Текст книги "Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту"

Автор книги: Джули Пауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Как думаете, это «небольшое количество сока»? По мне, так большое. Даже слишком.

Аманда неуверенно пожала плечами.

– Сама я почки никогда не делала.

Бедняжка Аманда. Наверное, она чувствовала себя неуютно, выражая мнение по этому вопросу; вряд ли ей часто приходится брать интервью у людей, которые знают о кулинарии так позорно мало, куда меньше, чем она.

Я переложила почки на тарелку, дрожа от страха: вдруг я их пережарила или недожарила? Добавила в сковородку лук-шалот, вермут и лимонный сок и уварила жидкость – пожалуй, даже слишком уварила.

После этого я бланшировала жемчужные луковички, малюсенькие, как сама Аманда Хессер, и тушила картофель, который Эрик помог нарезать на четвертушки. Я порхала по кухне взад-вперед, перемещаясь от сковородки к сковородке, к книге и обратно, в состоянии стойкой паники, которое пыталась скрыть непрерывной, но отнюдь не умной болтовней. На кухне было не меньше ста градусов. У бедной Аманды на лбу проступил пот, но она стойко держалась. И даже не кривилась, прикасаясь к чему-либо на кухне, хотя ее окружали липкие, пыльные, покрытые кошачьей шерстью свидетельства того, что хозяйка из меня никакая. Правда, увидев смоляные подошвы моих голых стоп, она все же заметила:

– Вам бы купить специальные поварские туфли. Спина будет меньше уставать.

Картошка слегка подгорела. Но Аманда Хессер сказала, что она просто «карамелизовалась».

Я обжарила лук на сливочном масле и, пожалуй, пережарила, потому что луковички слегка развалились. Но Аманда Хессер сказала, что они просто «глазированные».

В качестве завершающего штриха к соусу я добавила в него немного горчицы и сливочного масла, затем нарезала почки ломтиками (они оказались не очень отвратительного розового цвета) и перемешала их с соусом и петрушкой. Проще простого. Затем очень быстро приготовила в блендере жидкое тесто для клафути – молоко, сахар, яйца, ваниль, щепотка соли, мука. Залила слой теста в форму и, следуя несколько загадочным указаниям Джулии, подогрела форму на плите, чтобы на дне образовалась пленка. Потом добавила вишню, которую Эрик очистил от косточек, залила ее остатками теста и поставила в разогретую до трехсот пятидесяти градусов духовку запекаться. Мы сели ужинать.

Когда я сообщила маме, что ко мне на ужин придет Аманда Хессер и я буду готовить почки, она возразила: «Но ведь почки на вкус, как моча». Так вот, эти почки не были на вкус, как, моча. И хотя картошка подгорела, лук вышел что надо. Вино было превосходное. В гостиной было прохладно, и настроение у всех заметно улучшилось. Я рассказала Аманде историю о пуле а-ля брош [59]59
  Цыпленок на вертеле ( фр.).


[Закрыть]– как я изготовила «вертел для запекания», не зная, как он выглядит на самом деле, как я распрямила проволочную вешалку, проткнула ей цыпленка насквозь, а затем, прикрутив концы проволоки к ручкам кастрюли, установила всю эту конструкцию в духовку на режим «гриль» с открытой дверцей. Дело было в августе. На миниатюрном личике Аманды глаза вылезли до опасных размеров.

– Вы правда это сделали?

Следует признать, это очень приятное чувство – осознавать, что произвела впечатление на Аманду Хессер из «Нью-Йорк таймс», пусть даже своим идиотизмом.

Клафути тоже удалось: взошло и подрумянилось, а сквозь корочку просвечивали вишенки, словно рубины. Аманда Хессер, которая уже не казалась мне такой страшной, съела два кусочка. И как ей удается не толстеть?

Что происходит, когда «Нью-Йорк таймс» печатает статью о тебе? Сейчас расскажу.

Сначала, когда видишь свою фотографию, где ты толстая, хотя и не толще, чем на самом деле, в ушах начинает звенеть. В метро, заметив, как твой сосед читает ресторанную рубрику, ты замираешь в истерическом волнении: «Вот сейчас, сейчас он меня узнает!» Однако тебя никто не узнает, но ты не теряешь надежды и, не чуя под собой ног, летишь до самого офиса в надежде, что вот-вот это произойдет.

