Текст книги "Полицейский и философы"

Автор книги: Джорджо Щербаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Да нет, вы меня ничуть не утомили. Продолжайте.

– Так вот, – продолжал Йеллинг, приободренный не столь сухим, как прежде, тоном Джереми Стива, – посмотрим, откуда могла исходить эта непредвиденная помеха? Со стороны Жеро, то есть его окружения – коллег-промышленников или родственников или же, так сказать, со стороны Люси Эксел.

Во взгляде Джереми Стива мелькнула ироническая усмешка. Он явно хотел сказать: «Ах, вот куда ты, оказывается, клонил!» Но Йеллинг не смешался и продолжал:

– Я не боюсь говорить с вами совершенно откровенно, мистер Стив. Я делюсь с вами всеми своими мыслями, без всякой утайки… Мы ведем расследование как среди окружения Жеро, так и среди окружения Люси Эксел. Мы не раскрыли ничего, что имело бы решающее значение, но это неважно. Давайте рассмотрим другие гипотезы. Допустим, что причина смерти их обоих исходила из мира Жеро. Это мир миллионов, мир пиратов, которые ради своих целей не остановятся перед убийством. В этом случае гибель Жеро и Люси можно реконструировать следующим образом. Кто-то из конкурентов Жеро нанял уголовников, чтобы они их убили. Бандиты, которые следили за Жеро, следуют за ним по дороге в Конкорд и в пустынном месте преграждают путь. Люси удается выскочить из машины, но ее догоняют у берега Девилиза, наносят удар по голове и бросают в реку. Жеро же не выпускают из машины, ему тоже наносят удар по голове, а потом автомобиль переворачивают и поджигают…

Джереми Стив слушал спокойно, не проявляя ни досады, ни раздражения. Он сидел, выпрямившись на стуле, держа в руках соломенную шляпу, в своем свитере с высоким воротом, несмотря на жару, в мятом, украшенном пятнами тяжелом клетчатом костюме. Но его деревянная поза, суровое выражение грубых черт лица словно чуточку смягчились. Казалось, от него даже исходит некоторая сердечность.

– А что, если причина, вызвавшая смерть Жеро и Люси, исходила бы из нашего мирка, то есть со стороны семейства Стивов? – спросил он серьезно и с интересом, без всякой иронии в голосе.

Йеллинг поднял на него заблестевшие вдруг глаза.

– А вот это я не знаю, – произнес он, пристально глядя на Джереми. – Не знаю, что и думать. Не 302

могу себе представить, чтобы вы могли стать причиной смерти двух человек…

– Благодарю вас, – все так же серьезно промолвил Джереми Стив. – Но ваш долг как следователя никому не верить. Чтобы исключить, что мы каким-то образом причастны к смерти Жеро и Люси, еще недостаточно того, что я профессор этики и морали и что вся моя семья исповедует самую строгую нравственность.

Йеллинг встал и задумчиво проговорил:

– В общем-то у меня есть доказательство того, что никто из Стивов не мог находиться семнадцатого числа около восьми часов вечера в семидесяти километрах отсюда на автостраде в Конкорд… Правда, в двухстах метрах по дороге Бостон – Севен проходит автобусная линия, которая соединяет это селение с городом, и вы, поскольку у вас нет машины, могли бы поехать этим маршрутом. Но, чтобы допустить это, пришлось бы допустить слишком многое другое… Нет, нет… эта гипотеза не годится.

– У вас есть и другие? – поинтересовался Джереми Стив.

– Нет… Вернее, у меня, возможно, их даже слишком много, но при детальном рассмотрении ни одна не подходит… Главным препятствием в расследовании для меня является то, что вы не можете ничего мне рассказать о Люси Эксел.

– Мне хотелось бы быть вам полезным, – с необычной любезностью отозвался Джереми. – Однако не могу же я рассказать вам о том, чего не знаю. Меня лично совершенно не интересует, при каких обстоятельствах погибла Люси. Убили ее предумышленно или случайно, погибла ли она в результате несчастного случая – мне до этого нет никакого дела. Я на ней поставил крест – и все. Однако я всегда в вашем распоряжении. Можете не церемониться. Если считаете необходимым, арестуйте меня и подвергните тому, что у вас называется допросом третьей степени. Пожалуйста, на здоровье, я к вашим услугам.

