Текст книги "Свет твоих глаз"
Автор книги: Джулия Грайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Глава 4
Увидев, что девушка в черном готова расплакаться, Маргарет Уайлс растерялась. Уже два дня она жила в этом грязном отеле, целыми днями меряя шагами комнату в мучительном раздумье, правильно ли поступила, пустившись вместе с Оррином в это рискованное путешествие, и слезы не раз подступали к ее глазам. Все эти странные люди – постояльцы гостиницы, ее слабость, тошнота, которая не переставала мучить ее с первых дней беременности…
Но женщине, решившейся на то, на что решилась она, не пристало плакать. Может, ей придется столкнуться с вещами, куда более неприятными, чем грязь и косые взгляды. Кто знает, какие испытания ждут ее там, в диких прериях, – болезни, индейцы, голод. Если она хоть однажды позволит себе эту слабость, ее глаза никогда не просохнут от слез.
Как могла прийти в голову Оррину столь безумная идея? Вероятнее всего, на его решение повлияло письмо брата, полученное ими прошлой зимой, полное оптимизма и радужных надежд.
Итак, Калифорния. Ее ребенку суждено родиться в дикой степи.
И сейчас эта женщина в черном заплакала, словно выразив все то, что мучило Маргарет с тех пор, как они покинули Нью-Орлеан: страх перед будущим, полная неопределенность, тоска по покинутому дому.
– Вам плохо? Прошу вас, мэм, зайдите к нам на минутку. Правда, у нас некоторый беспорядок и не слишком чисто…
Маргарет повернула ключ и открыла перед Эмери дверь. В комнате действительно было не прибрано. Игрушки Сюзанны: тряпичные куклы, деревянные лошадки и кубики – валялись в беспорядке на полу. Возле окна стояли два открытых дорожных сундука, из которых вперемешку торчали какие-то тряпки, платья, простыни и разная домашняя утварь.
– Может, вы присядете? – предложила Маргарет гостье, освободив один из стульев от висевших на нем платьев.
Девочка, получив угощение, тут же принялась обсасывать сахар, облизывая пальчики.
– Простите, – сказала гостья неожиданно молодым голосом. – Я вообще-то редко плачу, но сейчас что-то случилось со мной. Может, это от слабости… Я уже пять дней ничего не ела. И ваша дочурка так напомнила мне мою сестренку…
Как? Девушка голодна?! Маргарет тут же забыла о собственном трудном положении и пристально взглянула на гостью. Тот, кто может оплатить комнату в гостинице, должен иметь достаточно средств, чтобы купить себе что-нибудь из еды. Но женщина в трауре… Может быть, она потеряла кого-нибудь из очень близких людей, возможно мужа, и у нее пропал аппетит.
– Милая, может, вы хотите прилечь? – неуверенно предложила хозяйка. – Постельное белье чистое, вернее, почти чистое.
– Прилечь? Спасибо, не надо. Я уже в порядке. Неожиданно легким движением гостья подняла вуаль.
Маргарет смотрела на девушку во все глаза: да это же почти ребенок! Совсем молоденькая девушка! Едва ли ей исполнилось восемнадцать. У девушки был приятно округлый овал лица, маленький, задорно вздернутый носик и большие, необычно яркие, изумрудного цвета глаза. Из-под уродливой шляпки-таблетки выбивались черные как смоль кудри. Перед ней была юная красавица.
– Господи, я не думала, что вы такая молоденькая! – воскликнула Маргарет.
– Мне восемнадцать.
– Не хотите ли вы сказать, что путешествуете в одиночестве?
– Да, я сама еду в Охо, – ответила девушка.
– В Охо? У вас там семья?
– Ну… Не совсем. Дальние родственники. Троюродные сестры. У меня есть рекомендательное письмо, с ним они примут меня, если, конечно, захотят принять, – добавила Эмеральда.
– Что значит если захотят принять? А если не захотят, тогда что? Как вас зовут? Меня – Маргарет Уайлс, но вы можете звать меня просто Маргарет.
– Эмеральда Реган, – представилась Эмери и грустно взглянула на собеседницу. – По правде говоря, я не думаю, что они примут меня с радостью. Наверняка никто не выразит особого восторга, увидев на пороге молодую девушку с письмом, в котором содержится просьба приютить ее…
– Если вы так думаете, то вам и незачем ехать туда, вот что я скажу.