На работе ждешь, что коллеги наперебой бросятся поздравлять тебя, потому что ты теперь крутая. Но большая часть сотрудников это бюрократы-республиканцы, а они не читают ресторанную рубрику, потому и поздравлений не так много, как хотелось бы. Затем, транжиря рабочее время, то и дело заглядываешь на свою страничку, отслеживая количество посетителей. Выясняется, что их много, очень много. И среди них немало тех, кто настойчиво советует не употреблять столь часто слово из трех букв. Это заявление сильно злит тех, кто читает блог давно. Начинаются стычки.

Тем временем в реальном мире к твоему столу подходит Нейт, злой гений с детским личиком.

– Классная статья в «Таймс», Джули, – говорит он, по-свойски нависая над столом. Ничто не вызывает такого уважения у Нейта, как упоминание в «Таймс», кроме разве что упоминания в «Пост» или «Дейли ньюс». – Так вот для кого было нужно вино.

– Уху. За вино спасибо. Всем очень понравилось.

– Ты тут говоришь о своей работе. Это не слишком-то хорошо отражается на компании, когда ты заявляешь, что работа тебе не нравится.

– Господи, Нейт, ну сколько можно! Я заурядная секретарша. Какой секретарше нравится ее работа? Мне что, врать, что ль, когда меня спрашивают? Я же не назвала мистера Клайна придурком во всеуслышание или чего еще. Кому какое дело?

Стала бы я так разговаривать с Нейтом в других обстоятельствах? Возможно. А может, и нет.

Вернувшись домой, обнаруживаешь на автоответчике пятьдесят два сообщения. (Твой номер в справочнике, ведь раньше никогда не было повода убрать его оттуда.) В электронном ящике двести тридцать шесть писем. И вот ты думаешь: наконец-то мой день настал.

Но настал ли? Трудно сказать. Дел в офисе невпроворот, а бюрократам плевать на французскую кухню. Поэтому в удивительно короткий срок все вернулось на круги своя. Ну или почти.

Через неделю после выхода статьи я в обеденный перерыв отправилась в Вест-Виллидж за телячьими почками в свою любимую мясную лавку. И парень за прилавком спросил:

– Эй, это про вас была статья в газете на прошлой неделе?

– Ммм… да.

– Спасибо, что сказали про нашу лавку! На этой неделе столько заказов на потроха – в жизни такого не было.

Забавно.

Когда я вернулась в офис, стало еще забавнее. Бонни сообщила, что президент вызывает меня в свой кабинет. Она заметно нервничала.

– Будь повежливее – кажется, он не в настроении.

Я предстала пред ним, и он указал на кресло возле своего большого стола.

– Джули, – вкрадчивым голосом произнес он с серьезным видом, сложив руки перед собой, – мне кажется, в тебе очень много негатива.

Видимо, кто-то все же настучал мистеру Клайну о еретическом содержании моего блога. Его, наверное, встревожил тот пассаж о выбрасывании вице-президентов из окна.

– Тебе не нравится у нас работать? – спросил он.

– Нет! Нет, что вы, сэр! Я просто… ну, я же секретарша, мистер Клайн. Иногда это просто убивает.

– В нашей организации мы ценим таких работников, как ты, Джули. Но тебе нужно научиться как-то избавляться от всей этой негативной энергии.

– Хмм… да.

Избавляться от негативной энергии?!С каких это пор республиканцы так заговорили? Зато теперь хоть есть за что их уважать.

И я тут же прикинулась милашкой, закивала, шаркнула ножкой и склонила голову, как пристыженный ребенок. Но внутри меня что-то пробуждалось – это было чувство освобождения и счастья. А в голове, бесконечно повторяясь, засел невысказанный ответ – чудесные, полные бунтарского и свободного духа слова: и что вы теперь сделаете? Уволите меня?

