Текст книги "Любовницы президента"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
В ответ Джудит только улыбнулась:
– Значит, в тебе еще осталась кое-какая честь? Это приятно сознавать. А я, признаться, решила, что вы, бывшие вояки, все шлюхи.
В тот момент больше всего на свете ему захотелось накинуться на нее и избить до потери сознания, сломать челюсть, наставить страшных черных синяков, расплющить нос в кровавое месиво…
Кто знает, может быть, ей этого и хотелось больше всего на свете, даже больше, чем ублажения своей дырки!
Но, увы, в тот момент, кроме усталости и чувства отвращения к самому себе, в нем ничего уже не было. Джудит не врет. Он точно такая же шлюха, как та, что торгует своей задницей по два доллара в час! И даже хуже.
– Ты права, – сказал он. – Я, конечно, шлюха, но ты шлюх производишь. Но и у меня, как выяснилось только что, сохранился остаток чести, и ездить на бензине с черного рынка я не буду.
Она расхохоталась:
– Тогда ты будешь ездить на поезде!
После того как Билл Шеридан удалился, Джудит решила, что он больше дурак, чем шлюха. За все время, пока они встречались, он даже не подозревал, что не только его красота и мужские достоинства привлекали ее, но и определенные качества «племенного животного» (так она выразилась про себя), которые могли пригодиться Джудит в будущем. Он являлся носителем всех тех качеств – силы, красоты, решительности, способности действовать в трудную минуту, которые она хотела бы видеть в собственном сыне. С деньгами Стэнтонов и его знаменитым именем ее сын станет куда значительнее какого-то служащего адвокатской конторы. Он будет настоящим принцем!
У Джудит не было и тени сомнений, что она родит сына. Именно сына она страстно хотела иметь, и она его получит! Она верила в собственную волю и целеустремленность, как иной верит в Бога.
Главной проблемой являлось время. Она сильно сомневалась, что Дадли протянет еще год, хотя делала все возможное, чтобы продлить его существование, включая легкие стимуляторы и даже изредка секс. Ей следовало быть чрезвычайно осторожной, чтобы ни в коем случае не перегрузить его ни тем, ни другим. Особенно сейчас, когда он был почти полностью парализован, в сущности, являя собой лишь жалкую тень человека, которого могло уничтожить любое дуновение. Тем не менее, она не могла позволить ему абсолютно лишиться надежды, если не на выздоровление, то хотя бы на улучшение состояния.
Каждый день Дадли навещал специалист, занимавшийся постановкой речи, и столь же регулярно к нему приходил физиотерапевт. Она с жаром ловила всякую попытку верно произнести слово с его стороны, и хотя получить его корявую подпись под чем бы то ни было труда не представляло, Джудит считала, если муж членораздельно заговорит, пусть и плохо, для нее это будет лучше. Ведь насколько внушительнее будет выглядеть, когда Дадли, узнав, что его жена беременна, заявит своим адвокатам лично, что желает изменить завещание, оставляя половину состояния, как и прежде, ей, а другую, ту, которая должна была послужить основой фонда Стэнтонов, – будущему наследнику. Она же, Джудит Стэнтон, будет единственным опекуном. И насколько убедительнее для окружающих будет факт, что Дадли сравнительно твердой рукой в присутствии свидетелей поставит свою подпись под новым завещанием, а не нацарапает некие крючки с помощью жены…
Тогда она станет владелицей всего, и кто в состоянии будет это оспаривать? Все будет совершено по закону, а для Джудит настанет долгожданное спокойствие. Что же касается создавшегося в благотворительных целях фонда Стэнтона, она не прочь и поделиться от щедрот, но в свое время, и будет выделять на цели фонда только те суммы, которые найдет нужным. В любом случае этот фонд может подождать, хотя бы до конца войны…
Необходимо было забеременеть. Вот какова ирония судьбы! В романах и фильмах стоило «хорошей» девочке допустить слабость и уступить страсти, как она тут же оказывалась в «беде», то есть беременела. А она, жена уважаемого человека, обладатель огромного состояния, которое готово послужить будущему наследнику Стэнтонов, никак не может понести, даже после многочисленных попыток. Оставалось одно – стараться изо всех сил, прежде чем иссякнет время. Придется заставить Билла навещать ее в Ньюпорте дважды в неделю, что, несомненно, внесет разнообразие и комфорт в ее тамошнюю жизнь. Кроме того, побочно, не позволит ему проводить слишком много времени с Карлоттой.
