Текст книги "Булыжник под сердцем"

Автор книги: Джулз Денби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

9

Как-то вечером недельки через две я поинтересовалась, когда у Джейми следующий концерт. Мы собирались в «Роуд-Хаус», дискобар на Мэнингем-лейн, и она как раз наносила блестки на веки.

– Хм-м, никогда, – ответила она, глядя в зеркало и открыв рот, как золотая рыбка.

– Но почему? Ты ведь собиралась?

– Ну.

– Л почему тогда не пробуешь?

– Что? Ой, Лил, я все испортила! Блин, дай салфетку. Бэээ – как будто у моли крылья осыпались.

– Так что с концертами, Джейми? Концерты, а? Или тебя сцена больше не интересует?

Она прекратила скрести кожу и посмотрела на меня – все лицо в блестках:

– Не знаю. Я пару раз пыталась. В универе и еще потом. Но это ужас – кому-то звонить и доказывать, какая ты замечательная, полный тупизм. Меня, если честно, воротит. Может, Грэм еще пригласит.

– Может. А если нет, ты что собиралась делать?

– Не знаю. Я, наверное, думала, что слухи пойдут, или можно проспекты рассылать. А что?

– Давай я этим займусь. У меня получится, честно. В любом случае, это солиднее будет. Могу представляться, например, твоим агентом. «Карлсон и партнеры», типа того. Буду составлять контракты и письма у папы на компьютере. Что скажешь?

Несколько секунд Джейми пристально смотрела на меня, а я потела, чувствуя себя полной дурой.

– Спасибо, – наконец сказала она и чмокнула меня в лоб, оставив большую розовую кляксу.

Так все и началось. Так Джейми Джи стала британским ответом Ленни Брюсу. А я – ее Макиавелли, только ростом пониже. Конечно, с ролью «серого кардинала» возникли некоторые трудности. Хотя бы потому, что я не знала, что за фигней вообще занимаюсь. Нет, не поймите меня неправильно. Видит бог, я этого хотела. В те времена мы верили, что способны творить чудеса – главное постараться. Долой консерваторов, долой расизм; свобода, равенство, братство и все такое. По сравнению с этим превратить Джейми в знаменитость – раз плюнуть. Только бы механизмы понять…

Я решила пообщаться с Грэмом, позвонила, и мы договорились, что я заскочу на следующий вечер, и мы поболтаем. Так я и сделала. Он жил в Хитоне – от нас это примерно через весь город наискосок. Оставив двух мушкетеров укладывать волосы, я отчалила.

Дверь открыла Мойра, подруга Грэма. Она, как говорится в Библии, имела во чреве своем. И таково было это чрево, что я не по-детски разнервничалась. Я с беременными всегда так: пугаюсь – настолько они зациклены на предстоящем событии.

Мойра встретила меня ненормально спокойным взглядом женщины, у которой вот-вот с хрустом до предела раздвинутся тазобедренные кости, и сомнамбулически махнула рукой. Я последовала за ней – буксир за океанским лайнером.

– Он там. Чаю?

– О, э-э, да, спасибо. Вы уверены – то есть я могу и сама… Может, вам отдохнуть? Я бы не хотела…

– Ничего. Я беременная, а не калека. С молоком и сахаром?

– Э, простите. Нет. Без молока и без сахара. И крепкий.

– Хорошо. Сейчас принесу.

Она уплыла прочь, и я постучала к Грэму.

– Войдите. – Голос простуженный, получилось какое-то «бойдите».

– Здравствуйте, я Лили, подруга Джейми.

Грэм сидел сгорбившись в старом кресле, придвинутом вплотную к газовой горелке с оранжевым пламенем. Жара стояла невыносимая. Я устроилась на стуле напротив, сняла пальто и два свитера и все равно чуть не сварилась.

– Извини за жару, – он закашлялся, – но я чего-то мерзну.

– Я могу в другой раз зайти, если вам нездоровится. Ничего страшного.

– Нет, нет. Все в порядке. – Он глянул на Мойру – та принесла поднос с чаем и печеньем. Она с отчаяньем посмотрела на него:

– Это все нервное. Он больше переживает из-за ребенка, чем я. Мужчины. Легкая простуда – и уже конец света. Держись, бедолага, скоро все закончится.

