Текст книги "Цица: Биография кошки"

Автор книги: Джордж Микеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Квадратные уравнения

– Вообще-то я не люблю писателей, – сказала мне как-то одна умная женщина. – Вечно они за тобой наблюдают, вечно собирают материал для своих книг. У них к каждому человеку корыстное отношение – нельзя ли вставить его хотя бы в качестве второстепенного персонажа в следующую книгу?

– Это касается только романистов, – сказал я. – Меня можете любить без опаски.

– А вы сколько написали романов?

– Три, – нехотя признался я.

– Ну вот!

Крыть мне было нечем. Ее обвинения в какой-то мере верны и в отношении меня. Как-то на днях я выехал на машине из гаража, и Цица едва успела выскочить из-под колес. Она утратила свое прежнее проворство, и я страшно перепугался. Но когда я поехал дальше, мне пришло в голову, что, если бы моя любимая кошка умерла под колесами моей собственной машины, у меня была бы драматичная и неожиданная концовка для этой книги (я тогда уже начал ее писать). На секунду я даже пожалел, что этого не случилось.

Эта мысль мелькнула и тут же исчезла. Но я не могу отрицать, что она-таки мелькнула. С другой стороны, столь мелодраматическая и сентиментальная концовка совсем не в моем вкусе. Я тогда только что прочитал новый роман Грэма Грина «Человеческий фактор», и он мне понравился, хотя не могу сказать, что я пришел от него в восторг. Истории про шпионов мне порядком приелись. Их читать уже просто скучно, да и правдоподобия в них мало. Я знаю, что шпионы существуют, что их даже много. Слишком много шпионов и слишком мало достойных их усилий секретов. Но в каждодневной жизни нам попадаются не шпионы, а бухгалтеры, бакалейщики, сапожники, инженеры, адвокаты и плотники. В каждодневной жизни людей заставляют страдать любовь, ревность, обманутое доверие, честолюбие, разочарование, унижение, гнев и ненависть, а вовсе не убийства, погоня за шпионами, переход границ под видом слепых и бегство в Москву. Поразмыслив, я решил, что подлинная история Цицы в том виде, как она произошла на самом деле, куда более драматична, правдива и человечна (если нам так уж необходимо найти в кошках что-то человеческое), чем если бы она закончилась трагической смертью, фрейдистским убийством.

После возвращения из лечебницы Цица несколько недель находилась в состоянии тяжелой депрессии. Она поняла, что не может делать того, что делала раньше: прыгать, бегать, выскакивать в окно, а может, да и то с трудом, передвигаться по дому. И она потеряла интерес к жизни. Часами она сидела на ковре и тупо смотрела в пространство. Иногда, очень редко, она выходила во дворик. Другие кошки вели себя по отношению к ней с той же жестокостью, какая присуща детям: они ненавидели ее, боялись этой искалеченной кошки и вину за это возлагали на нее же. Мы все испытываем отвращение к калекам, но одно из достижений цивилизации состоит в том, что мы научились подавлять это чувство. А вполне цивилизованные в некоторых отношениях кошки с калеками ведут себя, как совершенные дикари, что омрачало и без того тяжелую жизнь Цицы.

И тут Джинджер, воистину святой кот, совершил чудо. Цица на него больше не нападала – она вообще ни на кого не нападала. А Джинджер приходил, как и раньше, и Цица с каким-то неодобрительным любопытством смотрела, как он вылизывает ее плошки. Но благородный душой Джинджер, который раньше покровительствовал Вельзевулу и другим несчастным бездомным котятам, чувствовал, что Цице нужна дружба и любовь. И он дал ей эту дружбу и любовь. Он часами сидел рядом с ней, был с ней необычайно вежлив, давал ей понять, что ему доставляет удовольствие ее общество и даже с какой то утонченной галантностью ухаживал за ней. Ему ничего от нее не было нужно, он просто хотел вернуть Цице самоуважение и уверенность в себе. И он сумел это сделать.

Цица привыкла к присутствию Джинджера, он ей как будто стал нравиться, и она радовалась, когда он приходил.

Через несколько недель ее физическое и моральное состояние начало улучшаться. Она свободнее передвигалась, стала приходить ко мне в спальню, все легче поднимаясь по ступенькам, чаще выходила на улицу, особенно когда светило солнце, стала играть с любимой веревочкой и иногда даже предлагала мне, как и раньше, сыграть в прятки.

Вспрыгнуть на постель или ко мне на колени она по-прежнему не могла, но могла, выпустив когти, подтянуться на передних лапах, царапая мне ноги и выдирая нитки из брюк. Но я считал, что несколько царапин и две-три пары испорченных брюк – не слишком дорогая цена за то, чтобы порадовать Цицу.

