Текст книги "На краю бездны (СИ)"

Автор книги: Джулс Бичем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Глава 24

Отражение говорило, что ей следовало лучше выспаться. Но это было не так-то просто хотя бы потому, что было невозможно справиться с ужасной головной болью, которая стучала в каждый уголок её мозга так, словно там работала команда с отбойными  молотками. Джил ухватилась за края раковины, зажмурившись, когда боль в очередной раз атаковала её, и подумала, что скорей всего её сейчас начнет тошнить.

Вроде она и не пила вчера. Стоун довёз её до дома, и она почти сразу отправилась спать. Джил чувствовала себя настолько уставшей, что смогла лишь стянуть с себя платье, бросить его на стул, доползти до кровати и рухнуть на неё, не разбирая, чтобы отключиться почти моментально.

А утром преподнесло вот такой подарочек, выворачивавший всю её наизнанку.

Джил выругалась и, опираясь на стену, побрела из ванной. Боль не просто разрывала голову, она вела себя как живое существо, уверенно располагающееся внутри неё. Джил доползла обратно до кровати и свернулась в клубок, почти скуля и умоляя лишь о том, чтобы хотя бы на минуту избавиться от этой пытки. Но все её просьбы оставались без ответа, и она могла только лежать, надеясь, что всё-таки всё пройдет само, не заставляя её искать топор. А то она просто тихо свихнется от дорожно-ремонтных работ в её мозгу.

Наконец боль словно прогрызла голову насквозь, и её вспышки становились медленней и короче. Измученная до невозможного, Джил лежала в ожидании момента, когда они и вовсе прекратятся. Казалось, что до этого оставалось совсем немного.

Она не помнила – в какой момент вдруг её стало клонить в сон. Потом, когда Джил пыталась вспомнить весь этот день, на этом её мозг словно стопорился, а затем начинался один огромный, сплошной провал, похожий на то, что она раздвоилась – одна из них так и осталась, погруженной в сон. А вторая прожила этот день как-то совсем иначе. Вот только как – она не могла вспомнить.

Джил села на кровати, жмурясь от яркого солнечного света, бившего почти ей в глаза. Она позволила себе отдохнуть, и в итоге проспала полдня. А ведь на сегодня у неё были большие планы. Джил поднялась с кровати, краем глаза заметив платье, валяющееся на стуле. Потом его надо будет убрать.

Прошла в ванную, умылась и оглядела свое лицо в зеркале. Оно выглядело настолько бледно и устало, с синяками под глазами, что сама поразилась тому, что докатилась до состояния огородного пугала.

Усталая, унылая с копной спутанных длинных волос, которые превращали её в какой-то ужасный синий чулок, на который без отвращения и смотреть то было сложно. Пару секунд Джил раздумывала, а затем решительно потянулась к шкафчику над раковиной, доставая расческу. И ножницы.

Спустя десять минут на неё смотрела из отражения уже немного улучшенная версия её самой. Волосы, лежащие на плечах и достигающие теперь только лишь до лопаток, придавали ей более свежий и оптимистичный вид. Так-то лучше. Давно надо было это сделать.

Она повертела головой, рассматривая себя, и осталась вполне довольной результатом. Затем навела порядок в ванной  и вышла обратно в спальню. Сегодня ей предстояло много дел. Джил подошла к шкафу, открыла его и поглядела на полки. Она явно хотела что-то сделать с вещами. Что-то сделать.

Её голова соображала на удивление ясно и быстро, и, когда Джил попробовала представить все свои планы, то отчетливо услышала их в своей голове. У неё были очень важные планы, которые она должна была сделать ещё гораздо раньше, но почему-то всё никак не хотела сделать. Джил ещё раз посмотрела на полки в шкафу, потом закрыла дверцы шкафа и, проведя рукой по волосам, привыкая к их новой длине, направилась из спальни.

День в полицейском участке почти добрался до обеденного перерыва. Детектив Танилли замечал, как его напарник поглядывает на часы, явно торопя время. Они уже столько времени потратили на возню с отчетами, что Танилли вполне понимал парня. Он и сам бы взвыл, будь на пару десятков лет помоложе.

