Текст книги "Эммелина"
Автор книги: Джудит Росснер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Естественно. Ведь ты раньше не видела меня дома. – Сказав это, он сразу прикусил язык, но слово не воробей. – Так как же, отвести тебя домой? – спросил он после паузы.
– Как знаете.
– Уже скоро девять. Тебе нельзя снова вернуться поздно. Ты понимаешь?
– Да.
– Эммелина, – сказал он, не двигаясь с места. – Что же мне с тобой делать?
– Что вы хотите этим сказать? – спросила она. – По-моему, вам ничего и не нужно делать.
– Но ведь они могут вернуться завтра.
– Да. И я буду жить, как жила прежде.
– Ты никому из подружек не рассказала?
– Конечно нет. – Вопрос больно задел ее. Он звучал так, словно мистер Магвайр готов был заподозрить ее в желании разболтать всем их общую тайну. Стремительно повернувшись, она заспешила к дыре в заборе, через которую проникла в Эйкр.
– Погоди! Я придумал.
Он догнал ее и, взяв за руку, повел обратно к домику, принадлежавшему, как он сказал, его брату. Позади, прилепившись к нему, стоял сарай. Магвайр открыл дверь. В темноте закудахтали куры, задвигался кто-то побольше, скорее всего коза.
– Раз уж вам так понравились владения моих родичей, мисс Эммелина, – горячо зашептал он ей на ухо, – побудем здесь еще немножко.
Тихонько посвистывая, чтобы нечаянно не переполошить устроившуюся на ночь живность, он повел ее к наваленной в углу куче сена. За стеной слышались голоса, там разговаривали, о чем-то спорили. Плакал ребенок. Эммелина вдруг поняла, что, пожалуй, ни разу после Файетта не слышала детского плача, и неожиданно ей самой ужасно захотелось плакать. Сдерживая слезы, она прикусила губу, а мистер Магвайр целовал ее мягко и нежно и в то же время обнимал все крепче, но даже и среди ласк беспрестанно продолжал говорить, что нужно все время помнить об осторожности, даже если им предстоит встречаться только на фабрике.
Ее такое будущее пугало, во всяком случае сейчас. Если только она сможет видеть его и слышать его замечательный голос, ей будет нетрудно жить в Лоуэлле и работать на фабрике. Мечты о доме куда-то отодвинулись, их заменили мечты о том летнем дне, когда Айвори Магвайр с детьми уедет на берег моря.
Они лежали на сене, а за стеной все плакал и плакал ребенок и не давал Эммелине, как раньше, забыть обо всем на свете. Хотелось уже поскорей распрощаться, хотелось уйти от мыслей, каково это будет, когда она больше не сможет касаться его, как сейчас.
Она сказала, что ей пора, и Магвайр похвалил ее за появившееся наконец-то чувство ответственности. Не доходя до поворота к дому миссис Басс, он молча поцеловал ее на прощание и ушел. А в субботу в ткацкой, проходя мимо ее станка, сунул в ладонь записку, в которой сказано было, что его домашние возвращаются не раньше воскресного вечера и он ждет ее у себя завтра утром, а если она пойдет в церковь вместе с подружкой и по дороге не сможет улизнуть, то после службы.
К воскресенью вернулись зимние холода, но Эммелина, все время думая о своем, этого даже и не заметила. Она то была на седьмом небе от счастья, что встретится еще раз с мистером Магвайром, то замирала от ужаса при мысли, что этот раз скорее всего действительно будет последним. Кроме того, ко всем чувствам примешивалась обида: ведь если он накануне знал, что семья возвращается в воскресенье, то, значит, знал это и раньше. Так зачем же обманывал? Зачем ему непременно надо иметь возможность в любой момент ускользнуть, хотя вся сила и так на его стороне, а она просит о такой малости?
Вместе со Сьюзен и ее компанией она прошла часть пути до церкви Конгрегации, но в разговорах почти не участвовала, так что в конце концов Сьюзен спросила, что с ней.
– Ничего, просто скучаю по дому, – ответила Эммелина и сразу почувствовала, как разрастается все время покалывавшее чувство обиды. На кого – не совсем ясно, но кто-то ведь виноват в том, что она теперь врет на каждом шагу. Правда, завтра необходимость лгать отпадет, но нужно будет все время помнить об осторожности: он непрерывно напоминает ей об этом.