Женщина вздернула подбородок и впервые за время разговора рассмеялась. Зубы у нее оказались ровными и белыми, как жемчуг. Смех преобразил ее лицо, взгляд потеплел. Всем своим видом она выражала участие.
– Но мне ничего другого не остается. Я не могу больше жить там, где жила раньше, и если кузина Франклин не захочет приютить меня, то мне придется искать работу.
– Работу? – Маргарет бросила взгляд на белые, холеные руки гостьи, очевидно, не знакомые ни с какой работой, в отличие от ее, покрасневших и набухших от бесконечных стирок. – А что вы умеете делать?
– К сожалению, не многое. Я умею рисовать и могла бы преподавать в какой-нибудь женской школе, могу вести хозяйство. Моя тетя обучала меня этому, умею вести счета, заказывать обеды и все такое. Она научила меня заваривать травы, чтобы лечить рабов, когда они заболеют…
«Эта девушка – дочь плантатора. Теперь понятно, почему на ней такое дорогое платье и такие нежные руки», – подумала Маргарет.
– Не думаю, что вам удастся заработать на жизнь, заваривая травы, – как можно мягче произнесла Маргарет. – Сможете ли вы работать поденщицей или няней?
Эмери опустила глаза.
– Боюсь, что нет. У нас всю черную работу выполняли рабы. Но у меня были младшие сестры, – с надеждой добавила она, – и я часто помогала им с уроками. Я могла бы учить детей чтению и чистописанию, могла бы писать письма за тех, кто не знает грамоты. И еще мне кажется, я легко смогу научиться всякой работе. Мисс Франи говорила, что у меня быстрый ум и ловкие пальцы.
– Я в этом не сомневаюсь, – улыбнулась Маргарет. У нее уже появилась идея относительно этой девушки, но вначале следовало побольше о ней узнать и еще уговорить Оррина. И хотя решение было принято ею слишком скоропалительно, ей казалось, что она не ошиблась в девушке.
Им пришлось уехать из Нью-Орлеана из-за Оррина, который работал белым надсмотрщиком на плантации. Плантация была одной из самых доходных в штате, там выращивали сахарный тростник, и Оррин утаил доходы на восемьсот долларов, присвоив деньги себе.
Оррин не был закоренелым преступником, и Маргарет продолжала считать его порядочным человеком, несмотря на совершенный им грех. Но и Дентоны были не подарок. Для них надсмотрщик был в самом низу социальной лестницы, почти на одном уровне с рабами. Миссис Дентон никогда не разговаривала с Маргарет и не позволяла учителям ее детей учить детей Маргарет и Оррина, хотя девятилетний отпрыск Дентонов был того же возраста, что и их сын, но только намного глупее. Если бы Маргарет не была сама учительницей в юности, ее дети так бы и не получили возможности научиться грамоте.
Уайлсы жили в небольшом коттедже из четырех комнат, утопавшем в разросшемся кустарнике жимолости. Дом был расположен в низине, где постоянно скапливалась вода и жидкая черная грязь подступала к самому порогу. В доме всегда было сыро. Маргарет самоотверженно боролась с грязью, ей казалось, что сверкающий белизной пол приподнимает их над тем социальным болотом, в котором они оказались.
Последняя беременность вконец измотала ее. Она страдала варикозным расширением вен и ноги нестерпимо ныли, тем более что большую часть дня приходилось проводить на ногах: стирать и готовить, снова готовить и стирать, пока она, совершенно обессиленная, не падала на соломенный тюфяк рядом с Оррином. Оррин хотел купить ей кресло со скамеечкой для ног, такое же, как у миссис Дентон, а Тимми, их девятилетнему сыну, – пони. Тимми прекрасно ездил верхом, не хуже хозяйских сыновей.
