желтых страницах были номера сорока девяти гостиниц и двухсот шестнадцати мотелей. В понедельник утром, восьмого февраля двое мужчин, работавших на юридическую фирму «Саммервилл и Хоуп», поделили между собой гостиницы и мотели и принялись обзванивать их.

Двадцатипятилетний Эндрю Холмс работал со списком мотелей. Он имел докторскую юридическую степень, полученную в Мичиганском университете, а в конце июля собирался сдавать экзамены в адвокатуру. Фирма «Саммервилл и Хоуп» платила ему сорок тысяч долларов в год за работу в качестве помощника юриста. Фирма также обещала немедленное повышение оклада до пятидесяти тысяч в год, когда его примут в адвокатуру. Если бы Эндрю захотел остаться в Нью-Йорке, он смог бы начать с шестидесяти – семидесяти тысяч баксов в год, потому что сдал экзамены с отличием и был редактором «Юридического обозрения». И вот теперь, в этот дождливый понедельник, он сидит здесь, во Флориде, непрерывно набирая номера телефонов и любезно прося позвать Артура Нельсона Хэрли.

В наружном вестибюле Синтия Хьюлен за своим секретарским столиком работала по списку гостиниц, который был значительно короче, и прерывалась только для того, чтобы отвечать на звонки из города. С того места, где она сидела, скрестив свои восхитительные ножки, в большие окна вестибюля ей было отлично видно, что происходит на улице. По тротуарам барабанил дождь, он струился по водостокам, заливал полотно дорог. Она еще никогда в жизни не видела такого сильного дождя. Она родилась и выросла в Калузе, теперь ей было двадцать пять, и никогда еще, ни разу, не было такого настойчивого, обильного, непрерывного, кажущегося вечным, проклятого дождя. А Синтия обожала солнце и старалась не пропустить ни малейшей возможности позагорать на побережье или в лодке. Но загар начинал блекнуть. Она заметила это, когда потянулась к трубке телефона. Посмотрела на свою руку, повернула ее: да, ее загар определенно сходил. Она вздохнула, сверилась со списком гостиниц и стала набирать номер прибрежного клуба «Край полумесяца» в Сабал-Кей, когда на ее пульте вспыхнул огонек – звонили из города. Она нажала кнопку и сказала:

– Доброе утро, фирма «Саммервилл и Хоуп».

– Позовите, пожалуйста, Мэтью Хоупа.

– Алло? – сказал Мэтью. – Кто его спрашивает?

– Мэтью?

– Да, Марси.

– Как ты живешь?

Это была Марси Франклин, которая, – во всяком случае, до середины прошлого месяца – считала Мэтью премилой принадлежностью своей жизни. Ей было тридцать три года, но иногда ее голос звучал как у подростка. Именно он так звучал, когда, пытаясь сладить с прерывистым дыханием, она призналась, что повстречала шестидесятилетнего профессора гуманитарных наук из Нью-колледжа в Сарасоте и безумно влюбилась в него, и вот почему она, хотя и получала огромное наслаждение от недолгих – с двадцать четвертого декабря по тринадцатое января – отношений с Мэтью, теперь чувствует, что им следует покончить с этим, хорошо?

В канун Нового года Марси призналась, что любит его и что он убийственно красив. Он, правда, не поверил ей. Но все равно, это было очень мило с ее стороны.

При росте сто восемьдесят три сантиметра и весе восемьдесят два килограмма, с темными волосами и карими глазами, Мэтью не обольщался относительно своей внешности, считая, что есть гораздо более красивые и эффектные мужчины. Он ходил в бассейн «Наутилус». Три раза в неделю, и большинство спортивных тренажеров, которыми он пользовался, были установлены на мощность в восемьдесят килограммов. Он играл в теннис на уровне второго разряда, с довольно паршивеньким левым ударом и еще худшей подачей. Он имел белую шестиметровую яхту «Кикс», которую он никогда даже и не выводил в залив. Ему было тридцать восемь, так что осторожнее надо, старичок, осторожнее…

Но в присутствии изумрудно-зеленых глаз Марси… Он был быстрее ветра и был способен одним скачком брать самые немыслимые высоты. Теперь это станет воспоминанием, как и этот голос в телефонной трубке.

