Текст книги "Улыбка Моны Лизы"

Автор книги: Джулианна Морис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Понимаю.

Люк не кривил душой. Он чувствовал себя словно на пороге большого открытия, как будто все в его жизни начиналось заново. Все, что ему было нужно, – немного времени, чтоб разобраться с самим собой.

Глава девятая

– О, мне так нравятся высокие мужчины, – сказала миссис Косволски, держа Ники за руку и плотоядно посмотрев на Люка. – Вы такой милый!

– О… спасибо, – Люк казался смущенным, но держался хорошо.

– Сюда приходит так мало мужчин, – проворчала Руфина Джемсон – некрасивая, худая, угловатая женщина с короткими волосами, но с очень романтичной натурой.

– Они не знают, как много теряют, – ответил Люк, улыбаясь самой очаровательной улыбкой. – Я понятия не имел, что встречу так много очаровательных дам, играющих в лото.

– Здесь есть настоящие мужчины, но наши дамы всегда недовольны, проворчал Барт со своего инвалидного кресла, кивая на женщин.

Он был самым старым человеком в Дивайне и пережил уже трех жен. Ники случайно узнала, что он хотел жениться в четвертый раз – на Рузанне. Но Барт отличался такой сварливостью, что обольстить Рузанну не смог.

– Не слушайте его, – сказала Рузанна, строго посмотрев на Барта.

Люк отыскал глазами дедушку, который был также окружен женщинами. Внезапно он осознал, что дедушка все еще красивый мужчина. Высокий и статный, с густой гривой седых волос, не удивительно, что он кажется здешним дамам красавцем. Наклонив красивую голову, он слушал свою соседку, обсуждавшую с ним самые разнообразные темы – от искусства до политики.

– Я должна приготовить все к игре, – сказала Ники и, взяв корзинку с бочонками, тряхнула ею. – У меня предчувствие, что сегодня кому-то очень повезет.

Все стали с энтузиазмом рассаживаться по своим местам и раскладывать карты для лото. Люк тоже положил несколько карт перед собой, главным образом для вида. Он больше интересовался Ники. Она была явно популярна среди обитателей санатория. Старики обнимали ее, утверждали, что она похудела и похорошела, и давали всевозможные советы, как подцепить молодого человека. Конечно, они давали советы и Люку, который стоял рядом с ней, отчего Ники постоянно краснела. Но они делали это с такой любовью и нежностью, что язык не поворачивался сказать им, чтобы они перестали.

Ники вытащила бочонок из корзины:

– Первое число – десять, – объявила она.

У женщины, которая сидела рядом с Люком, был артрит, и когда она неуверенными пальцами попыталась взять бочонок, Люк подхватил его и поставил в нужную клетку. В ответ она застенчиво улыбнулась.

– Спасибо, дорогой, – тихо сказала она.

– Семнадцать, – выкрикнула Ники, извлекая другое число. – Разве ты не был на войне, когда тебе было семнадцать, Барт?

– Какая война? – проворчал Барт, хотя выглядел довольным. – Вторая мировая? – переспросил он.

– Барт тщательно это скрывает, – произнесла Ники доверительным тоном, – так что мы бы и не узнали, что у него два Пурпурных сердца наряду с Серебряной звездой и Медалью за отличную службу. Он настоящий герой, дамы и господа!

Приглушенный смех прокатился по комнате, и некоторые женщины скромно улыбнулись Барту. Старый вояка, приосанившись, сидел в своем инвалидном кресле, и его лицо словно освещали пожары былых побед.

Ники выкрикивала номера, часто сопровождая свои реплики комментарием о ком-нибудь. Дама, сидящая рядом с Люком, была превосходным преподавателем музыки. Другая женщина, в дальнем углу комнаты, воспитала десять детей, все они закончили колледжи и жили в Иллинойсе.

И свершилось чудо. Люк вдруг увидел всех их глазами Ники. Перед ним были не безликие пожилые люди, не очень здоровые, надоедливые старики, перед ним были личности. Когда-то они были фермерами и учителями, родителями, которые воспитывали детей и упорно работали. А теперь… и теперь они не теряли чувства собственного достоинства только из-за того, что стали старыми и больными. Их любили и уважали.

