Текст книги "Тезка"

Автор книги: Джумпа Лахири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Он слышит знакомый гудок материнской машины, видит, как она заворачивает с дороги на парковку. За рулем Соня, Бен сидит рядом с ней. Соня выпрыгивает из машины, бежит к нему. Что это она так вырядилась? Надела его старый пуховик, в котором он еще в школу ходил. Соня теперь адвокат, работает в престижной конторе, волосы подстрижены коротко, чуть ниже мочки уха. Она молода, и все же Гоголь замечает в ее лице приметы зрелости – ему ничего не стоит представить ее в окружении двух-трех ребятишек. Не забыть заехать в супермаркет, купить шампанского – надо же отпраздновать их помолвку, он же ее сто лет не видел. Соня с размаху обхватывает его за талию, и он приподнимает свою сестренку и целует ее замерзшими губами.

– С приездом, Гогглз! – говорит она.

В последний раз они собирают разноцветную елку, что хранится в подвале. Инструкцию потеряли давно, поэтому в течение десятилетий они каждый год собирают ее по памяти. Бен держит ствол, Гоголь и Соня вставляют ветки: сначала оранжевые, потом желтые. Потом красные и уже под конец синие, на самом верху зеленая палочка, которая не влезает под потолок. Елку ставят у окна, чтобы прохожие любовались ее неземной красотой, и наряжают игрушками, которые Гоголь и Соня делали, когда были маленькие: подсвечниками, склеенными из бумаги и украшенными фольгой, обсыпанными блестками сосновыми шишками. Вокруг основания обматывают старое сари Ашимы. На самый верх они, как всегда, сажают птичку – маленького пластмассового соловья с бирюзовыми бархатными перышками и коричневыми лапами, сделанными из проволоки.

На камин вешают носки – носок, предназначавшийся в прошлом году Мушуми, теперь вешают для Бена. Потом Гоголь открывает шампанское – Ашиму тоже заставляют выпить под рождественскую музыку, пьют за здоровье друг друга, за счастье Сони и Бена. Ашима и Гоголь дразнят Соню, рассказывая Бену, как когда-то Соня отказалась от рождественских подарков, потому что в школе начала изучать индуизм и наконец-то поняла, что они – не христиане. Может быть, и в этом году ей не нужны подарки? Ашима рассказывает, что это они, ее дети, приучили ее справлять Рождество, так что потом она привыкла наполнять их носки золотыми орехами, шоколадными конфетами, сертификатами музыкальных магазинов, а позже – магазинов белья. Гоголь вспоминает свою первую елку: он упросил отца купить ее в аптеке, она была не выше полуметра. Ее поставили на каминную полку, и он сам довольно неуклюже украсил ее гирляндами и «дождиком», а потом воткнул гирлянду в розетку, и она замигала! Он так и сидел возле елки, открыв рот, пока отец не выдернул из розетки шнур. И он помнит свой первый подарок, игрушку, которую выбрал в магазине и которую мать завернула в красивую бумагу и при нем положила под елку. Тогда это казалось ему таким достижением!

– А помните те ужасные гирлянды, которые мы всегда вешали на елку? – говорит вдруг мать невпопад. – Право же, в то время я еще ничего не соображала!

В семь тридцать звенит первый звонок, и все сбегают вниз встречать гостей. Они появляются один за другим, поэтому дверь уже не запирают. Гости приносят с собой запах мороза, смех и веселый гвалт. Все говорят на бенгали, перебивая друг друга, кричат, потому что никто никого не слушает, хохочут, хлопают по спине, обнимаются. Их смех сразу же заполняет пустой дом. Соня бежит на кухню жарить крокеты, потом подает их на подстилке из салата и красного лука. Бена, будущего зятя, представляют гостям.

– Мама миа, – тихо шепчет он Гоголю, – да я в жизни не запомню все эти имена!

– Так и не надо, – так же тихо отвечает Гоголь.

Он и сам не знает половины гостей, должно быть, это те люди, с которыми его мать подружилась в последние годы. Но все равно он обещает не забывать их, звонить им, писать.