Может, мой день и вправду настал?

~~~

В середине процесса скелет, болтающиеся ножки, крылышки и кожа будут выглядеть как расчлененка неопознанного объекта, и вас одолеют сомнения, что из этого может выйти что-нибудь путное. Однако продолжайте резать вдоль кости, не задевая кожу, и все получится как надо.

«Как отделить от костей утку, индейку или курицу»

«Искусство французской кухни, том 1»

ДЕНЬ 365, РЕЦЕПТ 524
Все гениальное просто

Ну почему эволюция порой будто насмехается над нами? Беззаботные и счастливые люди наслаждаются своей жизнью и им не до продолжения рода. Неужели повышенная генетическая сопротивляемость неизбежно связана с тягой к самоуничтожению?

Позвольте вернуться на некоторое время назад. Июль две тысячи третьего года. Рассвет второго вторника июля две тысячи третьего года. Через час я должна быть в офисе на очередном из ранних утренних совещаний, где исполняю особо важные обязанности по расставлению именных карточек, изготовлению срочных копий, истерической беготне по коридорам на высоких каблуках и подпиранию стенки непременно с многозначительным видом. И без того тошно. Но еще хуже оттого, что предыдущие три часа я ворочалась без сна в кровати, кляня себя за то, что не стала готовить яблочный аспик.

До конца Проекта осталось чуть больше месяца и пятьдесят восемь рецептов, но вместо того, чтобы готовить яблочный аспик, как ответственный член общества, я зря потратила целый вечер, поедая картофельное пюре с отварной брокколи и бифштексом. Да, я приготовила шампиньон соте сос мадер. Знаете, что такое шампиньон соте сос мадер? Это говяжий бульон, уваренный с морковкой, сельдереем и вермутом, приправленный лавровым листом и тимьяном и крахмалом для густоты; шампиньоны, разрезанные на четвертинки и обжаренные в масле до коричневой корочки, и мадера, уваренная в сковороде. Нужно соединить соус из бульона с шампиньонами и потушить на медленном огне. Короче, полное дерьмо, вот что это такое. Мне следовало бы повесить себе на грудь большую красную букву «Н», потому что я самая большая на свете НЕУДАЧНИЦА. И еще Эрик.

– Может, суть Проекта как раз в том и заключается, чтобы не доделывать все до конца.

Где он был последние одиннадцать месяцев? Неужели ничего не понимает? Неужели неясно, что если за год я не успею доделать все рецепты из книги, то весь мой труд окажется напрасным и я снова впаду в отчаяние и, в конце концов, возможно, пойду торговать собой на улице за дозу наркоты? Эрик меня ненавидит. Только посмотрите на него: свернулся калачиком на другом конце кровати, точно не хочет даже прикасаться ко мне. Должно быть, от меня исходит запах неудачи. Я обречена…

О да! Что может быть лучше крепкого ночного сна.

Я принимаю душ, смывая с себя запах неудачи, и достаю костюм, подходящий для таких вот Очень Важных Совещаний. Я давно его не надевала и не без удивления обнаруживаю, что растолстела и не могу в него влезть. У меня грудь, как у кормилицы… что говорить, не меньше двадцати лишних фунтов я набрала на одном только сливочном масле. Я как Лара Крофт от кулинарии, только вот у меня нет таких крутых нарядов, я не сексуальна и не разъезжаю по экзотическим странам.

Я опаздывала, потела, как Никсон, но все же включила ноутбук, сделала запись в блоге и проверила почту. Что я могу сказать? Это зависимость. Какой-то старый дядечка, прослуживший двадцать два года во Франции, прислал мне письмо. Он счел необходимым сообщить мне, что мой Проект, по сути, является непатриотичным прославлением решения Шарля де Голля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года вывести Францию из объединенной структуры военного командования НАТО, в результате чего штаб-квартиру НАТО перенесли из Парижа в Брюссель. О боже! Мне и на работе хватает спятивших стариканов, которые предлагают слить все бордо в раковину и переименовать «французскую картошку» в «картошку свободы» [60]60
