Текст книги "Война Чарли Уилсона"

Автор книги: Джордж Крайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

Утром Чарли Шнабель, который пришел в офис раньше всех остальных, еще за дверью услышал громкие телефонные трели. Зия уль-Хак звонил только для того, чтобы подбодрить их. «Пусть Чарли облачится в доспехи и идет в бой», – сказал он. На кону стояли сотни миллионов долларов. В то время Пакистан был третьим крупнейшим получателем американской помощи после Израиля и Египта, и битва за эти деньги достигла кульминации на вечернем совместном заседании Конгресса и Сената. По словам Денниса Нейла, «объединенные слушания похожи на игру в покер. Для того чтобы быть настоящим игроком, вы должны знать, что делаете. Вы должны читать движения других игроков и понимать, когда нужно сделать решающий ход». Когда игра началась, старый лоббист мог лишь сидеть у дверей снаружи и ждать результата.

Главная трудность для Уилсона заключалась в том, что у антипакистанской коалиции в обеих комиссиях хватало голосов, чтобы нанести ему поражение. Разумеется, его противники уже неоднократно требовали провести прямое голосование. Но Чарли вытащил из рукава свой первый козырь. Он смог повлиять на повестку дня, так как заключил сделку с председателем подкомиссии Дэвидом Оби, который заведовал организационными вопросами. В результате голосование по спорному вопросу было отложено до конца заседания, когда усталые конгрессмены и сенаторы обычно уже не думают ни о чем, кроме возвращения домой. Кроме того, он знал, что Оби найдет способ не допустить прямого голосования.

Дэвиду Оби нисколько не нравился Зия уль-Хак и идея создания «исламской бомбы», но он находился в долгу перед Уилсоном. Чарли был тайным орудием председателя, обеспечивавшим контроль и дисциплину в подкомиссии. Его нельзя было назвать консерватором. Фактически он стоял на либеральных позициях, когда речь шла о внутренних делах, таких как гражданские права и свободы для женщин. Но в вопросах контроля над вооружениями, антикоммунизма и национальной обороны он был сторонником самой жесткой линии. Это позволяло ему эффективно посредничать на переговорах Дэвида Оби с консерваторами. Уилсон многое сделал для Оби, но их отношения напоминали улицу с двухсторонним движением. В данном случае это означало, что председателю пришлось наступить на горло собственной песне и поддержать амбициозного мусульманского диктатора, за которого ратовал Чарли.

«До тех пор я никогда не видел, как председатель полностью отдает инициативу другому члену комиссии, – говорит Стив Гус, который сначала был уверен, что либеральная коалиция во главе с его боссом Бобом Мразеком сможет добиться прекращения зарубежной помощи Пакистану. – Нам хватало голосов, и закон был на нашей стороне». Однако к трем часам утра Чарли уже сотворил маленькое чудо, и значительная часть первоначального финансирования была восстановлена. Но Чарли по-прежнему был недоволен, и ни Дэвид Оби, ни его коллега из Сената, председатель Дэниэл Инойе, не хотели рисковать, навлекая на себя его гнев. Оба понимали, что Уилсон готов вынести вопрос на открытое обсуждение, если не добьется желаемого.

Это был второй козырь, который Чарли держал в рукаве той ночью. Они с Нейлом считали, что на публичных слушаниях им хватит голосов для победы. Для Оби и Инойе не было большего кошмара, чем неудачное совместное голосование по законопроекту. Если бы обе палаты парламента стали голосовать по каждому отдельному пункту, то воцарилась бы анархия.

Покерная партия с высокими ставками продолжалась до раннего утра. Инойе неоднократно спрашивал Уилсона, может ли он пойти на компромисс.

– Нет, я не смогу жить с этим, – отвечал Чарли.

