355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джули Пауэлл » Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту » Текст книги (страница 1)
Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 21:36

Текст книги "Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту"


Автор книги: Джули Пауэлл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Джули Пауэлл
Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту

Посвящается Джулии, без которой все это у меня бы не получилось,

и Эрику, без которого у меня вообще ничего и никогда не получилось бы


ОТ АВТОРА

С целью сохранить анонимность многие детали, имена и события в этой книге были изменены. Настоящие имена я оставила лишь себе, своему мужу и некоторым известным публичным деятелям, в том числе Джулии Чайлд и ее мужу Полу.

Кое-что я и вовсе выдумала. Например, сцены из жизни Пола Чайлда и Джулии Макуильямс – целиком и полностью плод моего воображения. На их создание меня вдохновили события, описанные в дневниках и письмах Пола Чайлда, в письмах Джулии Макуильямс и в биографии Джулии Чайлд в книге «Аппетит к жизни» (автор Ноэль Райли Фитч). Большое спасибо мисс Райли Фитч за ее замечательный труд, спасибо и библиотеке Шлезингер при Гарвардском университете за то, что открыли для всеобщего пользования архивы Джулии Чайлд.

Джули Пауэлл

БЛАГОДАРНОСТИ

Как и все авторы, особенно начинающие и не имеющие ни малейшего понятия, что к чему, я обнаружила, что, стоит начать раздавать благодарности, остановиться уже невозможно. Благодарность я пишу впервые, наверняка кого-нибудь забуду, и поэтому заранее извиняюсь, если кого обидела.

Итак, спасибо:

Эрику, разумеется;

маме, папе и брату Джордану;

Ханне, Хелен и Эм;

двум техасцам и всем их друзьям;

шестерым демократам с моего бывшего места работы, особенно Аните, Джону, Шерон и Кейти, а также Бену, Питеру, Крису, Эми, Дэвиду и… (секундочку, это уже больше шести, верно?);

Элизабет Гилберт, которая умудрилась спасти мою задницу за двадцать минут, притом что она в этот момент находилась в Афганистане;

Саре Чалфант, которая тоже не раз спасала мою задницу;

Молли, которая в последний момент напомнила мне, что не все и не всегда следует делать по правилам;

Джули Клайн за то, что поверила в меня;

Эрику Стилу за то, что он тоже поверил в меня;

и всем, кто хоть разочек читал мой блог, но в особенности тем читателям, которые стали моей семьей.