  В 2003 году в ходе антифранцузских настроений в связи с расхождением позиции двух государств по вторжению американских войск в Ирак некоторые консервативно настроенные граждане выдвинули предложение переименовать картошку фри (French fries, «французская картошка» по-английски) в «картошку свободы» (Freedom fries).


[Закрыть].

Утренняя депрессия напала на меня после моего самого впечатляющего кулинарного достижения, и я невольно задумалась: а способна ли я вообще чувствовать себя счастливой? Все прошлые выходные прошли у нас под знаком пирогов. Это было пироговое безумие, пироговый марафон, даже, более того, Пирогомания. Пирог с персиками, лимонный пирог, грушевый пирог, пирог с вишней. Тарт о фромаж фре [61]61
  Пирог со свежим творогом (фр.).


[Закрыть], с черносливом и без. Лимонный пирог с миндалем, грушевый пирог с миндалем и тарт о фрез, который хоть и пишется почти как тарт о фромаж фре, то есть «пирог со свежим творогом», но переводится вовсе не как «свежий пирог», а как «пирог с клубникой», – так недолго и французский выучить. (Кстати, почему именно клубника в написании так похожа на слово «свежий»? Почему не ежевика? И не речная форель? Обожаю изображать из себя этимолога-любителя, хотя кто-то скажет – этимолога-идиота.)

Я приготовила два вида теста. На кухне было так жарко, что масло таяло, не успев соединиться с мукой. Теста, пусть не образцового, но, в общем, неплохого, вышло аж на восемь пирогов. Затем я приготовила восемь разных начинок для этих восьми пирогов. Растопила масло, разбила яйца и взбила жидкий крем до состояния «исчезающей ленточки». Отварила груши, вишни и сливы в красном вине. Я пекла и пекла, пекла и пекла. Перемыла все тарелки и кофейные чашки, покрытые липкой черной копотью, как от дымящейся фабричной трубы. Кажется, я даже вымылась сама перед приходом гостей. И сделала все это, не закатив ни одной истерики, а Эрик тем временем гонялся за мошками, которые неизвестно откуда появляются и оказываются повсюду, дюжины крошечных мошек.

Год назад уговорить кого-нибудь прийти к нам домой на ужин было так же мучительно, как вырвать зуб. Теперь же стоит только заикнуться, как они сразу прибегают. Не знаю почему. Хотелось бы думать, что им приятно быть частью моего социального эксперимента, однако опасаюсь, что это попахивает самолюбованием. Гостей в тот вечер был полон дом, и никого не волновали ни жара, ни переедание; мы смеялись и спорили, какой пирог лучше. Потом я поставила диски с записями кулинарных программ Джулии Чайлд, возомнив, что и они вслед за мной проникнутся ее несказанной мудростью и правотой. Но по сдержанно-вежливым выражениям их лиц и по шуткам про Дэна Эйкройда я поняла, что моя затея не удалась, – восторженные попытки обратить в свою веру вообще редко заканчиваются успехом, – поэтому я выключила Джулию Чайлд и поставила понятный для всех третий сезон «Баффи».

Эрик похвалил мои успехи в выпечке, восторженно выпалив: «Вот так делают у нас в Лонг-Айленд-Сити!» И верно, стол ломился от пирогов; их было больше, чем способна съесть целая армия фанатов «Баффи», хотя армия бюрократов-республиканцев прекрасно справилась с остатками пиршества, подчистив даже вишневый пирог фламбе, который отказался фламбироваться и потому весь пропитался спиртом. (Видимо, бедняги не упускают случая упиться – и разве можно их в этом винить?)

Итак, я приготовила восемь французских пирогов – всего год назад приготовление даже одного стоило бы мне жизни. Пригласила домой больше десятка гостей, хотя год назад даже двое не польстились бы. Если бы Джулия об этом узнала, она бы мной гордилась. Хотя она и так гордится мной, я знаю. Ведь почти одиннадцать месяцев Джулия постоянно живет в моих мыслях – в тех закоулках сознания, где гуляют сквозняки, живет надежда и маячат призраки Санта-Клауса, моей покойной бабушки, что присматривает за мной с того света, а также бродят идеи о переселении душ, волшебство и много чего еще, чему не находится места на ярко освещенных пространствах моего циничного городского ума. Она незримо поселилась там, я в это верила, и вера эта держала меня на плаву.

