Текст книги "Улыбка Моны Лизы"

Автор книги: Джулианна Морис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава третья

Люк схватил Ники за руку и потащил в библиотеку, стены которой были с пола до потолка заставлены полками с книгами. Здесь он опустился на стул и с усилием потер виски.

Ники смотрела на него, пытаясь понять, почему ее так тянет к нему. Люк был прагматичным человеком. Когда она принесла в их дом ту картину, единственное, что волновало Люка, так это ее стоимость. И вообще, он последний человек, к которому ее должно тянуть. Хотя бы потому, что похож на ее бывшего мужа. И потом, у них так мало точек соприкосновения. Люку не нравились маленькие города, еще меньше он интересовался искусством. Да, он беспокоился о своем дедушке и ухаживал за ним. Но тем не менее Люк известен прежде всего как изворотливый бизнесмен. Ники считала, что влюбиться в него теперь намного сложнее, чем в юном возрасте.

Конечно, Люк довольно привлекателен. Правда, он не умеет себя вести, но зато его фигура… Судя по всему, он следит за своей физической формой.

Ники закусила губу и села на стул рядом с ним, удивляясь, как меньше чем за час она проделала целый путь от неприязни к Люку до… восхищения его телом. Она должна взять себя в руки. И сделать это прямо сейчас!

– Спасибо за помощь, – проговорил Люк после долгой минуты. – Мы пытались нанять садовника после смерти Грэмс, но дедушка прогнал их всех. Он не хочет видеть посторонних в саду. Периодически мы выпалываем сорняки и поливаем цветы. То же самое касается и дома…

– Но я тоже посторонний человек, насколько это возможно в Дивайне. Здесь все друг друга знают. Профессор, вероятно, был и раньше знаком с садовником.

Люк покачал головой:

– Ты – совсем другое дело. Не знаю, почему, возможно, потому что ты училась у него и он рекомендовал тебя на свою должность. Нам так тяжело, он почти не разговаривает с нами. А увидев тебя, он словно пришел в себя.

– Дело в том, что у нас общая страсть…

– Я знаю. Искусство. Мы пытались устроить встречи дедушки с бывшими коллегами, но это не сработало.

Ники знала, что дело было не только в искусстве. Просто они с профессором одинаковым образом воспринимали любовь и красоту:

– Хм… Кажется, сад действительно важен для него.

– Да, но ты не должна беспокоиться о нем.

– А что, если я хочубеспокоиться о саде? – сухо спросила она. – А что, если для меня важно сдержать слово, данное профессору?

– Дедушка болен. Он даже не вспомнит об этом завтра. Он, наверное, и сейчас уже не помнит.

– Не думаю. Но неважно, помнит он или нет. Я дала слово, – сказала Ники так мягко, как могла. Она не была так же твердо, как Люк, убеждена, что профессор обо всем забыл. Что-то в его лице давало надежду, что старый профессор не так болен, как думала его семья.

Люк сердито взглянул на нее:

– Все в порядке. Я…

– Если ты не хочешь, чтоб я так долго находилась в твоем доме, лучше помоги мне с садом.

– Мне не важно, сколько времени ты проведешь здесь, – резко ответил он. – Но сад потребует больших усилий, чем ты думаешь.

– Но сейчас у меня отпуск. Мне нечем себя занять. Лекции закончились, и у меня много свободного времени. Кроме вторников. По вторникам я разношу еду лежачим больным. А еще я волонтер в доме престарелых.

Он поднял бровь:

– Что ты делаешь в доме престарелых? Преподаешь рисование?

Лицо Ники покраснело. Зря она сболтнула об этом. Люку не стоило знать о ее обязанностях волонтера. Наверняка подумает: как это провинциально!

– Я… хм, играю в лото.

Люк улыбнулся:

– Ты играешь в лото?

– Да. Согласись, лото лучше, чем покер.

Его улыбка стала шире:

– Я не люблю лото, а вот в покер не отказался бы сыграть. Мы могли бы сразиться, если хочешь. Хотя должен предупредить, я чертовски хорошо играю в покер.

– Ты просто жалок! – заявила она. – Оставь эту игру для одной из своих старых подружек.

– Они все замужем.

– К несчастью для тебя, да?