Джудит не забыла, насколько ревнива была Карлотта в тот памятный вечер, когда пригласила Билла познакомиться с нужными людьми. Как ей хотелось тогда сказать Карлотте, что они с Биллом любовники. Но подобное удовольствие могло бы подорвать ее позиции в этом мире и потому явилось бы чистейшей воды легкомыслием. Когда родится ребенок, ни у кого и малейшего сомнения не должно возникать, кто его отец. Только она одна должна знать об этом с уверенностью, да еще, возможно, у Билла появятся кое-какие соображения, но только потом… Ей, признаться, было наплевать на то, о чем станет думать и догадываться Билл. К этому времени, когда родится ее сын, Билл Шеридан будет слишком повязан, и ему будет что терять, если правда выплывет наружу. Чем более видное положение будет он занимать, чем выше подниматься по собственной лестнице, тем крепче он станет хранить их общую тайну. Тайну, которая свяжет их вместе до конца жизни…
Билл Шеридан всегда будет принадлежать более ей, чем Карлотте!
Когда Джудит заявила Биллу, что ему придется приезжать в Ньюпорт дважды в неделю, тот был вне себя от ярости:
– Ты с ума сошла! Можно подумать, что мне делать больше нечего, как ездить туда-сюда на этом растреклятом поезде!
– Ты всегда сможешь нормально отдохнуть. У нас прекрасные апартаменты для гостей, – поддразнивала она его. – К тому же у нас теннисные корты, прекрасное купание. Ты же играешь в теннис, не так ли?
– Все равно я на это не соглашусь!
– Что ж, давай обсудим. Что ты имеешь сейчас? Две с половиной тысячи долларов в месяц? Это крупная сумма, я бы даже сказала, очень крупная. Но ведь и ее можно поднять. Что ты скажешь о четырех тысячах?
Четыре тысячи чистыми в месяц! Да это же чистое сумасшествие! Большинство людей не зарабатывают столько в год. Отчего она полна решимости платить ему такие бешеные деньги? Нет, здесь все далеко не так просто. Конечно, выплаты регулярны, но она обращается с ним, как с последним дерьмом, а разговаривает так, словно он ее раб! Таким образом, ни о какой любви с ее стороны к нему говорить не приходится. Но даже зная, что станет уважать себя после этого еще меньше, он был не в силах отказаться от четырех тысяч зеленых в месяц. Да, пожалуй, уже и не смог бы. Какого черта! Он привык иметь в кармане сотню-другую. Они стали ему необходимы!
Тем не менее, Билл все еще колебался, буквально раздираемый на части нравственными страданиями. Он прекрасно отдавал себе отчет, что попал в ситуацию, которая обыкновенно зовется «продажей души дьяволу», и, более того, увязает в ней глубже и глубже. Он никогда не вырвется из лап Джудит! Даже если взять интимную сторону их отношений: всякий раз, когда он трахал ее, его возбуждение возрастало, словно ему было мало испытанного с ней ранее, – ему хотелось затрахать ее чуть ли не до смерти!
– Знаешь, что я думаю? – говорила между тем Джудит, внимательно разглядывая его лицо. – Морис Тобин на следующий год собирается баллотироваться в губернаторы штата. Ему придется искать себе помощника, проходящим в одном с ним списке. Разве для тебя это не было бы превосходно? Так сказать, блестящим началом будущей блестящей карьеры…
Билл почувствовал, как его и так не слишком крепкие бастионы начинают сдаваться один за другим.
