Текст книги "Испытание чувств"

Автор книги: Джуди Джил (Гилл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

10

– Привет, – только и смогла вымолвить Мэгги, когда Джон вышел из машины. Даже по этому единственному произнесенному ею слову можно было судить о состоянии ее пульса: он то почти останавливался, то вдруг начинал угрожающе учащаться. Она подошла к самому краю крыльца и теперь стояла и просто смотрела на Джона.

– Привет, Мэгги. – Звук его голоса как громом поразил ее. – Я увидел, что у тебя горит свет, и подумал, не случилось ли чего. Все еще разрабатываешь стратегию предвыборной борьбы?

Она покачала головой.

– Я набросала план будущей речи, но на этом и иссякла.

– Да, бывает. Энди нормально уснула?

Она услышала в его голосе беспокойство, тоску, и сердце ее исполнилось сочувствия. Мэгги понимала, что в один из последующих выходных Джолин захочет переночевать у Энди, и уже она сама останется дома одна и будет волноваться, что, может, Джолин скучает по ней, но боится в этом признаться.

– Все в порядке, Джон. – Она улыбнулась. – Я ведь обещала, что, если что-нибудь будет не так, я сразу же позвоню.

– Я знаю, но… – Он пожал плечами. – Я уже приехал. Можно, я… можно, я немного побуду с тобой, если еще не слишком поздно?

Мэгги резко отступила назад в тот момент, когда он сделал шаг по направлению к ней.

– Да, – произнесла она, про себя удивляясь и гордясь, что ей удалось сказать это таким спокойным голосом. – Конечно.

– Отлично. – Джон поднялся по ступенькам крыльца и облокотился о столб, который поддерживал покосившийся козырек.

Она продолжала выжидательно смотреть на него, не произнося ни слова. Джон кашлянул.

– Немного прохладно для общения с природой, а? Думаю, к утру будут заморозки.

Мэгги пожала плечами. Может, он и прав, но луна светила ярко, и небо было усыпано звездами. Она не могла представить более подходящего места, чтобы думать о мужчине, мечтать о том, чтобы все было по-другому, размышлять о своих только что открывшихся чувствах.

– У меня есть плед.

– Тогда садись и снова укутывайся, – произнес он почти нежно, как будто зная, что ее голые ноги уже заледенели, и беспокоился о ней. Любовь уже разрослась внутри Мэгги до невиданных размеров и начинала ее пугать.

Она не пошевелилась. Джон отделился от столба и подошел к ней ближе, держа руки в карманах пиджака.

– Ты, э-э… не хочешь ли ты зайти в дом? – торопливо произнесла она. – Посмотришь, как там Энди.

Джон подумал об уюте ее дома, о беспорядке, который устроили в нем дети, потом – о задернутых шторах, о том сказочно мягком диване, на котором их тела так пылали в тот далекий день, когда они едва были знакомы. Но в этот раз он пришел за другим.

Ему необходимо было поговорить с Мэгги. Необходимо было набраться смелости и выложить ей все, зная, что от этого зависело все его будущее.

– Я уверен, что с Энди все в порядке, – произнес он. – И я бы с большим удовольствием остался здесь.

– Хорошо. Садись. – Она примостилась на широких перилах крыльца, освобождая ему качалку.

Когда он садился, плетеное кресло жалобно скрипнуло. Джон слегка оттолкнулся ногой, чтобы оно закачалось, и проговорил:

– Когда я увидел тебя здесь, мне на мгновение почудилось, что ты охраняешь свой пакет со сливами. И я очень обрадовался, что меня не встретили выстрелом из дробовика.

Мэгги рассмеялась.

– Как ты любишь сплетни! Я же уже говорила тебе, что ружье было духовым. – Она улыбнулась, и на щеках у нее выступил румянец. – Ты прямо как мой дедушка. Он тоже ужасно любил собирать всякие истории и знал абсолютно все, что только можно было знать о каждом человеке в городе. Дед умел хранить тайны, и люди всегда открывались ему. Мэгги вопросительно взглянула на него:

– Наверное, это передается с домом?

– Возможно. Но за несколько недель я узнал, Мэгги, что все в городе любили твоего дедушку. Он и его жена были так же горячо любимы и почитаемы в городе, как и ты.