Я искренне понадеялась, что все закончится после моего ухода. Грэм театрально вздохнул. Пухлый, курчавый, уже лысеющий, лет тридцати с небольшим. Мне казалось, он стар и мудр. Йода [18]18
  Старый и мудрый учитель джедаев, персонаж киносериала американского режиссера Джорджа Лукаса «Звездные войны».


[Закрыть] Альтернативной Комедии. Грэм слыл крупнейшим в округе продюсером альтернативных концертов – по всей комнате громоздились стопки бумаг, плакатов и кассет.

– Мертвой хваткой меня держит, проказница. Теперь придется жениться. – Он проводил Мойру взглядом, круглые очочки от любви аж затуманились.

Я булькнула чаем.

– Ладно, хватит о делах домашних. Чем могу помочь?

– Я пришла из-за Джейми. Хочу стать ее агентом. Мне кажется – ну, даже не знаю, что мне кажется. В ней что-то есть, что-то особенное. Я хочу спросить – что мне делать? Как ей помочь – с концертами, бумагами и вообще.

– Вы хорошие друзья?

– Ода. Лучшие! То есть нет, мы знаем друг друга недолго, но мы отлично…

Грэм оборвал меня взмахом нескладной руки в полураспустившейся вязаной перчатке без пальцев.

– Правило номер один. Никогда не работай с друзьями. Кочевая жизнь и совместный бизнес убивают дружбу на раз-два-три. Как я понимаю, мой совет опоздал, так что запомни: у всех артистов, – он произнес «аааРРР-тИИ-Истов», как конферансье, – тяжелый характер, какими бы здравыми они ни казались. Критикуй их, критикуй – только думай головой, как, где и когда. На публике – ни в коем случае. Твоей подруге критика понадобится, а к критике она, боюсь, не готова. – Он машинально макнул в чай печенье.

Я пала духом:

– Значит, вы считаете, у нее нет таланта?

Он внимательно посмотрел на меня.

– Таланта? У нее есть талант. Она настоящий самородок. В этом твоя проблема. – У меня, наверное, отвисла челюсть. Тяжело и хрипло вздохнув, Грэм продолжил: – Видишь ли, актеры, в том числе и юмористы, четко подразделяются на две категории. Самородки, как Джейми, и Трудяги – ну, например, Тони Геккон. Сейчас Тони развернулся – ну, сама знаешь. Восходящая звезда. И не делай такое лицо. Тебе он, может, и не нравится, юмор у него не для женщин – хотя в нашем бизнесе это преимущество. Так вот, Тони – Трудяга. Он вкалывает, чтобы смешить. Запоминает план номера, шутки, ответы зрителям – зубрит наизусть. Одна и та же программа каждый вечер. Без вариантов. Настоящий профи. За сценой – скучный человечек с огромным эго, привычкой к кокаину и непомерными амбициями. Родную бабулю пришьет за вечернее выступление по ящику или собственный сериал. И своего добьется. Его агент – организованный, жесткий, с кучей связей, берет огромный процент за хлопоты. Я этого парня терпеть не могу, но он того стоит. Как и Тони. «Альтернативность» Тони – всего лишь в грамотно продуманном пиаре. По сути он всего лишь клубный комик в блестящем костюме и, – он изобразил в воздухе кавычки, – с безумной прической. Короче, убожество.

Грэм еще раз хрипло вздохнул и отхлебнул чая. Я последовала его примеру. Мне отчаянно хотелось все это записать, но я боялась показаться прилипалой, так что просто очень сильно сосредоточилась.

– А вот Самородки – они совсем другие. Именно так, дорогая. Они смешные от природы. Это в них заложено с рождения. Генетически или как там. Они уморительны в баре и неповторимы на сцене. Прирожденные артисты, настоящие исполины и все такое. Вытворяют на сцене что угодно, и люди катаются от смеха. Томми Купер, ЭрикМоркемб, Бетти Марсден, Джойс Гренфелл [19]19
  Томми Купер (1921 – 1984) – известный британский комик и фокусник. Эрик Mоркемб (наст, имя Джон Эрик Бартоломью, 1926 – 1984) – известный британский комик, выступал в дуэте с Эрни Уайзом. Бетти Марсден (1919 – 1998) – британская комедийная актриса. Джойс Гренфелл (1910 – 1975) – британская комическая театральная и киноактриса.