– Ты хочешь сказать, что в состоянии обеспечить это? Достать мне место в одном списке с ним?
– Конечно, гарантировать я ничего не могу. Если бы я упомянула о гарантиях, то солгала бы, а это не в моих правилах. Но даю тебе слово, что сделаю все, что в моих силах, а ты знаешь, что влияния мне не занимать. Тем временем, тебе можно было бы обеспечить штаб-квартиру и штат тренированных сотрудников, которые могли бы пригодиться и дальше. Ты сам поймешь необходимость подобного штата, когда окажется, что выступать тебе придется все больше и больше перед различными общественными группами и организациями по мере того, как будет приближаться время выборов. Выступать, кстати, придется по всему штату, а ведь ты хочешь именно этого – добиться популярности, по крайней мере в его пределах. Нет, тебе совершенно определенно понадобится целый штат сотрудников. Потом еще – отношения с прессой. Да что и говорить, пора тебя выпускать в открытое море: в отношениях с прессой главное, чтобы ни один газетный номер не выходил без упоминания твоего имени. А если будут фотографии – еще лучше. Все женщины решат, что ты просто душка. Когда же у нас не окажется возможности пристроить информацию о тебе бесплатно, то на этот счет всегда есть те или иные платные каналы, которые помогут тебя рекламировать. Обычно они проходят под рубрикой «В интересах широкой публики».
– Но до помощника губернатора предстоит еще продержаться пару лет или около того. А вдруг ты потеряешь ко мне интерес? Согласись, такие случаи бывают…
– Ты хочешь сказать, что я потеряю интерес к твоим талантам особого рода?
Она захватила в ладонь его половые органы, чтобы он однозначно понял, на какие его «особого рода» таланты она намекала.
Он покраснел, но не попытался отодвинуться или убрать ее руку, и она поняла, что попала в самую точку.
– Все это будет зафиксировано на бумаге, коль скоро уж ты мне не слишком доверяешь, – сказала она, несколько удивленная. – Но ты, надеюсь, не будешь возражать, что род услуг, который ты мне оказываешь, будет в документах несколько видоизменен? Согласен? Давай подумаем, как это оформить… Скажем так: поскольку я искренне уверена, что Большой Билл Шеридан является воплощением всего лучшего, что наша великая страна в состоянии предложить… Ну и дальше как-нибудь. Ты ведь у нас адвокат. Так что договор будешь составлять ты…
– Но почему? Я хочу сказать, почему ты так из-за меня стараешься? Вокруг столько мужчин, которые…
– Это правда. Но никто из них не зовется Большим Биллом Шериданом. Скажем так, ты меня несколько заинтересовал, а я могу себе позволить слегка побаловать того человека, который меня интересует…
Но Билл по-прежнему не мог до конца взять в толк, о чем говорит Джудит, и думал об этом всю дорогу, пока ехал в поезде, возвращаясь в Бостон. Может быть, это все как-то связано с его любовью к Карлотте? Или с их помолвкой? Он-то прекрасно знал, как Джудит относится к его невесте. Скорее всего, ей доставляет удовольствие трахаться с человеком, влюбленным в Карлотту… Втянуть его в измену любимой девушке и наслаждаться, принимая в этом самое непосредственное участие!
Он с горечью рассмеялся. Если только в этом все и дело, то, учитывая восторг, с которым Карлотта следила за развитием ситуации, в глупом положении, возможно, окажется Джудит… Или это только кажется?
Лето промелькнуло для Билла как одно мгновение. Между еженедельными поездками в Ньюпорт и странствиями по всему штату, где он выступал перед всевозможными организациями, включая союз ветеранов, женские клубы, ассоциации матерей-героинь, профсоюзные группы. Если добавить к этому речи, которые он произносил по поводу военных займов и на военных заводах, то времени бывать у себя в адвокатской конторе у него почти не оставалось. К счастью, Фэнтон Хардвик был весьма рад, что Шеридан взял на себя заботы по делам семейства Стэнтонов. Кроме того, в газетах не раз отмечалось, что Билл Шеридан являлся служащим его конторы. Для них обоих союз оказался весьма плодотворным.
В конце недели Билл иногда разбирал дела в близлежащих поселках, посещал всевозможные пикники, вечеринки и гонки яхт, организованные под соусом той или иной политической кампании, или занимался церковными делами. Единственной возможностью для него побыть с Карлоттой являлась попытка возить ее повсюду с собой – насколько, разумеется, это было возможно. Это, признаться, не доставляло ей большого удовольствия – приходилось не ходить на привычные свидания или в дансинги. Она даже жаловалась Франческе:
– Это такая скука. Скажу тебе честно: смотреть, как Билл прикалывает голубую ленточку какой-нибудь свинье – отнюдь не мой идеал развлечений.
Но Франческа после того, как состоялось обручение Карлотты и Билла, старалась изо всех сил помочь сестре и спасти ее от себя самой и держалась непоколебимо.
– Ты только подумай, – обыкновенно говорила она, – какое блестящее будущее ждет вас с Биллом, если он станет сенатором или, чего доброго, губернатором!
Она, правда, не осмеливалась упоминать слово «президент», поскольку Карлотта просто высмеяла бы ее, а Франческе хотелось, чтобы сестра отнеслась к идее серьезно и приняла ее как можно ближе к сердцу.
– Попробуй пережить все это, Карлотта. Подумай о будущем. Только представь себе, что твой Билл – сенатор Шеридан и ты сидишь с ним на галерее Сената Соединенных Штатов. Конечно же, ты будешь носить меха, костюм самого последнего покроя, чудесную шляпку, и все женщины вокруг будут шептаться: «Представьте, это жена-красавица сенатора Шеридана. Разве они не великолепная пара?»
– Господи Боже мой! Это еще скучнее, нежели просто стоять рядом с Биллом и наблюдать, как он принимает великое решение – какой свинке повязать голубой бантик. Хотя следует сказать, что иная свинья-рекордистка куда умнее, чем многие из нынешнего окружения Билла.
Франческа изо всех сил старалась не хихикнуть. Она считала не педагогичным поощрять эскапады Карлотты смехом, тем самым как бы давая понять ей, что она на ее стороне.
– Тебе не следует так говорить, Карлотта. Твое дело – помогать Биллу, а значит, быть милой и нравиться всем. Уверяю тебя, Билл станет большим человеком и тогда получишь всевозможные блага. Ты переедешь в Вашингтон и сможешь, сколько твоей душеньке угодно, ходить на всякие модные обеды и балы, о которых мы с тобой столько читали. Послушай, а ведь вполне может представиться возможность потанцевать с самим президентом, кто бы им ни был в это время. И конечно же, на тебе будет самое роскошное бальное платье на свете!
Карлотта смотрела на нее таким взглядом, что казалось, что она вот-вот заплачет:
– Но у меня нет ни малейшего желания отплясывать с президентом, – жалобно произнесла она.
– Почему, ради Бога?
– Да потому, что я предпочитаю танцевать сейчас с любым парнем в форме, пусть на мне будет и не самое роскошное платье на свете. – Она коснулась пальчиком тоненькой бретельки, которая поддерживала легкое летнее платье.
Франческа постепенно теряла терпение:
– Но почему, Карлотта? Любая девушка с радостью ухватилась бы за тот образ великосветской женщины, которую я только что описала… – Про себя Франческа знала, что она бы уж точно ухватилась. – Отчего ты не желаешь себе счастья?
Карлотта запустила тонкие пальцы в волосы.
– Потому… Потому что все твои слова звучат… занудливо. От них так и веет унылой добропорядочностью. Они справедливы, но скучны. Если верить тебе, то за всю жизнь со мной не случится ничего волнующего или неожиданного!
