Текст книги "Полицейский и философы"

Автор книги: Джорджо Щербаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Таким образом, – продолжал Йеллинг, – и тогда, когда Люси Эксел со своей золовкой приходила сюда к Жеро, играли эту мелодию?

– Конечно. Каждый вечер обязательно исполняют «Прощание с Полли».

Йеллинг, подождав, пока кассирша дожует второй бутерброд, заметил:

– Очень трогательная песенка. Прямо за душу берет. – Кассирша слушала его с насмешливым и вместе с тем удивленным видом, но он этого не замечал. – Старинная грустная мелодия с налетом современного безумия. Послушайте внимательно, когда сейчас ее заиграют только на губной гармонике. Она наводит на мысли о старом селении в долине в вечернюю пору. Жизнь там безмятежно-спокойна, люди встают рано поутру и отправляются в горы. А потом она заставляет подумать о том, что теперь все это ушло в далекое прошлое, что мы уже разочарованы, озлоблены, отчаялись…

Двое музыкантов на эстраде встали, вышли вперед и продолжали играть мелодию «Прощание с Полли» на больших губных гармониках, в то время как весь остальной оркестр умолк. И в самом деле, играли так, что музыка наводила на те мысли, о которых говорил Йеллинг.

– Ну вот, из-за вас я сейчас разревусь, – сказала Мак-Рэнди скорее всерьез, чем в шутку. – Ведь у каждого есть в сердце свое старое селение.

– Вот именно! – воскликнул Йеллинг, не замечая, что, воодушевившись, он говорит слишком громко. – В каждом из нас живет воспоминание о маленьком селении, где мы были когда-то счастливы и куда больше уже никогда не вернемся…

Спохватившись, он сбавил тон и уже по-деловому попросил Энни:

– Вы не могли бы позвать дирижера оркестра? Мне хотелось бы с ним поговорить.

– Вот уж вряд ли он обрадуется, – усмехнулась Мак-Рэнди. – У него уже были неприятности с полицией…

Но встала, направилась к эстраде и почти тотчас же возвратилась в сопровождении дирижера – очень элегантного молодого человека. Вид у него, однако, был испуганный и робкий.

– Энни сказала, что вы хотели со мной поговорить, – начал он смущенно.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал Йеллинг. – Я хотел поговорить о песне, которую вы написали. Очень красивая мелодия.

Юноша сел за столик и еле слышно поблагодарил. Ему явно не нравился этот разговор.

– Более того, я хотел бы попросить вас об одном одолжении, – продолжал Йеллинг. – Видите ли, мне было бы нужно, чтобы завтра в пять часов эти два ваших музыканта, что играют на губных гармониках, пришли ко мне в полицейское управление…

Дирижер и Энни открыли рот от изумления.

– Они что-то натворили? – пролепетал юноша.

– Да нет, нет, – успокоил его Йеллинг. – Им требуется прийти со своими инструментами, чтобы исполнить вашу песню «Прощание с Полли».

– В полицейском управлении? – воскликнула Мак-Рэнди, а дирижер уставился на него, как на пьяного, который сам не знает, что несет.

– Да нет, не совсем так, – пояснил Йеллинг, до которого наконец дошло, что его собеседники, наверно, думают, что он рехнулся. – В другом месте, я завтра уточню… Я понимаю ваше удивление, но сейчас не могу объяснить причины этой просьбы. Могу вам лишь сказать, что это очень важно и я действительно нуждаюсь в вашей помощи.

– Да, но дело в том… – промямлил дирижер, пристально поглядев на Мак-Рэнди, чтобы узнать, что она об этом думает.

Кассирша была девушка не промах и сразу смекнула, что у Йеллинга должна быть какая-то серьезная причина для такой просьбы.

– Делай то, что тебе говорят. Этот мистер знает свое ремесло. И перестань дрожать, полиция занимается вовсе не тобой.

– Разумеется, – уточнил Йеллинг, – ваши музыканты за беспокойство получат, что полагается. Вот вам маленький аванс. Однако очень важно, чтобы завтра ровно в пять они были у меня в кабинете.

Вместе с деньгами Йеллинг вручил дирижеру свою визитную карточку. Тот ушел, возможно, не до конца успокоившись, но обещав выполнить уговор.