Все усилия были тщетны: Уилсон не отступал ни на дюйм. Вначале этого года он предстал перед бригадным генералом Юсефом в образе одинокого ковбоя, борющегося за дело моджахедов. Теперь, в Капитолии, этот высокий техасец в полосатой рубашке с непременными подтяжками и эполетами снова в одиночку сражался с противниками, но на этот раз он выбрал поле битвы, где происходила настоящая схватка за продолжение афганской войны. Он вел себя не как обычный конгрессмен, выбивающий деньги для будущего спонсора своей предвыборной кампании. Чарли исполнял высокую миссию. Он чувствовал свою ответственность и право говорить от лица одного миллиона погибших афганцев и трех миллионов беженцев, от лица целой армии борцов за свободу, которая в эти минуты воевала с настоящим врагом Америки. Он никому не позволит забрать эту войну у него, афганцев и Зии уль-Хака. В ту ночь он настоял на своем и победил.

Зия остался почетным союзником США, а моджахеды продолжали сбивать советские воздушные суда не реже одного раза в день. Программы боевой подготовки и «симфонии вооружений» Викерса развернулись в полную мощь, и стало ясно, что время работает на воинов ислама.

Ночное заседание комиссий Конгресса и Сената не принадлежало к событиям, которые попадают в военные хроники. Но можно утверждать, что великие события афганской войны в последние недели 1987 года и первые несколько дней 1988 года были отчасти связаны с победой Чарли Уилсона в Вашингтоне.

Вполне вероятно, что в Москве уже было принято решение о выводе советских войск из Афганистана. Независимо от итога совместных слушаний в Капитолии, СССР уже мог начать подготовку к уходу примерно в это же время… а может быть, и нет. Можно лишь сказать, что главным козырем Вашингтона до сих пор была демонстрация готовности к затяжной войне. После того как Зия уль-Хак пережил сражение в Капитолии, у сторонников жесткой линии в Кремле не осталось никаких надежд. Фактически они столкнулись с историческими процессами, которые больше не могли сдерживать.

Вскоре Эдуард Шеварднадзе, находившийся в Женеве, отвел своего коллегу Джорджа Шульца в сторонку и по секрету сказал ему, что Кремль решил уйти из Афганистана. «Война Чарли Уилсона» близилась к завершению, но непредвиденные последствия были еще впереди.

ГЛАВА 31.
ЦЕНА СЛАВЫ

Воскресенье в Пакистане было вторым рабочим днем недели, как и во всех мусульманских странах. Утренние улицы Исламабада и соседнего Равалпинди представляли собой обычную пеструю смесь старины и современности: уличные торговцы, ярко раскрашенные мопеды, толпы молящихся в мечетях, мальчишки с чайными подносами, ряды сидящих школьников в медресе и правительственные здания, открытые для работы.

И тут мир как будто раскололся пополам. Град шрапнели обрушился на дома, стекла разлетались вдребезги. Сотни людей получали ранения и увечья. В полумиле от эпицентра первого взрыва в ревущем воздухе проносились странные призраки, разбрасывавшие автомобили, словно детские игрушки. Это были ударные волны новых взрывов, каждый из которых, казалось, зарождался от предыдущего. В небо взметнулось грибовидное облако черного дыма высотой в несколько сотен метров, пронизанное вспышками пламени.

Население охватила паника; люди думали, что столица подверглась нападению. По городу разлетелись страшные слухи – все знали, что Индия обладает ядерным оружием. Более недоверчивые полагали, что Советская армия наконец решила нанести удар возмездия. Многие были уверены, что израильтяне разбомбили секретные ядерные заводы Пакистана. Некоторые настаивали на том, что во всем виновато ЦРУ. Как ни странно, лишь последнее предположение было недалеко от истины.

Разумеется, оперативный пункт Милта Вердена в Исламабаде не был напрямую причастен к этому к этому событию, но все боеприпасы, детонировавшие и убивавшие пакистанцев в тот день, были доставлены в страну усилиями ЦРУ. Местом катастрофы был военный лагерь Оджири на полпути между столицей и Равалпинди, где хранилось около 10 000 тонн оружия и боеприпасов, сложенных беспорядочными кучами на нескольких складах. Поставки этого товара были частью огромной и тщательно спланированной операции по созданию долгосрочного арсенала для моджахедов до подписания Женевского соглашения, которое формально должно было покончить с войной.