Осень две тысячи третьего года. До конца Проекта оставалось шесть дней, и я готовила три вида крема для торта, с которым мне предстояло явиться на съемки финансовых новостей для канала Си-эн-эн. (Не спрашивайте, почему мною и моими тортами заинтересовались финансовые новости, – сама не возьму в толк.) Я решила, что, поскольку осталось меньше недели и двенадцать неосвоенных рецептов, три из которых – рецепты тортов с разными видами крема, можно сразу разделаться с кремами и разделить торт на три части по типу знака «мерседес», где каждая часть торта будет пропитана разным кремом. От всего этого у меня голова шла кругом, а может, я слегка повредилась умом оттого, что в день моего выступления в прямом эфире национального телевидения на меня как назло напал конъюнктивит.

Я приготовила первый крем – крем о бер менажер [62]62
  Масляный крем по-домашнему (фр.).


[Закрыть], и это было очень легко; потом приготовила второй, крем о бер о сукр куит [63]63
  Масляный крем с карамелью  (фр.).


[Закрыть], и это было бы легко, если бы я внимательнее читала. Хотя должна сказать в свою защиту – прочтите сами первые две строки рецепта:

1. Взбейте масло до легкой воздушной консистенции. Отставьте в сторону.

2. Поместите в миску яичные желтки и взбивайте в течение нескольких секунд до однородной консистенции. Отставьте в сторону.

Вот вы как поняли эти указания? Я поняла так, и повторила это два раза: взбила масло до воздушной консистенции, затем добавила желтки и взбила все вместе. После чего перешла к третьему шагу:

3. Вскипятите в кастрюле воду с сахаром, часто встряхивая кастрюлю до образования в сиропе легких пузырьков… Сразу же влейте кипящий сироп тонкой струйкой в желтки, непрерывно взбивая венчиком.

Дважды яично-масляная воздушная смесь превращалась у меня в комки, а проволочный венчик обрастал застывшими кристаллами сахара размером со стеклянный шарик. Сперва я винила в этом «легкие пузырьки», ведь я давно уже слышала об этих «легких пузырьках», но не верила в их существование, как не верила в пасхального зайца или, скажем, бугимена. Лишь перечитав текст в третий раз, я обратила внимание на неточность указания:

… влейте кипящий сироп тонкой струйкой в ЖЕЛТКИ…

Ты хотела сказать, в желтки с маслом, Джулия? То есть в миску со взбитым маслом, так вот она, на моем столе! Именно туда нужно добавлять яичные желтки… а вот тут, слева, у нас перечень необходимого: …ДВЕ миски объемом в две с половиной кварты. Не одна, а две. Одна миска для масла. А другая… сейчас посмотрю, точно ли это та страница… да, верно, другая для желтков.

Так вот, значит, в чем дело.

С третьей попытки масляный крем с карамелью вышел на ура.

Часы показывали девять сорок пять. Я отпросилась с работы на утро, чтобы заняться готовкой, – а что они сделают, не уволят же меня? Мне нужно было выйти в одиннадцать, чтобы к половине двенадцатого успеть к гримеру; два вида крема уже готовы, оставался еще один (ну и, разумеется, надо было пропитать кремами торт). Еще мне нужно было принять душ, ведь не могла же я предстать перед нацией с сосульками застывшего сахара в волосах, источая благоухание портового грузчика. Итак, есть еще время проверить почту.

Именно тогда я получила сообщение от Изабель.

Он предложил меня выйти за него, и я СОГЛАСИЛАСЬ!

А на бракоразводных документах еще чернила не просохли.

Он сделал мне предложение на мосту с видом на дамбу, – ты непременно должна приехать к нам, тут так красиво, даже не верится, – он хотел, чтобы у нас было особое место, куда мы всегда будем возвращаться, вспоминать этот день и рассказывать о нем НАШИМ ДЕТЯМ. Он подарил мне кольцо, сделанное на заказ специально для меня, и мы будем счастливы до тошноты! Джули, вот и у моей сказки счастливый конец, а ведь я не верю в сказки!!!

Моей первой реакцией было: «О господи, ну сколько можно!»