Йеллинга прямо мороз по коже продрал. Этот Джереми Стив, должно быть, сумасшедший. Такое сказать мог только человек не в себе. Инспектор даже не стал против этого необычного предложения возражать. Он ограничился тем, что поблагодарил Джереми Стива за то, что тот его выслушал, и молча вышел вместе с ним.

Выйдя из Ассоциации новой науки, они разошлись в разные стороны. Йеллинг глубоко задумался. Он шел, не глядя куда. Вдруг остановился и проговорил: «Кассирша». Настало время отправиться к ней.

В «Караван-холле» в этот час стоял дым коромыслом. Казалось, находишься на большой базарной площади. По переполненному залу разносились обрывки песенок, крики, громкий смех. Официанты сновали меж столиками, стараясь не опрокинуть в этой толчее свои подносы. Зал был залит ослепительно ярким светом. Вокруг ламп и клиентов вились роем ночные бабочки.

Йеллинг направился к кассирше, которую высмотрел в прошлый раз, в сопровождении директора, все так же обтиравшегося платком, смоченным лавандой.

– Что желаете? – спросила кассирша, продолжая обслуживать клиентов.

Йеллинг, не хитря, ответил:

– Мне надо вас кое о чем спросить. Я знаю, что вы скоро заканчиваете смену. Мы могли бы вместе немного пройтись.

Кассирша, по-прежнему продолжая обслуживать других клиентов, подняла на него глаза.

– Спасибо. Я и одна дойду до дома. Хотите, мистер, пива?

Йеллинг покраснел и возразил:

– Не хочу я пива. Я из полиции. И должен вас допросить.

– Оставьте меня, мистер, в покое. Если не прекратите, я буду вынуждена позвать директора.

– Да директор здесь! – вскричал Йеллинг. – Я в самом деле из полиции.

– Ну перестань, Эн, – вмешался, широко улыбаясь, толстяк директор. – Этот господин из полиции. Иди поговори с ним, не дожидаясь смены. Я велю тебя заменить.

Наконец, после еще нескольких недоверчивых взглядов кассирши, которую звали Энни Мак-Рэнди, и шуточек смотревших им вслед и вообразивших невесть что клиентов, Йеллинг выбрался из этого шума и суеты в сопровождении подозрительной и простоватой на вид Мак-Рэнди.

Девушка по происхождению была ирландкой. Лицо ее украшало множество веснушек. Но у нее были красивые светлые глаза, крашеные рыжие волосы и хорошенький носик, что заставляло позабыть о веснушках.

– Вы, наверно, еще не ужинали? – заботливо спросил Йеллинг, шагая рядом с ней.

– А что, уж не собираетесь ли вы пригласить меня ужинать? – спросила она, останавливаясь и с подозрением глядя на него.

– Конечно, если вы не имеете ничего против…

Глаза Мак-Рэнди метали молнии.

– Это трюки этого идиота-директора. Ни из какой вы не из полиции. Полицейские не приглашают на ужин, а пихают тебя в спину и сажают в фургон. Но, уверяю вас, вы зря теряете время. Убирайтесь сию же минуту, и чтоб я вас больше не видела.

Йеллинг впервые попал в подобное положение и вконец растерялся.

– Клянусь, мисс, я из полиции, у меня и в мыслях нет к вам приставать. Вот, глядите, мой значок, а это удостоверение…

Мак-Рэнди внимательно проверила документы, потом взглянула ему в лицо и с изумлением спросила:

– Так на кой же черт в таком случае вы приглашаете меня ужинать?

– Видите ли, полицейские не всегда запихивают людей в фургоны. Во всяком случае, я не из таких. Мне просто нужно задать вам несколько вопросов, и я думаю, на сытый желудок разговор пойдет веселее.

Ирландка кивнула скорее с сомнением, чем до конца поверив. Она была в замешательстве. Ее смущение еще больше усилилось, когда Йеллинг повел ее ужинать в хороший ресторан и заказал для нее лучшие блюда. Она ела и поглядывала на него, ожидая, когда он заговорит. Но Йеллинг, казалось, и не собирался задавать вопросы. Он пристально на нод уставился, словно считал веснушки. Это помогало ему сосредоточиться. Наконец, когда девушка принялась за жареную курицу, он спросил:

– Вы ведь знали Люси Эксел?