* * *

Русские с огромным уважением относятся к героям своей родины. Везде, где появлялись советские ветераны Второй мировой войны, можно было наблюдать одну и ту же картину. Когда старик с медалями на груди входил в автобус или вагон метро, его соотечественники вставали. Не только дети и подростки, но даже пожилые женщины предлагали свое место в знак благодарности за их великий подвиг в страшные годы, которые в России называют Великой Отечественной войной. В день 9 Мая Красная площадь наполнялась ветеранами, которым оказывали всенародные почести. Страна славила своих героев и показывала, что не забывает их жертвы во имя победы.

С другой стороны, советских ветеранов афганской войны как бы не существовало. По официальной версии, они не сражались на войне, продолжавшейся более пяти лет. Да, в Афганистане находился ограниченный контингент советских технических советников, помогавших строить социализм и содействовавших революционному афганскому правительству в его усилиях покончить с бандами душманов,как они называли моджахедов. Но никто не вторгался в Афганистан, и стодвадцатитысячная военная группировка никогда не находилась в этой стране. Советские пилоты не бомбили города и не опустошали сельскую местность. В Афганистане не было войны, и там не гибли советские солдаты.

Официальные заявления звучали странно на фоне цинковых гробов, прибывавших домой на специальных самолетах, известных как «черные тюльпаны». Эти вестники смерти доставляли свой груз со строгими инструкциями для матерей, которым запрещалось писать на надгробиях, что их сыновья погибли в Афганистане. Матери сообщали, что ее сын пал смертью храбрых при исполнении интернационального долга, но его нельзя представить к награде за доблесть, потому что никакой войны нет.

Советским гражданам внушали, что враги сеют ложь и клевету через радиостанции ВВС и «Голос Америки». Но вскоре поползли шепотки и появились пьяные застольные истории, которые тысячи молодых людей год за годом привозили домой из Афганистана. К 1986 году слухи достигли критической массы; страна полнилась рассказами о жутких вещах, творившихся в далекой южной стране, где советских людей считали «неверными», друзья и враги выглядели одинаково, и ничто не казалось безопасным.

Когда в России погибает молодой человек, у матери есть время, чтобы оплакать его и подготовить ребенка к переходу в лучший мир. Это грустная и мучительная церемония, но в ней есть достоинство. Члены семьи, друзья и соседи скорбят над павшим героем вместе с матерью. Но во время этой войны, которой якобы не существовало, коммунистические чиновники были вынуждены лишать русских матерей даже этой последней привилегии. Матери погибшего солдата не разрешали открыто признать героизм своего сына, его самопожертвование и патриотический долг.

Людям это не нравилось – да и как могло понравиться, когда счет убитых пошел на тысячи? В конце 1985 года солдатские матери начали объединяться, хотя сперва это происходило втайне от властей. Матери, утратившей своего сына таким образом, кажется, что ей уже нечего терять. Ее трудно запугать. Молодые русские ветераны тоже начали выстраивать свои организации. В отличие от ветеранов Вьетнама, возвращавшихся домой поодиночке, советские солдаты уезжали на войну целыми отделениями из одного города или деревни и по окончании срока службы возвращались такими же группами.

По всему Советскому Союзу, раскинувшемуся на двенадцать часовых поясов, афганцы начинали обретать собственный голос в общественной жизни страны. По вечерам они встречались, чтобы выпить, почитать стихи и исполнить песни о своей военной службе. В песнях содержалась тайная история войны – подробное описание событий, не существовавших с точки зрения советского правительства. В них говорилось о вторжении и штурме дворца Амина. В них говорилось о жестоких душманах и товарищах по оружию, павших в бою. В них говорилось о «черных тюльпанах», цинковых гробах и о матерях, которых принуждали ко лжи в государственных интересах.

