Текст книги "Тайные грехи"
Автор книги: Джоу Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Глава 37
Джошуа Бэрон скончался.
«Ньюсуик» назвала его смерть концом эпохи. На обложке «Тайм» появился бьющий в глаза заголовок: «Король умер». «Голливудский репортер» провозгласил, что студия «Бэрон» лишилась своей короны, и поместил фотографию Мариссы, рыдающей над заваленным цветами гробом. Это фото, переданное по телеграфу, облетело весь мир – на что она и рассчитывала. Все ведущие кинематографисты почтили похороны своим присутствием. «Верайэти» назвала вышеупомянутую церемонию событием года для средств массовой информации.
Отцу Тимоти О'Баньону пришлось перекрикивать гул вертолетов.
– «Земля – земле, прах – праху, пыль – пыли; с верой и надеждой в воскресение и вечную жизнь».
Он помахал золотым кадилом и окропил блестящий гроб из слоновой кости святой водой. Когда Ли выступила вперед – бросить горсть земли, переданной ей священником, – ее ослепили солнечные лучи, отразившиеся от белоснежного мраморного ангела – бессменного часового на могиле Сайни.
Глядя прямо перед собой, Ли разжала руку – и содрогнулась, услышав, как комочки земли застучали по крышке гроба. Ее мутило от приторно-сладкого запаха оранжерейных цветов.
Вот уже несколько месяцев Ли ждала этого события, и тем не менее оно повергло ее в прострацию. Во время заупокойной мессы слова священника жужжали в ушах, не задевая сознания. Хором сказанное «Аминь!» послужило сигналом для рабочих. Ли почти не воспринимала обращенных к ней слов соболезнования.
– Ли, – Корбет тронул ее за руку, – лимузин ждет. Она оглянулась и с удивлением увидела, что, кроме Тины, Корбета и Ким, все уже разъехались. Марисса первой забралась в лимузин: согласно версии для репортеров – чтобы хоть немного прийти в себя. Ли проглотила комок.
– Мне бы хотелось немного побыть одной, если не возражаете.
– Конечно, – согласился Корбет. – Подождем в машине.
Ли долго, в тяжкой задумчивости смотрела на гроб.
– Я хочу простить тебя, – пробормотала она. – Возможно, в этом и состоит мой долг. Беда только в том, что я не уверена, смогу ли когда-нибудь простить себя.
Она поникла головой. Постояла еще немного и повернулась, чтобы уйти.
Мэтью в одиночестве стоял на пологом склоне, наблюдая за похоронной процессией. Ему была хорошо видна стройная фигура скорбящей женщины в черном. Существует ли на земле такое место, где бы отдохнуло его кровоточащее сердце?
Марисса вскочила на ноги; на щеках вспыхнул густой румянец.
– Что, мать твою, ты имел в виду, говоря, будто мне не полагается моя доля в семейном бизнесе? Может, старого хрыча это и не устраивало, но я все-таки была его дочерью. Имею право на половину наследства!
Шокированному ее лексикой адвокату Джошуа, Айре Фридману, только и оставалось, что моргать в ответ. Прошло два дня после похорон; он готовился исполнить последнюю волю покойного.
– Джошуа оставил письмо с разъяснениями. Просил огласить его в присутствии всех заинтересованных лиц.
– Только попробуйте меня обойти! – прошипела Марисса, снова опускаясь в кресло.
Комната вся гудела – так присутствующие отреагировали на только что прочитанное Фридманом письмо Джошуа, в котором тот доводил до всеобщего сведения, что, когда Сайни забеременела во второй раз, он находился в Греции. Сайни отказалась назвать имя отца ребенка, но с самого начала признала, что Джошуа не имеет к этому никакого отношения.
– «А так как я великодушно дал девочке, которую все знают как Мариссу Бэрон, свое имя, прекрасное воспитание и содержание, считаю себя полностью исполнившим свой моральный долг и свободным от каких бы то ни было обязательств. Поэтому, в соответствии с письменным договором, заключенным с женой и засвидетельствованным моим адвокатом, объявляю: Марисса Бэрон не может претендовать на какие-либо денежные выплаты либо недвижимость». Мне очень жаль, мисс Бэрон.
– Вы еще пожалеете! – взвилась Марисса. – Все до одного!
