Текст книги "В погоне за звездой"

Автор книги: Джоу Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– И не говори, что тебе это безразлично, – сказал он внезапно изменившимся, глухим голосом.

– Безразлично что?

– Мое желание поцеловать тебя.

– Но, Лаки…

– Джуд, мы начали со лжи. Теперь, когда я понял, что ты и в самом деле в затруднении, я бы очень хотел помочь вам, тебе и Кейт. Возможно, я и прощу вашу проделку, но ты должна говорить правду.

Они сидели совсем рядом, касаясь друг друга. Взяв за подбородок, он повернул ее голову к себе.

– М-м-м, – выдавила она. Скорее похоже на стон, чем на вразумительный ответ. Джуд, которая никогда не лезла за словом в карман во всех случаях жизни, чувствовала себя не в своей тарелке. – Да, – сказала она уже уверенней, – конечно, должна, но…

– Слава богу. – (Только теперь до нее дошло, что он ждал ее слов затаив дыхание и выдохнул, лишь когда она ответила.) – А я-то думал, что мне одному так тяжело.

Он взял ее лицо в свои руки.

– Перед тем как я сделаю одну вещь, которую давно уже собираюсь сделать, ты должна кое-что узнать… Я решил помочь вам…

– Правда?

– Да. Обо всех условиях мы поговорим позднее. А теперь я хочу убедить тебя, что ты не должна целовать меня лишь для того, чтобы я наконец согласился на ваше предложение. Понимаешь, о чем я?

– Да, – простое слово прозвучало так, что она сама не узнала свой голос, – я поняла.

Он улыбнулся. А затем медленно, осторожно наклонил голову к ее губам.

– Ах, Джуд. – Никогда еще ее имя не звучало так нежно. Как обещание или молитва. Ее глаза были закрыты. Но и сквозь веки она могла видеть сверкание огромных звезд на черном небе. Вот он провел кончиком языка по ее верхней губе. Потом по нижней. Она почувствовала, как тепло разлилось по венам. Лепестки огня плясали где-то внутри.

Удивительно. Даже сейчас, в такой момент, когда она вся горела, он проявлял терпение, которое было сверх человеческих сил. Она хотела его рук, хотела, чтобы они ласкали все ее тело, а он по-прежнему лишь держал ее лицо в своих ладонях, пока пробовал играть с ее губами, тем самым возбуждая и раздражая ее все больше. Дразня.

– Лаки, – ее руки, внезапно словно налившиеся свинцом, сами собой поднялись и опустились ему на голову, взъерошив густые волосы, – пожалуйста.

Все ее желания, надежды, потребности, все не управляемые сознанием эмоции он вытянул из нее одним лишь легким поцелуем. Странно. Перед ним она чувствовала себя робкой школьницей.

– Что я и делаю все это время, дорогая. – Его мягкие, но плотно сжатые губы оставили горячий след на ее щеке.

– Нет. По-настоящему.

– А ты определенно городская штучка, Нью-Йорк. – Она почувствовала, как он улыбнулся. – Всегда торопишься, да?

Ее руки стали медленно опускаться по его спине, словно крылья израненной птицы, которая, пролетая по безоблачному синему небу, неожиданно попала в ураган.

– Здесь, у нас, в стране ковбоев, события развиваются намного медленнее. – Он почти прижался грудью к ее груди. – Медленно, но верно.

О господи, как он ее раздражал! И восхищал. И пугал. Она вдруг начала дрожать, осознав, какую власть он имеет над ней.

И тут, словно имея дар читать чужие мысли, он слегка отстранился и взглянул на нее. Она мгновенно ощутила одиночество.

– Будет лучше, если мы уложим тебя в постель.

– В постель? – В ней боролись смущение и желание.

– Одну, – добавил он и провел пальцем по ее носу, словно бы ничего не было. – Впереди тяжелый денек. Нам надо перегнать быков вниз с летних пастбищ. Завтра придется встать пораньше, и если ты хочешь пойти с нами…

– Что?! – уставилась она на него. – Ты хочешь взять меня с собой к быкам?

Его лицо не выражало ничего, кроме серьезности.

– Я же не могу взять выходной, Джуд. Ни ради Кэти, ни ради тебя. Не волнуйся, вы получите ваши фотографии, – уверил он ее, предупредив тем самым готовящийся взрыв протеста с ее стороны. – Поскольку я прежде всего фермер, а не фотомодель и должен в первую очередь заниматься своим хозяйством, я подумал: может быть, ты захочешь увидеть меня в действии? Увидеть то, о чем собираешься писать.

Не время было признаваться, что она вовсе не собиралась ничего писать. По крайней мере ничего особенного. В конце концов, подписчики «Мужчины месяца» платят журналу не за философские статьи.

– Но у нас и в самом деле не так уж много времени.

Он присвистнул.

– Ах вот как! Опять торопишься, Нью-Йорк. Я уже успел переговорить с Заком, который сказал, что, пока он будет возиться с фотографиями, ты как раз успеешь сделать все остальное.

– Да, но…

– Ну что ж, тебе выбирать: либо ты остаешься здесь и наслаждаешься тихой, ленивой жизнью, свежим воздухом и стряпней Бака, ожидая, пока я закончу свою работу, либо возвращаешься домой в Нью-Йорк, а Зак вышлет фотографии, когда они будут готовы.

– Зак потрясающий фотограф, и я безоговорочно доверяю ему. Но на первой странице стоит имя главного редактора – мое. Будет лучше, если я проконтролирую ситуацию. А значит, я остаюсь.

Джуд не хотела говорить, что в былые времена она не очень заботилась о качестве снимков. Она не хотела признаваться в этом и самой себе. Потому что неожиданно поняла, что причина, по которой она остается, сидит сейчас рядом с ней.

– Надеюсь, ты останешься по собственному желанию. – Он взял ее руки в свои и встал, она поднялась тоже. – Бак накроет на стол в пять.

– В пять утра?

– Согласен, немного поздно. Однако я подумал, что у тебя был сложный день и поэтому ты должна поспать подольше. Чтобы добраться до пастбищ, понадобится час, не меньше, и…

– Ты имеешь в виду – доехать? – подозрительно прищурилась она.

– Мы едем на машине первые несколько миль. Потом седлаем лошадей и последние мили скачем к горам на них.

– Но я не ездила на лошадях вот уже несколько лет.

– Не волнуйся, ты быстро освоишься.

– Но у меня нет костюма для верховой езды. Мои вещи придут не раньше чем завтра днем, но даже в этом случае…

– О, нет проблем. – Он оценивающим взглядом окинул ее фигуру. – Похоже, у тебя размер моей матери. Сыщется что-нибудь в ее гардеробе.

– Я буду чувствовать себя очень неудобно в одежде другой женщины.

– Если бы моя мать была здесь, то сама бы тебе предложила, как того требуют традиции гостеприимства. Теперь эта честь предоставлена мне. Я должен сделать так, чтобы гостье было удобно.

– Это еще один небольшой экзамен, так? – спросила Джуд с подозрением. – Горишь желанием увидеть городскую девчонку на земле?

– Нет, дорогая, я в эти игры не играю. А ты что, боишься оказаться поверженной?

Она сложила руки на груди и встретила его лукавый взгляд серьезным выражением глаз.

– Ни капельки.

– Отлично. – На этот раз он не делал ей никаких предупреждений, а просто прижался своими жаркими губами к ее рту. – Скажу только одно, Нью-Йорк. В тебе есть упорство.

Упорство?

Позднее, когда Джуд лежала одна на кровати Кейт, наблюдая движение луны по небу в открытое окно и слушая душераздирающие серенады койотов, она подумала, что лучшего комплимента еще не слышала.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Против своей воли Лаки был поражен, когда на следующее утро увидел гостью, вошедшую на кухню ровно на час раньше назначенного времени в одежде Марианны О'Нил, его матери. Окинув ее с головы до ног, он нашел, что джинсы сидят на ней хорошо, только чуть-чуть широковаты. А красная фланелевая рубашка, надетая поверх маечки, спускается едва ли не до колен. Хорошо, что вчера ночью они проверили размер ноги: он совпадал с размером его матери.

Джуд завязала свои золотистые волосы в хвостик и заколола маленькой позолоченной заколкой. Сегодня она была без макияжа и в местной простой одежде выглядела намного… доступнее. Лаки нахмурился: слишком хрупка для работ на ранчо. Этот тест был для нее чересчур. Она его не выдержит, просто не сможет. В то же время это был реванш с его стороны. Ведь из-за нее он делает то, чего не хочет. Таким образом, это честная игра. Пусть он строптивец, но жалеть эту городскую штучку не станет.

Однако при виде синяков под ее глазами, которые свидетельствовали о бессонной ночи, в нем начала просыпаться совесть и некоторое чувство вины.

– Знаешь, день будет долгим и трудным, – сказал он.

Улыбка, которую она из себя выдавила, была холодной.

– Пытаешься отговорить меня, ковбой?

Лаки пожал плечами и глотнул кофе, который сделал Бак. Черный как смоль и достаточно крепкий, чтобы в нем растворить подкову, он предназначался для сохранения бодрости на весь рабочий день. Однако, взглянув в глаза Джуд, которые взирали на него с подозрением и настороженностью, на ее чистое лицо, без макияжа, Лаки понял, что и без кофе будет целый день на взводе. Он в большой опасности рядом с ней.

– Послушай, ты просто не знаешь, во что ввязалась. Сказать по правде, я и не ожидал тебя увидеть так рано здесь.

– Интересно, почему? – На этот раз улыбка могла бы заморозить кого угодно.

Лаки еще раз ощутил разительный контраст между вечерней страстностью и утренней холодностью Джуд. Невероятный контроль над собой. Любопытно, как она будет выглядеть, если сбросить с нее ледяную маску? Этот вопрос всю ночь не давал ему спать.

– Я всегда была ранней пташкой, – наигранно весело сообщила Джуд, пересекла кухню и взяла старую алюминиевую миску с плиты. – Мне нравилось что-нибудь сотворить, пока весь мир еще в постели.

Лаки не знал ничего обо всем остальном мире, но образ этой конкретной женщины, лежащей в теплой постели, на накрахмаленных чистых простынях, соблазнял его и грозил стать помехой в работе. Он наблюдал, как она налила себе кофе и как широко раскрылись ее глаза, когда она сделала первый глоток.

– В холодильнике есть молоко. А сахар кусочками – на полке, – посоветовал он. – Кофе для тебя слишком крепкий.

– О, я всегда говорила, что кофе не может быть слишком крепким. – Она с вызовом встретила его взгляд. – Этот мне очень нравится. Как раз такой, какой я люблю.

Ее ложь была так же очевидна, как то, что она не спала эту ночь. Лаки напомнил себе, что это вполне для нее естественно, потому что она привыкла лгать в силу своей профессии, иначе там просто не выдержишь, в этом бешеном Нью-Йорке. Да, надо все время об этом помнить и не воображать, как бы она смотрелась в его доме хозяйкой.

– Бак на улице, загружает в грузовик бутерброды для ланча, так что можешь приготовить завтрак сама. В холодильнике есть яйца. А в духовке Бак оставил поджаренный картофель с беконом.

– По утрам я много есть не привыкла.

– Если не позавтракать основательно, не хватит сил на весь день. А сегодня один из самых тяжелых для тебя, как я понимаю. Поэтому тебе просто необходимо поесть.

– Как любезно с твоей стороны предупредить меня об этом. Но я на самом деле не хочу.

Лаки понял, почему Джуд так естественно вписалась в его дом и кого она ему напомнила, когда он в первый раз вошел в ее кабинет. Бабушку! Джозефина О'Нил, высокая и изящная, внешне походила на гибкую ивушку с берегов Тихого Залива, а вот что касается несгибаемого характера, то тут в сравнение скорее годился столетний дуб-великан с крепким стволом. Даже обожавший ее Бак частенько жаловался, что его упрямая супруга не знает слова «сдаваться». Впрочем, Лаки всегда замечал, что к жалобным интонациям деда примешивается немалая доля гордости.

Упорство. Вот чего было сполна у Джози О'Нил. Так и с Джуд: как Лаки ни старался испытывать ее, она пока что держалась достойно. Хотя он понимал, что поступает с ней не очень честно, но решил поиспытывать ее еще немного.

– Ах да, я же забыл. Вам всегда готовила кухарка. – Его ироничный тон сам по себе являлся вызовом. – Думаю, ты не знаешь, как приготовить яичницу. Но если тебе нужна помощь, я готов…

– Спасибо, не надо. – Ее упрямый подбородок гордо вскинулся вверх. – Возможно, я не так хорошо готовлю, как Бак, но уж приготовить яичницу сумею, если понадобится…

– Но по утрам тебе еда не надобится, ты уже говорила.

Лаки начинал жалеть, что бросил ей вызов. Если она и дальше собирается быть такой же колючей, то день будет непоправимо испорчен. К тому же если она не поест, то, чего доброго, грохнется в голодный обморок где-нибудь посередине дороги. А ну как она упадет с лошади, что тогда делать? Воображение нарисовало ему целый батальон газетчиков, которые толпами грянут в «Двойной выстрел», если в Нью-Йорке прознают, что с ней что-то случилось.

– Бак сделал бисквиты, – Лаки открыл корзинку, стоявшую посреди стола, в которой прошлым вечером лежал кукурузный хлеб. – Почему бы тебе не…

– Я же сказала, я не хочу есть.

Странное дело. Стоило ей отказаться от еды, как соблазнительный аромат золотистых бисквитов защекотал ей ноздри, а во рту мгновенно пересохло. Однако Джуд не желала отступать, потому что во всей этой словесной перепалке о завтраке присутствовал некий подтекст. Она сделала еще глоток кофе, словно желая действиями подкрепить свою позицию.

– А знаешь, Джуд, – начал зашедший на кухню Зак – в ковбойских сапогах, брюках и рубашке он выглядел обаятельным незнакомцем с обложки ее журнала, – нравится тебе или нет, но Лаки прав. Ты вскоре пожалеешь о том, что не позавтракала. Нечего из простого упрямства обижать желудок. К тому же тот термоядерный напиток, который Бак называет кофе, без плотного завтрака тебе на пользу не пойдет.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. – И она улыбнулась, еще раз хлебнув дымящейся жидкости из чашки. Кофе обжег все внутри, но она виду не подала. На кухне установилась зловещая тишина. Джуд и Лаки смотрели друг на друга, словно ожидая, кто первым моргнет.

– Да бог с ней. Если ей нравится быть упрямой ослицей – пускай, – прорычал потерявший терпение Лаки. – Только не забудь, в горах ты не сможешь воспользоваться своим мобильником, чтобы вызвать отряд поваров. – И он резким движением отодвинул стул и поставил свою тарелку и чашку в раковину. – Пойду займусь прицепом для животных. Буду ждать вас на улице.

И вышел из кухни, не оглянувшись. Даже дверь за собой не соизволил закрыть.

– Поздравляю! – Зак не сумел скрыть улыбку. – Поединок ты выиграла, – он взял из корзинки бисквит, – но тем самым не рискуешь ли ты потерять своего будущего мужчину месяца? Помни, что мы еще не заполучили фотографий.

– Не беспокойся. Вчера вечером он сказал, что дает свое согласие.

– Может быть, устное соглашение где-нибудь и считается действительным, только для нашего случая не подходит.

– Он не возьмет свое слово назад. – И, соблазнившись румяным видом бисквитов, Джуд взяла один из них. Тем более что Лаки ушел и некому обвинять ее в слабости. Она намазала кусочек маслом.

– А ты уверена в этом?

Бисквит был легким, как перистое облачко, и вкусным, как нектар. Желто-кремовое масло, которое она уже несколько лет не ела, мягко легло на язык. Сущее блаженство.

– Лаки О'Нил из тех, кто держит слово.

Зак налил себе кофе и предложил Джуд, на что она отрицательно покачала головой.

– Может быть, О'Нил и не подведет нас. Однако он может нам испортить денек – понимаешь, о чем я?

– Мне приходило это в голову.

– И кажется, тебя это не волнует?

– В таком случае я собираюсь отплатить ему тем же. Ведь мы едем работать. – Она прекрасно понимала, что день будет испорчен, зато ей было чего ожидать. Увидеть Лаки О'Нила полуобнаженным – вот победа, которая стоила затраченных усилий.

– Однако ему-то хоть заплатят за это?

– Конечно, заплатят. А я сохраню свое место в компании. Кроме того, насколько я поняла, деньги его не особо интересуют.

– Любой фермер заинтересован в процветании своего бизнеса. – Голос Зака зазвенел с неожиданной силой. Он защищал коровий бизнес так, словно это касалось его лично.

– Ты скучаешь по ранчо? По своей семье?

– По семье скучаю, а по работе на ранчо – нет. Корова – не самая приятная из тварей, созданных Господом Богом на этой земле.

Он потер подбородок и посмотрел в окно, на дорогу, где грузили в машину лошадей для путешествия в горы.

– Я ни капельки не хотел бы снова трястись на лошади под проливным дождем, чтобы поймать дурня бычка, удравшего на поиски хорошенькой телки. Однако порой я скучаю по тишине, которая бывает только на ранчо. И, естественно, по людям, которые здесь живут. Я всегда знал, что лучшие люди в стране – отсюда.

Он улыбнулся, немного смущенный тем, что пришлось говорить о личных чувствах, о глубинах души. Его улыбка тоже поразила ее своеобразным обаянием, которое появилось только здесь и сейчас. Однако ему было далеко до обаяния Лаки.

– Исключая некоторых индивидуумов, конечно. – Она улыбнулась в ответ.

Когда все собрались на дорожке, усыпанной белой галькой, Лаки представил план действий. Сначала они едут до первого пастбища, где стоят уже готовые загоны для животных. В загонах, объяснял Лаки специально для Джуд, будут содержаться все быки, пока они загрузят некоторых в трейлеры, чтобы отправить их на нижние пастбища.

– А это не опасно? – спросила Джуд, когда они садились в грузовик. – Быки не поранят людей или лошадей?

– Это же не родео, – сказал Лаки, – наши быки – почти ручные, потому что мы привозим их на пастбища и сами кормим всю зиму. Впрочем, надо признать, когда мы собираем их вместе, они могут драться между собой. Но на пастбищах, вдали от коров, они совсем не опасны. У каждого своя территория.

– Сколько у вас коров? – спросил Зак с заднего сиденья.

– У нас пять тысяч голов, на которых приходится где-то полторы сотни быков.

– А этого достаточно? Мой отец всегда говорил, что чем больше быков, тем больше денег.

– И ты туда же! – простонала Джуд. – Может, здесь воздух так действует на мужчин, что они не могут удержаться от ковбойских сентенций?

– Ковбоям сентенции ни к чему, – возразил Лаки. – Здесь знания и профессиональный опыт передаются из поколения в поколение, от отца к сыну. В стародавние времена фермерских колледжей не было, да и сейчас самые полезные уроки постигаешь не в учебном заведении, а на опыте.

Джуд кое-что поразило в его высказывании.

– Так ты учился на ковбоя в колледже?

– Не на ковбоя, а на фермера. Разные вещи.

Джуд не хотела вдаваться в лингвистические подробности.

– Какая же твоя специальность?

– Управление фермерским хозяйством и ресурсами. Я бакалавр.

Джуд была порядком удивлена.

– Я так и знала!

– Ты о чем?

– Оказывается, бессловесность иных особей чревата сюрпризами.

Ах вот как она! За такие слова в другое время ей бы досталось. Однако сейчас Лаки сожалел, что ввязался в этот поединок с ней, и даже готов был извиниться за то, что мучил ее. Он никого не хотел задирать, но Джуд сама нарвалась – в своем белоснежном офисе разглядывала его, словно бычка, выставленного на продажу. Спасибо не приказала ему раздеться сразу же по прибытии.

– Вы говорите о быках? – не очень кстати отозвался Зак.

Лаки улыбнулся.

– Большинство фермеров здесь считают, что в среднем на одного быка должно приходиться двадцать-двадцать пять коров. Но я вот уже несколько лет придерживаюсь своей системы. Мы стали использовать зрелых, испытанных бычков, благодаря чему количество их сократилось – до одного быка на тридцать пять коров. Правда, нам чаще приходится их закупать, чтобы отбирать лучших и выбраковывать остальных.

– Зачем? – спросила Джуд.

– Затем, что к тому времени, когда быку исполняется шесть-семь лет, он теряет интерес к своей работе. Бродит себе по пастбищу в поисках воды или лежит в тенечке. Поэтому таких мы выбраковываем.

– Но ведь это жестоко!

– Жестоко! Как будто ты не знаешь, откуда берется говядина на твоем столе. – Лаки подмигнул. – Фермер, жалеющий скотину, никогда не станет хорошим хозяином.

Конечно, как деловая женщина, Джуд могла понять выгоду, но все же…

– В таком случае хорошо, что ты не родился быком…

Лаки одарил ее улыбкой прожженного сердцееда.

– Дорогая, как только перестану интересоваться женщинами, я начну хлопотать о сосновом гробе. Потому что тогда мне незачем будет вставать по утрам.

– Ты в самом деле невыносим, – прошипела Джуд, вернув ему улыбку.

– А ты упряма, как новорожденный осленок. Любопытно, а могли бы мы поменяться местами?

– В каком смысле?

– Может, это ты будешь позировать перед камерой полуобнаженной, а я – ходить вокруг и проверять, нет ли на тебе ожогов или обморожений?

– Нет, это просто возмутительно! – повторила она. Услышав позади смех Зака, она отвернулась, притворившись, что ее заинтересовал вид за окном.

Впрочем, ей и не пришлось особо притворяться. Вид серых гранитных гор, с пятнами зеленых полей и синих озер, был просто великолепен и действовал успокаивающе. Ни шума машин, ни сирен, ни сигнальных гудков. Утренний покой, тишина и блестящие белые вершины. Словно ты оказался на какой-то другой планете.

Когда Джуд ступила на землю, ее ожег ледяной порыв ветра, и тут же перехватило дыхание. Хорошо, что Лаки взял с собой теплые вещи.

– Как будто настоящая зима, – удивилась она, без протестов кутаясь в свитер и шарф.

– Зимой нам бы сюда ни за что не добраться, – сказал Лаки. – На пастбищах снегу по пояс. Но если бы здесь стояла теплынь, как внизу, тебя бы съели москиты. Так что можешь радоваться.

Он достал из машины черную шляпу и нахлобучил ей на голову.

– Это сохранит твою голову от ветра. Чтобы не простудилась.

– Вряд ли этого тепла хватит на целый день, – пробурчала она.

– Что ж, если боишься холода, можешь вернуться с Баком на ранчо, – предложил он, надевая коричневые кожаные перчатки.

Так, он продолжает ее испытывать. Она покачала головой:

– Ни за что в жизни, ковбой!

Он улыбнулся, словно ожидал именно такого ответа.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты упряма, как бык?

– Не в таких выражениях. Но мне кажется, ты можешь добавить это качество в разряд наших общих черт характера.

Он слегка задумался.

– Пожалуй что так. Ноль – один в твою пользу, если хочешь вести счет.

– Не хочу, – сказала Джуд слишком быстро.

– Дело твое, а я буду, – сказал Лаки с явным удовольствием. Он поправил ей локон, выбившийся из-под заколки, половчее приладил шляпу и отошел, удовлетворенный своими действиями.

Нет, ты выдержишь, сказала себе Джуд. Стоит постараться и стерпеть его мужское самолюбие, самоуверенность, эгоизм. А еще холод и целый день скачки на лошади. Стоит, если ты собираешься вернуться в Манхэттен со статьей и готовой обложкой.

А потом, подумала Джуд с хитрой улыбкой, весь издательский мир будет у ее ног, а конкуренты устроят схватку за такого ценного специалиста, как она. И журнал, возможно, перейдет в ее руки. Вот когда отец смог бы ею гордиться! Тут она поникла, представив его осуждающую гримасу. Он никогда ее не хвалил. Ни за одну победу. Горячая слеза потекла по щеке. Джуд почувствовала себя одинокой.

– Ну вот опять. – Глубокий голос вывел ее из задумчивого состояния.

– Что именно? – спросила она.

– Маленькая морщинка над переносицей. Когда ты хмуришься, она всегда появляется. – Лаки коснулся ее переносицы. – И еще две вот здесь, – он коснулся сначала одного уголка губ, потом другого. – Тебе мама никогда не говорила, как избегать морщин?

Она покосилась на его руку в перчатке, которая коснулась ее лица.

– Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Так что она не успела научить меня жизни.

Он сразу же убрал руку.

– Я не знал, Джуд. Извини.

– Ничего.

Выражение его лица неожиданно изменилось – стало серьезней. Он посмотрел на нее долгим, проницательным взглядом. Казалось, Лаки собирался сказать что-то очень важное, но он просто дружески обнял ее за плечи.

– Позволь мне познакомить тебя с Молнией, – сказал он.

– Молнией?

– Лошадь, которую я выбрал специально для тебя. Думаю, тебе понравится.

Джуд посмотрела на узкую черную тропку, ведущую в горы.

– Это имя не внушает мне доверия. Тем более, что местность, по которой мы поедем, мне кажется не очень ровной в сравнении с Центральным парком.

– Именно поэтому я и выбрал ее. Она прямо душка. Смирнее старой собаки. Несмотря на грозное имя, которое она получила за белую отметину на морде, похожую на просверк молнии.

Странное, гнетущее настроение покинуло ее, растаяв, словно горный снег под жаркими лучами солнца. Так подействовала его улыбка.