Текст книги "Вторжение"

Автор книги: Джулиан Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 46 страниц)

10

Алма-Ата, Казахская ССР, Земля

15 сентября 1997

Едва солнце скатилось за выжженные холмы, по площади перед дворцом культуры имени Ленина пошел гулять холодный ветер. Желтые листья, рано облетевшие от сильных заморозков, что охватили в тот год Среднюю Азию, метались вокруг памятника Абаю и сидящего перед ним полковника Сергея Архипова.

Противно посасывала язва, и Сергей время от времени клал в рот таблетку для понижения кислотности. Теперь ему необходимо поесть, но он не может оставить свой пост, пока первое вечернее заседание шестого конгресса метапсихологов не закончится и Дониш не предоставит ему отчет о настроении своих коллег.

Наконец люди начали торопливо спускаться по ступенькам дворца. Большие группы великих мозгов сворачивали налево в парк, направляясь к гостинице «Казахстан», где располагались иностранцы. А местные операнты потянулись по проспекту Абая к автобусным остановкам, мимо Сергея. Один из них, подтянутый человек в зеленой ветровке, размахивал на ходу атташе-кейсом. Волосы черные, цвет лица смуглый, на голове черная тюбетейка с белыми узорами.

Сергей, не дожидаясь, пока он подойдет, направил ему возмущенное телепатическое послание:

Шевели ногами, умник черножопый, у меня сейчас прободение случится, я уж думал, ты всю ночь будешь заседать!

– Добрый вечер, товарищ полковник! – приветливо отозвался молодой сотрудник КГБ Камиль Дониш и уселся рядом на скамейку. – Доклад о психоэнергетических проекциях и вправду несколько затянулся. Итальянец Франко Брисен доложил, что его сотрудники из Туринского университета сумели остановить рост злокачественных опухолей у крыс.

– Тише! – сердито прошипел Сергей. – Я что, за этим тебя послал? Говори, как настроены метапсихи и что они думают по поводу исламских выступлений! Я должен передать информацию помощникам Генерального перед вечерним заседанием.

– Все сожалеют, что мы пошли на крайние меры. Но едва ли можно ожидать, что они станут на сторону фанатиков, которые клеймят их как слуг шайтана.

– Ладно, ты мне лапшу на уши не вешай, умен больно! Я слишком погано себя чувствую, чтоб дискуссии разводить. Мне нужны точные сведения. Принимают иностранцы наши заверения в том, что бунты являются единичными явлениями и мы держим ситуацию под контролем, или нет?

Черные глаза Камиля сверкнули.

– Товарищ полковник, вы упорно цепляетесь за старые времена! Конечно нет! Повсюду теперь есть адепты ВЭ, и весь мир видит, что происходит в Узбекистане. А средства массовой информации не поднимают шума единственно потому, что сами операнты проявляют сдержанность. Они поставляют прессе голые факты, без сенсационных прикрас, способных разжечь гнев общественного мнения. Советскому Союзу решено поверить на слово. Правда, у многих сердце кровью обливается из-за убийства «невинных» наблюдателей во время штурма летного поля в Бухаре, но большинство делегатов конгресса люди политически умные, они понимают всю тяжесть положения, чреватого гражданской войной. В целом, товарищ полковник, народы мира на нашей стороне. Никто не хочет, чтобы республики Средней Азии взорвались, как Иран и Пакистан.

– А их не заботит собственная безопасность здесь, в Алма-Ате?

– Ну что вы! – отозвался Камиль. – Им известно, что ближайшие бои ведутся в тысяче километров отсюда. Кроме того, они понимают, что Алма-Ата современный город с очень небольшим процентом шиитов среди населения. У кого были сомнения, те остались дома. Но основная масса поверила обещанию академика Тамары Гаврыс-Сахвадзе, что Алма-Ата встретит их еще радушнее, чем в девяносто втором. Так что товарищ Генеральный секретарь может выступать спокойно, не опасаясь враждебных откликов.

– Уже легче. Он вас, умников, любит, вы, можно сказать, рупор его политики. А если Генерального холодно примут на конгрессе, это даст пищу отдельным группировкам в Москве для его дискредитации. – Сергей спроецировал образ человека, балансирующего на канате.

Камиль помрачнел.