«Наш мальчик заслуживает того, чтобы иметь хорошие вещи, – не раз говорила Маргарет. – Когда-нибудь он станет настоящим мужчиной: порядочным, сильным и интеллигентным…»
В декабре пришло письмо от ее брата, Адама. Тот рано оставил отчий дом и стал жить своим умом. Они не виделись десять лет. Письмо было не слишком грамотным, зато полным энтузиазма. «Климат здесь, как в райском саду, – писал он, – здесь само все растет, любые фрукты…»
Оррин сначала ничего не сказал ей, кроме того, что хочет подыскать работу получше и для этого они должны подняться вверх по течению, может быть, там ему удастся найти приличное место, и только вечером, накануне отъезда, он показал ей украденные деньги.
– Оррин! – в ужасе прошептала Маргарет.
– Не волнуйся, дорогая, – ответил он. – Пока Дентон обнаружит пропажу, пройдет не один месяц, если, конечно, он вообще заметит отсутствие этой суммы. Он частенько напивается так, что не может отыскать туфли под собственной кроватью.
– Но, Оррин, – возразила она, замирая от страха. – Ты же знаешь, что воровать – великий грех. Или ты забыл о том, что Бог все видит? Как ты мог нарушить Его заповедь! И еще, что будет, если хозяева, заметив пропажу, вышлют погоню?
Муж, небольшого роста, коренастый мужчина с упрямым подбородком и вихрастыми каштановыми волосами, молча смотрел на нее.
– Они не найдут нас, – медленно проговорил он наконец. – Бог нам поможет. Он не станет меня осуждать и становиться мне поперек дороги. Наоборот, Он сам направил меня на этот путь. Мы должны уехать в Калифорнию.
– В Калифорнию?!
Она смотрела на него во все глаза. Они были женаты уже десять лет, но Маргарет вдруг поняла, что совершенно не знает собственного мужа.
– Там совсем другая жизнь, Маргарет, – продолжал убеждать ее Оррин. – Я не раз слышал об этом, да и Адам пишет, что это благословенный край. Может быть, там и не текут молочные реки в кисельных берегах, но что-то чертовски близкое к этому. Говорят, там все время тепло и люди не страдают от лихорадки, как у нас, и земля там такая плодородная, что воткни в нее палку, и она прорастет и даст урожай. А в озерах и реках столько рыбы, что ее ловят голыми руками. Человек там может чувствовать себя королем. Никто не будет тебе указывать, как ты должен жить и что делать только потому, что у него есть рабы, а у тебя их нет и ты всего лишь надсмотрщик за чужим добром.
– Но, Оррин, это же безумие – ехать туда, где у тебя нет ни друзей, ни знакомых, ни родственников, если не считать Адама, но он же наполовину дикарь, полусумасшедший. Мы даже не знаем точно, где эта «земля обетованная».
– Ты не права, Маргарет, туда едут многие.
– Кто именно?
– Кто? Люди с гор, охотники, миссионеры, кто пешком, кто на повозках. Я знаю одного человека, Уокера, который ушел туда пешком, еще мне говорили про Бартерсона и Стивенса… Туда можно доехать на повозке, запряженной волами. Нам хватит денег, чтобы купить ее. Существует, конечно, опасность быть схваченными индейцами, да и дорогу нельзя назвать хорошей, но доехать все же возможно. Поверь мне, скоро в эти края потянутся тысячи, а мы будем одними из первых. – Оррин посмотрел на жену и гордо вскинул подбородок. – И Бог хочет, чтобы я сделал это. Я знаю, это воля Провидения. Иначе зачем он открыл мне способ, как добыть денег для путешествия?.. Такова воля Всевышнего. Он помогает простым людям, как мы с тобой. Если у человека нет рабов, это не значит, что он второго сорта.
Рабы – вот в чем вся соль, подумала Маргарет. Оррин терзается тем, что должен управлять этими чернокожими людьми, не являясь их хозяином. В глубине души он испытывает к неграм те же предубеждения, что и остальные белые жители Юга. Но в Калифорнии нет рабства и этих проблем не будет. Они смогут завести свое хозяйство и жить тем, что будет приносить им ферма, жить как свободные люди, так, как они никогда не жили прежде. Если эту идею действительно внушил Оррину Бог, то Он не оставит их в беде, Он поможет им преодолеть все. Ведь Богу известно, что она ждет ребенка и что путь для нее будет нелегким, потому и послал ей эту девушку в помощь.