Потом мне захотелось выключить компьютер. В отношениях с друзьями бывают такие моменты, когда хочется выбросить из головы их безумства хотя бы на время. В случае с Изабель это особенно верно. О чем она вообще думала? Уж кому как не ей надо бы понять, что дурацкое предложение руки и сердца от какого-то панк-гитариста из Бата это вовсе не счастливый конец, даже если все происходящее кажется ей сказкой. И как мне помочь ей не загубить свою жизнь, если мне еще торт кремом пропитывать, душ принимать и сниматься на телевидении?

Итак, я приступила ко второй попытке приготовления третьего крема, крем о бер a-ля англез [64]64
  Масляный крем по-английски ( фр.).


[Закрыть].

Крем о бер а-ля англезимеет ту же основу, что и крем англез, и является традиционным для французских десертов. Я нервничала, потому что как-никак это заварной крем, то есть связан с процессом желирования и загустения. По сути, это яичные желтки, смешанные с сахаром и взбитые с горячим молоком; эту смесь ставят на слабый огонь и доводят до загустения, не давая свернуться. Затем снимают с огня, ставят в миску со льдом, взбивают, остужают и подмешивают большое количество сливочного масла. Выглядит просто, и на самом деле просто, если вам удалось уловить тот момент, когда яичная смесь загустеет, но не успеет свернуться. В первой попытке крем я недоварила, он не загустел и полетел в помойку. Ко второй попытке я подошла с полной ответственностью и, не отрывая глаз от варева, ловила момент загустения. Торт, пропитанный тремя видами крема, готов, я тоже, пора отправляться на программу финансовых новостей, которая будет транслироваться по всей стране. И ради всего этого я парилась над кастрюлями с конъюнктивитом и прогуливала работу. День удался, и не только день, удался и Проект, который подходил к самому своему концу, к счастливому концу. И кто бы мог подумать, что эта кулинарная история, история моего блога, моя история будет иметь такой идеальный, сказочный конец. Год назад я не строила никаких планов, не думала, что изменю свою жизнь и наконец пойму, чем я хочу заниматься всю оставшуюся жизнь. Не знали этого и мои друзья, но они поддерживали меня, верили в меня и не осуждали. Так кто я такая, чтобы судить поступки той же Изабель? Чтобы указывать, как ей жить и с кем ей жить? Кем я себя возомнила?

На Си-эн-эн у меня брали интервью сразу три ведущих одновременно, они засыпали меня вопросами и ели мой торт с таким энтузиазмом, что мне не досталось ни кусочка. Я нервничала. Особенно их занимал вопрос, сколько килограммов я набрала за год. Мне кажется, спрашивать о таких вещах по национальному телевидению сродни оскорблению, но их все же можно понять. Все дело во «французском парадоксе», в раздутой СМИ загадке французов, этих «трусливых мартышек-сыроедов» [65]65
  Так презрительно называли французов в США в преддверии войны с Ираком (впервые выражение было использовано в сериале «Симпсоны»).


[Закрыть], которые в огромных количествах поглощают жирную пищу и пьют вино тоннами, умудряясь при этом оставаться стройными и изящными. Люди надеются получить разумное научное объяснение этому явлению, но лицемерные нацисты от диетологии утверждают, что проще его опровергнуть, чем искать подтверждение. Вечно всем нужны доказательства, а мой Проект, видимо, не что иное, как лабораторное тестирование.

Но результаты его, как минимум, не показательны. Вот Эрик, худосочный ублюдок, не прибавил ни грамма! Меня же разнесло во все стороны, как сплетню из бульварной газетенки, хотя меня и раньше назвать стройной или изящной язык не поворачивался. А еще у нас обоих выступила сыпь на животе и спине. И это не считая других побочных эффектов, как двухсантиметровый слой пыли в доме или колонии мерзких мух. А поскольку нас с самого начала можно было причислить к «трусливым мартышкам-сыроедам», то мы, полагаю, не очень-то и годимся на роль лабораторных субъектов. Кроме того, наша привычка съедать по четыре порции и пить не только вино, но и «буравчики» литрами могла существенно повлиять на результаты эксперимента. Джулия всегда проповедовала умеренность, и за этот год я узнала абсолютно точно, что этой добродетелью я не наделена. Высказывание ее старого приятеля Жака Пепина [66]66
