355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эд Макбейн » Златовласка » Текст книги (страница 6)
Златовласка
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 10:38

Текст книги "Златовласка"


Автор книги: Эд Макбейн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 8

Когда мы с Джейми вернулись ко мне в контору, было около половины второго. Я был голоден, но у меня не было никакого желания завтракать с ним. Поэтому я промолчал. Его горе перестало быть личным и переросло в общечеловеческую трагедию. Мне нечего было ему сказать. По крайней мере, пока. Я вышел из машины и направился к тому месту, где он поставил свою. Он сразу же начал говорить о Майкле, а у меня появилось то же чувство, что и в два часа прошлой ночью в баре – что он разговаривает с самим собой, принимая мои кивки или возражения только как ремарки, сообщающие выразительность его монологу.

– Мне казалось, что он все это уже пережил, – рассказывал он. – Не далее как в прошлый вторник они с Морин сидели на кухне и разговаривали. По-настоящему сердечная беседа. Обсуждали то, что я прекратил выплату алиментов, планировали его возвращение в школу… Они готовы были разговаривать хоть до утра, если бы я не напомнил им о том, что собираюсь лечь и что у меня завтра трудный день.

«Завтра» – означало «среда». И Джейми, вне всякого сомнения, предстоял день в коттедже на берегу залива. Несмотря на это, в ночь со вторника на среду его сын Майкл сидел на кухне и сердечно беседовал с Морин. Как-то все это совсем не вязалось с представлением о человеке, который пять дней спустя, сидя за тем же самым столом, схватит нож.

– Знаешь, на нем это отразилось тяжелей всего, – сказал Джейми. – Ему было всего десять, когда я расстался с Бетти. Понадобилось полтора года, чтобы прийти к соглашению: она все время создавала трудности. – Он открыл дверь и залез внутрь. – Но знаешь, – продолжал он, – я на самом деле был уверен, что он все уже пережил. В сентябре приехал сюда, поступил во Флориде в университет… Ну хорошо, в январе его исключили, но я искренне полагал, что он собирался возобновить учебу. Думал, что он снова… начал меня уважать. Любить.

Джейми покачал головой. На меня он не смотрел. Его руки лежали на рулевом колесе, а сам он уставился сквозь ветровое стекло на ослепительно белую стену, окружавшую комплекс конторских зданий.

– И вот сегодня днем, один на один в кабинете, я спросил у него: «Майкл, зачем ты это сделал? Майкл, ради всего святого, чего ради ты это сделал?» А он взглянул на меня и сказал: «Это твоя вина, папа, это из-за тебя», – и вот тогда я обозвал его сукиным сыном, паршивым сукиным сыном и схватил его за горло. Потому что он… как бы вернулся в прошлое, понимаешь? Ему опять было десять лет, и он снова обвинял меня, только на этот раз обвинял меня в чудовищном преступлении, которое совершил сам. Он так и сказал, что это моя вина, что все из-за меня!.. Мэтт, я… хотел прикончить его. Я готов был его растерзать. Если бы не вмешался Юренберг, я бы его убил! Да простит меня Бог, но я бы это сделал.

Как только я ступил на порог конторы, Синтия тут же обрадовала.

– Приходил Галатье, – доложила она.

– По-моему, я просил тебя отменить встречу.

– Я так и сделала. А он все равно взял и приперся.

– Ладно, свяжись с ним. Нет, погоди… Сначала закажи мне сандвич и бутылку пива, а уж потом позвони Галатье.

– С чем сандвич?

– Кусок ржаного хлеба с ветчиной, а вообще-то все равно – какой угодно…

– На твоем столе список телефонных звонков.

– Отлично, а где Фрэнк?

– В Федеральном суде. Окончание дела Келлермана.

– Поторопись с сандвичем. Просто умираю с голоду.

Я зашел в кабинет, снял пиджак и ослабил узел галстука. Пока я отсутствовал, накопилось около дюжины звонков, но только один был важный. Я предположил, что Фрэнк, наверное, с ним разобрался, потому что звонок этот имел прямое отношение к окончанию дела в Федеральном суде. Это звонила администрация банка с предложением снизить процентную ставку на четверть процента, и они готовы были пойти на дальнейшее снижение, если только мы сможем переделать документы до окончания дела. Позвонили в двенадцать тридцать, а слушание было назначено на час тридцать. Я снял трубку и позвонил Синтии.