Энни Мак-Рэнди, оставшись вдвоем с инспектором, покачала головой.

– Отказываюсь хоть что-нибудь понять, но уверена, что вы заявились сюда не только ради песенки.

– Нет, – ответил Йеллинг. – Хотите еще что-нибудь выпить?

Он уже начал привыкать к гаму и толчее, царившим в этом заведении, и чувствовал себя тут неплохо, без прежней скованности. Это был маленький, уютный ад, не слишком опасный и страшный, где можно приятно скоротать вечерок. Но хоть он был и неопасный, все же это неподходящее место для Оливера Стива и его принципов. Так почему же…

– Так как же, Энни, Люси Эксел сумела познакомиться со своим мужем? Оливер Стив был не из тех, кто охотно посещает такие заведения.

– Почему «был»?..

– Да нет, с ним ничего не произошло. Я сказал «был» по ошибке, наверно, потому, что Оливер бежал.

– Бежал… – медленно повторила, видимо, не поняв, Мак-Рэнди.

– Ну да. Я пригласил его отправиться со мной в управление, а он решил исчезнуть.

– А! – Девушка, видимо, не совсем поняла, но была взволнована этой новостью. Немного помолчав, она проговорила: —…Люси мне не слишком подробно рассказывала, как они познакомились, но, как они впервые встретились, я сама прекрасно помню. Касса Люси находилась у самой витрины. Вдруг среди прохожих, что целый день снуют туда-сюда по панели, появился этот Оливер. Я тоже его прекрасно видела. Он стал ходить взад-вперед, то и дело останавливаясь у витрины и глядя на Люси, потом вошел в кафе. Подошел к ней и заговорил. Я его приметила, потому что он показался мне каким-то странным. Нельзя сказать, что некрасивый, но похож на учителя или проповедника. Он долго ей что-то вкручивал, а Люси это, видимо, вовсе не наскучило, и она не дала ему отворот, как обычно делала, и не позвала директора. На следующий день он вновь явился. И на следующий – опять. Я спросила у Люси, что она в этом типе нашла, почему позволяет ему около нее виться, а она ответила, что, в сущности, он неплохой человек. А немного спустя она меня огорошила, сказав, что выходит за него замуж.

Йеллинг, вертя в руках бумажную салфетку, внимательно слушал Энни и, когда она кончила, спросил:

– Значит, вы говорите, что Оливер проходил мимо и неожиданно остановился, увидев за стеклом Люси?

– Ну да. Именно так. Видимо, она поразила его с первого взгляда. Люси, конечно, была хорошенькая, но уж не настолько, чтобы поразить с первого взгляда.

– У вас не было такого впечатления, что он остановился так, будто кого-то узнал?

– Я об этом никогда не думала, но теперь, когда вы сказали, мне кажется, это и в самом деле так. Будто он ее уже видел раньше.

Йеллинг тем временем уже изготовил из бумажной салфетки кораблик и – даже трудно представить при его воспитанности! – пустил его плавать в стоявшем на столе кувшине с водой.

– Это очень, очень важно! воскликнул он с искренним воодушевлением. – Вы не могли бы завтра тоже прийти в Центральное управление?

– Ай! – вскрикнула Мак-Рэнди, наполовину шутя, наполовину с тревогой.

– Я знаю, что вы не любите полицию, – улыбнулся Йеллинг. – Но полиция нуждается в вас – завтра, в пять. Если вам нужно освободиться от работы, я скажу директору.

– Нет, разрешения не надо. Завтра в это время я свободна. Но не могли бы мы встретиться где-нибудь в другом месте? – сказала Мак-Рэнди просто так, из любезности. Но было ясно, что она придет именно туда, куда просил Йеллинг, и вовремя.

Этот вечер прошел не впустую. К тому же оказался и приятным. Компания Энни доставляла удовольствие Йеллингу, хотя ее жаргон порой его шокировал. Но, прежде чем идти домой, инспектор вспомнил, что надо было еще уделить пару минут Оливеру Стиву.

Фирма «Нитролин» находилась неподалеку от «Караван-холла». Любопытства ради стоило на минутку заглянуть на работу к Оливеру. И уже через десять минут Йеллинг стоял у подъезда фирмы и объяснял ночному сторожу, кто он такой и чего он хочет: осмотреть кабинет Оливера Стива.

