Текст книги "Арчибальд Малмезон (ЛП)"

Автор книги: Джулиан Готорн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

   Однажды зимним вечером, когда Ричард, по своему обыкновению, сидел в задумчивости, потягивая бренди, на столе рядом с ним горела лампа, а угли тлели в очаге возле его ног, послышались легкие, размеренные шаги и шелест платья; он понял, что в комнате присутствует его жена. Он поднял изможденное лицо и взглянул на нее. Она казалась прекрасной богиней! Молодой, грациозной, прелестной! Как чисто и ясно было ее лицо, как блестели темные глаза, какими мягкими были ее пышные волосы! Она была изумительно красива; и все, чем она была, – сокровищем расцветшей женственности, – принадлежало ему, а не кому-то другому, причем, по ее собственной воле; Она действительно любила его, думал он; она доказала это в последнее время; она заботилась о нем, хотя он был стар, разорен и унижен. Это было странно, но приятно. Может быть, подумал он, если бы ему на пути встретилось такое любящее существо в дни его молодости, он не оказался бы сейчас в таком положении. Но тогда, в те, прежние времена, он не был ни разоренным, ни опустошенным человеком.

   – Кейт!

   – Да, Ричард?

   – О, не говорите так! Разве я не Дик, ваш дорогой старый Дик?

   – Я не хотела вас обидеть.

   – Подойдите и сядьте здесь, рядом со мной... нет, вот сюда, на подлокотник моего кресла. Это было очень мило с вашей стороны – прийти сюда. Мне становится все более и более одиноко. Я хочу, чтобы моя Кейт сказала мне, что любит меня...

   – Я зашла пожелать вам спокойной ночи. Уже поздно.

   – Поздно, разве?.. Еще нет девяти. Останьтесь и поговорите со мной. Я не выпью больше ни капли, если вы останетесь.

   – Я устала, у меня болит голова. Вы ведь не хотите видеть меня такой?

   – Не хочу видеть! Хочу, очень хочу! Я бы уже давно умер без вас, Кейт! Не хочу видеть!..

   – Чепуха! Что вы имеете в виду? Боюсь, вы уже слишком много выпили.

   – Я говорю вполне серьезно: если бы не вы, я вышиб бы себе мозги в день суда, – после того, как пристрелил бы этого негодяя! Но раз уж у меня есть вы, я знаю лучший способ наказать его, чем вышибить ему мозги. Знать, что вы моя – ад для него. И в этом аду я буду держать его, пока душа не покинет мое тело!

   – Какое ему дело, ваша я или нет?

   – Он любит вас – и заботится о вас! Вам не нужно даже завлекать его. Он любит вас, и это ад для него – знать, что вы принадлежите другому мужчине. Как вы думаете, сколько тысяч фунтов он отдал бы за то, чтобы поцеловать эту маленькую ручку, которую сейчас целую я? Жаль, что он не видит, как я это делаю!

   – Чепуха, вы сошли с ума... Значит, вы заботитесь обо мне только для того, чтобы досадить ему?

   – Нет, не только. Видит Бог, – если Он есть, – я люблю вас, Кейт, всем, что во мне осталось, – кроме той части меня, которая ненавидит его. Но я ненавижу его меньше, чем люблю вас, и это говорит о многом!

   – Полагаю, бренди вы любите сильнее, чем меня.

   – Вы так думаете? Достаточно одного вашего слова, и я больше никогда не прикоснусь к нему!

   – Мне все равно. Я не хочу, чтобы вы отказывали себе в том, что любите.

   – А вы, вы ведь любите меня, Кейт?

   – Послушайте, Ричард, дни, когда вы ухаживали за мной, давно прошли. Мне нужно идти. Спокойной ночи.

   – Нет, не уходите! Мне почему-то кажется, что сегодня я не могу обойтись без вас.

   – Хотите, я налью вам еще один бокал?

   – Да... нет! Сегодня я больше не буду пить, Кейт...

   – В самом деле?

   – Я старею. По естественному ходу вещей я умру задолго до вашей смерти. Это случится не скоро, но когда-нибудь все равно случится, вы же знаете. Вы можете мне кое-что пообещать?

   – Сегодня я ничего обещать не буду. Думаю, вы меня переживете.

   – Обещайте, что бы ни случилось, не выходить за него замуж.

   – Право же, Ричард, я... я никогда не слышала большей глупости! Я не желаю оставаться здесь дольше и выслушивать подобные глупости. Вы не в себе. Позвольте мне уйти.