Женщина в середине комнаты выиграла и получила коробку леденцов и розовую ночную рубашку в качестве приза. Она сияла так, словно ей достался миллион долларов.

Когда началась новая игра, Люк снова отыскал взглядом дедушку. Джон не играл, потому что был погружен в беседу с другим мужчиной. Они сидели в углу, разговаривая, и тот мужчина поднял свою тонкую руку и вытер слезу.

Люк стушевался и сосредоточился на Ники.

– Думаю, что это была самая быстрая победа, – заметила она, затем достала другой бочонок. – Ладно, посмотрите все на ваши карты. У кого номер двадцать семь?

Это число оказалось у соседки Люка, и он тут же поставил бочонок в квадрат.

Ники смотрела, как Люк помогал миссис Батави играть в лото. Он делал это очень доброжелательно и с охотой, но Ники почему-то предположила, что Люку дискомфортно в окружении пожилых людей. Пациенты в санатории не были избалованы посетителями, так что иногда они становились навязчивыми. Но Люк, очаровательный и галантный, обходился со своей соседкой, как будто она была центром вселенной. Ники видела, что миссис Батави была на седьмом небе от счастья, когда Люк улыбался ей.

А ведь она, Ники, и не предполагала таких качеств в Люке. Не предполагала она и того, что сама попадется в его сети.

Они были созданы друг для друга. Это Ники знала наверняка. Она лишь боялась открыть Люку свое сердце. Да и он боялся полюбить кого-нибудь.

Люк… За его нахальной самоуверенностью скрывались уязвимость и доброта. Он так плотно отгородился от внешнего мира, чтобы защитить себя от боли и эмоций, которые не мог контролировать. Так, конечно, было проще жить. Но можно ли это назвать жизнью?

Возможно, размышляла Ники, если бы он перестал думать только о деньгах, то понял бы правду о себе?..

Ники продолжала думать о Люке, выкрикивая числа. Когда кто-то побеждал, она выбирала призы, которые могли особенно понравиться победителю.

– Последняя игра, – наконец объявила она.

Когда все разошлись по своим комнатам, Ники присоединилась к Люку и профессору Маккейду в комнате отдыха, где они поболтали с администратором, Хеленой Гордон. Люк сразу же обнял Ники за талию, притянув к себе. Она почувствовала себя неуютно. Их поцелуи в саду были ни к чему не обязывающими, тогда как демонстрация чувств друг к другу на людях подразумевала нечто серьезное.

– Мистер Маккейд сказал, что он заплатит за угощения и призы, – объявила Хелена. И она посмотрела на Люка тем взглядом, который был хорошо известен Ники… – Мы ценим ваше великодушие.

– Пустяки.

– Нет, не пустяки, – заметила Хелена. – У многих наших постояльцев нет денег, чтоб купить такие приятные мелочи. Ники предложила раздавать призы во время игры, чтоб дать людям немного радости.

Ники посмотрела на него так, как будто он осыпал ее алмазами, и Люк почувствовал приятное тепло в груди, которое не имело никакого отношения к страсти.

– Нам пора домой, – сонно сказала Ники. – Я на самом деле устала. Работа в саду спасает меня от бессонницы последнее время. Когда-нибудь куплю себе дом с садом.

Она не выглядела утомленной, но Люк проследил за ее пристальным взглядом и увидел, что дедушка действительной устал.

– Да, пора, – сказал он. – Поедем, дедушка?

– Конечно.

– Спасибо за ваше гостеприимство, миссис Гордон, – пробормотал старик.

– Заезжайте в любое время, профессор. Если вам не трудно, может, вы могли бы приехать и прочитать нам лекцию об искусстве? Нашим постояльцам нужно разнообразие, а ваша репутация знающего искусствоведа всем известна.

– Возможно…

Хотя ответ профессора был уклончив, он гордо распрямил плечи.