Когда показался вдали его дом, она побежала. Вот она уже у двери, стучит. Никакого ответа. Подумав, она поняла, что нужно, наверное, пройти к черному ходу.
Обойдя дом, она заглянула в кухонное окно. Он сидел там же, где и в прошлый раз, и, положив голову на стол, крепко спал. При виде этой картины и злость, и обиды сразу исчезли.
Она постучала в стекло, но он даже не шелохнулся. Попробовала толкнуть дверь. Та оказалась не заперта, и Эммелина вошла. Услышав шаги, он, толком еще не проснувшись, стремительно обернулся, словно бы испугавшись, а увидев ее, с облегчением рассмеялся:
– Ну знаешь, ты меня напугала до полусмерти.
Судя по голосу, он был не слишком-то счастлив видеть ее и явно нервничал.
– Как вы узнали, что они не вернутся до вечера? – спросила Эммелина.
– Они всегда приезжают к концу воскресенья.
– Так почему же тогда вы сказали…
– Не задавай глупых вопросов, Эммелина, прошу тебя. Она сняла шаль, но огонь в очаге прогорел, и было так холодно, что пришлось снова в нее завернуться.
– Ты что же, не понимаешь, чего мне стоит встречаться с тобой? – спросил он чуть ли не злобно. – Не понимаешь, что тебе не годится приходить сюда? Не понимаешь, что каждый раз, распростившись с тобой, я даю себе клятву, что повторений не будет?
– Нет, – сказала она, комкая концы шали, изо всех сил сдерживая подступающие слезы. – Я всего этого не понимаю. Мне не кажется, что я делаю больно кому-нибудь, и уж тем более вам. Ведь вы спасли мне жизнь, мистер Магвайр, и я просто не вынесу, если из-за меня вам теперь будет плохо. И… наверное, лучше мне просто уйти…
– Вы спасли мне жизнь, мистер Магвайр, – повторил он за ней изумленно. – Ах, Эммелина, Эммелина, ты даже не понимаешь…
Она ждала, чем он закончит фразу, но он вдруг резко спросил:
– Что это было?
– Не знаю. Я ничего не слышала.
– У парадного входа. Подожди здесь. – Он быстро вышел, но почти сразу вернулся. – Все в порядке. Ну, ладно. Пошли наверх, разведем там огонь.
Но нервозность не оставляла его и наверху. Он стремительно протащил ее мимо комнаты девочек, как будто то, что она хоть секундочку постоит возле двери, подскажет им потом, что приходил кто-то чужой. Разведя в спальне огонь, он подошел к окну, выглянул, но потом раздраженно пробормотал:
– Идиот, чего ради смотреть на улицу, когда они могут подъехать по Потакет-стрит и сразу же завернуть во двор, к сараю.
– Но зачем нужно смотреть, если они приедут только вечером? – спросила Эммелина.
– Кто может знать наверняка?! Однажды им показалось, что надвигается ураган, и они стали так нахлестывать лошадей, что прикатили до сумерек.
Пока было еще далеко до полудня. Стараясь согреться, Эммелина стояла спиной к камину.
– Сядь сюда. – Мистер Магвайр кивнул на кровать с изголовьем из металлических прутьев. – Сядь, прислонись к изголовью: хочу на тебя наглядеться.
Она послушалась, хотя оказалось, что опираться на прутья больно и неудобно. Он улыбнулся:
– Теперь ты в клетке. Когда захочу – отпущу, а когда передумаю – снова запру.
Она молча смотрела ему в глаза, не понимая, при чем тут клетка, и не догадываясь, что прутья спинки навеяли этот образ.
Взгляд мистера Магвайра смягчился. Прежде, когда его лицо вот так, неожиданно, делалось нежным, она сама словно бы расплывалась, превращаясь во что-то теплое и текучее, а сейчас все внутри сжалось в узел, ведь она знала – не пройдет и нескольких минут, как он уже снова на что-то рассердится. Мелькнула мысль: может, к лучшему, что теперь они смогут встречаться только на фабрике. Не надо ей этих мгновений острого счастья, если за ними всегда идет боль. Но стоило ему подойти к ней и, словно впервые, коснуться лица, как сразу, сметая все на пути, поднялась волна других чувств.