ОБ АВТОРЕ

Джули Пауэлл родилась и выросла в Остине, в штате Техас; там же познакомилась со своим мужем Эриком. Очень и очень долго она работала секретаршей, а теперь вот сидит в пижаме и пишет книги в своем так называемом лофте в Лонг-Айленд-Сити (Квинс, Нью-Йорк), где кроме нее проживают: муж Эрик, пес Роберт, кошки Максина, Луми и Купер и ручная змея Зузу Марлен.

~~~

6 октября 1949 года, четверг

Париж

В семь часов, унылым вечером на левом берегу Сены Джулия во второй раз в жизни принялась жарить голубей.

Первый раз в жизни это случилось на первом утреннем занятии в кулинарной школе Le Cordon Bleu [1]1
  Кулинарная школа Le Cordon Bleu («Голубая лента») готовит поваров классической французской кухни. Открыта в Париже в 1895 году.


[Закрыть]
в тесной полуподвальной кухне дома сто двадцать девять по улице Фобур Сент-Оноре. И вот теперь она вновь взялась за дело – в квартире, что они снимали с мужем Полом, на кухне, к которой вела узкая лестница. До того как дом поделили на квартиры, в этой его части жили слуги. Плита и столешницы были низковаты для ее роста, как, впрочем, и все остальное на этом свете. Но ее кухня наверху лестницы все равно нравилась ей больше, чем каморка в Le Cordon Bleu. Ей нравилось, что тут светло и просторно и есть кухонный лифт, на котором можно спустить жареную птицу прямо к столу. Здесь она могла готовить, а муж при этом мог сидеть рядом, за кухонным столом, за компанию. Что до столешниц, она к ним скоро привыкнет – при ее-то росте в шесть футов два дюйма [2]2
  185 см.


[Закрыть]
привыкать было не впервой.

Сидя за столом, Пол время от времени щелкал жену фотоаппаратом и дописывал письмо своему брату Чарли. «Если бы ты видел, с каким, остервенением Джулия запихивает перец и свиной жир в зад мертвому голубю, – писал он, – ты бы сразу понял, что у нее уже давно не все дома» [3]3
  Отрывок из письма Пола Чайлда его брату Чарлзу, 1949 год. – Примеч. авт.


[Закрыть]
.

Пол на самом деле толком еще ничего не видел. Его жена Джулия Чайлд решила научиться готовить. Ей было тридцать семь лет.

ДЕНЬ 1 РЕЦЕПТ 1
Картошка и лук до добра не доведут

Исходя из собственного опыта, осмелюсь утверждать, что Джулия Чайлд впервые приготовила потаж пармантье, пребывая в затяжном приступе уныния. Она пишет, что потаж пармантье, а по-нашему – просто картофельный суп, «аппетитно пахнет, хорош на вкус да и в приготовлении – сама простота». Это первый рецепт в ее первой книге. Она не возражает, если вы добавите в суп морковь, брокколи или же зеленую фасоль, но какой в этом смысл, если цель ваша – сама простота?

Сама простота. Звучит как стихотворная строка, не правда ли? То, что доктор прописал.

Но мне доктор прописал совсем не суп. Мой доктор, а если точнее – мой гинеколог, прописал мне родить ребенка.

– Ваши гормональные нарушения возникли из-за поликистоза яичников, вы об этом уже знаете. Да и вам как-никак под тридцать. Сами посудите – более подходящего времени уже не будет.

Эти слова я слышала не в первый раз. Уже который год мне капают на мозги – с тех самых пор, как я во второй раз продала свою яйцеклетку за семь с половиной тысяч долларов. А в первый раз я вознамерилась выступить донором пять лет назад, и тогда мне было двадцать четыре года. Вообще-то, слово «донор» в данной ситуации звучит нелепо и смешно, ведь, когда просыпаешься после наркоза, расставшись с полудюжиной зародышевых клеток, в приемной больницы тебя, донора, ждет чек на немалую сумму. После первого своего донорства я не собиралась повторять этот опыт, однако три года назад мне позвонил врач с загадочным европейским акцентом и спросил, не желаю ли я прилететь во Флориду для второго захода – видите ли, «наши клиенты остались весьма довольны вашим первым донорством». Донорские яйцеклетки – довольно новая технология, и никто не знает, будут ли доноры яйцеклеток судиться за опеку лет через десять. Поэтому вопрос этот обычно обсуждается с неизбежным использованием неопределенных местоимений и всяческих эвфемизмов. Но смысл этого звонка заключался в том, что где-то в Тампе уже бегает вторая маленькая «я» и родители второй маленькой «меня» настолько довольны ей (или им), что хотят еще одного такого же. Мне хотелось закричать: «Погодите – вы еще пожалеете об этом, когда они достигнут половой зрелости!» Но семь с половиной тысяч долларов, как вы понимаете, на дороге не валяются.

