Текст книги "Королева вампиров"

Автор книги: Джой У. Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

21

Теперь она сидела на мотоцикле позади Джейкоба, прижавшись щекой к его спине и обхватив его руками за талию. Ранним утром машин на почти не было, и мотоцикл свободно летел по серой ленте дороги. Лицо у Джейкоба болело, в голове проносились обрывки мыслей, воспоминание о встрече с Карналом, слова Лиссы. Несмотря на все старания принять случившееся и забыть, как она его ударила и как с ним обращались два вампира, – пережитое продолжало мучить его.

Он проложил несколько маршрутов от молла и сейчас поехал через новую местность позади улицы с магазинами. Этот проезд соединялся с главной дорогой, но он повернул не на нее, а в другую сторону, проскочив по темной улице с недостроенными домами, которая упиралась в техническую дорогу, сейчас перекрытую металлическими воротами. Он заложил вираж и объехал их по пешеходной дорожке через лесопарк. Когда они выехали из-под деревьев на открытый лужок, трава засеребрилась в лунном свете. Джейкоб выключил фару и двигатель, любуясь волшебным видом. Лисса повернула голову, прижавшись к его спине другой щекой, и он понял, что и она разглядывает игру теней за полем, освещенным полной луной. Лисса так и обнимала его за талию.

Сейчас Джейкоб слышал только собственные мысли, понимая, что Лиссы там нет: когда она входила в его сознание, появлялось ощущение «другого». Странно, но он вдруг остро ощутил одиночество. Интересно, как Томас перенес потерю ментальной связи с Лиссой после того, как столько лет делил с ней свое сознание?

Джейкоб глубоко вдохнул свежий ночной воздух, прислушался к стрекотанию сверчков. Потом он взял холодную ладонь Лиссы обеими руками и принялся отогревать. Сам он не замерз, а вот она озябла.

Джейкоб вдруг ощутил, что его мысли – больше не закрытая книга. Лисса пришла. Он проверил, действительно ли она здесь, спросив: Карнал может сейчас наблюдать за нами?

– Нет, – она отвечала вслух, как будто зная, что он еще не готов вести длинные диалоги телепатически. Ее голос звучал сухо. – У Карнала аллергия на природу. Он сделанный вампир. Рекс был его сюзереном. Он рожден и вырос в городе, совсем не связан с землей. Возможно, потому, что он чувствует, что однажды она разверзнется, и ад поглотит его.

Хорошо.

Джейкоб погладил Лиссу по плечу и показал рукой на луг, предлагая пройтись. Лисса, чуть улыбнувшись в знак согласия, слезла с байка.

Под ногами шуршала трава, отливающая серебром, тонкая, как женские волосы. С тихого неба сыпались звезды. Джейкоб остановился и повернул Лиссу к себе. Сейчас цвет ее глаз казался аквамариновым. Ветер слегка подсушил ее волосы, но они растрепались, а под глазами и в складке у губ залегли тени. Лисса выглядела смертельно уставшей и была так похожа на смертную женщину.

Джейкоб видел, что ей хочется идти дальше, чтобы избежать возможных расспросов, но он мягко привлек ее к себе и поцеловал – нежно, а не таким диким, страстным поцелуем, какими они обменивались до сих пор. Сейчас он хотел подарить ей иное блаженство.

Ее рот был мягким и податливым. Она прижалась к Джейкобу, ее руки лежали у него на бедрах, лицо оставалось спокойным, глаза были полузакрыты. Он покрывал легкими поцелуями ее губы, глаза, щеки. Прикусил ее ушко, и Лисса сжала кулаки. Ее пальцы проскользнули под джинсы Джейкоба и принялись ласкать кожу под поясом, потом еще ниже, потом прохладные ладони легли на ягодицы – она предпочитала, чтобы он не носил белья. Джейкоб тем временем ласкал губами ее шею, а затем одним движением сорвал с Лиссы футболку – маленькую, поношенную, с нарисованными на груди котятами и забавной надписью «Не все любят утро». Он подумал, что Лисса такая же прелестная, как эти котята.

– Джейкоб. Мне больше тысячи лет. Я не прелестна.

Он улыбнулся.

– Еще как прелестна. И хватит подслушивать мои мысли.