Мак-Рэнди положила куриную ножку на тарелку, поспешно дожевала то, что у нее было во рту, вытерла губы салфеткой, сделала глоточек пива и ответила:

– Что за вопрос. Мы с ней дружили. У нас все ее знали.

– Вы слыхали, что с ней случилось?

– Еще бы! Когда я узнала, всю ночь не спала. Ей разбили голову и бросили в реку.

Йеллинг нагнулся к ней:

– А вы не знаете, у нее был еще кто-нибудь, кроме Жеро, в «Караван-холле»?

– Вы про кавалеров?

– Да, кавалеров, – повторил за ней Йеллинг.

– Я всех ее дел, конечно, не знаю, но ведь мы с ней были подруги. По-моему, не было. Она всем давала от ворот поворот. У нее был еще тот характер. Крепкий орешек!

Минуту-две Йеллинг помолчал, давая ей возможность расправиться с куриной ножкой.

– Ас Пэддером, по-вашему, что за отношения у них были?

Девушка искренне, непосредственно рассмеялась.

– Вот именно это-то никогда и не умещалось у меня в голове! – ответила она, постучав пальцем по лбу. – Денег у этого человека было хоть завались, но, по-моему, если уж я не совсем дура, он к ней относился как брат к сестре.

– А может, они так держались только на людях, для приличия? Ведь Пэддер, наверно, вы знаете, помогал Люси. И, возможно, не хотел, чтобы говорили…

– Да Люси бы мне рассказала! Я так думаю. Кроме того, она была не из тех, кто любит притворяться. Вся на виду. Однажды я прямо спросила, чего она тянет и не тащит его в мэрию, тем более что он холостяк, но она ответила, что не желает на эту тему говорить.

– Ах, так она, значит, ответила, что не желает об этом говорить, но не сказала, что не попытается когда-нибудь выйти за него?

– Да, – подтвердила девушка, пораженная этим слишком тонким для нее нюансом. – Она ответила слово в слово так.

– А когда она вышла за Оливера Стива, – не отставал Йеллинг, – она вам что-нибудь говорила насчет своего замужества?

– Уж тут я ей такого наговорила! – с живостью воскликнула Мак-Рэнди. – Выйти за такого кретина, которого однажды случайно занесло в «Караван», который все читал ей проповеди и ни разу но свел в кино, потому что, видите ли, это грех! Но она отвечала, что хочет честной и спокойной жизни. И ничего с ней было не поделать.

– Так, значит, по-вашему, Люси Эксел была хорошей девушкой, которая стремилась к спокойной жизни и у которой не было каких-то капризов?

– Она была, конечно, со странностями. Вот что я о ней думаю. Неразговорчивая, держалась от всех в сторонке. Я, конечно, не гений, но в людях маленько разбираюсь, а вот она – единственная, кого я не могла раскусить до конца.

Йеллинг сложил руки и еще больше наклонился через стол к девушке.

– Слушайте внимательно, – сказал он. – Вы считаете возможным, что в тот вечер, когда Люси исчезла, она решила бежать с Жеро?.. Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать. Это очень важно.

– Нечего тут особенно и думать, дорогой мой: нет! По-моему, нет. Ведь она была свободна, прежде чем выйти замуж за этого типа, и прекрасным образом могла уехать себе с Пэддером. Зачем же ей было бежать с ним после замужества, если она этого не сделала раньше?

– Может, ей было плохо в доме у мужа…

– Это-то уж точно. Конечно, ей там приходилось несладко. Но она не такой человек, чтобы так поступить. Она просто ушла бы, а не бежала, развелась бы – и все. Нет, по-моему, она не уезжала с Жеро.

Из кармашков жилета Йеллинг извлек два листочка, на которых у него были написаны два «портрета» Люси. Перечитал второй, который заканчивался так: «…Быть замужем, войти в такую приличную семью, как семья Стивов, это еще один трамплин, с которого можно прыгнуть еще дальше. И она выходит за него замуж. В доме Стивов она не обращает никакого внимания на окружающую ее враждебность. У нее, очевидно, имеется свой план, и ей выгодно притворяться и подчиняться пуританским строгостям Стивов… Спрашивается: каков же ее план?»