Короче говоря, после этого второго «забора» (в клиниках по лечению бесплодия это называется «забором» – они вообще используют множество двусмысленных определений, прямо как в Библии) у меня и обнаружили поликистоз яичников. Звучит ужасно, но реально это означает, что я разжирею, покроюсь волосами, а чтобы зачать, мне придется выпить гору таблеток. Другими словами, мне еще предстоит наслушаться этого библейско-гинекологического жаргона в клинике бесплодия, правда, уже в другом качестве.

Ну так вот. С тех пор как мне поставили этот диагноз, все врачи словно с ума посходили на почве моих перспектив деторождения. Дошло до того, что волынку «скоро тридцать» завел даже мой добряк-ортопед, седенький дедуля (я и тут отличилась – в двадцать девять умудрилась заработать грыжу межпозвоночного диска).

Ладно мой гинеколог, тот хотя бы знал, о чем говорит. Может, поэтому я героически сдержалась и не заорала на него, когда, протирая расширитель, он повторил это в очередной раз. Правда, когда он вышел, я все-таки запустила ему вслед своей темно-синей шелковой туфелькой – она попала как раз в то место, где секунду назад находилась его голова. Каблук с глухим стуком ударился о дверь, прочертил по ней черную полосу, после чего туфля упала на стол, опрокинув стеклянную банку с ватными палочками. Я кинулась собирать палочки с пола и со стола и запихивать их обратно в банку, а когда до меня дошло, что они теперь уже не стерильные, я просто свалила их в кучу рядом с коробкой с одноразовыми иглами, после чего втиснулась в свой винтажный костюм сороковых годов, которым так гордилась еще утром, особенно после того, как мой сослуживец Нейт заметил, что в нем моя талия выглядит тоньше (при этом исподтишка косился на мою грудь). Правда, после поездки в электричке без кондиционера от Нижнего Манхэттена до Верхнего Ист-Сайда он весь помялся, а под мышками расползлись пятна пота. Потом я тихонько улизнула, заранее приготовив пятнадцать баксов – плату за прием, пока никто не обнаружил, какой разгром я учинила.

Спустившись в метро, я сразу поняла, что что-то не так. Еще не дойдя до турникета, я услышала низкий подземный гул, эхом отдававшийся от кафельных стен, и заметила, что снующих с бессмысленным видом людей как-то больше обычного. В застоявшемся воздухе чувствовался резкий привкус недовольства. Время от времени «система оповещения» о чем-то «оповещала», но ни одно из этих похожих на тарабарщину сообщений не привело к появлению поезда, и так продолжалось долго, очень долго. С края платформы я, как и другие, заглядывала в тоннель, надеясь увидеть на рельсах бледно-желтый огонек приближающегося поезда, но там было черным-черно. От меня разило, как от промокшей шальной овцы; ноги в синих туфельках на каблуках с бантиками на носу меня убивали, спина – и того пуще; вдобавок на платформе собралось столько народу, что вскоре я стала опасаться, как бы кто не свалился на рельсы, может, даже я или мой сосед, которого я столкну туда в нервном припадке (к которому я была уже близка).

Но внезапно толпа расступилась, как по волшебству. Сначала я подумала, что вонь от моего костюма достигла своей критической точки, однако настороженные и изумленные взгляды пятившихся людей направлены были вовсе не на меня. Проследив за их взглядами, я увидела, как пьянчужка с копной черных с проседью волос, стриженных на дурдомовский манер, плюхнулась на бетонный пол рядом со мной. Ее вихрастая голова оказалась прямо подо мной, а от осознания нарушенного личного пространства у меня аж щиколотки свело. Пьянчужка что-то свирепо бубнила себе под нос. Толпа пассажиров пятилась от ненормальной, как стадо антилоп от львицы. На образовавшемся пространстве в опасной близости осталась лишь я – то ли как заблудший олененок, то ли как старая уставшая хромоножка, не поспевающая за остальными.

Пьянчужка между тем принялась колотить себя по лбу и выкрикивать: «Сволочи! Паскуды! Чтоб вы передохли!»