[Закрыть]. У них все выходит легко и непринужденно. Нет, я не говорю, что они не работают – они вкалывают как черти, но этого никогда не видно, никогда. У них все под контролем, сцена – их дом родной. Страх сцены у бедняг кошмарный, прямо трясучка… В них много темного, в Самородках. Оборотная сторона таланта. И в этом твоя проблема. Они ненадежны. И легко перегорают, если за ними плохо присматривать. Зато они гении, сомнений нет. Некоторые даже слишком: легких путей зрителю не дают, в отличие от всяких там Тони. Конечно, многое зависит от человека: одни чувствительные, другие не особо; кто-то учится управлять своей тьмой, кто-то нет. Но все они особенные – очень, очень особенные. Они словно творят волшебство, они исцеляют нас, делают нас человечнее. Ты выходишь от них, переполненный любовью и счастьем, а после Тони, который весь вечер острил, опуская слабых, чувствуешь себя пошлым идиотом. Самородки – они как… добрые друзья.

Я поперхнулась печеньем.

– Да, верно, в Джейми это есть. Жаль, что она женщина. Большой минус в нашем деле. Ну, ничего, ничего, времена меняются. Наверное. Мойра считает, что меняются, а я не уверен. Все уши прожужжали о феминизме и равенстве полов, а на практике – полная чушь. Работа для парней. Впрочем, нужно просто больше работать, ничего страшного. Вижу, ты со мной не согласна – но я говорю как есть. Скоро сама увидишь. Да, у твоей подруги прирожденный талант, не чета какому-то Тони, но он поднимется, а она – нет. Или, скажем, она поднимется не так высоко. Меня это доканывает. Поэтому я и ухожу. Мне нравились эти закулисные игры, но теперь все. Видимо, перегорел. Как только родится малыш, мы уезжаем. Во Францию. Я прикупил там долю в баре на побережье. Славный тихий городок, в самый раз для ребенка, для Мойры и для меня. Хватит. – Он обвел рукой бардак в комнате. – Никаких больше юмористов. – Он задумчиво чесал макушку, пока волосы не встали дыбом, как у Безумного Профессора. – Лили, береги Джейми. Я ее давно и хорошо знаю, то и дело общались. Она как пушка, сорвавшаяся с лафета. Либо прогремит на весь мир, либо взорвется. Разрушит себя. Но ты из тех, кто всегда выживает, о да. Ты ей поможешь. Не дай ей свихнуться, держи ее подальше от всякого дерьма, типа Энди. Она на таких западает. Зависимость бывает разная, а Джейми – наркоманка, закоренелая джанки. Это они, Самородки, так платят за талант – алкоголь, азартные игры, наркотики или… ну, в общем, вот.

Он вопросительно посмотрел на меня. Я хотела сказать, что все поняла, но это была бы неправда. Разговоры о зависимости меня совсем запутали. В смысле, наркотики и алкоголь – само собой, с этим все понятно. Ну да, Джейми не везло с парнями – но, черт возьми, нам всем не везло. Я выбросила это из головы и постаралась сосредоточиться: Грэм рассказывал про заключение договоров и организацию концертов, выудил кипу бумаг с адресами и образцами контрактов, пресс-релизов, рекламных плакатов и брошюр для промоутеров и т.д. и т.п. – мне пригодится, когда Джейми слегка поднимется. Здорово – он мне сильно помог. Наконец я решила, что пора домой – уже поздно, не хотелось досидеться до домашних родов.