Как же ей жить без него столько месяцев? Без рассказов, которые она так любит слушать, без ощущения, что он рядом, без возможности говорить о себе. Ведь есть вещи, которые никому не расскажешь, а он понял бы – она это чувствует. Хочется, чтобы он, наконец, узнал ее семью так, словно сам прожил всю жизнь в Файетте. До сих пор он столько рассказывал ей о себе, что у нее просто времени не было раскрыть свою душу. Он совсем ничего не знает о Льюке, о маме. Не знает, как трудно ей ладить с Гарриет, не знает толком, почему так случилось, что она уехала на фабрику, не знает, как добралась до Лоуэлла, не знает и про Флорину. Как много нужно ему рассказать! Думая обо всем этом, Эммелина крепко вцепилась в руки мистера Магвайра, и он невольно отдернул их.
– Ты что? – Голос его звучал так, словно она сделала ему больно.
Выпрямившись, Эммелина пыталась стряхнуть наваждение. Паника охватила ее. Было такое чувство, будто, проснувшись после кошмара, в котором у нее отнимали все, что ей было дорого, она очутилась в не менее страшной реальности. Даже постель, на которой она сидела, была почему-то чужая. Борясь с желанием снова вцепиться в мистера Магвайра и страшась рассердить его этим, она отодвинулась торопливо на край кровати. Нет, нет, нельзя за него цепляться. Надо, наоборот, показать, что она не обуза.
– Что с тобой? – спросил он ее.
– Ничего. Я просто думала о Файетте. Может, летом я смогу туда съездить, увидеть маму.
– Иди ко мне.
– Не могу, надо уже возвращаться.
Но, как бывало и прежде, попытка уйти возымела обратное действие. Прижав ее к себе, Магвайр позабыл все на свете. И Эммелина тоже не помнила, ни кто она, ни где находится, пока не раздался полуденный звон колоколов.
– Одевайся быстрее, а то опоздаешь к обеду, – торопил мистер Магвайр.
Но Эммелина была спокойна и безмятежна. Она одевалась, чувствуя, что он наблюдает за ней, и впервые не делала даже попыток укрыться от его взгляда. Ей было не страшно опоздать на обед, но и необходимость уйти не пугала. Он сказал, что не мыслит себя без нее, и она этому поверила. Потом сказал еще, что всегда чувствовал холод и пустоту в сердце, что все эти годы, прожитые в Америке, чуть ли не каждый день мечтал отправиться на Дальний Запад искать золото. И только вот в последнюю неделю позабыл и о Западе, и о золоте.
Рот Эммелины неожиданно растянула зевота. Сейчас она пообедает, потом поболтает со Сьюзен и Дорой. Или немного отдохнет после обеда, а потом они, все вместе, выйдут погулять.
А поскольку сейчас не будет уже, наверно, времени взглянуть на витрины на Мерримак-стрит, она, может, сходит туда попозже и будет разглядывать шляпки так, словно думает, какую купить с январской получки. А может, к следующей зиме дела дома пойдут получше и она и вправду иногда будет себе что-нибудь покупать.
Он спросил, не хочет ли Эммелина, чтобы он проводил ее полпути.
– Нет, нет, не надо. Я и сама прекрасно дойду.
Когда она повернулась, чтобы идти, он снова сделал попытку удержать ее, но она увернулась, сказав с улыбкой, что он же сам отлично знает: ей пора.
Возле дверей он сжал ее в объятиях и долго не отпускал, обещая, что все же придумает, как им встречаться.
В пансион она шла в отличнейшем настроении – очень спокойная, очень счастливая.
* * *
День, когда она получила и отправила по почте в Файетт свое второе месячное жалованье, был самым счастливым и радостным в ее жизни. Восемь долларов! К следующему Рождеству она вышлет домой уже девяносто шесть, даже если ей не прибавят больше ни цента. Она как раз строчила письмо, которое отправляла домой вместе с деньгами, когда миссис Басс села рядом и стала расспрашивать о делах. Не удержавшись, Эммелина рассказала, что за старание и хорошую работу мистер Магвайр уже перевел ее с ученического на полный оклад. И хотя в ответ миссис Басс похвалила ее, тон был суховатый, и Эммелине показалось, что она считает, будто так просто, без особых причин, мистер Магвайр не сделал бы этого.