Я никак не могла сообразить, что безопаснее – податься назад и слиться с толпой или же замереть на месте. Затаив дыхание, я тупо уставилась на рельсы – старая уловка для тех, кто хочет оставаться незаметным в метро.

Но пьянчужка не унималась: уперевшись двумя руками в бетонный пол, она со всей силы треснулась лбом об пол.

Это оказалось слишком даже для толпы ньюйоркцев, которые давно свыклись с тем, что метро и всякие чокнутые неразделимы, как шоколадка и начинка. Отвратительный стук черепушки о бетон эхом разнесся во влажном воздухе, точно в голове у пьянчужки был особый резонатор, которым она посылала сигналы всем чокнутым в отдаленные концы города. Все вздрогнули и нервно переглянулись. Я ойкнула и отскочила назад. На лбу пьянчужки образовалась черная полоса, совсем как отметина от туфли на двери моего гинеколога, но пьяница продолжала вопить. Подошел поезд, и я, повинуясь всеобщему импульсу, втиснулась в другой вагон, подальше от нее.

В переполненном вагоне я уцепилась рукой за поручень и повисла на нем, как коровья туша на крюке, и тут вдруг осознала, словно некий всемогущий бог горожан шепнул мне на ухо, что мне и самой впору плюхнуться на пол рядом с этой чокнутой, начать биться головой об пол и кричать: «Что б вы все передохли!» – и есть только две причины, по которым я не стала этого делать: первая – как-то неудобно и вторая – не хочется окончательно испоганить свой и без того замызганный винтажный костюм. Врожденная стеснительность и солидный счет из химчистки – лишь это удерживало меня от окончательного безумства!

И тогда я заплакала. Моя слеза упала на страницу «Нью-Йорк пост», которую читал мужчина, сидящий подо мной, тот громко фыркнул и, перевернув страницу, погрузился в спортивную рубрику.

Спустя, как мне показалось, годы, я, наконец, выбралась из подземки и на углу Бэй-Ридж и Четвертой авеню позвонила Эрику из автомата.

– Привет. На ужин что-нибудь купил?

Эрик с шумом втянул воздух через зубы, как делает всегда, когда понимает, что сейчас ему достанется.

– А надо было?

– Ну я же сказала, что задержусь, потому что к врачу иду…

– Да, точно, извини. Я просто не… Хочешь закажем чего-нибудь или?..

– Ничего. Куплю что-нибудь по дороге.

– Обещаю, начну паковаться сразу после «Часа новостей»!

Было почти восемь, и единственным открытым магазином в Бэй-Ридж в этот час оказалась корейская лавка на углу Семнадцатой и Третьей улиц. Вид у меня был тот еще – в жеваном костюме, с потеками туши на лице, я стояла среди кочанов капусты, уставившись к одну точку. Я никак не могла решить, чего же мне хочется. Взяла картошки, пучок лука-порея, сливочное масло. Оглушенная, лишенная силы воли, я покупала продукты, будто следовала списку, составленному кем-то другим. Расплатившись, я вышла из лавки и направилась к остановке, но мой автобус – В69 – отошел прямо передо мной. Следующего жди не раньше чем через полчаса. В тот вечерний час я плелась домой за десять кварталов с целлофановым пакетом, ощетинившимся темно-зелеными перьями лука.

Минут через пятнадцать, когда я проходила мимо католической школы для мальчиков на Шор-роуд, в квартале от нашего дома, до меня дошло, что по чистой случайности я купила все необходимые ингредиенты для потаж пармантьепо рецепту Джулии Чайлд.

Когда я была маленькой, папа часто любил рассказывать историю о том, как застукал меня в пятилетнем возрасте на заднем сиденье нашего медно-красного «дацуна» со старым и мятым номером «Атлантик манфли». Эту историю не раз слышали все коллеги из его офиса, друзья, с которыми они с мамой ходили по ресторанам, и все наши родственники, кроме отдельных зацикленных на религии особей, которые не одобряют подобных вещей (имеются в виду не «дацуны», а пятилетние девочки, читающие взрослые журналы).

Полагаю, смысл этих рассказов сводился к тому, чтобы продемонстрировать мое превосходное, не по годам раннее интеллектуальное развитие. А поскольку я одинаково плохо проявила себя и в области балета, и в попытке исполнять чечетку, а на уроках физкультуры всегда последней взбиралась по канату и вообще была девочкой совсем не миниатюрной, не обаятельной и вдобавок носила совиные очки в красной оправе, любая похвала была мне в радость. В связи с этим я стала больше читать, напрашиваясь таким образом на похвалы, – и вот вам утонченная интеллектуалка.