– Я уже заказала, – откликнулась она. – Черный хлеб у них кончился, и я решила, что подойдет и белый.

– Отлично. Синтия, насчет этого звонка по поводу процентной ставки…

– Фрэнк продиктовал необходимые изменения, и я все отпечатала, перед тем как он уехал. Долговое обязательство, залог и заключение. Очень любезно со стороны банка, как ты думаешь?

– Да. Как только появится сандвич…

– Сразу же принесу…

– Кто видел Галатье, когда он был здесь?

– Карл предложил свою помощь, но тот отказался. Заявил, что не будет иметь никаких дел с рассыльным.

– Хорошо. Свяжись с ним, пожалуйста.

Минут через десять вошла Синтия, неся сандвич с ветчиной и пивом. Поглощая сандвич и запивая его пивом, я дописал для нее список лиц, которым нужно позвонить – начиная с миссис Джоан Раал, которой следовало сообщить, что мы разделаемся с этим лунатиком Галатье завтра утром, и кончая Луисом Камарго, при обретавшим многоквартирный дом, который был осмотрен инженером-строителем. Инженер звонил, когда я отсутствовал, и сообщил, что бойлер и система электроснабжения находятся в неудовлетворительном состоянии. Я хотел, чтобы Синтия выяснила у Луиса, остается ли в силе намерение купить дом или же он будет настаивать, чтобы сначала за счет продавца был произведен ремонт.

– Это все? – спросила Синтия.

– Да. Через несколько минут я ухожу. Возможно, вернусь, но не уверен.

– Можно будет с тобой связаться?

– Нельзя, – ответил я. – Буду на борту катера.

Солнечные лучи косо падали на водную гладь и, отражаясь от выкрашенных в белый цвет свай и эллингов, слепили глаза. На одной из свай прихорашивался пеликан. Когда он изгибал шею, становился похожим на соусник.

Я обогнул ресторан и зашагал вдоль пришвартованных катеров. «Широкий рог» стоял четвертым в линии кормой к причалу, и на его транце[14]14
  Транцы – горизонтальные брусья (доски), из которых состоит плоская корма деревянного судна.


[Закрыть]
 сверкало название катера. Длиной примерно в сорок пять футов, возможно, лет пятнадцать в эксплуатации. Солидное судно для прибрежных вод – этот «Широкий рог» с голубым деревянным корпусом и белой надстройкой. Я прошел полпути вверх по сходням, остановился не доходя рулевой рубки и позвал:

– Мисс Шеллман?

– Кто там? – отозвался девичий голос.

– Мэттью Хоуп, – ответил я. Последовало молчание. Вода плескалась у борта катера. – Я бы хотел поговорить с вами о Майкле Парчейзе. – Опять тишина. На другом берегу бухты в мангровых зарослях пронзительно закричала птица, тут же отозвалась другая, и снова все смолкло. На другом конце причала ловил рыбу мужчина в ярко-красных плавках. На поясе у него висел нож. Я вспомнил о ноже, которым была убита Морин и двое детей и который потом Майкл зашвырнул в воды Мексиканского залива. Я ждал.

– Мэттью Хоуп? – рассеянно проговорила девушка.

– Адвокат доктора Парчейза.

Снова молчание.

– Поднимитесь на борт, – наконец пригласила она. – Я на носовой палубе.

Я поднялся на борт и прошел по узкому проходу мимо рулевой рубки. Лиза Шеллман лежала ничком на надувном матрасе голубого цвета, повернув лицо в левую сторону и закрыв глаза. Мне был виден только ее профиль. Тонкий нос слегка вздернут, полная нижняя губа усыпана бисеринками пота, резко очерченная линия скулы уходит в копну светлых волос. На ней был белый лифчик с расстегнутыми бретельками. Спина коричневого цвета блестела от крема. Мягкая линия подбородка переходила в стройную шею и плечи, а те – в спину, сужавшуюся к талии. Обрезанные джинсы голубого цвета облегали торс, едва прикрывая зад.

– Мисс Шеллман? – осведомился я.

– Можете дальше не продолжать, – проговорила она. Ее глаза были по-прежнему закрыты, а лицо все так же повернуто в профиль. – Доктор Парчейз хочет, чтобы ему вернули катер, правильно?

– Нет. Майкл в беде.

Один глаз приоткрылся. Светло-голубой на темно-синем фоне матраса.