– Не только его, но и всех нас. Вам ли, товарищ полковник, не понять нашей критической роли в открытом обществе. Все советские граждане радуются новой свободе и личной ответственности за процветание общества. Но гласность была бы невозможна без контроля, осуществляемого нами, адептами ВЭ, из Двадцатого отдела КГБ.

– Еще бы, все вы патентованные герои! – язвительно усмехнулся Архипов. – Вот и продолжайте выполнять свой долг, выявлять реакционеров и террористов, но упаси вас Господи запугивать простаков. Особенно простаков-мусульман.

– Многие мои собратья по вере очень отстают в общественном сознании, – признал Камиль. – Эпоха Разума воцарилась слишком быстро, чтобы все смогли ассимилироваться. Согласно учению Пророка, чары – один из семи разрушительных грехов, в чем нас, как правило, и обвиняют. Более того – распространяются слухи, что наше появление на Земле предвещает конец света. То, что КГБ опирается на оперантов, приводит в ярость реакционеров и пугает даже правоверных мусульманских граждан.

– А пороховой погреб на юге вот-вот вспыхнет, и я лично не вижу никакого выхода. Пока генеральному везло. Бунты были мелкие, мы сумели их подавить силами тамошней милиции и приграничных частей КГБ. Но если антиоперантное безумие будет нарастать, то джихад подхватят огромные массы среднеазиатских суннитов. Тогда восстание сможет подавить только армия, а мы окажемся в глубокой жопе.

Воображение Сергея нарисовало во весь рост портрет маршала Егора Камышинского, министра обороны, приверженца жесткой линии и давнего противника Генерального секретаря в Политбюро. К портрету Сергей добавил рога, волчьи клыки, а вместо полового члена торчала ввысь тактическая ракета.

Камиль захихикал.

– Для ясновидца-неофита вы хорошо навострились, товарищ полковник. Вам бы надо сдать повторный экзамен на оперантность.

Сергей выругался и сплюнул на тротуар. Проходящая мимо красивая молодая женщина, видя такое бескультурье, нахмурилась.

– Назвала вас грубым старым ослом, – прошептал Камиль.

– Сам вижу, – прорычал Сергей. – А тебя, черножопый, в прежние времена под трибунал бы отдали за разговор в таком тоне со старшим по званию.

– В прежние времена! Да если б мы жили в прежние времена, то вы бы сейчас тряслись, что американские ракеты взорвут вас со всеми потрохами, а не смотрели бы по японской технике лучшие американские фильмы и спортивные программы со всех концов света и не слушали английские серебряные диски. Выше голову, товарищ полковник! Новый мир не так уж плох. Кто бы мог подумать, что ребятам из КГБ все будут аплодировать?

Сергей потряс головой и сунул под язык еще одну таблетку.

Камиль открыл дипломат и вытащил мини-диктофон.

– Здесь мои приглушенные комментарии по поводу открытия конгресса и дневных докладов. Ничего неординарного не происходит, так что товарищу Генеральному не о чем волноваться. Операнты озабочены сохранением своего имиджа на планете и ненадежностью приемов, позволяющих выявить скрытых психопатов… А еще предложением американского правительства исключить оперантов из политических структур. Однако статус оперантов в Советском Союзе не внушает конгрессу опасений. Наша страна видится всем как весьма перспективная, быстро наращивающая темпы технического прогресса после отказа от неудачных политических экспериментов. Наши успехи в разработке программы воспитания юных субоперантов встречены с восхищением, равно как и новые школы для акселератов ВЭ и телепатические тренировки. Японцы полагают, что их обучающая техника превосходит нашу. Может быть, так оно и есть. Завтрашний день будет весь посвящен образованию. Ожидается оживленная дискуссия.

– Чтоб вы сдохли с вашими дискуссиями! – проворчал Сергей. – Дай Бог, чтобы речь Генерального прошла гладко, а потом махну недельки на две в Сочи – язву лечить.

Камиль Дониш поднялся со скамьи.

– До свиданья, товарищ полковник Поищу вас вечером в публике. Постарайтесь упокоить свою язву каким-нибудь йогуртом или рисовым пудингом. Иначе сверхчувствительным соседям в зале заседаний будет не по себе.