Однако долго думать о миссис Басс не хотелось. Все остальное складывалось хорошо. Она продолжала дружить со Сьюзен и Дорой и всем их кружком, а кроме того, в пансион наконец-то приехала новенькая и впервые с тех пор, как отпала необходимость делить кровать с Хильдой, у нее появилась подружка, занявшая половину ее кровати.
Эта девушка, Верна, жила недалеко от города, сразу за Челмсфордом, в местах, где еще сохранилось фермерское хозяйство, и брат привез ее в Лоуэлл на лошади. Верне было шестнадцать, она была очень застенчива, но старалась проявить дружелюбие. Миссис Басс отвела ее к мистеру Уайтхеду, который с готовностью принял еще одну работницу. В ткацкой тоже имелась вакансия. И в какой-то момент Эммелине очень захотелось устроить так, чтобы свободное место заняла Верна, но потом пришло в голову, что лучше, чтобы она не знала мистера Магвайра. Иногда так хотелось поговорить о нем с кем-нибудь. И если Верна будет с ним незнакома, то можно как-нибудь осторожно рассказывать ей о нем, присочинив, например, что живет он в Файетте.
В ткацкой мистер Магвайр заговаривал с ней, только если она стояла в кружке других девушек. Она иногда украдкой посматривала в его сторону и раза два-три перехватила и его взгляд. Он смотрел очень сосредоточенно и внимательно, так что не замечал даже, что она его видит, а заметив, вздрагивал и рассерженно отворачивался, словно она была виновата в том, что он смотрит. Но все это было еще вполне терпимо.
А вот когда он перевел ее во второй ряд, чтобы поставить поближе к себе появившуюся в ткацкой новую работницу (так ему будет удобнее помогать ей), стерпеть такое оказалось труднее. Когда же она увидела, как он обращается с этой новенькой, обида перешла в настоящую муку. Мистер Магвайр разговаривал с девушкой (ее звали Луиза) чрезвычайно легко и шутливо, а она явно воспринимала это как знак особого к себе расположения.
Бессильное отчаяние волной захлестывало Эммелину. Так, значит, он такой со всеми! А эта Луиза даже и не хорошенькая! А знает ли она, что он женат, отец семьи? И если знает, то почему улыбается так, словно их уже связывает что-то особенное? Глядя, как они разговаривают, Эммелина кипела негодованием на Луизу, но потом целый день не могла смотреть и на Магвайра.
Ближе к вечеру она почувствовала, что он старается привлечь ее внимание, но притворилась, что не замечает этого. В конце концов он сам подошел к ней и, для вида возясь с челноком, сказал, чтобы она незаметно забыла что-нибудь в ткацкой и под предлогом забытой вещи вернулась после работы поговорить. Эммелина сразу повеселела. Вдруг он придумал, как им встретиться? И вечером, выйдя уже из ткацкой на лестничную площадку, воскликнула, что забыла теплую шаль, и со всех ног бросилась обратно в ткацкую. Мистер Магвайр тушил последние лампы.
– Ну а теперь скажи мне, в чем дело, – попросил он.
– Ни в чем. – Но Луиза вдруг встала перед глазами, и она с трудом удержалась, чтоб не расплакаться.
– Ты не больна. Ты красивее, чем… В общем, ты, безусловно, не больна.
– Нисколько. Я прекрасно себя чувствую.
– Значит, тебя что-то сердит.
– Нет, не сердит. Ведь вы имеете полное право делать все, что хотите, и разговаривать с кем угодно.
Сначала он просто не понял, о чем идет речь. Потом рассмеялся.
– О Господи! – выдавил он сквозь смех. – И вырасти не успела, а уже… – Он посерьезнел. – Ты ведь знаешь, что я хорошо отношусь ко всем девушкам. Верно ведь, Эммелина?
Она кивнула, не в силах взглянуть на него.