Система, выстроенная Лениным и Сталиным, отличалась прочной дисциплиной, и в течение нескольких лет она выдерживала растущее напряжение, ощущавшееся по всей стране. Солдатские матери разговаривали, жаловались и задавали вопросы. Хуже того, на улицы выходили искалеченные молодые ветераны без рук и ног, потерянных на войне, которой никогда не было. В начале 1986 года практически все что-то знали об ужасах Афганистана. Деньги Чарли Уилсона сыграли свою роль, и программа Викерса начала осуществляться. Моджахеды неожиданно вышли из укрытий. Они повсюду переходили в наступление, устраивали засады на военные конвои, убивали русских солдат, минировали гарнизоны, бомбили советское посольство, сбивали самолеты и вертолеты. При этом они тоже несли потери. Да, моджахеды продолжали гибнуть в гораздо большем количестве, чем советские солдаты и их афганские союзники. Но моджахеды отправлялись в рай, где их ожидало вечное блаженство, а неверующие были лишены этого удовольствия.

Неверующим оставались лишь «черные тюльпаны». Каково это было для них, когда тела родных и близких людей были упакованы в цинковые гробы с маленькими окошечками, и то лишь если лицо погибшего не было изуродовано до неузнаваемости? В одной из песен, сочиненных ветеранами, говорилось о матери, которая открыла гроб и обнаружила тело другого юноши. Но даже если бы это был ее собственный сын, что она могла сказать? Она могла лишь написать на могильной плите: «Родился 28 июля 1964 года, погиб 8 февраля 1985 года при исполнении интернационального долга».

Зимой 1986 года дух советского народа был отравлен ядом потерь в Афганистане, и члены внутреннего круга Горбачева знали об этом. Проблема заключалась в том, что с каждым следующим годом после вторжения обстановка лишь ухудшалась. Теперь, после наступательной операции генерала Варенникова, они столкнулись с тревожными признаками, свидетельствовавшими о том, что повстанцы проявляют поразительную живучесть и владеют новым смертоносным оружием.

Как ни странно, советское командование в Афганистане попалось на удочку собственной пропаганды о зверствах моджахедов. Смысл заключался не в том, чтобы запугать солдат, а в том, чтобы убедить их в опасности ночных прогулок без сопровождения товарищей по оружию. Повсюду были развешаны соответствующие плакаты, проводились инструктажи, и с того момента, когда солдаты высаживались из транспортных самолетов на авиабазе Баграм, до них доходили слухи о том, что случается с их соратниками. Все они знали о фанатичном Гульбеддине Хекматиаре и его обычае оставлять на дороге безногих и безруких советских солдат. Этих несчастных выставляли в качестве приманки, чтобы новобранцы, разъяренные страданиями жертвы, бросились мстить и угодили прямо в засаду. Они научились опасаться удара в спину, когда дружелюбный продавец с улыбкой разговаривал с ними, а его сообщник в это время подкрадывался сзади с длинной спицей, намазанной ядом.

Теперь каждый афганец был врагом. Надежных афганских союзников больше не существовало. Стихотворение Киплинга об участи британских солдат, пришедших сюда в прошлом веке, стало мрачным рефреном для бойцов Советской армии:

 
Но если ты ранен в афганских песках,
Где женщины бродят с ножами в руках,
Сунь дуло под челюсть, нажми на курок,
И к Богу иди, как мужчина.
 

По словам русского журналиста Артема Боровика, впоследствии написавшего о том, что он видел и слышал в Афганистане, многие советские солдаты обращались к религии: атеисты искали Бога. Все имели при себе один дополнительный патрон, чтобы застрелиться, если их возьмут в плен. Армия полнилась суевериями. Некоторые пристрастились к наркотикам, покупаемым у афганцев в больших количествах. Боровик пишет о том, как солдаты сидели в лагере в наркотическом ступоре, слушали «Pink Floyd» и рассказывали жуткие истории о врагах, поджидавших за каждым углом.

