Текст книги "В погоне за звездой"

Автор книги: Джоу Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Когда на следующее утро Джуд встала и посмотрела на будильник, то не могла поверить своим глазам: она проспала целых десять часов.

Ужаснувшись при мысли, что ее сочтут лентяйкой, она быстро вскочила, наскоро ополоснулась и, накинув одежду, спустилась вниз. На кухне она увидела Бака, который резал тушеное мясо.

– Доброе утро, – поздоровалась она.

– Доброе утро. – Его сузившиеся глаза изучающе осмотрели ее. – Сегодня вы выглядите намного лучше.

– Не помню, чтобы когда-нибудь вставала так поздно.

Бак пожал плечами – жест, унаследованный Лаки.

– Я уверен, что вы никогда так не уставали, как за последние несколько дней у нас на ранчо. – Он налил кофе в чашку и поставил перед ней. – Работа на ранчо – не из легких. Она требует некоторых навыков и особой тренировки.

– Кажется, я уже поняла.

– Но вы заправская наездница. Другая на вашем месте сдалась бы в первый же день.

– Я не привыкла сдаваться.

– Похоже на то, – согласился он. – Ваши родители вправе гордиться вами.

– Мои родители умерли.

– Мне очень жаль. – Он потер подбородок и посмотрел на нее долгим изучающим взглядом. – У вас есть другие родственники на востоке – братья, сестры, дяди, тети?

– Нет, я была единственным ребенком. Есть какие-то дальние родственники, но я их никогда не видела.

Это обстоятельство никогда особо не печалило Джуд. До сих пор. Она сделала глоток кофе, фирменного термоядерного напитка Бака, и он показался ей сегодня немного слабее, чем обычно. Или она успела к нему привыкнуть?

– Как вы находите кофе? Крепковат, да? – спросил старик, словно бы прочитав ее мысли.

– Вовсе нет.

– Рецепт достался мне от отца. Это один из вариантов старого ковбойского кофе. Берешь фунт кофе, обильно заливаешь водой, затем ставишь на огонь и кипятишь. Спустя некоторое время опускаешь в посудину лошадиную подкову. Если она тонет, тогда добавляешь в смесь еще кофе.

– Ага, понятно, и так до тех пор, пока подкова наконец не растворится в жидкости, – продолжила Джуд.

Он от души рассмеялся.

– А у вас есть чувство юмора. Молодец, девушка. Но после кофе полагается плотно позавтракать.

– Конечно, если в это время дня актуально говорить о завтраке. – Либо она прекратит обжорство, либо превратится в корову. – Повар вы просто замечательный, – сказала она, наблюдая, как Бак наливает тесто в горячие формы противня.

– Мой отец всегда говорил, что сытая команда работает гораздо лучше. И он прав. В давние времена каждый работник брал с собой непромокаемый плащ, ружье с патронами, запасец табака и, конечно, мешок с едой.

– Неплохая экипировка, – согласилась она. Пока Бак готовил завтрак, Джуд молча смотрела в окно. Там моросило. Досадно. Под дождем Зак снимать не будет.

– Ваши предки были мудрыми людьми, выбрав для поселения такие замечательные места, – сказала она.

– Да, это добрая земля. Бывают дни, когда я выхожу на крыльцо и думаю о том, что нам, О'Нилам, выпало огромное счастье – все эти наши долины, залив, луга и горы.

– Кажется, я понимаю вас.

– Однажды в воскресенье, когда еще была жива моя старушка Джози, мы пригласили к обеду нового священника. Это был молодой человек из большого города, впервые попавший в наши края.

Бак вынул несколько готовых кусочков бекона из духовки и положил их рядом с золотистыми оладьями на тарелку, затем тарелку поставил перед гостьей, рядом со стаканом сока.

– Он сидел на вашем месте и смотрел в окно на луга и пастбища, а потом воскликнул: «Какие прекрасные места! Господь осенил вашу землю благодатью!» Я, конечно, тут же встрял: «Чтобы Господня земля стала благодатью, нам, О'Нилам, тоже пришлось изрядно попотеть». Помню, Джози меня чуть не убила за это высказывание.

– Могу представить, – сказала Джуд. – И все же это забавная история.

– Какая история? – прозвучал за ее спиной глубокий голос. Джуд оглянулась через плечо и увидела в дверях Лаки, который в своем черном плаще выглядел киногероем, сошедшим с экрана.

– Бак рассказывал, как у вас в гостях был священник.

– Это анекдот с бородой. – Лаки отодвинул стул, развернул его и сел, как на лошадь. – Так ты успел рассказать ей конец?

– Я думаю, не стоит отвлекаться на такие мелочи, – бросил Бак слишком, пожалуй, быстро.

– А мне всегда казалось, что это самая забавная часть истории. – Лаки взял кусочек бекона с ее тарелки.

– У тебя чувство юмора как у быка, – проворчал старик. – Непонятно только, в кого ты такой. Не в меня, это точно.

– Ну так все же чем закончилась история? – спросила Джуд.

– Выдворением Бака в домик для рабочих, где он и провел ту ночь. А потом был еще очень доволен, что ему разрешили чинить крышу в доме, где поселился новый священник.

– Старая крыша текла, как решето.

– Да-да, вспомни-ка, как целых два года ты отказывался дать хоть цент на ее ремонт. – Глаза Лаки лучились весельем.

– Хотя твоя бабушка бывала иногда суровой, – говорил Бак, – я всегда молю за нее Бога, чтобы ей было хорошо там, на небесах.

– О'Нилы всегда умели ценить по достоинству хорошую землю, свежее мясо и красивую женщину, – заметил Лаки, пристально глядя на Джуд.

Она почувствовала знакомое ощущение жара на щеках и, опустив глаза в тарелку, ничего не ответила.

После дождливого утра установился погожий день. И Зак изъявил готовность начать работу. Трава, листья розовых кустов у порога, забор и даже лошади, пасущиеся на лугу, – все казалось чистым и ясным, свежим после дождя, все отливало золотистым светом солнечных лучей, пробившихся сквозь легкие облака. Погода как нельзя лучше подходила для съемок.

– Мне совершенно не нравится, как сидит эта шляпа, – заявила Джуд, осмотрев модель. Она подошла, чтобы поправить ее.

– На глаза не сдвигай, она будет отбрасывать тень, – предупредил Зак.

– Все равно это дурацкая затея, – пробурчал Лаки из ванны. Хотя ему разрешили остаться в белье, он никогда не чувствовал себя таким идиотом. – Если бы ковбой и решился залезть в ванну, в чем я сильно сомневаюсь, он ни за что бы не напялил выходную шляпу.

– Это моя эксклюзивная идея, – напомнила Джуд.

– Дурацкая, – повторил Лаки.

– Перестань нас критиковать. Так мы быстрее закончим. – Она наклонилась и поправила шляпу. Ее волосы коснулись его щеки, и внезапно Лаки ощутил такой прилив желания, что был благодарен Джуд, настоявшей на обилии пены.

– Я не критикую, но если ты думаешь, что это так просто, то почему бы тебе не прыгнуть сюда ко мне?

– Тогда придется выписать чек на более крупную сумму, – заметила она.

Он лишь улыбнулся глазами и губами, которые напомнили ей о недавнем поцелуе.

– Ловлю тебя на слове, – прошептал он. Оба прекрасно помнили свой разговор о бизнесе и удовольствии, так что в их интересах было поскорее закончить с делом. Посему Лаки перестал цепляться по мелочам и начал следовать указаниям беспрекословно. Настоящему ковбою и не надо никакой игры, думала Джуд, глядя на Лаки, развалившегося на стоге сена с седлом под головой и с соломинкой во рту. На нем были синие джинсы, блестящий чемпионский ремень, сапоги и черная шляпа, которая придавала всему его облику злодейский вид.

– Шрамы убрать? – спросил Зак, когда она установила специальные серебристые экраны, которые отражали свет таким образом, чтобы любая женщина, взглянув на ковбоя, ощутила желание.

– Нет.

Белые линии шрамов, проходившие по плечу и достигавшие грудной клетки, памятные знаки родео, только добавляли правдоподобия и привлекательности.

Зак усмехнулся. Вот почему она стала главным редактором «Мужчины месяца». И теперь, когда появятся эти взрывные снимки, работа ей обеспечена надолго.

До захода солнца Зак успел снять ковбоя в ванне, в стоге сена и верхом на лошади. Обнаженная грудь Лаки блестела на солнце, обильно политая смесью воды, глицерина и детского крема. Они сфотографировали его лежащим на лугу в соломенной шляпе на голове и в окружении цветов. Синие люпины и маргаритки с солнечной серединкой прекрасно оттеняли мужественность героя статьи «Мечта сельской девушки».

Поскольку у Зака закончился заряд аккумуляторов, они решили продолжить работу завтра, если будет хорошая погода. Джуд очень хотела видеть модель у залива, и в заливе тоже, само собой. А снимок у загона с охапкой сена мог стать шедевром, фантазировала она.

– Это было великолепно!

Лаки пожал плечами.

– Ну, по крайней мере не так гнусно, как мне представлялось вначале. Впрочем, и подумать страшно, что произойдет, когда Баку попадется этот номер с моими фотографиями.

Джуд была так занята своими собственными проблемами – спасением журнала и карьерой, что, честно говоря, и не задумывалась, а как может повлиять на репутацию Лаки их внезапное вторжение. Тихий Залив был маленьким замкнутым мирком, и пребывание столичных гостей здесь вряд ли останется в секрете. А тем более появление фотографий. Кто-нибудь когда-нибудь непременно углядит журнал, и тогда Лаки станет объектом шуток и насмешек.

– Извини. – В ее голосе сквозило искреннее раскаяние. – Мне следовало подумать о том, как все это отразится на твоей жизни.

Впрочем, многие мужчины только радовались бы, угодив на обложку шикарного журнала, но Лаки был исключением из правил.

– Я думаю, это скоро забудется.

Да, забудется, но во время ужина ее терзало чувство вины и раскаяния.

Джуд сидела в комнате на пышной, с белоснежными простынями кровати Кейт и разбирала корреспонденцию, которую периодически получала из Нью-Йорка. Стук в дверь заставил её вздрогнуть. Она подняла голову и увидела в дверях Лаки.

– Я не хотел тебя напугать.

– Ты и не напугал. – Впервые Джуд прочувствовала истинность старого выражения «У сердца есть крылья». – я работала над колонкой «Предложения месяца».

– Предложения?

Она вспомнила его на лугу среди диких цветов. Так же он выглядел и сейчас, посреди женской комнаты и женских безделушек.

– Я же говорила, что наш журнал содержит не только фотографии смазливых молодцов. Каждый месяц мы публикуем колонку, составленную из писем наших читательниц.

– У тебя, наверное, куча времени уходит на работу и помимо офиса.

Да, работала она до упаду, и все равно в квартире оставалось по крайней мере несколько не распечатанных пачек писем.

– Случается иногда, но не так уж часто.

Его губы слегка исказила усмешка – он учуял ложь.

– Сегодня потрясающая ночь, – сказал он. – И вот я подумал, что, может быть, тебе понравится идея прокатиться?

– Звучит восхитительно. Но не слишком ли поздно для верховой прогулки?

– Вообще-то я думал о поездке на грузовике. Конечно, это не столь романтично, как верховая езда, зато мы сможем развлечь друг друга замечательной беседой.

– Согласна. – Она отложила бумаги прочь.

Когда они спустились по ступенькам и вышли из дома на улицу, ей пришло в голову, что по возвращении в Нью-Йорк она снова станет прежней Джуд, главным редактором, которому не будет дела до звезд Вайоминга. Или не совсем прежней? Хорошо, об этом можно поразмыслить и попозже. А сейчас лучше насладиться прохладой и спокойствием вайомингской ночи. И приятной компанией.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Такие ночи, восхищенно думала Джуд, бывают только в старых фильмах, где молодой ковбой поет романтические серенады своей девушке. Они ехали по черной дороге меж лугов ранчо, и было такое впечатление, что они одни во всем Вайоминге. Даже во всем мире.

– А ведь я могла бы привыкнуть к этому, – прошептала она, не до конца сознавая, что высказала вслух свое заветное желание.

Он удивленно покосился на нее.

– К чему? К прогулкам под луной?

– Нет. Я говорю об одиночестве…

– Можно предположить, что после нашего ранчо жизнь в Нью-Йорке тебе покажется невыносимой со своей городской суетой: яркие огни, толпа, подземка, вечный смог.

– Да нет, я имею в виду другое, – сказала она, загадочно смеясь, впрочем, совсем не желая поднимать эту тему. Всегда трудно говорить о вещах, которых и сам не понимаешь. – Сначала, когда я увидела ваш край из самолета, он показался мне пустыней из пустынь. Теперь я начинаю понимать, что можно жить отдельно от всего мира и в то же время не чувствовать себя одиноким.

Лаки остановил машину у обочины и выключил мотор. Затем отстегнул ремень безопасности, положил руки на руль и уставился на Джуд долгим взглядом.

– Я так и живу, – согласился он. – Но, правда, я родился и вырос на ранчо, поэтому тихая жизнь мне кажется вполне нормальной, а другие, возможно, сочтут ее унылой.

– Ты всегда себя так чувствовал? – Она отстегнула свой ремень безопасности. – Словно ты принадлежишь этой земле?

– Всегда. Когда мне исполнилось пять лет, я уже хорошо усвоил урок, преподанный отцом и Баком. Не земля принадлежит нам, а мы – земле. Мы лишь ухаживаем за землей, чтобы передать ее в целости и сохранности нашим потомкам.

– Мне нравится эта идея. – Она нарисовала перед собой картину: девочка и мальчик рядом с отцом, такие же кареглазые и темноволосые, обласканные западным солнцем. – Так, значит, у тебя никогда не возникало желания работать где-нибудь еще, кроме ранчо?

– Ни разу. Не то чтобы меня принуждали, нет. Если бы я захотел жить в городе, никто не смог бы меня отговорить, – заявил он. Джуд тотчас вспомнила Кейт. Интересно, жалеет ли она, что переехала в город? – Я всегда знал, что родился для жизни на ранчо, это моя судьба. – Он окинул взглядом поля, расстилавшиеся на много миль вокруг. – И я никогда, ни одной секунды не мечтал о другой работе. Знаешь, когда я впервые сел на трактор? В шесть лет. Родители и дед учили меня правильной жизни.

Он покачал головой и повернулся к Джуд.

– Мне всегда бывает жаль тех людей, которые вынуждены заниматься не тем, что им нравится. Человек, который любит свое дело, выполняет его не из-под палки, а по доброй воле, вкладывает в него душу.

Его лучезарная улыбка осветила Джуд и словно бы рассекла темноту ночи, окружавшую их.

– А ты? Ты всегда хотела быть журналистом?

– Я мечтала, выпускать журнал. Мне хотелось делать что-то нужное людям. И мне нравится видеть результат своих трудов повсюду – в ресторане, в аэропорту, в подземке, везде, где есть люди.

– Женщины читают «Мужчину месяца» в метро? – В вопросе слышался такой подтекст: «Прямо на людях, где каждый может их видеть?»

– Некоторые да. И потом, знаешь, хоть Нью-Йорк и многонаселенный город, однако там себя чувствуешь гораздо более одиноким, чем, скажем, у вас в Тихом Заливе. Там тебя почти никто не знает и никто не позвонит твоим родителям и не сообщит, что ты разглядывала в журнале голых мужчин.

– Почти голых.

– Почти голых, – согласилась она с полуулыбкой, вспомнив, как Лаки настоял, чтобы они фотографировали его на лошади в одежде. Но это была единственная его победа над ней. – Конечно, я и не думала, что буду редактировать такой журнал, как «Мужчина месяца», когда была девчонкой…

– Возможно, так было спокойней для твоей матери. – Лаки не успел подумать как следует, и потому эта фраза сорвалась с его губ помимо воли. – Извини, – спохватился он. – Я забыл, что твоя мать умерла.

– Ничего, все в порядке. Я давно пережила эту боль, – только не могу слышать с тех пор пожарной сирены, подумала она про себя.

– Как это произошло? Она болела? Или несчастный случай?

– Был самый канун Рождества… – начала Джуд.

Она никогда никому не рассказывала эту историю. Отец учил ее скрывать горе, переживать его в одиночестве. Так она и поступала и постепенно изгнала из памяти подробности несчастной ночи. Однако не все. Изредка память как бы вспышками возвращала ей некоторые детали той ужасной беды и заставляла холодеть кровь. В такие моменты Джуд снова чувствовала себя пятилетней девочкой.

– Мы все легли спать, но я пробралась вниз и спряталась под креслом отца, надеясь увидеть Санта-Клауса.

– Я в детстве поступал точно так же, – сказал ей Лаки. – Но я залезал на крышу.

– В декабре? – удивилась она.

Лаки обнял ее за плечи тем самым мягким жестом, каким обнял впервые на крыльце. Тогда они сидели на качающейся скамейке под темным небом и звездами, и легкие прикосновения его руки заставляли биться ее сердце в десять раз быстрей обычного.

– Ну, я же не всю ночь там просиживал, – проговорил он с еле заметной улыбкой.

Удивительно, что он вырос таким ответственным. Ведь его улыбка говорила об изрядной доле упрямства и своеволия. А такие дети с трудом поддаются воспитанию. Вероятно, его с детства выручало обаяние. Возможно, он им пользовался, чтобы получить что-нибудь вкусное. А когда повзрослел – чтобы завоевать женское сердце.

– Итак? – голос ворвался в ее мысли, которые уже начинали обретать фривольный оттенок. – Ты, кажется, говорила о той ночи, когда потеряла маму.

Сегодня не хотелось говорить о таком кошмаре. Эта ночь – для романтических историй, а не для ужасов.

– Я не понимаю, как это связано с нашей прогулкой.

– Помнишь, мы решили лучше узнать друг друга?

– Пожалуй, – согласилась она.

– Перед тем как залечь в постель, – продолжил он свою мысль.

Она засмеялась и покачала головой.

– Ты действительно самый прямолинейный человек, которого я когда-либо встречала.

– Я же говорю, дорогая, ты видишь перед собой то, что есть на самом деле. Я как на ладони.

Да. И то, что она видела, ее восхищало.

– Тут особо и рассказывать нечего, – прошептала она. – Конечно, за креслом я заснула. А потом произошло короткое замыкание на улице. Пожар начался с крыши. Отец с трудом отыскал меня под креслом и вынес из дома. А мама задохнулась от дыма.

По крайней мере так ей всегда рассказывали. А она по робости не интересовалась подробностями.

– Это ужасно. – Он погладил ее своей огромной ладонью по плечам.

– Поэтому с тех пор я не люблю Рождество, – призналась она.

– Тогда тебе просто необходимо приехать на Рождество сюда. Мы заставим тебя рыскать с нами в горах в поисках елки и потом объедаться пирогами Бака, и тогда…

– Бак печет рождественские пироги?

– Он у нас вместо кухарки, ты же знаешь.

– Ну, допустим, на кухарку он не похож. Физиономией не вышел.

– Это точно. – Лаки громко засмеялся, прогоняя прочь плохое настроение. – А что твой отец?

– Он умер в прошлом году. Во время игры в гольф.

– Но он прожил жизнь, занимаясь любимым делом, а это главное.

– Может ты и прав. – Она решила не рассказывать о том, что посетители привыкли видеть отца сидящим за рабочим столом в своем офисе и подписывающим приказы. Вряд ли это можно считать любимым делом.

Она вздохнула. Следом за ней – Лаки.

Она повернулась к нему и немного удивилась, как близко они придвинулись друг к другу.

– Твое любимое мороженое? – внезапно спросил он, разрушив ее фантазию.

– Сливочное в шоколаде, – автоматически ответила она. – А твое?

– Ванильное. Покрытое шоколадом…

Она почему-то не удивилась.

Он смотрел на нее так, словно она была этим самым ванильным мороженым с шоколадной глазурью. У Джуд забилось сердце.

Но Лаки уже решил вести игру медленно. Он же сам предложил поближе узнать друг друга.

– Любимое место отдыха? – спросил он. – Горы или море?

– Горы, – не задумываясь, ответила она. Хотя еще совсем недавно предпочитала море. Но теперь все меркло по сравнению с картиной любви на фоне высокогорных лугов.

– Мое тоже. Даже странно, ведь я постоянно обитаю в горах. Просто я никогда не любил многолюдные пляжи. Любимый фильм?

– Что-нибудь с Томом Крузом. А еще «Пока ты спал», «Неспящие в Сиэтле» и «Привидение» с Патриком Суэйзи.

– Ага! Деловая женщина предпочитает романтику.

– А что, нельзя?

– Отчего же? – Его горячий взгляд мог бы растопить ледник.

– А твой?

– Что – мой? – Он смотрел на ее губы. Джуд подумалось, что, если он сейчас же ее не поцелует, ей придется броситься на него самой.

– Любимый фильм.

– А… – Казалось, он совершенно потерял интерес к разговору. – «Молодые мушкеты», «Едет ковбой» и «Старый пес».

– Это про собаку, которая ловила бандитов?

– Точно. Всегда, когда я смотрю этот фильм, у меня глаза на мокром месте. – Он посмотрел на нее с сомнением. – Нда-а… кажется, мне не следовало об этом говорить. Еще подумаешь, будто я размазня.

– Ну, такого о тебе не подумаешь. – Она нежно коснулась его щеки кончиками пальцев, он дотронулся до ее подбородка. Большим пальцем провел по ее губам.

– Джуд…

– Да… – Ее губы раскрылись в ответ на легкое движение. Слово слетело с выдохом желания.

Иного приглашения ему не требовалось. Он придвинул ее к себе, прильнув жадными губами к ее губам. Она чуть не задохнулась от поцелуя. Страсть, которая пульсировала где-то внутри уже давно, сейчас загорелась пожаром. Джуд едва успела выдохнуть, как он расстегнул пуговицы ее рубашки и запустил под нее руки. Крепко обняв за талию, прижал ее к себе, с такой силой, что она едва не потеряла сознание. Его дыхание обдавало ее горячим зноем, когда он пытался расстегнуть застежки белья. Он накрыл ее груди своими широкими ладонями, пальцы нежно провели по соскам. Джуд невольно застонала.

– Тебе больно?

– Нет, – она прижалась к нему, пылающими губами коснулась его жестких губ, скользнула ниже по шее, к открытому вороту рубашки, – я хочу… – она прижалась губами к его груди, – ты мне нужен. – Она осеклась, потому что наслаждалась терпким, сводящим с ума запахом его кожи.

– О господи, – простонал Лаки и потянулся к ремню ее брюк, нащупал где-то на талии пуговицу и застежку молнии. С силой поднял девушку одной рукой, а другой в это время расстегнул молнию. – Я тоже тебя хочу, дорогая. Всю.

Его прикосновения, на удивление нежные, были в то же время страстны. Он словно бы срывал с нее все маски, разрушая самоконтроль, заставляя действовать на уровне инстинкта, а не разума.