– Но мистер Стив у себя! – возразил сторож, возмущенный тем, что полиция интересуется таким высокопоставленным чиновником. – Он вернулся из отпуска.

– Мистер Стив вернулся? – повторил инспектор, не слишком удивляясь. – В таком случае, пожалуйста, доложите обо мне.

Было без четверти одиннадцать. Во всем «Нитролине» царила абсолютная тишина и не было ни души. Только в одной большой комнате на втором этаже теплилась жизнь. Сквозь опущенные жалюзи был виден свет. Оливер Стив сидел, склонившись за большим письменным столом, и корпел над регистром. Настольная лампа ярко освещала бумаги, а вся остальная комната тонула в зеленоватом полумраке.

Зазвонил телефон. Оливер снял трубку и автоматическим жестом поднес к уху. Услышав слова сторожа, он нервно дернулся и, немного помолчав, ответил:

– Хорошо, проводите его ко мне.

Повесив трубку, он застыл, уставившись невидящим взглядом на регистр, и очнулся, лишь когда услышал стук в дверь.

– Войдите.

Следом за ночным сторожем вошел Артур Йеллинг.

– Можете идти, – сказал Оливер сторожу.

Голос у него был хриплый, раздраженный. Когда сторож вышел и они остались одни, Оливер молча поднял глаза на инспектора.

Первым делом Йеллинг уселся, так как был уверен, что Стив и не подумает это ему предложить, а потом проговорил:

– Благодарю вас за то, что вы так скоро вернулись. Вы меня избавили от необходимости принимать неприятные для вас меры.

– Я готов сейчас же отправиться с вами в полицию. Я в вашем полном распоряжении, – ответил Стив. Его побледневшее, покрытое потом лицо походило на маску.

– Можете не беспокоиться, – любезно отозвался Йеллинг. – Теперь вам уже ни к чему идти в полицию. Ваше бегство было достаточно красноречиво. Так же, как и ваше возвращение.

– Я был в отчаянии, понимаете?! – вскричал Оливер Стив. – Я не в силах больше вас видеть, говорить о Люси, о ее жизни.

– Понимаю, – ответил Йеллинг. – Но прошу вас сделать последнее усилие. Я не требую от вас искренности, так как знаю, что все равно вы не будете искренни. Мне достаточно лишь того, чтобы вы отвечали – так, как сочтете нужным.

Нервы у Оливера были на пределе. Суровый, твердокаменный пуританин исчез. Теперь перед Йеллингом сидел человек, потерявший над собой контроль. В тишине здания гремел его голос:

– Значит, вы уверены, что я всегда говорил вам неправду? Прекрасно! Повторяю: ваше мнение меня совершенно не интересует!

– Не знаю. Возможно, могло бы и интересовать, – пробормотал Йеллинг, пристально глядя ему в глаза. – Однако успокойтесь. Я тоже повторю то, что вам уже однажды сказал: вы не должны считать меня своим врагом, но вы к моим словам не прислушались.

Последовала пауза, и Йеллинг доверительным тоном продолжал:

– Вы не могли бы дать мне посмотреть фотографию вашей жены?

Оливер прекрасно слышал вопрос, но не торопился отвечать. Он захлопнул регистр, положил на место лежащие перед ним на столе бумаги и наконец проговорил:

– У меня была всего одна ее карточка, в рамке, она стояла здесь, на столе, но однажды, когда я как-то вечером работал, она вместе с чернильницей упала на пол…

Казалось, он уже успокоился. Или же за вспышкой гнева последовал нервный спад. Йеллинга, во всяком случае, это устраивало, ему вовсе не улыбалось допрашивать человека в таком возбужденном состоянии.

– Жаль, – сказал он. – Дома у вас тоже нет ее фотографии…

– Странное дело, – проговорил Оливер, пропуская мимо ушей слова инспектора. – Вы не спрашиваете меня, почему я убежал в Чарлзтауне, не стали меня искать, а теперь, когда я вернулся, вас даже не интересует, почему я снова здесь.

– Мне это просто ни к чему, – объяснил Йеллинг. – Ваша сестра сказала, что вы бежали, чтобы избавиться от моих неприятных расспросов. Поэтому вполне логично, что я не хочу опять задавать вам неприятные вопросы, тем более насчет того, что мне и так известно.