 – Жуткая погодка. Где-то пекло, где-то ураган, а где-то заливает. Хорошо, хоть у нас прохладно. Какие планы на выходные? – Поинтересовался напарник.

 – Да как обычно, – отозвался Танилли, – навести порядок в доме. Свозить Марикету за покупками. Ну и отдохнуть. В воскресенье Бешеные Псы играют.

 – Будешь смотреть матч? – Оживился напарник.

 – Само собой, – Танилли имел две слабости, главной из которых был отдых в тишине и спокойствии, а второй – футбольная команда, за которую он болел уже не первый год.

 – А вот Оуэн из  отдела дознания пойдет на сам матч. Достал билеты, правда, втридорога, – напарник явно завидовал этому Оуэну. Танилли пожал плечами. Убить время на сидение под вопли и рёв болельщиков – ну уж нет, лучше он посмотрит игру дома по телевизору. Хватает ему истерики и криков тут, в участке.

Они снова замолчали, погрузившись в отчеты. Участок гудел, сновали люди, проводили мимо подозреваемых. Плакала какая-то женщина со свежим синяком на скуле. Обычный день полицейского участка. Танилли не заметил, как погрузился с головой в отчет, когда мимо них пробежал дежурный.

 – Срочно, всем! Стрельба во Дворце Правосудия, возможен захват заложников! Всем свободным офицерам – на место происшествия, – в его голосе звучали нотки почти истерики, и это передавалось окружающим.

Напарник вскочил из-за стола, проверяя оружие, и Танилли поднялся  вслед за ним, испытывая нехорошее предчувствие. Во Дворце Правосудия никогда не происходило инцидентов, это место служило одним из оплотов власти и правосудия.

Кроме того, Танилли вдруг почуял чутьем, отточенным за долгие годы службы в полиции, что что-то словно сдвинулось с места и несется на город. Это ощущение пришло внезапно, и оно было настолько сильным, что детектив никак не мог от  него отделаться. И оно усиливалось с каждой секундой.

Марикета всегда ходила в церковь, хотя он посмеивался над ней и её рвением. На самом деле, Танилли гордился ею и считал, что такое увлечение церковью ничуть не делает её хуже, наоборот. Она была чем-то стабильным в его, полной безумия и человеческого зла, жизни. И это позволяло бодрее смотреть на мир и знать, что в нем есть еще что-то правильное.

Сейчас их машина неслась через весь город к Дворцу Правосудия, а Танилли неожиданно вспомнил то, что она как-то сказала ему в ответ на его очередное подшучивание, когда она перед сном о чем-то шепталась с большим распятием, висевшим в их спальне:

 – Знаешь, Марк, каждый день я ложусь и думаю – а что, если это последний вечер в моей жизни? Могу ли я быть гордой за то, как провела его, да могу ли гордиться вообще всем тем, что успела сделать за всю жизнь? И каждый вечер я понимаю, что раз я не могу ответить “Да”, то мне надо что-то менять.

Он тогда просто обнял её, не желая слышать то, что звучало как-то слишком сурово и серьезно. Ему хватало работы, чтобы не хотеть забивать голову чем-то ещё, но он уважал Марикету и то, во что она хотела верить. Он думал, что это именно его работа, полная угрозы и опасностей, заставляет её искать облегчения в церкви, а на такие мысли её толкает постоянный страх за него.

Сейчас Танилли внезапно снова слышал её слова, и отчего-то они оседали в его мозгу так, словно касались и его. Наверно, он уже стареет, раз стал задумываться о таких вещах, как смысл жизни и смерть.

Джил припарковала машину на служебной стоянке. Посмотрела на себя в зеркало, где отражалась спокойная и уверенная в себе женщина, а затем вышла из машины. У неё не так много времени, чтобы успеть сделать всё, что нужно.