  Французский шеф-повар, работающий в США; в 1999 году они с Джулией Чайлд сделали совместную серию передач.


[Закрыть]мне больше по душе: «Умеренность во всем – включая саму умеренность».

А еще девицы с Си-эн-эн зажали мою тарелку. Меня это разозлило.

В воскресенье утром я готовила предпоследний обед в истории своего Проекта. Начала я с пти шоссон о рокфор– пирожков с рокфором. Тесто было обычное – за последний год я готовила такое раз тридцать, не меньше. Погода улучшилась, в воздухе появился намек на прохладу, он стал чуть более влажным, и тесто получилось идеальным. Пока тесто расстаивалось, я приготовила начинку: размяла полфунта рокфора и пачку размягченного сливочного масла с двумя яичными желтками, перцем, луком и – это мне показалось странным – киршем. Затем раскатала тесто. Хотя день выдался не самый жаркий, от разогретой духовки на кухне становилось душновато. Я нарезала тесто на квадратики, в середину каждого выложила ложечку начинки, смазала края взбитым яйцом и скрепила их.

Выполняя все эти ставшие привычными действия – замешивая, раскатывая и присыпая мукой тесто, я заглядывала в книгу и как будто слышала голос самой Джулии. На пожелтевших страницах – пятьсот девятнадцать черных галочек, осталось всего пять рецептов… В связи с этим у меня возник философский настрой, хотя, скорее всего, возник он от голода, я с утра ничего не ела, а в качестве завтрака облизывала пальцы, измазанные начинкой из рокфора. Короче, я лепила пирожки и размышляла о судьбе пирожковой начинки. Я замуровывала начинку в тесто, а она рвалась на свободу. Я властительница ее судьбы. Что это, мое непомерное величие?

У меня даже голова закружилась.

Это был первый признак неизбежного нервного срыва.

Итак, я закончила лепить пирожки, хотя тесто от жары быстро становилось липким. Не все пирожки получились красивыми, но в духовку отправились все, и красивые и некрасивые. Ну да ладно. Голова продолжала кружиться, а перед глазами мелькали мошки… нет, не мелькали, они… летали. Сотни мошек.

Они были ПОВСЮДУ. Пирожки подходили в духовке, а я, как Гари Купер [67]67
  Знаменитый и культовый американский актер, создавший на экране образ невозмутимого, сдержанного героя с сильным характером.


[Закрыть], с мухобойкой в руках ринулась в бой. Я беспощадно истребляла мух, но их было слишком много, и они, похоже, размножались на лету. Постепенно я утратила пыл и взялась за грязную посуду. Затея была заведомо проигрышная, посуды накопилось черт знает столько, а вода из раковины не вытекала, пришлось очищать слив от объедков.

Я вынула из духовки пирожки с рокфором. Выглядели они вполне нормально. На вкус тоже были хороши, особенно с голодухи.

Пока сливалась вода в раковине, я освобождала сушку, раскладывая по местам тарелки, ложки и прочую кухонную утварь. И тут обратила внимание, что возле раковины и мух намного больше, и запах плесени особенно сильный, хотя меня это особо не удивляет. Вынимаю поддон и вижу скопище грязи, личинок и еще черт знает какой мерзости. И тут из меня вырвалось.

– Ааауууууфффффффуууубббббррррр!!!!!!!!!!

– Что?! Господи, что на этот раз? – Эрик, который полдня убирался в доме, бросается в кухню и видит меня, бледную как смерть, с глазами-блюдцами. Трясущимся пальцем я указываю на поддон.

– Вот что… ФФУУУ!!!

Что люди делают, обнаружив подобное? Ну, после того, как наспех вознесут хвалу небесам за то, что живут в продвинутой эпохе и в таком месте, где мужья не имеют права отсекать женам части тела за преступление под названием «крайняя степень пренебрежения домашним хозяйством»? Насколько мне известно, в книге Марты Стюарт ничего не говорится об этой проблеме, поэтому нам пришлось соображать по ходу. Бутылкой чистящей жидкости мы залили все, что попалось нам на глаза. Справившись с тошнотой, мы еще немного подергались, покорчились от отвращения и успокоились.

Ну а потом все вроде как вернулось в обычную колею.