– Вам известно и то, почему я вернулся? – И впервые Йеллинг услышал в голосе сурового Оливера Стива, не терпящего шуток и смеха, некое подобие иронии.

– Потому что вы умный человек, – сразу ответил Йеллинг. – Что значит бежать при современной организации полицейского дела? Достаточно одной лишь телефонограммы, и будут заблокированы все ходы и выходы, потом круг постепенно сужается, и в конце – неминуемая поимка. Вопрос нескольких дней.

– Поэтому вы меня и не искали?

– Не только поэтому, – ответил Йеллинг с искренним добродушием. – Также и потому, чтобы не доставлять вам лишних неприятностей.

Казалось, Оливер Стив был тронут такой гуманностью, которая самому ему была чужда, он опустил глаза.

– Видите, я с вами не вел себя как полицейский, – сказал Йеллинг, вставая. – А теперь не сердитесь, если попрошу вас завтра в половине шестого вечера быть дома.

– Я же работаю, – ответил Оливер, но без враждебности. – Я в это время занят.

– Но не могли ли бы вы все равно оказать эту услугу? Я поистине был бы вам очень благодарен…

Муж Люси сразу же дал согласие, словно для него уж не так важно было, находиться или нет на службе. И на стуле он сидел не так прямо, как обычно, а чуточку сгорбившись и расслабившись, словно и это теперь его мало заботило.

– Значит, до завтра, – попрощался Йеллинг, подходя к двери. – Уверен, что застану вас дома.

– Да, – ответил Оливер.

IX. Готовится ловушка, и кто-то в нее угодит

В один прекрасный день круг замкнулся. Внутри его оказались пять-шесть человек. Йеллинг чувствует, что все они немного виновны… Но в чем? И кто из них виновен больше, чем остальные? Используя традиционные методы, разгадка может показаться делом нетрудным, однако это вовсе не так. Нужно выманить волка из логова, нужно заставить убийцу сдаться, поднять руки вверх. А чтобы добиться этого, старая техника расследования не годится. Поэтому Артур Йеллинг изобретает новую.

Утро 30 августа выдалось у Артура Йеллинга очень хлопотное. Он изо всех сил старался побороть свою скованность, энергично, ни на что не отвлекаясь, продолжать поиски, но, сказать по правде, предпочел бы остаться дома и заняться решением вот уже несколько дней мучившей его шахматной задачи. Он любил сидеть взаперти в кабинете, в надежной тишине своей квартиры. Он страдал, когда попадал в новое место, был вынужден встречаться с незнакомыми людьми. Куда-то идти, ехать, спорить, отвечать, настаивать —

все это было не для него. И все же, поскольку распутать дело Жеро было его долгом, он его исполнял со всей возможной тщательностью и ответственностью.

Прежде всего, в соответствии с планом, который он продумал ночью, следовало пойти навестить сестер Патрика Жеро, благочестивых Дэзи и Мэри. И солнечным летним утром Йеллинг, отправившись пешком на Дерей-Брук, в десять часов уже звонил у подъезда маленькой виллы Жеро.

Сестры, конечно, уже не только были на ногах, но собирались уйти из дома. По-прежнему в строгих траурных платьях, как всегда, с боязливым выражением лица и испуганным взглядом больших и кротких, как у газелей, глаз, они приняли любезно, но удивленно посетителя, напоминавшего им об ужасной гибели брата.

– Вы нас случайно застали. Мы, как обычно, собирались пойти по благотворительным делам, – сказали они, проводив его в гостиную. Говорила, разумеется, Дэзи, ибо Мэри была слишком застенчива.

Йеллинг поклонился, попросил извинить его, сел и наконец начал:

– Я прекрасно понимаю, что некоторые темы вам не слишком приятны, и прошу извинить меня за то, что вынужден задать вам еще несколько вопросов.

– Конечно, конечно, – доброжелательно ответила Дэзи, – к тому же вы так деликатны, что стараетесь по возможности не затрагивать того, что может причинить нам боль.

– Благодарю вас, – сказал Йеллинг с легким поклоном. – Я пришел только, чтобы спросить у вас про одну деталь… Да, деталь финансового порядка… я имею в виду завещание вашего брата.

Дэзи и Мэри переглянулись с искренним удивлением, как бы советуясь взглядом друг с другом.

– То есть я хотел выяснить, в пользу кого сделал завещание мистер Жеро, – пояснил Йеллинг.

– Ну, естественно, в нашу пользу, – воскликнула Дэзи, всем видом показывая, что она несколько удивлена его вопросом, а Мэри взглядом одобрила ее ответ. – Мы же единственные наследницы. Иначе и не могло быть!..

Йеллинг, минутку помолчав, вновь задал вопрос:

– А он ничего не оставил в дар какому-нибудь благотворительному учреждению? Ну, например, Дому призрения, о котором он особенно заботился?

Сестры вновь переглянулись. Потом та, что поразговорчивее, Дэзи, ответила:

– Бедняжка Пэддер предпочел, чтобы благотворительностью из его средств продолжали заниматься мы.

– И он оставил вам все, заводы тоже?

– Разумеется, мистер Йеллинг, – ответила Дэзи Жеро. – Что касается заводов, то мы решили их продать и уже ведем переговоры.

– Мог бы я узнать, с кем?

– Это не секрет. Мы ведем переговоры с мистером Эндрью Симеем и мистером Майклом Мэттером.

Уши у Йеллинга покраснели, как обычно, когда нельзя было показывать, что его что-то очень интересует: он был не способен притворяться, и уши у него краснели от того, что он вынужден был скрывать правду.

Он лишь воскликнул:

– А! – встал и, не решаясь взглянуть сестрам в глаза, сказал: – Теперь я хочу попросить вас о большом одолжении. Вам сегодня нужно будет прийти к половине седьмого вот по этому адресу и спросить меня.

Он протянул записку, и Дэзи прочла адрес.

– Честно говоря, довольно далековато, – проговорила она. – Если это не очень необходимо…

– Это совершенно необходимо, – любезно, но решительно прервал ее Йеллинг.

– Хорошо, – улыбнулась Дэзи, в то время как Мэри, в свою очередь, прочла адрес. – Вы столь любезны, что вам невозможно отказать в услуге.

Разговор был закончен. Инспектор проехал в полицейское управление и сразу же вызвал Фабера – старшего полицейского, который иногда помогал ему в расследованиях.

– Пожалуйста, вызовите ко мне этих двоих, – сказал он, протягивая ему визитные карточки Майкла Мэттера и Эндрью Симея. – Обращайтесь с ними вежливо, но обязательно доставьте сюда ровно в двенадцать.

– Черт побери! – воскликнул Фабер. – Это важные шишки. Они здорово покипятятся, прежде чем сюда идти.

Йеллинг, вопреки своему обыкновению, принял строгий вид.

– Для правосудия нет крупных шишек. И смотрите, чтобы они не слишком долго кипятились.

– Слушаюсь, шеф, вы не сердитесь. Я просто так сказал, – и Фабер вышел.

До самого полудня Йеллинг сидел в кабинете, буквально ничего не делая. Он забыл о всякой писанине, да и отчеты писать было особенно не о чем, не было и документов для сдачи в архив. Он сидел, курил, попросил принести кружку пива, подошел к окну и стал слушать, что говорит человек с телескопом. Тот, как всегда, рассыпался перед кучкой мальчишек и бездельников-прохожих.

– Господа, ведь вы не можете смотреть на солнце! Вас слепят его яркие лучи. А вы никогда не задавались вопросом, как же наблюдают за солнцем ученые, как собирают о нем данные, как видят солнечные пятна, оказывающие, как утверждают некоторые, влияние на события человеческой жизни, определяющие мир и войну, голод и обильный урожай?

Зазывала надрывался из последних сил. Было непонятно, почему так близко от полицейского управления его до сих пор не засадили за решетку.

– Я отвечу за вас! Они наблюдают за солнцем при помощи вот этого специального телескопа, снабженного сложнейшим устройством.

Йеллинг поглядел в щелку жалюзи на улицу. Ему и впрямь хотелось посмотреть в телескоп. Он никогда не видел солнечных пятен – только на фотографиях в журналах. Но как это сделать? Кто знает, что скажут сослуживцы. Придется отказаться.

– Всего десять центов, господа! Всего десять центов – и вы приобщитесь к науке, а не к той болтовне, что мы находим в журналах!

Йеллинг с легким разочарованием вернулся за письменный стол. До него вновь донеслись вопли зазывалы:

– Суньте голову, мистер, под эту черную тряпку! Не бойтесь! Наука не должна бояться смешного, только дураки следуют чужому мнению.

Около полудня в дверь постучал Фабер. За ним в кабинет вошли Мэттер и Симей. Оба с трудом сдерживали ярость. У Симея, пожилого, важного, даже слегка надутого, глаза метали молнии. Мэттер будто что-то жевал и, сжимая кулаки, мял элегантную шляпу.

– Садитесь, – сказал Йеллинг и, желая их успокоить, поспешил добавить: – Прежде всего я хочу извиниться…

– Какие уж тут извинения, не тратьте время! – прорычал Симей, еле сдерживая злобу. – Пора уже подать на вас в суд за причиненный ущерб!

Так же взорвался и Мэттер. Раздраженно плюхнувшись на стул, он проговорил:

– По-моему, надо кончать эту историю!

Похоже, разговор грозил принять малоприятный для Йеллинга оборот, если бы Фабер, выходя из кабинета, не обратился к Йеллингу и, указывая на них, не сказал бы ему:

– Они здорово покипятились и вроде до сих пор кипятятся!

Его слова заставили Йеллинга улыбнуться, а оба промышленника побоялись показаться смешными. Поэтому они сразу же успокоились, и Симей проговорил:

– Прошу вас только поторопиться. У меня через десять минут деловое свидание, и мне не хотелось бы опаздывать.

– Я у вас отниму всего пять минут, – как можно любезнее сказал Йеллинг. – Всего один вопрос… Я обращаюсь также и к вам, мистер Мэттер: правда ли, что вы ведете переговоры о покупке заводов Патрика Жеро?

– Да, – ответил Мэттер, закуривая сигарету. – Именно так. Может быть, что-то не в порядке?

– Мы с Мэттером, – добавил Симей, держась все так же самоуверенно, – создали совместную компанию для их покупки. Все по закону. Документы, фонды, регистрация…

Йеллинг, когда хотел, также умел держаться внушительно. Он не спеша поглядел на одного, потом перевел взгляд на другого.

– Конечно, сделка вполне законная… – мягко согласился он. – Однако те, кто вам продает – две старые девы, робкие, неопытные, не обладающие деловой хваткой…

Мэттер хватил кулаком по столу, заставив инспектора слегка вздрогнуть.

– И вы называете этих бандиток робкими старыми девами! – заорал он. – Да они хитры, как черт, и окружили себя целой сворой адвокатов, от которых можно сойти с ума! Если захотят, дадут сто очков вперед самому Аль Капоне!.. В прошлом году Пэддер решил избавиться от своей рухляди и назначил цену. Так теперь эти, как вы их называете, робкие старые девы повысили назначенную им цену на двадцать процентов, и, если мы хотим приобрести эти предприятия, нам придется принять их условия и внакладе останемся мы, а не они, эти бедные старушки!

– Мэттер верно говорит, – проговорил Симей, поскольку Йеллинг молчал и не задавал вопросов. – Мы заинтересованы в приобретении, и мы покупаем, но если бы вы знали, сколько разных условий хотят включить в контракт сестры Жеро, то не говорили бы, что это две несчастные одинокие женщины. Они, напротив, заключают очень выгодную для себя сделку.

Йеллинга, казалось, убедили их слова.

– Может, все и так, но, как бы то ни было, только смерть Жеро позволяет вам приобрести его заводы. Будь он жив, у вас, наверно, ничего бы не вышло.

– Уж это конечно, – ухмыльнулся Мэттер. – Старичок больше не желал иметь с нами дела. Считал нас недостойными…

– Благодарю вас, – перебил Йеллинг. – И попрошу еще об одной – последней – услуге. Мне необходимо, чтобы вы сегодня пришли не позднее половины седьмого по этому адресу, – и протянул им листок с адресом.

Симей прочел и передал Мэттеру, вопросительно на него поглядев.

– В чем тут дело? – спросил тот.

