Текст книги "До заката"

Автор книги: Дзюнноскэ Ёсиюки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Ёсиюки Дзюнноскэ
До заката

ПРЕДИСЛОВИЕ

Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) – известный писатель, которого критика причисляет к японским литераторам так называемой «третьей волны».

«Вторая волна», ярче всего представленная именами Мисима Юкио и Абэ Кобо, как считается, несла на себе все психологические последствия войны. В противовес этим известным романистам, Ёсиюки Дзюнноскэ, Эндо Сюсаку, Ясуока Сётаро и некоторые другие образовали новое писательское направление, для представителей которого была равно неприемлема как идеология, так и «антиидеология», им был чужд густой «кафкианский аллегоризм», свойственный «второй волне». Они отказывались видеть разницу между яростной довоенной идеологией тоталитаризма и столь же яростными послевоенными призывами молодых либералов. Они, как говорил Эндо Сюсаку, были «рассказчиками, а не проповедниками».

Ёсиюки Дзюнноскэ вырос в семье известного писателя и поэта Ёсиюки Кэйскэ. Как и его отец, Дзюнноскэ славился своими амурными похождениями, и после его смерти три женщины опубликовали мемуары о нём – его жена и две его любовницы. Он был заядлым игроком, завсегдатаем баров и заведений сомнительного толка, и все его произведения, включая и этот, один из последних его романов, воспроизводят одну и ту же тему, исследуя её с разных сторон, – это частная жизнь, отрешённая от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства, эрос и танатос в их японском преломлении: всегда бытовом и никогда – возвышенно поэтическом.

Японцы часто говорят, что любовники любят лицом к лицу, глядя друг на друга, а супруги – плечом к плечу, то есть, вместе глядя на что-то ещё: на работу, дом, совместные увлечения, будущее семьи. Эти две метафоры отношений между мужчиной и женщиной часто реализуются и в современной японской литературе. Первая метафора обычно подразумевает любовь асоциальную, лишённую каких-либо меркантильных соображений, часто даже неудобную, порождающую между любовниками своего рода антагонизм; вторая – нечто совершенно иное – нерассуждающее, почти безличное доверие, на основе которого, как считается, «работает» и должна «работать» японская семья.

В романе «До заката» история отношений молодой девушки Сугико, оберегающей свою девственность, и опытного женатого мужчины Саса колеблется между этими двумя типами отношений. Сугико считает, что «для одинокой девушки девственность – это способ устроить себе жизнь, что-то, заменяющее талант». Заботясь о своём будущем замужестве, она собирается не иначе как с выгодой распорядиться своей девственностью и отказывает Саса в «последних» ласках, но в то же время она хочет понять смысл близости, – правда, так, чтобы ей за это не пришлось платить слишком рано и слишком дорого.

Для Саса связь с Сугико небезопасна – стоит её родителям узнать правду, и его брак может рухнуть, да и неудобна – он привык к услугам профессионалок, и отказ девушки расстаться с девственностью нередко раздражает его. В то же время Сугико для него намного интереснее всех других женщин – и не потому, что его привлекает её неопытность или невинность. Дело в том, что с ней он – и не любовник, и не муж; их связь, поскольку она не укладывается в регламентированные рамки отношений между любовниками или супругами, предоставляет им обоим возможность непосредственного диалога – вне ролей, вне чувств, вне социума.

До заката им осталось совсем немного. Его ждёт старость, её – замужество и супруг, с которым она будет жить плечом к плечу, никогда не заглядывая ему в глаза. И только сейчас, до того, как зайдёт закатное солнце, в это «сумеречное» время своей жизни они могут узнать что-то о себе, о жизни и о любви.

Роман «До заката» был экранизирован вскоре после выхода – в 1980 г., и сразу же появилась популярная песня с одноимённым названием. Роман стал известен настолько, что выражение «до заката» стало расхожим и даже было использовано в названии одного из заведений низкого пошиба на Гиндзе, в излюбленном токийском районе писателя. Слово «закатная» стало теперь означать девиц с неустойчивой моралью, ищущих связи с богатыми женатыми мужчинами.

Роман написан в характерном стиле писателя – безыскусным, на первый взгляд, разговорным языком, в котором, однако, сразу же чувствуется некоторая отчуждённость и холодность, и одновременно притягательность. В этом минимализме, отказе от обычных беллетристических ходов можно, вероятно, усмотреть дендизм Дзюнноскэ, а можно увидеть стремление писателя найти в «сумерках» обыденного языка завсегдатаев баров и публичных домов какие-то иные слова и смыслы – нечто такое, что сразу улетучивается и исчезает при ярком свете «высоких» литературных жанров и идеологий.

Ю. Окамото

Глава первая В ПАРКЕ

По дороге едет большой автобус. Асфальтовое шоссе прямой лентой стелется перед ним, а по обеим сторонам его тянутся широкие поля. То там, то здесь виднеются одинокие дома.

Вскоре показалось море. Оно подступало всё ближе, и вот уже прибой ударял в берег совсем рядом, у придорожной насыпи. Волны разбивались об неё, рассыпаясь белыми брызгами.

Вот появились скученные домики маленького городка, сквозь который проходила дорога. Море спряталось за крышами. В автобусе запахло рыбой. Сделав пару остановок, автобус снова выехал к морю, затем повернул налево и стал постепенно отдаляться от побережья.

Рыбный запах улетучился. Почти все пассажиры сошли на двух предыдущих остановках. Новых не было. В автобусе остались молодая девушка, сидевшая у входа, и мужчина средних лет в глубине салона.

Девушка встала, неловко переступая в качающемся автобусе, подошла к заднему сиденью и села рядом с мужчиной. Кондукторша вытаращила глаза. Ведь до сих пор эти двое сидели порознь, будто незнакомые.

Молодая женщина была невысокого роста, казалась ещё почти девочкой и по возрасту вполне годилась мужчине в дочери.

– Уже можно, да? Рыбой уже не пахнет, да? – говорит мужчина.

– Извини, – отвечает девушка, – я не то, чтобы боюсь, но всё-таки…

– Нет, нет, конечно, лучше поосторожней. А то ещё разговоры пойдут, хорошего мало…

В городке, который автобус только что проехал, жили какие-то её знакомые, и девушка опасалась, что кто-нибудь увидит её. Когда бы не эта боязнь чужих глаз, они вполне могли бы сидеть вместе и разговаривать, не вызывая никаких подозрений. Однако теперь стряхнуть с себя эти опасения и полностью забыть о них стало уже невозможно.

Они чувствуют подозрительный взгляд кондукторши, не сводящей с них глаз…

Жёлто засветилась лампа на потолке. Наступали сумерки, но пейзаж за окном был всё ещё залит бледным светом. Вскоре автобус прибыл на конечную станцию. Вокруг не было домов. Не было и автобусной станции. Новых пассажиров тоже не оказалось, и автобус, медленно развернувшись, уехал прочь. Они остались вдвоём. Метрах в трёхстах впереди был обрыв, а за ним, на мгновение исчезнув из глаз, снова завиднелось море.

– Так это и есть парк? – проговорил мужчина.

– Это и есть парк.

– Но здесь же никого нет. Интересно, почему автобус сюда доезжает?

– Летом здесь народу побольше. А ты что, хотел толпу?

– Нет уж, хорошо, что никого нет.

Уже смеркалось, но небо ещё не было окрашено закатом. Редко разбросанные купы деревьев казались серыми. Здесь, над обрывом, был разбит парк, а затем взгляд упирался в бетонные ворота и забор, тоже серый. И море было серое, только к тёмно-серому примешивалось свечение, и в этом бледном свете весь парк выглядел словно снятая против солнца фотография.

Чудилось, что прозрачная, бледно-фиолетовая дымка над парком, казалось, едва заметно покалывает кожу. «Словно воздух напоён электрическими зарядами…» – подумал мужчина. Ему казалось, что он перенёсся в какой-то иной мир.

– И с чего это тебя вдруг потянуло сюда? – спросила девушка.

– Просто так.

– Разве без причины на автобусах разъезжают?

– Я-то на машине хотел, это ж ты сказала – нет, обязательно на автобусе.

– И то верно.

– Всякий раз, встречаясь, мы запираемся в комнате. Всякий раз моё тело прижимается к твоему. И всякий раз повторяется одно и то же. Я подумал, пора это прекратить.

– Прекратить? Поздно ты об этом вспомнил. Из-за вас, господин Саса, мне уже никогда замуж не выйти.

– «Вас, господин Саса»? Что это ещё за церемонии?

– Ты ведь хочешь, чтобы между нами была дистанция. Потому-то и привёл меня сюда, правильно? Только это ничего не изменит. Ты – мой первый мужчина. И мне уже никогда не выйти замуж.

– В наше-то время! Откуда у тебя эти доисторические взгляды?

– Вовсе не доисторические. Это чистая правда. Люди просто обманывают себя, – все, и мужчины и женщины.

– Если себя обмануть не можешь, его обмани: мужчину, за которого замуж выходить будешь.

– Это ты только и думаешь, как бы кого обмануть, везде и всегда, – сказала она презрительно.

Мужчина взглянул девушке в глаза.

– Так или иначе, давай зайдём, раз уж всё равно приехали. Скоро ведь стемнеет, – проговорила девушка, не отводя глаз.

В тусклой темноте неясно проступали очертания ворот и забора. Однако бледно-фиолетовая дымка всё ещё не рассеялась, и было отчётливо видно лицо девушки и даже выражение её глаз.

Они вошли в распахнутые ворота, от которых прямой лентой тянулся асфальт дороги, подводя к самому краю обрыва и выпукло отливая белизной. По обеим сторонам дороги виднелись редкие деревья.

– Может, дойдём до обрыва? – сказал мужчина, и они пошли рядом. Шли они по асфальту, но шаги звучали почему-то глухо и неотчётливо. И хотя небо было уже почти совершенно чёрным, фиолетовая дымка втрое выше человеческого роста всё ещё стояла над землёй. Казалось, они вдвоём находятся в замкнутом пространстве, где, как в комнате, от стен и потолка отражаются все звуки.

Лениво волоча ноги, мужчина безразлично проговорил:

– А я неприятный сон видел.

Девушка не ответила. Мужчина на секунду замолчал, затем продолжил:

– Ты идёшь рука об руку с какой-то незнакомой женщиной и плачешь. Вы обе – в чёрных сапогах. Она тебя не утешает, а просто идёт, взяв тебя за руку. Половина лица у тебя алая и рыхлая, как раздавленная переспелая хурма.

Помолчав, девушка ответила:

– Слушай, а эта женщина не была случайно высокая такая, с густыми бровями?

– Да, такая и была, а что?

– Может, это вовсе и не сон.

– Вот ещё, глупости какие.

– Но ты же сам сказал, – «алая, как переспелая хурма» – значит, всё было цветное, правильно?

– Мои сны всегда цветные. Все цвета отчётливые, даже оттенки.

– Верно, цветные сны тоже бывают… Только это был не сон, я ведь, помнится, один раз бродила именно так, как ты рассказываешь. – Подняв руку, девушка, закрыла ладонью левую половину лица. Небо стало уже совсем тёмным, но воздух вокруг, наоборот, посветлел, и её движение было отчётливо видно.

Мужчина вспомнил один знаменитый рассказ о привидении. На горной тропе некто встречает безликое Ноппэрабо – существо без глаз, носа и рта. В испуге он бежит вниз по склону горы и у подножья видит лавочку, где торгуют гречневой лапшой соба. Не помня себя, он вбегает внутрь и начинает рассказывать хозяину о том, что только что видел. Хозяин, выслушав, ухмыляется:

– У него лицо, часом, не такое было?

Хозяин проводит рукой по лицу, и в тот же миг глаза, нос и рот исчезают, и перед взором оказывается гладкое безликое Ноппэрабо…

Мужчина настороженно глядит на девушку.

– У меня лицо, часом, не такое было? – говорит она и отводит руку. Из-под руки показывается щека, алая и влажная… Нет, нет, примерещилось. Девушка идёт, всё ещё прижимая к лицу ладонь.

– Да конечно же, это сон, – зло и раздражённо сказал мужчина, – тут и сомневаться нечего.

– Почему же?

– Это же мой собственный сон, я его видел, потому и знаю, что это сон.

– Ну, как скажешь…

Сомнение в её голосе раздражает мужчину ещё больше.

– У меня есть доказательство, что это сон.

– Доказательство?..

– И ты, и твоя спутница шли голые. Потому я и уверен, что это сон.

– Ты же только что сказал, что мы были в чёрных сапогах, или нет?

– Сапоги-то были. А кроме сапог, на вас ничего и не было, – говорит мужчина намеренно резко. Однако девушка шепчет про себя:

– Ну, как скажешь…

Они стоят у полутораметрового забора, за которым – обрыв. Внизу, на чёрном фоне моря, у подножья скал, подёрнутая дымкой, виднелась белая брызжущая пена набегающих и разбивающихся о камни волн.

Мужчина берёт девушку за руку и резко поворачивает кругом, в ту сторону, откуда они пришли. Белая дорожка тянется до самых ворот, ведущих наружу.

Прислонясь спиной к забору, девушка говорит:

– Когда человеку что-нибудь снится, глаза ведь закрыты, правильно?

– Ну да, а как же иначе?

– А что это такое вообще – закрывать глаза?

– Что значит «что это такое»?

– Закрывать глаза – это значит опускать веки, так?

– Можно и так сказать, ну и что?

– Тогда получается, что глазные яблоки всегда открыты, так?

– А, вот ты о чём. Был, кажется, философ такой, который писал как раз об этом. У него выходило, что жмурься не жмурься, а глаза всегда остаются открытыми и всегда смотрят на изнанку век. Что, мол, им и минутки передохнуть не выдаётся. По-моему, это идея невротика.

– Все глядят на изнанку век… да, похоже на то. А я всё-таки так не думаю. Вот, смотри, я закрываю глаза… – говорит она, опуская веки. Её движение отпечатывается в его мозгу, как фотография. Парк погружается в темноту, и только вокруг мужчины и девушки – как будто бледное, угасающее фиолетовое сияние.

– Смотри, вот так, – поднеся руку к закрытым глазам, она широко расставила пальцы. – Держишь руку перед глазами, да? И пальцы просвечивают.

– Говорю тебе, это невроз.

– Вовсе нет, это каждый может увидеть, не только я. Ничего тут особенного нет.

– Вот ещё глупости…

– А ты попробуй.

Мужчина закрыл глаза, и девушка поднесла руку к его лицу.

– Ну, видишь?

– Да с какой ста… – начал он, и тут перед глазами смутно показалась ладонь, постепенно изображение стало резче, и вскоре контуры проступили совсем отчётливо. Рука, словно вырезанная из листа белой бумаги, стоит перед глазами.

– Ну и ну, – прошептал он и услышал грустный голос девушки:

– Ведь видно же, да?

– Видно…

– Даже лицо можно разглядеть.

Наверное, теперь перед его закрытыми глазами оказалось её лицо – глаза, нос и рот, – которое он сразу отчётливо увидел, совершенно так же, как всегда. Он уже не знал, открыты у него глаза или нет, и притронулся пальцами к векам.

– Не беспокойся, глаза твои закрыты, – послышался голос девушки. Её тело, словно вырезанное из белой бумаги, чётким контуром проступало в темноте. Казалось, она была нагой.

– Так вот что это было, – невольно прошептал мужчина.

Он открыл глаза. Девушка, как была, в кимоно, стояла прямо перед ним. «Может быть, она и вправду шла, плача, с алой, как раздавленная хурма, щекой. Просто я видел её сквозь веки», – подумал мужчина. Словно читая его мысли, она сказала:

– Есть один способ проверить, что ты видишь – явь или сон.

– Научи меня, – сдержав раздражение, мягко попросил мужчина.

– Это очень просто: если, например, ты видишь во сне пейзаж, а в нём твоё лицо или спина – это сон. – В её глазах блеснула насмешка. – Если ты не понимаешь таких простых вещей, значит, ты уже совсем старый…

Протянув руку, она провела ладонью по животу мужчины, круглившемуся жирком, и снова прислонилась спиной к забору, глядя на белую дорожку к воротам и словно измеряя её взглядом.

– Давай наперегонки? – произнесла она с вызовом.

– Ну, тебе-то я пока что не проиграю.

Едва он договорил, как девушка пустилась бежать. Мужчина бросился вдогонку. Она опередила его метров на десять, и расстояние между ними не сокращалось.

Внезапно с неё слетела одежда, и мужчине предстало её белое нагое тело. На бегу он поднёс руку к глазам, проверяя, не закрыты ли они ненароком.

– Открыты, – прошептал он, и в ту же секунду по её бёдрам, заливая ноги, хлынул багрово-красный поток.

«Нужно догнать её, остановить», – подумал мужчина. Обессиленная, она остановилась, едва не рухнув на землю, и присела на корточки, оглядываясь на мужчину, в каком-то самозабвении глядя на него с вызовом и игривостью.

Мужчина замирает. Багровое пятно на белой дорожке парка становится всё больше и больше, а девушка глядит на него с тем же игривым вызовом.

Мужчина не двигается с места. От девушки его отделяют метра три.

«Подойти к ней или же убраться отсюда прочь?» – Не зная, что делать, он лишь угрюмо сутулится. И вдруг видит свою спину во всю её ширину, собственную спину, сутулую, с выпирающими лопатками, – она отчётливо, во всех подробностях встаёт прямо перед его глазами…

Глава вторая В ЯЧЕЕ СЕТИ

1

На окраине оживлённого квартала стояла маленькая столовая, где подавали европейскую еду. Располагалась она в деревянном одноэтажном домике, и лучшего названия в старинном духе, чем было на её вывеске – «Европейские блюда», – наверно, и придумать нельзя.

Саса услышал об этом заведении ещё лет пять назад, от приятеля, который утверждал, что «бифштексы там – пальчики оближешь».

– Только жир не надо оставлять. Я раз оставил, так хозяин мне замечание сделал, – прибавил тогда приятель.

У Саса зачесался затылок, и он яростно заскрёб его пятернёй.

– Ты что, может, жир не любишь? – спросил приятель, увидев его движение.

– А что, хозяин там с разговорами пристаёт?

– Да нет. Принесёт еду, на стол поставит и сразу на кухню, слова лишнего не скажет. Я там столько раз был, и никогда ничего… А, вот оно что, может, это он потому, что я у него завсегдатаем стал, – сказал приятель задумчиво и больше уже туда не зазывал.

Саса решил сходить разок.

Вокруг все магазины были с витринами: в одних – узорные кимоно, в других, специализированных – только две-три пары соломенных сандалий дзори, в третьих – европейские вина в бутылках всевозможных форм и цветов.

На этом фоне столовая, с её потёртыми столешницами мышиного цвета, выглядела пещерой, однако белая полотняная занавеска норэннад дверью, на которой тушью было выведено название, была безупречно чистой.

Внутри, в прямоугольном зальчике стояло четыре стола. В меню было всего три блюда – бифштекс, суп и картофельные крокеты короккэс крабовым мясом. Кухня была просторной, с избытком места, а работало там всего двое: маленький худой старичок с усердным упрямством в глазах, старушка – точная его копия – и никого больше.

Бифштексы и впрямь оказались превосходные.

Посетителей было немного; те двое, которые сидели там до его прихода, вскоре ушли, а когда он вставал из-за стола, пришло ещё несколько человек. Видно, сюда заглядывали лишь редкие завсегдатаи, причём хозяин с ними не заговаривал. Атмосфера была отнюдь не стеснённая, казалось, все друг друга знали, а когда переступал порог, казалось, будто стремглав падаешь с небес, как в самолёте, провалившемся в воздушную яму.

Саса и потом время от времени заходил в столовую, как будто внезапно вспоминая о её существовании. Хозяин принимал его сухо, без любезностей, но и без отчуждения.

2

Однажды Саса пришёл туда вместе с Сугико.

Ему почему-то казалось, что при виде девушки в сопровождении немолодого мужчины хозяин открыто проявит свою неприязнь.

Однако тот, что было вовсе на него не похоже, встретил их улыбкой. «Уж не принимает ли он её за дочь какого-нибудь моего родственника?» – подумал Саса.

Улыбка эта заставляла его чувствовать себя неуютно.

Закуривая после еды, он уронил зажигалку на пол, нагнулся за ней, не вставая с места, и из внутреннего кармана его пиджака выскользнула плоская бутылочка с оливковым маслом.

Она упала с громким стуком, с силой ударившись ребром о дощатый пол.

Саса, сохраняя невозмутимый вид, поднял её и спрятал во внутренний карман. Потом шутовски выпятил губы.

– Вот противный… – прошептала Сугико.

На её шее появилось красное пятно и стало быстро разрастаться, заливая лицо густым румянцем, а когда румянец сошёл, Сугико сказала:

– Гадкий.

В голосе её было смешение чувств: к стыду, отвращению и испугу человека, застигнутого врасплох, примешивалась ещё и некая сладкая томность.

Можно ли сказать, что между Саса и Сугико существовала телесная связь?

Каждый раз, ложась с ним, Сугико плотно сжимала бёдра, становясь неприступной. И в эту щель между крепко сжатыми молодыми бёдрами Саса капал оливковым маслом. Мнимое соитие казалось неотличимым от настоящего.

Так что Сугико всё ещё оставалась девственной.

Они вышли, и вдруг ему показалось, что кимоно, выставленное на витрине соседнего магазина, – свадебный наряд. Саса приостановился на секунду, загораживая от неё эту витрину, и только потом двинулся дальше.

Узкая улочка, с торговыми лавками по обеим сторонам, выводила на широкий проспект. На правом углу была аптека.

Перед ней Саса остановился.

– Что-то у меня желудок расстроился. Зайдём лекарство купить? – пробормотал он, приложив руку к животу.

– Ты что, здесь покупать собрался? Да как у тебя духу хватает?

– А что?

– Мы ведь здесь только что оливковое масло покупали.

– Ах, вот в чём дело. Ты, кстати, здорово покраснела, когда я бутылку на пол уронил.

– А ты чего ожидал?

– Ну, совсем как ребёнок. К твоему сведению, никому и в голову не придёт связать это дело и оливковое масло. Например, люди оливковым маслом натираются, чтобы загорать не пятнами, а равномерно.

На стоящей перед ним девушке следов загара не было.

– Мне бы загореть… Снова осень настала, – вздыхая, произнесла Сугико и взглянула на небо. Саса невольно тоже посмотрел вверх. Голубизна неба была осеннего оттенка. Сентябрь всё-таки.

Когда они впервые встретились, Сугико была вся чёрная от загара. Казалось, за ушами у неё всё ещё оставался запах моря и горячего тела. С тех пор прошёл год.

– Между прочим, ты ведь в этом году так на море ни разу и не съездила?

– Вообще-то я собиралась. Да не получилось, и, между прочим, из-за тебя.

– Из-за меня? Почему?

– Прошлогодние купальники уже не годятся: бёдра не влезают.

На лице Сугико промелькнуло, сразу пропав, стыдливое и одновременно кокетливое выражение.

– А что ж ты новый не купишь?

– Домашние подумают, что что-то не так. Скажут: «С чего это ты вдруг за один год так располнела?»

Родители Сугико были живы и здоровы, и, по сведениям Саса, у неё было два старших брата. Саса старался об этом не думать, но нельзя было исключать возможности, что когда-нибудь ему придётся встретиться и разговаривать с ними.

– Ну не верю я, что от такого толстеют, – сказал Саса и прибавил:

– Жаль, что ты в этом году совсем не плавала.

Слова его прозвучали на удивление фальшиво.

– Да я не особенно и переживаю. Я ведь всё равно плавать не умею, – бросила Сугико.

– Постой, ты ж раньше умела.

– Только в море.

– Только в море?..

Сугико продолжала, не обратив внимания на его слова.

– Понимаешь, мне нужно что-то, за что держаться можно. Только чтобы это что-то на меня искоса не смотрело.

Саса подумалось, что он – эдакое искоса глядящее чёрное бревно на поверхности воды.

Он промолчал.

– Если бы у меня талант, что ли, какой был, – сказала она, вздохнув.

Казалось, Сугико думает, что пока её девственность при ней, она уж как-нибудь устроится.

Что для одинокой девушки невинность – это способ устроить себе жизнь, что-то, заменяющее талант.

– Так что, неужели прямо сейчас уедешь? – Неожиданно для него эти слова прозвучали серьёзно. До сих пор он об этом как-то не думал.

Впереди вырисовывалась платформа железнодорожной станции. Машина его была припаркована на стоянке неподалёку.

– Даже не знаю… – говорит Сугико, прижимаясь к нему.

Саса уже несколько месяцев как почувствовал, что тело её стало пахнуть по-женски. В то время, когда они только познакомились, выражение у неё в глазах было совсем как у мальчика-подростка. Время от времени Саса ощущал еле заметный запах пота. Этот запах разжигал в нём желание, хотя одновременно был и немного неприятен.

– Мне понравилось в твоей столовой, – говорит Сугико.

«Наверное, потому, что никто там не обратил на неё внимания», – подумал Саса, но вслух этого не произнёс.

– Потому что там мясо вкусное, – сказала Сугико и добавила: – Я люблю вкусное.

– Ну что, уезжаешь? – проговорил Саса, глядя на платформу, лежащую, словно светящийся пояс у подножия ночного неба.

Сугико молчит, мягко держа его за руку.