– Мэтью, – сказала она, – я вот почему звоню: Джейсон ведь не знает о нас с тобой…

– Джейсон?

– Мой жених.

Он уже был ее женихом. Фантастика!

– Он не знает про наши отношения, и я надеюсь, что если ты собираешься присутствовать на балу Посейдона в эту субботу, ты не дашь понять ни словом, ни жестом, что мы с тобой знаем друг друга немного больше просто поверхностного знакомства. Ну, как-то довольно коротко. И знаешь ли, не стоит смотретьна меня так, как будто ты знаком со мной ближе, чем должен считать Джейсон, вот чего я хочу.

– Марси, я никогда не скажу твоему жениху, что мы с тобой друг друга близко знаем.

– Хорошо. И никаких томных взглядов, Мэтью, никаких тайных прикосновений, никаких…

– Да я даже не приглашу тебя танцевать.

– Отлично. Извини меня, но он очень ревнив.

– Я понимаю. Спасибо, что позвонила, Марси.

– И не подсаживайся за наш столик поболтать.

– Зачем мне это делать?

– У него, понимаешь, есть этакие антенки.

– Прости, мне представился таракан. У него тоже есть… Прости.

– Я тебе говорю, он может улавливать даже сигналы.

– Не сидеть, не болтать, не смотреть, не прикасаться, не танцевать, я все усвоил, – сказан Мэтью. – Я тебя никогда не знал, ладно?

– Ну, ты не обязан заходить настолькодалеко, хотя…

– Расслабься. Я не буду на этом балу.

– Но ты говорил…

– Нет, Марси. Тебе не о чем беспокоиться. Я весь вечер в эту субботу буду сидеть дома, один-одинешенек…

– Перестань, Мэтью.

– Буду прихлебывать мартини и таращиться на дождь…

– До свидания, Мэтью, мне пора бежать.

– До свидания, Марси, – сказал он и повесил трубку.

Он сидел, хмуро глядя на телефон, вдруг осознав, как ему обидно, что она бросила его с такой небрежностью. Она ведь говорила: «Я люблю тебя, Мэтью Хоуп». Как раз в канун Нового года: «Я люблю тебя, Мэтью Хоуп».

Выбираясь из «ягуара» на автомобильной стоянке братьев Джордж, Леона Саммервилл высоко обнажила ножки, чем привлекла внимание четырех подростков, которые пытались запихнуть упакованную стиральную машину в пикапчик. Один из них крикнул ей:

– Эй, мамаша!

А другой спросил:

– Как тебя зовут, сладенькая?

Леона улыбнулась. Когда она входила во вращающиеся двери универмага, какой-то мужчина шел ей навстречу. Он прокрутился в дверях и снова вошел следом за ней в магазин. Он стоял, качая головой от изумления, и следил взглядом, как она, вихляя бедрами, пробирается в толпе к эскалатору. Когда Уоррен проходил мимо, мужчина повернулся к нему и сказал: «М-да», а потом, все еще качая головой, вышел из универмага. Уоррен быстро прошел по залу, вступил на эскалатор и посмотрел вверх, на Леону, которая еще не сошла с движущейся ленты, и взволнованно отвернулся, поняв, что из-под коротенькой юбки может увидеть ее трусики.

Она сошла с эскалатора на втором этаже, и он последовал за ней в отдел дамского белья – в деловой Калузе, у братьев Джордж это называлось «Интимные одеяния», о чем и гласила надпись, выполненная зеленым шрифтом на розовато-лиловом фоне. Леона прошла мимо женщины-манекена, одетой в черное нижнее белье: бюстгальтер, пояс с подвязками, сетчатые чулки и трусики, оканчивающиеся низко на бедрах.

Интимные одеяния. Многие с трудом могли бы верно написать слово «одеяния». Они бы спутали «е» с «и» или «я» с «е», если бы их попросить произнести это по буквам, не глядя на надпись. Но только не он. Слово «одеяния» часто встречалось ему, когда он печатал донесения для управления полиции в Сент-Луисе, поскольку старшим офицерам почему-то всегда хотелось знать, какого рода это чертово одеяниебыло надето на том или другом человеке.