Люку хотелось кричать от счастья – время словно повернуло вспять. Конечно, теперь никогда не будет так, как прежде, но не было никакого сомнения, что дедушке стало лучше.

Когда они вернулись домой, Люк убедил Ники задержаться немного. Он хотел объяснить ей, что не сделал ничего сверхординарного, когда предложил спонсировать нужды санатория.

– Тот мужчина тоже потерял жену, – промолвил дедушка, сидя на кушетке, с задумчивым выражением лица. – Мужчина, с которым я разговаривал во время игры… его зовут Джозеф. Он овдовел десять лет назад. Десять лет.

– Джозеф Конрой, – сказала Ники. – Он ни с кем не говорит о Луизе.

Джон кивнул:

– Да. Он напомнил мне, что нам повезло полюбить кого-то и разделить с ним жизнь. Звучит банально, но это правда.

– Грэмс была особенной, – согласился Люк. – О чем еще вы говорили?

– Что мы трепещем перед женщинами – они обладают силой духа, – он улыбнулся Ники, затем посмотрел на внука. – Твоя бабушка была хранительницей нашего очага, Люк. И она всегда верила в меня – и в Бога.

Люк боролся со спазмом в горле, пытаясь что-то сказать.

– Пойду спать, – сказал дедушка, похлопав его по плечу. Они встретились взглядами, и Люк увидел мужчину, которого знал еще ребенком. В глазах дедушки снова были сила и мудрость.

Люк облегченно вздохнул и, обернувшись, увидел, как Ники вешает на стену тяжелую картину. Он чертыхнулся про себя.

– Ты просто не можешь попросить, чтоб я помог, правда? – ехидно спросил он.

Ники улыбнулась:

– Слишком много обо мне беспокоишься.

Отойдя от картины, Люк смотрел на тихий водоем в лесу, изображенный на картине.

– Как красиво. Джон попросил меня повесить ее, – объяснила Ники.

– Хочешь пойти погулять? – спросил Люк.

Она согласно кивнула, и они вышли на темную улицу.

Вечерний воздух был прохладен. Они неспешно шли по тротуару. Постепенно Люк и Ники дошли до центральной улицы. Луна освещала деревья, она казалась серебристым яблоком на небе. Ники часто представляла себе, какую картину она могла бы написать из того, что видела. Как жаль, что у нее нет и капли таланта художника.

– Что-то не так? – спросила она.

– Деньги для санатория… – с напряжением в голосе сказал Люк. – Ты должна знать, я сделал это ради тебя, а не от щедрости душевной. Я ведь даже не знал, что игра в лото так важна для этих людей, так что не думай, что я альтруист.

– Люк Маккейд, ты мошенник, – она поцеловала его подбородок, затем прислонилась к его груди, положив голову ему на плечо. – Ты не хочешь, чтобы кто-то увидел, что у тебя доброе сердце, и полагаешь, что тебе удастся это скрыть?

У Люка запершило в горле. Он хотел стать таким, каким его видела Ники. Хотел больше всего на свете.

– Да? – сдавленно произнес он.

– Да.

На следующее утро Ники с Люком занялись овощными грядками. Потом она сказала, что должна выполнить кое-какие поручения. Люк вызвался пойти с нею, но она рассмеялась и заявила, что ему будет скучно.

На самом деле она провела бессонную ночь, думая о Люке и о том, что он сделал для санатория. Ники полагала, что Люк в глубине души отзывчивый человек, но стесняется открыто проявлять это качество. Помощь своему родному городу может избавить Люка от подобного комплекса. У него есть все возможности дать Дивайну новый экономический импульс. Как преуспевший бизнесмен, Люк был в курсе современного ведения дел и наверняка мог помочь с получением инвестиций. Он знал все о рынке земли, стратегии маркетинга и, кроме того, обладал деловой хваткой. Люк мог воодушевить людей. Именно в нем нуждался Дивайн, в его кипучей энергии и остром уме.

Ники зашла в книжный магазин на главной улице Дивайна.