Соня хвастается обручальным кольцом – шесть бриллиантов вокруг большого изумруда, показывает его своим маши, столпившимся вокруг нее в разноцветных сари, подобно райским птицам, слетевшим с небес. «О, – говорят ей маши, – а тебе, голубушка, придется к свадьбе отрастить волосы». Один из мешо нацепил колпак Санта-Клауса. Гости рассаживаются в гостиной, кто на стульях, кто на полу. Дети, вздохнув, отправляются вниз, в подвал, кто постарше – наверх. Гоголь видит свою старую «Монополию», зажатую под мышкой у одного из мальчиков. Он не знает, чьи это дети, откуда они появились в таком количестве, – не иначе, как все его ровесники уже переженились и обзавелись потомством! Гости говорят о том, как они любят Ашиму, как привыкли к ее вечеринкам, какие прекрасные праздники она всегда для них устраивала, как им будет ее не хватать… Еще бы, все эти годы Ашима брала на себя добровольный труд объединять соотечественников в своем доме, пусть не на индийский, так хоть на христианский праздник.

Гоголь отходит к стене, скрещивает руки на груди. История их семьи, если разобраться, – это бесконечная цепочка случайностей, непредвиденных и неизбежных. Взять хотя бы аварию, в которую попал его отец: если бы он не встретился с тем мужчиной в поезде, ему не пришла бы в голову мысль уехать из Индии! А эта история с его именем: пропажа письма от бабушки, вынужденно данное ему нелепое имя, надолго определившее его судьбу, так сильно испортившее ему жизнь. Он сам пытался исправить положение, заставить свою жизнь течь по правилам, минимизировать случайности, и что же? Его женитьба на Мушуми – еще одна трагическая случайность, еще одна ошибка, которую он не в состоянии был предсказать. Что же, по крайней мере, он был честен с ней, вот все, чем он может утешить себя. А самая ужасная случайность – неожиданный уход его отца, как будто та давняя трагедия была уже достаточным предупреждением, и они должны были быть наготове каждый день. Да, вот ведь как странно: именно эти, казалось бы, незапланированные или ошибочные события в конце концов и решали их судьбы, определяли дальнейшее течение их жизни.

– Гоголь, достань-ка фотоаппарат, – кричит ему из-за стола мать. – Я хочу запомнить этот вечер, на следующее Рождество я уже буду далеко!

Гоголь поднимается в комнату родителей – старенький отцовский «Никон» стоит на верхней полке шкафа. Больше в комнате практически ничего нет, ни одежды в шкафу, ни даже стульев, и Гоголя опять пронзает страх, однако «Никон» приятно оттягивает руку, и он идет в свою комнату, чтобы зарядить батарейки и вставить новую пленку. Он проходит мимо гостевой комнаты, в ней они ночевали с Мушуми год назад, какая грустная получилась ночь! В этом году здесь будут жить Соня и Бен – мать всегда застилает в гостевой комнате свежее белье, кладет свернутые полотенца и брусок мыла в ванную, на случай, если к ней приедет случайный гость. А Гоголь будет спать в своей старой комнате на узкой детской кровати, которую он не делил ни с Мушуми, ни с кем другим.

Кровать застелена коричневым пледом. Гоголь садится на нее, оглядывается. Над его головой – все та же лампа с белым абажуром, полным засохших мошек. На стенах – следы от скотча, которым он приклеивал плакаты с изображением своих кумиров, в углу – старенький секретер, где он делал уроки под черной пыльной лампой, закрепленной на изогнутой ножке. Полки и ящики пусты: мать уже сложила его вещи в коробки. Что-то уже завтра пойдет на выброс: школьные проекты, подписанные «Гоголь Гангули», старые пластинки, высохшие шариковые ручки и сломанные карандаши, одежда, которая была ему или слишком мала, или слишком велика. Из этого барахла ему ничего не надо. Все его старые книги, и те, что он когда-то читал с фонариком, забравшись с головой под одеяло, и те, которые обязан был прочитать по программе, лежат в одной большой коробке – мать собирается отдать их в свою библиотеку. Гоголь начинает перебирать корешки: «Семья Робинзон», «В дороге» Керуака, «Коммунистический манифест», «Как поступить в колледж Лиги плюща».