– Что вы подразумеваете под словом «беда»? – спросила она.

– Он в тюрьме.

– За что?

– По обвинению в убийстве.

Она резко села на матрасе, скрестив ноги, лицом ко мне, одной рукой придерживая лифчик. Ее лицо Фрэнк почти наверняка отнес бы к лисьим. Худое и вытянутое, для юных лиц не старше восемнадцати слегка жестковатое. Голубые глаза и длинные светлые ресницы. Курчавые светлые волосы облегали ее голову подобно вязаной шерстяной шапочке. Она молча уставилась на меня.

– Да, – сказал я.

– Кого? Что вы!.. Кого же он мог убить?

– Свою мачеху и ее двух…

– Боже! – воскликнула Лиза и резко встала на ноги. Повернувшись ко мне спиной, она быстро завязала бретельки лифчика, а потом потянулась за кожаной сумочкой коричневого цвета, лежавшей на палубе возле вентилятора по правому борту. Она расстегнула сумочку и стала нервно рыться в ней. У нее тряслись руки, когда она вытаскивала сигарету, подносила ее ко рту и зажигала спичку. Обгорелую спичку она бросила за борт. Вдалеке, к востоку, в бухту энергично входила моторная парусная шлюпка с убранными парусами. Она прошла рядом с носом нашего катера, рассекая воду своим форштевнем.

– Расскажите, что произошло, – попросила Лиза.

– Я уже сказал. Майкл сознался в убийстве…

– Чушь собачья.

– Почему?

– Майкл? Он бы не смог, – заявила она. – Да он и мухи не обидит.

– Вы с ним давно знакомы?

– Месяца два. Живу с ним с января. Приехала на рождественские каникулы и решила остаться.

– Сколько вам лет, Лиза?

– Семнадцать.

– Где вы жили, перед тем как встретились с Майклом?

– С матерью. Мои родители разведены, – сказала она.

– Где живет мать?

– В Коннектикуте.

– А отец?

– В Нью-Йорке.

– Им известно, где вы находитесь? – спросил я.

– Конечно, известно, – ответила она и выбросила сигарету за борт. Сигарета зашипела, упав в воду. Невдалеке от нас шлюпка уже подходила к причалу, и женщина, одетая в бикини оранжевого цвета, готовилась к швартовке.

– Майкл рассказал полиции, будто он нуждался в деньгах, – сказал я. – На ремонт катера. Вам что-нибудь об этом известно?

– Он, вероятно, говорил об утечке масла.

– Да, так что там случилось?

– У нас подтекает масло в цилиндрах. Майкл сначала заметил это по манометру – давление постоянно падало. Потом проверил уровень, добавил масла, но уровень все равно падал. Устранить неисправность не так-то просто. Придется вытаскивать двигатель, ставить на опору, менять прокладку, а может быть, и крышку блока цилиндров… По приблизительной оценке ремонт обойдется в шестьсот долларов. Это больше, чем мы оба зарабатываем за месяц.

– Где вы работаете?

– В супермаркете на Кросс-ривер. Кассиром.

– А Майкл?

– Помощником официанта у Леонардо.

– Он работал вчера?

– Нет. Воскресенье у него выходной.

– Значит, он был на катере?

– Да.

– Весь день?

– Нет, поздно вечером ушел.

– Куда?

– Не знаю.

– Вы его спрашивали?

– Да. Он сказал только, что скоро вернется.

– В какое время это было?

– Сразу после того, как ему позвонили. Должно быть, в…

– Что за телефонный звонок?

– Не знаю. Кто-то звонил.

– Сюда, на катер? Здесь есть телефон?

– Нет, в кабинет начальника порта. Он всегда зовет нас к телефону, если только не слишком поздно.

– В какое время это было?

– Около одиннадцати тридцати.

– А кто все-таки звонил?

– Я не знаю.

– Вы спрашивали Майкла?

– Да.

– И что он ответил?

– Сказал, что это неважно. Потом он спустился в каюту, взял свой бумажник и снова поднялся на палубу. И тут я спросила, куда он идет, а он ответил, что скоро вернется.

– Когда пришел начальник порта позвать его к телефону… он не сказал, кто звонит?

– Он просто сказал: «Тебя к телефону, Майкл». Он очень хорошо относится к Майклу и никогда в это не поверит. Просто не поверит, и все.

– Вы были встревожены, когда Майкл не вернулся?

