Текст книги "Улыбка Моны Лизы"

Автор книги: Джулианна Морис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Джулианна Морис
Улыбка Моны Лизы

Глава первая

– Что я здесь делаю? – пробормотала Ники Йоханссон.

Она вытащила из машины пакет и уставилась на дом, к которому подъехала. Он был там – последний человек, которого она хотела видеть. И если бы Ники не чувствовала себя обязанной его дедушке, то обходила бы этот дом за версту.

Люк был ее несбыточной мечтой, напоминанием о трудном детстве, когда толпа подростков свистела ей вслед – девочке, одетой в какие-то обноски, мечтающей о том, чтобы капитан футбольной команды влюбился именно в нее.

Как же! – фыркнула про себя Ники.

Но судьба все-таки столкнула их. Люк попал в больницу, и ему понадобился репетитор. И тогда же Ники убедилась, что даже его вялый флирт действовал на нее ошеломляюще, хотя она совсем не любила его. Ну, не так, чтобы очень… Зато она полюбила его дедушку, которым восхищалась. Ники была готова на все ради профессора Маккейда. Даже на общение с Люком.

И теперь Ники шла к дому с мыслью, что в детстве, возможно, она все-таки была слегка влюблена в Люка, но теперь все в прошлом. И тем не менее ее сердце забилось чаще, когда дверь распахнулась и его широкие плечи загородили дверной проем.

– Ну? – сказал он с раздражением, явно не узнав ее.

Ники потопталась на месте, ощущая опасную привлекательность спортивного тела мужчины, который смотрел на нее взглядом падшего ангела.

Будь ты проклят! Если бы в мире существовала справедливость, у Люка были бы сейчас живот и лысина.

– Неважно, что вы продаете, мы ничего не покупаем, – с этими словами он начал закрывать дверь.

– Нет, подождите, я не продаю… вернее, продаю… но… – заикаясь, начала Ники, и Люк нахмурил брови. Черт, она говорила как идиотка! – Я пришла по поводу распродажи, которая была несколько месяцев назад.

– О, – вздохнул Люк. – Послушайте, мы признательны людям, возвращающим назад то, что дедушке не стоило продавать. Думаю, то, что вы принесли, нам не нужно. Дедушка обескуражен и выбит из колеи, но ценные вещи остались дома.

Ники прокашлялась. Люк выглядел даже привлекательнее, чем раньше. Маленькие морщинки в уголках глаз и седые прядки в черных волосах придавали ему какое-то благородство, что-то, вызывающее доверие.

Нет!

Ники встревожилась.

Ей не стоит так думать о нем. Но Люк Маккейд всегда заставлял ее желать невозможного: чтобы кто-то полюбил ее так же беззаветно, как она. Чтобы стал ее второй половинкой. Люк был символом того, чего она, Ники, никогда не получит. Она была так одинока в этом мире, в то время как Люк был частью большой любящей семьи. Теперь он вернулся из Чикаго – помочь дедушке, демонстрируя этим, что он не такой эгоист, как она всегда думала.

– Я могу войти?

Ники занервничала, увидев сомнение в карих глазах Люка. У нее была скверная привычка слишком остро реагировать, когда что-то задевало ее уверенность в себе. Друзья говорили, что ее гордость мешает ей жить.

– Я не воровка и не аферистка, если вас это беспокоит, – сказала она наконец.

– У меня и мысли такой не было. Просто… – Люк пожал плечами и отступил, открывая дверь шире.

Ники никогда не была внутри дома Маккейдов и теперь с любопытством озиралась. Из большого, с высокими потолками холла вглубь уходили комнаты. Через одну из открытых дверей Ники увидела старого профессора, дремавшего на стуле. Старик Маккейд был добрым человеком, посвятившим себя искусству и преподаванию. И еще он был полной противоположностью своему старшему внуку, который не зря прослыл акулой бизнеса, заинтересованным исключительно получением прибыли. Ники почерпнула такие сведения из местной газеты, публиковавшей статьи о Люке. К тому же его имя регулярно упоминалось в чикагской прессе, которую она читала.

– Сюда, – сказал Люк, двигаясь в противоположном от гостиной направлении.

– Как мистер Маккейд? – спросила она, проходя на кухню.

– Прекрасно, – ответил он, вопросительно посмотрев на нее. – Вы знаете моего дедушку?

Она положила пакет на стол.

– Мы знакомы, – сказала она, но это была лишь часть правды. Ники, застенчивая студентка, сидящая обычно на задних рядах, посещала лекции профессора Маккейда. То, что он рассказывал о красоте искусства и человеческого духа, врезалось в ее память. – Я… слушала его курс в колледже. И потом, у нас маленький город, – добавила она.

– Да, – медленно сказал Люк.

Черт побери!

Ей совсем не хотелось, чтобы он вспомнил ее школьное прозвище – маленькая мисс Серая Мышка. Она ненавидела это имя, которое, естественно, бесконечно забавляло мистера Лучшего Капитана футбольной команды средней школы.

– Так или иначе, я пришла по поводу рамы для картины, которую купила, – она разорвала оберточную бумагу и показала раму Люку.

– Прекрасно, – пробормотал он, едва взглянув.

Ники удрученно вздохнула. Люк, конечно, не разбирался в искусстве. Возможно, потому что был целиком погружен в свой бизнес – земельную собственность. Да и то сказать – при сносе старых зданий и возведении прибыльных торговых центров любовь к искусству не играет никакой роли. А кроме бизнеса Люка интересовал лишь спорт. Бывший муж Ники тоже был спортивным парнем и тоже не мог похвастаться тонкостью натуры.

Вздохнув, она посмотрела Люку в глаза.

– Дело не в раме… – ее голос затих, она пыталась собраться с мыслями. – Посмотрите на саму картину, я обнаружила кое-что. Видите подпись?

Наклонившись вперед, он сорвал бумагу с нижнего правого угла холста.

– А… Метлок. И?..

– Артур Метлок – знаменитый американский импрессионист.

Люк нетерпеливо хмыкнул. У его незваной гостьи были большие синие глаза, нежная кожа и… потрясающее обаяние. Если бы она попала к нему в офис в Чикаго, продавая лотерейные билеты, он непременно купил бы дюжину. Но сейчас… Он слишком спешил, собираясь в Чикаго. Люк ни о чем и думать не мог, кроме как об ухудшающемся здоровье дедушки. Доктор не нашел ничего серьезного, предписал лечение, но дед все больше слабел.

– Послушай, мисс…

– Й… Йоханссон.

– Мисс Йоханссон. Значит, картина стоит несколько больше, чем вы заплатили. Это теперь не имеет значения. Дело в том, что дедушка здесь не останется. Так что я буду и дальше продавать вещи. Да и дом тоже придется продать…

– Я не могу оставить картину себе, – потрясенно сказала Ники.

Боже! Люк забыл, какие упрямые люди живут в этом Богом забытом Иллинойсе. Он привык к жестокому миру бизнеса, в котором обман считается высшим достижением. Да и о какой честности, во всяком случае со стороны женщин, может идти речь! Лишь немногие из них действительно порядочные. Но у Люка не было сейчас ни времени, ни желания читать этой девушке лекции по морали.

– Может, не стоит так переживать о картине? – сказал он, зная, что его тон выдает раздражение.

– Конечно, я переживаю! – Упрямое выражение ее лица на миг показалось ему знакомым. – Она стоит, по крайней мере, двадцать тысяч долларов!

Люк мигнул. Эта девица, должно быть, ошибается. Его дедушка был проницательным человеком и опытным искусствоведом. В свое время он писал популярные книги об истории искусства, собирал картины и преподавал в местном частном колледже. Неужели старик настолько повредился умом, что не смог оценить… Конечно, он не собирался продавать столь дорогую картину.

Люк потер виски. Дедушка сильно сдал после смерти Грэмс три года назад. Со смертью бабушки он, казалось, потерял желание жить, с каждым днем ему становилось все хуже. На самом деле он просто не хотелпоправляться. Любовь к ушедшей жене лишала его жизненных сил.

Люк же, в свою очередь, не видел смысла в любви. Он не раз переживал предательство, а страдания дедушки стали лишним аргументом для отрицания всякой любви.

– Откуда вы знаете, сколько картина стоит? – спросил он. – Вы эксперт в этом вопросе?

Внезапно женщина покраснела. И сразу стала просто очаровательной: смущенное лицо в обрамлении взъерошенных золотистых завитков, заблестевшие ярко-васильковые глаза. Люк с интересом рассматривал ее. Ему давно не приходилось видеть, как краснеет женщина, может, с тех пор, как он был подростком и смущал маленькую мисс Серую Мышку, самую красивую девочку в школе…

Догадка промелькнула в его глазах.

Йоханссон?! Как он не узнал ее?

– Будь я проклят, – он растягивал слова, – если ты не Николь Йоханссон.

– А ты Красавчик Маккейд, – Ники характерно кивнула головой.

Люк вздрогнул, услышав прозвище. Когда-то, подростком, он был самодовольно уверен в своей неотразимости перед девушками, в своем блестящем будущем футбольного игрока. Но в старших классах одна баскетбольная встреча закончилась для него слишком неудачно – больничной койкой, на которой пришлось отлежать двенадцать недель. Тогда Люку и пришлось столкнуться с маленькой мисс Серой Мышкой. Ее наняли Люку как репетитора.

Память – суровая штука. Лучше и не вспоминать, как он, футбольный кумир Дивайна, выбыл из строя именно тогда, когда его команда впервые вышла в финал штата. Возможно, все сложилась бы лучше, получи он травму во время футбольной игры, но он играл в баскетбол… Казалось, весь город ополчился на Люка за то, что он валяется в больнице, когда был так нужен на футбольном поле. Все его тогда ненавидели за это. Все, кроме Ники… Она ненавидела его по совсем другим причинам…

– Ты изменилась, – сказал он.

– А ты – нет!

Ее слова прозвучали слишком резко, не как комплимент, но Люк не осуждал Ники. В прошлом он вел себя с ней просто ужасно. Ему было слишком обидно, что его учит девушка на три года моложе его. Он мучил ее, а потом… пытался дразнить, требуя поцелуя. Ники была симпатичной и недоступной, и Люку стало скучно. Он разозлился на Дивайн и весь мир. Сильно разозлился. Его обида была размером с Канаду…

Прервав воспоминания, Люк посмотрел на картину.

– Нужно оценить ее. Если ты назвала верную цену, получишь награду. Сколько ты отдала за нее дедушке? – Он достал бумажник.

– Не стоит…

– Но я не могу взять что-то просто так.

– Ты не можешь быть признательным никому в Дивайне, да? – едко спросила Ники.

– Все еще увлекаешься психоанализом?

– Спортсменов нетрудно анализировать: у них только одно на уме.

– Возможно. Зато тебя это совсем не интересует. «Приличные девочки не целуются», – передразнил он.

– Ты обратил на меня внимание только потому, что тогда я была единственной девушкой рядом с тобой, – резко ответила она. – Если бы поблизости оказалась хоть одна фанатка футбола, я стала бы пустым местом.

– Прекратите ссориться, дети, – раздался чей-то голос, и Люк впился взглядом в свою сестру, которая стояла в дверном проеме кухни. Бывали времена, когда она до дрожи напоминала их мать.

– Чего тебе, Шерри?

Она скорчила гримасу.

– Я только что звонила в Калифорнию. Моя партнерша из ветеринарной клиники вчера вечером сломала ногу, так что там некому практиковать.

Люк произнес проклятие и закрыл глаза, чтобы не видеть лица Шерри и покрасневшую Ники. В прошлом году семья провела в Дивайне много времени, ухаживая за дедушкой. В этот раз Люк приехал в город три недели назад, а Шерри – только что, на смену ему.

– Не переживай, я найду кого-нибудь, кто поработает в клинике, – быстро сказала Шерри.

– Нет. Ты провела здесь больше времени, чем остальные, и несправедливо требовать от тебя большего. Я договорюсь и останусь здесь. Ты сегодня же можешь улететь обратно.

Ники пристально смотрела на Люка и Шерри. Брат и сестра столкнулись с серьезной проблемой, а она вспоминала детские обиды…

Бессознательно она опустила взгляд. Сегодня на ней было свободное хлопковое платье, вполне подходящее в эту неожиданную жару в конце мая. Оно не было элегантным, но, по крайней мере, выглядело лучше ее обычной одежды. Возможно, ей стоило надеть что-нибудь более изысканное. Как только эта мысль возникла, Ники тут же отогнала ее прочь. Неужели она пытается понравиться Люку? Ей совсем не хотелось быть одной из тех женщин, что всегда привлекали его внимание. Они были красивыми, изысканно одетыми, излучавшими сексуальность, в то время как Ники была совсем не такой…

– Извини, Ники, – сказала Шерри. – Я не хотела мешать вам, но вы сцепились, как в детстве.

– Ничего, – улыбнулась Ники. Она любила бывать у Шерри, когда они были детьми. Правда, отец Ники не хотел, чтобы она дружила с кем-нибудь, говоря, что это отвлечет ее от школьных занятий. Но Шерри была такой милой, когда брата не было рядом. Они часто ходили в кафе, чтобы поболтать. – Сочувствую вашему дедушке. Я так восхищаюсь им. Может, я могу чем-то помочь?

Ники предложила искренне, от всего сердца. Джон Маккейд когда-то действительно вдохновил Ники выбрать путь, отличавшийся от желаний ее деспотичного отца. Профессор и не предполагал, как много значили его теплота и доброжелательность для одинокой девочки, чувствовавшей себя никому не нужной.

– Хорошо, мы…

– Нет! – резко оборвал сестру Люк. – Нам не нужна помощь.

Но обе женщины проигнорировали его слова.

– Если ты сможешь помочь, это было бы просто здорово, – обрадовалась Шерри. – Мы пытаемся вернуть вещи дедушки. Ты что-то принесла?

– Картину профессора Маккейда, случайно проданную мне на распродаже, – объяснила Ники. – Я преподаю историю искусства в колледже, оцениваю картины для нескольких музеев. Когда я обнаружила это полотно, то не смогла оставить его у себя, – она стрельнула взглядом на Люка, желая сказать что-нибудь саркастическое.

– Наша прабабушка Хелена, – сказала Шерри, исследуя портрет. Она с волнением взглянула на брата. – Нам нужно составить каталог всех картин. Мы понятия не имеем, сколько стоит коллекция дедушки. По крайней мере, нужно застраховать ее, пока мы не решим, что делать дальше.

Люк кивнул.

– Я займусь этим.

– Может, Ники поможет нам? Ведь она разбирается в живописи, – предложила Шерри.

– Ммм… но, Шерри… Не стоит обременять ее.

Ники вздернула подбородок.

– Я на самом деле хочу помочь, – гордо сказала она, в то же время отчаянно желая, чтобы Шерри осталась в Дивайне вместо Люка.

– Почему? – прямолинейно спросил он. – Ты нам ничего не должна.

– Тебе – ничего, это уж точно, – резко ответила Ники. – Но профессор Маккейд, он… заинтересовал меня живописью, когда преподавал в средней школе. Конечно, сначала мне было просто интересно. Видишь ли, мое занятие искусством не входило в планы отца. Но потом я твердо решила стать искусствоведом, и отец вынужден был смириться. Он вообще-то хотел, чтобы я была ученым или кем-то, кто занимается серьезными, по его мнению, вещами.

Люк уставился на нее.

– Хм… Вот что я думаю… – пробормотала Ники. Она ощутила приступ паники. Что-то в Люке – может, его темные волосы, глаза или стройное, мускулистое тело – удивительным образом действовало на нее. Давно, еще в школе, она обычно чувствовала себя рядом с ним дурнушкой в некрасивой, немодной одежде, с ужасной стрижкой…

– О чем ты думаешь? – нетерпеливо спросил он.

– Профессор Маккейд всегда казался таким счастливым. Я думала, это потому, что он так страстно увлекался живописью. Конечно, теперь я понимаю, что он был счастлив, потому что любил жену, и их брак…

– Ники. Пожалуйста, ближе к сути, – Люк сложил руки на груди.

– Твой дедушка вдохновил меня, – громко сказала она. – Я говорила отцу, что занимаюсь на математическом курсе для особо продвинутых студентов, но на самом деле ходила на лекции профессора Маккейда. Знаю, не стоило лгать… – ее голос сорвался, и она снова покраснела.

Очарованный Люк наблюдал за тем, как краснеет Ники. Он не мог даже представить себе женщин, которых знал в Чикаго, обеспокоенных чем-то подобным – например, воспоминанием о безобидной лжи, на которую пошли когда-то в средней школе. Да что там в Чикаго! Он вообще не мог вообразить ни одну хорошо или плохо знакомую женщину краснеющей.

– Ладно. Так или иначе, именно благодаря профессору Маккейду я много путешествовала, занимаясь альпинизмом, по Европе и тогда же увидела шедевры живописи и архитектуру Италии. Он, вероятно, не знает, но он изменил мою жизнь.

Люк вздохнул, наконец сообразив, в чем дело. Люди, подобные Ники, никогда не возьмут ничего ценного, если оно не принадлежит им по праву, особенно если их настоящий владелец достоин уважения.

Его мир не учитывал идеализма Ники. Люк никогда не вернулся бы в Дивайн, чтобы жить, как она. После окончания школы все, чего он хотел, – доказать этому городу, что он не неудачник, что он не похож на тех парней, которые казались такими крутыми в средней школе, а затем превратились в обычных хулиганов и дебоширов, в головную боль для местной полиции, потому что постоянно пытались вспомнить старое.

Нет. Все-таки это не очень хорошая идея – позволить Ники помочь им. Вынужденный остаться на какое-то время в Дивайне, Люк пытался управлять своим бизнесом на расстоянии, одновременно заботясь о дедушке. Здесь у него не было времени на развлечения. Особенно такое развлечение, как Ники. Когда-то она была довольно докучливой, но и симпатичной, и еще сексуальной…

Сексуальной? Он нахмурился. Странно.

Как он мог подумать, что Ники сексуальна, когда она всегда напяливала на себя что-то бесформенное, а с ее упрямством могли поспорить все ослы в мире. Но в Ники чувствовалась непосредственность, которая придавала ей некий шарм. В отличие от женщин его круга, которые казались такими пресыщенными жизнью…

– На самом деле не стоит затевать все это, – решительно сказал он.

– Нет, стоит! – сердито возразила Шерри. – Если Ники желает взять эту работу на себя, то у нас будет честный и компетентный специалист. – Затем она недвусмысленно посмотрела на Ники. – Тебе придется подняться на чердак. Дедушка перенес туда много вещей, после того как умерла Грэмс, могу только представить, сколько там пауков и мышей.

Ники передернуло. Мыши ее не волновали, но она могла вообразить, что скажет прагматичный Люк, узнав, какое отвращение она испытывает к насекомым.

– Н-не проблема, – спокойно сказала Ники, не уверенная, что ей там понравится.

Люк покачал головой:

– Не гони лошадей, Шерри.

– Не будь занудой.

Брат и сестра впились взглядом друг в друга, и приступ болезненной зависти уколол Ники. Эти двое, несмотря на препирательства, явно любили друг друга.

– Кроме того, Ники может беседовать с дедушкой об искусстве, – спорила Шерри. – Вдруг он отвлечется. Мы пытались вернуть ему интерес к жизни разными способами, почему бы не попытаться использовать такой?

На лице Люка появилось что-то похожее на сомнение. Ники впервые видела всегда уверенного в себе Люка Маккейда в замешательстве. Именно эта его непоколебимая самоуверенность раздражала Ники больше всего. Даже лежа на больничной кровати, с гипсом на ноге, он умел быть дерзким.

И она потеряла голову.

Именно благодаря Люку Ники узнала, что на свете существуют мужчины; но она не представляла, что делать с этим знанием. Она была несведуща, пока не встретила Грегори Саундерса по прозвищу Силач.

Но все сложилось неудачно: Ники опять влюбилась не в того мужчину. Но на этот раз она вышла за него замуж – за того, кто решил, что Ники будет смотреть сквозь пальцы на его измены. Иногда она спрашивала себя, не женился ли Силач на ней только потому, что считал, будто Ники будет ему настолько благодарна за замужество, что не станет возражать против его измен?

– Мы не хотим использовать тебя, – наконец сказал Люк.

Глаза Ники сузились.

Она и сама не жаждала находиться рядом с Люком, но Маккейдам надо было помочь – потому что они были соседями и потому что так было принято.

Хотя этот Люк и не понял бы ее.

Тот Люк всегда хотел чего-то большего. Сначала планировал стать известным футболистом, затем, после несчастного случая, – заработать к тридцати годам миллион долларов. Последнего, он, похоже, достиг, если верить газетам и сплетням, разносящимся по Дивайну.

– Никто меня не использует, я действительно хочу помочь, – повторила она, пытаясь говорить искренне. Она на самом деле хотела этого, только предпочла бы, чтоб Люк уехал из города. – Я не предложила бы, если бы… думала по-другому, – Ники чуть не сказала, что у некоторых мужчин вместо души кассовые аппараты и они не понимают старомодного добрососедства, но затем решила, что это прозвучит слишком грубо.

– Потрясающе, – сказала Шерри. – Значит, договорились. Мы берем тебя на работу.

Ники покачала головой:

– Я не буду на вас работать. Я не преподаю этим летом, так что у меня много свободного времени. Для меня честь сделать что-то для профессора Маккейда. Я приду утром, если вы согласны…

– Нет! – вырвалось у Люка, и они обе недоуменно посмотрели на него. – То есть хорошо. Приступай завтра, но мы все равно заплатим тебе.

Ники улыбнулась Люку.

– Спасибо. Я уже однажды работала на Маккейдов, и меня не смущают условия труда.

Люк бросил на нее негодующий взгляд. Как она посмела напомнить об их юношеских стычках! Может, он и был не прав, но виной тому – его излишняя гордость. Она никогда не знала, почему Люк так обиделся на нее. И почему вслед за, казалось бы, смертельной обидой следовала ослепительная улыбка, а затем и вовсе приглашение разделить его больничную кровать. Ники твердо знала лишь одно: каждый раз, когда она отказывалась, он был вне себя от злости. И тогда становился еще более саркастичным.

Но теперь все изменилось. Они больше не были подростками, а Ники – уже не та неуверенна девушка, которая не может справиться с ситуацией. Ей двадцать девять. В двадцать один год она получила степень доктора. Она уже побывала замужем и развелась с самым неисправимым бабником на планете.

И она знала, что Люк может вскружить ей голову, если она позволит ему.

Но у нее не было никакого желания позволять ему это.