   – Уйти? Куда? Черт возьми, я хочу сказать, вы не уйдете!.. Я вовсе не то хотел сказать, Кейт, простите меня! Вы – моя жена, а я – ваш муж; я люблю вас; и почему-то мне страшно отпустить вас, словно я никогда больше вас не увижу. Но тогда... Сделайте одну вещь, прежде чем уйти, поцелуйте меня! Иначе я не разрешу вам уйти!

   Принужденная, миссис Пеннроял поцеловала мужа, точнее, позволила ему поцеловать себя, после чего с содроганием и замиранием сердца вышла из комнаты.

   Ричард Пеннроял остался один; угли в камине посерели и умерли. Он пошевелил их ногой, – они рассыпались пеплом. Ему стало холодно. Как тихо было в доме, как одиноко! У него не осталось приятных мыслей, которые могли бы составить ему компанию сейчас, когда жена покинула его; зато многие неприятные воспоминания, затаившиеся в темных уголках его сознания, были готовы обрушиться на него, если он даст им хоть малейший шанс. Почему так настойчиво стремилось вырваться глупое лицо сумасшедшей старой Джейн, его жены, умершей так много лет назад? Почему на нем запечатлелся такой глупый, неразумный упрек? Да, неразумный, ибо в чем же он виноват? Он просто позволил событиям идти своим чередом, не более того... не более! И все же это лицо, глупое старое лицо, тусклое, безжизненное, смотрело на него из всех темных углов, куда бы он ни взглянул. А если он закрывал глаза, то видел его сквозь опущенные веки, даже ближе, чем прежде.

   Он открыл глаза; там, во мраке позади лампы, было ее лицо. Может быть, это знак, что ему пора уходить? Не издевается ли она над ним, над его страхом? Страхом? Он не испытывал страха. Он был Пеннроялом, в его венах текла благородная кровь, пусть сейчас он был стар и дрожал; возможно, это из-за того, что в последнее время он слишком много пил. Но – страх? Только не это. Он последует за ним, если до этого дойдет, последует за ней...

   Он медленно встал с кресла, не сводя глаз с лица, и направился к нему, протягивая руки. Но он не мог подойти к нему ближе; оно отступало перед ним, подобно блуждающему огню. Он продолжал идти, пересек комнату; казалось, дверь воспрепятствует ей, но этого не случилось. Он выглянул в коридор, – она стояла там. На маленьком столике у двери лежал пистолет. Ричард знал, что он заряжен. Машинально, не глядя, он поднял его, проходя мимо. Затем пошел дальше на цыпочках, и темное, ничего не выражающее лицо указывало ему путь, а если он колебался, впивалось в него злобным взглядом. Что ж, он пойдет за ней до конца.

   К счастью, входная дверь оказалась открыта, и он, выходя, не произвел никакого шума. Они выскользнули наружу, преследуемая и преследователь, – в холодную тишину ночи. В ночи была луна, но – тусклая, висевшая очень низко. Тени казались более реальными, чем свет. Снег, на котором могли бы остаться его следы, отсутствовал. Но куда его ведут? Кажется, он направляется на северо-запад, к Малмезону; да, и к пруду на границе двух поместий. Ричард содрогнулся, вспомнив об этом пруде и о том ужасном значении, которое придавал ему этот безмозглый, идиотский призрак старого лица его первой жены. Однако за последние несколько мгновение лицо, казалось, обрело тело; теперь он видел серую фигуру, двигавшуюся перед ним; серую и неясную в тусклом лунном свете, в бесшумно колышущихся одеждах. Это был тот самый путь, которым шла старая Джейн в тот самый день, много лет назад, – в ее последний день на земле; и все-таки, разве она не была сейчас здесь, этой ночью? Она вела его к пруду, но что же дальше?

   Она быстро перемещалась впереди, шагах в семидесяти, то исчезая в тени, то вновь появляясь на свету. Она ни разу не обернулась и не поманила его, а продолжала идти прямо, и Ричарду приходилось тратить немало усилий, чтобы не отстать от нее. Наконец, он увидел блеске темного пруда на некотором расстоянии от себя.

   Стиснув зубы, он последовал дальше. Серый призрак, наконец, остановился. Но была ли это Джейн? У Джейн не могло быть такой высокой, грациозной фигуры. Должно быть, это призрак какой-то другой женщины. Да и было ли это призраком? А если так, то было ли человеком то, что вышло из-за кустов и направилось к ней?