– Нет, не была. Понимаете, я не думала, что с ним что-нибудь случилось. Я решила, возможно, что он встретил девушку, понимаете, и остался у нее на ночь. Так я и подумала. Потому что, видите ли, у нас с ним такое соглашение, что если я встречу парня, с которым захочу поближе познакомиться, я вправе это сделать, и то же самое у него – я имею в виду, с девушкой. Я могу покинуть этот катер, когда захочу. Просто упаковать вещи и уйти. Такая у нас договоренность.

– Кто обычно платит за содержание и техническое обслуживание катера?

– Я не понимаю, о чем вы.

– Если что-то неладно с катером, кто платит за ремонт – Майкл или его отец?

– Ну, наверное, как правило, Майкл. Вообще-то я не знаю. Никогда не задавалась таким вопросом. Но Майкл всем занимается: заливает топливо, платит за стоянку, это обходится в два пятьдесят за фут длины плюс шестьдесят пять за электричество. За месяц набегает сто восемьдесят пять долларов или что-то вроде этого. Мелкий ремонт Майкл выполняет сам, но с утечкой масла ему одному не справиться, так что, я думаю, он попросил бы отца оплатить этот ремонт, если вы это хотите знать.

– Но он не говорил, что отправится туда взять денег в долг?

– Может быть, и говорил. Он очень гордый. Его отец считает Майкла жалкой пародией на хиппи. Это потому, что Майкл еще не нашел себя, понимаете. Но он очень гордый, и я могу представить, что он брал бы деньги в долг, а не в качестве подарка. Я знаю, Майкла очень беспокоило, что он живет на катере бесплатно и что это не позволяет ему свободно пользоваться судном, понимаете? Он все толковал, что хочет купить собственный катер. Но между тем, видите ли, его отец никогда не пользовался катером. У Морин морская болезнь началась бы уже в бухте, а что уж говорить об открытом море. Поэтому он предложил катер Майклу в качестве жилья, и Майкл согласился. – Лиза пожала плечами. – Но я точно знаю, что это его беспокоило. Потому что они ссорились. Майкл вовсе не бездельник, просто у него сейчас трудности с поисками своего места в жизни; действительно, он подумывал о возобновлении учебы, я думаю, он серьезно собирался вернуться в университет. Вот это вам следует знать, потому что… Я хочу сказать, как он мог ее убить? Зачем ему ее убивать?

– Извините, я вас не понимаю.

– Ну, именно Морин поддерживала его в стремлении вернуться к учебе. Я хочу сказать, лично мне все равно, будет он учиться или нет, лишь бы он был счастлив. Но Морин была единственной, кто все время толковал о его будущем и беспокоился о том, не хочет ли он всю жизнь оставаться помощником официанта. Они прекрасно ладили, он ее очень уважал, на самом деле. Но в то же время, понимаете, он чувствовал себя виноватым в том, что поддерживает отношения с Морин, с которой было легче, чем с родной матерью. Майклу трудно было откровенничать с родителями после всего…

– Что вы хотите сказать? После чего?

– Ну, вы же знаете, вся эта склока вокруг развода… Это было нелегко, можете мне поверить. Майклу было всего десять, когда его отец ушел из дому, двенадцать, когда тот в конце концов женился на Морин. Для подростка это всегда трудное время, не говоря уж о разводе. А его мать и не пыталась смягчить положение. Наоборот, она все время твердила детям, что их отец переспал с половиной женщин в городе, что Морин просто очередная шлюха, и все в таком роде. Что я хочу сказать – так это у Майкла были плохие отношения с отцом, и я не уверена, что его отец это забыл.

– Что значит «плохие отношения»?

– Ну, я вам уже говорила.

– Вы только сказали, что он очень переживал из-за развода.

– В общем, да-а, но… как в тот раз в Вирджинии. Вы, вероятно, об этом знаете…

– Нет. Расскажите.

– В общем, мать послала Майкла в военную школу…

– Да. Мне это известно.

– И его застали за курением марихуаны. Генерал поймал. В то время ему было около шестнадцати, и генерал не отпустил его домой на весенние каникулы. Весенний отпуск – так это называется. Тогда отец Майкла поехал в Вирджинию, чтобы навестить сына, а Майкл послал его ко всем чертям.

– Так прямо и сказал?

– Нет, он просто сказал отцу, что прекрасно обходится без него.

– Ну, а что еще?

– А про путешествие в Индию вам известно?