– Я?! – Она рассмеялась. – Это, наверное, остаточные явления. Скорее это заслуга моих дедушки с бабушкой, чем моя собственная. Я же, как ты помнишь, была девчонкой с духовым ружьем, раскокавшей больше стекол, чем любой другой ребенок во всем городе. На моей совести и добрая часть всех разбитых в те времена носов. Если хочешь наслушаться ужасных историй обо мне, спроси Франка и Дору Мурчисонов. Они были нашими соседями, и я думаю, что ответственность за продажу ими горячо любимого дома и переезд за город целиком лежат на мне.

– Ты также та самая девочка, которая вытащила из озера спаниеля миссис Бэрнес, когда он запутался в водорослях и неминуемо должен был утонуть. Девочка, три года подряд собиравшая больше всех денег для ЮНИСЕФ и нещадно преследовавшая поэтому всех жителей города с требованием медяков.

Мэгги глухо застонала.

– Об этом все еще продолжают говорить?! В те дни, завидев меня, люди спешили перейти на другую сторону улицы. Они трепетали, слушая мои увещевания, что эти медяки только протирают дырки у них в карманах, в то время как могли бы помочь голодающим детям Южной Америки. Я заработала почти столько же врагов, сколько и центов, уж поверь мне. Видимо, людям стало уже совсем не о чем говорить, если они вспоминают эту историю.

Джон расхохотался, вытянув ноги и скрестив лодыжки.

– Судя по тому, как они рассказывали мне это, никто из моих собеседников не был твоим врагом. С тех пор как я приехал сюда, я слышал о тебе, о твоих огненных волосах, о твоем вездесущем нраве, о твоих проделках и твоем добром сердце больше, чем о ком-нибудь еще.

Мэгги поморщилась:

– Я думаю, они говорят с тобой обо мне из-за наших детей.

– А я думаю, что они говорят со мной о тебе, потому что я им это позволяю, – произнес он, неожиданно подавшись вперед и глядя прямо ей в глаза. – Я даже поощряю их в этом, специально не меняя темы разговора.

– Почему? – мягко спросила она. – Тебя так интересует мое детство?

Джон встал и посмотрел мимо нее.

– Потому, – проговорил он, проведя пальцем по ее щеке.

– Тебя бы не устроило, если бы Энди так ответила на твой вопрос.

– Это лучшее из того, что приходит мне в голову. – Теперь его палец двигался уже в ее волосах, нежно обводя ухо. Внутри у Мэгги что-то оборвалось, и она почувствовала, что еще немного, и она растает.

– В какой-то момент я вдруг понял, что должен узнать о тебе больше, – проговорил он, – ведь теперь ты снишься мне каждую ночь. Да и днем я продолжаю думать о тебе. Я тут обнаружил, что погружаюсь в мечты о тебе в то время, когда я должен заполнять медицинские карты. Поэтому я с жадностью слушаю рассказы старушек и старичков, которые приходят ко мне за тем только, чтобы посидеть у меня в кабинете и посплетничать о тебе.

Он глубоко вздохнул.

– Я поглощаю информацию о тебе, как если бы это был воздух. Мэгги, мои мысли полны тобой. Ты у меня в крови. И днем и ночью.

Она попыталась что-то сказать, но не смогла и только плотно сжала губы.

– Я не могу это выносить, – прошептал он, поглаживая кончиками пальцев ее подбородок. – Ты делаешь такое едва заметное движение губами, как будто изо всех сил пытаешься сдержать слезы, и твой подбородок вздрагивает. Мэгги, когда ты так делаешь, я не могу с собой справиться, я должен тебя поцеловать. Я… должен…

Последние слова он прошептал ей в самые губы, и она разжала их, вбирая в себя его запах. Джон обхватил ее, крепко сжал, стараясь поближе притянуть к себе, при этом одна его рука опустилась ниже ее талии.

– Я никогда не плачу, – проговорила Мэгги, глядя на его шею, когда он отвел губы, лишь коснувшись ими ее рта. Она неимоверным усилием оттолкнула его. – Поэтому мне и не требуется поцелуй в утешение.

Неужели он целовал ее лишь потому, что жалел, потому, что знал, что ее чувства – гораздо глубже его чувств?

«Мэгги, мои мысли полны тобой. Ты у меня в крови».

Но не в сердце. Она спрыгнула с перил и поспешно повернулась к нему спиной. Джон снова подошел к ней и накрыл ее ладони своими. Она посмотрела на их руки, на его загорелую кожу поверх ее бледных пальцев. У него такие красивые руки!

«Таким рукам можно довериться». Но не чувствам. Она высвободила ладони и отступила в сторону, неся в сердце боль, причиненную им.

Он преградил ей путь и обхватил ладонями ее лицо.

– Мэгги, не уходи. Мне необходимо узнать тебя лучше.

– Тогда спроси сплетников. Поговори с десятком из них, и ты услышишь десять разных версий моего детства.

– Они рассказывают не только о твоем детстве. О сегодняшних твоих делах тоже.

– А тут и рассказывать-то не о чем, – ехидно заметила она. – Моя жизнь не представляет абсолютно никакого интереса для сплетников. Я работаю. Воспитываю ребенка и два раза в неделю по утрам на общественных началах выдаю книги в школьной библиотеке. Личной жизни у меня не существует и…

– Вот все и надеются, что я что-нибудь изменю.

Мэгги снова нетерпеливо высвободилась:

– О, ради Бога, не обращай на них внимания! Они говорят так только потому, что наши дочери – двойняшки. И потому, что я – не замужем. В таком крошечном городке мать-одиночка словно бельмо на глазу. Так же, как одинокий отец.

– Никто в этом городе не желает тебе зла, Мэгги. Тебя все любят.

– Вот и отлично, – отрезала она. – Может, они тогда за меня проголосуют.

– Лично я обязательно проголосую за тебя, – проговорил Джон, снова усевшись в качалку и оттолкнувшись ногой от пола. Он не желал менять темы разговора. Они говорили о Мэгги Эдейр – восхитительной женщине, а не о начинающем политике. Может, если бы она рассказала ему побольше о себе, он смог бы заставить себя раскрыть ей свое прошлое. Джон понимал, что без этого их отношения не сдвинутся с мертвой точки.

– А вот еще одна из историй, которую я слышал, – снова заговорил он, – она об этой качалке. Когда-то она принадлежала твоим бабушке и дедушке и стояла у них на главном крыльце. Летними вечерами вы с твоей бабушкой часто сидели на ней вместе. Когда ты была маленькой, она читала тебе. Когда ты подросла, а ее глаза стали слабеть, ты стала читать ей.

Мэгги не верила своим ушам:

– Кто тебе это рассказал?

– Миссис Бейкер. Еще она рассказала мне, что качалку продали вместе со всем содержимым дома по распоряжению твоей матери. Я знаю, что вскоре после своего возвращения ты зашла к Франку и Доре Мурчисонам на распродажу подержанных вещей и расплакалась, увидев это кресло у них на крыльце.

Мэгги резко повернулась, и перила, на которые она опиралась, угрожающе затрещали.

– Это неправда, – произнесла она срывающимся голосом. – Я же говорила тебе, что никогда не плачу. Я не плакала уже лет пять или шесть. Запретила это себе однажды, во время великого поста, – шутливо добавила она, покосившись через плечо на Джона, – и с тех пор уже никогда этого не делала: плакать – плохая привычка.

Он снова встал и, подойдя к ней сзади, оперся руками о перила с двух сторон от нее.

Мэгги вся напряглась, оказавшись в кольце его рук. Она чувствовала тепло его тела, хотя он и не касался ее. Когда Джон снова заговорил, волосы у Мэгги на затылке зашевелились от его дыхания.

– И еще я знаю, что Франк незаметно отколол от какой-то вещи пятидолларовый ярлычок и прицепил его к креслу, чтобы ты могла купить его.

Мэгги повернулась всем корпусом на том маленьком пятачке, который оставался между Джоном и перилами, и, широко раскрыв глаза, уставилась на него. И тут же пожалела об этом. Ее окутал его запах, тепло его тела, его близость.

– Ты что, хочешь сказать, что они не хотели его продавать?

– Я хочу сказать, что они не собирались этого делать, пока не увидели, как тебе хочется его иметь. Им хотелось, чтобы оно стало твоим, но они боялись обидеть тебя, поэтому не стали тебе его предлагать. Франк считает, что ты бы все равно его не взяла.

– И он прав. – Мэгги щелкнула языком. – Я положительно должна его им вернуть.

– Пожалуйста, не делай этого. – Джон оторвал одну руку от перил и коснулся ее щеки. – Ты только обидишь их.

Хотя новое положение его руки и позволяло Мэгги высвободиться, она не двинулась с места. Продолжая смотреть ему в глаза, она медленно кивнула.

– Да, конечно. – Мэгги поморщилась от отвращения к самой себе. – Это была всего лишь вспышка известного эдейровского темперамента.

– Мне нравится твой темперамент, – проговорил Джон, снова поглаживая ее щеку тыльной стороной ладони. – Он заставляет блестеть твои глаза и розоветь щеки. – И он повторил свое движение пальцев, вызвав прилив крови к коже.

Она с усилием разжала губы и прошептала:

– Джон… Зачем ты это делаешь?

Она увидела, как он сглотнул.

– Сам точно не знаю, Мэгги. Я просто не могу… не делать этого. Когда я вижу тебя, мне хочется быть рядом с тобой. Я оказываюсь рядом, и мне хочется до тебя дотронуться. Дотрагиваюсь, и мне хочется делать это еще и еще…

Джон провел ладонью по ее подбородку, скользнул пальцами в густые рыжие волосы. Большим пальцем он мягко направил ее подбородок вверх, отчего голова Мэгги начала откидываться, а веки отяжелели настолько, что она не могла больше их удерживать. Они медленно опустились, и в этот момент она почувствовала губами его губы.

Поцелуй был кратким, но показался от этого еще более глубоким. Всего на миг его сильные губы заставили ее губы разжаться. Она ощутила во рту его язык, твердый и горячий, и ей показалось, что она уже тысячу лет знает этот вкус. Мэгги вся затрепетала от охватившего ее желания.

Джон поднял голову и посмотрел ей в глаза, в его взгляде была тоска.

– Я хочу тебя, – медленно выговорил он.

Она ничего не ответила, просто не смогла ничего сказать, но отчетливо ощутила, что глаза ее ответили за нее.

– Я не люблю… случайный секс, – прошептала она с трудом, и Джон прочел в ее взгляде, что она хотела сказать гораздо больше, но не могла.

– Я знаю. – Она не отрываясь смотрела, как двигался его кадык. – Я знаю это, Мэгги. Он будет каким угодно, но только не случайным.

– Тогда каким?

Он порывисто вдохнул новую порцию воздуха и сильнее прижал Мэгги к себе.

– Хорошим, – смог наконец ответить он. – Очень, очень хорошим. Конечно, если ты согласишься.

Вместо ответа она обвила руками шею Джона и притянула к себе его голову.

Он протолкнул свой жаркий язык в ее рот, на этот раз глубоко, как бы наверстывая все те упущенные ими поцелуи, о которых они оба мечтали все дни и недели с того самого момента, как впервые встретились; поцелуи, которые они все это время запрещали и себе, и друг другу. Мэгги не сопротивлялась, она сжала Джона так же сильно, как он сжимал ее, и, просунув руки под его пиджак, провела ногтями по спине.

Он зарылся в ее волосы и перебирал их, позволяя им мягко струиться между пальцами.

– Милая… – он поднял голову и посмотрел на нее, потом снова опустил и нежно провел губами по ее щекам, векам, шее. Джон погладил дрожащими пальцами кожу от мочки уха до ключицы, а затем уткнулся лицом в ее шею. Кожа Мэгги пылала там, где он касался ее, но еще больше – в тех местах, до которых он пока не дотрагивался.

Джон запрокинул ее назад, скользнул руками по ее талии и стал стягивать с Мэгги джемпер. Свободный верх от тренировочного костюма легко подался вверх, и пальцы Джона уже гладили нежную кожу Мэгги, а когда они добрались до ее груди, Мэгги едва не задохнулась и стала судорожно ловить ртом воздух. Соски ее сморщились и затвердели от холодного ночного воздуха, и она вскрикнула, когда его теплые губы коснулись кончиков ее грудей.

– Джон… – Голос ее дрожал. Пальцы, которыми она пыталась притянуть к себе голову Джона, не слушались ее. – Пожалуйста… перестань.

Он с трудом поднял голову.

– Мэгги, скажи, что ты пошутила! – Его голос звучал глухо.

– Мне кажется, нам лучше зайти в дом. – Мэгги обняла его за шею. – Там тепло, там мы сможем запереть дверь.

Джон облегченно улыбнулся и тут же поднял Мэгги на руки.

– Говори, куда идти.

Она открыла дверь, он внес ее в дом, затем повернулся так, чтобы Мэгги снова смогла закрыть ее. Войдя в ее комнату, Джон осторожно поставил Мэгги на ноги, и она заперла дверь на задвижку. В лунном свете, едва проникавшем из-за полузадернутых штор, глаза Джона казались совсем темными, таинственными и бездонными, и Мэгги чудилось, что они проникают в каждый, самый тайный уголок ее сердца.

– Мэгги, нам нужно поговорить. Мне нужно поговорить. – Лицо его было серьезным.

– Не сейчас. – Она провела кончиком пальца по его губам, чувствуя, как учащается его дыхание, видя, как пальцы его начинают судорожно сжиматься. Губы его разжались, пропуская ее палец внутрь, и он стал жадно сосать его до тех пор, пока Мэгги, вздрогнув, не выдернула его. Он осторожно взял ее лицо в ладони, снова поцеловал, потом отступил назад.

– Нет, – твердо произнес он, – именно сейчас.

Что-то в его голосе испугало ее. Разговор – не то, что им сейчас нужно. Сейчас им нужно только Это. Непослушными руками она стянула джемпер от тренировочного костюма и отбросила его назад. Джон судорожно сглотнул.

Мэгги увидела, как загорелись его глаза, он буквально пожирал взглядом ее обнаженную грудь, и ей вдруг стало очень неуютно, она ощутила все несовершенство своей фигуры. Вскрикнув, она бросилась к Джону и уткнулась ему в грудь, обвив руками его талию:

– Просто обними меня. Не говори ничего. И не смотри на меня. Я… – Она не могла подобрать подходящих слов. Что она хотела сказать? «С такой маленькой грудью и большой задницей я выгляжу как груша?» Он бы решил, что она напрашивается на комплимент.

– Мэгги! – Он попытался повернуть к себе ее лицо, но она упрямо отворачивалась. – Ты что, стесняешься?! – недоверчиво спросил Джон.

Она кивнула головой.

– Тогда дай мне посмотреть на тебя, – произнес он мягко. – Дай мне дотронуться до твоей кожи.

Дрожа всем телом, Мэгги отступила на шаг. Он положил руки на ее груди, лаская и нежно массируя их, на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, то, улыбнувшись, посмотрел на нее:

– Боже, какая ты красивая!

Он наклонился и лизнул ее соски, а потом начал осторожно сосать их. Движения его губ становились все энергичнее, и Мэгги судорожно вцепилась в его плечи. Ее оглушили удары собственного сердца: ощущение было таким сильным, что она резко отпрянула от него, прикрыла обеими руками грудь и отвернулась.

– Прости, – проговорил Джон, протягивая к ней руку, и, заставив повернуться к нему, уперся своим лбом в ее. – Тебе это не нравится? Она покачала головой, потом подумала, что это, наверное, неправильный ответ, и закивала. Она изо всех сил сдерживала себя, пыталась подавить охватившее ее возбуждение.

– Это так неожиданно. Я уже… отвыкла.

– Ясно, – произнес Джон. – Расскажи, что тебе нравится, а что – нет.

Мэгги открыла рот, чтобы ответить, но никакие слова не шли ей в голову, и она снова закрыла его. Джон большим пальцем провел по ее позвонкам, и спина Мэгги запылала. Он поцеловал ее плечо, и она запрокинула голову. Он куснул ее шею, и Мэгги тихо застонала от удовольствия. Запустив пальцы под резинку ее тренировочных брюк, он начал так медленно стягивать их вниз, что превратил это действие в отдельную продолжительную ласку. Мэгги снова вцепилась ему в плечо, когда он присел и, поочередно приподнимая ее ступни, высвободил их из тренировочных. И тут, продолжая сидеть на корточках, он поднял на нее взгляд.

Она стояла перед ним обнаженная! На ней не было ничего, кроме призрачного сияния лунного света. Он мог видеть ее всю, и вдруг, под его жадными взглядами, ее совершенно неожиданно охватили чувства, больше похожие на переживания испуганной девственницы: неуверенность в себе, неуверенность в собственной привлекательности. Воображение быстро обрисовало ей все ее физические недостатки. Ей тридцать один, и спереди и сзади у нее все отвисает! Мэгги крепко зажмурилась и замерла, словно это могло помочь ей укрыться от взгляда Джона.

– Мэгги, посмотри на меня.

По его голосу она поняла, что он встал. Она отрицательно качнула головой. Казалось, никакая сила не могла заставить ее открыть глаза. Ей хотелось прикрыть свое тело хотя бы руками, но она не могла пошевелиться. Ей хотелось заплакать, спрятаться, безумно хотелось, чтобы Джон снова обнял ее, снова заставил почувствовать все то, что всего несколько мгновений назад так обжигало ее тело…

Как будто догадавшись, что с ней происходит, Джон притянул Мэгги к себе, нежно погладил ее по спине и скользнул рукой вниз, к ягодицам. Когда ее дрожь стихла, он медленно подвел ее к кровати и наклонился, чтобы откинуть одеяло, продолжая одной рукой придерживать ее. Затем он бережно уложил ее в постель и заботливо укрыл одеялом. Только после этого она смогла открыть глаза и взглянуть на него.

Джон отступил от кровати и быстро скинул с себя одежду. Мэгги, не двигаясь, смотрела, как он раздевается. Она не отвела глаза, когда взору ее предстало гордое орудие Джона, готовое к бою. Медленно, осторожно, ни на минуту не отрывая взгляда от ее глаз, он надел презерватив и затем сел на кровать рядом с ней.

Он откинул край одеяла, снова обнажая ее груди, потом нагнулся и коснулся их губами, а затем медленно потянул одеяло ниже. Он обвел руками ее открывшийся его взору живот и двинулся дальше, увлекая одеяло за собой: к бедрам, коленям, ступням, пока она не открылась перед ним вся…

У Джона перехватило дыхание. Ладони его вздрагивали от напряжения, он с трудом сдерживал свой пыл, когда медленно проводил ими в обратном направлении по всему телу Мэгги, до самых грудей. Коснувшись их, он остановился и накрыл их ладонями.

Мэгги почувствовала, что ей не хватает воздуха. Медленно, так медленно, что она подумала, что умрет от ожидания и вожделения, он снова провел руками вдоль ее тела, задержался на талии, потом повел руку ниже, к животу, и дальше, туда, где плотно сходились ее бедра. Пальцы его поиграли густыми вьющимися волосами, и Мэгги затрепетала. Одной рукой он мягко отодвинул ее левое колено, другой рукой приподнял правое и, неожиданно для Мэгги, нагнулся и поцеловал ее нежную трепещущую плоть.

Она мелко вздрагивала, пока он проходил губами обратный путь до ее живота. Затем, подняв голову, Джон продолжил это движение ладонями, скользнув ими до самых ее грудей. Он взял их в руки, провел большими пальцами по соскам и, повинуясь ее невысказанному желанию, нагнулся и взял один из них в рот.

Он так нежно ласкал ее грудь, что Мэгги снова не смогла сдержать стона блаженства и, обхватив ладонями его голову, прогнулась, пытаясь еще сильнее прижаться к нему.

– Джон… – пробормотала она.

Он поднял голову, продолжая большим и указательным пальцами движение, прерванное губами. Сквозь пелену страсти в его глазах сквозила тревога.

– Что такое, дорогая? Тебе неприятно? Ты хочешь, чтобы я перестал?

– Нет, – выдохнула она. – Я хочу, чтобы ты никогда не переставал. Мне только хотелось произнести вслух твое имя.

И еще ей хотелось, чтобы он тоже произнес ее имя, чтобы она могла быть уверена, что он знает, кто с ним. Она хотела быть больше, чем какой-то безликой «дорогой», неясным призраком на освещенной луной постели. Ей хотелось, чтобы, когда они занимались любовью, у него не было никаких иллюзий, чтобы он был именно с ней, с Мэгги Эдейр. Но он не произнес ее имени, только издал нечленораздельный звук, снова нагнувшись к ее груди.

Она прижала руку к его щеке, и у нее перехватило дыхание. Мягкая, свежевыбритая кожа, на которую она обратила внимание днем, теперь покрылась щетиной. Мэгги блаженствовала, ощущая ладонью колючую кожу. Она провела рукой по его лицу, потом спустилась к плечам и наконец достигла его груди, поросшей вьющимися волосами.

Не останавливаясь, Мэгги двинулась дальше и, дойдя до соска, провела по нему ногтями. Затем она двумя пальцами начала массировать его и, когда он стал набухать, усилила свои движения. Джон с шумом выдохнул и приподнялся над ней. Она тут же остановилась:

– Нет?

– Да… – прошептал он, возвращая ее руку на свою грудь. – Да, да! Все, что ты хочешь.

– Хорошо.

Она выпрямилась и села на постели, потом нагнулась и коснулась губами его соска, и Джон снова застонал от удовольствия. Он положил руку ей на макушку и попытался еще сильнее прижать к себе ее губы. Когда он наконец сжал пальцы, которыми до этого перебирал ее волосы, и приподнял ее голову, она улыбнулась и сказала:

– Я рада, что тебе это понравилось. Когда ты делал то же самое со мной, я ощущала твою ласку каждой клеткой своего тела. Я хочу, чтобы ты тоже получал удовольствие. – Внезапно ее голос задрожал, и у нее вырвалось: – Я хочу дать тебе так много!

«Я хочу заставить тебя забыть…» Она зажмурилась. Дьявол, откуда эта дурацкая мысль? То, что они испытывали – Джон и она, – принадлежало только им одним, и никому другому. Ей хотелось в это верить. Настолько сильно хотелось, что она уже почти верила, должна была верить!

– Ты уже даешь мне много, – произнес он, и они слились в глубоком поцелуе. Джон поглаживал ее груди, дотрагивался пальцами до сосков, массировал их так же, как до этого она массировала его грудь, и повторял это же движение языком у нее во рту.

Когда они наконец оторвались друг от друга для того, чтобы набрать новую порцию воздуха, Джон проговорил:

– Я уже ощущаю, что ты дала мне больше, чем я заслуживаю. Как бы мне хотелось доставить тебе такое наслаждение, какого ты еще никогда не испытывала!

Мэгги посмотрела ему в глаза и, обводя его губы кончиком большого пальца, произнесла:

– Я приму все, что ты захочешь мне дать. – Мэгги подумалось, что даже если все, что он предложит ей, будет одна лишь эта ночь, она примет ее с благодарностью.

– А я дам тебе все, что ты только захочешь принять, – провозгласил он и, наклонившись, начал сосать другую грудь, одновременно подбираясь рукой к увлажнившемуся лону.

Она думала, что он уже дал больше, чем она может принять, и тут Джон положил ее на спину и снова склонился над ней. Мэгги провела рукой по его лицу, и взгляд ее так ясно просил поцелуев, что Джон услышал эту мольбу без слов. Нежность переполняла ее, что-то глубоко внутри ее заныло от такой сильной любви, какую она не испытывала никогда и даже не могла себе представить, что такое глубокое чувство вообще возможно. Желание, которое кипело в ней, едва не лишило ее голоса. Когда она произнесла: «Я хочу, чтобы мы занимались любовью миллион раз», то прекрасно понимала, что это всего лишь малая часть того, чего ей на самом деле хотелось.

– Конечно, – произнес он, лаская губами ее шею и плечи. – Ты такая вкусная, я никогда не смогу насытиться тобой!

Мэгги вздрогнула, когда его губы снова коснулись ее груди, и еле смогла вымолвить:

– Скорее, Джон!

– Ни за что, – пробормотал он.

Возбуждение ее все возрастало с новыми прикосновениями его губ. Она повторяла его имя с каждым новым кругом, который он описывал языком вокруг ее соска, с каждой дразнящей лаской его пальцев, которыми он раздвигал складки ее тела, проникая все глубже внутрь ее. Снова и снова у нее перехватывало дыхание, потому что ей казалось, что он наконец даст ей сейчас то, чего она так хочет, и она в бессилии стонала, когда он, дразня ее, останавливался, обнаружив новую эрогенную зону, оттягивая то, что – она это знала – должно было произойти.

Джон встал на колени, перекинув одну ногу через ее бедра. Когда он оказался над ней, Мэгги положила ладони ему на грудь и почувствовала частые сильные толчки – его сердце колотилось как пойманная птица! Он вздрогнул и поднял на нее горящий взгляд, губы его плотно сжались. Зажмурившись, Джон ощущал, как руки ее спускаются по его телу, но вот он широко открыл глаза, потому что ее пальцы подобрались к тому, к чему давно стремились. Она обхватила свою находку двумя руками и стала перемещать руки вверх, а потом – вниз, вверх – вниз…

– Нет! – выкрикнул он и с силой отвел ее руку. Прижимая ее ладони к матрасу, он лег на Мэгги, перенеся всю свою тяжесть на ее пылающее тело. Потом он перевернулся на спину, увлекая ее за собой. Он так ловко проделал все это, что она не заметила, как оказалась сидящей на нем верхом.

Он обвел ладонями ее груди, погладил ее талию, бедра, ягодицы, и Мэгги нагнулась, чтобы поцеловать его. После того как Джон почувствовал вкус ее губ, уже никакая сила не могла бы оторвать его от нее, и этот глубокий поцелуй завершил их прелюдию. В следующее мгновение она уже снова лежала на спине, его рука скользнула по ее животу, затем задержалась между ее ногами, отчего Мэгги едва не задохнулась и, выгнувшись навстречу ему, воскликнула:

– Джон, пожалуйста! Скорее, Джон!

Он приподнял ее колени, раздвинул их, привлекая ее к себе.

Он оказался над ней, и она стала гладить его спину обеими руками. Затем Джон подсунул под нее руки и приподнял снизу ее ягодицы. Еще одно движение его тела, потом – ответное ее, и, издав громкий стон, он преодолел последнюю преграду. В то же мгновение язык его проник в ее рот, в ноздри ей ударил запах его распаленного тела, а слух ее поразил горловой звук, исполненный блаженства. Она прогибалась с каждым новым толчком, позволяя Джону все глубже проникать в нее, двигалась в такт его рывкам: быстрее, быстрее, быстрее становились его движения; глубже, глубже, глубже пропускала она его внутрь себя; сильнее, сильнее, сильнее охватывал ее тело невыносимый жар. Мэгги с трудом смогла освободить свои губы, чтобы глотнуть свежего воздуха. Потом она вонзилась ногтями в его спину, до предела прогнулась, затем снова распрямила тело и опять прогнулась, на этот раз уже обхватив ногами его талию, ощущая, как собственное тело перестает ей подчиняться.

Джон с трудом приподнялся над Мэгги и совершил последний, самый мощный рывок. Казалось, время замерло. Они смотрели друг на друга не дыша, сердца их перестали биться, а сознание как будто заволокло волшебным туманом. Губы их одновременно раскрылись в одном беззвучном крике, потому что в то же мгновение они оба почувствовали наступление экстаза.

Сотрясаясь от крупной дрожи, он тяжело уткнулся лицом в подушку рядом с головой Мэгги, заглушив свой готовый уже вырваться крик. Они лежали как будто вынесенные на берег приливной волной, которой стала кульминация их страсти, лежали опустошенные и обессиленные.

– Радость моя… – смог через некоторое время вымолвить Джон, нежно погладив Мэгги по спине. Потом он провел ладонью по ее волосам, коснулся плеча, и от каждого его движения Мэгги ощущала новый прилив блаженства.

– Мэгги, – пробормотал Джон, и сердце ее забилось сильнее. – Искорка моя!

Значит, он помнит, кто она такая! Он знает, кого он только что сжимал в своих объятиях, кто так пылко отвечал на его ласку. Его слова вернули ей дар речи, и она прошептала:

– Джон. О Джон, я…

И тут, как будто зная, что она хочет сказать, и не желая этого слышать, он прервал ее речь поцелуем, и фраза так и осталась незавершенной.

В следующее мгновение Джон поднял голову, и она устремила на него взгляд, полный благоговения от той нежности, какую он вложил в этот поцелуй. Мэгги была уверена, что Джон хотел показать ей, что без слов понял ее признание в любви и что сам он испытывает такие же чувства, и нет никакой нужды произносить это вслух. Мэгги знала, что не может сказать ничего, что не было бы уже известно Джону, и если он не готов ее выслушать, то она сможет это перенести.