Если бы у них только был противник, согласный сражаться лицом к лицу, со страхами было бы покончено. Но их изматывала бесконечная неопределенность. Они испытывали чувство, сходное с кошмаром, когда человека преследует во сне огромное бесформенное чудовище. Даже когда афганские воины попадали в плен и подвергались пыткам, их палачи с ужасом обнаруживали, что не могут добиться никакой реакции. Афганцы лишь смотрели в пространство пустыми глазами.

Горбачев попал в ловушку. Соединенные Штаты шли на эскалацию боевых действий, и Америка впервые вела себя так, как если бы собиралась до конца придерживаться выбранного курса. Больше не было уверенности, что СССР и дальше сможет платить цену этой войны. Для того чтобы справиться с ухудшающейся ситуацией, нужно было ввести в Афганистан как минимум полмиллиона солдат. Но такой шаг вынудил бы Горбачева к публичному признанию, что Советский Союз уже давно ведет войну и проигрывает ее. Это было невозможно.

В феврале Горбачев все-таки признал, что Афганистан стал кровоточащей раной на теле Советского Союза. Никто в Кремле не знал, что через несколько месяцев после этой речи самолет ВВС США приземлится глухой ночью на той же военной авиабазе в Равалпинди, которая использовалась для рейсов по программе Макколлума. Начальник оперативного пункта ЦРУ находился на летном поле и наблюдал за разгрузкой первой партии «Стингеров». Там присутствовал и бригадный генерал Реза из ISI, который должен был убедиться, что специальный груз в целости и сохранности перевезен на ближайшую тренировочную базу, где группа элитных воинов ислама была готова приступить к двухмесячному курсу боевой подготовки.

Почти все для СССР шло не так, как было задумано. В апреле, когда в Афганистане открылся новый сезон военных действий, генерал Варенников срочно вылетел из Кабула с государственным поручением особой важности. Взрыв ядерного реактора в Чернобыле, в результате которого произошло радиоактивное заражение тысяч квадратных миль советской территории, стал самой большой катастрофой в истории ядерной энергетики. Отдав распоряжение Варенникову, Горбачев ушел в тень и вел себя так, словно ничего не произошло. Он признал факт катастрофы одиннадцать дней спустя, и то лишь под возмущенные протесты мировой общественности.

Около двухсот тысяч несчастных жителей Белоруссии и Украины были эвакуированы, и сборные бригады со всей страны направились на ликвидацию последствий аварии. Вместо того чтобы развернуть дивизию на границе Пакистана, Варенников теперь отдавал убийственные приказы о проникновении в зону разрушенного реактора и очистке смертоносных отходов. Мир с ужасом наблюдал за происходящим. В Белом доме Рейган сказал своим советникам, что, если бы чернобыльская катастрофа произошла в Америке, это положило бы конец его усилиям по укреплению национальной обороны. По его словам, Горбачев должен был столкнуться с такими же проблемами.

Горбачев уже испытывал сильнейшее давление со всех сторон. Советская экономика находилась на грани коллапса; она больше не могла выдерживать угрожающий темп гонки ядерных и обычных вооружений, предложенный Рейганом. Программа «звездных войн» пугала советское военное руководство. Наверное, чернобыльская трагедия не могла произойти в худшее время для страны. В конце апреля произошло событие, оскорбившее Варенникова до глубины души: по приказу Рейгана пилот американских ВВС сбросил «умную бомбу» на шатер ливийского лидера Муаммара Каддафи. Это был тонко рассчитанный вызывающий жест. Варенников, великий стратег советской империи, полагал, что СССР не может игнорировать подобные вызовы. Вместе с тем он был убежден, что его собственные коллеги в генштабе, возглавляемые министром обороны Язовым, фактические довели страну до банкротства. С его точки зрения, они клюнули на приманку США и теперь строили абсолютно ненужные системы вооружений только потому, что Соединенные Штаты делали то же самое [66]66
  Варенников упомянул об амбициозной попытке СССР создать оружие, способное конкурировать с мобильной подземной ракетой MX, разрабатываемой Соединенными Штатами. По его словам, Язов замышлял сооружение гигантской передвижной установки, стоимость которой превышала все мыслимые пределы. Варенников решил саботировать этот проект и изготовил такую огромную модель, что, когда человек стоял у одной из ее колес, его почти не было видно. От этого варианта пришлось отказаться, но министерство обороны настаивало на своем и в конце концов заказало строительство чрезвычайно дорогой системы доставки, чтобы не отстать от американцев. – Прим. авт.