На Леоне была бледно-голубая мини-юбка из грубой хлопчатобумажной ткани со слегка расстегнутой медной «молнией» на левом бедре. В этой юбке, в белых сандалиях на высоком каблуке она выглядела высокой голоногой девчонкой, но короткая белая тенниска подчеркивала, что она – женщина: с мощными грудями и напрягшимися сосками, возможно, потому, что она не носила бюстгальтеров.

Уоррен, возможно, ошибался относительно причин изменения веса и фасона прически или звонков из телефонов-автоматов, но был совершенно прав насчет тоненькой тенниски и отсутствия бюстгальтера на даме, столь отлично сложенной, как Леона Саммервилл. Если бы она была его женой, он ни за что не разрешил бы ей выходить из дому в таком одеянии, даже если бы он шел рядом и она была прикована наручниками к его левому запястью.

Уоррен готов был поклясться, что как раз сейчас у нее начинается какая-то интрижка. Она разглядывала красный пояс с подвязками. А он в другом конце магазина стал перебирать какие-то шнурки и ленты. Леона теперь смотрела на красные сетчатые чулки, а он – на нее. «Бог мой, – подумал Уоррен. – Эта дама…»

Вдруг она обернулась, и их глаза встретились. На ее лице появилось слегка лукавое выражение. У него сердце подскочило к горлу, и он отвернулся. Но она уже засекла его. Никогда в его жизни не случалось такого. Никогда!Он ведь следил за машинами в Сент-Луисе, у их владельцев были радары, позволяющие учуять легавых, если они были где-то на расстоянии мили, и – никогда!И вот в этой захолустной крохотной Калузе его засекает какая-то домохозяйка, которая трахается направо и налево!

О, Бог мой!

– Алло?

– Простите, это мотель «Олбемарль»?

– Да.

Лиззи Борден [4]4
  Лиззи Борден – жена сэра Роберта Бордена (1854–1937), виднейшего канадского политического деятеля, премьер-министра Канады в 1911–1920 годах.


[Закрыть]останавливалась в гостинице«Олбемарль» во время ее визита в Лондон в 1890 году. Эндрю Холмс знал подобные вещи.

– Скажите, у вас не остановился мистер Хэрли?

– Хэрли?

– Да, Артур Нельсон Хэрли.

– Одну секунду, – ответил мужчина на другом конце провода.

Эндрю ждал. Угол Пиккадилли и Олбемарля. Ему хотелось спросить у мужчины, с которым он разговаривал, а не знает ли он, что когда-то и в Лондоне была гостиница «Олбемарль».

– Никто под таким именем у нас не зарегистрирован, – ответили ему.

– А вы не могли бы сказать, не регистрировался ли он у вас в последние несколько дней?

– Нет, – сказал мужчина и повесил трубку.

Все там же. Все в том же сереньком «форде». Высокий негр со сложением баскетболиста, в темных очках, в хлопковых брюках-слаксах, в желтовато-коричневом свитере с рукавами, закатанными до локтей. Он ушел сразу, как только она посмотрела на него там, в отделе дамского белья, и снова ждет ее у магазина.

Дождь тем временем немного ослаб. И, не открывая зонтика, Леона быстро пошла к «ягуару», обходя лужи. Она открыла дверцу со стороны водительского места, забралась внутрь, опустила стекло, бросила зонтик на заднее сиденье и завела двигатель. Сзади, за двумя дорожками и тремя машинами, завелся двигатель «форда». Она, пятясь, вывела «ягуар» с места парковки, все время смотря в зеркало заднего обзора, а потом свернула на дорожку, ведущую к выезду с автомобильной стоянки на главную улицу. И снова посмотрела в зеркало. Серый «форд» как раз выезжал следом за ней.

Она сделала правый поворот на главную улицу. И «форд» сделал правый поворот. «Отлично, – подумала она, – а теперь проверим-ка по-настоящему». И минут десять она крутила этот «форд» через левые и правые повороты по деловой части Калузы, а потом повернула на юг, на Тамайами-Трейл, двигаясь в направлении Манакавы, после чего снова повернула на север, к Калузе. «Форд» ехал сзади.

Леона читала о насильниках, об убийцах, которые целыми днями преследовали свою жертву. Она подумала, не остановить ли ей полицейский автомобиль. Странно, но она не испугалась, а лишь испытывала раздражение. Часы на приборной доске показывали уже без десяти двенадцать, и ей вовсе ни к чему было это осложнение. Она проверила время по своим наручным часам. И не знала, что делать, может быть, стоило позвонить и отложить встречу.

Но все-таки она поехала по бульвару Бэйоу, а «форд», пропустив вперед пять машин, следовал за ней. Она въехала на автомобильную стоянку административного здания Бэйоу и, посмотрев в зеркало заднего обзора, увидела, что «форд» еще не припарковался.

Снова зарядил сильный дождь. Было без пяти двенадцать. Она посмотрелась в зеркало, немного подкрасила губы, а потом стерла. Швырнула косметическую салфетку в небольшой пластиковый контейнер для мусора. Было без трех двенадцать.

«Форд» припарковался и выключил двигатель. Леона закурила сигарету, посидела, смакуя ее и поглядывая на часы. Двери конторы, расположенные на одном уровне с тротуаром, распахнулись. Черный зонтик, а все остальное белое: белая юбка, маленькая шапочка, рейтузы, унылые туфли на резиновой подошве. Выбегает под дождь. И бежит в маленькую красную «тойоту». Юбка мечется, дверцы автомобиля захлопываются. Включается двигатель. Машина уезжает.

Леона загасила сигарету. Часы показывали пять минут первого. Она достала с заднего сиденья зонтик, раскрыла дверцу и зонтик почти одновременно и вышла под дождь. Юбка взлетела высоко к ее бедрам, оголяя длинные ноги.

Когда она стремительно шла к зданию, то ощущала на своей спине взгляд негра.

– Мистер Хоуп?

– Да, Син?

– Звонит… бывшая жена…По шестому каналу.

– Мерси. Есть какие-нибудь успехи по звонкам?

– Пока нет.

– Продолжайте звонить.

– Я дошла до гостиницы «Магнолия».

– Отлично. Спасибо.

Он нажал шестую кнопку.

– Привет, Сьюзен, – сказал он.

– Как живешь, Мэтью?

– Спасибо, отлично. А ты как?

– Просто замечательно. Ты не собираешься на бал Посейдона в субботу вечером?

Ах, эта добрая старушка Сьюзен. Попала прямо в яблочко.

– Почему ты спрашиваешь? Хочешь помочь мне повязать галстук?

– Нет, спасибо, я делала это много лет, – сказала Сьюзен.

– Может, хочешь застегнуть мне запонки?

– И это я делала, – сказала она.

– Так почему же ты хочешь это знать, сладенькая?

– Ты назвал меня «сладенькая»? Мэтью…

Поосторожнее, не болтай чепуху, у нее что-то важное.

– Да, сладенькая, – сказал он, – я назвал тебя сладенькой. Сила привычки, знаешь ли. Извини.

– Только не называй меня «сладенькой» на балу, ладно?

– Подожди, не говори мне ничего, – сказал он. – Ты будешь там с одним старым тараканом, и ты хочешь, чтобы я ни словом, ни жестом не показывал, что мы с тобой когда-то были вместе…

– Тепло, но пока не горячо, – сказала Сьюзен. – Ему двадцать три года, и он…

– Сьюзен, как тебе не стыдно!

– Мэтью, пожалуйста, не позволяй себе…

– Двадцать три?

– Мэтью…

– Извини. Но все-таки двадцать три?!

– Да, и он футболист и играет за «Бакс». А рост у него сто девяносто три, Мэтью… И весит он сто десять килограммов…

– Ну, понятное дело, футболист.

– И он оченьревнив. Вот поэтому-то я и звоню. Я не хочу никаких неприятностей в субботу вечером, Мэтью…

– Так и я тоже не хочу!

– Так что, пожалуйста, не приглашай меня танцевать…

– Обещаю.

– И не болтай со мной…

– Не буду сидеть рядом, не буду смотреть на тебя. Я все понял, Сьюзен.

– Мэтью, это не шутка. Я искренне боюсь за тебя.

– Тогда я останусь дома и на бал не пойду.

– Мэтью…

– Буду прихлебывать мартини и глазеть на дождь за окном. Может, и ты составишь мне компанию. Мы опробуем мой новый надувной матрас.

– Но ты же ведь в самом делене купил надувной матрас?

– А ты приди и проверь, Сьюзен.

– Не искушай меня, – сказала она и повесила трубку.

– Я тоже люблю тебя, – сказал он молчащему телефону и положил трубку на место.

Он еще не успел убрать руку, как раздался звонок.

– Да?

– Миссис Саммервилл на пятом канале, – сказала Синтия.

– Спрашивает меня?

– Да.

– Хорошо, я возьму трубку.

Он нажал пятую кнопку.

– Привет, Леона.

– Мэтью, извини, что беспокою тебя, ты, должно быть, занят… Нельзя ли встретиться с тобой сегодня вечером?

Он немного помолчал, раздумывая.

– Мэтью?

– Да-да. Что стряслось-то, Леона?

– Я не хочу обсуждать это по телефону, не хочу приезжать к тебе в контору, не хочу, чтобы узнал Фрэнк.

– Так в чем дело, Леона?

Он-то знал, в чем дело. Это не просто звонок женщины, которую ты знаешь многие годы, и она жена твоего партнера и просит о встрече, но только не в конторе, потому что она не хочет, чтобы ее муж узнал, потому что тогда ей грозит развод.

– Ты можешь встретиться со мной в Марина-Лоу, в пять часов? – спросила она.

– Хорошо.

– Вот тогда и поговорим.

– Да, Леона.

– Спасибо, Мэтью.

Он положил трубку. И почувствовал, что ему хочется завопить: телефон зазвонил снова. Он снял трубку.

– Да?

– Мистер Хоуп, это Эндрю.

– Я слушаю вас, Эндрю.

– Мы нашли его, мистер Хоуп.

Проблема оказалась сложной.

С этим нельзя было пойти в полицию. Мэтью не мог позвонить Морису Блуму и сказать, что он нашел мужчину в черном, остановившегося в одном из мотелей Калузы, наблюдавшего за домом Пэрриша в субботу, а утром в день убийства опрометью бежавшего вдоль залива. В чем, собственно, не было преступления, если, конечно, он не совершил убийства, прежде чем сделать пробежку вверх по побережью.

Мэтью сначала позвонил в контору Уоррена, но отозвался автоответчик, и он продиктовал, что они обнаружили Артура Нельсона Хэрли, и попросил, чтобы Уоррен ему срочно перезвонил. Он хотел вместе с ним, умным и опытным офицером полиции, съездить в мотель, чтобы уменьшить риск, который всегда есть при встрече с возможным убийцей. У Уоррена был при себе пистолет, и он умел им пользоваться – пример тому пристреленный енот.

Шел уже третий час, и Мэтью нервничал. Он боялся потерять Хэрли. Было бы совсем хорошо, если бы тот попытался явиться в дом Пэрриша, и тогда бы они схватили его таким вотобразом за незаконное проникновение и возможную кражу имущества, что являлось правонарушением второй степени параграф 810.08. Тогда Блум мог бы задать ему много вопросов, включая и тот, где он находился в семь часов утра тридцатого января.

Но если Хэрли не вернется, если он заметил, что дом под наблюдением, то у них есть его адрес в Сент-Питерсберге, который дала автосправочная. Поэтому они могут и там его выследить. Правда, для убийцы он ведет себя несколько странно: почти сутки торчит у дома убитого и не спешит убраться – поскорее и подальше.

Мэтью не хотелось ехать в мотель одному, но пришлось.

Мотель назывался «Прибрежный замок Кале» и находился в двенадцати милях от побережья.

Несмотря на затяжной дождь, на дверях висела табличка «Свободных мест нет».

Любители зимних путешествий обычно не следили за прогнозами погоды во Флориде, а интересовались погодой Мичигана, Индианы, Иллинойса, Огайо или Торонто. Если там шел снег, они знали, что здесь сияет солнце, в мотеле найдется дюжина незанятых комнаток, в окнах окажутся кондиционеры, а перед входом – маленькие деревянные крылечки. Будет там и бассейн с прозрачной водой, в котором плавает одинокий, кем-то позабытый резиновый дракон…

Сегодня все было наоборот: шел дождь, а свободных мест не было.

Это место напомнило Мэтью о сороковых годах. Его родители мечтали купить себе во Флориде маленький мотель, да и зажить там как король с королевой. Но в те времена не разрешалось строить ни гостиниц, ни мотелей на побережьях Калузы – местные постановления о зонах были тогда строги. Мотели – их было десять или двадцать – растянулись вереницей вдоль шоссе номер 41, называемого Тамайами-Трейл. Немногочисленные гости этих мотелей не считали трудным проехать по нему до диких пляжей, которые были пустынны, и можно было поплавать голышом в одиночестве при полной луне. А сам городок был скорее рыбацкой деревушкой, маленькой и сонной. Все это изменилось на рубеже пятидесятых и шестидесятых годов, когда произошло открытие Калузы и всего западного побережья Флориды. Строители и подрядчики почуяли запах денежек и принялись убеждать политиков, что туризм – хорошая штука. Постановления о зонах изменились, а гостиницы и мотели стали вырастать на белых песках, как грибы. Прощайте страстные мамины-папины мечты о собственном мотеле на Тамайами-Трейл. Исключая разгар сезона, мотели на материке пустовали, а мечту на пустующих комнатах не построишь.

Мэтью выбрался из «карлэнн-гайа», раскрыл зонтик и прошел по грязной подъездной дорожке к конторе. Женщина лет сорока была за стойкой с черной пластиковой табличкой: «Ирен Маккоули, управляющая», а рядом располагался пластиковый штатив с бланками для получения карточек «Американ-экспресс». Ирен Маккоули, если это была она, стояла наклонившись над газетой и читала ее, опершись локтями о стойку. Она подняла глаза на Мэтью, когда тот вошел, и смотрела на него, пока он закрывал зонтик.

– Опять сняли табличку, что свободных мест нет? – спросила она. – Если вы подыскиваете комнату, то у нас все заказано до конца месяца.

– Вы миссМаккоули? – спросил он.

–  МиссисМаккоули.

«Жаль», – подумал он, так как она была весьма привлекательна. Серьезные голубые глаза. Блестящие коричневые волосы почти до плеч, завитушечки на лбу. Черные короткие шорты и черная блузка, обнажающая спину. Тонкий нос, большой рот. Хорошая грудь и ножки тоже ничего, насколько он мог их увидеть. Она почувствовала, что он ее разглядывает. Недовольно приподняла брови. «Ну и что? – говорило выражение ее лица. – Все на своих местах?» И он вдруг испытан волнение.

– Меня ожидает мистер Хэрли, – солгал он. – Вы не могли бы сказать, в какой он комнате?

– В одиннадцатой, предпоследняя справа.

– Спасибо, – сказал он, раскрыл зонтик и шагнул в дождь.

Подход, который он разработал, был довольно простым. Мистер Хэрли? Это вы, да? Я Мэтью Хоуп, адвокат. Из фирмы «Саммервилл и Хоуп». Я представляю интересы Ральфа Пэрриша, которого обвиняют в убийстве собственного брата, Джонатана Пэрриша. Этак вот спокойненько, все дальше и дальше…

А теперь надо изменить ритм. Мистер Хэрли, мой клиент назвал ваше имя как свидетеля событий, которые произошли утром тридцатого января. Прежде чем мы удовлетворим требование прокурора штата об установлении вашего алиби, я хотел бы знать, не могу ли я услышать от вас несколько слов.

Так, хорошо. Здесь возможны две реакции. Да, я тот самыйчеловек, которого ваш клиент видел убегающим, и я в самом делесвидетель убийства, но я боялся сам предлагать свои услуги. Убийство совершил не ваш клиент, его совершил… Кто же? Таков был первый возможный сценарий: доброжелательный свидетель указывает на истинного убийцу. В этом случае неприятности Пэрриша станут достоянием прошлого, а заодно и неприятности Мэтью.

Но вот второй сценарий. Гораздо опаснее. Я не понимаю, о чем, черт вас подери, вы говорите. В таком случае мистер Хэрли, этот предполагаемый мужчина в черном, становился также и предполагаемым убийцей. И что же дальше? Извините, что побеспокоил вас, сэр, и – уматывать отсюда побыстрее, прежде чем Хэрли…

Прежде чем что?

Мэтью хотелось, чтобы Уоррен Чамберс со своим пистолетом был здесь, в «Прибрежном замке Кале»! Низко пригнув голову, держа зонтик наклонно, словно черный щит, отражающий встречный ветер и беснующийся дождь, Мэтью ринулся через внутренний дворик, обегая лужи, перескакивая через ручейки и проделывая довольно неплохо забег по пересеченной местности, пока не провалился по голень в какую-то рытвину, до краев наполненную холодной бурой водой.

– Черт подери! – воскликнул он и услышал позади себя серебристый смех.

Он повернулся и увидел Ирен Маккоули, стоявшую снаружи у дверей конторы. Руки она уперла в бедра, а ноги были длинными и стройными, как он и думал. Тугие черные шорты, свободная черная блузка без спины, ножки в черных сандалиях на высоких каблуках и без задников были слегка расставлены. Он вдруг понял, что она ему напомнила: афишу фильма «Проклятый янки», когда он был еще подростком, и эту картину крутили в Чикаго. Лола, получающая все, что захочет, желанная, с ее раздвинутыми ножками в нижнем белье и на высоких каблучках; стрельни-ка ей прямо в промежность, Гвен.

– Это действительно плохое место, – сказала Ирен. – Здесь многие попадаются. Мне надо было предупредить вас.

– Лучше поздно, чем никогда, – угрюмо буркнул он.

Его туфли, носки да и брюки тоже были в грязи. Он посмотрел на все это, приподнял промокшую брючину, вынул ногу из туфли, а когда опустил, вода так и захлюпала в мокасине.

– Позвольте мне предложить вам полотенце, – сказала Ирен и пошла обратно, в контору.

Мэтью последовал за ней. Он стоял на ступеньке у входа, под зонтиком, и чувствовал себя довольно глупо.

– Давайте уж, заходите, – сказала она. – Здесь нет бесценного персидского ковра.

Если уж на то пошло, там вообще не было ковра, а был зеленый линолеум, протертый до дыр перед стойкой и диваном, стоявшим у противоположной стены. Наружная дверь громко захлопнулась за ним.

Когда он сидел на диване, стягивал с ноги мокасин и носок, когда принимал из рук женщины с серьезными голубыми глазами и блестящими коричневыми волосами чистое белое полотенце, он испытал странное чувство – будто все это уже было когда-то: он сидел в этой маленькой комнате, калорифер исходил сухим теплом, пахло мокрой одеждой, дождь все лил и лил, а эта женщина протягивала ему чистое белое полотенце.

– Спасибо, – сказал он.

Их глаза встретились.

– Мне надо было предупредить вас, – снова сказала она.

Он начал старательно вытирать ногу.

– Позвольте, я отожму ваш носок.

– Нет, ну что вы в самом деле…

– Мне это нетрудно, – сказана она и взяла с пола носок.

Ее рука промелькнула перед ним, на ногтях был ярко-красный маникюр. Ирен открыла наружную дверь и стояла, придерживая ее бедром; она выжимала носок, а дождь так и хлестал.

Да, он уже был здесь раньше и переживал эти мгновения.

– Я люблю дождь, – вдруг сказала она.

Наружная дверь снова захлопнулась.

– Позвольте, я положу его на калорифер.

– Мне действительно нужно повидать мистера Хэрли.

– Да никуда он не денется в такой дождь, – сказала она и отправилась за стойку. Он смотрел, как она расправляет носок на защитной сетке электрического калорифера. – Надо засыпать эту яму, как только закончится сезон. Придет лето, здесь будет мертво, как на кладбище, и у меня будет много времени.

Дождь настойчиво колотил по крыше. От голубого носка поднимался пар.

– Надо последить, чтобы он не сгорел, – сказала она и улыбнулась. – Вы приехали в Калузу? Или живете здесь?

– Я здесь живу.

Их глаза снова встретились.

– Может, вы смогли бы приехать и помогли бы мне засыпать эту яму, – сказала она. – Как-нибудь летом.

Стучал дождь, воздух был душный и влажный. Тишина. И отчетливое сознание, что он уже здесь был. Этот протертый линолеум. Эти окна с жалюзи. И даже этот календарь на стене. И дождь, обволакивающий, поглощающий – молотящий по крыше.

– Думаете, вы сможете это сделать? – спросила она.

– Может быть, ваш муж захочет сам это сделать? – сказал он.

– Маловероятно.

– Ах, нет?

– Если учесть, что он умер года четыре назад…

– Мне очень жаль, – сказал Мэтью.

– А мне не очень.

Мэтью улыбнулся.

– Как поживает мой носок? – спросил он.

– Вы, кажется, очень торопитесь повидаться с Хэрли, – сказала Ирен.

– Я не хочу упустить его.

– А может, вам стоит подумать, не упускаете ли вы что-нибудь еще? – Она подошла к калориферу и дотронулась до носка. – Нет, все еще сырой.

– В любом случае мне придется его надеть, – сказал он.

Она пожала плечами, сняла носок с калорифера и отдала ему.

– Вы долго у него пробудете? – спросила она.

– Я и сам не знаю.

– Я собираюсь часа в четыре что-нибудь выпить. Буду рада, если вы присоединитесь ко мне.

– У меня назначена еще одна встреча на пять часов.

– Ох, – сказала она.

Ирен смотрела на него, пока он надевал носок и мокасин.

– Я не знаю, как вас зовут, – сказала она.

– Мэтью Хоуп.

– Рада познакомиться, Мэтью.

Она протянула ему руку, и он взял ее.

– Позвоните мне как-нибудь.

– Позвоню.

– Когда бы то ни было. Я буду здесь.

– Позвоню, – снова сказал он и высвободил руку.

Он взял зонтик и подошел к дверям.

– Нет ли там других рытвин? – спросил он с улыбкой.

– Есть как раз перед номером десятым, метрах в пяти от парадной двери. Вы просто обогните ее подальше.

– Спасибо.

– Не провалитесь снова, – сказала она.

– Не провалюсь.

Он с щелчком раскрыл зонтик и шагнул в дождь. А она подошла к входной двери и смотрела вслед, пока он пересекал внутренний дворик. Мэтью боролся с искушением пустить ей пыль в глаза, этак ринуться через дворик, наподобие морского пехотинца, штурмующего укрепленную точку с пулеметом, безрассудно прошлепать по грязи. Но он сдержал себя и двигался медленно и осторожно, чтобы не попасть в еще одну воронку с грязной водой. Он старался сейчас думать только о грядущем разговоре с Хэрли.

Он подошел к комнатке-кабине под одиннадцатым номером. Жалюзи на окнах были опущены. Мэтью взошел на низенькое деревянное крылечко, подошел к двери и постучал.

– Кто там? – спросил женский голос.

В компьютерной комнате здания Управления общественной безопасности полицейский Чарльз Маклин рывком выдернул несколько листков бумаги из маленького матричного принтера. Всего три минуты назад он внес в компьютер имя Артура Нельсона Хэрли, а потом добавил буквы ПИ, то есть «поиск информации», и еще буквы АК, что означало «Аль Капо», [5]5
  Аль Капо – сокращение от Аль Капоне – знаменитого американского гангстера, итальянского происхождения.


[Закрыть]поскольку специалист, придумавший эту программу, был итальянцем. Это подразумевало более широкий поиск информации, чем обычный, ограниченный поиск, не выходящий за пределы предыдущих пяти-семи лет. При следующем вопросе Чарли отпечатал буквы ФЛ, то есть «Флорида», а не ЮС для поиска по всей территории США, поскольку он знал, что поиск по всем штатам должен выйти на картотеку ФБР, и в итоге дело затянется на целые часы.