Для поддержания репутации книжного червя я взялась за Толстого и Стейнбека задолго до того, как начала их понимать. Но мой страшный секрет заключался в том, что мне больше нравилось чтиво, куда менее интеллектуальное. «Древний Перн», «Цветы на чердаке», «Клан пещерного медведя» [4]4
  «Древний Перн» – роман Энн Маккефри в стиле фэнтези; «Цветы на чердаке» – первый роман из популярной детской серии Вирджинии Эндрюс, рассказывающий о четверых детях, запертых на чердаке их сумасшедшей бабушкой, и их последующем побеге; «Клан пещерного медведя» – роман Джин Ауэл о людях пещерного века.


[Закрыть]
– эти книжки я прятала под матрасом, как другие коллекцию «Плейбоя». В детском лагере я выжидала, когда вожатая выйдет из своего домика, чтобы стянуть у нее пару книжечек Эндрюс, которые она прятала за коробкой с «Тампаксом». У своей мамы я умыкнула Джин Ауэл и, прежде чем она спохватилась, успела прочесть до середины, после чего маме ничего не оставалось, как только морщиться и надеяться, что в книге есть хоть какая-нибудь образовательная ценность. Но «Долину лошадей» [5]5
  Продолжение «Клана пещерного медведя».


[Закрыть]
она мне так и не дала.

Потом мне исполнилось четырнадцать, мне надоело красоваться, и я бросила читать всякую заумь, а заодно и мусолить старые журналы. Но с недозволенной литературой я не распрощалась. До сих пор помню дивное ощущение, когда я погружаюсь во что-то запретное и непонятное. Что и говорить, но читатьо сексе тогда было даже интереснее, чем заниматьсяим сейчас! В наши дни любая четырнадцатилетняя жительница Техаса обладает исчерпывающими познаниями в области сексуального применения проколотых языков, но эта информация вряд ли волнует ее так же сильно, как меня в свое время волновали описания сексуальных утех неандертальцев.

Но знаете, о чем не имеют ни малейшего представления эти четырнадцатилетние жительницы Техаса? О французской кухне.

Весной две тысячи второго за пару недель до того, как мне исполнилось двадцать девять, я отправилась в Техас навестить родителей. Вообще-то, это Эрик меня туда выпроводил.

– Тебе надо ехать, – сказал он тогда.

Кухонный ящик, который сломался через две недели после переезда и который мы так толком и не починили, снова вывалился из пазов, рассыпав по всему полу дешевые столовые приборы. Я плакала, взирая на поблескивающие под ногами вилки и ножи. Эрик держал меня в объятиях, больше похожих на борцовский захват, – он всегда так делает, когда на самом деле ему хочется врезать мне как следует.

– А ты поедешь со мной? – спросила я, разглядывая пятно от соплей, которое сама же посадила на его рубашку.

– Работы слишком много. Да ты, думаю, и без меня справишься. Поболтаешь с мамой. Купишь новую одежду. Отоспишься.

– У меня тоже работа.

– Джули, ты временная секретарша. Какой смысл быть временной секретаршей, если нельзя даже сбежать иногда и устроить себе передышку? Ты ведь поэтому не ищешь себе нормальную работу, разве нет?

Сказать по правде, мне не нравилось задумываться о том, почему я не ищу нормальную работу. Поэтому я пропищала надтреснутым голосом:

– Поездка мне не по карману.

– Но она по карману нам. Или можем попросить твоих родителей оплатить дорогу. – Он взял меня за подбородок и приблизил свое лицо к моему. – Серьезно, Джули. Поезжай. Я тебя такую долго выносить не смогу.

И я поехала – мама оплатила билет в счет моего дня рождения. Через неделю я была уже в Остине, прилетела рано и даже успела на обед в настоящий техасский гриль-бар.

Вот именно там, когда я дожевывала сэндвич с грудинкой и окрой, меньше чем за месяц до моего двадцать девятого дня рождения, мама завела волынку «скоро тридцать».

– Господи, мам!

– Что? – Когда мама хочет заставить меня взглянуть фактам в лицо, она с подобием улыбки всегда говорит бодрым и непререкаемым тоном. Вот и сейчас. – Я только хочу сказать, посмотри на себя: ты несчастна, ты сбежала из Нью-Йорка, с Эриком у тебя непонятно что, а все ради чего? Моложе ты не становишься, преимуществами городской жизни не пользуешься, так зачем себя мучить?

А ведь я приехала в Остин с единственной целью – чтобы меня хотя бы здесь этим не доставали. Хотя нетрудно было догадаться, что мама вцепится в меня мертвой хваткой.