И вдруг его внимание привлекает один корешок. Суперобложка давно потерялась, буквы почти выцвели. Это толстый том небольшого формата, напечатанный на хорошей бумаге, переплетенный в ткань. Страницы шелковистые на ощупь, пахнут краской, – слегка кислый, но приятный запах. Гоголь открывает книгу на титульном листе: «Николай Гоголь. Повести и рассказы». Надпись, сделанная отцовской рукой, гласит: «Гоголю Гангули. От человека, который подарил тебе своеимя, и человека, который дал тебе твоеимя». Буквы дарственной надписи, сделанной отцом, оптимистично ползут вверх в направлении правого угла. Ниже стоит дата его рождения и год – 1982-й. Его отец стоял тогда на пороге его комнаты, в метре от того места, где он сейчас сидит. Он никогда не спрашивал Гоголя, прочитал ли он повести своего тезки, никогда больше не упоминал об этой книге. Четкий почерк отца напоминает Гоголю чеки, которые отец время от времени посылал ему, и во время учебы в колледже, и даже после его окончания. Иногда чеки предназначались для покупки одежды или еще каких-то необходимых вещей, а иногда отец посылал их просто так.

Теперь все, кто подарил ему его имя, мертвы. Нет, мать жива, конечно, но вскоре она тоже станет недоступна. Она будет звонить раз в неделю. А еще она обещает освоить компьютер и посылать им имейлы. Чего же он вдруг так испугался? Может быть, того, что некому будет назвать его Гоголем? А как же маши и мешо, для них-то он останется Гоголем навсегда! Почему-то сейчас мысль о том, что ненавистное имя не умрет с отъездом матери, его даже утешает.

Гоголь встает, закрывает дверь в комнату, отгораживаясь от набирающей обороты вечеринки, смеха и криков детей, играющих в холле. Он садится на кровать, подбирает ноги. Он открывает книгу, мельком смотрит на портрет Николая Гоголя, затем на даты жизни автора. Родился 20 марта 1809 года. Умер в 1852-м, не дожив до сорока трех лет. Через десять лет ему тоже будет сорок три года. Гоголь Гангули невидящими глазами смотрит в книгу – что предназначено ему судьбой? Появится ли у него когда-нибудь жена, дети? Через месяц он начинает работу в новой фирме, будет делать самостоятельные проекты. Возможно, в будущем он сможет стать партнером, и тогда его имя будет включено в название фирмы. И тогда Никхил будет жить и после его смерти, а Гоголю все равно суждено исчезнуть, стереться из людской памяти, забыться.

Он открывает первую повесть: «Шинель». Через несколько минут его мать придет за ним. «Гоголь! – воскликнет она с возмущением, распахивая дверь. – Ну что ты копаешься? Где фотоаппарат? А это что? – Она с негодованием посмотрит на открытую книгу, не подозревая, что ее муж глядит на нее с шелковистых страниц. – Сейчас не время читать, иди скорее вниз! Ты что, забыл: у нас вечеринка, гостей надо развлекать, наполнять водой бокалы, нести с кухни новые блюда! Подумать только, ведь больше я уже не увижу всех их вместе, только на фотографиях. Как жаль, что отца с нами нет!» Ее глаза на мгновение наполнятся слезами, но она быстро справится с собой: «Сфотографируй быстренько вон тех детишек под елкой».

И он извинится, вскочит с кровати, отложит книгу, загнув страницу, пойдет вниз за матерью, фотографируя всех подряд – своих незнакомых друзей, сидящих на диване с тарелками на коленях, берущих еду руками. И он тоже сядет по-турецки на пол, и будет есть, как все, и рассказывать о своей новой работе, о жизни в Нью-Йорке, о предстоящей свадьбе Бена и Сони. А после вечеринки он поможет Соне очистить тарелки и сложить их стопкой в раковине и на плите, пока его мать раздает недоеденные кушанья гостям прямо в кастрюлях. А потом, когда все уйдут, он с предвкушением чуда подумает о книге, которая когда-то спасла жизнь его отца, а сегодня волею случая снова появилась в его жизни. Гоголь откидывается на подушки, устраивается поудобнее. Через несколько минут он спустится вниз, к семье, к друзьям. Но пока его мать еще не заметила его отсутствия, она беззаботно смеется над анекдотом, который рассказывает ей один из гостей. И Гоголь начинает читать.