Сергей бросил вслед молодому нахалу непристойное меню собственного изготовления. Но тот и ухом не повел. Ох, уж эти ясновидцы! Такие дерзкие, неподкупные, а ради своей глобальной элиты не задумываясь родину продадут! Генеральный очень рискует, строя на них свою политику. Ведь советский мозговой трест на девяносто процентов состоит не из славян. Взять хотя бы Камиля – таджик, а они так быстро плодятся, что скоро превысят число чистокровных русских. Двадцатый отдел КГБ и группа метапсихологов – сплошные чурки… впрочем, как и все советское общество – оперантное или нет. До чего докатились!..

Не заботясь о том, что его тайные мысли могут подслушать, полковник Сергей Архипов пошел по проспекту Ленина по направлению к ближайшему кафе. У него в распоряжении сорок пять минут, чтобы перекусить, потом надо идти в алма-атинское отделение КГБ и договариваться об организации встречи Генерального в аэропорту. Коллега приглашал на ужин, но Сергей под благовидным предлогом отказался. Казахской кухней только желудок себе растравлять.

В кафе, как всегда, стояла длиннющая очередь, причем на многих были значки участников шестого конгресса. Сергей полез в карман за служебным удостоверением в полной уверенности, что его немедленно усадят за свободный столик.

Так и случилось. Но едва он уселся и взял в руки меню, как другой человек решительно подошел к столику и отодвинул стул.

Маленький франтоватый человечек, явно иностранец; на значке надпись: ДЖ. СМИТ – УНИВЕРСИТЕТ САЙМОНА ФРЕЗЕРА – ВАНКУВЕР. Два верхних резца разделены щербиной, как у хорька.

Сергей открыл было рот, чтобы поставить наглеца на место, и тут же, помимо своей воли, закрыл его. Смит управлял им, как марионеткой.

– Привет, Сережа! Как поживаешь, старик? – Финстер прищелкнул пальцами и не успел усесться за столик, как молодая официантка уже бросилась к нему со вторым меню. – Помнишь, как мы с тобой на карачках выползали из паба в Эдинбурге? Да, много воды утекло с тех пор… Кстати, слышал печальные новости из Ташкента? Великий муфтий Средней Азии убит. Ужас! Бедняга шел в мечеть и вдруг ни с того ни с сего вспыхнул, как огненный столп. Говорят, это дело рук какого-то извращенца операнта. Весь город горит. Я еле оттуда выбрался, едва поспел на последний самолет… Ну, что будем заказывать?

– Надо подумать… – услышал Сергей голос издалека. (Неужели это его собственный? )

Доктор Петр Сахвадзе с нескрываемым отвращением разглядывал дымящийся серебряный поднос.

– Наше фирменное блюдо! – Метрдотель ухмыльнулся в усы. – Специально для аксакала. Вы должны разрезать и дать каждому из гостей ту часть деликатеса, которая лучше всего соответствует его характеру. С днем рождения вас и приятного аппетита!

Он положил перед Петром нож и вилку и с гордым достоинством удалился. Собравшиеся за столом – дочь Тамара, внуки, коллеги – засмеялись, захлопали. Телепатические приветствия так энергично звучали в эфире, что Петру был почти понятен их смысл.

Баранья голова злобно ощерилась на него с подноса; одно ухо вздернуто, другое опущено вниз. Вместо глаз перепелиные яйца, фаршированные маслинами, в раскрытой пасти огромный гранат, на шее ожерелье из золотистой бумаги. Петру, как имениннику и старейшине, надлежит не только разделить этот шедевр кулинарного искусства, но и сопроводить выдачу каждой порции соответствующим афоризмом.

– Да-а, – проговорил он, обращаясь к голове, – выходит, не только на наши оперантные головы беды сыплются. Мы с тобой товарищи по несчастью.

Присутствующие засмеялись – все, кроме старшего внука Валерия, которого Петр безжалостно доводил тем, что любимая девушка и не смотрит в его сторону. Во время застолья Валерий держался с обычной спокойной доброжелательностью, но голубые, как у покойного отца-поляка, глаза странно поблескивали. Так вот, значит, кто затеял шутку с бараньей головой!

Петр откашлялся и продолжал:

– Я в вашей мозговой хирургии ни черта не смыслю. Я всего лишь психиатр с отсталыми взглядами. И если вы доверите мне делать трепанацию бараньего черепа, боюсь, это затянется до поздней ночи и мы пропустим выступление высокого гостя во дворце культуры. Поэтому я с особым удовольствием и неимоверным облегчением передаю право разрезать этот кулинарный шедевр устроителю данного торжества, всеми уважаемому Валерию Юрьевичу. К тому же я, увы, не могу оделить моего дорогого внука той частью, каковой он заслуживает, ибо она помещается на другом конце барана.