– А тогда прекрати эти глупости. Если хочешь меня ревновать, ревнуй к семье. Я принадлежу ей, и это делает невозможными наши встречи.
– Но вы говорили…
– Ну или во всяком случае почти невозможными.
Она наконец подняла голову.
– Посмотри на себя, – сказал мистер Магвайр. – Ведь ты удивительно хороша! Глаза от слез просто сверкают. А я слишком стар для всех этих глупостей. Мне ведь без малого сорок.
Слезы уже текли по щекам. Он стер их, нежно поцеловал ее – она прильнула всем телом. Но он сразу же мягко высвободился.
– Иди. А то девушки будут думать, куда ты пропала.
– Меня не заботит, о чем они думают.
– А тебя это должно заботить.
– Хорошо. Ради вас я буду заботиться об их мнении.
– Тебе нужно думать о своей репутации, – сказал он мрачно, – иначе ты просто погубишь себя.
– Пообещайте, что вы постараетесь как-то устроить свидание, – сказала она, изумляясь своей настойчивости и прямоте. Все это было как-то связано с Луизой, с чувством, что, если она не будет бороться, он найдет ей замену.
– Конечно, я постараюсь, – ответил он. – Ты что же, думаешь, мне самому этого не хочется?
Он стал тушить единственную еще горевшую лампу, а Эммелина, подхватив шаль, бегом спустилась с лестницы.
В эту пору она не грустила подолгу. Над всем господствовало чувство радости бытия, подобного которому она не испытывала и в Файетте. Ужасно хотелось, конечно, проводить время с мистером Магвайром, но не было ощущения, что без свиданий не вытянуть предстоящие месяцы в Лоуэлле. В ткацкой она подружилась с Луизой. Уверившись, что Магвайр относится к новенькой, как ко всем прочим, легко было разглядеть, какая же это славная девушка.
А в пансионе Эммелина стала неразлучна с Верной. Как только выдавалась возможность, обе старались оказаться вместе. Верна не раз повторяла, что Эммелина ей как сестра. У самой у нее было пять братьев, а вот сестры – ни одной. В письмах домой, ставших теперь гораздо более частыми, Эммелина рассказывала, что ни у Верны, ни у нее нет чувства разницы в годах и дружат они совершенно на равных.
Обе были румяно-хорошенькие, обе с отменным аппетитом. Часто, когда они прогуливались, держась за руки, по Мерримак-стрит, мужчины пытались заговорить с ними, но они не откликались на эти попытки. Эммелине были неинтересны такие ухаживания. Верну в Челмсфорде ждал жених. (Если бы его дела не пошли вдруг плохо, они сейчас были бы уже женаты.) Обеим девушкам, казалось, все под силу! Когда они отправлялись гулять в компании с четверкой подружек, те всегда первыми заводили речь о том, что, пожалуй, пора уже возвращаться. Вдвоем они часто проделывали весь долгий путь по Потакет-стрит, чтобы полюбоваться при луне грохочущими, пенящимися водопадами. В такие минуты, стоя неподалеку от внушительного дома на углу Школьной, Эммелина почти готова была рассказать Верне о себе и Стивене Магвайре. Удерживало сознание, что это и его тайна, да еще легкое сомнение, сумеет ли Верна понять все правильно. Раза два она даже попробовала заговорить о Магвайре, не упоминая, что ее герой женат, ирландец и живет в доме Элайи Стоуна, но неожиданно задача оказалась непосильной, и она больше не возвращалась к этой теме.
Единственное, что слегка омрачало жизнь в эти дни, да и то поначалу лишь сблизило ее с Верной, было резкое изменение отношения к ней миссис Басс. Хозяйка пансиона не только не покровительствовала ей больше, но стала вдруг относиться с какой-то подозрительностью и неприязнью. Если раньше она была озабочена, чтобы Эммелина как-то случайно и по неопытности не нарушила предписанных правил, то теперь пристально наблюдала за ней и Верной, предполагая возможность поступков, которые им и в голову бы не пришло совершить. Эммелине было не разобраться, когда же началась эта подозрительность: с появлением Верны или с тех пор, как миссис Басс узнала, что она уже на полном жалованье?