– Здесь есть кто-нибудь? – спросила она, закрыв за собой дверь.

– Привет, Ники. – Уиллард Дженкинс не спеша вышел из подсобки магазина. Он был представительным мужчиной с седоватыми волосами и доброй улыбкой. Не вызывало удивления, что его выбирали на пост мэра уже пятый раз подряд.

– Что хочешь купить?

– Гм… ну, – Ники поправила хозяйственную сумку на руке. Она была немного смущена тем, что теперь довольно часто делала покупки, особенно ей нравилось покупать себе новую одежду. В одном Ники была полностью уверена: она перестала быть мисс Серой Мышкой… хотя, возможно, просто изменилось ее отношение к себе, а не действительность. И в этом была заслуга Люка. Сейчас Ники чувствовала себя более привлекательной и сексуальной, чем когда-либо.

– Я видел тебя с Джоном и Люком Маккейдами в церкви в воскресенье, – сказал Уиллард прежде, чем она успела произнести хоть слово. – Не знал, что ты близка с их семьей.

– Я не близка, – пробормотала Ники. – Я работаю с коллекцией профессора.

– Вы и на лекцию вместе пришли. И, насколько я знаю, ты возила их в санаторий играть в лото…

Боже! Слухи в Дивайне по-прежнему распространялись с потрясающей быстротой. Не удивительно, если все уже знают о том, что Люк держал ее за руку во время воскресной проповеди, или о том, как они целовались на веранде…

– Профессор Маккейд в свое время оказал на меня большое влияние, – оправдываясь, сказала Ники. – Теперь я просто хочу ему помочь.

– Понимаю.

– Так или иначе, Дивайн – прекрасный город, но многие магазины и предприятия закрываются. Все приходит в…

– Упадок? – закончил за нее Уиллард, его улыбка погасла. – Мы обсуждаем эту проблему на заседаниях муниципалитета вот уже сколько лет, но ничего из того, что мы пробовали, пока не помогло. В основном город нуждается в деньгах. И в ком-то, кто знает, что сделать с этими деньгами.

– Да. Гм… Я хотела сказать, что Люк Маккейд занимается земельным бизнесом, – волнуясь, произнесла Ники. – Возможно, стоит попросить его о помощи? Как насчет личного обращения – возможно, от муниципалитета?

Уиллард посмотрел на нее страдальческим взглядом:

– Я не знаю, Ники. Ведь Люк до сих пор… недолюбливает Дивайн.

Но Ники была твердо убеждена, что если Люк поможет Дивайну, то поможет и самому себе. Да, когда-то именно в этом городе с Люком случилось несчастье, и именно это заставило Люка возненавидеть Дивайн. Возможно, он до сих пор страдает от потери своей детской мечты о профессиональном футболе. Но, в конце концов, Люк должен объявить войну призракам прошлого.

– Он хороший человек, Уиллард, – тихо сказала она. – Я понимаю, что он кажется несколько отстраненным, по у него на то есть причины.

Мэр вздохнул.

– Я знаю. И не могу обвинять Люка в нежелании сделать что-то для родного города, особенно после некоторых статей, которые публиковались, когда он лежал в больнице. Те статьи были довольно суровы. Черт, он был еще ребенком, а дети так легко травмируемы… Но, в конце концов, в чем его тогда обвиняли? Он же не сжигал, например, здание муниципалитета и не продавал наркотики школьникам.

Ники не помнила тех статей. Если честно, она так до конца и не поняла, насколько сломанная футбольная карьера важна для Люка или почему реакция города так больно ранила его. Но она знала, что он никогда не будет счастлив, если не найдет мира с самим собой.

– По крайней мере, поговорите с Люком, – попросила Ники. – Не знаю, что он скажет, но может, он удивит тебя?

Уиллард задумчиво потер шею.

– Хорошо. Я посоветуюсь с членами муниципалитета. Возможно, даже сегодня, – согласился мэр. – Скрести пальцы на удачу, Ники. Трент Дэвис – все еще член совета, а ему не захочется принимать такое решение.

Ники волновалась весь день и большую часть времени провела, уставившись в стену, а не разбирая картины профессора. Теперь, когда Джон поправился, заниматься его коллекцией не было особого смысла. Они уже обсуждали это утром. В конечном счете Джон решил, что повторная оценка коллекции не такая уж плохая идея, и попросил Ники продолжить свои изыскания.

Ей все еще казалось странным называть профессора просто по имени, но постепенно Ники привыкала и к этому.

Внезапно позвонили в дверь. Ники всполошилась. Конечно, совсем не обязательно, что это пришел Уиллард, но вполне возможно. На часах было половина шестого, именно в это время заканчивалось заседание муниципалитета.

– Я открою, – сказал Люк.

Ники волновалась не зря. Когда она спустилась за Люком в холл, то через дверное стекло увидела Уилларда Дженкинса.

– Какого черта? – Брови Люка поползли вверх, и он открыл дверь. – Да?

Уиллард прокашлялся.

– Добрый день. Должно быть, ты не помнишь меня, Люк, я – Уиллард Дженкинс, мэр Дивайна.

– Я помню. Я помню всех в этом городе.

Глава десятая

Люк не мог поверить тому, что слышал.

Человек, сидящий в гостиной дедушки, ждал от пего помощи и денег для развития Дивайна!

Ни за что на свете!

– Извините, мэр, но мои деловые интересы сосредоточены исключительно в Чикаго, – заявил Люк, выслушав пышную речь Уилларда. – Я не вижу себя в роли инвестора этого города.

Мэр тяжело вздохнул.

– Мы только предложили. Я выложил все свои карты па стол. Если у тебя возникнет какая-то идея относительно нашей проблемы, свяжись со мной.

– Хорошо, как только меня осенит, я вам позвоню. Удачи вам, – сказал Люк, взяв визитную карточку мэра.

Если Ники и дедушку беспокоила судьба Дивайна, то его – нет! Ну ладно… на самом деле беспокоила.

Он думал о тех стариках в санатории и об их трудной жизни, о которой рассказала Ники. О даме с артритом – она когда-то преподавала фортепьяно и давала уроки игры на скрипке многим студентам, а теперь с трудом могла поставить бочонок на карту лото. Или о мужчине, который в войну летал на бомбардировщике, спасая мир. О женщине, которая воспитывала своих многочисленных детей с такой любовью и заботой.

Что они думали о судьбе их города?

Так или иначе, он знал, что они страдают, как и Ники, наблюдая, как их дом постепенно дряхлеет и разваливается.

Люка охватили сомнения.

– Послушайте, – неожиданно сказал он. – Я подумаю. Дивайн должен жить. – Интересно, он сам верил в то, что говорил?

– Спасибо, что уделил мне время, – сказал Уиллард.

Они обменялись рукопожатием, и Люк проводил мэра, затем посмотрел на дедушку – как в старые времена, когда ему был нужен совет старшего человека.

– Предполагаю, ты думаешь, что я должен помочь, – скорее заявил, чем спросил Люк.

– Только если ты сам хочешь.

– Мне нужно поговорить с Ники, – решил Люк.

– Меня это не удивляет, – пробормотал дедушка со слабой улыбкой. – Она в саду.

Ники слушала, как журчит вода в ручье, куда она опустила ноги, и с усилием пробовала сосредоточиться на этом таком успокаивающем и мирном звуке. А успокоиться ей не мешало. Она не должна была вмешиваться в дела Люка!

Люк сел рядом с нею и тоже опустил загорелые ноги в воду. Его лицо было непроницаемо. Ей хотелось спросить, но что-то останавливало ее.

Наконец Ники вздохнула, как перед прыжком в холодную воду, и сказала:

– Это я попросила прийти мэра.

Люк молчал, и она посмотрела на него.

– Люк?

– Я догадался.

– О…

Снова пауза.

– Гм… и что ты ему ответил?

Он вздохнул.

– Сначала я сказал «нет». Потом – «подумаю». Но моя жизнь теперь в Чикаго, не в Дивайне, Ники. Я не мог дождаться, когда уеду отсюда. И я не могу жить здесь. На каждом шагу – лишь неприятные воспоминания.

Разочарование и чувство вины охватили Ники.

– Это в тебе говорят старые обиды. Но представь: только ты можешь изменить здешнюю жизнь, – с отчаянием убеждала Ники. – Ты не можешь бросить этих людей. Тебе же дороги человеческие ценности. Или тебя интересует только прибыль?

– Ты не понимаешь!

– Не понимаю! – Ники знала, что слишком остро реагирует, но она на самом деле думала, что Люк захочет помочь. – Что тебя держит в Чикаго, чего нет в Дивайне? Деньги? Ты хочешь заработать на две жизни?

– Будь разумной, Ники. Что бы ты чувствовала на моем месте? Ты знаешь, через что я прошел.

– Это был несчастный случай – и все! – воскликнула она. – Признай, что ни ты, ни город в произошедшем не виноваты. Я знаю, ты никогда не сможешь играть в профессиональный футбол, как мечтал. Но ведь ты добился большего! – почти плача, воскликнула она.

– Ники…

– Ты до сих пор зол на всех.

– Я не зол, – упрямо сказал Люк.

– Зол! – прокричала Ники. – Ты бы никогда не поступил, как мэр сегодня. Он проглотил свою гордость и просил тебя о помощи, потому что он заботится о городе.

– О городе и о своей репутации мэра, – парировал он.

Ники вскочила на ноги, ее глаза пылали гневом и слезами:

– Продолжай чувствовать себя уверенным в своей правоте, Люк! Только не забудь, что ты отгородился от мира. Надеюсь, тебе так комфортно, – она бросилась к дому.

Черт! Черт! Черт!

Ники сидела на одной из скамеек открытой трибуны стадиона и глядела на старое футбольное поле.

Когда Ники училась в средней школе, она не ходила на футбол, но прекрасно помнила, как все гордились спортивным талантом Люка и мечтали о том, что наконец команда города выиграет желанный кубок штата. Футболисты соседнего города Биардингтона выигрывали его уже три раза. Позор, что команда Дивайна ни разу не привезла домой трофей. Это был вопрос провинциальной гордости. К тому же тогда в городе постоянно происходили какие-то беды. Годом раньше торнадо разрушил зернохранилище, и владельцы решили его не восстанавливать. Старая церковь в центре сгорела из-за плохой проводки. И лишь футбол давал возможность жителям Дивайна отвлечься от неприятностей. Именно с футболом были связаны мечты многих жителей. С футболом и с Люком…

– В этом месте слишком много неприятных воспоминаний, – повторил Люк.

– Не для меня. Я никогда не видела игру.

– Никогда?!

– Мой отец хотел, чтобы я училась, не тратя время на пустое.

– Ты знаешь мое мнение о твоем отце.

Она пожала плечами.

– Конечно, у него были недостатки, но он был так одинок. Он хотел, чтобы я прожила свою жизнь лучше, чем он, и не знал иного способа, кроме как держать меня в строгости. – Она замолчала, а затем спросила: – Зачем ты пришел сюда?

– Я искал тебя.

– Почему?

– Потому, что я идиот. К счастью, подозреваю, что это не навсегда и ты поможешь мне.

Ники засмеялась.

– Я всегда была слишком умной и слишком холодной, так что не уверена, что смогу помочь.

– Ты не холодная, – пробормотал он. – Ты чувственная, как и твое тело.

Она положила голову на его плечо.

– Я знаю, как можно вылечить меня, Ники, – прошептал Люк.

– Как?

– Скажи, что любишь меня, как я тебя…

Ники резко выпрямилась, ей стало трудно дышать.

– Ч-что?!

– Я люблю тебя, – Люк взял Ники за руку. Она уже сотворила одно чудо, вернув к жизни дедушку, и теперь он молился о другом чуде. – Мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять… Ты была особенной еще школе, но я-то был глуп и труслив – и, вероятно, не заслуживаю второго шанса, но прошу…

– Я думала… ты сказал, что любовь – слишком большой риск.