Прочитав, он сунул листок обратно в кармашек и вновь обратился к Мак-Рэнди.

– Извините.

– Пустяки… Не могла бы я взять немножко крема? – спросила девушка. – Не думайте, что я нахалка, но такие симпатичные полицейские, как вы, попадаются не каждый день…

– Заказывайте, пожалуйста, что хотите, – любезно ответил Йеллинг.

– Вы это серьезно? Боюсь вас разорить, но вы только подумайте: я ни разу в жизни не пробовала шампанского…

Йеллинг заказал шампанское. Он не был богат, но насчет допросов третьей степени его взгляды сильно отличались от взглядов капитана Сандера.

– Теперь внимательно меня послушайте, мисс Мак-Рэнди…

– У меня есть имя – Энни. Не то, когда вы ко мне так обращаетесь, мне кажется, что я графиня.

– Так вот, Энни, слушайте хорошенько. Вскоре после того, как она вышла замуж, Люси вновь стала ходить в «Караван-холл», где встречалась с Пэддером. Вам об этом известно?

– Да, прекрасно знаю. Она и не думала скрывать, – ответила девушка, с наслаждением потягивая ледяное шампанское. – Она сама мне рассказывала. Пэддер был добр и каждый раз подкидывал ей деньжат.

– Вы можете приблизительно назвать сумму?

– Полсотни долларов. Всякий раз Пэддер подходил ко мне и менял сотенную, а потом я видела, как он, прямо у меня на глазах, половину отдавал ей. Мы все там как одна семья.

Йеллинг подал знак официанту принести счет.

– Значит, вы видели и золовку, которая ее сопровождала?

– Да, несколько раз. Но эта страшила мне не очень-то нравилась.

– Не такая уж она страшная.

– Нет, конечно. Я сказала «страшила», потому что меня от нее воротит. Издали может показаться такой же хорошенькой, как Люси, но вблизи можно сдохнуть от ее гонора.

– Я разговаривал с Кэрол Стив. Она сказала, что сопровождала Люси, чтобы избежать пересудов на ее счет. Вы это можете подтвердить?

– Вполне может статься. Такие зануды, как они… Но, кроме того, что она стояла на стреме, эта Кэрол не забывала и опрокинуть стаканчик.

Йеллинг, расплачивавшийся по счету, поднял голову.

– Она пила?

– Еще как! В один из последних вечеров она выставила Пэддера на три-четыре порции рома. Ром – это ее самый любимый напиток – так сказать, коронный номер.

– А… – пробормотал Йеллинг.

Они вышли. Артур Йеллинг проводил кассиршу до дома, и она на пороге призналась в том, что до сих пор еще не совсем уверена, что провела вечер действительно с полицейским, такой он симпатичный. Когда он сказал, что, возможно, ему придется еще разок ее побеспокоить, девушка воскликнула:

– Какое там беспокойство! Будете проходить мимо «Каравана», только свистните, и я сразу примчусь.

В тот вечер Артур Йеллинг вернулся домой очень веселый, но взволнованный. Его позабавили живописная манера выражаться, искренность и непосредственность кассирши. А взволновало то, что он услышал. Может быть, мелочи, но они заставляли задуматься. Все гипотезы летели кувырком. Люси Эксел не бежала с Жеро. Мак-Рэнди была готова в этом поклясться. Но что же тогда?..

День его еще не был закончен. Он давно думал об одном деле, которое обязательно надо сделать. Очень важном. Но никак не мог решиться. Однако сейчас, в одиночестве и тишине кабинета, он наконец набрался смелости.

Йеллинг взял телефонную книгу и нашел телефон Эндрью Симея. Набрал номер. Рука у него слегка дрожала, но он унял дрожь.

– Квартира Симея? Попросите, пожалуйста, мистера Симея.

– Хозяин спит, – ответил почтительный голос слуги.

Йеллинг заколебался. Он не думал, что бизнесмены-миллионеры ложатся спать задолго до полуночи.

– Дело очень важное и неотложное. Скажите, что речь идет о Пэддере.

– Ваша фамилия, пожалуйста?

– Скажите, что речь идет о Пэддере. Он поймет… – неуверенно ответил Йеллинг.