[Закрыть].

Но вопрос о причине кризиса уже не имел значения. Горбачеву было ясно, что натиск нельзя сдерживать до бесконечности. Той весной в Кремле начались исторические внутренние дебаты, и Афганистан занимал важное место в повестке дня. Это было характерно для проблем, с которыми столкнулась советская система.

Тоталитарное государство, такое как Советский Союз, обладавший самой большой в мире сухопутной территорией, должно контролировать свое многочисленное и этнически разнообразное население с помощью силы. Но для армии и полиции тоже существует предел возможностей. В конечном счете власть опирается на представление о всемогущем правительстве, готовом мгновенно и безжалостно сокрушить любое неподчинение.

В 1986 году в Афганистане вся советская мощь оказалась неэффективной. Кремлевские стратеги были вынуждены примириться с тем, что еще недавно казалось немыслимым, и отказаться от надежды покончить с повстанцами.

* * *

Зия уль-Хак затягивал переговоры в женевском представительстве ООН, чтобы дать ЦРУ дополнительный месяц для новых поставок. После подписания договора обеим сверхдержавам запрещалось производить дальнейшие поставки вооружений в Афганистан. Зия хотел быть уверенным в том, что афганцы смогут разделаться с просоветским правительством своей страны. Но в то утро секретный запас моджахедов в Оджири был полностью уничтожен. Тридцать тысяч ракет, миллионы патронов, огромное количество мин, «Стингеров», ракет SA-7, «Блоупайпов», противотанковых снарядов «Милан», многоствольных ракетометов и минометов взлетели на воздух. Они не только взорвались, но и погубили много пакистанцев: более ста человек погибли и более одной тысячи получили ранения.

Когда снаряды все еще взрывались, пакистанский диктатор позвонил своему послу в Вашингтоне Джамшиду Маркеру и дал строгую инструкцию: «Свяжись с судьей Вебстером (преемником Кейси в ЦРУ) и Чарли Уилсоном. Скажи им, ради Аллаха, пусть возместят утраченное».

Маркер был поражен железной выдержкой своего президента. «Он даже не просил помощи в тушении пожаров или уходе за ранеными. Он хотел только одного: получить новое оружие».

Это было удивительное хладнокровие со стороны человека, который лишь несколько недель назад балансировал на грани утраты всей зарубежной помощи США, Теперь, когда его столица была объята пламенем, он звонил директору ЦРУ и запрашивал поставку новой партии самых совершенных орудий убийства стоимостью сто миллионов долларов. По его словам, русские должны были знать, что Соединенные Штаты верны своему слову.

Зия уль-Хак в последний раз обратился к ЦРУ и Чарли Уилсону за помощью, и по всем свидетельствам очевидцев ответ на его просьбу был одним из главных успехов Агентства в области материально-технического снабжения. В течение двадцати четырех часов огромные транспортные самолеты разгружали «Стингеры» и другое оружие, отправленное с «прифронтовых» складов НАТО в Западной Европе.