– Я, кажется, знаю, какую работу могу тебе предложить, – протянула Маргарет, пристально глядя на девушку в трауре. – Она, конечно, не из легких, но я думаю, ты с ней справишься. Единственная загвоздка в том, что, если ты согласишься, тебе придется отказаться от своих планов поездки в Охо. Но, мне кажется, ты не очень-то туда и стремишься, верно?
Маргарет долго беседовала с Эмеральдой. История об отце, погибшем возле Толедо, и решение дочери выяснить обстоятельства его смерти показались ей не слишком правдоподобными. Тем более что во время своего рассказа юная собеседница избегала смотреть Маргарет в глаза.
– Голубушка, а ты, случаем, не беременна? – вдруг спросила Маргарет. – Не из-за этого ли ты решила уехать из дома?
– Что вы?! Конечно, нет, – испуганно возразила Эмеральда, придя в ужас от подобного предположения.
– Ну что ж, какими бы ни были причины твоего бегства, ты мне понравилась. Давай-ка пойдем в столовую и поедим чего-нибудь, ты сказала, что ничего не ела уже несколько дней.
– Я… я не была голодна.
– Раз уж ты стала моей помощницей, ты должна поесть. И еще: у тебя есть во что переодеться? Я хочу, чтобы ты сняла траур, и дело не в том, что черное тебе не очень к лицу, просто в таком виде ты нагоняешь на меня тоску.
К тому времени, как вернулись Оррин и Тимми, они уже поели, и Эмери вернулась к себе. Маргарет вкратце изложила Оррину последние новости, заметив при этом, как Тимми навострил уши.
– Я против, – категорически возразил Оррин. – Я не хочу кормить еще одну женщину и везти ее в своей повозке. А что мы будем делать, когда она выскочит замуж прямо у нас из-под носа? Об этом ты не подумала?
– Я думала так же, как и ты, когда говорил, что Бог помог тебе достать денег! Эту девушку послало нам само Провидение. Оррин, разве ты не понимаешь, как мне будет тяжело в дороге одной, без помощницы? Кто поможет мне готовить, стирать, смотреть за Сюзанной? А когда родится ребенок? Обо мне ты не думал, когда разрабатывал свой грандиозный план путешествия в Калифорнию? Если ты хочешь, чтобы я поехала с тобой, позволь мне взять эту девушку. Мне нужна помощница. И она – то, что надо.
Когда Оррин наконец согласился, Маргарет почувствовала себя победительницей. Она не сомневалась, что поступает правильно.
Глава 5
– Эмеральда, нарисуй меня, нарисуй, пожалуйста! Эмери окончательно покорила сердца детей Уайлсов, когда те увидели, как под быстрыми пальцами девушки на листе бумаги возникают лица, фигурки людей и животных.
Эмери дала Сюзанне бумагу и карандаш. Та уселась на полу и попыталась что-то нарисовать. Девочка старательно выводила каракули, склонив над листом головку и закусив золотистую кудряшку.
– Это пони, – объявила она, показав свое творение. – Это новая лошадка Тимми.
Уайлсы купили сыну пони всего несколько часов назад.
– Замечательно, – похвалила малышку Эмери.
– Я назову его Ветерок, потому что он может лететь, как ветер! – вмешался Тимми. – Это лучшая лошадка из тех, что я видел, и она моя! Мне папа так сказал. Я поеду на ней в Калифорнию!
Прошло всего два дня с тех пор, как Эмери встретила Уайлсов, но жизнь ее совершенно переменилась. С чувством явного облегчения она сменила траурный наряд на любимое платье из голубого вощеного ситца.
Дети Уайлсов сразу полюбили ее. И она уже успела привязаться к ним. Сюзанна оказалась неженкой, а Тимми был типичным мальчишкой – мужественным и бесшабашным. Он не мог нарадоваться на свою лошадку, гордый от мысли, что вскоре будет скакать по прериям на своем личном коне рядом с отцом, и считал дни до отъезда.
Эмери вызвалась помочь Маргарет упаковывать багаж, и они вдвоем принялись разбирать содержимое дорожных сундуков. Багаж Эмеральды тоже нуждался в переборке, и несколько самых нарядных платьев решено было продать, но что касается книг – обе женщины решили их взять с собой, более того, они даже прикупили еще, чтобы во время путешествия Тимми мог читать. Маленькая Сюзанна под руководством Эмеральды тоже стала изучать буквы.