Большие колонны, поддерживающие своды вестибюля, уходили вверх, теряясь почти под крышей. Статуя Фемиды, стоящая у стены, словно напоминала всем тем, кто проходил мимо неё о том, что здесь её владения. Джил привычно миновала вестибюль и подошла к лестнице, широкий пролет которой поднимался на второй этаж, а затем уходил выше, раздваиваясь уже на две свои уменьшенные копии. Каменные ступени создавали впечатление того, что Дворец Правосудия – это подобие античного храма, уменьшенная его копия, модернизированная и перенесенная сюда из более древнего мира.

Мимо неё проходили люди, и Джил подумала – насколько же они выглядели смешно, изображая из себя преданных слуг закона. Каждый второй лгал, воровал и подтасовывал те самые законы, которые должен был охранять. Она дошла до кабинета Стоуна, толкнула дверь, но та была закрыта. Обычно в это время прокурор всегда находился у себя, если только не проходили слушания, совещания, или Стоун не был в деловой поездке. Джил пожала плечами и пошла обратно, направляясь к лестнице.

Она уже одолела почти половину ступеней, ведущих вниз, когда случайно взглянула в вестибюль и увидела Стоуна, стоящего неподалеку от статуи и разговаривающего с кем-то. Джил довольно улыбнулась и  продолжила дорогу вниз. Целых пятнадцать ступеней. Положительно, тут пора было сделать ещё парочку лифтом и пожертвовать никчемной красотой ради удобства.

Джил шла по блестящим плитам из мрамора, из которых был выложен пол, и смотрела на Стоуна. Он стоял спиной к ней, продолжая разговор, который  был явно непростым, судя по тому, как был напряжен прокурор. Джил подошла ближе и остановился в нескольких шагах от Стоуна, не желая отвлекать его. Она умеет ждать.

Наконец собеседник Стоуна соизволил оставить его в покое, распрощавшись и уходя в другую сторону. Прокурор явно вздохнул, облегченно переводя дух, словно разговор дался ему не так-то легко.

 – Люциан, – позвала его Джил, впервые называя по имени. Стоун обернулся, и она видела, как он смотрит на неё – сперва с удивлением, сменяющимся на обычную приветливость.

 – Добрый день,  – ему явно нравился её новый облик, – Вы сегодня просто прекрасны.

 – Спасибо, – улыбнулась Джил, и его глаза стали темнее, словно то, как она говорила и улыбалась, затрагивало его гораздо сильнее, чем обычный разговор.

 – Вы наверно хотите напомнить мне о том, что уходите, – казалось, что его не очень радует это, но Джил не собиралась обсуждать с ним свой уход с работы.

 – Не совсем, – она покачала головой, – но ты прав, я пришла поговорить с тобой.

Лицо Стоуна выглядело немного озабоченно.

 – Что-то случилось? – Он беспокоился за неё?

 – Да, – она опять улыбнулась ему, – я поняла, что тебе стоит знать одну вещь.

Стоун подошел к ней ближе, и расстояние между ними было чуть больше вытянутой руки.

 – Что же я должен знать? – Джил внезапно поняла, что в его голосе слышится что-то темное, с тонким запахом порока, зовущее её. И часть её действительно хотела отозваться на него, говорящего на одном языке с ней. Но она помнила, что пришла сюда не за этим.

 – Люциан, – она подняла руку, касаясь его красивого лица, – есть вещи, которые не стоит скрывать. Например, то, как много крови на твоих руках, которая просто въелась в кожу. Или как много лжи, которой ты пропитан насквозь, сказано этими прекрасными губами. А я ведь уверена, что лгут они так же прекрасно, как и целуют.

Джил смеялась, говоря эти странные слова, и думала, что у неё стал абсолютно другой голос. Более низкий, плавный, опасный. Чужой голос.

 – О чем ты говоришь? – Глаза Стоуна темнели, и их голубизна словно клубилась вихрем, медленно превращавшимся в темноту грозового неба. Но Джил знала, что ему нравится всё происходящее. Ему нравится её голос, и он отзывается на него всем телом. Их связывало нечто темное и настолько же сильное, что выступило сейчас наружу, словно сорвав с них маски, обнажая и показывая свою силу.