Да, любовь – это риск. Но жить без нее еще хуже.

– Я говорил много глупостей…

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

– Но любовь к тебе – самое лучшее в моей жизни, – выдохнул Люк. – Я даже перееду в Дивайн. Чикаго не будет моим домом без тебя. Я хочу, чтоб ты стала моей женой, матерью моих детей. Но больше всего хочу, чтобы ты стала моим другом и… возлюбленной…

Слеза скатилась по ее щеке. Она молчала.

– Ники, я пропустил чудо, которое, возможно, спасло бы меня четырнадцать лет назад. Пожалуйста, скажи, что еще не поздно. Ники? Скажи что-нибудь.

– Я… люблю тебя, – едва смогла прошептать она.

Люк страстно поцеловал ее, прежде чем она смогла сказать еще что-нибудь. Его рука обняла ее стройное тело, которое изогнулось, жарко прижимаясь к нему.

Ники чувствовала, что она должна что-то сказать Люку, что-то важное, но… от его поцелуя все мысли сразу же вылетели у нее из головы.

И только чуть позже Ники немного пришла в себя.

– П-подожди, Люк.

Он замер, тяжело дыша от охватившего его желания:

– Понимаю, что здесь не место. Как скоро мы сможем пожениться?

Пожениться?

Ники охватил озноб. Она хотела быть с Люком, ей нравились его напористость и сила, смешинки в его глазах, его упрямый характер. Она хотела его. Но Ники не могла поверить в прочность его чувств, не могла поверить, что он полюбил ее навсегда.

И поступила бы она справедливо, заставив Люка жить в Дивайне? Для него этот город был всего лишь крохотной коморкой; его мир, интересный и огромный, находился в совсем другом месте.

– Я думаю, что ты должен вернуться в Чикаго, – выдохнула она.

Он, возможно, был согласен, что для занятия любовью скамейка на стадионе – не лучшее место, но его руки продолжали нежно ласкать ее упругие груди.

Он поцеловал ее шею.

– Ты не любишь Чикаго, ты хочешь жить в Дивайне.

– Я не говорила, что мы поедем в Чикаго.

Его руки замерли:

– Что?

– Только на испытательный срок… ты должен убедиться, что я все еще нужна тебе, когда ты окунешься в свою прежнюю жизнь. Было бы несправедливо, если бы я удерживала тебя в Дивайне. Твоему дедушке стало лучше… и ты должен быть уверен…

Люк пристально глядел на Ники. Он почти потерял контроль над собой, затем медленно досчитал до десяти, пытаясь успокоиться и понять Ники. Однажды он уже отреагировал неправильно, совсем некстати проявив свою гордость, и сильно обидел ее. Может, она не верит ему? Нет, Люк знал, что причина в другом. Ники так верила в любовь, однако никогда не была беззаветно любима своими близкими. Разве не удивительно, что теперь она боится поверить ему, однажды уже предавшему ее?

Он взял лицо Ники в свои ладони, желая, чтобы она посмотрела в его глаза… в его душу.

– Я люблю тебя, Ники. Дело не в Дивайне или в любом другом месте, где мы станем жить. Клянусь, что мои чувства к тебе не изменятся в любой точке земного шара.

– Ты не знаешь этого…

– Я знаю, потому что так говорит мое сердце. Ты открыла мне глаза на самого себя. Больше я не оглядываюсь на прошлое и не спрашиваю, что могло бы случиться. Мне это уже не нужно. Сейчас я целиком думаю о будущем, о нашем будущем. Давай созовем мою семью и будем готовиться к свадьбе. Пожалуйста, любимая, я не хочу больше ждать.

– Я тоже не хочу ждать. Но я просто не переживу второго развода. Ты должен быть уверен.

– Я уверен.

Он умолял ее до самого вечера. Наконец Люк понял, что она не передумает.

А что, если она никогда не поверит?