Под оглушительный хохот он поклонился и сел. Валерий вспыхнул до корней волос.

Тамара напустилась на старшего сына:

– Я на тебя положилась, а ты ведешь себя как мальчишка! Неужели мы будем есть эту мерзость!

– Позвольте мне? – раздался негромкий голос.

Американец Дени Ремилард, сидящий по правую руку от Петра, бросил напряженный взгляд на вертящуюся дверь кухни. И в следующую секунду произошло чудо.

Две упитанные официантки проворно выкатили в зал тележку, уставленную всевозможными яствами. Расставив их на столе, они убрали со стола серебряный поднос и принялись накладывать на тарелки гостей бишбармак, оказавшийся на удивление вкусным. Кроме тушеной баранины с вырезанной звездочками лапшой, были еще ароматный бульон в пиалах, круглые воздушные булочки, пикантный плов, маринованные грибы, тающая во рту дыня, салат из огурцов, помидоров, лука-шалота и местной зелени. В выборе вин Валерии проявил гораздо больше серьезности; на столе было даже любимое именинником «Шато Латур». Петр чуть не прослезился от умиления, тут же простил выходку внука и предоставил ему слово для первого тоста. Затем старик предложил выпить за Дени, Дени – за шестой конгресс, Тамара – за седьмой, что состоится на будущий год в Бостоне.

– Поедешь с нами, папа, – сказала она Петру. – Твой следующий день рождения отметим на американский лад.

– Нет-нет, пожалуйста, больше никаких застолий! – взмолился Петр.

– Если навестите нас в Нью-Гемпшире, – подхватил Дени, – мы вас попотчуем нашими фирменными блюдами: ветчиной с бобами и пирогом с тыквой и сбитыми сливками.

– Наверняка это гораздо вкуснее, чем баранья голова… Наша грузинская кухня тоже славится на всю страну. Это мои внуки испорчены обитанием на месте стоянки Марка Поло… Дорогой профессор, я вам так благодарен за спасение обеда. Никто из присутствующих не обладает столь дальним радиусом принуждения, чтобы вразумить официанток.

– Называйте меня Дени. Я с удовольствием помог вам выпутаться из трудного положения. Но думаю, при желании любой из ваших внуков справился бы с этим не хуже меня.

О нет, что вы, профессор! – в один умственный голос запротестовали Валерий, Илья и Анна.

Петр не понял, но выражение лиц молодых людей говорило само за себя.

– Верно, верно. Она из молодых да ранних. Как это говорится по-английски?..

– Молокососы! – подсказал Дени.

Петр удовлетворенно улыбнулся.

– Вот-вот! Хотят мир перевернуть своими умственными трюками, а стариков не уважают. Смотрите, Дени, чтобы и ваш новорожденный сын не вырос таким же.

– Мы заложили нравственные основы еще до его рождения, – на полном серьезе ответил Дени. – В завтрашнем докладе я расскажу о воспитательной технике, которую мы с женой разработали специально для Филипа.

Ученые выразили живой интерес.

– Прекрасно, что в вашем плане дородового обучения присутствует этика, – отметил Ургиен Бхотиа. – Ведь новобрачные так эгоцентричны. Маленький человек оценивает добро и зло прежде всего с позиций собственной выгоды.

– Если ребенок нормален, это вполне допустимо, – ответил Дени. – И даже для слабых оперантов не страшно. А вот мы с Люсиль пока не можем с точностью определить, какова будет степень оперантности нашего потомства, возможно, вы читали нашу статью в «Природе»…

Алла и Мукар Кизим, близкие друзья и коллеги Тамары по институту, многозначительно переглянулись.

– Признаться, нас она озадачила, – проговорила Алла. – Мы решили не заводить детей до тех пор, пока не будет выработано оптимальное руководство по воспитанию юных умов как до, так и после рождения. Но мы также боимся, что не сможем их контролировать. У наших коллег бывали случаи…

– И не только у ваших, – перебил Дени. – В Америке такие случаи тоже бывали.

– Зато в Шотландии с этим все в порядке, – заявил Джеймс Макгрегор. – Даже нормальные кельты с незапамятных времен являются принудительными. – И, поколебавшись, добавил: – Правда, все они малость со сдвигом. Мой доклад как раз посвящен этим проблемам.

– У нас принято относиться к детям с большой заботой, – вставила Тамара. – Вполне типично для суровых климатических условий, когда начинающаяся жизнь так уязвима. Психологи утверждают, что из-за чрезмерной доброты наши дети зачастую не имеют внутреннего стержня. У них отсутствует инициатива – слишком уж их в детстве опекали. В результате, становясь взрослыми, они сталкиваются с тяжелой действительностью, и либо ожесточаются, либо покорно склоняют голову под ударами судьбы.

– У каждой нации, – заявил Ургиен, – своя сила и своя слабость. То и другое коренится во взаимоотношениях родителей и детей. На мой взгляд, теория Дени об этическом воспитании юных умов – самая важная тема конгресса. И еще я бы провел семинар по нравственному общению оперантов и неоперантов. В свете ташкентской трагедии это крайне актуально.

Воцарилось неловкое молчание. Наконец Аннушка Гаврыс выпалила:

– Не может быть! Не может быть, чтобы кто-то из нас!.. Это невозможно!

– Как ни грустно, девочка, – возразил Макгрегор, – но это вполне возможно. Мой лучший друг Нигель Вайнштейн именно потому и устранился от активной метапсихической деятельности.

– Вероятно, он провокатор, – предположила Тамара и, уже не думая об отце, перешла на телепатическую речь:

Наши внутренние проблемы… Вам, гостям, виден только светлый лик Советского Союза: прогрессивные экономические реформы, неудержимый поток информации, гордость людей новой политикой гласности… но в Кремле есть фракция, оказывающая решительное противодействие нашему лидеру, считающая его предателем идеалов марксизма-ленинизма. В основном это милитаристская верхушка, которая никак не может смириться с сокращением военного бюджета… Маршал Камышинский сам рвется к власти в Политбюро и люто ненавидит Генсека и нового председателя КГБ Кирилла Пазухина… Ходят слухи, что исламские бунты спровоцированы агентами Главного разведывательного управления, с тем чтобы дискредитировать Двадцатый отдел. Убийство великого муфтия вполне может вписываться в такую схему.

Неужели маршал готов развязать гражданскую войну лишь бы свалить политического противника? – с недоверием спросил Ургиен Бхотия. Пожертвовать жизнью тысяч людей для утверждения своей власти?!

Так ведь погибнут не славяне, а чурки , с горечью заметил Мукар Кизим.

И этого дурака маршала никак нельзя остановить? – спросил Макгрегор.

Ему семьдесят три года, ответила Тамара, но его прихлебателю, начальнику ГРУ Вадиму Терехову, всего пятьдесят шесть, и он кандидат в члены Политбюро. Консенсус держится только на том, что Генеральный секретарь популярен среди трудящихся и составляет сильную оппозицию военщине и твердолобым марксистам .

Надеюсь, у него хорошие телохранители , заметил Дени.

Сегодня его будут охранять девять самых сильных умов, которым я доверяю, как себе , ответила Тамара.

Генеральный секретарь закруглялся. Он отложил свои бумаги и говорил с участниками конгресса как в личной беседе. Финстер прошептал:

– Теперь недолго осталось. Надеюсь, телекамеры будут работать. Я хочу, чтобы вся планета увидела эффектный финал.

Полковник Сергей Архипов уже не владел ни голосовыми связками, ни мышцами собственного тела. Лишь малая часть сознания, еще принадлежащая ему, равнодушно отмечала, что жить осталось недолго. Время от времени он даже задавал вопросы своему поработителю, и тот отвечал прямо, без недомолвок.

За ужином Хорек вкратце посвятил его в подробности своей биографии: испорченный ребенок, бездарный прорицатель в заштатном заведении, наркоман. Полупристойное «избавление» от всего этого с помощью некоего американца, страдающего манией величия, продвижение по службе от шпиона до шантажиста-подстрекателя, теперь вот специализация на мокрых делах… Сергей даже порадовался в глубине своей горькой российской души, что хозяин Хорька, капиталист-эсплуататор О'Коннор, является столь ярым противником метапсихического глобализма. Ведь ретивый марксист маршал Камышинский в Москве придерживается аналогичной точки зрения! Если сокрушительная миссия киллера удастся, то выиграет одновременно и О'Коннор, и Камышинский. Все остальные проиграют. Ни хрена себе!

