Текст книги "Поучения, слова, устав и житие старца Паисия Величковского"

Автор книги: Е. Носкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Одновременно с старцем Паисием жил на Святой Горе в Капсокаливском скиту, иной старец-молдаванин по имени Афанасий, с учениками своими. По летам он был старше о. Паисия. Сей Афанасий, по наветам лукаваго, завидуя славе старца Паисия, начал вслух многим разносить злохуления против него, называя его не только льстецом и прельщенным человеком, но и еретиком. Он хулил и священную умную молитву, которой старец Паисий научал своих братий. Слыша все это, о. Паисий долго терпел так, как будто и ничего не слышал. Но Афанасий, разжегшись до нетерпимости завистию, написал и послал к нему письмо. В начале оно имело вид дружелюбного наставления, а затем содержало многия хулы, укоризны и многия неправые мудрования. Получив это письмо, старец Паисий, рассмотрев все в точности, пошел к своему духовнику, объяснил и прочитал его. Затем, вместе с духовником, они пошли к другим старцам соборным духовникам по сему делу. Все они, рассмотревши оное писание, оскорбились и велели о. Паисию написать ему ответ, обличая его заблуждение и неправое мудрование. Вместе с тем они согласились, что, если старец Афанасий не раскается и не испросит прощения, обличить его на соборе Святой Горы. Как духовные отцы повелели блаженному, так он и сделал. Обличив невежество Афанасия четырнадцатью главами, в которых выяснено было его заблуждение, и опровергнуты были хулы и клеветы, он послал эти главы к нему. Прочитав их, Афанасий сознал свою погрешность, зазрел себя, раскаялся, и пришедши к старцу Паисию, просил у него прощения. Старец же Паисий с радостию простил его и, дружелюбно побеседовав с ним, открыл ему с любовию о своем с братией жительстве волю Божию, и отпустил его с миром.

Так пребывал в своем скиту старец Паисий. Братий же у него со дня на день прибавлялось. Собралось уже более пятидесяти человек. И никаким образом он не мог избежать того, чтобы не принимать со слезами и усердным молением просивших его принять их в послушание. Чего только он не говорил? И чего не выставлял им на вид? И недостаток в келлиях, и трудность послушания, и нужду в телесных потребностях, и во всем скудость. Но чем более он с кротостию отказывал им, тем более и более они, припадая к стопам его, с плачем и рыданием умоляли его принять их. И, будучи убеждаем слезами их, как отец милосердый и исполненный любви к ближним, старец принимал, возлагаясь на всемогущий Промысл Божий о душевном и телесном окормлении их, как и выше было сказано. Потому многие почтенные отцы советовали о. Паисию взять в свое распоряжение монастырь, называемый Симонопетр; ибо он был празден, так как был в долгу. Подал старец о сем прошение Собору Святой Горы, и немедленно дано было ему на это благословение. И так взяв с собою половинную часть братий, старец переселился в монастырь. О долге же монастырском он немного что-то слышал. Но в монастыре этом пришлось ему прожить только три месяца. Ибо турки заимодавцы, услышав, что в монастыре собралось общество монахов, немедленно пришли требовать долг; и взяли насильно с неповинного старца семьсот левов. Вследствие сего, убоявшись других заимодавцев, он возвратился в скит.

Пребывая же в скиту и видя столь великую тесноту и скорбь братий, старец Паисий сокрушался и весьма скорбел душею, представляя неудобность места и совершенную невозможность общежития на Святой Горе такому единодушному обществу и впереди не видя надежды к благоустроению обители. И вот с общего совета стали они готовиться к переходу в Валахию в страну Мунтянскую. Узнав об этом, Святейший Патриарх Серафим и другие почтенные отцы Святой Горы весьма начали сожалеть о том, что старец намерен удалиться от них. Пришедши к нему в скит, они много увещевали и просили его не оставлять Святую Гору. Но когда узнали такую их крайнюю нужду и великое утеснение для братства и печаль самого старца, то сказали: воля Божия да будет!

И упал старец к ногам Святейшего Патриарха, лобызая их со многими слезами и прося у него последнего благословения. Также и Святейший Патриарх плакал, и со многим сожалением благословил его, обнимая и лобызая главу его, и со скорбью возвратился в свой монастырь. Старец же распростился и со всеми духовными отцами, испросив у всех на путь молитв и благословение.