– А много ли тебе радости приносят твои хождения на танцульки в военные клубы с солдатами и сержантами, каждый раз новыми и незнакомыми? Там даже комнаты не проветриваются как следует и стоит ужасная духота…
– Да, приносят. Не могу сказать аргументировано почему, но, когда я слышу, как играет музыка, мои ноги сами хотят танцевать, словно в них живет душа. А как хороши маленькие вечеринки по случаю чьего-нибудь дня рождения, когда подается пирог, в одном из кусочков которого запечен сюрприз, и тебе хочется укусить каждый, чтобы не пропустить свою, пусть маленькую, но удачу! А эти мальчики в военной форме – каждый раз новые… Они все такие милые, и у них всех такие очаровательные и разные лица! Вот меня приглашает один из них, и мое сердце начинает биться быстро-быстро – ведь так хочется узнать, что нового хранят в себе его бренная оболочка и блестящие от возбуждения глаза…
Франческа скептически скривила губы:
– И часто эти солдатики хранят в себе это самое «новое» для тебя?
– Что тебе сказать, – Карлотта виновато улыбнулась. – Почти никогда. Но не в этом дело. Все дело в самой возможности. Она-то и приносит наслаждение. Это как русская рулетка. Ты вращаешь барабан, приставляешь ствол к виску и не знаешь, чем все обернется.
– А как же Билл? Он тебя уже не волнует? – Франческу он волновал, да еще как. Хватило бы на десять жизней.
– О, Билл, конечно же, очень мил и я люблю его, правда же, люблю. Но он всегда такой одинаковый…
Одинаковый, серый, будничный… Даже мысль о том, что он трахает за деньги Джудит, которая поначалу возбуждала, потеряла уже всю свою прелесть. Подробные отчеты Билла о том, как это происходило – он потрогал ее там… она укусила его за плечо… он укусил ее за сосок… она вскрикнула… Все эти штучки уже постепенно теряли свой колорит, ветшали и не волновали, как прежде. Карлотта даже стала подозревать, что некоторые подробности Билл принялся изобретать сам – только, чтобы завести ее. Нет, когда-нибудь найдется другой, который сможет дать ей нечто большее…
– Знаешь, Фрэнки, дорогуша, только ты сможешь уговорить Билла позволить мне ходить на танцы и вечеринки. Он чрезвычайно уважает твое мнение и прислушивается к нему. Сам-то считает меня легкомысленной, и лишь твоя голова, по его мнению, работает как надо. Я же со своей стороны клянусь, что даже и флиртовать ни с кем не стану. Я хочу только танцевать – вот и все. Поверь мне, я даже и думать не хочу о том, чтобы встретиться с кем-нибудь, кроме Билла. Я знаю, как он меня любит, и ценю это, поверь. Но танцы, ничего не значащая болтовня и несколько смешков, как, скажи, это может ему повредить? Я просто постараюсь в течение нескольких часов развлечь своим присутствием наших военных, а ведь ты знаешь, как Билл относится к нашим солдатам. Как он хорошо говорит об этом в своих речах, ну, по поводу того, сколько мы все им должны… что нет такой жертвы, которую общество не должно было бы принести ради них…
Кроме того, Франческа прекрасно знает, что она, Карлотта, хочет лишь танцевать с этими парнями, а не трахаться с ними!
Если бы он все рассказал ее сестре… Лицемер, который трахается с Джудит за деньги и за отдаленную возможность процветания! Ему желательно, чтобы она сохранила для него чистоту, но уж его самого святым никак не назовешь! Вот если бы она могла поведать Франческе обо всех его проделках, но это запретная тема, об этом ни-ни…
– Ну хорошо, но почему бы тебе хотя бы не сопровождать Билла, когда он отправляется произносить речи. Ведь твое место рядом с ним.