   Две фигуры встретились; мужчина обнял женщину и покрыл поцелуями ее глаза и губы. Поцелуи! Да, это и в самом деле были поцелуи! Теперь они, казалось, разговаривали друг с другом; его руки обвивали ее талию. Лунный свет высветил черты его лица; это был его враг – Арчибальд Малмезон! А женщина была его женой, но не умершей, а настоящей.

   – Мы в полной безопасности, дорогая, – говорил Арчибальд. – Комната для тебя подготовлена, и нет никакой возможности ее обнаружить. В течение недели или около того поднимутся шум и смятение, они будут искать тебя, живую или мертвую; и я – вместе с остальными, чтобы отвести от себя все подозрения. В конце концов, будет решено, что ты сбежала в какую-нибудь другую страну, а может быть, Ричард попадет под подозрение, что что-то сделал с тобой, как это случилось с его первой женой. Во всяком случае, рано или поздно они откажутся от поисков; так или иначе, нам никто не будет мешать. В Малмезоне никто не посмеет сунуть нос в восточную комнату, а что касается другой, то ты и я – единственные существа, которые знают о ее существовании. Дорогая, ты ведь не станешь возражать побыть немного пленницей, ведь вместе с тобой будет заключена и моя любовь?

   Женщина трепетно прижалась к нему.

   – Я и не знала, что будет так трудно расстаться с ним, – пробормотала она. – Я ненавижу его, и все же это было тяжело. Он так несчастен и одинок. Что он теперь будет делать? Он все время повторял, что любит меня, и просил любить его, называть Диком... и еще... он заставил меня поцеловать его. О, Арчи, я ощущаю этот поцелуй всем своим телом. Я всегда буду чувствовать его!

   – Нет. Это заставит тебя забыть о нем...

   – Тише! Я что-то слышу!

   – Ты очень взволнована...

   – Ах, смотри! Это он! Господи, помилуй нас!

   Сэр Арчибальд взглянул и, действительно, увидел высокую фигуру достопочтенного Ричарда Пеннрояла, без шляпы, с выражением на лице, будто его только что прокляли. Тем не менее, он улыбнулся и поклонился с отвратительной вежливостью.

   – Добрый вечер, сэр Арчибальд. Позвольте узнать, есть ли у вас с собой оружие?

   Сэр Арчибальд сунул руку внутрь камзола и вытащил пистолет.

   – Прекрасно, это очень удобно. Давайте посмотрим на сложившуюся ситуацию. Миссис Пеннроял, раз уж вы – моя жена, может быть, вы окажетесь настолько добры, что дадите нам возможность поговорить? Нет, она предпочла упасть в обморок. В таком случае, нам надлежит поступить наилучшим образом. Но позвольте попросить вас целиться хорошенько, дорогой сэр Арчибальд, потому что если вы промахнетесь, это повлечет за собой неприятные последствия как для миссис Пеннроял, так и для вас самих. Теперь я брошу этот камешек, и когда он коснется поверхности воды, мы выстрелим. Вы согласны? Замечательно.

   Он поднял камень и уже собрался бросить его, когда баронет впервые нарушил молчание.

   – Мистер Пеннроял, я не хочу, чтобы это продолжалось дальше.

   – Подлец и трус! – прорычал тот; его ярость на мгновение прорвалась сквозь тонкую маску насмешливой вежливости. – Тогда я застрелю тебя, как собаку, ибо ты собака и есть!

   Больше не было произнесено ни слова. Сэр Арчибальд поднял пистолет; его противник высоко подбросил камень, и когда тот коснулся поверхности воды, оба нажали спусковой крючок.

   Ричард Пеннроял промахнулся; пуля сэра Арчибальда поразила врага в сердце; он покачнулся вперед и назад, после чего упал ничком, швырнув пистолет в распростертую на земле фигуру своей жены; но пистолет пролетел мимо и ударил сэра Арчибальда в висок. Прежде, чем улеглась рябь, поднятая падением камня, мистер Пеннроял перестал существовать.

   Миссис Пеннроял все еще была без сознания, но когда сэр Арчибальд приблизился к ней, она приподнялась и посмотрела: сначала на него, а потом на мертвое тело.

   – Оно того не стоило, – сказала она.

   – Все кончено, – пробормотал он. – Ты не ушиблась?

   – Что нам теперь делать?

   – Мы должны вернуться в Малмезон.

   – Но его нельзя оставлять здесь.

   Сэр Арчибальд склонился над телом своего врага и повернул его лицом кверху. Его выражение было спокойным и счастливым.

   – Я брошу его в бассейн, – сказал он. – Он будет не первым мертвецом, лежавшим там.

   Он наклонился и, взяв мертвеца за руки, потащил его к одному из лестничных пролетов, ведущих вниз, к воде. Кейт сидела и смотрела на него, сложив руки на коленях. Она услышала всплеск и увидела рябь. Сэр Арчибальд вернулся, поднял пистолет и тоже бросил в бассейн.

   – Сегодня ночью поверхность покроется льдом, – сказал он, – а остальное сделают рыбы. Идем!

   В потайной комнате Малмезона мягко горели свечи в дюжине канделябров из полированного серебра. Их свет падал на роскошную мебель, достойную будуара прекрасной и благородной дамы. Широкие кресла из черного дерева были обиты тонким синим шелком; в украшенном инкрустацией шкафу стояли золотые сервизы; пол был застелен персидскими коврами и шкурами; в камине пылал огонь, а на столе стоял накрытый ужин, способный вызвать аппетит даже у Эпикура. Высокое зеркало в дальнем конце комнаты отражало свет свечей, в нише неподвижно замерли старинные доспехи, металлические рукавицы покоились на рукояти меча; можно было подумать, что кто-то из их прежних владельцев, превратившийся в духа, мрачно взирает из-под опущенного забрала на окружающее великолепие.

   Это была самая приятая и прекрасная сцена, какую только может явить этот мир; она была способна пробудить любовь к жизни у самого сурового аскета.

   Через массивную дубовую дверь, укрепленную массивными железными полосами, вошли два бледных, изможденных человека – мужчина и женщина. Свет, ударив им в глаза, заставил их заморгать и отвернуться. Мужчина подвел женщину к камину, усадил в низкое кресло и, взяв с кровати в нише синее атласное покрывало, нежно накинул его ей на плечи. Она, казалось, не замечала, где находится и что происходит вокруг нее; она сидела с застывшими глазами и лицом, время от времени вздрагивая, явно погруженная в какие-то неприятные воспоминания. Мужчина подошел к столу, налил бокал вина, поднес его к губам женщины; после некоторого сопротивления, она немного отпила.

   – Здесь ты в такой же безопасности, – сказал он, – как на каком-нибудь необитаемом острове в Южном море. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась, пока тебе придется оставаться здесь.

   – Но какой в этом смысл? – спросила она с каким-то апатичным раздражением.

   – Скоро мы сможем уехать отсюда, – ответил он. – Дорогая, не печалься. Наше счастье впереди.

   – Мне никогда этого не забыть, – произнесла она с дрожью в голосе. – Что толку? Я не могу уйти от него. Как ты думаешь, поверхность уже замерзла?

   – Забудь об этом. Когда ты согреешься и выпьешь еще немного вина, ты успокоишься. Не было сделано ничего такого, о чем стоило бы пожалеть, Кейт. Я люблю тебя больше, чем когда-либо.

   – Что толку? – снова повторила она. – Оно того не стоило.

   Они помолчали.

   – Я должен оставить тебя на несколько минут, – мягко сказал он. – Мне необходимо показаться леди Малмезон и слугам. Никто не знает, что я выходил из дома. К тому времени, когда я вернусь, ты уже согреешься, и мы вместе поужинаем. Все будет хорошо.

   Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Она оттолкнула его с внезапным отвращением.

   – У тебя на лбу кровь, – резко произнесла она.

   – Всего лишь царапина, я совсем забыл о ней, – ответил он, пытаясь улыбнуться. – Самое большее, через полчаса, мы снова будем вместе.

   Она ничего не ответила; немного постояв, глядя на нее сверху вниз, он повернулся и вышел. Закрыл за собой дубовую дверь, запер ее, затем ощупью прошел по каменному коридору и вышел через потайной вход. Положил серебряный скипетр в гнездо под полом и вышел в соседнюю комнату. На пороге он на мгновение остановился, прислонившись к косяку. Его охватило ощущение внезапной слабости, голова стала тяжелой. Вскоре он пришел в себя и стал вспоминать, куда направляется. К тому времени, когда он добрался до верха большой лестницы, ему пришла в голову мысль, что его, наверное, ищут.

   Спустившись по ней, он направился прямо в комнату леди Малмезон. Было около одиннадцати часов. Старая леди играла в карты со своей компаньонкой, спаниель спал у нее на коленях. Она удивленно подняла глаза, поскольку сэр Арчибальд редко удостаивал ее своим визитом.

   – Мама, – спросил он, неловко подойдя к ее креслу и остановившись, – где Кейт?

   – Сын мой! Что случилось?

   – Она сегодня выходит замуж? – продолжал баронет обиженным тоном.

   Леди Малмезон и ее компаньонка обменялись испуганными взглядами.

   – Думаю, это очень нехорошо, – с упреком произнес молодой человек, – потому что Ричард попросил меня быть его шафером, а они ушли и поженились, пока я спал. Это жестоко по отношению к Кейт, хоть я и не люблю ее; но я не верю, что в этом виноват Ричард, потому что он хороший; он мне нравится.

* * * * *

   – Позвоните в колокольчик, Симпсон, – прерывающимся голосом сказала леди Малмезон, – и скажите, чтобы послали за доктором Роллинсоном.

XIII

   В течение месяцев ужаса, предположений и смутных слухов, возникших после обнаружения таинственного исчезновения мистера и миссис Пеннроял, никому ни на мгновение не пришло в голову предположить какую-либо связь между этим необъяснимым обстоятельством и столь же любопытным, но не вызывающим сомнения фактом, что бедный сэр Арчибальд снова «сошел с ума».

   Как это случилось? Всем было известно, что сэр Арчибальд провел в своей комнате весь день и вечер, вплоть до того момента, когда вошел в комнату своей матери, уже лишившись рассудка.

   Мысль о том, что исчезнувшие могли столкнуться с нечестной игрой, никогда не воспринималась всерьез; все сходились на том, что у мистера Пеннрояла было достаточно причин не желать оставаться в месте, где к его репутации и гостеприимству относились одинаково плохо. Поэтому, скорее всего, супружеская пара тайно бежала на чужбину, и поселилась под вымышленными именами где-нибудь в Америке или на Континенте.

   Неудивительно, что они уехали вместе; было хорошо известно, что супруги находились в очень хороших отношениях друг с другом, особенно в течение последнего года. Досужая история о конюхе, утверждавшем, будто он видел миссис Пеннроял и сэра Арчибальда беседующими, сидя на лошадях, возле пруда, за несколько недель до суда, когда они, по словам рассказчика, вели себя скорее дружелюбно, чем наоборот, была воспринята как обычная выдумка.

   Шли месяцы и годы; поместье и земли Пеннроялов были проданы, само имя их стало забываться. Безумный баронет и его престарелая мать продолжали жить в Малмезоне тихо, без каких-либо происшествий, почти не выезжая, и ничего не предпринимая, разве что занимаясь приращением своих владений. И все-таки, несмотря на невозмутимое спокойствие, казалось, над древним домом нависла какая-то тень.

   Старые истории о прошлых «магических подвигах» сэра Арчибальда и его предков время от времени оживали по вечерам возле каминов; кое-кто считал, что нынешнее его состояние является карой за то, что он посмел раскрыть какие-то запретные тайны.

   По их мнению, Малмезон был проклят, особенно та его часть, в которой располагалась восточная комната. В этой комнате обитали призраки, и никогда еще она не посещалась так часто, как в течение нескольких дней, последовавших за утратой сэром Арчибальдом памяти.

   Возможно, это демоны пировали по поводу печального положения бедного, глупого молодого баронета. Во всяком случае, оттуда доносились крики, слабые и приглушенные, но совершенно отчетливые, в то время как всем было известно, – там нет и не может быть ни единой живой души; однако все слуги в Малмезоне могли поклясться, что слышат их. Без сомнения, это место было проклято.

   Поздно вечером 22 января 1833 года сэр Арчибальд обнаружил, что стоит на лестнице в Малмезоне, хотя и не представлял себе, как и зачем здесь оказался. Он не мог вспомнить, видел свою мать и слуг или нет. Неудивительно, что мысли его были немного рассеяны, из-за тягостной тайны, камнем лежавшей у него на душе. Конечно, он должен был их увидеть. Он покинул Кейт с намерением сделать это и вернуться к ней в течение получаса; как он мог оказаться здесь, если не с этой целью? Мысли его обгоняли одна другую. Могли подумать, что мистер и миссис Пеннроял покинули страну, спасаясь от кредиторов. Если только поверхность пруда замерзнет, и холодная погода продержится пару недель, то не останется никаких следов, способных бросить на него подозрение. Что касается его самого, ему будет нетрудно доказать свое алиби, если такое случится. В конце концов, он действовал по принуждению, в порядке самозащиты; условия были равными. Он не был виновен ни в каком преступлении, кроме... ну, назовем это преступлением; он был готов принять на себя всю его тяжесть. Так что скоро они смогут уехать отсюда и найти свое счастье в Италии, Испании, где угодно. Через какое-то время они, возможно, поженятся и открыто вернутся в Англию. Перед ними открывались безграничные возможности. Жизнь – это то, что им нужно, и вся она у них впереди. Они оба были молоды; впечатление от мрачной трагедии вскоре исчезнет. Кейт была так взволнована и расстроена, когда он оставил ее, и неудивительно! Но вино, еда и тепло скоро вернут румянец ее щекам и блеск ее глазам. Милая Кейт! Милая, своенравная, нежная, надменная, и, наконец, – его! Его, несмотря на все препятствия, которые чинило им Небо! Да, они добились своего счастья вопреки воле Божией и человеческой, и если Господь убьет их, что ж, они умрут вместе, в объятиях друг друга!

   Думая подобным образом, Арчибальд Малмезон добрался до восточной комнаты, зажег свет и свечу, стоявшую на столике у двери. Он взглянул на часы – половина двенадцатого, значит, он отсутствовал менее получаса. Интересно, что делает Кейт? Он на мгновение замер, представив ее в какой-то роскошной позе, но нетерпение не позволило ему медлить. Он быстро достал из-под пола серебряный скипетр, открыл потайную дверь и вошел, держа в руке зажженную свечу. Через мгновение он был уже у внутренней дубовой двери, но она не поддалась. Он вспомнил, что закрыл ее для большей безопасности. Ключ оставался в замке, он повернул его и вошел.

   У него вырвался невольный возглас удивления. Вместо мягкого света, как он ожидал, комната была погружена в тяжелый мрак, казалось, устремившийся ему навстречу и почти поглотивший слабое мерцание его жалкой свечи. Почему так смертельно холодно? Куда исчез тот веселый огонь, пылавший в камине полчаса назад? Но ведь Кейт не могла погасить его и уйти? Это невозможно, двери были заперты. А, вот и она!

   Она стояла на коленях, склонив голову и положив руки на спинку одного из низких кресел. Должно быть, она молилась. Ее густые каштановые волосы были распущены и ниспадали на плечи. Она не сделала ни малейшего движения. Это было так странно! Неужели она все еще молится? Или, может быть, она уснула?

   Он сделал пару шагов и остановился. Она по-прежнему не пошевелилась.

   – Кейт, – произнес он приглушенным голосом, а поскольку она не ответила, он заговорил громче: – Кейт, я вернулся; зачем ты позволила огню погаснуть и пугаешь меня темнотой? Что ты делаешь, стоя на коленях? Вставай, дорогая, сегодня не время для молитв. Кейт... ты не хочешь поцеловать меня прямо сейчас?

   Возможно, она без сознания. Бедняжка, должно быть, упала в обморок!

   Он подошел к ней вплотную и положил руку ей на плечо; но ничего не почувствовал под тканью платья. Испуганным, судорожным движением он притянул ее к себе, так что голова ее сдвинулась, и его глазам предстало страшное зрелище, которое невозможно описать словами. Он издал слабый, дрожащий крик, и замер, не в силах отвести взгляд.

   Автор должен признаться, что ему не хочется продолжать этот рассказ дальше, хотя именно дальнейшее, по словам его почтенного друга, доктора Роллинсона, представляет подлинный научный интерес. В течение восьми или девяти месяцев после этого эпизода, он постоянно находился рядом с сэром Арчибальдом, делая весьма важные, с точки зрения медицины, записи, не говоря уже о том, что он также, время от времени, записывал признания несчастного баронета. После его смерти, доктор произвел вскрытие черепной коробки и обнаружил... впрочем, это не имеет никакого значения! Это не имеет никакого отношения к тайнам человеческой души.

   Автор строго придерживался фактов. Конечно, некоторые разговоры были им вымышлены, но всегда на основании логики и адекватном восприятии. Все даты и «совпадения» – подлинные. Но на самом деле, автор решил для себя никогда более в будущем не совершать экскурсов в кажущиеся неправдоподобными области действительности, и ограничиваться чистым вымыслом.