Четверо других кагебешников стояли рядом с Сергеем и Финстером, и у всех, включая недомерка в щегольском твидовом костюме, на лацкане красовалась эмблема: золотой щит, меч, красная звезда, а над ним черная девятка, означающая Девятый отдел, который отвечает за безопасность высших руководителей, в данном случае Генерального секретаря.

Для подчиненных Архипова Хорек оставался невидимым. Очень ценное качество при таком ремесле, как наемный убийца, однако, объяснил Сергею Финстер, имеет свои слабые стороны. Во-первых, расстояние. Когда удаляешься от наблюдателя, создать у него иллюзию несравненно сложнее, чем в непосредственной близости. А Финстер к тому же поневоле отвлекался на принуждение Сергея, что сокращало радиус его «шапки-невидимки» всего до девяти метров. Стало быть, он никак не мог незамеченным выйти на сцену и самолично прикончить Генерального секретаря. И засаду устроить не мог, поскольку план О'Коннора состоял в том, чтобы подхлестнуть антиоперантные настроения политическими убийствами, замаскированными под заговоры оперантов.

Сергей крайне удивился, узнав, что Финстер вооружен. Он предполагал, что умник убивает с помощью астрального огня, порожденного одной лишь умственной силой. Ведь именно так действовал метапсихолог из Шотландии, чье преступление прогремело на весь мир. Но Хорек растолковал ему, что ментальное пламя – довольно сложный трюк и его таланты на эту область не распространяются. Вот босс его, О'Коннор, тот умеет, кроме всего прочего, зажарить мозги и остановить сердце. Такой способ, не в пример психокреативному огню, чище и эффективнее, зато не вызывает сенсации, входящей в задачу Финстера. Потому он намеревался использовать дьявольское приспособление, имитирующее астральный огонь, дабы публика убедилась, что Генсек – подобно муфтию – пал жертвой террориста-операнта.

А скажи, Хорек, продолжал расспрашивать Сергей, ты и в Эдинбурге должен был убрать профессора Макгрегора?

Да, ответил Финстер. Но на демонстрацию это уже не имело смысла. Туда я пошел только для того, чтобы представить боссу отчет из первых рук. Я до этого шесть раз на него покушался, и все без толку: его охраняли.

Собратья-метапсихи?

Нет. Кто-то другой… повыше. Я так и не решился рассказать об этом боссу.

Кто он такой, твой босс, что ты так верно ему служишь? Почему идешь на убийства ради него?

(Усмешка.) Я его люблю.

Да будет тебе! Почему?

А ты почему работаешь на КГБ?

Сперва из патриотических побуждений. Потом вошел во вкус власти, за что меня и вываляли в дерьме, как всех остальных. А после (смех)… когда нас перестроили, это стало просто работой.

И несмотря на все почести, она уже не доставляет тебе удовольствия?

Нет.

Вот где мы с тобой не сходимся, Сережа. Я всегда свою работу любил! А это задание станет моим звездным часом.

Скажешь тоже! Какой у Хорька может быть звездный час?

Смех.

Публика в зале тоже смеялась. Последнюю остроту Генерального встретили продолжительными аплодисментами.

Финстер обрубил поток ненужных мыслей полковника КГБ и сделал стойку. Позади коммунистического лидера за красным столом сидело более десятка человек – весь цвет метапсихического общества. Один стул пустовал. Председатель, полноватая женщина с огненно-рыжими волосами и экранированным умом, не излучавшим, однако, опасных обертонов (их Финстер уже научился распознавать), удалилась за кулисы. Большинство президиума столь же безобидно: старый гуру, четверо высокопоставленных русских, Джеймс Макгрегор, супружеская чета из местных, трое молокососов от семнадцати до двадцати двух – вероятно, отпрыски самой мадам. Притупить их бдительность не составит труда: кто-кто, а прорицатель Хорек мастер сеять сумятицу в умах.

На дальнем от него краю восседал козырной туз. Одет в строгий смокинг, на лице высокомерная улыбка. Но весь облик юношеский. Да, отними у Дени Ремиларда медвежью умственную хватку, дай ему гитару в руки – вот вам Джон Денвер, кумир нынешней молодежи! Монстр в цивильном платье!.. С ним будет потруднее всего. Невероятный принудительный радиус, а сам он, говорят, принуждению не поддается. Потому уж лучше держись тактики запудривания мозгов, сгущай свои проекции между Ремилардом и трибуной. А что потом?.. Решится ли профессор нанести ответный удар? За ним не водится слава пацифистского отребья вроде Макгрегора и этой Сахвадзе. К тому же он никогда не демонстрировал свои силы на публике и всячески избегает распространяться о них. Значит, от него можно всего ожидать.