У нее явно вырабатывалась новая философия: «Ну что ж, теперь моя жизнь будет неполна. Я не смогу делать многое из того, что делала раньше. Но это же лучше, чем не жить совсем. Я приспособлюсь к этой новой жизни и постараюсь находить в ней радость. В конце концов, (добавляла Цица) умение радоваться жизни – это дар, который или у тебя есть или которого у тебя нет, и оно очень мало зависит от обстоятельств. У меня этот дар есть».

Я решил показать ее ветеринару – тому самому, к которому мы не попали в тот день, когда Цицу сбила машина. Я посадил ее в коробку, зная, что она не может из нее выскочить. Но она-то этого не знала и выскочила из коробки так же легко, как здоровый котенок. Она спряталась под машиной и оттуда глядела на меня смеющимися глазами. Улица была пуста и мне не к кому было обратиться за помощью. Наконец к нам подошла девочка, но оказалось, что у нее аллергия на кошек, и она мне помочь не может. Тут появился Джинджер и залез под машину – видимо, просто чтобы поздороваться с Цицей. Но она ушла от него со своим прежним видом высокомерного презрения. Тут-то я ее и поймал, но мы опоздали к ветеринару на 15 минут.

Ветеринар сказал, что у нее атрофировались мышцы на правой задней ноге. Он стал крутить эту ногу, словно Цица была игрушечной кошкой, а ее нога была сделана из плюша и набита опилками. Но Цица не возражала против этих манипуляций – они явно не причиняли ей боли.

– Можно сказать, что у вас теперь кошка на трех ногах, – сказал ветеринар. – Вряд ли нога придет в норму, хотя ее состояние понемногу, очень медленно может улучшаться. Но это не помешает кошке прожить нормальный кошачий век.

Но состояние Цицы улучшается быстрее, чем предсказал ветеринар. Теперь она уже может очень быстро пробегать небольшие расстояния. Запрыгивая мне на колени, она все чаще отталкивается задними ногами и все реже подтягивается на когтях передних. На днях она, к моему изумлению, с такой же легкостью, как и раньше, выпрыгнула в окно. Но, видимо, была так изумлена собственной дерзостью, что не пробовала повторить этот подвиг целую неделю. А потом повторила, еще и еще. И теперь выпрыгивает в окно, когда ей вздумается. Правда, попасть обратно в дом через окно она не может. Пока не может.

Каждое утро в семь часов почтальон забрасывает в щель в двери утреннюю почту и газеты. Тогда Цица приходит ко мне в спальню – если она не провела там всю ночь – и укладывается у меня на груди в своей любимой позе. Я глажу ее и пытаюсь спать дальше. Но Цица громко мурлычет и требует, чтобы я ее гладил, подсовывая голову мне под руку. Все же мне удается еще часик подремать, но в половине девятого я встаю. Цица идет к двери ванной и ждет меня там. Потом идет к ступенькам и ложится на шестую снизу (всего их семь). А я дергаю у нее перед носом веревочкой. Она пару раз замахивается на нее лапой, а потом спускается вниз к своим плошкам. Я узнаю прежнюю нахалку, которая ясно дает мне понять: «Ладно уж, раз тебе так хочется, я немного поиграю с этой глупой веревочкой. Ну вот, поиграла и хватит». Я накладываю ей завтрак, она съедает половину, идет к двери и просит, чтобы я ее выпустил. Я приоткрываю дверь, и в нее, как тигр, перепрыгивая через Цицу, врывается Джинджер, кидается к ее плошкам, доедает оставшуюся еду и допивает молоко. Цица печально смотрит на него, трясет головой и выходит во дворик. Через некоторое время она возвращается, обе кошки устраиваются под столом и засыпают, прижавшись друг к другу.

Цица стряхнула с себя депрессию, приспособилась к новой жизни и смирилась со своим увечьем, проявив мудрость, которую не часто встретишь и у людей. Она не умеет решать квадратные уравнения, мало что знает о последних римских императорах и понятия не имеет, кто такой Хомски[4]4
  Аврам Ноам Хомски (р. 1928) – американский лингвист, философ и психолог.


[Закрыть]. Диапазон ее знаний ограничен, но она наделена огромной мудростью. В этом она заткнет за пояс почти всех моих друзей (большинство которых тоже не умеют решать квадратные уравнения, также мало знают о римских императорах и очень смутно представляют себе, кто такой Хомски).

Такова история Цицы. Ее биография. Пока я ее писал, многие знакомые говорили, что я напрасно трачу время.

«Кошки приходят и уходят. Кошки рождаются и умирают, не оставляя после себя почти никаких следов и очень мало воспоминаний. Какая разница, жила кошка или нет?»

Совершенно верно. И в этом смысле кошки очень похожи на людей.