– Нет.

– Так вот, Майкл начал учиться в Калифорнийском университете – это было уже после Вирджинии, – а потом он его бросил и отправился сначала в Амстердам, потом в Индию, а потом в Афганистан, по-моему, или Пакистан. В общем, в одну из этих стран. Он следовал по маршруту торговцев наркотиками. Он тогда здорово увлекся этим в Амстердаме…

– Надеюсь, сейчас он не занимается этим.

– Нет, нет, – ответила Лиза. – Вообще, он никогда не увлекался сильными средствами. Никогда не кололся. И никогда не станет. Возможно, в Европе он и нюхал кокаин, мне об этом ничего не известно, но он путешествовал по Дании в компании с каким-то наркоманом. Я имею в виду ЛСД, в Голландии он начал принимать ЛСД. Ну и, конечно, марихуану. Но марихуану курят все, – заметила она и пожала плечами. – Все дело в том, что все это время он ни разу по-настоящему не написал своему отцу. Отец чуть не сошел с ума, и сейчас Майкл это признает. Пока Майкл лазил по Гималаям, нюхал цветочки, а горные монахи красили его волосы и бороду в красный цвет, его отец бомбардировал письмами и запросами американское посольство в Индии. Обычно Майкл если и писал отцу, то о пауках в хижине, где он жил. Огромных пауках. Специально писал отцу о пауках, чтобы заставить того еще больше волноваться. И никогда не указывал в письме обратный адрес. «Я в горах. В компании с монахами и пауками». Больше ничего. – Лиза покачала головой. – Понимаете, я хочу сказать, что у него с отцом были очень непростые отношения. С годами они вроде бы наладились, но все еще оставались натянутыми.

– А с матерью?

– А что с матерью? Вы с ней хоть раз встречались?

– Да.

– Тогда нечего и рассказывать. Одна головная боль. Всегда использовала Майкла как мальчика на побегушках – передай своему отцу то, передай это. Звонила по три-четыре раза на неделе, донимала письмами. Он сыт ею по горло.

– Поэтому он и общался с Морин.

– Ну, со мной он тоже общался, – заметила Лиза, – но иначе. Я хочу сказать, мы любовники.

Я внимательно посмотрел на нее.

Ей было семнадцать лет. Еще один продукт развода – мать в Коннектикуте, отец в Нью-Йорке… Или наоборот? Она сказала, что родителям известно, где она находится, и швырнула сигарету за борт, как ее саму вышвырнули из дому – или так она, по крайней мере, думала или чувствовала: «Конечно, они знают, где я нахожусь»… Сигарета шипит в воде вместе с окончанием фразы, тишина откликается молчаливым заключением: «И им на это наплевать!»

Я хотел спросить у нее… Я хотел сказать… Я хотел поговорить о том, как разводились ее родители. Я хотел узнать, как она реагировала. «Когда это случилось, сколько вам было лет, Лиза, кто из родителей потребовал развода, не была ли тут замешана другая женщина? Вы когда-нибудь видитесь со своими родителями, Лиза, со своим отцом? Что он за человек, испытываете ли вы к нему любовь и уважение, любите ли вы его? Простили ли вы его за уход из семьи? Простите ли когда-нибудь?..»

Я заглянул ей в глаза и увидел в них свое будущее, которое с трудом мог представить, не говоря уже о том, чтобы понять. Мое будущее. И моей дочери.

– Майкла можно навестить? – спросила Лиза.

– Пока нет, – ответил я.

– Где он сейчас?

– Его держат в полицейском участке. Вероятно, до завтрашнего утра он там и останется.

– Но вы сказали, что он в тюрьме.

– Так оно и есть. В полицейском участке. Там у них имеются камеры.

– Хотела бы я знать… – Она осеклась на полуслове.

– Что, Лиза?

– Что мне сейчас делать? Я хочу сказать… куда идти?

Кабинет начальника порта примыкал к мотелю, и на фоне стены из красного кирпича выделялась пара расположенных рядом дверей белого цвета. Я постучал, не дождался ответа, попробовал повернуть ручку и обнаружил, что дверь заперта. Я зашел в мотель и спросил у женщины, стоявшей за конторкой, где найти начальника порта. Она ответила, что он где-то на улице. Я снова вышел, обогнул здание и увидел седого мужчину, склонившегося над грядкой с геранями и окапывающего их при помощи совка. Он был одет в полосатую тенниску, синие джинсы и потертые башмаки, а на голове у него красовалась потрепанная фуражка яхтсмена.

– Простите, сэр? – обратился я к нему.

– Слушаю, – отозвался он, не поднимая глаз от грядки.

– Мне нужен начальник порта, – сказал я.

– Он перед вами.

– Меня зовут Мэттью Хоуп.

– Дональд Уичерли, – представился он и распрямился. – Чем могу служить?

– Я бы хотел задать несколько вопросов по поводу одного телефонного звонка вчера вечером.

– Зачем? – спросил он. Его глаза цвета неба смотрели искоса и с подозрением. Рука, державшая совок, лежала на бедре, а сам он настороженно стоял в ожидании – высокий, худой, видавший виды мужчина, желающий знать, почему я задаю вопросы, и, вероятно, размышляющий, с какой стати ему на них отвечать.

– Я адвокат, – сообщил я ему. – И здесь я по поводу Майкла Парчейза.

– Вы адвокат Майкла?

– Да. Вообще-то на самом деле я адвокат его отца.

– И все-таки? Вы адвокат Майкла или его отца?

– Его отца. Но здесь я в интересах Майкла.

– Майкл об этом знает или нет?

– Ему известно, что я здесь, – сказал я. Я лгал, но мне нужна была информация. – Майклу вчера позвонили, – добавил я. – Около половины двенадцатого. Вы подняли трубку.

– Вы спрашиваете или просто констатируете факт?

– Вы подняли трубку?

– Да.

– Где это произошло?

– В моем кабинете.

– Кто ему звонил?

– Не знаю. Звонивший не назвал себя.

– Это была женщина?

– Женщина, точно.

– Можете прикинуть ее возраст?

– Пожалуй, нет, сэр. Думаю, не смогу.

– Что она говорила?

– Она спросила Бухту Пирата, и я сказал, что она туда и попала. Тогда она попросила позвать к телефону Майкла Парчейза. Я ответил, что он на катере и мне придется туда сходить. Она спросила, не буду ли я столь любезен сделать это, и я отправился к Майклу.

– А потом?

– Он пришел и поговорил с ней по телефону.

– Вы слышали их разговор?

– Только конец. Я пошел к себе в комнату за бумагой, которую надо было прикрепить на доску объявлений. Когда я вернулся, он все еще разговаривал.

– Что же вы услышали?

– Он сказал: «Я там буду», потом добавил: «До свиданья» и повесил трубку.

– Вы не слышали, чтобы он упоминал чье-нибудь имя?

– Нет, сэр, не слышал.

– Повесив трубку, он что-нибудь сказал?

– Он сказал: «Благодарю вас, мистер Уичерли».

– И все?

– Да, сэр.

– Он не сказал, куда собирается?

– Нет, но, по-моему, он собирался отправиться именно туда, куда обещал этой женщине. – Начальник порта сделал паузу. Он посмотрел мне в глаза. – Если верить тому, что, я слышал, он предположительно сделал, зачем же ему отправляться в дом на Джакаранда и убивать всех троих? А получается, будто именно туда-то он и пошел и совершил все это. – Он недоверчиво покачал головой. – Хочу сообщить вам, мистер Хоуп, что мне крайне трудно в это поверить. Я не знаю более славного парня, чем Майкл Парчейз, и это истинная правда. Вы знаете, его родители развелись, когда ему было всего двенадцать… Ну да, наверное, вам все это известно – вы же адвокат его отца.

– Да, известно.

– Для подростка все это непросто. Как-то вечером мы долго беседовали на эту тему. Он признался, что наконец приходит в себя после всех этих лет. Так вот, понимаете, когда я слышу по радио, что он убил жену своего отца и своих сестер… ведь эти девочки были его сестрами, мистер Хоуп, у Майкла и у них в жилах текла кровь его отца, они были одной крови!.. Когда бы он о них ни говорил, он всегда называл их сестрами – неважно, что они были сводные. Его сестры то, его сестры это – он так мог рассказывать и о родной сестре, не так ли? Такое чувство появляется тогда, когда кто-нибудь вам по-настоящему дорог. Он действительно любил этих девочек. А если вы кого-то любите, то вы не сделаете того, о чем твердит это проклятое радио. Он убил! Да это невозможно, вот и все!..

«Но Майкл-то сказал, что это его рук дело», – напомнил я себе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю