Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Дзиро Осараги

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Послезавтра как раз будет удобно, не правда ли?

Томоко с сомнением покачала головой, похоже, всё ещё не совсем уверенная в себе, несмотря на то, что приехала в Киото.

– У вас нет необходимости встречаться с ним прямо сейчас. Но если вы спешите, в гостинице, вероятно, знают его адрес в Кобэ, но мы не знаем, в каких условиях он там живёт. По-моему, самое лучшее подождать его здесь.

Это убедило Томоко, и она выразила своё согласие, но вместе с тем, вспомнив о своей матери, с тревогой подумала, что будет отсутствовать целых три дня.

– А вам не причинит неудобство оставаться здесь так долго?

– Обо мне не беспокойтесь, – слегка улыбнулась Саэко, и, повернувшись, бросила свой взгляд на пруд. Она была рада, что встреча не состоится сразу после их приезда без соответствующей подготовки. Предстоящий промежуток времени даст ей возможность прийти в себя, ибо Саэко чувствовала напряжение, как будто ей самой предстояла встреча с Кёго. Конечно, Томоко пойдёт на встречу одна, после чего они сразу уедут. Таков был её план, но не было ничего невозможного и в том, что, находясь в Киото, они могут где-то случайно встретиться. Эта мысль породила у неё тайный соблазн не отдаваться подобному случаю, а собраться с мужеством и встретиться с Кёго. Невольно она глубоко вздохнула.

Ночью они оставили выходящую в сад раздвижную дверь открытой, и звук падающей воды заполнял комнату, проникая сквозь москитную сетку к их кровати. В темноте раздался голос Саэко.

– Я, должно быть, кажусь тебе странной женщиной, Томоко.

В саду где-то горел свет, и в полумраке виднелись белые контуры лица Саэко, которая лежала, обхватив подушку руками.

– Я многим занималась и встречала многих людей на своём пути, но единственный человек, кого я боюсь, это ваш отец, Томоко.

Звук воды был необычен для Томоко, и она не могла заснуть. Она думала о том, как отличалась Саэко, лежащая рядом в полумраке, от той жизнерадостной, переменчивой и почти недоступной женщины, которой она всегда казалась. Сейчас от её тела исходило что-то плотское и глубоко женственное. Белая москитная сетка слегка колебалась от жаркого ночного воздуха.

– Это как дождь, – сказала Саэко, имея в виду непрерывный звук воды, и затем продолжала:

– Вам, должно быть, кажется странным, что я проделала весь этот путь и намерена продолжать скрываться от вашего отца?

Томоко ничего не ответила.

– Правда заключается в том, что я однажды ненамеренно причинила вред вашему отцу. Я случайно встретила его в Сингапуре, когда он скрывался в китайском квартале. Но мне было известно, что кое-кто из морских офицеров знает об этом, поэтому я не делала из этого секрета и неосторожно рассказывала о нём окружающим. Об этом как-то узнали в жандармерии… Это было ужасное время – Япония терпела поражение в войне, и жандармы нервничали больше, чем обычно. Ваш отец не скрывал своих антивоенных взглядов и, что было ещё хуже, китайская семья, в которой он жил, была связана с англичанами. Дело приняло серьёзный оборот, и жандармы его арестовали. Когда я узнала, что он невредимым вернулся в Японию, я почувствовала себя лучше, но ужасно страдала, чувствуя свою вину. Это было, действительно, непростительно, и с тех пор даже одна мысль об этом не давала мне уснуть целую ночь. Война ужасная вещь, и люди спокойно совершали ужасные поступки, которые им самим кажутся сейчас абсолютно нелепыми.

Но ваш отец был великолепен. Он открыто выступал против войны тогда, когда она ещё продолжалась. Такой хороший человек! И только подумать, что глупая неосмотрительность женщины, хотя и ненамеренная, доставила ему столько неприятностей. Я до сих пор не могу простить себе… И насколько разгневанным должен быть ваш отец. Он имеет полное право ненавидеть меня, и я с этим смирилась, но в моей совести осталась рана, которая не заживает.

– Когда я встретила вас, Томоко, и поняла, что вы его дочь, то была поражена. Я почувствовала, что вы не чужой для меня человек, только так я могу сказать. Я поверила, что бог, или что-то в этом роде, свёл нас, и какой бы плохой женщиной я ни была, я хотела подружиться с вами, и хотела этого страстно, только и думая об этом. Я должна знать, можете ли вы простить меня, Томоко?

– Я об этом ничего не знаю, и я не верю, что вы такой человек, как о себе говорите.

– В самом деле, вы прощаете меня?

Саэко прижалась к Томоко, нежно взяла её руку и прижала её к своей груди.

– Можете ли вы понять, как я страдала. Я чувствовала, что я должна об этом когда-нибудь рассказать. О том, что я сделала, знаю только я одна и никто больше. Даже ваш отец, я думаю, вряд ли знает об этом, но я не могла скрыть это от вас, Томоко.

Саэко перестала говорить и, расплакавшись, уткнула своё лицо в подушку, и было видно, как её плечи в тёмно-голубой ночной сорочке вздрагивали в такт с её рыданиями. Перевернувшись лицом вниз, Саэко продолжала держать руку Томоко на своей вздрагивающей груди, и этот интимный контакт вызвал у неё тревожное чувство.

Томоко пыталась слушать внимательно, но слова Саэко как-то странно не задевали её и не смогли вызвать глубокого чувства. Скорее с большим замешательством она реагировала на прикосновение к её тёплой, вибрирующей коже. Томоко почему-то неожиданно с тревогой вспомнила о бриллианте, и она попыталась освободить свою руку из-под тела Саэко, но та ещё сильнее сжала её своими пальцами.

– Я не знаю, понимаете ли вы, что я, действительно, страдала. Я не осмелюсь когда-нибудь вновь увидеть вашего отца.

Томоко всё ещё была в растерянности от того, что совершила Саэко, но коль скоро её отец смог вернуться невредимым в Японию, она была уверена: что бы ни случилось в прошлом, не будет иметь для него значения.

– Этого не может быть. Вы не такой человек, чтобы совершить что-то плохое.

– Вы так считаете?

– Да.

– Спасибо, Томоко. Тогда вы выступите в мою защиту, если ваш отец всё ещё сердится на меня, и если он скажет, что не может простить меня?

– Я не уверена, что всё понимаю. Но всё, что я смогу, сделаю, но в этом не будет необходимости.

– Я просто хочу, чтобы вы обещали мне… Я вспоминаю, какая ужасная это вещь – война. Люди не могут жить, руководствуясь нормальными человеческими чувствами. Они совершали жестокие поступки и вынашивали ужасные мысли. Посмотри на меня. Я одна поехала за границу, как мужчина, и попала в мужской мир, и там я наблюдала человеческие уродства, подлость и извращения, пока я не смогла это больше выдерживать. Постепенно я стала превращаться в подобие мужчины, кем я, должно быть, для вас сейчас и выгляжу. Но кем я хочу быть в действительности, так это женщиной. Если бы я могла расслабиться, как женщина, если бы пришло время, когда мне не придётся думать, что я должна была бы родиться мужчиной, – вот чего я страстно желаю. Говорят, что я упрямая, что не признаю поражений. Это правда, но от этого больше всего страдаю я сама. И только вам, Томоко, я признаюсь в своей слабости и обнажаю вам.

Саэко, которая просит о жалости. Идите и встречайтесь со своим отцом, Томоко. Он джентльмен и хороший человек. Но я его боюсь. Настолько боюсь, что мне потребовалось собрать всё своё мужество, чтобы приехать с вами сюда.

Томоко молча слушала, а затем сказала простым и невинным тоном, который даже удивил её саму.

– Саэко, не говорите так. Пойдёмте вместе со мной. Всё будет хорошо.

– Я не могу это сделать. Вы не должны даже упоминать обо мне, когда вы встретитесь с отцом. По крайней мере, не сейчас. Ни слова обо мне, я запрещаю.

– Но это странно, что вы прячетесь подобным образом.

– Я встречусь с ним когда-нибудь, где-нибудь, я в этом уверена. Но после того как я соберусь с мужеством.

Саэко сделала попытку улыбнуться.

– Я трусиха. Когда заходит речь о вашем отце, меня охватывает странное оцепенение. Я страшно боюсь. Вы, должно быть, думаете, что я совершила что-то ужасное.

Что же она могла сделать, что вызывает у неё такую тревогу? Томоко пока не знала, но ей это казалось всё больше подозрительным. Беспорядочный рассказ и эмоциональный тон, которым она говорила, не были похожи на обычную Саэко. Она не могла полностью верить тому, что говорила Саэко, именно из-за эмоциональности, с которой всё это было сказано. В её истории где-то пахло ложью, и проявляемая Саэко необычная интимность, казалось, имела целью скрыть её. Всё это было так не похоже на Саэко, и Томоко почувствовала себя неловко. Невольно она спросила:

– Так что я должна делать?

Саэко поразила Томоко, когда она, повернувшись к ней лицом, со страстью повторила тот же вопрос:

– Так что я должна делать? – Затем быстро сказала: – Прости меня, Томоко.

Внезапно она прильнула к ней всем своим телом, и Томоко почувствовала, что её настроение резко изменилось. Она стала весёлой и даже игривой.

– Извините меня. Я столько доставила вам беспокойства, и всё из-за ничего. То, что я говорила, не имеет значения. Только ради вас я приехала в Киото, но вы не должны упоминать обо мне своему отцу. Я настаиваю на этом.

Томоко промолчала.

– Обещай мне, Томоко.

– Хорошо. Я обещаю.

– Прости меня, я наговорила много странного. Но давай будем друзьями. Томоко. Обними меня со всей силой. Обними меня так крепко, чтобы у меня кости затрещали. Пожалуйста, Томоко.

Томоко невольно сказала:

– Вы меня пугаете, Саэко.

Саэко мягко отпустила её.

– Извини, Томоко. Я не подумала. Вы ещё не знаете, что такое одиночество. И мне, почти превратившуюся в мужчину, абсурдно так поступать.

На следующий день, когда Томоко встала, Саэко выглядела, как обычно, спокойной и весёлой в ярких лучах утреннего солнца.

ЗОЛОТОЙ ХРАМ

Автомобиль въехал на улицу Мокуямати, вдоль которой протекала река Такасэгава, замедлил свой ход около аллеи платановых деревьев и вскоре остановился. Прочитав название гостиницы своего отца на фонаре, который свисал с карниза ворот перед входом, Томоко внезапно ощутила приступ колебания.

– Это здесь? – бодро спросила Саэко. Хотя она и сознавала опасность случайной встречи сейчас, когда они благополучно прибыли на место, её чувство облегчения сопровождалось чем-то похожим на разочарование.

– Ну, теперь идите, – сказала она Томоко. – Но попытаемся уехать ночным поездом, если вы сможете.

Машина отъехала, и Томоко, глядя ей вслед, увидела через заднее стекло, как Саэко повернулась к ней и помахала рукой.

Томоко ещё раз взглянула на ярко-красные буквы на фонаре и пошла по длинной узкой аллее, покрытой гранитными плитками. По обе стороны от неё стояли длинные жилые дома, открытые веранды которых были устланы циновками, и на некоторых из них женщины занимались шитьём. Через узкую дверь одной из квартир виднелись предметы внутренней обстановки. Далее вдоль аллеи находился каменный колодец, и около него стояла детская коляска. В самом конце аллеи Томоко наткнулась на железную решётку, за которой находился вход в гостиницу.

Подойдя к решётке, Томоко стала успокаиваться. Справа от входа была расположена кухня, в которой несколько служанок занимались приготовлением пищи, стоя на голом деревянном полу. Томоко подала голос, и навстречу вышла женщина средних лет, похожая на хозяйку гостиницы, и приветствовала её на мягком и певучем киотоском диалекте.

– Вам нужен господин Мория? Как жаль, но он ушёл некоторое время тому назад.

Затем несколько более громким, чем это нужно, голосом, видимо, для того, чтобы показать свою власть, она крикнула служанкам на кухне:

– Куда пошёл господин Мория?.. А, в Золотой храм? Всего некоторое время тому назад, не так ли?

Она с улыбкой повернулась к Томоко и сказала, внимательно глядя на неё:

– Он пошёл один, поэтому, я думаю, он поехал на трамвае. Если вы возьмёте такси, я уверена, что вы догоните его. Мне вызвать для вас такси?

Когда Томоко попросила её сделать это, она быстро поднялась и направилась к телефону.

Томоко была даже довольна, что её отец ушёл из гостиницы, ибо она испытывала всё большую неловкость, что ей придётся в первый раз встречаться с отцом в таком общественном месте, как гостиница, где она была бы вынуждена дать свою визитную карточку кому-либо из служащих для передачи отцу. С другой стороны, если она последует за ним в Золотой храм, и там будет много туристов? Она сомневалась, что будет в состоянии определить, кто из них её отец, ибо она видела только его фотографию, когда он был молодым.

Томоко ещё полностью не сознавала смелость своего поведения. Она приехала в Киото с единственным желанием помочь своей матери и была решительно настроена пойти ради неё на всё, и это являлось единственным источником её мужества.

По широкой асфальтированной дороге такси проехало мимо каменных ворот храма Китанотэндзи и красивой горы Мацуяма и выскочило в предместья города. Местность вокруг всё больше приобретала сельский вид, и вдали виднелись рисовые поля. Вскоре машина остановилась у входа в Золотой Храм.

Вероятно, из-за знойной полуденной жары никого не было видно, и торжественная тишина царила вокруг. Покрытая гравием дорожка, проложенная среди густой растительности и больших камфарных деревьев вела в глубь территории. Тени деревьев создавали приятную прохладу, откуда-то издалека слышалось пение цикад.

Перейдя через небольшой каменный мост, Томоко вошла в ворота храма. Перед собой она увидела невысокую сосну с перекрученными сучьями, а за ней большой белый дом, который, похоже, был резиденцией настоятеля храма. Кругом была тишина, и не было признаков человеческого присутствия. Мох покрывал землю вокруг и заползал на дорожку, по краям которой была протянута тонкая верёвка, чтобы посетители не топтали траву. По устланной камнями тропинке Томоко подошла к кассе, в которой со скучающим видом сидел пожилой мужчина. Получив с неё входную плату, он выдал билет и кивком головы показал, где вход.

«Наконец», – подумала Томоко, испытывая небольшое внутреннее напряжение. Она не могла знать, пришёл ли уже её отец, и не представляла себе, как ей надо будет к нему обратиться, когда для этого придёт время. Тем не менее она чувствовала себя спокойней и более собранной, чем сама ожидала. Помимо спокойствия Томоко начало охватывать чувство внутреннего сопротивления, как будто она собиралась выступить против своего отца и не только для того, чтобы защитить свою мать, но и себя тоже. Неожиданно Томоко была готова бросить вызов бессердечному человеку, который только по названию был её отцом и который бросил жену и ребёнка и даже не вспомнил о них. Она знала, что не должна уступать чувствам своего сердца и не поддаваться эмоциям, а думать только о том, чтобы защитить свою мать.

Листья деревьев шелестели от лёгких дуновений ветерка и поблёскивали на солнце. Дорожка, ведущая от входа, неожиданно привела её на берег пруда, и перед ней предстал в своей безмятежной и грациозной красоте Золотой Храм (Кинкакудзи) в форме трёхступенчатой пагоды, который она ранее видела только на картинках и фотографиях. Томоко стояла в прохладной тени расположенных за её спиной деревьев, поэтому раскинувшийся перед ней сад и сам храм неожиданно ярко, почти ослепительно сверкал в лучах полуденного солнца. Но красота, увиденная неожиданно, не перестаёт быть красотой.

Инстинктивно Томоко посмотрела вокруг в надежде увидеть кого-либо, кто мог бы оказаться её отцом, но кроме сидящего в тени Золотого Храма старика, похожего на гида, больше вокруг никого не было. Она предположила, что жара помешала обычной толпе туристов собраться здесь.

Освещённые солнцем ветви деревьев отражались в воде рядом с перевёрнутым изображением храма, и отражение было настолько чётким, что можно было сосчитать каждую сверкающую сосновую иголку. Сток из пруда находился у неё ног, и вода журчала тихо, но непрерывно. Окружающая тишина вызвала у неё импульсивное желание осмотреть сад, но он был настолько ярко освещён, что было почти невозможно составить о нём полное представление.

Томоко подошла ближе к Золотому храму. На внутренней стороне крыши третьего яруса и на верхних участках колон ещё были видны остатки сусального золота, но они уже были такого тёмного цвета, что не выглядели золотыми.

Гид, на котором были одеты мешковатые японские штаны военного времени, приняв её за туристку, поднялся ей навстречу.

– Пожалуйста, снимите обувь и поднимайтесь внутрь, – сказал он и после того как она выполнила это, стал рассказывать о различных изображениях Будды, которые были выставлены в галерее, выходящей на пруд. Томоко с неохотой слушала его. Закончив с Буддами, он перешёл к объяснению значения больших камней, расположенных в середине пруда, каждый из которых представлял собой покрытый мхом маленький островок с растущими на них маленькими сосёнками и имел своё название: например, островок Журавля и Черепахи или островок Зарослей Тростника.

Где-то вдалеке раздалось кудахтанье курицы.

Слушая прозаичное и монотонное объяснение, Томоко постоянно бросала взгляд на другой берег пруда, куда выходила дорожка, по которой она пришла. Закончив свой рассказ, гид сразу вернулся на своё место в тени, а Томоко осталась стоять на галерее, покрытой выступающей в сторону пруда крышей. В пруду она заметила плавающего карпа и стала его рассматривать.

Это был большой чёрный карп. Когда он делал резкие движения, то на мгновение показывал свою отдающую золотым блеском спину, а затем продолжал спокойно и, не торопясь, плавать широкими кругами. Рядом с ним, повторяя его движение, плавало множество молодых карпов, поднимая со дна ил и вызывая мелкую рябь на поверхности воды, которая то удлиняла, то укорачивала ослепительное отражение солнца.

Вдоль перил галереи была прикреплена доска, и Томоко села на неё, бросив ещё один взгляд в сторону входа в сад, где всё ещё не было признаков каких-либо посетителей храма.

Томоко продолжала рассеянно смотреть на пруд и на плавающего в нём карпа. Водная рябь, создаваемая движениями карпа, отражалась на балках и нижней поверхности крыши первого яруса храма и медленно двигалась, как будто это были обрезки ниток. Луч света, отражаясь от воды, ярко играл на одежде Томоко. Старик-гид задремал на своём кресле в тени, положив свой веер на колени. Беспокойство Томоко постепенно росло, ибо она обещала постараться успеть к ночному поезду, и билет уже был у неё в сумочке, а он всё не приходил. Она даже подумала оставить письмо своему отцу в гостинице, рассказав в нём о причине своего приезда в Киото, и уехать, так и не повидав его. При этой мысли чувство невыразимого одиночества охватило её.

Чёрный карп продолжал медленно плавать в неглубоких водах пруда. Затем она посмотрела вдаль и заметила мужчину, который стоял на другой стороне пруда на том месте, где она сама была некоторое время назад и смотрела на храм. Он был в белом костюме и шляпе, и его взгляд был устремлён на пруд.

Задремавший гид, услышав шаги, открыл глаза, и по его поведению можно было понять, что лицо Кёго было знакомо ему.

– Жарко, не правда ли? – вежливо поприветствовал его Кёго.

– Да, невыносимо, – почти автоматически вторил ему гид на своём киотоском диалекте и выпрямился на своём стуле, но не стал рассказывать о деревянных изображениях Будд и камнях в пруду.

Кёго посмотрел на здание храма, на карнизах которого играли отражения воды, и, почувствовав, что здесь ещё кто-то есть, увидел сидящую в галерее Томоко. Присутствие типичной современной девушки с городскими манерами среди стоящих в ряд старых позолоченных изображений Будд вызвало у него улыбку и изумление.

Томоко смотрела в его сторону, но когда их глаза встретились, она перевела свой взгляд на сад и продолжала неподвижно сидеть.

Не снимая обуви и не поднимаясь на галерею, как это обычно делают другие посетители храма, Кёго снял свою шляпу и, стоя в тени, пристально смотрел на пруд.

Томоко подумала о том, чтобы встать и подойти к нему, но она не могла сдвинуться и сидела как пригвождённая к своему месту. Через некоторое время Кёго, попрощавшись с гидом лёгким движением руки, покинул своё место, и его фигура в белом костюме исчезла за стеной здания. Не сознавая, что она делает, Томоко поднялась, пересекла галерею и подошла к месту, где оставила свою обувь. Затем она пошла по узкой деревянной дорожке и увидела Кёго, который стоял уже на другом месте и смотрел на пруд. Чувствуя, как сильно бьётся её сердце, она подошла ближе, но поняла, что неспособна на смелые действия. Если она будет продолжать идти в том же направлении, то пройдёт как раз за его спиной, но, не собравшись с мужеством заговорить с ним, вероятно, так и минует его в молчании.

Как будто почувствовав её присутствие, Кёго посмотрел назад через плечо и взглянул на неё.

– Простите, – сказал он мягко, – вы любите посещать такие места, как это?

Она с испугом остановилась. Посмотрела на Кёго и не смогла ничего ответить.

– Извините меня, – сказал Кёго с улыбкой ещё более мягким тоном. – Я должен бы был добавить «в вашем возрасте». Вы живёте в этом городе?

Томоко отрицательно покачала головой.

– Вы приехали из другого города? Вы из Токио? Что ещё вы осмотрели после приезда в Киото?

Томоко обратила внимание, как к ней обращался её отец, и это неожиданно позабавило её. Она улыбнулась Кёго и почувствовала себя более непринуждённо.

– Я ещё не видела никаких других мест.

– Вы приехали в Киото для осмотра достопримечательностей во время ваших школьных каникул?

– Нет, я здесь не для осмотра достопримечательностей, и я больше не хожу в школу. Я её уже окончила.

– О, я должен тогда попросить прощения, – сказал Кёго, как будто насмехаясь над собой. – Я никогда не могу даже приблизительно предположить возраст такого молодого человека, как вы. Я был убеждён, что вы ещё школьница.

Он внезапно замолчал и мирно шёл рядом с ней по тропинке среди деревьев. Ветви деревьев были аккуратно подстрижены, и сад был великолепен.

– Могу ли я спросить, сколько вам лет?

– Мне двадцать два.

Кёго как-то по-новому внимательно посмотрел на неё.

– Значит, девушка в двадцать два года выглядит, примерно как вы? А я и не знал, – пробормотал он.

Потихонечку Томоко хладнокровно наблюдала за Кёго. Она больше не сомневалась, что он был её отец. Для неё было похоже на сон, что рядом с ней шёл человек, о котором она столько размышляла, разглядывая его фотографию в молодости, и образ которого она нарисовала в своём воображении со слов Саэко. Она была немного удивлена, найдя его моложе, чем предполагала. До встречи она тайно ожидала появления чувств привязанности к нему, но пока она не могла сказать, что это произошло. Её чувства были пока несколько растеряны и не находили выхода. Но несмотря на это, она чувствовала лёгкость в сердце. Может быть, причина частично была в том, что Кёго, несмотря на свой острый взгляд, обладал мягким и спокойным характером. Она была рада, что он в реальности оказался порядочным человеком, каким его постоянно описывала Саэко. Но это было всё, что она ощущала, но это всё же не было чувствами дочери к своему отцу.

Они обошли храм и остановились около маленького родника, который пробивался сквозь покрытые мхом камни.

– Говорят, что эта вода использовалась для чайных церемоний сёгуна, но я не знаю, правда это или нет, – сказал Кёго. Нежное выражение появилось у него в глазах, когда он спросил: – А чем вы занимаетесь сейчас после окончания школы?

– Шитьём дамского платья.

После короткой паузы она продолжила:

– Я также помогаю в издании журнала.

– В вашем возрасте! – Кёго взглянул на неё с удивлением. – Да, это здорово. С моих пор многое изменилось для японских девушек. Я так долго жил за границей, что чувствую себя как, Таро Урасима. Куда бы я ни поехал в Японии, я поражён большими переменами во всём, что я вижу. Особенно я не представляю, какие идеи вынашивают молодые люди подобные вам, девушки или юноши.

Он улыбнулся и спросил:

– Боюсь, что это невежливо с моей стороны задавать такой вопрос, но я хотел бы знать, из какого дома вы происходите?

– Вы имеете в виду мою семью?

– Да. Чем занимается ваш отец?

– Его профессия? – Почувствовав, как будто что-то подтолкнуло её, она ответила чётко: – Мой отец служил на военно-морском флоте. Раньше.

– На флоте? – воскликнул Кёго, посмотрев на Томоко. – Вот это да, – пробормотал он.

Хотя она не могла понять значение его восклицания, оно прозвучало с глубоким, сложным оттенком и вызвало лёгкое волнение в её груди. Почувствовал ли что-нибудь её отец? Их беседа прервалась, и вокруг воцарилось молчание послеполуденного летнего дня.

Они подошли к месту, где вода падала на груду камней. Хотя струя воды была слишком мала, чтобы заслужить название водопада, на табличке было написано, что он назывался водопад Ворота Дракона. Ветви клёна бросали на землю лёгкую тень.

– Во всяком случае, я надеюсь, ваш отец в добром здравии, – медленно сказал Кёго.

Томоко остановила свой взгляд на лице, как она верила, своего отца и кивнула твёрдо. Она сказала так вполне намеренно, а ещё мгновение назад она была на грани того, чтобы раскрыть всё в потоке слов. Она заметила, как сдержан был Кёго и как серьёзно было его лицо. Независимо от того, что он был глубоко воспитанным человеком и в его привычке было проявлять внимание к молодым людям, его доброта и постоянная вежливость к Томоко проявились с самого начала их общения.

– Я рад, что это так. Слишком много людей погибло.

Внезапно Томоко не могла удержаться от улыбки, и одновременно где-то глубоко в ней появилось лёгкое чувство раздражительности. Стоящий перед ней её отец, спокойный и с великолепной фигурой, вместе с тем производил впечатление слабого и достойного сожаления человека. «Он всё ещё не догадывается, что я Томоко». И удивительно, что одна только эта мысль принесла ей облегчение, и выражение её лица просветлело.

Её губы задвигались, как будто она хотела что-то сказать, и повёрнутые в сторону отца глаза невинно и шаловливо заблестели, как глаза ребёнка, который собирается выкинуть детскую шалость.

– Я тоже служил на военном флоте, – начал он говорить. – Так как у меня была дочь вашего возраста, я и ваш отец учились примерно в одно время в Военно-морской академии…

Томоко внезапно прервала его:

– Папа! – это слово искренне и без труда слетело с её губ. – Я – Томоко.

Кёго уставился на неё и не мог произнести ни слова.

Томоко уже больше была не в состоянии сдерживать свои глубокие эмоции, которые так и вырывались наружу, и уже не могла их больше контролировать. Её отец продолжал с сомнением смотреть на неё, и ей казалось, что она наблюдает неуверенные движения слепого человека, которого она хочет взять за руку и успокоить. Но, похоже, что Кёго постепенно стал осознавать значение её слов.

– Я – Томоко, – повторила она. – Вы не понимаете?

Глаза Кёго покрылись влагой, но в осанке его фигуры и выражении лица резких изменений не произошло, и это спокойствие показалось Томоко прекрасным.

– Не следует заставать людей так врасплох, – сказал он спокойным тоном, продолжая смотреть на Томоко. Выражение его глаз стало более напряжённым, и губы слегка дрожали.

– И подумать только, что я не знал, – пробормотал он, и тень печали пробежала по его лицу. Безрадостные воспоминания, страдания от постоянного одиночества в этом мире внезапно обрушились на него, и только большим усилием воли он смог сдержать свои эмоции. «Отец сыграл комичную роль перед своим ребёнком», – подумал он.