Многословно и, должно быть, истерично поблагодарив за все Грэма, я пошла к двери, но хозяин остановил меня и взял за локоть:

– Попрощайся за меня с Джейми. Мы больше не увидимся. Поговори с Джимом из универа – я ему позвоню и все объясню, вас возьмут. Делай, как я сказал, и будешь бизнесмен хоть куда. Но не забудь, что я говорил о Джейми. Ее хочется любить – я сам когда-то думал, что, быть может… – но теперь все в прошлом. У меня Мойра и ребенок. Мне повезло. Но будь осторожна. Не знаю, эта тьма в ней… сильна, очень сильна. Удачи. Ты умная очаровательная девушка, ты справишься. И помни: пленных не брать! – Он похлопал меня по плечу, и я вышла в холодный вечер.

По дороге домой я размышляла над его последними словами. Конечно, Джейми – еще то наказание, и с характером, но что это за разговоры про наркоманию и тьму? Ясно, что когда-то он сам за ней ухлестывал – может, отсюда и «зелен виноград»? Нет, не похоже, Грэм не такой человек. Я решила приглядывать за Джейми и получше разобраться.

Поразительно, какие мы тупицы в молодости, а?

10

Джейми я ничего не сказала – только то, что Грэм уезжает и дал мне пару деловых советов. И заставила ее поклясться всем святым, что она никогда не выкинет ни чека, а будет отдавать их мне. Она спокойно согласилась – кивая своей пушистой розовой гривой и явно не понимая ни слова. Ни в какую не могу понять, как это люди настолько тупят с цифрами и всякими налогами. Это же так просто, если заниматься ими регулярно и систематически, это же… ну да ладно, нельзя ведь быть кругом гениальным, поэтому в деньгах и математике Джейми – полный лох.

Подождав два дня, я звякнула Джиму в универ. Как выяснилось, он «на встрече». Я звонила снова и снова, пока не повезло – между одиннадцатью, когда он приходит в офис, и двенадцатью, когда бары открываются на обед. Я симулировала ненапряжную умудренность, но не продвинулась дальше первой фразы:

– Да, да, Грэ шепнул мне. Давай, например, – э, двадцать третьего. Устраивает? Смешанный концерт – твоя девочка пойдет второй, после Сая – а, ты его знаешь? Отлично. Затем скандальный поэт Краснокожий Джек и гвоздь программы, Билли Псих. Денег немного, уж извини, скажем, двадцать пять фунтов? Двадцать минут? Ладно, ладно, как ее объявлять? Джейми Джи, отлично. Реклама, статьи в прессе есть? Ничего, Грэ сказал, она супер, меня устраивает. Пора лететь – у меня встреча – ну пока.

Из меня словно выпустили воздух. Руки дрожали. И что, это всегда так просто? Черт, я забыла про контракт, дура!

Так просто никогда больше не было, но в конце концов руки перестали дрожать, и я всегда успевала заключить с ублюдками контракт до того, как они, блядь, повесят трубку. Как они меня только не оскорбляли! С ума сойти. Особенно если какой-нибудь крутой лондонский выскочка называет тебя «сукой ебаной». Ага, вот именно.

Джейми поразило до глубины души, с какой вроде бы легкостью я нашла ей работу. А Моджо любезно сообщил, что всегда знал: его Тигровая Лилия – настоящая звездочка. Я звездно помигала ему в ответ и пошла заваривать чай, а Джейми в истерике размышляла, что ей надеть, что ей говорить и что ей делать на сцене – именно в таком порядке. До концерта оставалось три недели, и все это время Джейми перерывала шкаф и периодически будила меня в два часа ночи «послушать вот этот смешной кусок». Моджо она доставала не меньше, пока тот ее не подкупил, одолжив свое расшитое болеро.

И вот наступил день концерта. Бледная как мел Джейми все утро ходила кругами, а потом мы отправились на са-ундчек, точно зомби под снотворным. Моджо сказал: «Добрый день, дорогуша», – и Джейми разревелась. Я бы сорвалась, если б не понимала, что она искренне напугана. Вот что подразумевал Грэм под трясучкой. Половина меня хотела прекратить страдания Джейми и отменить концерт. Но вторая половина сознавала, что такова цена – и, думаю, где-то глубине души Джейми тоже это знала. Как ни странно, тяжелее всего пришлось Моджо. Он говорил, ему нервно даже смотреть на нее. Мне было не лучше, но я держала себя в руках. Кто-то из нас должен оставаться человеком.