 – Возможно, ты и вправду считаешь, что я не знаю – кто ты на самом деле, – при этих словах Стоун нахмурился, словно был удивлен, – но меня больше волнует то, что касается конкретно меня.

Джил почти вплотную подошла к нему так, что их тела почти соприкасались. Стоун сделал движение, словно собирался протянуть руки и обнять её, но остановился.

 – Ведь это ты заставил суд приговорить моего друга, – она прошептала это так, словно признавалась в том, что хочет его прямо здесь и сейчас. Несмотря на то, что она знала о том, что он испытывает это же желание, Стоун едва заметно улыбнулся.

 – Райз Туи, – его, ставшие почти черными, глаза смотрели на неё.

 – Да, – всё тем же шепотом ответила Джил.

 – Он никогда не был достоин того, чтобы ты сожалела о нём, – голос Стоуна зазвучал иначе, гораздо ниже и мощнее. Они стояли почти у ног статуи Правосудия, а всё вокруг словно исчезло, отодвигаясь далеко за пределы мира. С каждой секундой та темнота, которая скользила между ними, связывая их всё сильнее, крепла.

 – Не тебе судить об этом, – покачала она головой. Сейчас они были только вдвоем, оставив весь мир за пределами. И Джил знала, что всегда хотела оставаться вот так, выше всех людей, не стоящих ни сочувствия, ни сожаления в их мелочности, хотела силы, несущей разрушение, власти, чтобы поставить всех на колени, и знания, бесконечного, как целая вечность. И сейчас всё это стояло перед ней. Она догадывалась, что человек перед ней может дать ей всё это.

Люциан протянул руку, касаясь её щеки, и они стояли двумя зеркальными отражениями друг друга.

 – Он не был достоин тебя. Никто не был достоин тебя. В тебе так много тяги к знаниям, такой пытливый ум, который не хочет находиться в границах обыденности, которую может предложить серая жизнь. Ведь тебе всегда хотелось большего, но ты никогда не знала – как получить это, – он говорил с ней так, как говорят старшие братья с сестрами или подругами.

Джил слушала Люциана, который говорил о том, что она всегда знала, но не могла выразить так ясно и четко, как это сделал он. Он был прав настолько, насколько она всегда думала, что все её проблемы от того, что она не может выбрать между тем, к чему привыкла, и тем, что хочет. Всю жизнь она делилась внутренне на две стороны – одна из них была холодной и чуждой всему, что окружало Джил. А вторая оставалась нелепым ребенком, верящим в нечто из области сказки.

Сейчас первая половина протягивала ей руку и хотела, чтобы Джил наконец перестала разрываться между ними и выбрала её.  Люциан стоял молча, и Джил знала, что он будет ждать ровно столько, сколько она будет принимать решение. Даже если на это уйдет вся оставшаяся жизнь.

 – Ты даже не представляешь, как мы можем вместе изменить весь мир, – произнёс он, – мир, в котором всё будет так, как ты хотела.

С ним она больше никогда не будет неудачницей, пожелавшей изменить мир и оставшейся у разбитого корыта.

Неожиданно мысли Джил споткнулись, и она словно стряхнула с себя наваждение, вызванное словами Люциана. Ей нужно сделать совсем другое. Она моргнула, раздумывая – почему вдруг ей показалось, что голубые глаза Стоуна могли стать черными, и какого чёрта он, всегда спокойный и сосредоточенный, стоит сейчас, держа её лицо в своих ладонях? Что происходит?

 – Ты убил его, – сказала она Стоуну. Эта фраза должна была объяснить ему – почему Джил так поступает. Затем она отодвинулась от него, заставляя отпустить её, и вытащила из кармана куртки пистолет, направляя его на Стоуна.

Он замер от неожиданности, напряженно следя за её движениями.

 – И я думаю, что ты заслужил это, – произнесла Джил, нажимая на курок.

Время замерло.

Её палец медленно нажимал спусковой механизм курка. Лицо Стоуна выражало удивление и неожиданно – восхищение, словно он восторгался тем, что она делает. Что-то темное и большое бросилось к ней, выхватывая пистолет и сбивая с ног. Пуля медленно приближалась к Стоуну. Джил смотрела на её полет, поражаясь тому, как она идеально и плавно движется, рассекая воздух.

Затем мир вернулся на место. Звук выстрела заставил людей, находящихся вдалеке от них, закричать и броситься бежать. А Джил, сбитая с ног тем, кто выхватил у неё оружие, лежала на полу и не могла понять – что происходит, и кто стрелял. Она с ужасом смотрела на Стоуна, который осел на пол, а на его плече расцветало кровавое пятно, отчетливо видное на ткани пиджака. Затем Джил перевела взгляд на того, кто стоял с её пистолетом в руках. Он тоже смотрел на Стоуна с таким выражением, словно не мог поверить в то, что произошло.

Потом он повернул голову к Джил, и она подумала, что бредит наяву. На неё смотрел Гай, но его лицо было лицом Райза, которое она узнала бы из тысячи лиц.

Он отбросил пистолет и опустился рядом с ней, притягивая её к себе так, словно ей что-то угрожало.

 – Нет, – Джил начала вырываться из его рук потому, что ей было крайне важно ещё раз взглянуть в его лицо и убедиться в том, что это действительно Райз.

 – Всё хорошо, теперь всё будет хорошо, – он не отпускал её, видимо полагая, что она всё ещё в состоянии шока. Кажется, тут он был прав потому, что Джил понятия не имела – как она оказалась во Дворце Правосудия, что происходит и почему у неё так болит голова.

Стоун, явно теряющий сознание от боли, пытался приподняться, словно хотел подползти к ней, и Джил отстраненно подумала, что ему срочно нужна помощь, что надо что-то делать. Но она не могла даже собрать воедино свои мысли, и всё, о чем она могла думать, так это о том – почему этот человек похож на Райза.

Её попытки вырваться оставались по-прежнему безуспешными, он держал её крепко и вообще вёл себя так, как ведут люди, сильно напуганные за кого-то, а затем боящиеся отпустить того хоть на мгновение. Где-то очень далеко кричали люди, раздавался вой сирен. Полицейские окружали их троих, явно считая опасным человека с лицом Райза, и Джил неожиданно подумала, что история повторяется снова.

Держа его под прицелом, они требовали, чтобы он отпустил её и отошел в сторону, видимо ожидая, что он воспользуется ею как заложницей. Это всё напоминало какой-то сумасшедший сон, и Джил думала, что сейчас она откроет глаза и окажется дома, а всё происходящее будет лишь очень плохим кошмаром с элементами боевика.

Мужчина внезапно отпустил её, и она, наконец, смогла заглянуть ему в лицо. Округлив глаза Джил смотрела на Гая и не могла понять – куда делся Райз, которого она так отчетливо видела несколько минут назад. Гай же смотрел на неё, и в его взгляде было что-то непонятное – сожаление, надежда, просьба. Прощание.

Затем он поднялся и, подняв руки, отошел от неё.

Джил не видела, как его схватили полицейские потому, что в этот момент из толпы к ней подбежал другой человек, так же непонятно как очутившийся здесь, во Дворце. Блондин с черными прядями в невероятно светлых волосах подхватил её, поднимая с холодного пола. Он озабоченно смотрел на неё, и его губы шевелились, произнося какие-то слова, которые Джил не могла понять. Кажется, он пытался спросить – не ранена ли она? Джил медленно покачала головой, и блондин, бросив взгляд поверх её головы туда, где были полицейские и Гай, повёл её в толпу, смешиваясь с людьми.

Последнее, что Джил ещё помнила, это был Стоун, лежащий на краснеющем от крови полу и смотрящий на неё. Она внезапно подумала, что он придет за нею, эта мысль словно прозвучала в её голове. А затем всё вокруг внезапно накренилось, как палуба в хороший восьмибальный шторм, и Джил начала падать в черноту, где глохли любые звуки и терялось всё в полнейшем небытие.

Глава 25

Над городом собирались тучи, обещающие грозу и хороший ливень. Несмотря на то, что до сих пор стояли весьма прохладные дни, конец лета решил побаловать горожан жарой на прощание. Кроме людей, суетливо снующих по улицам, всё живое попряталось и замерло. Птицы не носились стайками, щебеча изо всех сил, домашние животные не рвались гулять. А те, кого хозяева выводили, тихо семенили за ними, словно не решаясь отойти в сторону.

Аноэль смотрел в окно на тучи, окружающие город плотным кольцом, но не приближающиеся к нему, и думал, что над особняком так же сгущаются тучи проблем. Он понятия не имел – как объяснить то, что творилось вокруг него, и находился в состоянии взвинченной готовности ко всему. От цунами до очередного вторжения в дом.

Сейчас в его доме, наверху, лежала женщина, которую он видел до этого всего лишь один раз. А теперь она непостижимым образом оказалась задействована в той чертовщине, что творилась вокруг всех них. Он до сих пор не мог забыть все то, что разыгралось на его глазах после звонка Гая, и был готов поверить, что это ничто иное, как плохой розыгрыш. Только вот подтверждение тому, что это случилось наяву, на самом деле, лежало в гостевой спальне, неспособное придти в себя. А в её крови находился некий яд, который пытался вывести целитель. Он прямо сказал Аноэлю, что на человеческую болезнь это не похоже, а значит вести её в госпиталь – опасно. Слишком много вопросов и ненужного интереса. Похоже, что человеческую знакомую Гая угораздило влипнуть гораздо глубже, чем надо.

Аноэль вздохнул. Ему хотелось стучаться лбом о стену только от одного факта того, что он понятия не имеет – что ему делать дальше. А главное, он не мог понять – почему Гай тянет со своим освобождением под залог. Будь он здесь, вдвоем они точно знали, как разгрести свалившееся дерьмо.

Вот уже три дня Аноэль не мог сам навестить Гая, который по-прежнему находился под бдительным присмотром полиции. Ещё бы, его обвиняли в попытке убийства прокурора города. Аноэль не мог никуда уйти потому, что женщина была настолько плоха, что пару раз он уже был готов к тому, что она умрет. А, учитывая то, как вёл себя с ней Гай, это грозило ещё худшими последствиями.

Кстати, теперь у них не было адвоката. Шолто исчез, явно вернувшись к себе домой. Блудный принц, или лорд, Аноэль плохо помнил то, что тот рассказывал ему, и так слишком долго терпел Гая, а тот оставался по-прежнему занозой в заднице. Ему стоило быть внимательней к тем, кто его окружал. В итоге Гай остался без того, кто следовал за ним тенью, а его подруга лежала в полной отключке от неземного яда. Шолто покинул особняк – и у них больше не было чудодея, способного перевернуть всё в свою пользу.

Аноэль изо всех сил треснул кулаком по стене. Гай умудрился обрубить сук, на котором сидел. Человеческие адвокаты не смогут добиться того результата, который мог получить Шолто.

Сейчас Аноэль ещё более явно понял, что не знает – за что хвататься. Пока он решил, что раз Гай так беспокоился за эту женщину, ему тоже стоит беспокоиться о ней. Они – не люди, а она – просто человек, слишком хрупкий и слабый по всем меркам. Один – ноль в пользу человека.

 – Её состояние начинает улучшаться, – вошедший в комнату целитель выглядел устало. Полукровка, полу-колдун, полу-человек явно старался изо всех сил, и сейчас был изнурен почти бессонными третьими сутками. Этих слов Аноэль ждал  как дождя в знойный полдень, теперь с него сняли одну из проблем, которые висели на нём как гирлянда из побрякивающих цепей. Сам он не поднимался наверх, предоставив целителю свободу действия. Когда он вытащил женщину из той заварухи, похожей на сцену из драматичного боевика, она выглядела так, словно вот-вот умрет, и всё, о чем он мог думать, так это о том, как скорее добраться до дома. Гай успел сказать ему, когда звонил, чтобы тот срочно вызвал целителя. И он был абсолютно прав.

Хоть какая-то радостная новость. Теперь Аноэль мог спокойно ехать за Гаем.

Танилли сидел, глядя на экран компьютера, и размышлял, что от всего творящегося у него голова вот-вот расплавится голова. В один день произошло столько событий, что разбираться теперь придется не одну неделю. Когда в прокурора города стреляют посреди бела дня, и стреляет один из известных людей, надо ждать проблем. У палки два конца – один с властью, другой с деньгами, оба из них гарантируют много шума и грязи. А сама палка лежит на дне мутного омута больших разборок.

Прокурор Стоун лежит в больнице, и его состояние вне опасности. Один из директоров корпорации, которая кормит почти всех больших чиновников, находится под стражей и считается опасным преступником. Когда схватываются два таких бульдога, выходит победителем лишь один.

Танилли видел задержанного и решил, что тот и вправду выглядит так, что один его вид внушает желание перейти на другую сторону улицы. Он знал тип таких людей, которые стреляют без промаха в тех, кто переходит им дорогу, или спокойно отправляют армию наемных убийц за их головами. Этот человек в любом случае был опасен. И прямо сейчас его держали в одной из камер, усиленно охраняя, словно тот мог вызвать личный танк, сломать стены и сбежать.

Всё это нехорошо. Даже очень.

Детектив посмотрел на часы. Ещё только одиннадцать часов, а кажется, что он просидел тут уже весь день. На улице стоял удушающий зной, который заставлял асфальт превращаться в мягкую резину, смердящую так, что начинала кружиться голова. Если бы в здании не работали кондиционеры, люди бы просто умирали от жары.

Аноэль впервые оказался в полицейском участке, и тот был похож чем-то на уменьшенную копию улья. Он даже сперва немного растерялся, но затем остановил первого встречного мужчину со значком, и тот объяснил ему – куда и к кому Аноэлю надо обратиться.

И сейчас он, вот уже несколько минут сидел перед немолодым детективом с колючим взглядом темных глаз, которые словно видели его насквозь. Это раздражало. Как и то, что Аноэль с каждой секундой понимал всё яснее, что ему не дадут увидеться с Гаем. Старый осёл считал, что выполняет свою работу, но каждый миг промедления мог стоить ещё больших проблем. Он слишком хорошо знал неуправляемого и не подчиняющегося никому Гая.

 – Хорошо, – Аноэль выдавил подобие улыбки и вытащил свой телефон. Нет, всё-таки хорошо, что они имели нужных людей в своем распоряжении.

Понадобилось ровно пару минут, чтобы, после слов того, кто попросил Аноэля передать трубку детективу, тот поднял на него глаза, и стало ясно, что встреча с Гаем все же состоится.

Они шли по коридорам, которые явно охранялись. Аноэль замечал установленные камеры видеонаблюдения, фиксировавшие все передвижения по пространству. Позади них осталось несколько дверей, снабженных решетками и автоматическими замками. И охраной. Аноэля слегка передернуло. Всё это напоминало клетку, а клетка могла свести с ума кого угодно, тем более – такого, как Гай.

Чертов засранец. С каждым шагом Аноэль более ясно понимал, что ему надо сделать всё, что в его силах, чтобы вытащить его отсюда. Гай мог быть занозой и психом, но он оставался тем, с кем они прошли через многое.

 – Проходите.  У Вас есть десять минут, – детектив произнёс это так, словно ему было не по душе даже звучание этих слов.

Аноэль стоял перед ещё одной дверью, за которой находились камеры. Детектив кивнул полицейскому, более похожему на спецназовца в форме полиции, тот открыл дверь, пропуская Аноэля вовнутрь.

Так мог выглядеть зверинец или виварий. Расчерченный на небольшие квадраты с проходом между ними. Сейчас зарешеченные клетки были пустыми, все, кроме одной.

Время неожиданностей явно не собиралось заканчиваться.

Аноэль оказался перед решеткой, которая стояла между ним и сидящим на низкой лежанке мужчиной, который был похож на того, кого он знал как Гая.

 – Боги, – Аноэль непроизвольно ухватился за толстые прутья решетки, понимая, что всё действительно покатилось в пропасть.

 – Тебе не стоило приходить.

Он выглядел так, словно его сгибала к земле огромная скала. Гай всегда был высоким, худощавым и молчаливым, но сейчас перед Аноэлем находился изможденный мужчина с разбитой бровью и запавшими глазами. Каждая черта лица стала жестче, скулы заострились и, казалось, что он тяжело болен.

 – Что ты несешь, – Аноэль понял, что его охватывает тревога. Он никогда не видел Гая таким, даже когда тот валялся раненным. Всё было как-то неправильно.

 – Не надо тебе было сюда приходить, – повторил Гай.

 – Я собираюсь вытащить тебя отсюда, – Аноэль нахмурился, заставляя непрошенное беспокойство убраться, – внесу залог, и ты поедешь домой.

 – Ты не понимаешь, – Гай покачал головой, поднимая на Аноэля глаза.

Его лицо выглядело так, словно он заглянул в преисподнюю, и та опалила его, оставляя свой след. Его глаза, обычно холодные и внимательные, потухли, лишившись своего огня. Перед Аноэлем словно сидел старик, чья жизнь была ношей, ломающей его. Он не мог смотреть на Гая, ему становилось не по себе от одного его вида.

Гай не может больше тут находиться. Заключение его убивало.

 – Брось, старик, – Аноэль заставил себя смотреть на тень прежнего Гая, – тебе нужно сменить место обитания. Здесь же нет никаких удобств!

В ответ тот медленно покачал головой.

Аноэль был готов трясти решетку, чтобы заставить Гая перестать быть таким пугающе усталым и безразличным.

 – Ты не сможешь вытащить меня отсюда, – теперь даже его голос звучал так, словно ему было безразлично всё происходящее.

 – Но почему? – От неожиданности Аноэль заговорил почти шепотом.

Вместо ответа Гай сухо засмеялся, и его пустой смех раздавался как скрип старого дерева на ветру. Этот звук заставил всё внутри Аноэля сжаться.

Гай никогда не смеялся.

Затем он поднялся и нетвердой походкой направился к решетке, останавливаясь напротив Аноэля. Задрал рукав измятой рубашки, обнажая руку, и Аноэль невольно выдохнул, глядя на чернеющий браслетом синяк вокруг запястья и уходящий вверх по руке след от чего-то, похожего на когти, хлыст или ожог. В любом случае, это была далеко не свежая рана, и её вид говорил о том, что она начинает воспаляться.

Что произошло с ним?

Аноэль пораженно поднял глаза на Гая, а тот повернул руку так, чтобы ему было лучше видно раны. До Аноэля слишком поздно дошел тот факт, что рана не заживала. Это было неправильно потому, что  они могли восстанавливаться достаточно быстро.

А тут, не только не заживающая рана, но и инфицированная. И, похоже, что она не одна на его теле.

В голове стало внезапно пусто, Аноэль мог думать лишь о двух вещах – как и почему?

 – Они больше не заживают, – Гай повторил то, что он боялся предположить.

 – Но почему? – Если бы его челюсть могла отвалиться, она бы уже лежала на полу.

 – Это наказание, – перебивая его вопрос, Гай слегка вскинул голову, – ничего не спрашивай. Это касается только меня. Ты не сможешь ничего сделать, просто поверь, что все попытки будут неудачными.

Он говорил настолько спокойно, что в голову Аноэля закралось подозрение.

 – Ты знал? Знал, что такое возможно?

 – Да, – на секунду это был голос прежнего Гая, – но я сделал свой выбор.

Идиот.

Аноэль бессильно сжал кулаки. Что же он наделал.

 – Господин Хедрунг не поможет, – предупреждая его мысли, произнёс Гай.

 – Я не могу бросить тебя вот так, – Аноэль лихорадочно обдумывал все варианты, которые могли бы вытащить Гая. Должно же было быть хоть что-то, способное помочь им. Но, если он действительно навлек на себя наказание или проклятье, то тут всё было бессильно. Гай стал уязвимым как человек.