Было два часа дня. Мы огляделись. Стены холодильника обляпаны жиром, смешанным с мясным соком, и припорошены мукой с легкими вкраплениями кошачьей шерсти. Я собиралась готовить тесто для пате де канар ан крутв блендере, и если Джулия имела что-то против, это ее проблемы. Через тридцать часов все это кончится, и мы пойдем каждая своей дорогой.

Я засыпала в блендер муку, соль и сахар, добавила полстакана охлажденного растительного масла и полпачки сливочного и нажала кнопку. Затем добавила два яйца, немного холодной воды и замесила.

Тесто получалось слишком сухим и разваливалось. Я добавила еще немного воды. Ничего не изменилось. Тогда я вывалила тесто на мраморную разделочную доску. Сначала я добавляла холодную воду по капле, затем столовыми ложками, затем ручьями. Но из мучнистой кучи тесто превратилось в масляную лужу. Раздражение перерастало в ярость.

Эрик стоял рядом, наблюдая за этим безобразием.

– Тут не слишком жарко?

– Слишком жарко?! Слишком жарко?! Идиот! – Дойдя до остервенения, я принялась швыряться кусками теста. – К черту тесто! К черту! Триста шестьдесят четыре дня прошло, а я так и не научилась делать простое тесто! Да вся эта затея просто БЕССМЫСЛЕННА!

Эрик ничего не сказал – да и что он мог сказать? Он молча продолжил уборку квартиры. А я продолжила готовить тесто. И на этот раз делала все руками. Выбросила испорченное тесто, проглотила истерику и принялась за дело. Тесто получалось суховатым. Но я месила и месила его до тех пор, пока оно не склеилось, ну, почти. Затем туго обернула его пленкой.

На меня напала икота. Потом слабость, и мне захотелось прилечь.

Проснулась я через час. Кухня – да и вся квартира – блестела. Ну, не совсем, конечно. Но разница была очевидна. Эрик сидел на диване, читал «Атлантик» и жевал пирожок с рокфором.

– Тебе лучше? – спросил он.

– Ммм… да. – Боже! Я сама себя ненавижу, когда пускаюсь в такие истерики. – Спасибо, что убрался. Я тебя люблю.

– И я тебя.

Избавление от чувства вины – это освобождение, но если вдуматься, мучиться угрызениями совести не так уж плохо. Особенно когда ты их заслужила. Как, например, в случае, если в предпоследний день пытки, которую ты навязала любимому человеку, ты орешь на него, кидаешься половниками и обзываешь его идиотом (что совсем не так), а он вместо того, чтобы хлопнуть дверью и отправиться за утешением в объятия к Мишал Хусейн, делает в доме генеральную уборку, пока ты дрыхнешь. Такие угрызения совести, смешанные с чувством виноватой благодарности и внезапного невыразимого понимания своего невероятного счастья, не только полезны, но и приятны. Я кинулась на Эрика, зацеловала его и уткнулась ему в шею.

– Я правда тебя люблю.

– Ты любишь меня? А кто любит тебя?

Мы долго сидели и молчали. Потом я поднялась и тяжело вздохнула.

– Итак, – он ободряюще похлопал меня по спине, – что теперь будем делать?

Ответ на этот вопрос пугал меня всегда, но только не сейчас. Эрик сделает так, чтобы в моей жизни никогда не было ничего пугающего. Я сделала еще один глубокий вдох, чтобы набраться сил, и спокойно сказала:

– Теперь я отправляюсь вынимать кости из утки.

– А… Ну, удачи, – ответил Эрик и снова погрузился в журнал.

Я вернулась на чистую кухню. Эрик отмыл даже кухонный стол и водрузил «Искусство французской кухни» в самый его центр. Переплет бедной книжки обтрепался; я не слишком успешно пыталась оказать ему первую помощь, заклеив скотчем. С каждым днем корешок все сильнее засаливался, и старая книга теперь выглядела древней. Перелистывая страницы, я наконец дошла до рецепта пате де канар ан крут, то есть до фаршированной утки в корочке из теста.

Если у вас есть «Искусство французской кухни», откройте книгу на странице пятьсот семьдесят один. Внимательно изучите рецепт – все пять страниц. Особенно обратите внимание на все восемь картинок – и вы откроете для себя много нового.

Ну, Джули, дерзай, у тебя все получится.

– Дорогая, ты что-то сказала? Все нормально? – Бедный Эрик. Представьте, каково это – сидеть там и с содроганием ожидать очередной истерики.