– Я очень обидел тебя, – сказал он низким голосом. – Я, действительно, ничего не знал, и думаю, ты поймёшь и простишь меня.

Томоко в экстазе потрясла головой, её пышные волосы испускали яркий блеск, и лицо по-прежнему светилось.

– Я сразу поняла, что вы мой отец. Это верно с первого взгляда.

– Пошли, пройдёмся, – предложил Кёго. Он всегда поступал так и раньше, когда неконтролируемые эмоции охватывали его, и сейчас эта привычка вновь автоматически овладела им. Ходьба восстанавливала его физически, и в движении он мог освободиться от нахлынувших эмоций.

– Похож ли я на родителя? – спросил он резко.

Его дочь нежно улыбнулась и кивнула в знак согласия.

– Сейчас совершенно ясно, что вы отец Томоко.

– Ты так думаешь?

– Папа, что вы думаете обо мне? Считали, что я чужой ребёнок?

После некоторого колебания Кёго сказал:

– Конечно, я так считал. Томоко, которую я знал, было четыре года. Совсем маленький ребёнок.

Он на мгновение закрыл глаза, поднимаясь по узкому покрытому камнями склону.

– Как она выросла, – пробормотал он.

Поднявшись по склону, они вышли к чайному домику, являющемуся одной из достопримечательностей Золотого храма, однако Кёго не проявил к нему особого интереса, и они прошли мимо, не останавливаясь. Дорожка вывела их через небольшие ворота к выходу из сада.

– Когда ты приехала?

– Я уже три дня здесь.

– Одна? – спросил Кёго, тайно надеясь на приезд жены. – Или кто-то ещё с тобой?

– Да, друг. – Вспомнив о Саэко, Томоко почувствовала себя неловко. Её спокойствие было нарушено, когда перед ней всплыло напряжённое лицо Саэко.

– И когда вы уезжаете?

– Сегодня ночным поездом.

– Так поспешно? – Кёго неожиданно тяжело вздохнул. – Если не возражаешь, давай поужинаем вместе. – Затем, не сознавая, что он ведёт себя как отец, добавил: – Может быть пригласим также твоего друга?

Томоко поспешно покачала головой в знак отказа.

– Нет, она занята. У неё другое мероприятие.

– Ты знаешь её по работе?

– Да, в какой-то степени.

– И как девушка, подобная тебе, может зарабатывать себе на жизнь? – спросил Кёго, сдерживая своё внутреннее возбуждение.

Томоко рассмеялась с весёлой невинностью и, испытывая радостное чувство, ответила:

– Как-то получается. Но я могла бы и не работать, но мама посоветовала мне заняться чем-нибудь.

Кёго достал сигарету и остановился, чтобы закурить.

– Твоя мать, надеюсь, здорова?

Со слабым щелчком он зажёг зажигалку и закурил. Глубоко затянувшись, он медленно выпустил дым и наблюдал за его исчезновением среди деревьев. Все движения её отца показались Томоко красивыми и элегантными. Глядя на его волосы, она заметила первые следы седины на его висках.

– Я не имею права это говорить, – неожиданно сказал он, – но я рад, что смог встретиться с тобой… Но ты не должна была приходить. Твоя мать знает об этом?

Заметив новую строгость во взгляде своего отца, Томоко отрицательно покачала головой.

– Твоя мать не знает… Значит, приезд сюда это твоя собственная идея? – Кёго замолчал на мгновение и затем спросил тихим голосом:

– Кто сказал тебе обо мне?

– Вероятно, это стало известно от господина Усиги.

– Ах, вот от кого. Этот болван.

Томоко была поражена, что он употребил это слово, Кёго заметил это.

– Что случилось?.. Я имел в виду Усиги.

Они вышли к маленькому храму, вокруг которого висело без какой-либо определённой цели много изящных бумажных фонариков с написанными на них иероглифами «Каменный Бог Огня», но в этот летний день всё вокруг выглядело тихо и пустынно.