На настройке звука и освещения – для такого концерта минимальных – Джейми была бледна, но уже собралась. Она сама понимала, как важно сохранять спокойствие и выглядеть уверенно. К счастью, Джейми хорошая актриса: даже не укусила Сая, когда он бросился к ней и заключил в крепкие страстные объятия. Этот придурок хотел как лучше. Поэт оказался крупным, плотно сбитым парнем, в бешеном темпе стрелял вызывающими остроумными памфлетами – невероятно смешными… если вдвое снизить скорость. Под напускным мачизмом вполне милый и умный; вскоре они с Джейми уже добродушно перешучивались. Всех нас объединяло отвращение к Билли Психу.

Билли приехал поздно – как и подобает звезде из Манчестера. В сопровождении менеджера Слима, своей девушки (трофейной блондинки) и лучшего друга Тихуна. Ясное дело, меня, Сая и Джейми он проигнорировал. Только поздоровался с Краснокожим Джеком за руку – этак по-свойски, тыча кулаком в плечо. Раньше они работали вместе, Билли знал, что Джек намного остроумнее, – и был готов. На сцене Билли пускался в длинные и крепкие (простите за каламбур) рассуждения о пенисах и говне. Зал всякий раз взрывался хохотом в ответ на хохму про «И одну порцию виндалу [20]20
  Блюдо, похожее на очень острое и кислое карри со свининой с острова Гоа.


[Закрыть]» и загибался от смеха после любимой присказки Билли «Да, я псих!». Вся его альтернативность заключалась в пространном рассуждении, есть ли у миссис Тэтчер пенис:

Знаете, она не баба, точно вам говорю, не баба, ну да, и, честно говоря, я бы с ней трахаться не стал. А ты? Стал бы?

Стал бы! Стал бы! Ебаный в рот, и кто из нас после этого псих?

Полное дерьмо? О нет. Ирония, видите ли! Пресса в восторге. Какой характерный образ! Как умно. Истинный постмодерн. Понятно, что все это двойной блеф: в реальной жизни Билли взаправду был алкоголиком, женоненавистником и ублюдком.

Небось думаете, что я ему завидую? Да, он многого добился. Особенно когда смягчил свой стиль и ушел на телевидение – выступал ночью по Четвертому каналу в сериале «Секс для вас». Помню его интервью в статье «Мэйл» – про юмористов, которые работали с Джейми. Мол, он с первого взгляда понял, что Джейми странная. Хотел, видите ли, дать ей пару советов, наставить на путь, а она ему чуть голову не откусила – остервенелая феминистка в чистом виде. Жаль, но случившееся его не удивило.

С Джейми он ни единожды не разговаривал. Ой, простите – соврала. Один раз заорал, чтобы съебала с прохода, когда Джейми стояла сбоку за кулисами. Нет, я ему не завидую. Все гораздо хуже.

Нам на него было, в общем, наплевать – по крайней мере, в тот вечер. В конце концов пришлось начать шоу. На сцену вышел Сай, и зрители (за исключением мамочки) встретили его громоподобным равнодушием. Горящие булавы ему не разрешили из-за правил пожарной безопасности, чтобы не сжег здание, и Сай сюрреалистично жонглировал двумя дохлыми рыбинами и капустой. В итоге треска приземлилась в первом ряду – в пивную кружку огромного верзилы в футболке регбиста Брэдфордского университета. Последовала бурная перепалка, и рыбина ее уже не пережила: в результате Сай ушел, а сцена и зал остались – все в ошметках дохлой трески.

Следующей выступала Джейми.

К этому времени я извелась окончательно, а Моджо глушил «черный русский» стакан за стаканом. Через соломинку. Я выволокла Джейми из туалета гримерки и отконвоировала за кулисы, где она стояла как приговоренная, пока со сцены убирали остатки рыбы, а конферансье, студент театрального института, сам надеявшийся когда-нибудь стать юмористом, объявлял следующий номер. Отстраненная, далекая, глаза уставились в никуда, лицо – будто маска в тусклом синеватом свете.