– Бог ты мой! Рядом с ним! Если тебе нравятся речи, то поезжай с ним сама. В таких делах ты разбираешься куда лучше меня. И людям нравишься, и наблюдательность у тебя есть – короче, всегда знаешь, что сказать, чтобы угодить публике. Билл будет за тобой просто как за каменной стеной! Ты даже в состоянии вести какие-то там аналитические подсчеты, я сама слышала, как вы с Биллом шептались, будто колдовали: евреев – десять процентов белых протестантов – двадцать пять, ирландских католиков – тридцать… Нет, я серьезно. Это просто какое-то чудо. Я не могу взять в толк, как это у тебя получается. Ты просто прирожденный политик! И к тому же любишь это занятие, а я нет. Отчего же нам не делать каждой то, что нравится, и таким образом наслаждаться жизнью?
Что ж, неплохая в самом деле мысль, подумала Франческа. И большого вреда не будет, если она поедет вместе с Биллом, оставив Карлотту дома. А позже, когда начнется настоящее дело, Карлотта повзрослеет и, кто знает, вдруг почувствует в политической игре некий намек на те, щекочущие душу удовольствия, которые ей раньше доставляли свидания и танцульки. Может быть, она даже увидит в политике своего рода вызов, а ведь Карлотта всегда была готова ответить на любой вызов, ударом на удар! И конечно же, ее красота и обаяние всегда окажутся Биллу на руку. Разумеется, второй Элеонорой Рузвельт ей не стать, но, кажется, Билл к этому не очень-то стремится.
В конце концов, Билл согласился на предложение Франчески. По ее словам, никакого ущерба для его престижа не будет, если Карлотта посетит несколько балов в честь военнослужащих, отправляющихся на фронт. По крайней мере, это выглядит как патриотическое деяние. Возможно также, деятельность на этом поприще позволите Карлотте избавиться от той дряни, которая крепко завладела ее головой. Он был благодарен ей уже за одно то, что она потеряла интерес к его связи с Джудит. Нельзя, правда, сказать, чтобы ему от этого была какая-то польза. В интимных отношениях с Карлоттой он не продвинулся ни на шаг. Как обычно, она доводила его до последней стадии возбуждения а потом ускользала, оставляя его чуть ли не рыдающим от неудовлетворенной страсти. Билл так до сих пор и не понял, как эта девушка ухитрялась быть страстной и искренне желать близости с ним, а уже через минуту превращалась в холодное и циничное существо, в самой откровенной форме отвергающее его ласки…
По крайней мере, с Джудит сюрпризов не предвиделось. Она возбуждалась до крайности, пока не исходила криком в пароксизме страсти. К тому же он радовался про себя, что лето подходило к концу, – трудно описать словами, насколько он ненавидел интимную близость с ней в доме Стэнтонов в Ньюпорте под одной крышей с ее мужем. Причем пока они занимались любовью в запертом на ключ душном кабинете, Дадли лежал в комнате этажом ниже, разбитый параличом и умирающий…
После этого Билл чувствовал себя самой мерзкой тварью, когда-либо рождавшейся на свет…
Джудит и Дадли вернулись в Бостон в первой неделе сентября, когда она впервые стала подумывать, что наконец беременна. Через неделю ее подозрения подтвердились. Теперь ей лишь оставалось убедить Дадли, что, несмотря на его почти полный паралич и тяжелейшую болезнь, он оказался в состоянии зачать ребенка.
Это оказалось нетрудно – бедный Дадли был настолько напичкан различными медикаментами и транквилизаторами, что, просыпаясь, не всегда мог отличить день от ночи. Он знал только, что когда он ест, значит, на улице дневное время, тогда же приходил и его физиотерапевт. Когда же Джудит укладывалась на кровать рядом с ним это означало ночь. Таким образом, когда однажды днем Джудит вошла в их спальню и принялась раздеваться, он никак не мог взять в толк, почему сквозь шторы в комнату било солнце, освещая его жену таким образом, что она представлялась ему чуть ли не ангелом. Неужели он незаметно умер и взят на небеса прямо в рай?
Нет-нет, он ни в коем случае еще не умер, поскольку ощутил вес ее тела на своей совсем уже немощной плоти.
– Что случилось? – в испуге промямлил он.
– Успокойся, милый… – Она поцеловала его пересохшие губы. – Просто сейчас мы займемся любовью, Дадли, как проделывали это раньше…
– Но, но… я не могу, – едва промычал он, издавая нечленораздельные звуки.
– Ты можешь, Дадли, ты все можешь. Мой дорогой Дадли… Я хочу от тебя ребенка… сына, чтобы он носил твое имя.
Тогда Дадли снова подумал, что ему мерещится и все на самом деле происходит не так. Каким образом, интересно, он может наградить Джудит ребенком? Он ведь просто не в силах…
Но Джудит была рядом – такая живая, теплая, такая настойчивая. Она убедила его вполне человеческими словами, что он не грезит, что, если хочет сына, ему необходимо постараться… почувствовать… напрячься немного… и, наконец, излиться в нее. Она говорила еще, что его сперма по-прежнему обладает той же силой, что и в молодости.
– Тебе ничего не надо делать, Дадли, дорогой. Позволь только любящей Джудит помочь тебе!
Она обещала ему все: обещала ему бессмертие, и он поверил в ее слова.
Она поцеловала его внизу. Он видел, как двигалась ее голова, а потом она вдруг вскарабкалась на него и ввела его несчастный орган в необходимое место, после чего принялась совершать ритмические движения вверх и вниз. Она извивалась и стонала, тяжело дышала и тряслась, как в лихорадке, – и все для него. Он любой ценой должен почувствовать, что совершается в это время. Если даже сексуальные чувства Дадли уже не способны были воспринимать происходящее – хотя кто его знает? – зато он был вполне в состоянии видеть и слышать, что уже было хорошо само по себе. Иногда Дадли приходил в сознание, и ему казалось, что его сон стал прекрасной явью… Или все было наоборот?
Доктор Филлипс был так взволнован, словно перед ним находилась в положении его собственная жена. Он явился свидетелем чуда: триумфа духа над немощной телесной оболочкой. Он нисколько не сомневался, что причиной всего стала несгибаемая воля Джудит, ее беззаветная преданность мужу, послужившая также одной из причин наблюдаемого феномена.
Фэнтон Хардвик, которого вызвали составить новое завещание, был полон восхищения перед Дадли:
– Подумать только, и эта старая развалина… – говорил он своей жене Алисе, а та удивлялась, с чего это он так раскипятился. Хотя, с другой стороны, Фэнтон и Дадли были одного возраста, к тому же Дадли постоянно болел. Но вот выяснилось, что Дадли смог, а Фэнтон нет! А Алиса и думать забыла о детях…
Когда в следующий раз Билл направился забрать деньги из ящика бюро, то обнаружил там дополнительные четыре тысячи долларов. Он быстро взглянул на Джудит, не скрывая удивления. Та встретила его взгляд спокойными холодными глазами.
– Плата под расчет, – тихо сказала она.
Так, значит, все, наконец, окончилось, подумал он со смешанным чувством облегчения и сожаления. И, как ни странно, сожаление относилось не только к деньгам, которые с сегодняшнего дня перестанут поступать. Он почувствовал, что ему будет не хватать их с Джудит противоречивых отношений, в которых было нечто такое, что, он знал, вряд ли обнаружится в отношениях с другими женщинами. Определенная интенсивность страсти между ними все-таки существовала. Это в будущем могло сказаться на его отношениях с другими особами женского пола, то есть сделать их пресными и лишенными своеобразной пряности.
– Не волнуйся, Билл, ты сохранишь за собой и штаб-квартиру, и весь персонал…
Он знал, что ему следует сказать при расставании. Что-нибудь вроде: «Прощай и давай останемся друзьями», но он промолчал. Даже не спросил, отчего она решила с ним порвать. Он просто вытянулся по стойке «смирно», поднес ладонь под углом к виску, словно отдавая воинское приветствие, и через секунду его перед Джудит уже не было…
А на нее нахлынуло чувство одиночества. Момент все-таки оказался горьким, на что она вовсе не рассчитывала. Более того, едва Билл ушел, ей уже хотелось его снова. Мысль о том, что его тело больше никогда не сольется с ее в страстном порыве, что она никогда уже не почувствует его внутри себя, никогда уже не получит то, чему наследницей станет Карлотта, становилась почти непереносимой. Конечно, связь можно было и продолжить, но в этом, она это знала, всегда будет присутствовать определенная доля риска. А так рисковать даже в малейшей степени она позволить себе не могла. Ни свою судьбу, ни будущего ребенка ставить под угрозу она не имела права.
Она невольно восхитилась напоследок Биллом за то, что он не задавал вопросов, не говорил «почему». Но он узнает, догадается о причине – и довольно скоро… И тогда он, в свою очередь, тоже не захочет рисковать – в последнем она была совершенно уверена. И перед ней, и перед Биллом лежало большое будущее, и одно это уже ставило их на одну доску и сближало.
Что же касается Карлотты, то ясно одно – эта девица его не заслуживает, и уж она, Джудит, сделает все от нее зависящее, чтобы Карлотта не смогла его заполучить. Уж если Билл не может достаться ей, то почему он должен принадлежать Карлотте, которая его недооценивает и не любит?
В тот день, когда Дадли должен был подписать новое завещание, Джудит, сделала ему специальную стимулирующую инъекцию, чтобы он взбодрился. После этого по ее указанию его спустили на первый этаж и усадили в кресло-качалку. Затем Джудит лично покатила кресло в библиотеку, где их уже дожидался Фэнтон вместе со своим секретарем и Биллом Шериданом, который, помимо всего прочего, являлся членом фирмы и персонально занимался делами Стэнтонов.
Дадли, слегка порозовевший от волшебным образом выполненной им высокой миссии продолжения рода Стэнтонов и от бензедрина, которым его уколола в вену Джудит, вполне уверенно выразил свою последнюю волю, подмахнув окрепшей рукой завещание, хотя, несмотря на все предыдущие усилия физиотерапевта, это и заняло у него некоторое время. В течение процедуры глаза Джудит несколько раз скользнули по лицу Билла, но равнодушно. Взгляд ее оставался чистым и незамутненным, и прочитать по нему было ничего нельзя. Но и его глаза, признаться, смотрели спокойно и равнодушно, вопросов не задавали. Он знал, и она знала… поэтому обсуждать было нечего.
После подписания состоялся небольшой, но торжественный обед. На нем присутствовали – Джудит и Дадли, Фэнтон и Алиса, Франческа, Билл и Карлотта. Естественно, что своей радостью Джудит могла поделиться только со своими родственниками и ближайшими друзьями.
Дадли ел овсянку и рисовый пудинг, тогда как остальные наслаждались произведениями французской кухни, включая трюфеля, и поедали сочный ростбиф. Дадли позволили выпить несколько глоточков шампанского, поскольку за столом звучали тосты в честь будущего наследника.
Франческе показалось, что за обедом Билл был непривычно тих и сдержан, и она несколько раз спросила, нормально ли он себя чувствует.
Карлотта пила слишком много и постоянно обнимала Билла, желая позлить Джудит, поскольку тоже догадывалась о ее секрете.
Джудит приняла во внимание повышенную заботливость Франчески по отношению к жениху сестры и изо всех сил старалась не замечать публичных заигрываний Карлотты с отцом ее будущего ребенка. Она поцеловала Дадли в порыве неожиданно возникшей приязни, и все за столом зааплодировали. При этом Джудит снова дала себе обещание – ни в коем случае не допустить, чтобы Карлотта и Билл Шеридан соединились.