Как странно, думала Эмеральда, что она чувствует себя счастливой. Воспоминания об Анне и сестрах отзывались в ней глухой болью. Что касается Антона, она о нем совершенно перестала вспоминать. Весь день был занят хлопотами, и только ночью он являлся к ней в ночных кошмарах, от которых кровь стыла в жилах. Он, массивный и грозный, надвигался на нее, неспешно, неотвратимо…
Оррин Уайлс проводил дни в бесконечной беготне по грязным улочкам Сен-Луиса, выискивая в лавках то, что может понадобиться в дороге: упряжь, продовольствие и всякие мелочи, при этом его то и дело обманывали, заламывая несусветные цены, подсовывая откровенную дрянь. Он уже успел купить четырех волов и приценивался к хорошей молочной корове. Ему удалось подыскать вместительную повозку, не новую, но прочную на вид. Им предстояло везти с собой не только сотни фунтов провианта, включая корм для животных, но и семена и все то, что пригодится при обустройстве фермы.
Сколько же всего было нужно, с удивлением открывала для себя Эмеральда: палатки, чтобы было где спать, одеяла, ружья, попоны, сумасшедшее количество еды, в том числе муку, сухофрукты, кофе, соль, дрожжи, уксус, соленья.
Эмери и Маргарет тоже были заняты покупками, их комнаты вскоре стали походить на лавку или склад. Иголки, нитки, масло для ламп, свечи, растирания, лекарственные травы, чашки и миски, ножницы, веревки, кожа для обуви, брезент, грубый хлопок… И все равно им казалось, что они не все учли и что-то упустили.
Эмери до сих пор не верила, что решится на это безумное и такое заманчивое путешествие. Калифорния! Она была где-то в другом мире, в иной стране. Калифорния принадлежала Мексике, а не Штатам, и никто толком не знал об этих краях.
И все-таки это была не сказка, они действительно направлялись туда. Чтобы переправить свои пожитки вверх по Миссури до Каунсил-Блафса, им пришлось нанять лодку.
Все было бы хорошо, если бы Оррин временами не давал понять Эмери, что она для него не слишком желанная попутчица. Голубые маленькие глазки отца семейства часто смотрели на нее с недоверчивой подозрительностью. Однако она старалась держаться с ним как можно приветливее. Никто не знал действительной причины ее бегства, и она не собиралась никого посвящать в свою историю. Сейчас она чувствовала себя свободной, способной самостоятельно распорядиться своей судьбой и никогда не вспоминать об Антоне Делани.
Они добрались до Каунсил-Блафса ночью. Эмеральда с удивлением обнаружила, что здесь уже стояли лагерем несколько повозок, а невдалеке паслись довольно большое стадо волов и табун лошадей. Большинство из находящихся в лагере людей спали, лишь небольшая группка собралась у костра. Оррин подошел к ней и спустя некоторое время вернулся к женщинам весь сияющий: все эти люди тоже направляются в Калифорнию. Они только ждут, когда трава немного подрастет и нальется соком, чтобы было чем кормить животных.
Эмеральде даже ничем не привлекательное путешествие по реке показалось восхитительным. Вскоре она станет полноправным членом этой группы мужественных людей, будет жить вместе с ними, делить радости и горести предстоящего путешествия! Живя в Ста Дубах, она даже не могла мечтать о таком.
Уайлсы поставили палатку и почти мгновенно уснули, утомившись за время поездки, но Эмери еще никогда не доводилось спать почти под открытым небом, и она никак не могла уснуть и все время вертелась на жестком матрасе, вспоминая постель, которая у нее была дома и к которой она привыкла. Но сейчас, похоже, настало время отвыкать от роскоши: повозка ничем не напоминала прежнее жилище.
Каждый раз, когда она меняла положение, стараясь отыскать позу поудобнее, тело ее ощущало все новые неровности, но ей все же удалось уснуть. Это была ее первая со дня бегства из Батон-Ружа ночь без сновидений.
Встреча с будущими попутчиками произошла у Эмери на следующее утро, когда она в поисках места, где можно опорожнить ночной горшок, забрела в кусты возле реки, подальше от лагеря. Едва она успела это сделать, как увидела девушку, оправляющую юбку. Дело, которое привело девушку на берег реки, было столь очевидным, что Эмери покраснела, не зная, куда девать глаза. В Ста Дубах все действия, связанные с соблюдением личной гигиены, считались весьма интимными и выполнялись вдали от посторонних взглядов, не так, когда каждый может…
Но девушка, видимо, даже не заметила смущения Эмеральды:
– О, привет! Ты, наверное, приехала с Уайлсами? Мой папа разговаривал с твоим отцом прошлой ночью.
Девушка была одних лет с Эмери и очень хорошенькая. Ее портили только очень светлые волосы и бледные ресницы. Личико у нее было круглым и румяным, а тело – плотным и налитым, с большой, роскошной грудью.
– Да, я приехала с Уайлсами, но Оррин не мой отец. Они меня наняли, чтобы я помогала им, – неохотно объяснила она. – Мои мать и отец погибли, и я сама должна зарабатывать на хлеб.
– Вот как? Тебе заплатили, чтобы ты помогала им в дороге, я правильно поняла?
Девушка оказалась достаточно тактичной, чтобы не задавать дальнейших вопросов, хотя в ее голубых глазах читалось любопытство.
– А меня зовут Труди Вандербуш. Труди – это уменьшительное от Гертруды. Меня назвали так в честь моей матушки. Мы здесь уже три недели, приехали одними из первых. Мы из Каламазо, штат Мичиган, – гордо сказала она. – Мы везем с собой тысячу луковиц тюльпанов и посадим их в Калифорнии, как только сможем это сделать. Я люблю цветы, а ты? Ты поедешь в повозке или поскачешь на лошади? Я собираюсь путешествовать верхом. Мой отец купил лошадей нам всем: обоим моим братьям, сестре и мне. Братья будут помогать отцу со стадом. Я думаю, что ехать на лошади гораздо приятнее, чем в повозке, не так ли?
Труди оказалась веселой болтушкой, разговор ее легко перескакивал с одной темы на другую, и уследить за мыслью было довольно трудно. Однако Эмери успела понять, что Труди – шестая из Вандербушей. Ее сестре, Кэтти, было пятнадцать.
Пьеру, по словам Труди, исполнилось девятнадцать. Он, как говорила о нем сестра, был «большим деревенским парнем, который будет чувствовать себя дома везде, где найдется земля, чтобы растить на ней урожай. Двенадцатилетний Жан довольно вредный мальчишка, но страстный охотник. Быть может, он окажется полезным, когда мы приедем в «страну бизонов».
– Что ты думаешь насчет всего этого? – требовательно спросила Труди, испытующе глядя Эмери в глаза. – Нас здесь всего шестеро женщин, и столько мужчин, что не сосчитать…
– Я не задумывалась на эту тему.
– А я задумывалась, – с удовольствием объявила Труди. – Мой отец хочет выдать нас с Кэтти замуж, как только мы доберемся до Калифорнии. Ишь, чего захотел! Чтобы к тридцати годам дети и муж превратили меня в старуху?! Не бывать этому!
– Я… Я думаю… – Эмери не знала, что сказать. Она впервые слышала, чтобы молодая девушка рассуждала подобным образом. Эмери заметила, что при слове «мужчины» пухленькое личико Труди засияло от удовольствия. Эмери подумала, что тетя Анна не одобрила бы ее дружбу с Труди. Однако в этой смешливой девушке было что-то очень привлекательное: искренность, открытость и жизнелюбие.
Итак, если Оррин сказал правду, им придется проводить вместе с Труди немало времени, ведь все повозки будут идти в одном караване.
За завтраком Маргарет показала Эмери, как печь бисквиты. Она замесила тесто из муки, теплой воды, соды и соли в низком тазике, стараясь, чтобы в тесто не попал песок. Затем раскатала тесто примерно в дюйм толщиной. Поместив раскатанное тесто в сковородку, она накрыла ее крышкой и набросала сверху горящих углей. Искусство состояло в том, чтобы пропечь бисквит, при этом не превратив в угольки низ и верх.