– Было бы слишком долго объяснять, – ответил Йеллинг. – Но прошу вас обязательно быть. Постучите и спросите меня: я уже там буду. Обещаю, это в последний раз и больше я вас не побеспокою.

Мэттер и Симей, казалось, были не слишком убеждены, но их опыт в отношении всемогущества полиции и уместности подчиняться ее приказам подсказывал, что не следует протестовать.

– Мы придем.

Йеллинг не поехал домой обедать. Он пробыл на работе до пяти, и в половине шестого вышел из такси на площади Кларка у дома портнихи Присциллы Фахнарт.

– Ах, мистер Йеллинг! – воскликнула портниха, открывая ему дверь. Потом, широко улыбаясь, добавила: – Видите, я не забываю фамилии и лица… Проходите, пожалуйста…

– Да я к вам на одну минутку, миссис, – сказал Йеллинг, следуя за ней, в то время как она, жестикулируя, продолжала распространяться о своих необыкновенных способностях.

– Вот о вас я знаю, что вы человек вежливый и деликатный, – продолжала Фахнарт и, натолкнувшись в коридоре на дочь, увлекла ее следом за собой в гостиную. – Я, знаете ли, читаю в душе… Хотя вы и пришли по малоприятному делу, я знаю, что у вас нет никаких дурных намерений и что вам можно доверять… Сюзи, поздоровайся с гостем. Он наш друг.

– Добрый день, мистер, – сказала маленькая Сюзи, делая реверанс.

Йеллинг был смущен и подавлен всеми этими разговорами и церемонными манерами.

– Да вы не беспокойтесь, миссис. Я хотел только узнать…

– Надеюсь, вы выпьете пива… Я знаю, что такие мужчины, как вы, любят пиво, хотя и пьют его в меру. В прошлый раз я не успела предложить…

Йеллингу пришлось выпить пива и выслушать еще одну порцию ее болтовни. Наконец минут через десять ему все-таки удалось задать свой вопрос:

– Значит, вы подтверждаете, что семнадцатого августа вечером мисс Люси Эксел не приходила к вам на примерку платья?

– Без всяких сомнений! – воскликнула портниха чуть ли не с обидой.

– Видите ли, – сказал Йеллинг, – я подумал, что она, может быть, заходила в тот момент, когда вас не было дома, и ей открыла ваша дочь… а девочка, конечно, забыла или не знает толком, о ком идет речь.

– Нет, нет, моя Сюзи хорошо знала Люси Эксел и даже ее полюбила. Никто не приходил. Не правда ли, Сюзи?

– Конечно, мама, – ответила девочка и, повернувшись к Йеллингу, вновь сделала реверанс под одобрительный взгляд мамаши.

– Ну, хорошо, – поднимаясь, проговорил Йеллинг и развел руками. – Значит, у меня больше нет вопросов… Ах! Я хотел еще вот что сказать: вы закончили то платье, что она вам заказала?

– Да нет, зачем же? – ответила портниха, с невероятной быстротой вращая глазами, как настоящий медиум. – Нужна была еще одна примерка, а заказчица умерла…

– Наверно, вам следовало бы отослать платье в том виде, как оно есть, Стивам… – заметил с безразличным видом Йеллинг. – А еще лучше вот что: вы мне окажете услугу, если через часик придете сами к Стивам. Я тоже там буду…

– Не смогу, мистер Йеллинг. У меня как раз через час примерка… – неуверенно ответила Присцилла Фахнарт.

– А вы не смогли бы прислать девочку? Стивы живут совсем близко…

Фахнарт засомневалась еще сильнее и ловила взглядом, «видящим людей насквозь», глаза Йеллинга.

– Там эта Кэрол Стииф… Мне не хотелось бы оставлять с ней дочь…

– Да не бойтесь, – заверил ее Йеллинг. – Я же сказал, что там тоже буду.

Ему удалось ее уговорить, но пришлось еще выслушивать ее разглагольствования, и, когда он подошел к дому Стивов, было уже без десяти шесть. Непростительное опоздание.

Прежде чем постучать, он минутку постоял и прислушался – в воздухе лилась негромкая музыка. Играли где-то неподалеку. Плоская невозделанная равнина между городской окраиной и сельской местностью там и сям поросла сухим кустарником, который еще не успели окончательно доломать окрестные мальчишки. Под одним из кустов сидели двое прилично одетых мужчин и играли на губных гармониках. Против них на земле сидели, а вернее валялись, трое мальчишек, слушавших их как завороженные.

– А вы не сыграете «Мы были с тобою у моря»? – попросил один из них, такой загорелый и грязный, что было ясно, что он целыми днями на солнце и является домой лишь поесть.

– Нет, не надо, – сказал другой. – Лучше «Папочка, я вернулся из тюрьмы».

– Почему нравится это старье? – вмешался третий. – Что за дрянь вы играете. А ну-ка давайте вот эту… та-ра – та-ра-та-та-та…

– Минутку, ребята, – проговорил один из музыкантов. – Перестаньте шуметь и не мешайте нам играть. Нам нравится «Прощание с Полли», и мы ее играем… Если вам не нравится, катитесь отсюда или заткните уши.

– У, какой нервный! – сказал мальчишка. – «Полли» так «Полли», тоже клевая песенка.

Двери Йеллингу открыл Лесли Стив. В большой комнате, явившись вовремя, собрались Оливер Стив, его брат Джереми и сестра Кэрол. Все трое сидели за столом.

– Извините за опоздание, – проговорил инспектор, улыбнувшись каждому из них в знак приветствия.

Никто не ответил. Лесли Стив, закрыв за ним дверь, тоже уселся за стол. Кэрол закурила сигарету. Оливер и Джереми сидели молча, положив локти на стол. Все ждали, когда заговорит Йеллинг. В комнате царила напряженная атмосфера, было душно, как перед грозой.

– Думаю, что сегодня беспокою вас действительно в последний раз, – произнес, не садясь, Йеллинг. – Наше расследование не привело ни к каким результатам. Мы собираемся отправить дело в архив.

Наконец Джереми собрался предложить ему сесть и, указывая на стул, процедил сквозь зубы:

– Садитесь.

Можно было подумать, что Йеллинг – обвиняемый, а Стивы – судьи. Они уставились на него с холодной враждебностью, полностью предоставив его самому себе, не давая никакой зацепки для продолжения разговора.

– Во всяком случае, закончено мое расследование, – немного помолчав, продолжал инспектор, подчеркивая последние два слова и внимательно следя за выражением лица каждого из сидящих за столом. – Теперь начнется настоящее полицейское расследование. Я попробовал обратиться к вашей любезности, к вашим добрым чувствам, но все было тщетно. Теперь закон будет действовать так, как ему положено. Я пришел вас об этом предупредить. Полагаю, что будет выдан ордер на ваш арест, мистер Стив, – проговорил он, обращаясь к Оливеру. – Я противник подобных методов, но полиции некогда заботиться о тонкостях.

То и дело с улицы доносилась, негромко, но отчетливо, мелодия песенки о Полли, исполняемой на губной гармонике. Она не мешала разговору, но звучала достаточно ясно, заставляя прислушиваться.

– Я знаю, – терпеливо продолжал Йеллинг, пытаясь побороть чувство смущения и неудобства, вызываемое язвительным молчанием Стивов, – что вам всем что-то известно относительно гибели Люси Эксел и Жеро. Не хочу сказать, что вы замешаны в убийстве. Я только говорю, что вы могли бы предоставить нам очень важные сведения, а вы их намеренно скрываете, затрудняя таким образом нашу работу. Я всячески, но никогда не прибегая к грубым методам, старался убедить вас заговорить, но вы не желали что-либо рассказать. Теперь следствие веду уже не я, оно перешло в руки капитана Сандера – начальника Центрального полицейского управления. Поэтому будет лучше, если вы скажете все, что знаете, не заставляя полицию прибегать к ее не самым лучшим методам.

Было уже шесть. В окна по-прежнему лилась далекая музыка, навевавшая воспоминания о маленьком селении, тихих рассветах, навеки утраченном светлом счастье…

– Ордер на арест моего брата? – спросил Джереми Стив. На лице его застыло обычное выражение непримиримого упрямства. – И почему же?

– Потому что власти находят странным его бегство, когда он был вызван в полицию, – спокойно ответил Йеллинг. – Лично я не вижу тут ничего особенно странного, и я бы его не арестовывал, но мое начальство думает по-другому.