В свое время я отправилась в Нью-Йорк по той же причине, по какой все отправляются в Нью-Йорк. Это как картошке перед тем, как попасть в суп, надо счистить кожуру, так и молодой актрисе, прежде чем начать свою карьеру, надо попасть в Нью-Йорк. В Нью-Йорке я искала работу, где не надо было проходить собеседование, а поскольку я не Рене Зельвегер, да и актриса, прямо скажем, так себе, это оказалось проблемой. Поэтому в основном я перебивалась временными заработками и среди прочих мест работала на фирме, поставлявшей копировальные аппараты в штаб-квартиру ООН; и в инвестиционной фирме, ведущей дела женских монастырей; работала в азиатско-американском страховом отделе компании AIG; и даже секретарем вице-президента компании по интернет-технологиям в роскошном офисе с видом на Бруклинский мост, правда, офис этот свернулся через две недели после того, как меня туда взяли. Моя последняя должность – временный секретарь в правительственном агентстве в центре города. Все шло к тому, что мне предложат занять это место постоянно – рано или поздно всем «временным» это предлагают, и тогда я впервые в жизни задумалась о том, что пора распрощаться с иллюзиями и согласиться, пусть даже и от безысходности. Короче, из-за всего этого я и без того готова была удавиться, а тут еще мама заводит песенку «старость не радость». Ей ли не знать, что этого делать нельзя? Однако вместо извинения за свою жестокость она, откусив кусок жареной окры, пропела:

– Пойдем купим тебе что-нибудь поприличнее – что это за кошмар на тебе?

Наутро, после того как мама с папой ушли на работу, я долго сидела на кухне, попивая кофе и завернувшись в старый фланелевый серый халат – я и забыла, что он у меня есть. Я уже решила кроссворд в «Таймс» и прочла все рубрики, кроме финансовой и компьютерной, но приняла еще недостаточную дозу кофеина, чтобы найти в себе силы одеться. (Вчера я перебрала «Маргариты», это происходит почти всякий раз, когда я навещаю предков в Остине.) Дверь чулана была приоткрыта, и мой блуждающий взгляд остановился на книжной полке, уставленной знакомыми корешками. Поднявшись за очередной, последней чашкой кофе, я заглянула в чулан и взяла мамину старую книгу – «Искусство французской кухни, том 1», издание тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, книга, которая появилась на нашей кухне задолго до меня. Усевшись за тот самый стол, где мною были съедены тысячи обедов по возвращении из школы, я принялась листать книгу, просто так, без всяких намерений.

В детстве я частенько листала «ИФК». Отчасти оттого, что книги меня в принципе занимали, но была и еще одна причина. Эта книга пробуждает воображение. Она вскрывает в человеке самые глубинные и потаенные желания. Попробуйте найти самую самоуверенную и сексапильную модницу с фарфоровым личиком, пирсингом и подведенными глазами и спросить, сможет ли она приготовить пате де канар ан крут, то бишь утиный паштет в хрустящей корочке из теста, точно такой же, как на иллюстрациях страниц пятьсот семьдесят один – пятьсот семьдесят пять. Можете быть уверены, что прежде, чем вы успеете произнести фразу: «Эти шляпки та-а-ак давно вышли из моды, целых пять минут назад», она сбежит обратно в свой Уильямсбург, туда, где ее никто не заставит вынимать кости из утки.

Но что такого особенного в этой книге? Старая кулинарная книга, только и всего. Написанная в те времена, когда еще не было ни вегетарианцев, ни адептов Аткинса, ни приверженцев диеты Саут-Бич, сейчас все они наморщили бы свои носики, унюхав на ее страницах сотни отступлений от правил. А так называемые гурманы вспоминают о ней с трогательной и снисходительной улыбочкой, прежде чем вернуться к сборникам рецептов от Chez Panisse [6]6
  Ресторан шеф-повара Элис Уотерс в Беркли, где, как считается, зародилась современная калифорнийская кухня.


[Закрыть]
. Мне бы тоже следовало разделять их вкусы. Ведь я как-никак нью-йоркская актриса, следовательно, должна сочетать в себе городскую привередливость и снобизм жителей пригородов.