Слуга на другом конце провода что-то пробурчал, потом последовала долгая пауза, и наконец в трубке послышался громкий, раздраженный, хриплый со сна голос:

– Кто говорит?

Это был Эндрью Симей.

– Я друг Пэддера и хотел поговорить с вами о нем, – начал Йеллинг, стараясь побороть робость.

– Мне нет никакого дела до Пэддера и его друзей, – отвечал Симей. – Лучше скажите, кто говорит!

Йеллинг понял, что, если он не назовет свою фамилию, не останется ничего другого, как повесить трубку. Но если он хотел добиться своей цели, нельзя было называть себя.

– Вас собираются подвергнуть в полиции допросу третьей степени, если вы не представите вполне достоверного алиби в отношении вечера семнадцатого числа, когда погиб Пэддер… – быстро проговорил он. – Я звоню, чтобы предупредить вас.

Тон Эндрью Симея стал более встревоженным, но не менее грубым.

– А вам это откуда известно? И зачем вы мне об этом сообщаете? Хотите содрать с меня немножко денег за ваши выдумки?

– Это не выдумки, мистер Симей. Полицию не слишком убедило алиби, которое вы представили в отношении вечера семнадцатого числа. Вы сказали, что отправились на вашей машине, один, в Чарлзтаун, чтобы встретиться с Пэддером, и что на полпути передумали и вернулись назад. Но действительно ли у вас ушло на это время с семи до девяти вечера? Свидетелей у вас нет. Полиция вам не верит…

– Да пусть провалится ваша полиция! Пусть думает все, что ей только взбредет в голову! – заорал Симей. – Пусть только попробуют устроить мне допрос третьей степени, я им покажу! Пусть только попробуют!.. Да я против них подниму всех и вся!

Йеллинг весь вспотел от волнения, лицо его было бледно.

– Уверяю вас, мистер Симей, что полиция не шутит и подвергнет вас такому допросу. После вы можете поднимать кого вам угодно, но сперва они все-таки это сделают…

Несколько секунд в трубке царило гробовое молчание. Симей размышлял. Если он человек практичный, то должен был понять, что неизвестный собеседник говорит ему правду. Сперва его подвергнут этому ужасному допросу, и уж потом только он сможет жаловаться и протестовать сколько ему угодно.

– Будь проклят этот Пэддер! – неожиданно заорал Симей. – И от мертвого от него одни неприятности!.. Ну а вы как поступили бы на моем месте?

Йеллинг вытирал пот. Он проговорил:

– Я бы уехал.

– Браво, спасибо за совет. Меня и так подозревают, а если я смоюсь, то решат, что я и впрямь виновен.

– Ну, решайте сами. Если останетесь, знайте, что вас ждет. Глядите, что вам подходит…

– Да не могу я уехать! У меня на мази огромные сделки, не могу я себе позволить роскошь скрываться от полиции!

– Не знаю, что вам и сказать, мистер Симей. Вы сами должны решить, что для вас лучше – уехать или подвергнуться допросу.

Еще одна пауза. Потом Симей, кажется, успокоился.

– Хорошо, благодарю вас, я как-нибудь устроюсь. Я оставлю для вас сто долларов у швейцара в моем доме. Можете за ними зайти. Скажите, что… ну, например, «третья степень», если уж вы так дорожите своим инкогнито…

Совершенно очевидно, это была со стороны Симея ловушка, чтобы раскрыть, кто ему звонил. Йеллинг ответил:

– Спасибо, – и повесил трубку.

Он был совсем без сил, но все удалось как нельзя лучше.

VI. На тихих берегах девилиза

«Очень важно, – думал Артур Йеллинг, – получше узнать Люси Эксел. Это была поистине загадочная женщина. Никто, даже те, кто ее близко знал, почти ничего не может о ней рассказать. И все же, до тех пор, пока мы не узнаем, была она хорошей или плохой, притворялась или нет, нам не прийти к решению загадки».

У Артура Йеллинга в кармане еще лежала зубная щетка Люси Эксел, когда на следующее утро он отправился нанести визит Стивам. Он то и дело натыкался на нее в кармане, и всякий раз его мысли шли в направлении, которое подсказывал этот предмет. Но пока что этот путь не привел ни к каким выводам.