Такой удар в спину из могилы разбудил в ней зверя. Она выбежала из комнаты и громко хлопнула дверью.
– Просто в голове не укладывается. – Ли с ошарашенным видом перечитывала переданные ей Айрой Фридманом документы. – Мало того что Марисса – не дочь Джошуа, так еще и Брендан Фарадей владеет двадцатью четырьмя процентами акций компании «Бэрон». Но компания всегда была чисто семейным предприятием.
– О да, Джошуа был полноправным властелином – делал, что хотел. Вот и отвалил двадцать четыре процента Фарадею.
Все ранее нестыковавшиеся детали поведения Джошуа в последние годы сложились в ясную картину. Сколько бессонных ночей она провела, опасаясь, что им придется объявить себя банкротами, – и вдруг откуда ни возьмись появлялись деньги. Теперь, когда Ли знала их происхождение, образ Брендана Фарадея предстал перед ее мысленным взором отнюдь не в белом цилиндре.
– Какова, вы сказали, доля Кейт Фаррел?
– Три процента.
– Я и не знала, что она еще жива.
Ли попыталась собрать воедино отрывочные воспоминания о бывшей кинозвезде.
Пятьдесят лет назад Кейт Фаррел была ведущей актрисой на студии «Бэрон». Необычайно соблазнительная, она умела всего лишь слегка приподняв бровь или искривив губы вызвать шквал эмоций. Уолтер Бэрон нашел ее в кинотеатре «Ньюберри», где она работала тапером, и сразу понял, что наткнулся на золотую жилу. Он подписал с ней долгосрочный контракт. Снимаясь вместе с такими непохожими талантами, как Валентино и Чарли Чаплин, она кометой взвилась в небеса – особенно после того как отдел общественных связей поработал над ее биографией: заменил в графе «Место рождения» Мейн на Джорджию и наклеил на нее ярлык «женщины-вамп из Саванны».
В тысяча девятьсот двадцатом году компания «Бэрон» платила ей больше трех тысяч долларов в неделю – по тем временам астрономическая сумма. По этой-то причине (и пойдя на поводу у голливудских шутников) Джошуа и сделал ей предложение. Он всегда трясся над каждым центом и не мог упустить шанс оставить деньги в семье.
Бизнес процветал – чего нельзя было сказать об их браке. В момент развода Кейт была в зените славы; сочтя определенную адвокатами сумму компенсации слишком большой, глава компании предложил ей сделку: Кейт по-прежнему будет привлекать публику и получать три процента прибыли компании «Бэрон».
Шестого октября тысяча девятьсот двадцать седьмого года комета грохнулась на землю. В кинотеатре на Бродвее, в двух тысячах миль от того места, где Кейт Фаррел снималась на студии «Бэрон» в роли Анны Карениной, зрители наслаждались Элом Джонсоном в «Солисте джаза». Бурный успех этой первой звуковой ленты ознаменовал начало новой эры. И тут оказалось, что дребезжащий голос уроженки Новой Англии не только не подходит «женщине-вамп» из Саванны, штат Джорджия, но и слишком пискляв для тогдашних микрофонов. Кейт вышла в отставку, а с годами полюбила уединение.
– Выходит, – размышляла вслух Ли, – если у Фарадея двадцать четыре процента и у Кейт – три, у меня остается семьдесят три процента?
– Контрольный пакет, – подтвердил Фридман.
Ни один не упомянул о Мариссе, хотя ее образ незримой тенью витал в воздухе.
– Боже, Кейт Фаррел! – воскликнула Ким. – Я думала, ее давно нет в живых.
Неделя прошла с тех пор, как адвокат обрушил на всех бомбу, огласив последнюю волю Джошуа Бэрона. Обеспокоенная тем, как подруга тает на глазах, Ким пригласила ее поужинать.
Ли безучастно поковыряла у себя в тарелке.
– Я тоже. Ее много лет никто не видел. Я навела справки в бухгалтерии – они ежеквартально высылают чеки ее адвокатам в Сан-Франциско.
– Значит, она живет где-то в Заливе. Если только действительно не умерла и адвокаты не подделывают ее подпись, чтобы присвоить деньги.
Ли засмеялась – впервые за много месяцев.
– В этом нет ничего невероятного, – продолжала Ким. – На днях я слышала в парикмахерской историю об управляющем поместьем Бенни Тодда – знаешь, того характерного актера – ему девяносто лет и он женился на шестнадцатилетней дочери своей сиделки? Так вот…
Пока Ким сыпала действительно поразительными фактами, Ли почти физически ощущала, как с ее души постепенно спадают оковы. Все будет хорошо. Она выкарабкается.
Брендан Фарадей сидел возле бассейна и лениво просматривал почту. Его внимание привлекло одно письмо. Писал Марк Лонгворт, сын Риса Лонгворта, бывшего адвоката Сайни Бэрон, в прошлом месяце скончавшегося от инфаркта.
Младший Лонгворт сообщал, что, приводя в порядок бумаги отца, наткнулся на запечатанный конверт, вложенный в другой, адресованный Рису. В сопроводительном письме адвокату предписывалось в случае смерти Сайни Бэрон передать конверт Брендану Фарадею. Лонгворт не имел понятия, почему распоряжение клиентки не было выполнено, и почел своим долгом передать письмо адресату.
Фарадей вскрыл письмо; в голове вспыхнул фейерверк воспоминаний. Он встретил Сайни на вечеринке у Рокко Минетти. Брендан знал, что король преступного мира спит с женой Джошуа Бэрона, но не мог понять, что босс в ней нашел, – пока она не изнасиловала его на полу в роскошной ванной Рокко Минетти. Пораженный тем, какая бешеная страсть крылась за элегантной ледяной оболочкой, Брендан попался на крючок. Их связь таила смертельную угрозу; они занимались любовью то в ее розовой с золотым ванной комнате (пока гости Джошуа веселились внизу), то в серебристом «роллс-ройсе», припаркованном на Малхолланд-драйв, то на черной кожаной кушетке в ее кабинете на студии «Бэрон». То было время безумств, и если, по словам Сайни, он, как наркотик, отравил ей кровь, сам Брендан был ничуть не менее увлечен. Временами они жестоко ссорились – чтобы потом с новой жаждой наброситься друг на друга.
Фарадей прочитал письмо и похолодел. Прочитал еще раз, и еще. Но выцветшие буквы, выведенные ее закругленным почерком на бумажном листке, всякий раз говорили одно и то же. Он, а не Джошуа Бэрон, был отцом Мариссы. В душе Фарадея не вспыхнуло отцовское чувство – зато он сразу понял: судьба сдала ему козырную карту – и какую! Теперь хорошенько все обдумать – и в бой!
Кто он – человек, зачавший ее и бросивший? Кто-нибудь из мира кино? Актер, режиссер, менеджер? Она его знает? А он – знает ли о своем отцовстве? И что она – именно она – его дочь?..
Отчасти Марисса была даже рада, что оказалась дочерью другого человека, не Джошуа. Он всю жизнь попирал ее, и теперь ей импонировала мысль, что в ее жилах нет ни капли крови этого мерзавца. Она вспомнила Ли – на которую благодаря открывшейся тайне рождения свалилось многомиллиардное наследство. Тогда как ей, Мариссе, ничего не досталось. Nada. [17]17
Nada – ничего (исп.).
[Закрыть]Фига с маслом.
В ее глазах полыхнул мстительный огонь. Ничего, она им еще покажет!
Глава 38
– Ты сошла с ума!
Тина воззрилась на Ли так, словно у той выросла еще одна голова. Прошло три недели с тех пор, как умер Джошуа, и, хотя Ли неплохо держалась, этот новый заскок заставлял предположить, что у нее не все дома.
– Я считаю это своим долгом.
Обе женщины стояли в холле особняка Бэронов в Беверли Хиллз с канцелярскими книгами в руках: занимались инвентаризацией. Решив продать дом, в котором она выросла, Ли ожидала испытать боль утраты, однако при виде того как Тина меряет рулеткой лужайку, почувствовала облегчение.
Может, расставшись с прибежищем ее тайного греха, она избавится и от демонов, чуть ли не каждую ночь являющихся ей во сне?
– Передав Мариссе часть акций, ты совершишь величайшую ошибку в своей жизни!
– Айра Фридман того же мнения. – Ли взяла в руки севрскую вазу. – Как ты думаешь? Оставить ее у себя или присовокупить к остальному барахлу?
– Оставить. Она слишком ценная, чтобы отдавать. Но вернемся к предмету предыдущей дискуссии. Я в принципе терпеть не могу юристов, но Айра Фридман говорит дело. Золотко, я понимаю: ты чувствуешь себя виноватой из-за того, что одна унаследовала студию, но Марисса не умирает с голоду. У нее солидный капитал: ведь она постоянно снимается на студии «Бэрон».
– Так-то оно так… Просто ее всегда обходили. В детстве, когда папа возвращался с работы, она буквально кувыркалась через голову, чтобы привлечь его внимание. А я палец о палец не ударила.
– Не совсем так. Ты была образцовой дочерью: умной, оптимистичной, надежной…
«Сексуально доступной», – мысленно добавила Ли. Чувство вины и стыда навалилось густым туманом. Что сказала бы Тина, если б знала?..
– Тебя послушать, так я – ангел, без единого пятнышка. Я вот что хочу сказать: Марисса всю жизнь была обделена любовью. Кроме того, сейчас, когда между нами больше не стоит Джошуа, есть надежда, что мы станем по-настоящему близки.
– Я все же думаю, что ты совершаешь грандиозную ошибку. Но это твоя жизнь. И твоя студия.
Ли привыкла прощать младшей сестре злобные выходки, и Тина отдавала себе отчет в том, что никакие доводы ни на йоту не изменят ее позицию. Ничего не поделаешь. Возобновив прерванное занятие, Тина думала: какая жалость, что Сайни не сбежала с Мариссиным папашей – кем бы он ни был – до рождения ребенка. Всем было бы гораздо легче.
– Пока смерть нас не разлучит.
Мэтью произнес брачную формулу с обреченностью приговоренного к смертной казни, когда его ведут на эшафот. Что вполне соответствовало его ощущениям.
Он провел долгую ночь без сна, вспоминая свое обездоленное детство, все лишения и издевательства. Нельзя допустить, чтобы его дитя росло с таким же клеймом. И Мэтью против воли принял решение жениться. Не видел другого выхода.
Он лежал рядом с новой женой в отеле в Рено, изо всех сил стараясь не притрагиваться к ней и отчаянно желая, чтобы на ее месте была Ли. Чтобы у Ли был от него ребенок.
Даже если бы Ли захотела, она не смогла бы не заметить фотографию, на которой Мэтью с Мариссой покидали церковь в Рено. Переключая каналы в поисках новостей, вместо положительно действующего на нервы Уолтера Кронкайта в привинченном к полу кресле, она наткнулась на репортаж о бракосочетании своей сестры и своего бывшего мужа – и застыла как вкопанная. В голове вспыхнуло воспоминание о другом свадебном фото. Но то было подделкой, а это – самая что ни на есть реальность.
Но почему Марисса ей не сказала? Пару дней назад Ли звонила ей насчет готовящегося подарка – двадцати пяти процентов акций кинокомпании «Бэрон». Марисса пришла в восторг – как всегда, когда ей удавалось завладеть чем-либо, до этого принадлежавшим Ли.
В шесть лет она стащила у старшей сестры плюшевого медвежонка. В одиннадцать – тюбик губной помады и хрустальный флакон «Мисс Диор». В тринадцать начала «заимствовать» одежду. В пятнадцать, с разрешения шофера, покаталась с друзьями на ее «ягуаре». Потом понадобились две с половиной тысячи долларов и три недели времени, чтобы привести машину в рабочее состояние.
Ли смотрела сквозь пальцы на выходки сестры. Но как же она допустила, чтобы Марисса украла единственного человека, которого она любила?
Мэтью стоял посреди комнаты, взирая сверху вниз на распростершуюся на кровати Мариссу. На ночной тумбочке красовалась ополовиненная бутылка рома; бокал – сплошь в губной помаде. На Мариссе была та же черная атласная ночнушка, в которой он оставил ее утром, уходя на встречу со своим банкиром. Потом он пообедал с Тиной и Корбетом и принял участие в акции протеста местных жителей против дальнейшей застройки пляжа.
– Ну что мне с тобой делать? Запирать и ставить сторожа у дверей?
– Если бы ты побольше бывал дома, – окрысилась Марисса, – может, я и перестала бы пить. Избегаешь меня с самой свадьбы.
– Я тебя не избегаю. Просто работаю над фильмом.
– А я должна подыхать со скуки?
Мэтью старался изо всех сил. Вернувшись из Рено, он дал себе клятву, что не допустит по отношению к своему ребенку такой же несправедливости, как Джошуа – по отношению к Мариссе. Он станет настоящим отцом, не только на бумаге. Ребенок с самого начала должен знать, что у него есть полноценная семья. Чего не было у них с Мариссой.
Поэтому он прилагал бешеные усилия, чтобы обращаться с Мариссой если не с любовью, то по крайней мере с уважением. К несчастью, растущие притязания жены на его внимание все больше напоминали крохотные капельки пролитой на пол ртути: только покажется, что ты их собрал, как ртуть снова ускользает. Понемногу Мэтью начал прозревать: жизнь с такой эгоцентричной женщиной – сущий ад.
– Врач не разрешил тебе пить. – Он отнес ром в ванную и вылил в раковину.
– Эй, я только что купила эту бутылку!
– Это вредно для беби.
– Беби, беби, – буркнула Марисса. – Только и слышу. Нет чтобы перестать думать об этом паршивце и для разнообразия подумать обо мне! – Мэтью достал из комода чистую сорочку. – Куда намылился?
– У меня дела. Я заскочил только посмотреть, как ты тут, и переодеться.
– Куда ты идешь?
– На деловую встречу. Если понадоблюсь, я в «Уилшире».
– Так я и поверила! На самом деле ты бежишь трахаться с Ли. Угадала?
– Не будь смешной. Я уже много месяцев не видел твою сестру.
– Сводную, – желчно поправила Марисса. – Но если ты сейчас уйдешь, то не узнаешь грандиозную новость.
– Какую? – Мэтью сверился с часами. Еще немного – и он опоздает.
– Мне дали роль в любовном триллере. Называется «Опасные страсти». Буду играть девушку-библиотекаря, которая оказывается замешанной в шпионскую авантюру. Этот мерзавец шпион зверски истязает ее и чуть не насилует. Потом за мной гоняется ЦРУ, и я время от времени трахаюсь с положительным героем. Режиссер – Кристофер Бирк.
– Ну что ж, это будет для тебя стимулом, чтобы снова встать на ноги после рождения ребенка.
Мэтью испытал острую жалость к Мариссе. Торчать в четырех стенах и смотреть по телику мыльные оперы и всякие дебильные игры! Он бы точно свихнулся.
– Не после, а до. Съемки начнутся на будущей неделе.
Представляешь, какой кайф – Венеция, Рим, Париж, Милан, Шри Ланка?..
– Подожди минуточку. – Мэтью оторвался от галстуков. – Ты не можешь сейчас сниматься!
– Почему это?
– Черт побери, Марисса, если у тебя склероз, позволь напомнить: ты беременна! Тебе нельзя прыгать с места на место. Особенно с таким режиссером, как Бирк, который путает съемочную площадку с ареной для боя гладиаторов. Если на то пошло – ты уверена, что будешь дьявольски сексапильна, мотаясь по Риму в платье для беременных?
– Бирк все предусмотрел. Костюмер работает над специальным корсетом, так что ничего не будет заметно.
– А все остальное? Натурные съемки и без того выматывают, а в твоем состоянии…
– Ты меня не отговоришь. Кроме того, – в ее голосе появились зловещие нотки, – только представь, как вы порезвитесь с Ли, когда меня не будет в городе!
Нет, это уж чересчур!
– Я говорил тебе, что много месяцев не встречался с Ли. Даже ни разу не подумал.
– Если бы я поверила, – сказала Марисса, – нам с тобой было бы о чем говорить. Но мы оба прекрасно знаем, что пока я буду сегодня вечером смотреть по телику Барри Джеймса, ты будешь уделывать Ли.
– Тебе нужно лечиться. Не жди меня – я поздно.
– А я что говорила?
Когда автомобиль Мэтью скрылся за поворотом, Марисса сняла трубку.
– Он отчалил. Давай скорее. И прихвати побольше рома, а то мой кончился.
Напротив Мэтью за ресторанным столиком сидел человек, державший в руках его будущее.
– Простите за опоздание. Небольшая семейная размолвка. – Он кисло улыбнулся. – Знаете, каковы беременные…
Халил аль-Тахир внимательно изучал человека – властелина сердца Ли.
– Никогда не был будущим отцом, так что не могу сказать по собственному опыту, но приходилось слышать. Резкие перепады настроения, капризы…
– Не без этого.
– Извините за любопытство, но вы не были женаты на сестре вашей теперешней жены – прекрасной Ли Бэрон?
У Мэтью сжалось сердце.
– Да, мы с Ли были мужем и женой.
Халил вперил в него долгий, пронизывающий взгляд.
– Некоторые вдвойне обласканы судьбой… Ну а теперь расскажите мне о вашем сценарии «Глаз тигра». Я слышал противоречивые отзывы.
– Ну ты даешь!
Марисса тяжело дышала; в спальне стоял тяжелый дух – после необузданного секса.
– Ты и сама неплоха, старушка, – для беременной.
С этими словами Джефф куснул ее сосок. Марисса ахнула от удовольствия.
Интересно, подумал Джефф, как бы Мэтью понравилось, если бы он узнал, что бывший кореш трахает его жену. Надо как-нибудь прихватить «Полароид». Сделать несколько слайдов и преподнести Мэтью – для семейного альбома.
– Новая игра! – объявил он, выскакивая из постели, чтобы достать из ящика комода четыре шелковых шарфа фирмы «Гермес». В мгновение ока он привязал лежащую на животе Мариссу к столбикам кровати. – Ты – прекрасная рабыня. Захвачена в плен на острове Спайсер. – Он взял с кресла свой кожаный ремень и хлестнул Мариссу по ягодицам.
– Ух!
– Заткнись, сучья дочь! Я – капитан работоргового судна! – Он с удовлетворением коснулся алых рубцов на ее коже. – В каждом рейсе я выбираю себе какую-нибудь одну красотку, которая удовлетворяет все мои желания.
– Ни за что! – гордо заявила Марисса, входя в роль. – Лучше умереть!
– Жаль, если пропадет такая задница! – Джефф ударил ее еще разок – по верхней части бедер. У Мариссы приятно защекотало между ног. – Нет, мы сделаем это медленно и красиво.
Марисса извивалась под ним, делая вид, будто сопротивляется; и мечтая, чтобы муж подольше не возвращался домой.
Шри-Ланка оказалась совершенно другим миром.
Древние арабские мореходы знали этот остров каплевидной формы под названием Серендипа, а один британский писатель восемнадцатого века, описывая этот край сюрпризов и чувственных наслаждений, даже ввел в обиход слово «serendipity» – умение извлекать из всего изысканное удовольствие. Для китайцев Шри-Ланка была Островом Самоцветов – намек на обилие драгоценных камней: рубинов, топазов и сапфиров величиной с яйцо крапивника. В индийском эпосе страну называли Несравненной.
Таинственный остров, утопающий в сизой дымке тумана и в древних легендах, пленяющий взор невиданными красотами, а воображение – древними захоронениями; родина прекрасных, закутанных в сари женщин и странствующих монахов… Но для Мариссы эта страна, прежде называвшаяся Цейлоном, до конца дней будет ассоциироваться с вечными муссонами, непроходимыми зарослями лиан, удушливым зноем, пиявками и невыносимой вонью от разлагающихся трупов и гниющих деревьев.
Она часами моталась верхом на слоне, в то время как Кристофер Бирк, с присущим ему стремлением к совершенству, спешил запечатлеть на пленке местные красоты, пока не зашло солнце. Специальный, скрывающий беременность костюм Мариссы был сплошь на косточках – она чувствовала себя закованной в броню. Все утро она страдала от спазмов в животе – не помогло даже свежее кокосовое молоко, которое туземец-гид расхваливал как превосходное средство от расстройства желудка.
День клонился к вечеру. Марисса уже несколько часов провела в седле – и вдруг почувствовала между ног липкую влагу. Она подняла юбку и увидела темно-красное пятно.
– Господи! – запаниковала она. – Я тут истеку кровью, в этих долбаных джунглях!
– Мне очень жаль, что так случилось.
Мэтью стоял в дверях. Таким расстроенным она его еще не видела.
Мариссу доставили в Коломбо на «лендровере» почти без сознания.
– Ты предупреждал, что съемки – адская нагрузка. Будешь теперь колоть мне глаза: я говорил! Доволен, да?
Как ни странно, потеря ребенка многое изменила. Не то чтобы Мэтью вдруг полюбил жену, и все же он сожалел о несбывшейся жизни, которую они зачали вместе. Он и злился на Мариссу за то, что она подвергла неродившееся дитя смертельному риску, и в то же время испытывал к ней неожиданную жалость: что ей пришлось перенести!
– Вряд ли в данном случае «доволен» – уместное слово. Ну как ты?
– Хреново! Когда меня отпустят?
– Через пару дней. Ты потеряла много крови. Доктор хочет, чтобы ты еще какое-то время побыла под наблюдением.
Марисса скривилась, увидев ползущую по стене безобидную ящерицу, охотницу за насекомыми.
– Хочу домой! Прямо сейчас!
Она была на грани истерики. Мэтью напомнил себе, через что ей пришлось пройти. Это помогло ему сохранить терпение.
– Ладно, заберу тебя в отель. Наймем сиделку – пока ты не окрепнешь настолько, чтобы совершить путешествие.
– Долго нам тут торчать?
– Сразу, как только Бирк позвонил, я связался с Ли. Она зафрахтует специальный самолет до Лос-Анджелеса.
Змея ревности подняла свою уродливую зеленую голову.
– Надо же – первым делом обратился к Ли!
Мэтью испытал знакомое ощущение: словно глухой рокот в жерле вулкана перед извержением.
– Ты снимаешься на студии «Бэрон». Ли – ее глава.
– Как любезно с твоей стороны постоянно напоминать мне об этом! Давай также вспомним, как она этого добилась: трахаясь с отцом!
Вместо того чтобы почувствовать острую боль, Мэтью утомленно вздохнул. Сценарий был до того знаком, что он мог бы играть с ней эту сцену во сне. Марисса исходила злобой – что, по мнению Мэтью, говорило о потрясающей способности ее организма к самовосстановлению. После опасного для жизни выкидыша посреди джунглей – у нее еще хватает сил скандалить!
– Давай не будем, – предложил он кротко. – Тебе нужно отдохнуть.
– Что мне нужно – так это раз и навсегда поквитаться с этой мерзавкой! – Красивое лицо Мариссы исказила злоба. – Я думала, что добилась этого, отняв у нее тебя, но нет – стоит мне уехать из города, как вы – прыг в постель! Насмехаться над мной!
– Слушай, это просто смешно. Во-первых, ты никого и ни у кого не отнимала. Мы с Ли были разведены, когда это случилось.
– Но ты продолжал любить ее. Да, Мэтью? Несмотря на то что она осталась с твоим худшим врагом, ты не смог выбросить ее из головы. Думаешь, я не знала? Почему, ты думаешь, я пришла к тебе точно в таком же платье, как у нее, и надушившись теми же духами? Потому что знала: больше всего на свете тебе хочется трахнуть мою сестру. А еще – отомстить ей за ее грязную маленькую тайну. Так что я сделала тебе одолжение. В обоих смыслах.
Он подозревал что-то в этом роде, но гордость не позволяла признать, что им так легко манипулировать.
– Кажется, мне пора уходить.
– К Ли?
– Нет – к своей прежней жизни. Где от меня еще хоть что-то зависит.
Он бросает ее! Как все. Как родной отец, поспешивший смыться, прежде чем она узнала о его существовании.
– Валяй, уходи! – вопила она. – Но тебе следует еще кое-что узнать. Этот байстрюк, которого из меня выскребли, – даже он был не твой, а Джеффа! Я пришла к тебе беременная – и ты меня изнасиловал. А потом я спала с Джеффом всякий раз, когда ты выметался за порог. Как тебе это нравится?
Мэтью обернулся и посмотрел на нее чужими, холодными глазами.
– Знаешь, вы с Мартином – адская парочка. Вы еще доведете друг друга до ручки. Впрочем, тебе ведь это нравится. Прощай, Марисса. Мне было… интересно.
И ушел, не обернувшись даже тогда, когда пущенный ею стакан ударился о притолоку в нескольких дюймах от его головы.