– Да. Мне не повезло, – иронически произнес Люк.

После той сцены с дедушкой он чувствовал себя так, словно его переехал грузовик. Но Ники… Ники была словно глоток свежего воздуха. Возможно, не так уж плохо, если она побудет рядом несколько дней, и если ей хочется привести в порядок Сад бабушки, то вообще прекрасно. Правда, она наверняка быстро откажется от этой идеи – Ники привыкла преподавать, а не работать в саду.

– А почему тыне вышла замуж? – спросил он.

– Кто сказал, что я не была замужем?

Сама идея, что Ники могла быть замужем или даже может выйти, шокировала Люка.

– Но ты отзываешься на свою девичью фамилию, и у тебя нет обручального кольца.

– Ты же современный человек. На дворе двадцать первый век. Теперь многие женщины не носят колец и оставляют свою фамилию. – Ники тряхнула головой, золотые завитки волос мягко блеснули, и Люк вспомнил, что обычно она стягивала свои волосы резинкой в конский хвост, оставляя спереди густую челку, падающую на глаза.

Никто в те давние дни не мог заглянуть в ее глаза. Глаза Ники – ясные, синие и яркие – передавали каждую эмоцию, которую она пыталась скрыть. Люк всегда обращал внимание на глаза женщины. Конечно, он обращал внимание и на другие части женского тела, но глаза были самым важным.

– Так ты замужем? – Он прищурил глаза, глядя на нее, и рассердился сам на себя. Он флиртовал с нею, хотя флирт с замужними женщинами был табу для него.

– Я развелась, – сказала она. – И прежде, чем ты сделаешь свое предположение, объясняю: я сама ушла от мужа. Оказалось, что мы несовместимы.

Люк даже обрадовался, что Ники ответила так честно, но теперь он хотел знать, почемуона рассталась с мужем. Означал ли их развод сексуальную несовместимость или дело было в другом? Тут важны детали. Он почувствовал, как разгорается в нем любопытство. Остается надеяться, что провинциальная болтливость Ники даст ему ответы на все вопросы.

– Мне нужно прийти завтра пораньше, чтоб начать работу в саду, – уклончиво сказала она, к его великому разочарованию. Она явно не хотела говорить о разводе. Люку стало стыдно. Он и сам не любил распространяться о своей бывшей невесте и причине, по которой они разошлись.

– Почему так рано?

– Не люблю жару.

– Ты живешь в Иллинойсе, – напомнил ей Люк. – Здесь летом всегда жарко и влажно.

– Но в этом году для конца мая слишком жарко. Лучше поработать ранним утром. Если хочешь, присоединяйся. Буду рада.

– Нет, я тут же сгорю на солнце.

– Хочешь сказать, что есть нечто недоступное для великого и уверенного в себе Люка Маккейда? Или тебе не хочется выполнять грязную работу? Слишком занят приобретением собственности и зарабатыванием еще одного миллиона долларов?

Он нахмурился и с некоторой долей раздражения сказал:

– Тебе следует носить шорты, раз ты не любишь жару, – он попытался, но так и не смог вообразить Ники в одежде, которая не была бы на четыре размера больше, чем нужно. – Что-нибудь… обтягивающее.

Хотя она была одета как монашка, Люк все-таки наше место, на котором остановился его пристальный взгляд. Ее шея.

У Ники была самая нежная кожа, которой он когда-либо касался. Он помнил то ощущение, когда он прикоснулся к ней своими шершавыми мальчишескими пальцами. Помнил и разочарование оттого, что Ники отскакивала от него, как испуганный кролик, как только Люк начинал заходить слишком далеко. Очевидно, она стеснялась своего тела, и то, как она одевалась, лишь подтверждало это. И все же он мог держать пари, что в Ники таилась мощная чувственность.

Она тут же стала жесткой и колючей.

– Я не могу надеть шорты. Не хочу шокировать профессора.

Люк засмеялся:

– Дедушка не ханжа. Возможно, я недостаточно разбираюсь в живописи, но точно знаю, что он всегда был неравнодушен к красивым женским ножкам.

Его улыбка стала печальной. Люк вспомнил, как дедушка показывал ему шедевры, на которых были изображены обнаженные женщины. Бедный дед! Он наверняка предполагал, что обнаженная натура заинтересует подростка больше, чем ваза с фруктами или Мадонна с ребенком.