– Неплохо, – заметил Оррин, отламывая кусок самодельного хлеба. Намочив свой кусок в кофе, он отправил его в рот.
Эмери порозовела от удовольствия и впервые почувствовала гордость за себя, она помогала печь эти бисквиты, собирала хворост для костра, жарила бекон. Она легко и быстро схватывала все на лету и вскоре смогла бы стать для Маргарет хорошей помощницей.
После того как миски и кружки были вымыты, Эмери и Маргарет, захватив с собой Сюзанну, пошли знакомиться с остальными эмигрантами, предоставив Тимми самому заводить себе друзей среди мальчишек.
Кроме Вандербушей, в лагере была еще лишь одна семейная повозка. Она принадлежала семейству Ригни, фермерам из Сент-Луиса. Саул Ригни был еще и оружейником. Он, его жена и двое сыновей – Боб и Мартин – подрабатывали продажей оружия.
Все они с любопытством уставились на Эмери. Маргарет поспешила объяснить, что Эмери здесь, чтобы помочь им в поездке. И поскольку живот Маргарет красноречиво выделялся, натягивая юбку, дальнейших объяснений не потребовалось.
– Девушка выглядит очень юной для того, чтобы быть хорошей помощницей, да и сложение у нее не слишком крепкое, – заметила Марта Ригни, ширококостная, плотная женщина с мужскими плечами и большими красными руками. Глядя на нее, каждый скажет, что в работе она может заменить двоих мужчин.
– Она справится. Эмери – хорошая, трудолюбивая и сильная девушка, – заверила ее Маргарет.
– Та, что пустилась в путь по диким, забытым Богом прериям, должна быть и сильной, и мужественной, – согласилась Марта.
Марта принялась рассуждать по поводу бешеных нравов местных индейцев, и, послушав ее излияния еще пару минут, Эмери с Маргарет вежливо распрощались с семейством Ригни.
На обратном пути Эмери едва не прыснула: ее, Эмеральду Реган, воспитанную в роскоши и неге, только что назвали «сильной девушкой». Тетя Анна умерла бы на месте, услышав такой комплимент в адрес своей племянницы.
Среди остальных эмигрантов женщин не было. В глазах Эмери все мужчины, одетые в голубые хлопчатобумажные брюки, фланелевые рубахи и белые шляпы с полями, сливались в одну сплошную массу. Зик Йорк был приземистым узкогрудым человечком. Проповедник Билл Колфакс оказался высоким длинноносым мужчиной, сутулым, с неприятно холодным взглядом стальных глаз. Рэд Арбутнот выглядел примерно лет на двадцать старше остальных. Ему было не так уж много лет: всего шестьдесят пять, но лицо его сморщилось как сушеная груша, а когда-то рыжие волосы стали совсем белыми.
– Что до меня, у меня словно зуд в пятках, не могу сидеть на одном месте, – поведал он Эмеральде. Улыбка его обнаружила отсутствие двух передних зубов. – Жена моя умерла зимой, и нас с мальчиками больше ничего не могло удержать. Вот мы с сыновьями, Мэттом и Питом, и пустились в путь. Мэтт – вдовец, как и я, а Пит просто не захотел от нас отставать.
Мэтт и Пит, «мальчики», как он выражался, оказались зрелыми мужчинами тридцати лет, рыжими, и, как и их отец, морщинистыми.
Чарлз Моррис, парень лет двадцати пяти с наивно-восторженным лицом, не переставал смотреть на Эмери восхищенными глазами, заставляя ее смущенно краснеть.
– Ты должна вести себя осторожней, – сухо заметила девушке Маргарет. – То, как смотрит на тебя Чарлз Моррис и этот недоносок Зик Йорк, заставляет задуматься…
Уже на подходе к своей повозке женщины увидели человека, опустившегося на одно колено, чтобы стреножить буйвола. Стройный, с прямыми черными волосами и угрюмым взглядом темных глаз, он едва кивнул им.
Но Маргарет подошла к нему с улыбкой.
– Марта Ригни сказала мне, что вы врач, – заговорила она. – Вы доктор Бен Колт, видите, я даже знаю, как вас зовут. – Она взглянула на свой живот. – Я рада, что с нами в Калифорнию едет врач. Такое облегчение узнать, что когда мне придет время рожать, рядом окажется человек, знакомый с медициной.