Вот изнутри вырвался стон, и тут же она чуть отстранилась от него, но он не пожелал ее отпустить, еще сильнее прижав к себе, и она переживала взрыв за взрывом своего больше не принадлежащего ей тела…

Джуд не имела ни малейшего представления, как долго она так лежала, без сил, отдыхая в его объятиях, ловя ртом воздух. Словно они долго-долго бежали и планета перевернулась под ними.

– Да ты понимаешь ли, что со мной делаешь? – В ее ушах гудело, поэтому его слова донеслись до нее будто из-под земли. – Ты сводишь меня с ума!

Пока Джуд пыталась уяснить себе значение его слов, всем телом она чувствовала его нарастающее возбуждение. Ах, какой же она была эгоисткой!

– Так что, милая, теперь твоя очередь.

Тогда Джуд обратила свое внимание на сверкающий ремень и потянулась к пряжке, но Лаки схватил ее запястья и остановил.

– Я не то имел в виду… Впрочем… Возможно, то самое, – наконец признался он. До нее донесся его тихий смех, и она подумала, что только Лаки мог шутить в такой ситуации. Да, это в его характере. – Я хотел спросить, куда делся мой самоконтроль?

– Твой самоконтроль? – Будь у нее силы, она бы рассмеялась ему в лицо. – Ну, в данном случае ошалел не один ты, ковбой.

Ее ослепила очередная улыбка Лаки, делавшая его таким неотразимым.

– Что я слышу из этих ароматных уст, Нью-Йорк? Или это комплимент?

– Конечно, комплимент, – улыбнулась она в ответ.

Любопытно, ведь раньше она предпочитала не говорить о сексе, так почему же теперь это казалось таким естественным?

– Может, это будет звучать банально… но… я никогда и не думала, что могу быть такой… ммм… могу так сильно хотеть кого-то. – Все же Джуд почувствовала, как ее лицо запылало, хорошо, что темно. – Ну, ты понимаешь…

– Да, – он коснулся губами ее щеки, – понимаю… – Он начал ее целовать со все возрастающей страстью, и Джуд снова почувствовала проснувшееся желание.

– Я хочу тебя, – прошептала она неистово, когда их губы встретились.

– Милая, я тоже хочу тебя.

– Не так, я хочу почувствовать тебя – всего.

– Я тоже хочу, – повторил он, сжав губы, потом прижался лбом к ней. – Но дело в том, дорогая, что меня это застало врасплох.

– Ничего. – Она чуть отодвинулась, взяла в свои ладони его уже ставшее родным лицо и улыбнулась. – Самые прекрасные вещи в мире происходят спонтанно.

– Дело в том, что… черт… – он снова стиснул зубы, когда она коснулась его ремня, скользнув ниже, – дело в том, что я не готов заниматься с тобой любовью. Не готов.

Он погладил ее волосы, заглянул ей в глаза и глубоко вздохнул.

– Впрочем, у нас есть два выхода. Мы можем вернуться в «Двойной выстрел», и я поеду в Тихий Залив завтра с первыми лучами солнца и…

– Это не выход.

– Я знал, что ты так скажешь. – Он поднял Джуд обеими руками и пересадил на ее место. – Пристегни ремень.

– Что? – Она уставилась на него, словно он говорил на незнакомом языке.

– Это закон – водитель и пассажир должны быть пристегнуты, когда машина едет по шоссе.

– А мы едем? – Он завел мотор, и ей пришлось последовать его инструкции. – Но куда?

– В Тихий Залив.

– О, нет, – простонала она и вжалась в кресло, совершенно не представляя, что будет дальше. – Мы же не за контрацептивами в «Еду и топливо» едем?

В ответ он улыбнулся так, что у Джуд забилось сердце.

– Я знал, что ты самая сообразительная женщина в Нью-Йорке.

Кажется, лучше в данной ситуации не перечить. Джуд сидела в кресле и смотрела на высокое небо с мерцавшими звездами.