Она не носила бюстгальтер и теперь, как и Джейкоб, осталась в одних только узких джинсах. Он опустился на колени и ласкал ее груди губами, языком, руками и взглядом так долго, что по ее телу растеклось тихое, но сильное желание, почти оргазм, и слуга удерживал свою госпожу на его краю, не давая ей разрядки, так что она умирала от наслаждения. Джейкоб знал, что такие ласки будут раем для Лиссы, и он хотел подарить ей этот рай.

Она гладила его лицо там, куда пришелся удар, а он все целовал и массировал ее упругие груди, потянул затвердевшие соски – у нее вырвался вздох, ее тело изогнулось, и она прижалась к нему; напряжение и головная боль соскользнули с нее, словно плащ. Лисса провела рукой по обнаженным плечам Джейкоба, изучая пальцами длинные, крепкие мускулы.

Он расстегнул ей джинсы, спустил их вниз, а она, судорожно вцепившись в его волосы, запрокинула лицо и приоткрыла губы. Он догадывался, что ей нравятся его волосы, потому что она часто играла с ними, перебирая рыжеватые пряди. Джейкоб спустился ниже, провел языком под пупком; влажный пунктир протянулся над низко сидящими трусиками, подбородок коснулся лобка. Она застонала, выражая нетерпение, и Джейкоб, сам возбуждаясь от ее желания, сжал ее ягодицы, удерживая и продолжая ласкать. Он вспомнил ту первую ночь, когда на его коже оказалась роса ее лона. Хватит ли трех столетий, чтобы удостовериться, что он поцеловал каждый дюйм ее тела?

Но она сказала, что не даст ему третью метку. И если он не сумеет ее переубедить, то у него на это от силы лет двадцать.

Подняв глаза на лицо Лиссы, он подцепил трусики и стянул их до щиколоток. Потом опустил голову и лизнул клитор.

Ее рука, лежащая на его плече, напряглась, под пальцы попала прядь волос, и она дернула за них, содрогнувшись всем телом. Он медленно лизал капюшон клитора, хотя ее ноги были недостаточно широко разведены, чтобы он мог просунуть между ними голову. Джейкоб удерживал ее, сжимая ее ягодицы: сейчас он был господином и решал, что ей делать, и, когда она ногтями впилась в его плечи, изнемогая от страсти, он пробормотал:

– Просто чувствуй.

Ее трусики упали на траву. Обнаженная Лисса прижалась к нему. Джейкоб понял, что сейчас она готова полностью отдаться ему, забыть обо всем на свете. Тогда он, подхватив ее на руки, бережно опустил на брошенную одежду, разгладил ее великолепные волосы, взял их в горсть, вдохнул знакомый аромат… Лисса рванула «молнию» на его джинсах, и Джейкоб, освободившись от них, отшвырнул их в сторону. Руки Лиссы скользили по его груди и бедрам, задержались на восставшем члене. Она требовала, чтобы слуга сбривал себе все волосы, и сейчас довольно улыбнулась, глядя на гладкую кожу лобка. Затем она посмотрела ему в глаза. Она неистово хотела его. Прямо сейчас.

Он услышал эту мысль так ясно, как будто она ее произнесла. Без дальнейших колебаний он упал на одно колено перед ней, положил руку ей на бедро и развел ей ноги, чувствуя себя так, будто расправляет ангельские крылья, чтобы явить сердце жизни и ее смысл. Осторожно разместившись над ней, он почувствовал, как его сжали сильные бедра Лиссы. Она взяла его лицо в ладони, когда он опустился, чтобы поцеловать ее, удерживая свой вес на руках, и скользнул в нее медленно и глубоко. Легко, так легко.

– А-а-ах…

Опять этот ее тихий выдох. Он закрыл глаза, ощущая, как его член входит в тесный, горячий и влажный туннель – момент слишком священный, чтобы встречать его без преданной молитвы. Джейкоб почувствовал, что ее позабавила эта мысль, смешавшаяся с волной ее собственной похоти. Он тоже улыбнулся, открывая глаза и начиная двигаться.

Он был хорошо оснащенным мужчиной. Это никогда не казалось ему чем-то значительным, за исключением того, что его не дразнили в раздевалке и он мог доставить удовольствие женщине. Но когда Лисса выгибалась и ахала, он радовался, что может сделать ей такой подарок.

Ногти Лиссы располосовали его спину, и желание Джейкоба полыхнуло, словно лесной пожар. Ее губы приоткрылись, и он не смог противиться желанию накрыть их своими губами. Она ответила крепким поцелуем, пальцы вцепились в волосы, а бедра поднимались и опускались, так что они соединялись все в более быстром ритме.

– Я ваш, моя леди, – пробормотал он, эхом отвечая ее мыслям, и зарычал, когда она провела ногтями алые полосы по его плечам и сильнее сжала его бедрами.

Мой, согласилась она, ее нефритовые глаза встретились с его голубыми. Ее рука лежала теперь на метке возле соска, который распух и горел огнем, поэтому, когда она приподнялась и приникла к нему ртом, в теле Джейкоба взорвалось болезненное удовольствие.

Кончай в меня, Джейкоб.

Сначала вы, моя леди. Это не сражение. Подарите мне зрелище, как вы кончаете, пока у меня еще остался рассудок, чтобы я мог насладиться, видя это.

– Я чувствую вас, вы такая маленькая и узкая, – он прошептал это, ложась на нее сверху, прижимая к земле. Он замедлил фрикции, потерся о ее клитор, и она извивалась под ним, задыхаясь и вздрагивая.

Она легко могла его отодвинуть, даже сменить позицию, но вместо этого ее руки сомкнулись вокруг его шеи. Она прижималась лицом к его плечу, а он качал ее, медленно вынимая и снова погружая член в ее лоно, подсунув под нее руку, чтобы направлять ее на себя, вверх, вниз, вглубь, обратно.

– Позвольте вашему слуге угодить вам. Вам нечего бояться. Моя жизнь принадлежит вам.

Голос его был хриплым. Он хотел, чтобы ее уши слышали правду, как и ее сознание.

Ни смерти… ни боли… ни утраты. Не буду бояться. Только моя возлюбленная может повергнуть мое сердце в прах. Сжечь в пепел, как восход солнца. Вампир… поэт. Сьяран, двенадцатый век.

– Никогда, миледи. Никогда.

Он крепко сжал ее ягодицы, провел кончиками пальцев по краю ануса, щекоча его и поглаживая клитор. Проникнув еще глубже, нашел заветный бугорок.

Она закричала, конвульсивно сжала руки; на пике оргазма ее тело выгнулось; Джейкоб, потеряв голову и больше не сдерживаясь, все ускорял и ускорял ритм соития под стоны Лиссы, которые становились все громче. Он с трудом удерживал в объятиях ее тело, скользкое, словно рыбка. Течение уносило их все дальше и дальше, и, растворяясь в океане, откуда нет возврата, он выдохнул ей на ухо ее имя.

Это ушко, изящное, как цветок, было первым, что увидел Джейкоб, когда пришел в себя. Приподнявшись на локте, он обнаружил, что лежит рядом с Лиссой, и луна льет на них призрачный свет. Он зарылся носом в ее волосы, чтобы еще раз вдохнуть их чудесный запах, но тут рука Лиссы обхватила его за шею и притянула вниз. Он понял, что госпожа ждет повторения. Так скоро? Но ведь он…

Одна из выгод второй метки. Рекордное время восстановления.

Он бы недоверчиво улыбнулся, да только желание уже захлестнуло его и он вошел в ее жаркое лоно, хотя его член еще не успел подняться.

В один миг она перекатилась так, что могла сидеть на Джейкобе верхом, ее волосы упали ему на грудь. Поймав Джейкоба за руки, она держала их, используя как устойчивый противовес; ее внутренние мышцы волнообразно сокращались, делая его член все тверже и загоняя все глубже. Она контролировала каждое движение, напоминая ему, что у нее все преимущества, что выбор за нею. Он невольно отзывался на ее призыв, не в силах себя сдержать.

Джейкоб предоставил ей действовать, потому что завершил свое намерение, напомнил себе, почему решил служить ей. Дело было не в соблазнительной груди, узком лоне или легкой пряди волос, упавших на его плечо, – хотя этого хватило бы, чтобы убивать за нее. Но он чувствовал в ней душу женщины, и он слышал, как она зовет его и не дает ему уйти.

Он останется при ней, что бы она с ним ни делала.

Но при этой мысли он вспомнил, что ему говаривал Гидеон.

Судьба не любит, чтобы ей бросали вызов.

22

Они кончили одновременно, но головная боль, изгнанная нежными ласками Джейкоба, вернулась, когда Лисса перехватила инициативу, стремясь руководить, взять себе власть. Вернулась и разбушевалась так, что, когда они, наконец, добрались до дома, Лиссу начало мутить.

Из темноты выскочил Бран, но Лисса подняла руку, чтобы защититься от его обычного буйного приветствия. Джейкоб вмешался.

– Бран, фу!

Его тон был резким и властным. Пес замер и попятился.

Джейкоб помог Лиссе слезть с байка.

– Миледи, что с вами? Как вам помочь?

– Ничего не нужно, – ее голос был приглушен. – Все было прекрасно, Джейкоб. Просто восхитительно. Мне жаль.

– Чего жаль?..

Прежде чем он успел договорить, она отвернулась, ее вырвало и она упала на колени.

Джейкоб бросился к ней, осторожно поднял, чувствуя, что она вся горит. Он никогда не видел ее такой слабой.

– Миледи… – он прижал ладонь к ее пылающему лбу. Жилки на висках сильно пульсировали.

– Не разговаривайте, миледи. Я отнесу вас в постель.

* * *

У Томаса было какое-то аутоиммунное заболевание, которое быстро прогрессировало, не оставляя надежды на излечение. Знал ли Томас, что давал Джейкобу еще один бесценный урок, когда сделал своей сиделкой в те последние ужасные месяцы? Врача не вызвать, до больницы не доехать… Да и диагноза для этой болезни не существовало. Ведь вампиры и их слуги обречены оставаться тенями в страшных легендах и ночных кошмарах людей. Джейкобу оставалось рассчитывать только на самые простые средства, призванные облегчить страдания умирающего. Он не знал, помогут ли они Лиссе, но выбора-то не было…

Хотя симптомы у его леди и у монаха были очень разными, Джейкоб не сомневался, что их болезни как-то связаны между собой.

Сейчас интуиция подсказывала ему, что Лисса умирает. Да и сама она знала об этом – так же, как знал о своей близкой кончине Томас. Только теперь Джейкоб понимал, почему смутная тревога за госпожу – это щемящее, тоскливое чувство – не оставляла его. Он вспомнил, как смотрела на него Лисса, как касалась его – словно стремясь насладиться каждым мгновением, выпить его, впитать его и унести потом с собой в холодное запределье смерти.

Как он злился оттого, что она отказалась давать ему третью метку! Он-то, глупец, считал, что так она дразнит его, проверяет – а теперь до него дошло, что она просто не хочет, чтобы он умер вместе с ней.

С третьей меткой, если умирает вампир, то слуга умирает вместе с ним…

Божество видит жизнь человека целиком, как панораму с горы: все перепутья дорог, их начало и конец. Смертному же дано увидеть лишь фрагмент картины.

Но Лисса была не только королевой вампиров, она была женщиной. И Джейкоб хотел, чтобы она знала: ей вовсе не обязательно напоминать о своем могуществе и силе, чтобы управлять его жизнью. Он и так с радостью сделает все что угодно, лишь бы облегчить ее страдания, лишь бы страшные подозрения не оправдались…

– Боль… прошла на то время… – прошептала она с кровати, куда Джейкоб ее положил. – Но потом… Я все испортила.

– Тс-с-с. Вы ничего не испортили. Я должен был обратить на это внимание. Это была моя вина.

– Слушай. Говорю тебе. Я все испортила.

Она замолчала, не в силах более разговаривать.

Джейкоб принес лекарство, приподнял ее голову, заставил сделать глоток. Потом прибавил мощности в газовом камине, потому что Лиссу теперь знобило. Отправился в ванную за горячей и холодной водой и полотенцами.

Когда он помогал ей идти по подъездной дорожке (она отказалась, чтобы он ее нес), с ней случилась судорога, руку повело и она с силой ударила по дверце «мерседеса». В металле появилась глубокая вмятина, а из пораненной ладони брызнула кровь. Пока он бегал за аптечкой, порез успел затянуться, и на его месте осталась только бледно-розовая полоска.

Почему ее организм, способный к потрясающей регенерации, погибает от этой чертовой болезни? Томас, Томас, где ты, когда ты так нужен? Ты бы в два счета распознал, как связан твой недуг и Лиссин, придумал бы способ замедлить или облегчить болезнь. Впрочем, Томас мог бы постараться и для себя, но делал только самое необходимое, чтобы прожить столько, сколько нужно для обучения Джейкоба. Без связи с Лиссой и без надежды на то, что эта связь когда-нибудь восстановится, Томас просто не хотел жить. Он учил Джейкоба всему, что могло бы пригодиться ему, когда он станет слугой, но о серии событий, предшествующих болезни, Томас не сказал почти ничего. Только коротко заметил, что это было наказанием со стороны Рекса.

Джейкоб опустил полотенце в тазик с нестерпимо горячей водой. Вынул, отжал, положил на лоб Лиссы.

– Мне нужно знать, что с вами, миледи. Позвольте мне помочь вам.

– Я тебе говорила…

– При всем уважении, я уверен, что это время уже прошло. Томас доверял мне. Я думаю, вы мне тоже доверяете. Я знаю, что с третьей меткой я буду куда лучше чувствовать состояние вашего здоровья. Вы сможете забирать силу у меня, когда вам будет нужно…

– Это смерть для тебя, Бран и тот тебя переживет.

– Я знаю.

Лисса прикрыла глаза.

– Почему ты хочешь принести себя в жертву, Джейкоб? Из-за твоего отношения ко мне, или это рыцарство?

– И то и другое, миледи. Да за один секс с вами я готов умереть.

– Джейкоб, это не шутки.

Она поморщилась от боли и отвернулась к стене, и Джейкоб не стал настаивать. Вместо этого он принялся тихо напевать гэльскую колыбельную. Когда погибли его родители, ему пришлось привыкать к мысли, что он больше никогда не ощутит ласкового прикосновения материнской руки перед сном. В первые месяцы он, бывало, просыпался охваченный страхом и тревогой. Но мама словно оставила в голове Гидеона особый будильник: как только младший брат открывал глаза, напуганный подступившей тьмой и одиночеством, старший тут же вставал, присаживался на краешек его кровати, гладил его по колену и пел песни, которые певала мать. У Гидеона тогда ломался голос, и он нещадно перевирал мелодию.

Итак, Джейкоб мурлыкал колыбельную, пока раздевал Лиссу, укрывал одеялом и расчесывал ей волосы: он знал, что она чувствует себя лучше, когда они в порядке. Затем он опустил ее голову обратно на подушку и сменил горячий компресс.

– Это из-за Карнала все началось, миледи? В тот раз приступ протекал по-другому.

– Не знаю. Может, и из-за него…

Джейкоб взял ее за руку и начал массировать точку между большим и указательным пальцами.

Постепенно боль начала оставлять Лиссу. Она открыла глаза.

– О! Это помогает.

– Акупрессура. Приятно знать, что кое в чем мы не так уж отличаемся.

– Ты и Томаса так лечил?

– Он меня этому научил. Миледи, если это не причинит вам новой боли, может, по крайней мере, вы расскажете мне, как вышло, чтобы отослали Томаса? Я знаю, что это как-то связано с вашей болезнью. И с его.

Лисса снова закрыла глаза. Джейкоб заслуживал того, чтобы знать правду. Что еще важнее – ему нужно знать. Иначе он не сможет защитить себя от ее врагов. Взять хотя бы Карнала… Как он смотрел на нее сегодня! В его облике и поведении таилось что-то новое, какое-то волнение, словно у мальчишки, сгорающего от желания поделиться секретом и при этом наслаждающегося самодовольной мыслью: я, мол, знаю что-то интересное, а вы – нет!

Лисса решилась.

– Когда я была замужем, – начала она негромко, – мне бы стоило найти служанку, но мы обычно лучше уживаемся со слугами противоположного пола. Томас… Томас был тихим ученым человеком. Монахом. Я освободила его от сексуальной части договора между господином и слугой. Рекс этого не понимал. Он бы придумал столько всяких издевательств, которым можно подвергнуть мужчину, давшего обет безбрачия. А со временем стало только хуже.

Потому что Томас знал, что этот Рекс – настоящее чудовище, подумал Джейкоб и поморщился, когда она пристально взглянула на него, напоминая, что его мысли теперь открыты.

– Я подбила Томаса съездить в короткий творческий отпуск в его монастырь в Мадриде. При всей любви и верности мне, которые я не ценила так, как следовало бы, ему нужно было откуда-то черпать энергию, чтобы питать собственную душу. Монастырь был таким местом для Томаса. «Это лишь кусок земли, куча камней», – говорил он мне. Но я-то знала его сердце. Я продолжала уговаривать его поехать туда, побыть там какое-то время. Здесь все было в порядке. Никаких бурь на горизонте.

– Томас понимал, да и я пыталась научить тебя, что слуга не должен встревать между двумя вампирами. Мы относимся к вам вовсе не как к детям. Вы – инструменты, вы – часть нашей воли. Томас, поживший монашеской жизнью, лучше многих понимал концепцию покорного служения. Он как нельзя лучше вписывался в этот образ. – Она замолчала, провела пальцами по ноге Джейкоба, который как раз менял ей компресс.

– Прошу прощения, миледи.

Он неохотно отошел от нее, чтобы налить в тазик еще горячей воды.

– А ты – нет, – пробормотала она.

Джейкоб поднял голову, глядя в зеркало ванной. Слишком поздно он вспомнил, что ее отражения там не будет, зато он увидел собственный потрясенный взгляд, который заметила и Лисса. Зеркало отражало только его самого – таким, по замыслу госпожи, должны были быть и их отношения. Он вернулся к ней, поправил сбившееся одеяло. Она вздохнула.

– Физическое насилие было частью нашего брака, частью, которую Томас не понимал, не принимал и ненавидел. Но он придерживал язык, потому что я его об этом просила, даже когда Рекс стал становиться все более и более непредсказуемым. Однажды ночью Рекс в припадке ярости выдрал мои розовые кусты. Томас нашел меня в саду, когда я пыталась их пересадить, – она сжала губы, явно борясь с воспоминанием. – Я плакала. Полагаю, что я тогда тоже начала ломаться.

Джейкоб погладил ее по щеке.

– Госпожа…

Она покачала головой.

– Моя мать умерла в пятьсот лет, Джейкоб. Вампиры ведь умирают не только когда их сжигают или отрезают им голову. Бессмертие – это дар, но и у него есть свои недостатки. Когда смертные перешагивают порог старости, они все менее страшатся мыслей о смерти. Чем дольше длится старость, тем более растет их приятие смерти, ведь они видели так много, так много… жизнь, рост, изменение, угасание… Они начинают понимать, что все циклично, что все остается неизменным – кроме действующих лиц. Их больше не интересует полет жизни и течение времени. Они хотят покоя. Сна. Они готовы уйти.

Лисса потрогала компресс на голове.

– Как ты заметил, у нас с людьми есть кое-что общее. Мы можем потерять интерес к жизни, к ее переменам, вот только мы не умираем. И если только вампир не придумает, как миновать эту фазу – можешь назвать ее кризисом среднего возраста, – он теряет смысл существования. Ты уже все видел, ты все совершил, и бессмертие становится для тебя проклятием, тюрьмой. Ты или проверяешь на прочность ее решетку, раскачиваешь ее, или же делаешь вид, что ее вовсе нет и ты свободен. Маскируешь ее, развлекаешься. Насилие, жестокость, жажда власти – изысканные наркотики для бессмертных, заблудившихся в вечности. Но, как и с наркотиками, ты ищешь новые дозы и все время увеличиваешь их.

Лисса перевела взгляд на камин.

– Мы называем это «сплин». Это величайший риск, которому подвергаются вампиры, перешагнувшие четырехсотлетний рубеж. Многие не доживают до пятисотлетия. Они встречают восход солнца. Или их убивает один из нас, или люди-охотники, вроде твоего брата. Моя мать пятьдесят лет назад встретила солнце.

Джейкоб сжал кулаки, и Лисса с деланной насмешкой – под ней пряталась глубокая скорбь – поглядела на него.

– Вампиры – хищники, и добрыми нас не назовешь. Но хищники могут быть честными, последовательными и разумными. Они способны на сопереживание. Рекс же… он относился к людям не так, как я. Люди для него были пищей или игрушкой. Таковы многие из вампиров, но у Рекса взгляды были радикальными. Я, конечно, замечала это и беспокоилась, а Рекс, чем старше становился, тем делался беспощаднее. Он наслаждался, мучая людей и слабых вампиров… хотя до поры до времени мне удавалось сдерживать его. Я играла роль буфера.

– На рубеже столетия он до безумия влюбился в молодого человека. Сесил Майлз – так его звали, простой банковский служащий в Нью-Йорке. Он случайно наткнулся на Рекса, когда тот питался на темной аллее, а Рекс заметил застывшего в ужасе Сесила. Он обратил его. Сделал товарищем по играм. Их встречу словно устроил некий злой дух, потому что у Сесила оказалось нездоровое пристрастие к боли и страданию, а Рекс только подстегивал в нем кровожадность. Почему я не вмешалась, почему позволила Рексу сделать его вампиром?!

Она встала с постели, уронив компресс, перешла к креслу у огня и упала в него. Джейкоб, хотя и радовался, видя, что боль отпустила ее, шагнул к ней, намереваясь сказать, что госпоже пора отдохнуть, поспать. Но она опередила его:

– Сесил быстро учился, но… ты помнишь, что я говорила?

Джейкоб кивнул:

– Сделанные вампиры более кровожадны и плохо себя контролируют.

– Да. Но Сесил был еще и умен. Так что всего через сто лет он получил небольшую территорию в Мексике. Не очень влиятельную. Но этого оказалось недостаточно. Этому вампиру всегда будет мало…

– Карнал.

Она кивнула.

– Это его Рекс так звал. С какого-то момента и Сесил стал предпочитать, чтобы его так называли. Рекс поддался сплину и начал слабеть, а сила Карнала, наоборот, увеличивалась. Он хотел полностью контролировать Рекса, и он понял, что у него на пути стою я. Тогда он принялся все чаще склонять Рекса на такие деяния, которых я не могла стерпеть, и мне приходилось постоянно вмешиваться. Рекс злился, раздражался на меня, переставал мне доверять. Карнал торжествовал….

– В ночь, когда это случилось, у нас намечался на полночь званый ужин. Я была в черном платье, думаю, тебе оно понравилось бы. – Ее образ ненадолго появился в сознании Джейкоба: Лисса стояла в этой самой комнате, надевая серьги. Платье из черного бархата было узким, с глубоким вырезом на спине.

– Мне нравится, – ответил Джейкоб, хотя заставить себя улыбнуться не смог.

– Я сожгла его после той ночи, но это было одно из моих любимых платьев, – она мрачно усмехнулась. – В общем, мы с Рексом до этого подрались. Неважно, из-за чего. Он пришел в нашу комнату просить прощения. Коснулся моих волос и спросил, не срежу ли я немного роз для украшения обеденного стола. – Она сглотнула. – Когда я пошла в сад, то обнаружила, что он их все выдрал из земли. Только тогда я поняла, почему его руки пахли землей.

– Томас пошел меня искать, – сказала она после короткой паузы. – Рекс знал, что я выращиваю эти розы в память о своем отце. Но я плакала, потому что понимала, что все кончается, что я больше не смогу терпеть. А потом стало еще хуже.

Она замолчала. Больше она не произнесла ни слова, но перед глазами Джейкоба поплыли образы, картинки той ночи. Вот к ней подходит Томас. Томас гладил ее по голове, потом подобрал одну из сломанных веток. «Мы все исправим, миледи. Пойду за лопатой».

Джейкоб не просто «смотрел кино» – он теперь видел все глазами Лиссы, и отголоски ее чувств и мыслей эхом доносились до его сознания.

Что-то насторожило ее в голосе Томаса, но она поняла не сразу и потому потеряла несколько проклятых драгоценных секунд. Она потом на кухне нашла нож. Представила, как он взял его и одним ударом срезал конец этой ветки под острым углом, так ловко, будто родился воином. Монах, который постоянно резал себе пальцы безопасными столовыми ножами…

* * *

Лисса не стала возиться с дверью. Она подбежала к дому и с разбегу влетела через окно в спальню, где ее ждал Рекс, предвкушая сладостно-горькое наслаждение ее слезами и болью. Витраж, изображающий дракона и святого Георгия, разлетелся тысячей разноцветных осколков.

Томас опередил Лиссу всего на несколько секунд. Когда Рекс обернулся, монах уже замахивался на него заостренной веткой. Стебель розы прорвал рубашку, вошел в тело Рекса, но тут же сломался.

Лисса, влетев в окно, столкнулась с Томасом; это и спасло ему жизнь, потому что она приняла на себя предназначенный ему удар разъяренного Рекса. Она схватила мужа за руки, и они упали на кровать, путаясь в покрывале.

– Нет! – повторяла она. – Нет!

Рекс отшатнулся, ощерив клыки, через разорванную рубашку была видна рана, которая уже затягивалась.

– Я отошлю его, Рекс. Но ты не можешь его убить. Я этого не позволю.

– Ты его защищаешь?! – прорычал Рекс. – Он хотел убить меня!

– Ты хотел убить мою душу, она уже почти растаяла, – сказала Лисса. – Но я не жаловалась, а ты развел нюни всего-то из-за царапины, нанесенной человеком.

В глазах Рекса сверкнуло бешенство, но Лисса уже выпрямилась, ее лицо приобрело знакомое Джейкобу бесстрастное выражение.

– Томас, – отчеканила она, не сводя внимательного взгляда с Рекса, – собирайся. Ты поедешь в свой монастырь в Мадриде и будешь там, пока я не попрошу тебя вернуться.

– Никогда, – рявкнул Рекс. – Он никогда не вернется. Потому что я подкараулю его в тот момент, когда ты повернешься спиной, и убью. Медленно замучаю и дам тебе прочувствовать каждую секунду его боли. Тебе придется убить меня. И показать всем твою жалкую слабость, показать, что ты предпочла человека своему мужу.

Томас с трудом встал. Руки у него тряслись, но в глазах все еще пылала ярость, и он оглянулся, ища взглядом заостренную ветку.

Лисса шагнула вперед, привлекая внимание Рекса.

– Человек не продержится долго под пыткой. Разве этого ты хочешь? Отвлекся на секунду, и вот уже хрустит сломанная шея. Может, ты предпочтешь сладость моих криков? Ты ведь для этого все устроил, не так ли?

– Миледи, не надо! – Томас шагнул вперед, и рука Лиссы взметнулась, указывая на дверь.

– Пошел вон, слуга. Я не допущу твоей смерти, но не потерплю и нападения на моего мужа. Твое наказание – отлучение.

Она посмотрела в сторону Томаса, и Джейкоб увидел, как исказилось в отчаянии его лицо.

Ты навлек все это на меня. Если ты хоть сколько-нибудь любишь меня, ты уйдешь.

Он заковылял прочь, а она сбросила свое сексуальное платье так небрежно, как будто собиралась принять душ. Сняла белье, отбросила в сторону, оставшись совершенно голой, совершенно незащищенной. Рекс, чьи глаза уже горели предвкушением так, что Джейкоба начало мутить, извлек из барочного шкафа длинный хлыст. Такой хлыст Джейкоб использовал, работая в цирке со слонами.

– Томас, – она остановила слугу в дверях, ее голос был холоден как никогда. – Не забудь связаться с нашими гостями перед уходом и дать им знать, что обед перенесен.

Видение испарилось, выключилось, как телевизор, ее сознание закрыло дверь, прежде чем Джейкоб смог еще что-то зацепить. Однако он мог себе без труда представить, что было дальше. Сердце Томаса в тот день было разбито. Джейкоб знал это, потому что видел это в его глазах каждый раз, когда тот намекал, что заставило его оставить службу у госпожи. Джейкоб подозревал, что это были ее крики, доносившиеся до Томаса, когда он стоял в комнате прислуги, складывая носки и убирая рубашки в чемодан трясущимися руками.