– Я помню, – сказал он, пытаясь вернуть ушедшее мгновение детства, – он показал мне картину… Там была женщина с длинными волосами. Она стояла на морской раковине…

– Боттичелли. «Рождение Венеры», – кивнула Ники. Она встала и пробежалась пальцами по книгам, заполнившим полки библиотеки. Минуту спустя она вытащила одну и пролистнула: – Вот.

Да, Люк бы уверен, что это именно та картина, которую он помнил:

– Симпатично…

Услышав его тон, Ники скорчила гримаску.

– Думаю, у нее недостаточный объем груди, чтобы понравиться тебе. Наверняка ты предпочитаешь четвертый номер груди, тонкую талию и длинные ноги. Большинство женщин достигают этого не без помощи пластического хирурга. Конечно, это красиво, сразу и не разглядишь, что груди ненастоящие…

– Я не так поглощен размером груди, как ты думаешь, – защищаясь, сказал Люк.

– Неужели?

– Нет.

Ему нравилась женская грудь. Что правда, то правда. Когда-то он был одержим девушками, которые могли похвастать этой прекрасной частью женского тела. Но со временем Люк понял, что грудь, да и вообще фигура – не главное. Если женщина эгоистична, ее красота не имела для Люка никакого значения.

– Ладно, – Ники скрестила руки на груди и пристально взглянула на него. – Когда последний раз у тебя было свидание с женщиной, которая не напоминала фотографию на развороте «Плейбоя»?

Люк подумал и понял, что Ники была права. Он встречался только с подобными женщинами. Он исподлобья взглянул на нее, раздраженный и обеспокоенный одновременно:

– Интересно, сможешь ли ты когда-нибудь понять, что я, возможно, немного повзрослел с момента окончания средней школы? – сказал он, избегая ответа на ее вопрос.

– Нет. Спортсмены никогда не взрослеют.

– Иногда нам не оставляют выбора.

Люк потер колено. Оно иногда побаливало в холодную пору в Чикаго, когда ветер дул с озера. Старые травмы обычно не беспокоили его, но именно из-за них Люку пришлось слишком рано закончить футбольную карьеру.

– Люк…

– Мне надо позвонить, – сказал он, ненавидя взгляд, который Ники бросила на него. Ему не нужна была жалость ни тогда, ни теперь. – Если ты тяжело переносишь жару, может, тебе все же стоит надеть шорты, – добавил он спокойнее.

– Да… Ладно…

– Повзрослел? – пробормотала Ники себе под нос несколько минут спустя, когда смотрела на книжные полки. – Ха!

Обнаружив несколько книг по садоводству, она достала их. Насколько сложно садоводство? Втыкаете что-нибудь в землю, и оно растет. Просто.

Как Люк.

Люк был глуп, но использовал свой мозг, как в футболе, – прямо шел к своей цели, не оглядываясь по сторонам. В нем не было и грамма утонченности. Вероятно, такой характер идеален для ведения бизнеса.

Конечно, это не свидетельствует, что все спортсмены толстокожи, но они обычно вели себя именно так. Ники тяжело вздохнула, как вздыхала всегда, думая о бывшем муже. Для нее не имело значения, что Силач не закончил колледж, но его это задевало. Он страшно переживал, что его жена получила степень доктора, а у него так ничего и не вышло.

– Не думай о нем, – приказала себе Ники.

Она села на один из удобных стульев и начала читать. Через двадцать минут Ники поняла: садоводство не такое простое дело, как она думала. Почитав еще немного, Ники встала и выглянула из окна, затем пошла из комнаты в комнату, рассматривая сад со всех точек. Окна были похожи на картинные рамы, и Ники представила картину сада, деревья, кусты, изгиб дорожек, прозрачную воду фонтана… и несметное число цветов.

– Если требуется столько усилий, чтобы размышлять о саде, может, не стоит так беспокоиться? – раздался голос Люка.

Ники отскочила от окна.

– Как ты подкрался ко мне?

– Я не крался, а подошел.

– По твоим понятиям, это одно и то же.

– Продолжишь в такой манере, не получишь ланч.

Ланч?

Удивленная, Ники посмотрела на часы – был почти час дня:

– Пойду куплю что-нибудь.

– Я уже заказал китайскую еду.

– О, я и не ожидала, что ты накормишь меня.

Люк выглядел сердитым:

– Конечно, накормлю. Но не беспокойся, можешь поесть в другой комнате, если я такая ужасная компания для тебя.

Она не удостоила его предложение ответом, и когда привезли еду, они все сели за стол на кухне. Профессор Маккейд ел машинально, не глядя ни на что, в то время как Ники пыталась смотреть хоть, на что-нибудь, лишь бы не на Люка.

По каким-то причинам этот «спортсмен» снова задел ее за живое. Впрочем, ей не привыкать. Люк всегда смеялся над ее одеждой, прической и всем остальным. Ники печально улыбнулась, когда поняла, что так и осталась объектом насмешек Люка. Но ее одежда действительно была слишком бесформенной… она висела на ней, как будто Ники потеряла пятьдесят фунтов.

Шорты? Ха!

Она пыталась вспомнить, была ли у нее когда-нибудь одежда, которую можно назвать сексуальной, но не такой вызывающей, чтобы шокировать профессора Маккейда. В прошлый раз на Шерри были шорты и обтягивающая футболка, хотя внучке, вероятно, позволяется больше свободы.

– Ты поела, как мышка, – сказал Люк, наблюдая, как она ставит оставшиеся картонные коробки в холодильник, заполненный такими же коробками.

Она задрала нос.

– Я на диете. Эта рубашка была мне впору, и я боюсь растолстеть, – не моргнув глазом, выдала Ники абсолютную ложь.

– Впору? – Он удивленно взглянул на нее, а затем рассмеялся. – Никоим образом. Ты никогда не сможешь растолстеть до размеров этой рубашки.

– Откуда ты знаешь? – пробормотала она.

– Я знаю.

Смеясь и качая головой, Люк включил кондиционер и вернулся к своим компьютеру и факсу, в то время как Ники занялась картинами. Она тщательно записывала данные, пока карандаш не застыл в ее руке.

У нее есть приличные шорты?

Не те старые шорты, которые она носила, сопровождая группу церковной молодежи, собирающую пожертвования. А шорты, которые заставят Люка забрать назад каждое его слово, которое он когда-либо говорил об ее… одежде.

Нет!

Ники подперла рукой подбородок. Люк снова вызвал в ней цепь неутешительных размышлений. Казалось, всю свою жизнь она старалась быть незаметной. Семья постоянно переезжала, поскольку отец никак не мог найти работу. Наконец, когда Ники пошла в восьмой класс, остановились в Дивайне. Вся ее одежда была куплена в местном сэконд-хэнде, и девочка чувствовала обиду и стыд, когда одноклассники смеялись над ней за то, что она ходит в чем попало. Чтоб избежать насмешек, Ники и стала носить бесформенную одежду. По крайней мере, это не вульгарно.

Но сейчас, спустя годы, она продолжала одеваться так же ужасно. Почему? Она должна победить подсознательные страхи, идущие из детства и продолжившиеся в браке. Возможно, она не самая сексуальная женщина в мире, но она и не уродка. Можно носить что-то красивое ради собственного удовольствия, решила она наконец.

В четыре часа Ники признала свое полное поражение и отодвинула работу в сторону. В центре Дивайна находился магазин дорогой одежды. Ники часто смотрела на витрину, но ни разу не зашла внутрь. Теперь самое время. Она не была уверена, что сможет купить там что-нибудь обтягивающее и в таком виде появиться перед Люком, не рискуя нарваться на его насмешки. Но все же стоит попробовать.

К тому же он бросил ей вызов, когда говорил о шортах. Он и не думал, что она осмелится надеть что-либо подобное. И вот тут он ошибается! Она сможет доказать Люку, что он вовсе не знает ее.

Она услышала телефонный звонок, потом Люк прошел в холл, вероятно собираясь проверить дедушку, но потом все стихло.

– Ммм… Люк? – сказала она, спускаясь в холл и подходя к двери, в которую он вошел. – Мне надо уйти сейчас. Вернусь завтра утром. Возьму несколько книг по садоводству.

Дверь открылась, когда она уже отошла от нее.

– Какое-нибудь переворачивающее землю открытие? – спросил он. – Нашла что-нибудь?

Она прочистила горло, теребя низ рубашки, пока не заметила, что он смотрит на ее пальцы, а не на лицо.

– Ладно, я не нашла ни Пикассо, ни Рембрандта, но есть несколько ценных картин. Трудно понять, как они попали на чердак.

Язвительное выражение на лице Люка стало грустным.

– Дедушка сам забросил картины туда – после того, как умерла Грэмс. Они жили друг для друга…

– Думаю, он поправится.

– Нет. Я не верю в Пасхального Кролика, еще меньше я верю в Санта-Клауса или Прекрасную Фею, – резко сказал Люк. – Реальность есть реальность.

– Разве ты не хочешь, чтобы ему стало лучше?

– Конечно, хочу! – почти прокричал Люк.

Глава четвертая

Солнце только поднималось из-за горизонта, когда Ники подъехала к дому профессора. Она не смела даже опустить взгляд и посмотреть на свои ноги, опасаясь, что тут же кинется домой переодеваться.

– Все люди носят шорты, – уговаривала она себя.

На ней были новые шорты, абсолютно приличные, а футболка даже не была чересчур обтягивающей. Но эхо прошлого все еще жило в Ники, эхо насмешек одноклассников, эхо равнодушия отца и бывшего мужа.

Она вздохнула и потрогала шорты. Люк Маккейд был единственным человеком, которого Ники когда-либо любила, кроме бывшего мужа. И вот сейчас она стояла на пороге его дома в узких шортах, одетых специально для того, чтобы привлечь его внимание… Зачем?

«Каждый совершает ошибки», – сказала она сама себе.

Она не позволит прошлому влиять на ее будущее, но Ники не хотела и повторять свои ошибки. И Силач, и Люк – оба были когда-то спортсменами, оба стали расчетливыми бизнесменами. И оба сумели причинить ей боль.

Ники не позволит подобному случиться снова!

Если она полюбит еще раз, она должна быть уверена, что это настоящая любовь.

Ники вышла из машины и двинулась на задний двор. В утреннем свете покрытый росой сад выглядел еще более запущенным. Ники склонилась над клумбой, которая вчера так расстроила профессора Маккейда.

Люк застонал, перевернувшись на кровати. Он уткнулся лицом в подушку, чтобы не видеть утреннего света. Голова раскалывалась, словно накануне он выпил бутылку шотландского виски, хотя Люк уже давно не совершал подобных глупостей – с тех пор, как подрался с лучшим другом.

Их дружба пережила этот неприятный случай, но Люк чувствовал себя виноватым каждый раз, когда видел шрам над глазом Рэнди и вспоминал, что причиной их драки была всего лишь его глупая любовь к неверной невесте. Именно тогда Люк поклялся никогда больше не терять контроля над собой.

Наконец он открыл один глаз и посмотрел на часы:

– Как, черт возьми, может быть восемь часов утра?!

Застонав снова, он натянул джинсы и спустился вниз, в комнату профессора.

– Дедушка? – Он толкнул дверь, но там никого не было.

Люк испуганно замер. Он волновался не о здоровье профессора – Джон Маккейд был здоров как бык. Доктор утверждал, что старик доживет лет до ста.

Люк сбежал по лестнице через две ступени и остановился, только когда увидел, что дедушка сидит на своем обычном стуле. Он был одет, чего старик не делал сам последние несколько недель. Кроме того, профессор раскрыл французские двери в сад. Казалось, ожидание было написано на его лице. И Люк тут же спросил себя, помнит ли о своем обещании Ники.

Ожидание дедушки могло быть хорошим знаком.

– Да, да, – бормотал дедушка. Он отпил глоток из чашки, оставленной Люком для него. – Именно так мой маленький сержант ухаживала за садом.

Люк подошел к дверям и с любопытством выглянул во двор. Посредине его лежала целая гора сорняков, свидетельствуя об упорной работе. Затем он увидел Ники, и у него перехватило дыхание. Ее прекрасные обнаженные ноги были обтянуты синими шортами. Тонкая талия – которую Люк мог обхватить руками – делала ее фигуру идеальной, подчеркивая форму груди, которую обтягивала простая футболка.

Люк шагнул навстречу ей, ступая по влажной траве.

– Я разбудила тебя? – спросила Ники, прежде чем он открыл рот.

– На самом деле я не знал, что ты здесь.

Ники зевнула и потянулась, гонкая футболка задралась, обнажив живот и еще сильнее подчеркнув грудь.

– Ты так выглядишь… – пробормотал он в замешательстве.

– Как?

– Ну… – он скользил взглядом по ее фигуре, поражаясь, какой изящной она оказалась. Он никогда и не предполагал, что Ники может быть такой… такой сексуальной.

– Ты сам подал мне идею надеть шорты, – невинно сказала она. – А что не так?

Люк открыл было рот и снова закрыл. Кто бы мог подумать, что маленькая мисс Серая Мышка могла лишить его дара речи? В попытке собраться с мыслями Люк огляделся вокруг. Видимо, Ники трудилась здесь уже давно, пока он спал.

– Давно ты здесь? – спросил он.

Она отбросила волосы с лица:

– Я пришла на рассвете.

– Ты многое успела.

Ники нахмурилась. Ей хотелось, чтобы Люк остался в доме. Она наслаждалась одиночеством и чувством единения с садом. И теперь не хотелось думать, как Люк воспринял ее новый внешний вид. Он вел себя странно. Возможно, ему не понравилось. Или, может быть, она выглядела смешной, но Люк был настолько вежлив, что промолчал.

Внезапно ее осенило, и Ники улыбнулась сама себе.

Люк? Настолько вежлив?

Люк Маккейд никогда не был вежливым. Ники предполагала, что его мать пыталась привить ему хорошие манеры, но, очевидно, уроки пропали даром.

– Чему ты улыбаешься?

– Я улыбаюсь?

– Да. Как Мона Лиза. И эта улыбка способна вскружить мужчине голову. Ну, сознавайся!

– Тебе придется умереть в неведении.

– Ты упрямая женщина, Ники Йоханссон… хотя что-то мне подсказывает: на самом деле к тебе можно найти подход.

Его пристальный взгляд задержался на ее груди, и она смутилась. Карие глаза Люка почти похотливо смотрели на нее, отчего сердце Ники подпрыгнуло.

И сейчас, когда Люк смотрел на нее по-иному, Ники почувствовала раздражение. Почему мужчины сперва замечают лишь нарядную раму и только потом уделяют внимание внутреннему содержанию? Она была той же самой Ники, что и вчера, только сменила одежду.

– Мне нужно работать, – сказала она, и улыбка исчезла с ее лица.

Ники хотела, чтобы Люк восхитился ею, но теперь почему-то почувствовала неловкость. Сегодня, когда он только появился, Ники еще раз отметила, как хорошо он сложен. Он не был так волосат, как ее бывший муж, и это ей очень нравилось. Люк демонстрировал свое тело без тени стеснения. Он стоял над ней сексуальный, полусонный, босиком.

Ники снова нагнулась над клумбой, вырывая упрямые сорняки. Рука протянулась над ее плечом и выдернула сорняк одним движением.

– Спасибо, – пробормотала она.

Тело Люка излучало жар, и контраст между его теплотой и прохладным, свежим утренним воздухом заставил Ники задрожать.

– Без проблем, – к ее удивлению, он опустился на колени рядом с нею. – Давай я буду мускулами, а ты мозгом, – предложил он. – Только скажи, где выпалывать.

По привычке она чуть было не заподозрила что-то нехорошее в его словах, но потом осознала, что дни, когда Люк поддразнивал ее в детстве, давно миновали.

– Я думала, ты должен работать.

– А что я, по-твоему, делаю?

– Я имела в виду твой бизнес.

– Еще слишком рано, поэтому пока я могу пополоть сорняки. Несправедливо, что ты все делаешь одна.

Он говорил так искренне, что Ники даже испугалась. Она подозревала о существовании отзывчивых мужчин, но меньше всего ожидала подобное поведение от Люка. За исключением ее бывшего мужа, Люк был самым самодовольным эгоистом, которого она когда-либо знала.

Ники наклонила голову и нахмурилась. Она размышляла. Вообще-то, самодовольные эгоисты не тратили свое время, заботясь о больном дедушке. Возможно, Люк и прагматичный человек, равнодушный к искусству, но, похоже, он не был таким эгоцентричным, как она думала.

Прохлада мало-помалу стала испаряться. Ники продолжила бы работу даже в жару, чтобы только доказать Люку, что она не белоручка, но он встал и отряхнул руки.

– Пожалуй, хватит на сегодня, пойдем в дом, выпьем чего-нибудь холодненького, – предложил он.

– О! Ну, в общем, мне надо принять душ… Я поеду домой и вернусь, – сказала она, сознавая, что футболка промокла от пота, не говоря уже о земле под ногтями и пятнах на коленях.

– Да ты здорово выглядишь! – улыбнулся Люк. – Кроме того, держу пари, что ты не завтракала, а дедушка, видимо, перекусил чипсами. Мы поедим, а потом ты займешься картинами, а я своим бизнесом. Думаю, в офисе уже сходят с ума, задаваясь вопросом, почему я не подхожу к телефону.

– У тебя бывает отпуск? – с любопытством спросила Ники.

– Мне не нужен отпуск. Я люблю свою работу – нет ничего лучше, чем совершить удачную сделку.

Она закусила губу, сдерживая себя от комментария.

– Ну, пошли, – сказал Люк, беря ее за руку и таща в дом.

Ники торопливо отряхивалась от травы.

– Подожди, – сказала она, сорвав на ходу лилию с одной из клумб.

В доме она вручила цветок профессору, который нежно коснулся лепестков. Старик ничего не сказал, даже не улыбнулся, но Ники показалось, что профессор не так безразличен, как делал вид. Аромат лилии заполнил комнату, и он поднес цветок к лицу, глядя на бархатные лепестки.

Что-то мелькнуло в его глазах. Воспоминание?

– Ты голоден, дедушка? – спросил Люк, положив ему руку на плечо. – Что тебе приготовить?

Старик промолчал, но Люк, казалось, и не ожидал ответа. Дедушка встал и вышел из комнаты. Казалось, его губы были сжаты еще тверже.

Ники внимательно посмотрела на профессора Маккейда. Еще на распродаже, когда она купила картину, он выглядел словно застывшим. Но сейчас… Больше всего ее потрясло, насколько он постарел. Глубокие морщины избороздили его лицо. Густые волосы поседели, а его бездонные глаза, которые когда-то горели весельем и энтузиазмом, стали безжизненными, как остывшие угли.

– Профессор… – тихо обратилась к нему Ники. Через какое-то мгновенье он обернулся. – Я так и не поблагодарила вас за ваши лекции. Вы изменили мою жизнь.

Что-то дрогнуло в его лице, словно он хотел улыбнуться:

– Мы все меняемся, другие жизни только влияют на наш путь.

– Тогда спасибо за ваше влияние.

Не сказав больше ни слова, старик опять уставился на сад. Он снова погрузился в транс.

Ники пошла на кухню, где Люк открывал упаковку яиц с низким содержанием холестерина. Разворачиваясь, чтоб взять болгарский перец со стола, Люк столкнулся с ней и вздохнул:

– Думаю, все бесполезно, Ники.

– Что бесполезно? Моя работа в саду? Но я не просила о помощи, – сказала она, сразу обидевшись. – И сама справлюсь.

– Я говорю не о саде.

– А о чем?

Он вздохнул снова. Прошедшие месяцы становились все более и более сложными. Люку пришлось признать, что он не в силах помочь дедушке, как бы он ни старался. Люк почти смирился с таким положением вещей. Но тут появилась Ники, способная вскружить голову любому. В ее глазах горел такой огонь веры и энтузиазма, что Люк опять готов был поверить в выздоровление старика.

Но факты были не в их пользу. Болезнь дедушки явно прогрессировала.

– Ты уже говорил это вчера, – озадаченно пробормотала Ники.

– Что?

– То, что дедушке стало хуже.

Черт возьми! Он уже начал говорить вслух. Вероятно, Люк провел слишком много времени один, ему не с кем было поговорить, кроме больного старика, который большую часть времени смотрел в одну точку. Деловые переговоры и обсуждения контрактов, конечно, не в счет.

– Люк? Я все еще не понимаю. В чем дело? Почему ты против, чтобы я работала в саду?

– Я против, чтобы ты находилась в доме.

– О…

Боль в ее глазах. Боже, он не хотел обидеть Ники. Снова. Он и так причинил ей достаточно неприятностей в детстве, когда был слишком эгоистичен, чтобы замечать что-либо, кроме своих амбиций и обиды на мир. Да, Люк не доверял женщинам, но с Ники… Он не хотел ей зла.

Люк тряхнул головой и вышел в сад через черный ход. Ники последовала за ним.

– Знаю, что ты считаешь меня неблагодарным, – сказал он спокойно. – Но на самом деле причина в другом. Ты все еще надеешься, что старик поправится, и заставляешь верить в это меня. Согласись, это слишком тяжело.

– Но я и слова не говорила!..

– Но сегодня ты принесла ему цветок, надеясь, что он хоть как-то отреагирует, – Люк покачал головой. – И целую минуту я смотрел на дедушку, надеясь вместе с тобой, хотя знал, что этого не произойдет.

Ники медленно залилась румянцем:

– Что случилось с надеждой?

– Ничего. Просто ты стоишь на первой ступени, ведущей в ад, а я на девяносто седьмой. И я не хочу проходить через все это снова.

– Я не заставляю тебя. Кроме того, когда ты ушел на кухню, профессор…

Люк протестующее поднял руку. Сколько раз он видел, как дедушка становился прежним и снова впадал в состояние невменяемости.

– Ничего не хочу слышать! Не проси меня поверить в его излечение. Ты понятия не имеешь, на что это похоже, когда теряешь близкого человека. Мой отец всегда отсутствовал, и дедушка заменил мне его. Ты не знаешь, каково мне сейчас…

Ники вздернула подбородок.

– Ты прав. Я не знаю, каково это – чувствовать себя любимой кем-то.

Прекрасно! Теперь Люк чувствовал себя негодяем.

Он забыл, как ему повезло. У него были бабушка и дедушка, мать и отец и другие родственники, в то время как Ники жила с деспотичным отцом.

– Извини, ты права, – Люк проглотил вопрос, беспокоивший его. – Думаешь, я сдался слишком рано? Насчет дедушки?

Мнение Ники неожиданно стало важным для него.

– Я… я не знаю. Возможно. Жизнь не математическое уравнение. В санатории многие пациенты, которые казались полностью недееспособными из-за апатии, депрессии или умственного перенапряжения, иногда возвращаются к жизни. Конечно, такое происходит не с каждым, но все может случиться.

Люк подумал, что с тех пор, как Ники снова появилась в его жизни, все стало другим. Она возбуждала его тело и разум. И дедушка узнал Ники, хотя уже давно не обращал внимания на то, что происходит вокруг, и не реагировал ни на кого.

О чем он только думает! Сейчас он больше волнуется о своих чувствах, чем о старике. Работая с Ники в саду, Люк словно открыл дверь в новый, незнакомый мир, который испугал его. Он предпочитал бешеный ритм города и жесткий мир делового общения. Люка совсем не прельщала жизнь в маленьком городке с семейными вечеринками в кругу соседей. Его отец был точно таким же.

Дэвид Маккейд сделал то, чего от него ждали: женился и завел семью, как и все в Дивайне. Он любил жену и детей, но три недели из четырех работал в другом городе…

– Ты все еще хочешь, чтобы я ушла? – спросила Ники.

Люк скосил глаза. Такая гордая женщина, как Ники, тут же ушла бы, если бы он сказал «да». Но если у него и был шанс помочь дедушке, то этот шанс заключался в Ники. И пусть это будет самый крошечный шанс, он ни за что не откажется от него. А вдруг получится?

– Нет. Прости, что накричал на тебя. Если подобное повторится, хорошенько встряхни меня, – улыбнулся он. – Как раньше.

Ники вяло улыбнулась, и его сердце вздрогнуло. Почему она кажется такой уязвимой?

Такой не похожей на других?

Она даже не замечает грязного пятна на своей футболке. Люк никогда не встречал женщин, настолько равнодушных к своей внешности. Правда, женщины, с которыми он встречался, не пололи сорняки в саду, а единственные шорты, которые они носили, были теннисные.