III. Возвращение старца Паисия с учениками в Валахию

Когда все готово было к отбытию, нанял старец два корабля и в один вошел сам с своими учениками славянами, а в другой отец Виссарион с молдаванами. Всех братий тогда у него было шестьдесят четыре человека. При помощи Божией, они благополучно доплыли до Царьграда, а от Царьграда до Галаца; и, вышедши на сушу, прибыли в Валахию, в скит именуемый Варзарегита. Но так как места для жительства в стране для них не нашлось, то старец Паисий по этому поводу прибыл в Яссы, где и принят был с любовию митрополитом Гавриилом и благочестивым господарем Григорием Каллимахом воеводою. В удовлетворение нужд старца с братией дан был ему в распоряжение монастырь Сошествия Св. Духа, именуемый Драгомирна со всеми его вотчинами. Благочестивый воевода утвердил грамотою, чтобы монастырь этот, со всем его братством, был свободен от всех податей; а преосвященный митрополит попросил епископа Радоуцкаго, чтобы передал старцу Паисию монастырь со всякою любовию и подобающею честию. И вселился там старец со всем собором своего братства, благодаря и прославляя Бога, с радостными слезами, о непостижимых судьбах Его и бесконечном милосердии, что приклонил сердца всех на любовь и милосердие к ним странным.

Спустя немного времени пришел посетить старца Паисия с его братией из скита Мерлополяны Валахской страны, любезнейший его, еще и в училищах бывший друг, иеромонах отец Алексей, также ученик старца Василия, и прожил в монастыре Драгомирне всю зиму, будучи задержан здесь любовию старца, ибо они часто наслаждались духовными беседами. И возжелал старец Паисий, дабы отец Алексий постриг его в схиму, так как оба они были учениками одного старца. Желание о. Паисия было исполнено, но имя ему не было переменено; а как он наименован был Паисием при постриге в мантию от старца Василия, такое имя оставлено было ему и в схиме. От сего случая все братство было в неизреченной радости. После же праздника пресветлого Воскресения Христова, когда о. Алексий возвращался восвояси, старец Паисий со всеми братиями провожал его с великою любовию и благоговением. Этот о. Алексий после старцев отцев Василия и Феодосия был в скиту Мерлополяне старцем.

После сего блаженный старец Паисий, отдохнув немного от трудов, начал возобновлять и установлять чин своего общежития по уставу Богоносных отцов наших, Василия Великаго и научившихся от него Феодосия Великаго и Феодора Студита, начальников общежития. Это не то значило, чтобы чин этот только начинался; ибо он еще на Святой Горе введен был старцем Паисием среди своего братства и соблюдался; но после перемещения, соединенного с суетою, он действительно как бы вновь начинался, и, обновляясь, устанавливался. Во-первых, в церкви положено было соблюдать чин Святой Горы, по уставу Православной Соборной Восточной Церкви, как и прежде было. Петь определено было на правом клиросе по-славянски, а на левом – по-молдавски. Во-вторых, положено было, чтобы никто из братий ни под каким видом не дерзал что-либо из вещей называть: это мое, а это твое; но все посылаемое от Бога, иметь общим, с завещанием строго соблюдать правило общежития. А что кому было нужно, всем подавалось от старца. Трапеза для всех была общая, кроме больных, весьма престарелых и калек. Послушания внутри монастыря, как то: в поварне, пекарне и прочие должны были исполняться самими братиями. Разные рукоделия, нужные в общежитии, братия должны делать со страхом Божиим и каждый по силе своей, а не насильно и со смущением. В общих некоторых послушаниях преслушание, прекословие и самочиние, которыми разоряются заповеди Божии, должны были быть изгнаны из души всякаго брата; а чтобы вместо сего первенствовали и царствовали в братстве послушание, смирение, терпение и мир, любовь и страх Божий, и над всем сим всесовершенное отсечение своей воли и своего рассуждения. На общих послушаниях положено было блюсти молчание уст; в уме же да действуется тайно и хранится молитва. И сам старец часто выходил с братиями на общие послушания, и вместе со всеми трудился со всяким смиренномудрием, молчанием и молитвою, подавая собою всем пример смирения и любви, и говоря: «Братия! никто из вас не должен оставаться в праздности, кроме крайне немощных и престарелых; ибо от праздности рождается всякое зло». В келлиях на едине братия должны упражняться в чтении писаний Богоносных отцов и молитве, умом в сердце художественно совершаемой, по преуспеянию каждого, полагая по силе частые поклоны со слезами. Все братия, и в особенности новоначальные должны были всякий вечер открывать свои помыслы духовным отцам. Ибо откровение – это есть основание истинного покаяния и прощения грехов, и надежда спасения душе, с печалью истинно кающейся в грехах. А если бы случилось между некоторыми братиями какое-либо неудовольствие, то непременно в тот же день должно было последовать и искреннее примирение, по Писанию: солнце да не зайдет в гневе вашем (Еф. 4, 26). Если же кто так ожесточился бы, что и не захотел бы примириться, такового старец подвергал отлучению, чтобы он и на порог церковный не вступал, и молитву «Отче наш» не читал, пока не смирится.

На послушания вне монастыря старец определял и посылал таких братий, от которых не могло бы произойти какого-либо соблазна для мирян, ни вреда для душ их самих. Если за каким-либо делом неизбежно следовало бы нечто, ведущее к преступлению заповеди, то повеленное дело должно было оставлять. Лучше, говорил старец, оставить дело без исполнения, нежели презреть заповедь Божию и подвергнуться вечному осуждению. Вообще же сказать: в обители, как внутри, так и вне, во всех послушаниях, старец Паисий всегда старался, чтобы между всеми братиями были мир и любовь по Богу, благоговение и страх Божий, смирение и повиновение со всесовершенным отсечением своей воли и своего рассуждением пред старцем и друг перед другом.

Также ввел старец Паисий в своей обители и все прочие порядки, по уставу св. Василия Великого и других Богоносных отцов, заповедав хранить их ненарушимо, и заключив угрожением за преступления духовными епитимиями, вместе с тем изливая на всех своих духовных чад отеческое свое милосердие, и нелицемерною любовию всех объемля и согревая и поучая, благоразсмотрительно определяя послушание каждому по его силе, дабы все трудились благодушно и с усердием.

Больных, весьма немощных и престарелых повелел старец лечить в больнице и всячески успокаивать возлюбленному брату Гонорию, который несколько знаком был с врачебным искусством. Муж этот и духовною беседою мог утешать, и в телесных нуждах был весьма милостив; ибо чрез святое и усердное свое послушание и смирение преуспел в горячую любовь к Богу и ближнему и в разум духовный. Потому и блаженный старец имел сего прелюбезнейшаго ему брата над больными, как свой глаз. Ему только одному и дана была свобода, ради больных, самому брать в келлии старцевой деньги, сколько-бы он ни захотел. Его же после своей кончины по прошествии одного года (1795), старец, по воле Божией, взял к себе и в небесный покой.

Затем, все время проживая с братиями природными молдаванами, вышеупомянутым Макарием и Илларионом Даскалом и с другими, знавшими греческий язык, старец Паисий трудился в переводе отеческих и богословских книг на молдавский и славянский языки. И когда, в зимнее время, все братия собирались с послушаний внемонастырских, и наступал пост Рождества Христова: тогда старец начинал, из переведенных им книг, говорить поучения ко всему вообще братству с первой недели поста и продолжал до субботы Лазаревой. Каждодневно, кроме воскресных и праздничных дней, собирались все братия по вечерам в трапезу, зажигались свечи, и приходил старец. Он садился на обычном своем месте, и читал или подвижническую книгу Св. Василия Великаго, или Св. Иоанна Лествичника, или Св. Дорофея, или Св. Феодора Студита, или Св. Симеона Новаго Богослова, или инаго какого-либо из Богоносных отцов. В один вечер читал он поучение на славянском языке, а в другой на молдавском. И когда на одном каком-либо языке бывало поучение, тогда братия другого языка читали для себя повечерие. А старец, читая поучение, в то же время толковал, приводя свидетельства из Святаго Писания обоих Заветов и из учения Богоносных отцов, и говорил (примерно) так:

Братия и отцы! С болезнованием сердца нам должно заботиться о спасении душевном, как учат Божественные отцы. Ибо Св. Иоанн Лествичник говорит: хотя бы мы и великие подвиги проходили в жизни нашей, но если мы не приобрели болезнующаго сердца, то все они притворны и суетны. И Григорий Синаит говорит: болезнование сердечное и смирение и труд послушания, по силе каждого, с правотой сердца обыкновенно делают дело, как оно есть по истине. И еще он же говорит: всякое делание, телесное и духовное, не имеющее болезнования или труда, никогда не приносить плода проходящему его; потому что с нужде восприемлется Царствие Небесное, говорит Господь, и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12). Многие много лет делали или делают безболезненно и поелику не приболезненно, с горячим усердием сердца, поднимали и подъемлют труды покаяния, то оказывались и оказываются чуждыми чистоты и непричастными Духа Святаго. И еще: с небрежением, леностию и слабостию делающие, может быть, как им думается и много трудятся; но никогда не собирают плодов. А кроме сего безболезненно монашествующие от уныния впадают в неполезные попечения и помрачаются. И Св. Симеон Новый Богослов говорит: посему я и говорю, что те, которые покаянием и слезами, смирением, послушанием и терпением, паче же нищетой и злостраданием, и перенесением насмешек и поруганий не подражали страстям Христовым, и причастниками поносной смерти Его не были, не бывают здесь причастниками и духовнаго Его воскресения, и не получают благодати Св. Духа. За какие же другие дела прославимся с Ним? Ибо Божественный Павел говорит: если с Ним страдаем, то с Ним и прославимся (Рим. 8, 17). Если же мы стыдимся подражать страстям Его, которые Он претерпел за нас, и живет в нас нежелание терпеть это, т. е. земное мудрование плоти: то явно, что и славы Его не будем причастниками. И еще: без покаяния и слез, как мы сказали, ни одно из сих (дарований) ни в нас самих, ни в других некоторых никогда не было и не будет. Ибо и из Божественных писаний никто не докажет, чтобы кто-либо из людей возмог без слез и всегдашнего умиления очиститься от страстей, или соделаться святым, или принять Духа Святаго, или узреть Бога, или ощутить Его посещение внутрь себя, или когда принять Его совершенно обитателем в сердце свое, – если не предварит покаяние и умиление. Сие же все соделает Божественный огнь умиления вместе со слезами, или лучше посредством слез. И еще говорит: смотрите, как бы вам не обмануться мнением, будто имеете в себе Христа, ничего не имея, и не отойти из сей жизни с пустыми руками. Тогда вы восплачете и возрыдаете.

Все это старец Паисий говорил от Богоносных отцов братиям со слезами, убеждая их, дабы понуждались с горячим усердием к исполнению заповедей Христовых. Ибо все его учение, болезнование и попечение (о братиях) направлялось к той цели, чтобы все вообще, всем сердцем и всею душою хранили заповеди Божии, дабы время, данное от Бога на покаяние, не прожить в нерадении и не остаться бесплодными. В конце же поучения старец всегда прилагал и некоторое нравоучение об исправлении случавшихся между братиями погрешностей. Ибо он, более иных страстей, особенно боялся совращения с пути истины и падения юных и злолютой страсти сребролюбия, лучше же сказать – златолюбия и веществолюбия – корня всех зол, как сказано в Божественном Писании (1 Тим. 6, 10); почему и почти на всяком поучении приводил в пример Ананию и Сапфиру. Ибо он достоверно наперед знал, – о чем и весьма скорбел, – что если эта злолютая страсть любоимения воровски войдет в его братство, и если увлекутся ею любители ея: то заведенное им общежитие немедленно разорится до основания; что впоследствии и случилось. В самом деле, открыто и дерзновенно говорить – это твое, а это – мое, и иметь собственность, и каждому заботиться о себе и питаться, не есть ли это всесовершенное разорение единодушного общежития. Потому еще издавна в монастырях Драгомирне и Секуле, предохраняя братию (от упомянутой страсти), он прикровенно обличал их; и, показывая путь делания заповедей Христовых, часто со слезами увещевал их говоря: Братие! если будете усердно понуждаться к чтению Отеческих книг, и чрез содержащееся в них учение всегда себя исправлять и разогревать (души свои), по сказанному: согреяся сердце мое во мни, и в поучении моем разгорится огнь (Пс. 38, 4): также если будете понуждать себя к прилежному молению на всякий день со слезами пред Богом и к деланию святых Его заповедей: то подастся вам от Христа Бога теплое усердие и ревность. И пусть никто не говорит, что невозможно на всякий день плакать. Ибо говорящий сие говорит и то, что невозможно и каяться на всякий день. И таковые извращают и самую заповедь Господню, как говорит Божественный Симеон Новый Богослов.

Прежде же всего этого должно вам, братие, несомненно, с твердою верою и теплою любовию, приступить ко Господу, и, по слову Его, всесовершенно отречься мира сего и всех его красот и сладостей, а еще и своей воли, и своего рассуждения, и быть нищими духом и телом. И таким образом возжется в душах совершенных святая ревность. По времени же, при возрастании сего делания, подадутся от Господа, по мере делания, слезы, плач и малая некая надежда в утешение души; а потом алчба и жажда правды, то есть разженное усердие, дабы ко всем заповедям Его направляться (Пс. 118, 128), как то: к смирению, терпению, милосердию и любви ко всем, в особенности же к бедствующим душевно, также и к больным (телом), злостраждущим и престарелым, что все, по Божественному апостолу, суть плоды Духа. И чтобы сносить немощи ближняго, и полагать душу свою за брата, и претерпевать случающиеся искушения, то есть обиды, поношения, укоризны, досаждения, и от всей души прощать друг другу всякия огорчения и оскорбления, и чтобы любить врагов, благословлять клянущих вас, добро творить ненавидящим вас, и молиться за творящих вам напасти, – все суть верховные заповеди Христовы. Ко всему этому и чтобы мужественно и со благодарением претерпевать находящие и телесные многоразличные искушения: немощи, болезни, раны, лютые и безутешные временные злострадания ради вечного спасения душ своих. И таким образом вы достигнете в мужа совершенна, в меру духовнаго возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13). И если пребудете в таком самопонуждении, то устоит и общежитие это до тех пор, пока Господь восхощет. Если же вознерадите о том, чтобы внимать себе, и о чтении книг отеческих, то отпадете от мира Христова и любви, то есть от делания заповедей Христовых, и водворится между вами мятеж, молва и неустройство, душевное смущение, малодушие и безнадежие, друг на друга роптание и осуждение. И за умноженение сих беззаконий иссякнет любы многих (Мф. 24, 12), вернее же сказать, мало и не всех. И если так это будет, то вскоре разорится и общежитие это, сначала душевно, а по времени и телесно.

Этими и подобными им весьма многими наставлениями старец Паисий издавна, как сказано, со слезами предохранял всех, малых и великих, молил и увещевал твердо и всею душою держаться тихого, мирного и любовного, по заповедям Христовым, жительства. И такое имел он дарование, что словами своими и самого унылого мог воздвигнуть к ревности, и печального утешить. А когда не мог иного, весьма смутившегося и скорбящего душею, умиротворять словами, такого уверяя, со слезами увещевал и утешал, говоря, что радуется Господь о его покаянии, и убеждал иметь твердую надежду на милосердие Христово; иного же наконец в потребностях утешал своею щедродательностию. А где было нужно, обличал, запрещал, умолял, отлучал и долготерпел. По многократном же повторении сих способов, если иной не исправлялся, такого удалял (из обители). И так, к одному только ожесточенному, самочинному и развратившемуся, с прещением гнева Божия, относился он строго-взыскательно, как об этом выше кратко сказано. Тут он являлся, как некий грозный судия, гневаясь на такового, пока не смирится и покается; и тогда утешал его, наставляя и вразумляя ко исправлению с любовию и со слезами. И никто не отходил от него не исцеленным.

О гневе же своем сам старец одному духовному брату, на вопрос его, ответил так: а что я с гневом укоряю вас, то дал бы Господь и вам иметь таковой гнев! Ибо я поставлен в необходимость противиться стремлениям каждого из вас; и пред иным показываться имеющим гнев, которого, по благодати Божией, я никогда не имею, а пред другим плакать, дабы тем и другим, или, как говорит апостол, десными и шуиими доставить вам пользу. Быть же рабом страсти гневной да не будет мне! Подобным образом и когда говорил что в нравоучение братиям, возбуждая в них любовь и дерзновение к нему, часто так беседовал: не хочу я, братие, чтобы кто меня боялся, как какого страшнаго властелина; но чтобы все любили меня, как и я люблю вас о Господе, как моих духовных чад.

Скажем и о рассуждении сего пастыря духовнаго. Такой установлен был в его братстве порядок, чтобы всякий духовный отец объяснял ему о всяком брате, которого сам не мог умиротворить, и о причине его смущения. Причины же скорбей приключались братиям, как человекам, таковые: друг другу прекословия, укоризны и досаждения, и подобное сему. И когда какой-либо брат, одержимый скорбью, входил к старцу в келлию, старец уже уразумевал, что у него на сердце; и вскоре, преподав ему благословение, сам, предваряя его, начинал беспрерывно беседовать к нему, не давая самому ему говорить; и сладчайшими и утешительными словами своими далеко отводил ум его от постигшей его скорби. Во время же своего беседования старец всматривался в лице онаго брата и замечал устроение его нрава, разум и послушание. И если брат был человек разумный, то старец имел обыкновение высказывать ему что-либо высокое, и затем приводил толкование онаго Богоносными отцами. К сему прилагал и еще нечто более высокое, и так удивлял и утешал его душу, что тот от радости духовной вменял все мирское – славу, радость и скорби в мерзость и мечту. Если же брат был простец, то речь свою к нему старец заимствовал или от обычных дел, или от святаго послушания, и своими дивными словами восхищал ум его от скорби, и этого опять так утешал, что он от радости духовной укорял и себя и приключившуюся ему скорбь. А потом брат, или тот или этот, войдя в себя, и ощутив свою душу исполненною мира и радости духовной, бывшие же смущение и скорби исчезнувшие как дым от ветра, уже ни о чем не вспоминая, но приняв от старца благословение, отходил в радости, благодаря Бога. О, Божественная мудрость и любовь сего блаженного отца! Призывал брата не с тем, чтобы укорить его или побранить, или подвергнуть запрещению, но дабы утешить его, и умиротворить душу его и сердце. А как и что можно сказать о его сладкоречии? Ибо все его духовные дети готовы были повседневно стоять пред ним неотступно, дабы наслаждаться зрением светлого его лица и сладкою его беседою. Потому и все братия, малые и великие проводили дни свои в глубоком мире, любви и радости духовной. До девятого часа (вечера) двери у старца никогда не затворялись. Ибо иные приходили к нему по причине телесных потребностей, а другие с нуждами душевными. И с одним старец плакал; а утешив его, с другим радовался, как будто и скорби никакой не имел. По душевному своему устроению старец был, как незлобивое дитя, по истине бесстрастный и святой муж. Никогда не видели его скорбевшим о чем-либо вещественном, хотя бы и важная какая случилась убыль. Тогда только он скорбел, когда видел какого-либо брата, в чем-либо преступающего заповедь Божию, особенно по произволению. Ибо и за одну малейшую заповедь Владыки Христа старец готов был душу свою положить и говорил: пусть все наше (приобретение) разорится, пусть погибнет и дело какое-нибудь; только бы соблюдены были нами заповеди Божии, и ради их души наши.

Многократно старец Паисий говорил духовным своим детям и сие: «Когда я вижу чад моих духовных подвизающимися и понуждающимися к хранению заповедей Божиих, и отсекающих волю свою, и неверующих своему рассуждению, и живущих в страхе Божием, и со смирением проходящих святое послушание: то такую неизреченную радость ощущаю в душе моей, что не желаю большей радости иметь и в Царствии Небесном. Если же вижу некоторых нерадящих о заповедях Божиих, и держащихся своей воли, верующих своему рассуждению, и живущих без страха Божия, и святое послушание презирающих, от самочиния же и самоугодия объятых леностию и ропщущих, то такая печаль объемлет мою душу, что большей печали для меня и во аде не может быть, пока не увижу их истинно покаявшихся».

И начали братия от поучений отца своего и от чтения Божественных писаний разогреваться (сердцами своими) и преуспевать в любви к Богу и в терпении, заповеданном Иисусом Христом, хотя и не все в одинаковой мере. Ибо это и невозможно. Но одни из них, которые и были в большом количестве, достигли великой любви к Богу и ближнему, и чрез послушание и смирение совершенно умертвили свою волю и рассуждение, считая себя прахом и перстию и подножием всех братий, и даже окаяннейшими всей твари. Ибо непрестанно, в тайне своего сердца, укоряя себя пред Богом, они претерпевали поношения, безчестия, укоризны, досаждения и всякий род искушений с великою радостию и великим благодарением Бога, принимая все это как благодать Божию, и всегда желая сего. Другие же, в меньшем количестве, падали и восставали, т. е. согрешали (малыми грехами), и тот час каялись, претерпевая также укоризны, поношения, и искушения, хотя и с трудом и горечью; однако вседушно понуждались достигнуть первых, и о сем усердно и со слезами непрестанно молились Богу. А иные, немногие числом, были слабы и немощны душою, как младенцы, не имея еще возможности принимать твердую пищу, т. е. претерпевать укоризны и поношения. Для воспитания своего они еще требовали млека милости и человеколюбия и снисхождения к их немощам, пока не достигнут духовнаго возраста терпения. Они восполняли скудость свою одним только благим произволением и всегдашним самоукорением, многократно и выше силы своей понуждаясь претерпевать укоризны и поношения и оставлять свою волю, великий труд и пот, как кровь, изливая пред Богом, и в этом непрестанно прося помощи у Бога. Таковые хотя были самыми немощными, однако сочтены будут у Бога, как понуждающие себя ради получения Царствия Небеснаго. Вообще же все, хотя, как сказано, и не в одинаковой мере, понуждали себя исполнять заповеди Христа Бога нашего, и жить по учению Богоносных отцов. Ибо, как говорит св. Исаак, сокровенное делание заповедей врачует душевную силу. И сие произошло не просто и как ни есть, так как написано, что без кровопролития не бывает оставления (Евр. 9, 22).

Радовался блаженный старец, видя духовных чад своих так усердно подвизавшимися; благодарил и прославлял со слезами Бога, а вместе и молил Его укрепить их Своею благодатию на больший подвиг; и непрестанно поучая, возбуждал их к большему усердно, говоря: чада! не унывайте, куплю деюще (Лк. 19, 13). Ибо се ныне время благоприятно, се ныне день спасения, говорит апостол (2 Кор. 6, 2). И можно было тогда видеть в монастыре Драгомирне монашеское жительство, как новое чудо, или богонасажденный земной рай. Ибо люди, будучи живы, отсекши свою волю ради любви Божией, волею своею и всеми чувствами были для мира сего мертвецы, т. е. как слепые, немые и глухие. Но как можно подробно высказать их сокровенное делание? Разве только скажем немногое, как то: о их сокрушении сердечном, глубоком смирении, о страхе Божием и благоговении, о внимании и молчании мысли, о приснодвижной в сердце молитве, горящей неизреченною любовию ко Христу Богу и ближнему; так что многие из них не только на едине в келлии, но и в церкви и в собрании на послушаниях, и во время беседы духовной, непрестанно источали слезы. А это показывало в них плоды Духа, т. е. веру, кротость и их любовь сердца к Господу. Справедливо сказал святой Исаак: собрание смиренных возлюблено Богом, как собор Серафимов. Во время такого мирного пребывания братства в монастыре Драгомирне, приключилась и скорбь блаженному старцу и всем братиям. Первый единодушный его друг, о. Виссарион, по Божиему благоизволению, отошел ко Господу на вечный покой. Как старец, так и все братия горько плакали о нем. И установил старец ежегодно совершать в память его соборную панихиду и всему братству предлагать праздничную трапезу. Что и продолжалось до кончины старца Паисия.

Таково было оное благоговейное и исполненное святыни братство в монастыре Драгомирне, в котором старец Паисий многими трудами и слезами возобновил древний монашеский единодушный чин. Ибо смотрением Божиим совокупив многия души во единодушие и единомыслие и связав их любовию Божиею и смирением Христовым, он сам первого себя во всем поставил примером для всех, и утвердил общее жительство, имевшее все подобие общих житий Святых отцов. И все братия понуждались, сколько возможно, следовать и подражать жительству сему и хранить чины и уставы его в те (по выражению современника) бедственные и плачу и рыданию достойные времена.

Но тогда как братство старца Паисия, пребывая в монастыре Драгомирне, наслаждалось глубоким миром, содевая свое душевное спасение, неожиданно восстала страшная буря и страх смертный. Между двумя империями, Российскою и Турецкою возгорелась война (1768 г.). Кроме сего Божиим попущением случилась и еще иная пагуба и страх смерти, – мор и голод (1771 г.). Но эти последние горестные беды, по милосердию Христову, вскоре миновались. И по истечении между Россией и Оттоманской империей шестилетней брани заключен был мир (1774 г.). Когда же Российское войско возвратилось из Молдавии в свое отечество, Римская держава стала требовать от турецкого султана обещанной ей части Молдавского княжества. И взяли католики монастырь Драгомирну под свою власть. Тогда старец много слез пролил; ибо горько плакал о душевном разорении братий своих, а еще сокрушался о том, что монастырь его перешел во владение папистов, с которыми Восточная церковь никогда не может иметь мира духовнаго. Также и братия весьма скорбели и горько плакали.