Ну да что поделаешь, ты так или иначе должен довести дело до конца. Скорость и внезапность решают все, а уж там одна надежда – на свои ноги.

Так, приготовились!..

– Вы изменили ход мировой истории, – говорил Генеральный секретарь, обращаясь к участникам конгресса. – За каких-нибудь шесть лет вы подали надежду, открыли новые перспективы грядущего тысячелетия перед народами – большими и малыми. Спасибо вам – всем, у кого хватило разума понять и претворить в жизнь вашу мечту! Мы стали свидетелями конца смертельной гонки вооружений, зарождения истинно глобального менталитета. Но не будем обольщаться. Человечеству еще предстоит разрешить сложнейшие проблемы, являющиеся не менее страшной угрозой цивилизации, чем недоброй памяти политика ядерного устрашения. В Африке свирепствует чума. В мусульманских странах не прекращаются кровопролитие и террористические выступления. Во многих уголках планеты мы видим голод и страдания, вызванные стихийными бедствиями. Человечество испытывает катастрофическую нехватку энергии. К тому же – чего греха таить – до сих пор имеются разногласия относительно роли оперантов по отношению ко всему остальному населению. Эти трудности необходима преодолевать сообща, честив и открыто. Все мы принадлежим к единой великой семье людей. Все ратуем за мир, процветание, счастье для нас и наших детей. И я еще раз благодарю вас за все, что вы сделали и продолжаете делать во имя этого светлого будущего.

Делегаты встали и начали аплодировать. Финстер повернулся к стоящим позади него телохранителям. В руках у него блеснула серебристая трубочка. Произведенного ею звука никто не расслышал в громе оваций, а иглы, заряженные смертельным ядом, сеяли мгновенную смерть. Четверо медленно и бесшумно опустились на пол.

Теперь твой выход , сказал себе Сергей. Внезапный и очень мощный выброс адреналина ослабил принудительную хватку. Неуклюже повернувшись, Сергей повалился на киллера и выбил у него из рук игольчатое оружие. Финстер взмахнул рукой и мастерским приемом карате переломил ему шею. Затем одно короткое движение ботинка расплющило ему гортань.

Парализованный, онемевший, но уже освобожденный от умственных пут, Сергей наблюдал, как Хорек схватил со складного столика, стоящего в нише просцениума, огромный букет красных роз. Генеральный секретарь на сцене улыбался, раскланивался, махал рукой в ответ на нестихающие рукоплескания. Финстер благоговейно приблизился к нему, и глава советского государства потянулся за цветами.

Губы Сергея беззвучно шевельнулись. Он поймал в противоположной кулисе взгляд академика Сахвадзе и послал ей телепатический импульс. Она вздрогнула, точно от электрического разряда, и заколебалась. Дура! – взъярился Сергей и нацелился на американца. Но… Матерь Божья! Заглушающая мысли и боль волна эмоций накатила на него, придавив к полу. Он уже умер?.. Нет, еще жив! Увидев ярко-оранжевую вспышку, он потрясение заморгал. Нервная система (или ее обрывок, все еще связанный с мозгом) содрогнулась от лобовой атаки тысячи связанных умов.

Потом он услышал два телепатических голоса: НЕТ! НЕТ! НЕТ! Дени Ремилард и Тамара Сахвадзе, расплачиваясь за свою нерешительность, вдвоем поддерживали страшную безголовую фигуру. Трусы ! – обвинил их Сергей. Трусы !

НЕТ! НЕТ! НЕТ! – умоляли они разбушевавшуюся публику. Но гнев и скорбь уже стали единым живым организмом, умы делегатов стихийно сплотились в метаконцерте, направленном против объекта общей ненависти.

НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Что-то сверкающее ярче солнца пулей пронеслось мимо Сергея. Не иначе огненный ангел явился мстить ему за грехи.

НЕТ!..

Не ангел, а маленький человечек, окутанный клокочущим пламенем, завертелся на месте, и обугленные кости посыпались со сцены в зал.

От каждого по способностям, подумал Сергей, каждому по потребностям.

Он закрыл глаза и в последний раз улыбнулся.