В Исламабаде, где взрывы с небольшими интервалами продолжались в течение двух суток, Милт Верден вошел в образ полевого командира. Теперь Верден находился в своей стихии. Афганская война стала для него таким увлекательным занятием, что он даже сожалел о ее скором окончании. Прибывало все больше разнообразных устройств и технических новинок, которые нужно было испытать в реальных условиях. К примеру, они до сих пор не провели испытания «Техасской пули» – беспилотного летательного аппарата с волоконно-оптическим управлением, которое моджахед мог запустить в иллюминатор ИЛ-76 и взорвать груз ракет «Скад» стоимостью в пятьдесят миллионов долларов. Всем не терпелось посмотреть, как будет действовать последний вариант израильской «Лошадки Чарли», далеко ушедший от первоначального образца. Это новейшее оружие было предназначено для разбрасывания сотен противопехотных взрывных устройств над огромной территорией; некоторые из них опускались на парашютах, и все взрывались на разной высоте с чудовищным грохотом.

Но Вердена послали в Исламабад не для развлечений. Он был профессионалом, и его цель заключалась в успешном завершении афганской войны. Верден решил, что лучшим способом ускорить вывод советских войск будет превращение тайной войны в открытую. Он стремился не только заменить пропавшее оружие, но и вонзить нож в самое сердце советской империи. Нужно было дать русским понять, что взрыв на складе боеприпасов никак не повлиял на боеспособность моджахедов. Поэтому, когда сотрудники посольства стали возражать против отправки транспортных самолетов на том основании, что противник может опознать их, Милт заткнул им рот. «Выкрасите самолеты флуоресцентной краской, – заявил он. – Включите все посадочные огни».

Сразу же после взрыва в приемной посольства начальник оперативного пункта, одетый в темный деловой костюм, заметил своего коллегу из КГБ и пригласил его выйти в сад. Небо над головой было заполнено американскими транспортниками С-141 и С-5, кружившими над городом в ожидании посадки. «Знаете, что это такое? – осведомился Верден. – Прекрасное зрелище, не правда ли?» Сигнал был предельно ясным.

Четырнадцатого апреля 1988 года по московскому телевидению без фанфар было объявлено о подписании Женевских соглашений. В отличие от зловещего молчания, окружавшего вторжение Советской армии в Афганистан девять лет назад, это молчание было признаком унижения. В Исламабаде Зия уль-Хак назвал вывод советских войск «чудом XX века».

Оглядываясь назад, можно сказать, что неимоверные усилия, приложенные для восстановления военного арсенала в Оджири, скорее всего не сыграли никакой роли в уходе русских из Афганистана. Решение уже было принято на уровне Политбюро и высшего армейского командования. Любая великая держава сознает последствия очевидного военного поражения, особенно такая, чья армия обладает легендарной репутацией. Решение было болезненным, но неизбежным. Империя рушилась, и ничто не могло помешать этому.

Но для Чарли и Зии уль-Хака, Милта Вердена и ЦРУ, Мохаммеда Газаля и саудовцев, неизменных в своей финансовой поддержке, эта операция была последним моментом славы. Они направили личное послание Горбачеву, смысл которого сводился к следующему: «Мы можем облегчить ваш уход, но можем напоследок пощипать вам перышки».

В Женеве госсекретарь Шульц, заключивший сделку с русскими, теперь находился в центре внимания. Заместитель госсекретаря Майк Ар-макост выполнял роль Чарли, занимаясь координацией бюрократических структур. Гордон Хамфри, который, в конце концов, был сенатором, получил широкое признание как истинный защитник афганских интересов. Между тем чиновники, продвигавшие решение по «Стингерам», толпились вокруг и давали интервью, словно все заслуги принадлежали им.

Уилсона можно простить за то, что им овладело вполне естественное желание получить свою долю заслуженных почестей. Продюсер программы «60 минут» обратился к нему за помощью в составлении репортажа о гуманитарной программе Кренделла. Пакистанцы отказались впустить в страну американских тележурналистов. В результате было достигнуто предварительное соглашение о создании большого сюжета с участием Уилсона, если он окажется в Пакистане вместе со съемочной группой «60 минут».

Тогда Чарли позвонил в ЦРУ и попросил о первой услуге личного характера. Билл Кейси недавно умер от опухоли головного мозга. Его преемник Уильям Вебстер унаследовал отношения с Уилсоном, не омраченные воспоминаниями о первоначальных трениях между конгрессменом и Агентством. Теперь Уилсон был полноправным партнером, который мог звонить в любое время и давал советы по любым вопросам, связанным с Афганистаном, а также разрешал большинство проблем ЦРУ в отношениях с Конгрессом.

По всем внешним признакам Чарли был начальником оперативного пункта ЦРУ в Капитолии. Впоследствии, когда он возглавил подкомиссию по надзорным вопросам, выявляющую злоупотребления в сфере разведки, то сразу же позвал своих друзей из Лэнгли отпраздновать это событие. За ланчем новоиспеченный председатель торжественно объявил: «Итак, джентльмены, лиса находится в курятнике. Теперь можете делать, что хотите».

Такая бравада была типичной для Уилсона, но обитатели седьмого этажа Лэнгли знали, что они всегда могут рассчитывать на него. Когда ЦРУ пользовалось дурной славой, никто не осмеливался занимать такую агрессивную позицию, как Уилсон, и руководители Агентства были глубоко признательны ему. Поэтому, когда Чарли уединился с директором и его заместителем Бобом Гейтсом, им было трудно отказать ему в единственной просьбе. Он хотел, чтобы они помогли ему доставить съемочную группу «60 минут» в Афганистан.

Ни Вебстер, ни Гейтс, ни все остальные, к кому обращался Уилсон, не считали это удачной идеей. Чиновники из Госдепартамента и Агентства по международному развитию пришли в ужас, а Аннелиза настойчиво уговаривала Чарли отказаться от поездки. Пакистанцы, неприязненно относившиеся к любой огласке, не испытывали никакого интереса к его инициативе. Но Зия уль-Хак, как и все остальные, не мог отказать человеку, который сделал для него больше, чем любой другой иностранец.

Питер Хенниг, оператор программы «60 минут», был ветераном, который занимался съемками по всему миру, все видел и везде побывал. Но в мае 1988 года, в середине первого дня съемок Чарли Уилсона в зоне боевых действий, он осознал, что никогда не видел политика, который пользовался бы таким почетом в опасных и необычных обстоятельствах.

Экзотические сцены начались сразу же после того, как они пересекли границу. Из ниоткуда возникла почетная стража моджахедов на гарцующих конях, очень похожих на персонажей исторического кинофильма. Всадники повели Чарли и членов съемочной группы по маршруту, впоследствии названному «афганской тропой Хо-Ши Мина». В авангарде и арьергарде каравана пять стрелковых групп со «Стингерами» осуществляли воздушное прикрытие от советских штурмовых вертолетов. Двести вооруженных до зубов моджахедов сопровождали их, пока они ехали через территорию, напоминавшую лунный ландшафт. Когда они прибыли в Али-Кель, первый гарнизонный городок, освобожденный от захватчиков, целая толпа воинов ислама высыпала навстречу и приветствовала конгрессмена, выходившего из машины.

Хеннинг шел позади и вел съемку. Командиры предложили Хеннингу отправиться в форт, где русские оставили на столе открытую бутылку, наполовину разлитую по стаканам. Они хотели, чтобы их покровитель увидел, как быстро бежали неверные, спасая свою жизнь. Вдруг Уилсон рассмеялся глубоким, рокочущим и заразительным смехом. Моджахеды посмотрели на американцев, облаченных в их национальную одежду, и тоже захохотали.

Но самым странным для Хеннинга было то, как афганцы относились к конгрессмену, словно он был одним из полевых командиров. Снаружи моджахеды собрали поразительную коллекцию оружия, полученного от ЦРУ Они аккуратно выложили предметы огромным полукругом. Каждый раз, когда конгрессмен подходил к следующему образцу, они делали несколько выстрелов из пулеметов калибра 12 и 14,5 миллиметров, многоствольных ракетометов, минометов и «Эрликонов». Они неизменно попадали в мишени и приветствовали каждый успех громогласным восклицанием «Аллах акбар». Уилсон, триумфально потрясавший кулаком, присоединился к стрельбе и к боевому кличу джихада.