В то пыльное и душное утро Лесли Стив оказал ему обычный прием – встретил насмешливо и не слишком дружелюбно.

– Это опять вы?

Они стояли в большой комнате на первом этаже. Что-то жарилось на газовой плите, и у профессора философии были жирные руки. Он явно стряпал. Неприятный запах подгоревшего лука наполнял весь дом.

– Я только на минутку, – в высшей степени любезно заверил Йеллинг. – Только на одну минутку… Позавчера вечером в той распивочной, где вы позволили мне составить вам компанию, вы упомянули о том, что семнадцатого вечером Люси Эксел, возможно, отправилась к портнихе… Я попросил вас дать адрес этой портнихи, но у вас не было его под рукой… Не могли бы вы дать мне его сейчас?

Лесли Стив в ответ на все его любезности только насмешливо усмехнулся, и при каждом слове его бородка презрительно дергалась.

– Надо посмотреть на счете. Там напечатан адрес, – коротко ответил он.

Потом открыл ящик стоящего посреди комнаты стола, в беспорядке набитый множеством бумаг, и начал в нем рыться.

– Как чувствует себя мисс Кэрол? – через некоторое время спросил Йеллинг.

Продолжая искать, Лесли Стив обернулся, но не ответил. Йеллинг немного подождал и вновь спросил:

– Что говорит врач?

Лесли Стив наконец соблаговолил ответить.

– А мы не зовем врача. Наше лечение – постель и диета…

– А, понимаю…

– И самое главное – не грешить. Болезни – это не что иное, как наказание за наши прегрешения.

– Да, конечно… с вашей точки зрения…

– А кроме того, вас вовсе не интересует здоровье моей дочери. Если вам нужно с ней поговорить, то оставьте эти церемонии и поднимайтесь к ней…

Он говорил, не глядя на Йеллинга, продолжая, низко наклонившись, рыться в ящике.

– Нет, нет, уверяю вас. Я не хочу беспокоить мисс Кэрол. Но. когда я в последний раз был здесь, мне показалось, что она действительно серьезно больна…

– А, вот он, этот счет на бланке: Присцилла Фахнарт, площадь Кларка, дом 4. Запишите.

Йеллинг списал адрес портнихи.

– Спасибо. Надеюсь, я вас не слишком побеспокоил.

– Ничего, – отозвался старый Стив. – Вы нас всегда можете тут найти.

Он проводил инспектора до двери и не слишком любезно захлопнул ее за ним. Йеллинг не удивился. Теперь он уже знал, чего можно ожидать от Стивов.

Установив по плану города, что площадь Кларка находится неподалеку, он решил пойти пешком. Но для прогулки нельзя было придумать ничего хуже. Он задыхался от жары, пыли, а также от зловония, которое начал замечать, как только у него прошел насморк. Но, когда, пройдя с полкилометра по песчаному пустырю, он увидел впереди первые городские дома, а возле них – стоянку такси, он не стал раскаиваться, что пошел пешком.

Эта стоянка такси навела его на размышления.

Люси вышла семнадцатого вечером из дома Стивов и больше туда не вернулась. Дом Стивов находился на Бордер-Хилл, а труп ее нашли вечером восемнадцатого в водах Девилиза, примерно в двенадцати километрах от Бордер-Хилл.

Значит, Люси направилась с Бордер-Хилл более или менее в сторону Девилиза. Но на чем она уехала? В автобус она не садилась – имеются показания знавшего ее в лицо кондуктора. Какими другими средствами транспорта она могла воспользоваться? Например, такси. Или же дошла пешком до ближайшей остановки трамвая. Или же… Или же кто-то ждал ее с машиной неподалеку от Бордер-Хилл.

Во всех этих случаях явствовало, что Люси Эксел не хотела оставлять следов. В самом деле, самым быстрым и удобным средством добраться до города был автобус, и если Люси им не воспользовалась, значит, у нее на то были свои причины.

Под слепящими лучами раскаленного добела солнца Йеллинг дошел до остановки и приблизился к водителю стоявшей первой машины.

– Нет, спасибо, – проговорил он, видя, что тот хочет включить зажигание, – я хотел только получить от вас информацию, – и показал полицейский значок.

– Слушаю, начальник, – ответил шофер и шутливо приложил пальцы к козырьку фуражки.

– Такси каких компаний обслуживают эту стоянку?

– Трех компаний. «К. Ван», «Торхауз» и «Плетчэр».

– А как они меняются?

– Машины каждой компании по очереди работают по одному дню.

– Вы случаем не знаете, такси какой компании работали семнадцатого вечером?

– Погодите минутку, дайте сообразить… Что я за дурак! Работали машины как раз нашей компании – «Плетчэр».

– А вы были тут в тот вечер с семи до девяти?

– Гм, не так-то легко вспомнить… Подождите… что у нас было семнадцатого? Среда?.. Да, среда. Утром я сделал две ездки… одну сразу после завтрака… с той блондинкой… А потом… Нет, меня здесь не было. В шесть я взял пассажира, а потом стоял на другой стоянке нашей компании.

Эти же вопросы Йеллинг терпеливо задал водителю второй машины, потом – той, что стояла третьей – и так до последней. И, наконец, ее шофер сказал, что тут был. Он находился на этой стоянке с семи до девяти, но ни он, ни его товарищи не посадили ни одного пассажира.

Прекрасно, подумал, уходя, Йеллинг. Значит, Люси Эксел не воспользовалась ни автобусом, пи такси. Это было установлено. Итак, каким же транспортом она отправилась в город?

Трамваем? Маловероятно. Трамвайная линия проходила почти в двух километрах от дома Стивов. Пешком? Если допустить, что Люси хотела добраться только до центра города, ей и то пришлось бы отмахать восемь километров. Два часа пути. Это тоже маловероятно.

Оставалось одно-единственное предположение: кто-то заехал за ней на машине. На личном автомобиле.

Но, насколько известно, из всех знакомых Люси машина была только у Жеро.

Значит, Жеро заехал за Люси на своей машине.

Казалось, безупречный силлогизм. Шагая в сторону площади Кларка, Йеллинг продолжал размышлять. Патрик Жеро набил портфель деньгами и документами. Затем сел в машину, подъехал к Бордер-Хилл и стал ждать Люси. Прекрасно. Но все это означало, что они не хотели, чтобы их кто-то видел. А почему?

Вот где загвоздка. Почему вдруг Пэддер и Люси, которые встретились накануне вечером в «Караван-холле» на глазах у сотен свидетелей, а также в присутствии Кэрол Стив, вдруг почувствовали необходимость прятаться, не оставлять следов?

Он дошел до площади Кларка. Вошел в дом номер 4 и поднялся к портнихе – респектабельной миссис Присцилле Фахнарт, которая шила – как она немедленно сообщила, только лишь Йеллинг представился как инспектор полиции – лучшим семействам в городе, пусть у нее нет такого громкого имени, как у ателье «Дон Донгарт», владелица которого разбогатела, втирая очки клиентам, что получает модели прямиком из Парижа. А это, конечно, чистое вранье.

Да, действительно, миссис Люси Стииф (она произносила фамилию Стив именно так, как настоящая северянка) должна была прийти к ней в прошлую среду на последнюю примерку, но так и не явилась. Нет, нет, она не приходила. А вам что-нибудь об этом известно, мистер Йеллинг?

Весьма почтительно инспектор ответил, что да, ему кое-что известно. Так как при их разговоре присутствовала также девочка восьми-девяти лет, Йеллинг в осторожных выражениях сообщил, что Люси Эксел умерла, ее тело нашли несколько дней назад, и ему как раз поручено провести расследование, так как не до конца выяснена причина ее смерти.

– А как же мое платье?! – взвилась миссис Присцилла Фахнарт. – По последней моде… Нет, это невозможно!

Йеллинг успокоил ее. Когда она закончит платье, пусть пришлет его Стивам. Раз оно было заказано, Стивы его получат, может быть, его возьмет золовка бедняжки Люси, во всяком случае, ей заплатят за работу.

Кажется, миссис Фахнарт его заверения немного успокоили. Но известие о смерти Люси опечалило ее. Она позвала дочь и прижала ее к себе, гладя по головке. В ее поведении было нечто театральное.

– Вы не могли бы мне что-нибудь рассказать о миссис Стив? – спросил Йеллинг, убедившись, что она немного успокоилась. – Вы ее хорошо знали?

– Миссис Стииф была настоящая дама, – проговорила Фахнарт, сопровождая свои слова округлыми жестами, словно разглаживая воображаемую ткань на платье одной из заказчиц. – Я вижу людей насквозь, сэр, даже если встретила всего один раз. Мне достаточно поглядеть из окна на прохожего на улице, и я вам сразу скажу, что это за человек. Миссис Стииф была женщиной в полном смысле этого слова, с сильным характером и нежной душой… Ах, что за ужасная смерть!

Блестящие и проницательные глаза Фахнарт, глаза настоящего медиума, пристально глядели на него. Взгляд был какой-то возбужденный. Ее дочь – наверно, это была дочь, так как она на нее действительно походила, – по-прежнему жалась к юбке матери и, кивая головкой, подтверждала каждое ее слово. Несомненно, и девочка тоже, выглянув из окошка, видела людей насквозь.

– Она часто приходила к вам?

– Ах, нет! Я видела ее всего дважды, на примерках. Это было первое платье, что она у меня заказала…

Ничего не попишешь. Было ясно, что этой женщине ничего не известно. Однако подтвердилось, как и можно было ожидать, что вечером семнадцатого Люси пе ходила к портнихе. Ну, так как круг знакомств Люси был чрезвычайно узок, можно было почти наверняка сказать, что она встретилась с Жеро, который за ней заехал.

– А мисс Кэрол Стив вы тоже знаете?

– Ну, конечно, – ответила портниха весьма сухо. Йеллинг почувствовал, что тут что-то кроется, и решил выяснить, что именно.

– Какое она на вас произвела впечатление? – спросил он.

– Сэр, прошу вас, – ответила женщина, оторвав от себя девочку, словно миновала какая-то угрожавшая ей опасность. – Мисс Стииф – моя клиентка, а мне не хотелось бы высказывать какие-то мнения о своих клиентах…

– Но речь идет о том, чтобы помочь полиции в расследовании, – спокойно проговорил Йеллинг.

– Вы просите меня сделать то, что я никогда не делала, – с отчаянием в голосе сказала Фахнарт, – ну, в общем, я вам уже говорила, что читаю в душах людей, и мисс Стииф, хотя конкретно ничего о ней я сказать не могу, мне не нравится.

Она будто для молитвы сложила руки и продолжала:

– Видите ли, вокруг нее словно очень темная аура. Да, черная аура. Когда она приходит сюда, я лишаюсь всей своей непосредственности. Видите ли, я человек экспансивный, может быть, даже слишком, искренний. Но, стоит ей войти, я замыкаюсь, вся настораживаюсь… Я не в силах объяснить почему, но не могу ошибиться. Каждый имеет вокруг себя ауру. Поэтому и возникает симпатия или антипатия. У мисс Стииф черная аура…

Для результатов полицейского расследования, как его понимал Сандер, все эти разговоры об ауре вряд ли могли пригодиться. По правде говоря, нельзя было явиться к Сандеру и доложить, что у Кэрол Стив черная аура, а это – важная улика. Но у Йеллинга были свои взгляды, ему нужны были сведения именно такого рода. Поэтому он настойчиво продолжал:

– Но, как вы знаете, мисс Кэрол принадлежит к семейству Стивов. Это семья, воспитанная на самых строгих моральных принципах… Поэтому мне кажется немножко странным, что вы ее находите… как бы это сказать?., плохой, с черной аурой…

Портниха тотчас с живостью ответила:

– Нравственность, мораль тут ни при чем, мистер Йеллинг. Все зависит, какое у человека сердце. Наша аура идет от сердца, соответствует ему. Разве вы не знаете, что недостаточно быть нравственным, чтобы жить в добре?* Можно быть самым строгим моралистом и не жить в добре…

– Но, к примеру, – не отставал Йеллинг, чувствовавший себя в своей стихии, – вы полагаете, что мисс Кэрол была бы способна совершить плохой поступок?

– Прошу вас, прошу вас! – в отчаянии воскликнула Присцилла Фахнарт. – Я не могу отвечать на такие вопросы. Вы в полиции, извините меня, мистер Йеллинг, слишком грубо подходите к жизненным проблемам… Вы можете использовать мои слова как страшную улику… без всякой деликатности, толком не разобравшись…