Хотя, честно говоря, какая я актриса – ведь я даже ни разу не снималась! Если честно, я даже на прослушивания ни разу не ходила. Но если я не нью-йоркская актриса, то кто же я? Я – та несчастная, кто каждое утро тащится на метро с окраины до Нижнего Манхэттена, весь день отвечает на звонки и делает копии, а возвращаясь домой, только и может, что завалиться на диван и тупо пялиться на героев телевизионных реалити-шоу, да так и засыпать.

Мамочки! Ведь это правда! Я действительно всего-навсего секретарша. И тут впервые за полчаса я оторвалась от «Искусства французской кухни» и полностью осознала, что в глубине души давно уже смирилась с тем, что я всего-навсего жалкая секретарша! Смирилась много месяцев, а то и лет назад.

И эта была плохая новость. Но во всем этом было и кое-что хорошее: звонкий шум в голове и малоприятное, но почему-то волнующее сжатие в животе как напоминание о том, что я еще способна стать кем-то.

Доводилось ли вам читать «Искусство французской кухни»? Наверняка доводилось – книга как-никак легендарная. Даже если вы не знаете о Джулии Чайлд, вы наверняка слышали о ней в связи с окровавленным пальцем [7]7
  В комедийном шоу «Субботним вечером» Дэн Эйкройд показал пародию на кулинарное шоу Джулии Чайлд, где «Джулия» продолжала готовить несмотря на то, что сильно порезала палец и истекала кровью.


[Закрыть]
Дэна Эйкройда. Но видели ли вы саму книгу? Попробуйте найти одно из ранних изданий в твердой обложке – не такая уж это и редкость. Было время, когда у каждой американской домохозяйки, способной вскипятить воду, была эта книга, так, по крайней мере, говорят.

Иллюстраций в ней немного; никаких глянцевых снимков автора в стиле «софт-порно», где холодная скандинавская садо-мазо королева с сияющими волосами впивается зубами в сочную землянику или же с надменной улыбкой и мясницким ножом в руке позирует на фоне идеального домашнего пирога. Все блюда безнадежно устарели, готовятся возмутительно долго, содержат столько сливок и масла, что любой диетолог в обморок грохнется; а уж о всяких там панчеттах, морской соли или васаби тогда вообще никто слыхом не слыхивал. Прошло уже несколько десятилетий с тех пор, как эта книга выпала из всех списков литературы, рекомендуемой для продвинутых гурманов. Но тем утром, когда я держала ее в руках, разглядывала обложку с рисунком из лилий помидорного цвета, листала ее пожелтевшие страницы, у меня возникло чувство, будто я нашла для себя что-то очень важное. Откуда оно взялось? И вновь я склонилась над книгой, выискивая причины этого странного чувства. Дело было не в еде. Если вдуматься, книга эта не только о еде. Нет, тут сокрыто нечто более глубокое, какой-то шифр, заключенный то ли в словах, то ли в самой бумаге.

Никогда я не обращалась за утешением к религии – к вере у меня генетическая непредрасположенность. Но, читая «Искусство французской кухни», книгу на первый взгляд по-детски простую, с ее словами, похожими на магические заклинания, дарующие успокоение, я невольно подумала, что именно так и должна звучать молитва. Утешение, неразрывно связанное с надеждой и ожиданием. «Искусство французской кухни» напоминало библейские строки.

Поэтому неудивительно, что, когда я улетела обратно в Нью-Йорк, мамина книга «ИФК», припрятанная в сумке, улетела вместе со мной.

Взявшись за потаж пармантье, начинаешь понимать, что между «просто» и «легко» существует разница. Мне никогда не приходило в голову, что разница есть, пока в тот вечер после моего похода к врачу, через три месяца после того, как я умыкнула мамину кулинарную книгу сорокалетней давности, мы с Эриком не сели на диван и не попробовали картофельный суп Джулии Чайлд.

Безусловно, мне приходилось готовить блюда и полегче. Как то: развернуть целлофановую обертку замороженного бифштекса и швырнуть его на гриль. Или заказать пиццу и пропустить пару «буравчиков» в ожидании разносчика – еще один мой излюбленный рецепт. Так что с точки зрения «легкости» блюду потаж пармантьепохвастаться было нечем.

Сперва нужно почистить картофель и нарезать его ломтиками. Нарезать порей, промыв хорошенько, чтобы смыть весь песок – стебли лука-порея те еще грязные заразы. Положить ингредиенты в кастрюлю с водой и посолить. Томить на медленном огне минут сорок пять, затем или «размять овощи вилкой», или протереть через сито. Сита у меня нет, а разминать овощи вилкойя не собиралась. Зато у меня была толкушка для картофельного пюре.