Они всегда старались вернуться с прогулок вовремя, так как чувствовали: стоит им раз опоздать, и миссис Басс сразу даст знать на фабрику о нарушении правил. Если прежде ей вечно хотелось, чтобы Эммелина ела побольше, то теперь, углядев как-то, что они с Верной, взяв с блюда мясо, оставили его пустым, она на весь стол заявила, что ей казалось, пор-р-р-ции хватит еще на несколько девушек. У Эммелины вдруг появилось почему-то отвращение к лососине. Раньше ей было просто непонятно, как это можно не любить хоть что-то из еды. А теперь даже запах рыбы стал неприятен, а при виде ее сразу хотелось убежать, что она и проделывала, если была не слишком уж голодна, а если оставалась за столом, то вместо рыбы ела картошку, капусту и хлеб.
– И с каких это пор вы, мисс, не желаете есть лососину? – спросила ее миссис Басс, когда это случилось во второй или в третий раз.
– А я никогда особо ее не любила, – солгала Эммелина, повторив фразу, слышанную от других девушек, и сконфузилась, оттого что ей снова пришлось почему-то лгать. Но в присутствии миссис Басс она вечно была в состоянии готовности к обороне, и поэтому ложь прозвучала естественно, словно правда.
Все вокруг начинали уже подшучивать над тем, что Басс «цепляется» к Эммелине, а заодно и к Верне. Спрашивали, уж не сказала ли Эммелина чего-нибудь дерзкого, не натворила ли чего-то, о чем они знать не знают. Она только смеялась в ответ на такие вопросы и в душе радовалась, что мистер Магвайр всегда заставлял ее быть осторожной. Благодаря этому она во всяком случае точно знала, что миссис Басс наверняка не видела их никогда наедине.
Приближался день, когда она получит третье жалованье, а Верна – первое. Верне не нужно было отсылать домой деньги, но она решила не покупать сейчас шляпку, а подождать, пока и Эммелина сможет позволить себе такую обновку.
Они шли по направлению к водопадам. Весна еще не чувствовалась в воздухе, но было не так холодно, и хотя в этот вечер они припозднились, решено было все же не поворачивать, не дойдя до водопада.
– Вовсе тебе не нужно ждать, пока у меня будут деньги, – старалась Эммелина убедить Верну, чувствуя в то же время огромную благодарность.
– По справедливости мне бы надо ждать даже больше, чем тебе, ведь зарабатываю я меньше.
– Да что ты! – возразила Эммелина. – Все покупают шляпки сразу же по приезде. Они ведь совсем не такие и дорогие.
– Раз так, я куплю их для нас обеих, а ты отдашь деньги потом, когда сможешь.
– Ой, нет! На это я не могу согласиться.
Но то, что такая мысль пришла Верне в голову, было так здорово, что она импульсивно схватила подругу за руку, и они побежали, а потом, одним махом одолев весь остаток пути, остановились на своем обычном месте на мосту и принялись смотреть на пенящуюся воду. Зрелище завораживало, от него было сразу не оторваться, хотя и точила, пожалуй, мысль, что время тушения огней приближается.
– Хорошо было бы иметь нам с тобой маленький домик, вон там, – сказала вдруг Эммелина, указывая на пастбища за рекой вниз по течению. – Днем мы работали бы на фабрике, а вечером возвращались к себе и ужинали вдвоем.
– Но тогда нам пришлось бы и стряпать, – напомнила Верна.
– И отлично. Все было бы так, как дома.
– А я ненавижу жить дома, – спокойно сказала Верна.
– Ты шутишь! – воскликнула в изумлении Эммелина.
– Ничуть. – У Верны были густые каштановые волосы и яркий цвет лица; сейчас, на морозе, щеки у нее были точь-в-точь как редиски. – Дома работа вечно с тобой. А вот здесь днем, конечно же, тяжело, но когда возвращаешься в пансион, обслуживают тебя. Не ты стряпаешь, не ты моешь посуду. Да и работать не скучно: есть на кого посмотреть и с кем поболтать, но, главное, закончив работу, сразу уходишь, а не сидишь в тех же четырех стенах, соображая, что еще надо сделать.
От удивления Эммелина потеряла дар речи. Она чувствовала, что в словах подруги есть правда, и все же ей в голову не приходило, что на жизнь можно смотреть и так.
– И потом, возьми воскресенья, – продолжала Верна, как будто Эммелина спорила с ней. – Здесь у нас каждую неделю выходной, а дома никто и помыслить не может просидеть день без работы.
– Ты так говоришь, словно даже не хочешь и возвращаться домой, – сказала наконец Эммелина.
– Во всяком случае, не тороплюсь. Девушки, работающие на учете готовых тканей, получают три, а то и четыре доллара в неделю, и я добьюсь, чего захочу, если пробуду здесь достаточно долго.
– А как же твой жених?
Верна замялась.
– Ну, – сказала она наконец, – а почему бы и ему не приехать сюда? Кое-какая работа для мужчин на фабриках еще есть.
«Но если он не пожелает приехать?» – хотелось спросить Эммелине, но она промолчала, опасаясь, что вопрос прозвучит грубо. Однако Верна сама почувствовала его.
– Если он меня любит, приедет! – сказала она с непривычной для Эммелины горячностью. – Приедет. Потому что я туда – не вернусь.
Разговор так увлек обеих, что они позабыли о времени, и теперь, сколько могли, не шли, а бежали назад к пансиону. Но когда добрались, задыхающиеся и возбужденные, дверь была уже заперта. Эммелина тихонько постучалась – ответа не последовало. Она застучала сильнее и вдруг почувствовала, что ее охватил дикий страх. Месяц назад все было бы проще, но ведь теперь миссис Басс была так настроена против нее. Наконец хозяйка отперла, и что-то в ее облике навело Эммелину на мысль, что все то время, пока они стучали, она стояла за дверью.
– И где же это вы изволили шляться? Думаю, мне пора подать рапорт на вас обеих.
– Но мы просто гуляли, мэм, – сказала Верна, и в свете лампы, которую миссис Басс держала в руках, Эммелина увидела, что глаза у нее округлились от ужаса.
– Мы думали, что успеем вернуться вовремя, – подхватила Эммелина. – Мы посмотрели на часы на Мерримак-стрит, и нам показалось…
– Так, значит, вы все время были вместе? – спросила миссис Басс, глядя на Верну.
– Да, мэм, конечно, – пролепетала та.
Хорошенько отчитав девушек и прибавив, что еще одно опоздание – и она сразу же сообщит в Корпорацию, миссис Басс позволила им наконец отправиться наверх. Однако прежде чем они успели дойти до спальни, решила, что проявила излишнюю мягкость, и прокричала вслед, что весь остаток февраля и первую половину марта им запрещается выходить из дома после ужина.
Верна была рада-радехонька, считая, что им удалось отделаться легким испугом, а Эммелина просто сжималась от мысли, что не увидится теперь со Стивеном Магвайром, даже если он и придумает, как устроить свидание. Она до утра пролежала, не сомкнув глаз, и только что переполнявшие ее энергия и бодрость медленно перекипали в ярость на миссис Басс и в беспокойство, что мистер Магвайр рассердится, если она не сможет прийти, когда он позовет. Мучаясь тем, что скажет или подумает мистер Магвайр, она то успокаивала себя напоминанием, что наказание наложено меньше, чем на месяц, и очень может быть, за это время он все равно ничего не сумеет устроить, то приходила к злорадному выводу, что поделом ему, если свидание сорвется, ведь, откровенно говоря, он до сих пор не очень-то из кожи лез, чтобы его устроить, то вдруг отчетливо понимала: все это глупости – если он позовет ее, она придет, и никакие запреты не смогут этому помешать.
Но когда он наконец позвал ее, речь пошла вовсе не о свидании.
Это было в субботу. Он подошел к ней и сказал, что хотел бы поговорить в конце дня. Она кивнула, но с удивлением отметила, что он почти не заботится, слышит ли эти слова работающая рядом девушка. Когда все разошлись, он сказал ей, что в шлихтовальной острая нехватка рук. Оттуда ушли сразу трое, и поэтому он на какое-то время переведет ее вниз. Работу на новом месте она начнет с понедельника.
Не веря своим ушам, Эммелина молчала.
Она из самых проворных работниц, продолжал мистер Магвайр, пробовала уже работать на волочильне и очень легко научится навивать основу. Но дело даже не в этом, просто ей лучше пока уйти из ткацкой.
– Уйти из ткацкой?
Он кивнул.
– Я вас не понимаю.
– Нет-нет, понимаешь прекрасно, – сказал он уверенно. Но видно было, что он не в своей тарелке. – Сейчас в шлихтовальной нужны и навивальщицы, и шлихтовщицы. Но, к сожалению, нельзя стать шлихтовщицей, не поработав там хоть сколько-то. Но в любом случае, голубчик Эммелина, ты с первого дня получишь на новом месте на пятьдесят центов больше, чем здесь.
– И когда это будет?
– В понедельник, – терпеливо повторил он. – Я же сказал тебе: в понедельник. Быть навивальщицей нелегко, – продолжал он, помолчав. – Работа и в самом деле тяжелая. Но ведь ты не боишься тяжелой работы. Верно?
Она кивнула, хотя и не слушала его больше. Ясно было одно: в следующий раз, придя на фабрику, она уже не окажется в ткацкой.
– Я попросил Уайтхеда буквально через несколько недель попробовать тебя на шлихтовании. Вот уж на чем ты заработаешь все, что тебе необходимо! Некоторые шлихтовальшицы получают пять, а то и шесть долларов.
Пять или шесть долларов в неделю. Цифра ошеломила, хотя в своем полуобморочном состоянии она вообще мало что понимала. Пять или шесть долларов! Ведь это вдвое больше, чем она рассчитывала когда-либо получать, ведь рядом с этим меркли даже заработки, о которых говорила Верна. Работая в шлихтовальной, она сможет гораздо скорее вернуться домой… но что толку думать сейчас о Файетте, если неделями она мечтала только о маленьком домике в Лоуэлле и о следующей встрече с мистером Магвайром?
– Наверное, эти девушки старше меня! – сказала она.
– Возраст тут ни при чем. Ты не маленькая.
– Двенадцатого марта мне исполнится четырнадцать, – тихо сказала она.
Теперь до этого дня было меньше, чем две недели.
– У тебя золотые руки, – продолжал мистер Магвайр с оттенком легкого раздражения в голосе. – Я наблюдал за тобой. Ты разве не замечала? Думаешь, я не способен правильно оценить то, что вижу? Думаешь, я был слеп, потому что… – Оборвав фразу, он быстро отошел на несколько шагов. – Послушай, – сказал он потом, все еще избегая смотреть на нее. – Ты, так же как я, понимаешь, что тебе лучше уйти из ткацкой.
– Нет. Я не понимаю этого, – сказала она твердо, но так, словно они говорили об отвлеченном предмете.
– Господи Боже, – пробормотал он. – И что же мне делать с этим младенцем?
– Я не младенец. Вы сами сказали, что я не маленькая.
– Да, к сожалению. Иначе нам не пришлось бы…
– Что не пришлось бы?
– Почему с тобой стало так трудно? Ведь раньше этого не было!
– Со мной стало трудно? Простите, мистер Магвайр, я не хотела создавать вам трудности. – Странно было, как что-то, похожее на связную фразу, могло сойти с ее губ, когда в голове царил совершеннейший хаос. – Конечно, я буду работать там, где вы мне скажете.
– Пойми, Эммелина, для тебя это самое лучшее.
– Как может быть для меня лучшим не видеть вас?
– Тебе станет легче справляться с работой.
– А я с ней плохо справляюсь?
– Да нет, конечно. А, черт возьми! – вырвалось вдруг у него. – Ты разве не понимаешь, что я с ума схожу, видя тебя здесь, рядом, и не имея возможности ни говорить с тобой, ни коснуться тебя, да еще опасаясь все время, что кто-нибудь да заметит, пойдут разговоры. Ты знаешь, какая страшная вещь эти сплетни на фабрике? Я видел, как они погубили жизнь девушки, и даже не одной. Я холодею, когда сижу здесь, смотрю на тебя и чувствую, что и с тобой это может случиться.
– Я, кажется, поняла. Когда меня здесь не будет, вам станет легче справляться с работой, – сказала она, напрягаясь, чтобы найти слова, которые оправдают принятое им страшное решение.