Бен Колт отвел глаза:
– Я не лечу никого, кроме животных. Маргарет покраснела:
– Но я думала…
– Вы думали напрасно. Я порвал с медициной. Маргарет явно была разочарована. У Эмери готово было сорваться с уст гневное замечание: как мог он так неучтиво говорить с женщиной? Но тут сзади послышались шаги.
Они повернулись и увидели мужчину в отлично сидящих на нем штанах из оленьей кожи. На плечи его была накинута кожаная куртка с отделкой из бахромы, тоже прекрасно сшитая.
На вид ему было около тридцати. Ростом он был не меньше шести футов, хорошо сложен, с широким размахом плеч. Незнакомец вскинул упрямый подбородок и усмехнулся. Эмери успела разглядеть, что под усмешкой скрыт гнев.
– Я слышал твои слова, Бен Колт, – сказал он хрипло. – Значит, ты отказываешь в помощи этой доброй женщине?
Доктор не склонен был вести беседу и отвел глаза.
– Ты – кусок грязи, ни на что не годный, Бен Колт, – продолжал мужчина. – Я слышал, как вчера у костра ты разводил сопли вокруг того, что медицина ничего не приносит, кроме вреда. Отличный пример отношений между путниками, которым понадобится много Божьей помощи и еще больше человеческой поддержки, чтобы живыми и здоровыми добраться до цели.
Бен Колт почувствовал себя неуютно.
– Позволь предупредить тебя кое о чем, Бен Колт, – продолжал мужчина. – В этой поездке каждый из нас обязан делиться последним с другими и всячески помогать друг другу, и ты не будешь исключением. Ты применишь свои знания не только к животным, и будь я проклят, если не заставлю тебя сделать это, даже если мне придется приставить к твоему виску пистолет. А если ты будешь упорствовать, я спущу курок, можешь не сомневаться.
Бен Колт замешкался, а затем быстро зашагал в сторону соседней повозки. Человек в кожаной одежде посмотрел на Маргарет и Эмери так, будто видел их впервые.
– Простите мне мои выражения, леди, – сказал он мягче, – я не хотел задеть ваши чувства. Но только такой язык понимают подобные… – Он втянул в себя воздух. – Я хочу вам сказать, мэм, что когда вам понадобится помощь врача, вы ее получите, можете не сомневаться.
– Я… я очень вам благодарна, – пробормотала Маргарет.
– И я тоже, – добавила Эмеральда.
Мужчина поклонился. Взгляд его задержался на Эмеральде. В его глазах возник интерес.
– Я думаю, мне следует… – начал было он.
Но не успел договорить, так как кто-то позвал его с другого конца лагеря. Мужчина в коже помахал рукой и сказал, уходя:
– Простите меня, леди, кажется, меня ждут в другом месте. Формальности могут подождать. Я думаю, нам предстоит часто встречаться в будущем, от этого никуда не денешься, не так ли?
Он приподнял шляпу, послал Эмеральде еще один многозначительный взгляд и удалился.
Женщины переглянулись.
– Кто это был? – спросила Эмеральда.
– Думаю, это наш проводник. Марта Ригни говорила мне о нем. Его зовут Мэйс Бриджмен, его наняли в Сент-Луисе, чтобы он провел нас через прерии. Он покажет путь и поможет найти источники воды. У него ответственная работа. Оррин уверен, что без человека, хорошо знающего местность, мы можем заблудиться и погибнуть. – Маргарет зябко повела плечами. – Это тебе не увеселительная прогулка, Эмери. Нам нужен такой человек.
– Да… – Но Эмери не думала о предстоящих опасностях, она вспомнила лицо проводника, его упрямый подбородок, серые холодные глаза.
Маргарет пристально посмотрела на спутницу, словно угадав ее мысли.
– Марта говорит, что у него нрав как у дикой антилопы. Его невозможно ни приручить, ни предугадать. Единственная причина, по которой он соглашается на эту работу, – деньги, которые нужны ему на краски. Он естествоиспытатель, Эмери, и… художник. Видимо, он перенял дикий нрав у тех животных, которых рисует.