– Удачи, – прошептала я.

– Нет, «ни пуха ни пера». Грэм рассказывал, так говорят в цирке. Если желаешь удачи, искушаешь дьявола, он подстроит неудачу. Скажи «ни пуха», Лили.

– Ладно, ни пуха. Я буду в первом ряду, мы с тобой, ты справишься, правда, ты…

– Тебя уже объявляют, давай! – прошипел кто-то из персонала.

Я бросилась в зал. Джейми поднялась на сцену.

– А теперь – кое-что особенное. Наша брэдфордская звездочка, зажигательная девушка. Итак, встречайте… ДЖЕЙНИ ДЖИ!

Как мне хотелось врезать в эту прыщавую морду – он же имя переврал! Господи, как она это воспримет?

Раздались скудные аплодисменты. Джейми неспешно подошла к микрофону и отрегулировала высоту. Посмотрела в зал и слегка улыбнулась. Зрители к такому явно не привыкли. Внутри у меня все сжалось; рядом Моджо бормотал:

– Ну же, дорогуша, пожалуйста…

Джейми глядела поверх толпы, по-прежнему улыбаясь. Они молча пялились на нее, осознавая, что: а) она женщина; б) она их не боится.

И тут огромный волосатый урод с заднего ряда завопил:

– Эй, покажи нам сиськи!

Зал разразился бурным хохотом и криками: «Да, давай, раздевайся!» В конце концов, тут по большей части студенты. Будущие лидеры нашей страны.

Моджо тихонько застонал.

– Чего это я буду показывать тебе сиськи? – дружелюбно осведомилась Джейми. – Да ты не знаешь, что с ними, нахуй, делать. Посмотри на себя: всего-то пинта пива с лимонадом – и ты уже полный осел. Знаешь, иди домой, мальчик, пускай тебе мамочка на Рождество мозги сошьет. И нечего в него пальцами тыкать – бедняжка, вот они каковы, друзья. Стукачи в натуральную величину. Не попадайся с такими в участок, приятель, – они тебя с потрохами сдадут, их пытать придется, только чтоб заткнулись.

И следующие двадцать минут она держала их за яйца.

Дико записывать то, что Джейми рассказывала – ее истории, ответы залу. Настолько все это было эфемерно, соткано из света и голубого сигаретного дыма, витавшего там, где она в тот момент обитала. Чистый экспромт; она откровенно придумывала на ходу, ловила настроения и желания. Добрые понятные шутки и байки, и публика чувствовала, будто ее куда-то приняли, будто Джейми – их старшая сестра. И никаких едких острот, типа: «Посмотрите на меня, я вас всех умнее». Только тепло, смелость и реальная жизнь. То, чем она жила, то, что видела. Любовь, умирание, исцеление, свидетелем которых она стала. Она подтрунивала над зрителями, грубила, смешила, дерзила и дразнила так, будто они – ее семья.

Я наблюдала за ними – за их внимательными лицами, за их улыбками, – и ощущала неописуемый восторг – почти любовь, только без сантиментов и соплей. Я любила их, потому что они позволяли ей делать дело; держать слово. Они были нужны ей, чтобы стать свободной; она была нужна им, потому что это Джейми, и она принадлежала им полностью и без остатка, пока стояла на этой грязной сцене.

Не то чтобы все влюбились по уши – вовсе нет. Я видела злые лица и скучающие лица, возмущение и недовольство. Но в целом у нее получилось. И я гордилась Джейми и собой, потому что мы это сделали. Тихая гордость, понятная только мне, – мол, «ну что, ублюдки, мы вас сделали». И я освободилась вместе с ней. Теперь я знала, ради чего стараюсь. Я нужна. Сердце мое ликовало.

Я посмотрела на Моджо, он на меня, и мы беззвучно выдохнули:

– Есть!

А потом все кончилось. Ее звали на бис, но Джейми стояла за кулисами и будто не слышала.

Я хотела сказать ей – давай, иди, – но тут мальчик-конферансье объявил антракт. Затем ушел со сцены к нам:

– Это было здорово. Честно. Очень оригинально. Вы сами пишете номера? Если нужна помощь, могу с вами поработать – ну там, отредактировать материал и все такое. Университетский юмористический клуб встречается по четвергам в Ширбридже, приходите… – и запнулся, увидев, как блестят ее глаза. Ему хватило ума покраснеть и пробормотать: – Спасибо, спасибо. Я… это было…

– Это тебе спасибо, милый. Клево получилось, а? – и Джейми улыбнулась.

Парень улыбнулся в ответ – по-детски, как мальчишка, каковым он и был. Я решила не раздирать его на куски за то, что переврал ее имя. Он и так запутался.

Вихрем темно-серого шелка и аромата «Пуазона» налетел Моджо. Положил руки ей на плечи, затем, мягко заключив в объятия, расцеловал в обе щеки. Окинул ее серьезным взглядом и объявил:

– Дорогуши, сегодня родилась звезда!

И мы засмеялись. Наконец, оставив двух ржущих идиотов хохотать, я отправилась к Джиму за деньгами. Он сидел у себя в каморке и мрачно дымил косяком. В воздухе висел плотный запах гашиша – косяк был явно не первый. Я закашлялась.

– Да, вот бабки. Распишись вот здесь, все из меня высоси. Прямо сердце разрывается. – И он тяжело вздохнул.

– Джимми, это какие-то жалкие двадцать пять фунтов! Для такого парня – слезы.

– Ну конечно, давай теперь мне дерзить. Далеко пойдешь, точно. Знаешь, во сколько мне обошелся этот концерт? Особенно этот кретин, господин Билли Псих, и его ебаный эскорт? Я поставил ему в гримерку бутылку «Джека Дэниелса» и бог знает чего еще, а после этого еще тебе платить! Ужасно!

– Ты не заплатил Саю.

– Скажи честно, а ты бы заплатила?

– Я молчу, но Сай хотел как лучше!

– Папа Римский тоже хотел как лучше, и к чему это привело? Ладно, заткнулся. Твоя была хороша, как Грэм и обещал. Слушай, загляни.в четверг в бар, тут внизу, часа в два. Я пообещал Грэ кое с кем тебя связать. Я не собирался, но, черт, она и впрямь супер. Уж точно лучше, чем этот помешанный на хуях эгоманьяк.

Я чмокнула его в небритую щеку.

– Давай, держись, – попрощался он.

Слегка обдолбанная я, покачиваясь, побрела обратно к бару искать Божественных Близнецов. Моджо успел набраться. Ему откровенно заговаривал зубы верзила в усыпанной рыбьей чешуей футболке регбиста. Воняло от парня, как от стелек рыбака. На накрашенных губах Моджо застыла хмельная улыбка, а по нетрезвому взгляду было видно, что он уже достиг стадии «нет, я абсо-лллю-уутно трезв». Верзила пялился на меня, и мне захотелось ему объяснить, что за даму он подцепил. На его счастье, я не кайфолом. Вдобавок Моджо – набрался он или нет – всегда умеет вовремя слинять, оставив одурманенного парня изумляться, куда исчезла экзотическая героиня его поллюций. Сердцеед.

Я поискала Ее Светлость – тщетно. Я уже собиралась прервать сладкий сон бедного регбиста и спросить Моджо, где Джейми, как вдруг заметила ее. Она стояла в углу, а над ней, уперевшись локтем в стену, нависал какой-то парень с двухдневной щетиной и в потрепанной кожаной куртке. У него было хищное ястребиное лицо, тяжелые брови и нос с горбинкой. Склонившись, он что-то шептал Джейми, а та смотрела на него. Ее лицо застыло в странной гримасе. Мне она не понравилась. Как будто Джейми подчинилась. Парень положил грязную лапу ей на талию – жестом, который Многие назвали бы романтичным, хотя мне он показался нелепым и грубым. Что-то странное было в этой сцене. Какие-то игры в подчинение. По-моему, я пе сильно преувеличу, если скажу, что будто стала свидетелем морального изнасилования. Внутри меня корежило; в затылке кололо.

Я развернулась и пошла в бар. Заказала двойной «Джеймсон» и залпом выпила. Я была в бешенстве – о чем, блядь, она думает, цепляя такого ублюдка? Сразу видно – дерьмо, над его грязными патлами с таким же успехом могла болтаться неоновая табличка: «Козел». Такой замечательный вечер – как она могла так подставиться? И подставить меня – смылась, ничего не сказала, да еще с таким уродом. Я взвинчивалась все больше. Алкоголь кислотой бурлил в венах; злость, приправленная виски, накачивала адреналином кровь. Я подозвала бармена:

– Еще один «Джеймсон», дружище. Двойной, пожалуйста…

И тут на мою руку опустилась чья-то лапа.

– Заказ отменяется, приятель, ничего? – пророкотал глубокий мужской голос.

– Что за… Господи, Гейб, что ты тут делаешь? Я думала, ты на гастролях…

– Их отменили. Гитарист сломал запястье – нажрался и довыпендривался. Идиот. Я поездом прямо из Лондона. Видел ее. По-моему, она была просто класс.

– Слушай, что за хуйня творится? Видал, с кем она? Господи боже. Нет, я ей не нянька, но – черт, это не правильно. То есть, с таким уебком… – Я как всегда запиналась – правда, на сей раз от злости. – Гейб, что с ней? Никогда ее такой не видела.

Гейб – Габриель Смит – крупный парень. Сейчас слегка располнел, но тогда еще был стройным – длинные ноги, накачанные мышцы. Кожа – я такую называю «цвета оберточной бумаги», резкие черты лица, карие глаза, черные кудри. Типичный цыган. Глубокий звучный голос, и еще мне нравились его руки – всегда сухие и теплые; большие, квадратные, с длинными пальцами, ногти как лопаточки. Ладно, ладно, я к нему неровно дышала, но это ведь не преступление – ну, с формальной точки зрения…

И в тот вечер я ему ужасно обрадовалась: он был мне нужен, большой, теплый; его добрая мужественность, если угодно. Мне нужна была защита – а на Гейба всегда можно положиться.

– Видел этого парня. Я его знаю – Доджер. И знаю его семью. Да, ничего путного.

– Значит, нужно что-то предпринять – как-то его прогнать. Наверное, Джейми наклюкалась и не понимает, что делает. Прошу тебя, это кошмарно!

– Ничего тут не поделаешь. Она, типа, не наклюкалась, зуб даю. Она всегда так. Всю жизнь. И никаких «но». Я не злобствую, это чистая правда. Пошли, хватай Моджо и поехали домой – к вам.

Он обнял меня одной рукой. Я прижалась к нему, вдохнула запах кожи, и пота, и мужчины – смесь, которая мне так нравится. И вдруг почувствовала, насколько вымоталась. Хотелось чаю и на этот раз, быть может, еще кое-чего.

К нам подплыл Моджо.

– Мои дорогуши. О, как мило, ангел Гавриил, любовь моя. Тигровая Лилия, честно говоря, я не очень трезв. Вдобавок этот потрясающий мужчина ходит за мной, как щенок. Кажется, он какой-то матрос. И весь покрыт рыбой, так странно.

Мы поймали тачку. В Брэдфорде такси стоит всего ничего, не то что в других городах. Мы влезли в машину и после короткого препирательства на языке урду между водилой и Моджо – первый явно расстроился, зато второй самодовольно сиял, – такси понеслось по темным мокрым улицам.

Я ужасно волновалась за Джейми. И зачем мы ее оставили, это так неправильно! Вообще-то непохоже на Гейба с Моджо. Что они знали такого, чего не знала я? Дома я поставила чайник и поджарила тостов. Затем принесла все это в гостиную и плюхнулась на диван рядом с Гейбом. Через минуту явился Моджо. Он смыл всю косметику, натянул пару черных треников и длинный черный кашемировый свитер, а волосы собрал в хвост. Опа – и он вроде как совершенно трезв. На миг он сбил меня с толку. Потом я подумала: боже, как же он красив – как мужчина и как женщина! Они с Гейбом были сама серьезность – явно хотели поговорить.

Я разлила чай:

– Ну выкладывайте, ребята.