Вообще-то, толкушка принадлежала Эрику. Много лет назад, еще до того, как мы поженились, и задолго до того, как все помешались на диете Аткинса, картофельное пюре было фирменным блюдом моего Эрика. В те времена я традиционно дарила Эрику всякие замысловатые кухонные принадлежности, не задумываясь всерьез о проблеме хранения вещей в крошечных бруклинских квартирах. Юмор (не слишком-то смешной) состоял в том, что ничего, кроме картофельного пюре и гигантских бургеров, он готовить не умел. Толкушка – единственный подарок, выживший с тех времен. Я подарила ее ему на Рождество, когда мы еще жили в квартире возле железной дороги на Одиннадцатой улице, между Седьмой и Восьмой, – это было еще до того, как район близ Центрального парка стал нам совсем не по карману. Тогда я сшила нам рождественские носочки из фетра, взяв выкройку из рождественского номера журнала для рукодельниц. Красный с белой оторочкой носок для Эрика и белый с красной оторочкой для себя. Они у нас до сих пор хранятся несмотря на то, что шить я совсем не умею и получились они какими-то кривыми и перекошенными. Да и для подарков, вроде толкушки, они не подходят. Но я все равно запихнула толкушку в носок. Подвешенный над полкой неработающего камина в нашей спальне, этот носок выглядел так, словно Санта преподнес Эрику «люгер». Никогда не умела упаковывать подарки.

Итак, потомив картошку с пореем около часа, нужно протереть ее через сито либо размять вилкой или толкушкой для пюре. Все три варианта доставят немерено хлопот, правда, можно воспользоваться комбайном – подобных громоздких конструкций нам немало надарили на свадьбу. Но Джулия Чайлд утверждает, что комбайн сделает суп «неинтересным и не похожим на блюдо французской кухни». Вообще говоря, любое утверждение «не похожий на блюдо французской кухни» выгладит сомнительным, однако в случае с потаж пармантьеразница очевидна. Разминая ингредиенты толкушкой, вы не сможете получить абсолютно однородную массу, и в супе останутся комочки– зеленые, белые и желтые комочки, которые и придают блюду особый изыск. Вам останется добавить в суп изрядную порцию масла, и готово. Джулия рекомендует посыпать его петрушкой, но это необязательно. Суп прекрасно выглядит и без петрушки и пахнет восхитительно, а ведь если задуматься, что в нем такого? Порей, картошка, масло, вода, соль да перец.

Пока этот суп варится, нелишним будет поразмышлять о картошке. О самом процессе чистки картошки. Не то чтобы чистить картошку занятие увлекательное, вовсе нет. Но снимать кожуру, смывать грязь, резать клубень на кубики, а затем опускать их в холодную воду, чтобы они не порозовели… что-то в этом есть. Манипуляции нехитрые, но ты точно знаешь, что делаешь и почему. Картошка всегда картошка, и все делают с ней одно и то же – готовят, к примеру, такой вот суп. Все в этих действиях ясно, понятно и нет ничего лишнего. Даже если вы собираетесь пропустить картофель через какой-нибудь хитроумный кухонный комбайн, купленный в модном магазине «Все для дома», вам все равно сначала придется почистить картошку, и без этого никуда.

Отрезок жизни между двадцатью и тридцатью годами я могла бы провести:

а) убиваясь по девяносто часов в неделю на высокооплачиваемой, этически сомнительной работе, напиваясь по вечерам и занимаясь взрывным сексом с большим количеством мужчин моего возраста;

б) просыпаясь каждый день не раньше двенадцати и шикарном лофте в Уильямсбурге, работая над своими картинами (поэтическими виршами/вязанием/перформансами), без особых последствий употребляя модные наркотики, гуляя в скандальных модных ночных клубах и занимаясь взрывным сексом с большим количеством мужчин моего возраста (и женщин, если получится);

в) продолжая образование, потея над диссертацией с непроизносимым названием, чередуя интеллектуальные искания с курением марихуаны и взрывным сексом с большим количеством профессоров и студентов.

Таковы ролевые модели для девушки вроде меня. Но я не последовала ни одной из них. Я вместо этого вышла замуж. И не то чтобы мне уж очень хотелось… Просто так случилось, и все.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю