Текст книги "Война Чарли Уилсона"

Автор книги: Джордж Крайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

Когда к конгрессмену заходил генерал Аяз Азим, новый пакистанский посол в Вашингтоне, Уилсон выступал в роли его политического советника и делился с ним тайными планами добычи новых средств для финансирования афганской кампании. Якуб-Хан тоже регулярно обращался к Уилсону за помощью. И наконец, он поддерживал рабочие контакты с Зией уль-Хаком и с израильтянами, контролируя ход их секретной сделки.

Все это было частью усилий, помогавших Уилсону оставаться на плаву летом 1983 года. Его главная цель заключалась в том, чтобы вынудить ЦРУ и администрацию Рейгана пойти на радикальную эскалацию боевых действий в Афганистане. Как он и говорил Зие а апреле, единственным препятствием на пути к успеху оставался Док Лонг. Его следовало обратить в свою веру, или, на худой конец, нейтрализовать.

В качестве председателя подкомиссии Конгресса по ассигнованиям на правительственные операции, Кларенс Д. Лонг руководил двенадцатью людьми, распределявшими весь бюджет Госдепартамента, а также всюзарубежную экономическую и военную помощь. Лишь немногие за пределами правительства США когда-либо слышали о нем, но он был одним из баронов в феодальном мире Конгресса, и каждый, кто обращался в его ведомство, чувствовал его огромную власть. Он даже имел так называемое «золотое правило», начертанное на табличке в комнате заседаний, чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, кто здесь главный. Надпись гласила: «Тот, у кого золото, диктует правила».

Лонг обладал такой властью, что ни один чиновник Госдепартамента, независимо от должности, не мог себе позволить игнорировать его мнение. Его называли Доком Лонгом, потому что он получил докторскую степень по экономике в Принстоне и некогда был университетским профессором. Он также был одним из самых странных и неуживчивых членов Конгресса и обладал настолько экстравагантной внешностью, что Чарли Уилсон описывает его как точную копию безумного пучеглазого ученого и путешественника во времени из кинофильма «Назад в будущее».

Его давний помощник Джефф Нельсон объясняет: «Даже подойти к председателю по любому делу было непростой задачей. Он имел ужасную привычку сплевывать в коридорах. Он плевался на ходу и часто попадал на стены и плинтуса. Помню, как уборщики отворачивались и закатывали глаза». Нельсон рассказал об одном совещании, когда Док вызвал министра обороны Каспара Уайнбергера и нескольких высокопоставленных военных в свой кабинет, где он неторопливо и с чавканьем поглощал сэндвич с тунцом, пока они вводили его в курс дела. Это было отвратительной демонстрацией своего влияния, но Док любил напоминать сильным мира сего, кто подписывает их чеки.

Док Лонг был крайне эксцентричным, но очень умным человеком и опасным противником для любого, кто осмеливался перечить ему. Однажды штатным сотрудникам пришлось разнимать Дока и Дэвида Оби, второго по старшинству члена подкомиссии, когда они буквально пытались задушить друг друга.

Принимая во внимание обстоятельства, у Уилсона не было веских оснований полагать, что ему удастся завоевать расположение Дока Лонга. Для начала, Док был твердым сторонником Израиля и не менее жестким противником нарушителей прав человека. По этой причине он сильно недолюбливал Зию уль-Хака. По словам Джеффа Нельсона, Лонг неоднократно называл пакистанского диктатора «навозным жуком». Фундаменталистская программа Зии для него была надругательством над правами человека, а создание «исламской бомбы» он рассматривал как прямую угрозу для Израиля, и в этом вопросе не могло быть никаких компромиссов. Нельсон помнит, какое изумление он испытал на одном из слушаний, когда Лонг вдруг заявил: «Нам следует опасаться репродуктивной способности мусульман: они размножаются гораздо быстрее евреев».

Впрочем, Уилсона не могли смутить такие драматические высказывания. Кроме того, он знал, что председатель хорошо относится к нему. Оба они поддерживали Израиль и были непримиримыми антикоммунистами. Док также имел одну слабость, которую можно было использовать: он был очень падок на лесть. Чарли видел, как легко израильтянам удалось обольстить его. Их действия были чрезвычайно эффективными, и помощник Лонга подозревал, что на самом деле страсть его шефа к Израилю объяснялась раболепным приемом, который ему оказали.

Летом 1983 года Уилсону предстояло найти подход к Доку Лонгу. Здесь требовался его особый талант мастера нетрадиционных стратегий. У Дока была проблема: он любил путешествовать за государственный счет. Эта страсть развилась в нем до грандиозных масштабов. В частности, он любил путешествовать в Европу, причем на специально приспособленных для этой цели реактивных лайнерах, с условиями лучше, чем в первом классе. Проблема Лонга заключалась в том, что летом 1983 года он не смог убедить достаточное количество конгрессменов из своей комиссии отправиться вместе с ним, чтобы оправдать стоимость аренды правительственного самолета. Сами они помалкивали об этом, но Чарли знал причину: даже перспектива роскошной поездки не могла примирить их с обществом этого отвратительного и безнадежно самовлюбленного тирана.

В ходе тайных переговоров, где Уилсон чувствовал себя как рыба в воде, он заключил с председателем недвусмысленную сделку. Он постарается убедить своих коллег согласиться на правительственную командировку, если Док включит туда визит в Пакистан и обеспечит слушание для Зии уль-Хака по афганскому вопросу.

Док не мог устоять перед таким предложением, а Чарли так ловко оформил его, что Лонг совершенно не чувствовал себя оскорбленным. Он даже выслушал аргумент Чарли, что при личном знакомстве Зия оказывается не только приятным человеком, но и бесценным союзником в поддержке моджахедов.

Когда председатель дал согласие включить Пакистан в свой маршрут, он велел своим сотрудникам связаться с ЦРУ и обеспечить ему брифинг по Афганистану с объяснением роли Зии уль-Хака в продолжении военной кампании. Уилсон приветствовал эту инициативу, но лишь до тех пор, пока не увидел, как его недавний знакомый Чак Коган входит в комнату для слушаний вместе со своей свитой. Верный себе, Коган занял свидетельское место с видом человека, полностью владеющего ситуацией. Брифинг был секретным – ни прессы, ни публики, – но Уилсон с растущей тревогой осознал, что шеф ближневосточного отдела ЦРУ устраивает председателю форменную обструкцию. Коган отказался сообщить какие-либо сведения об афганской операции и о роли поддержки со стороны Пакистана. Вполне разумные вопросы сталкивались со стандартным ответом: «Я не могу делиться этой информацией».

В оправдание Когана можно сказать, что он играл по правилам. Для него Док Лонг был всего лишь очередным конгрессменом, сующим свой нос в чужие дела. Лонг не входил в состав комиссий, имевших допуск к секретным брифингам ЦРУ. Аристократу из мира разведки не пришло в голову, что было бы разумно оказать председателю как минимум такое же уважение, какое он встречал у госсекретарей и министров обороны, допущенных к его трону Коган даже не подумал, что этот чудаковатый старик, не контролирующий бюджет ЦРУ, может причинить какой-то вред ему самому или Агентству.

Реакция Лонга на поведение Когана поразила даже Уилсона, которому довелось быть свидетелем многих пламенных тирад председателя. «Чушь, все это полная чушь! – завопил бывший профессор экономики. – Я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как какой-то дешевый бюрократ оскорбляет Конгресс США!» По словам Уилсона, затем конгрессмен начал швырять стулья, опрокидывать чернильницы на своем столе и плеваться во все стороны. Лонг велел Когану уйти, поклявшись, что больше никогда не допустит его присутствия в своих владениях, пока он заседает в Конгрессе.

Теперь Уилсон был уверен, что все пропало. Лонг считал поведение Когана демонстрацией презрения к одной из ветвей государственной власти США. Это было оскорбление, взывавшее к отмщению. Более того, по словам Уилсона, Лонг решил ответить на вызов ЦРУ прекращением всей зарубежной помощи США в адрес Пакистана.

Уилсон настолько встревожился, что сразу же бросился к телефону и уведомил о случившемся Джона Макмэхона, заместителя директора ЦРУ. Конгрессмен объяснил, что Лонг собирается максимально урезать размер зарубежной помощи для Пакистана, запланированный в предложении администрации на уровне 600 миллионов долларов. Чарли не нужно было объяснять Макмэхону последствия внезапного прекращения военного и экономического содействия. Это стало бы плевком в лицо Зие уль-Хаку – главному человеку, на которого полагалось ЦРУ в своей афганской операции. Пакет американской помощи был частью договора «услуга за услугу», и в случае его отмены ЦРУ немедленно бы испытало на себе всю тяжесть последствий.

На следующий день необыкновенно любезный Джон Макмэхон предстал перед Доком Лонгом и подробнейшим образом ответил на все вопросы конгрессмена. Насколько мог понять Уилсон, лишь виртуозное представление, устроенное заместителем директора ЦРУ, удержало Лонга от саботажа всей афганской программы.

* * *

Будучи редактором отдела светской хроники «Вашингтон Пост», Максина Чешир часто писала о Чарли Уилсоне до того, как уйти из журналистики и выйти замуж за одного из техасских друзей конгрессмена. Чарли был рад услышать ее, когда она позвонила ему летом 1983 года, но он никак не мог понять, что она имеет в виду. Она сказала: «Я очень рада, что Уилли смог помочь тебе». Это было еще одно фантастическое совпадение: водитель лимузина, которого в конце концов нашли следователи Министерства юстиции, оказался сыном Максины.

Билл Чешир рассказал следователям, что он хорошо помнит, как отвозил конгрессмена домой из Балтиморского аэропорта. Но, к несказанному разочарованию федеральных сыщиков, он заявил, что ни о каких наркотиках не было и речи. Более того, он объяснил, что определенно запомнил бы такое событие, так как сам недавно ушел из молодежной рок-группы из-за отвращения к наркотическим склонностям своих коллег-музыкантов.

Министерство юстиции потеряло самого многообещающего свидетеля, но политическое чутье Уилсона говорило ему, что некая еще более влиятельная сила поможет убедить федералов в отсутствии дальнейших перспектив расследования. Для Чарли было удачей, что второй мишенью следователей оказался единственный сын Барри Голдуотера, консервативного кумира республиканской партии. Как бы то ни было, в конце июля федеральные обвинители заявили: «У нас недостаточно достоверных улик для обоснования уголовного обвинения». Что касается конкретного следствия по делу Уилсона, министерство юстиции приложило к заключению декларацию о неподсудности. (Это явно было сделано на основании показаний Лиз Викершэм, что Уилсон употреблял кокаин только на Каймановых островах, где не действуют законы США.)

Сидя за столом в офисном здании Рэйберн-Хаус и глядя в окно на подстриженный газон, Уилсон сообщил группе собравшихся журналистов: «Я испытываю облегчение». Потом он обратился к одной из своих сотрудниц: «Будьте добры, принесите мне бокал вина, чтобы успокоить нервы».

Оставалась еще внутренняя комиссия по этике при Конгрессе США, но вместо того, чтобы встать в позу кающегося грешника, он сразу же решил отпраздновать победу. Вскоре газета Austin American-Statesmanсообщила своим техасским читателям, что друзья «весельчака Чарли» закатили ему роскошную вечеринку.

Теперь это кажется почти непостижимым, но каким-то образом в том году, полном женщин, выпивки и скандалов, очаровательная Джоанна Херринг, которую в светской хронике регулярно называли «королевой Техаса», безнадежно влюбилась в Чарли. Это произошло в конце мая на парижском авиашоу. Уилсон пригласил Джоанну отправиться вместе с ним и увидеть «его» мир оборонных подрядчиков и военных специалистов на этом престижном мероприятии, которое проводится раз в два года. Она собиралась ответить взаимностью и показать ему «свой» мир европейской аристократии. Они заблаговременно отметили пятидесятилетие Чарли в «Максиме» и в течение шести дней осматривали бесконечные стенды вооружений, где Уилсон продолжал упрямо искать портативное зенитное устройство для моджахедов.

Джоанна находилась рядом с конгрессменом, когда он вел оживленные дискуссии с торговцами оружия из шведской компании Bofors и представителями швейцарской фирмы Oerlicon. Никто другой в правительстве США не охотился за портативными зенитно-ракетными установками. Во всяком случае, ЦРУ никого не просило об этом. Тем не менее Уилсон под руку с Джоанной открыто спрашивал, имеет ли переносная ракетная установка RBS-70 компании Bofors, рассчитанная на трех человек, практическую пользу для афганских повстанцев.

На первый взгляд эти авиасалоны имеют праздничный и невинный вид. Они организованы почти так же, как общественные мероприятия, за исключением очевидного факта: оборонные подрядчики и торговцы оружием приезжают сюда для того, чтобы обхаживать покупателей. Это не что иное, как большой оружейный базар, в чем-то похожий на международные автосалоны и яхт-шоу, только в качестве покупателей выступают правительства или люди, которые занимаются свержением правительств. Для Чарли это было самое подходящее место, чтобы произвести впечатление на Джоанну, потому что здесь он был не обычным конгрессменом.

Как откровенный «ястреб» и член подкомиссии по оборонным ассигнованиям во времена гонки вооружений при Рональде Рейгане, он встречал здесь самый теплый прием, какой можно было представить.

Большая часть того, чем Чарли занимался в Париже, оставалась неясной для Джоанны. С ним имело дело множество людей, представлявших разные и странные интересы. Берти ван Сторер, аристократический представитель швейцарской Oerlicon, отвел их пообедать в «Максим», где настаивал на том, что в отличие от шведов его компания не только производит подходящее оружие для афганцев, но и может без проблем продавать его ЦРУ Вашингтонский лоббист Денис Нейл успевал повсюду вместе со своим клиентом, египетским министром обороны Мохаммедом Абу Газаля, чья страна теперь ежегодно получала 900 миллионов долларов американской помощи. Фельдмаршал галантно повел себя по отношению к Джоанне и ничего не сказал ей о танцовщице, которую Чарли возил в Египет. Он тоже настаивал, что у него есть превосходное оружие для афганцев и они с Чарли должны съездить в Египет, чтобы самостоятельно убедиться в этом.

Самой странной Джоанне показалась супружеская чета из Израиля. Верный себе, Чарли объяснил, что женщина – это тот самый капитан с волосами цвета воронова крыла, что так приглянулся ему во время первой поездки в Израиль с Эдом Кохом. По предположению Уилсона, она со своим мужем принимала участие в какой-то секретной операции. «Чарли рассказал мне, что он работает с евреями, – говорит Джоанна. – Но я не понимала, как он это делает – оружие для Израиля и оружие для Египта». В данном случае Уилсон не сообщил Джоанне, что он ведет тайные переговоры для закрепления сделки между Израилем и Пакистаном.

Мир вечернего Парижа, с которым Джоанна знакомила Чарли, был для него таким же удивительным, как ярмарка оружия для нее. Она водила его на модные ужины, где многие гости казались претендентами на старинные европейские троны. Однажды Уилсон оказался за столом рядом с пожилой дамой, которую Джоанна представила как особу королевской крови. Он приготовился к долгому и утомительному обмену любезностями.

– Вы знакомы с Имельдой Маркое? – спросила женщина у конгрессмена довольно взволнованным голосом.

– Боюсь, что нет, – ответил он.

– А я знакома, – сказала эта пожилая матрона. – Но вы ничего не потеряли: она такая жадная п…да!

По словам Уилсона, он едва удержался, чтобы не брызнуть супом на скатерть. Оправившись, он произнес самым учтивым тоном:

– Полагаю, баронесса, нам с вами предстоит чудесный вечер. Джоанна была непохожа на любую другую женщину из знакомых Уилсона. Придерживаясь старомодных правил ухаживания, она оставалась со своими парижскими друзьями, а не в отеле Le Meridien, где Чарли жил в роскоши, финансируемой из бюджета США. Но они гуляли и оставались на ногах далеко за полночь, после чего он отпускал Джоанну домой на авеню Фош и завязывал игривые беседы с парижскими «ночными бабочками».

Париж был великолепной интерлюдией между ужасами Вашингтона. Днем Уилсона холили и лелеяли оборонные подрядчики, по вечерам его развлекали аристократы, но он начинал терять голову от женщины, которой удалось превратить его в своего рыцаря и защитника дела моджахедов.

После четвертого ужина у «Максима» и танца на дискотеке Уилсон сказал Джоанне, что любит ее. Они до самого утра разговаривали о совместной жизни и строили планы. «Он спрашивал меня, смогу ли я привыкнуть к его образу жизни, – вспоминает Джоанна. – Это был очень хороший вопрос, потому что меня мучили сомнения. Кажется, я не ответила, но потом решила, что люблю его».

В Вашингтоне Уилсон обнаружил, что значит сделать предложение Джоанне. Она сразу же обратила свою огромную энергию на будущую жизнь с Чарли. Прежде всего ее мать «проверила» семью конгрессмена. Она сообщила Джоанне, что родители Уилсона были «славные люди, но со скромными средствами».

Спустя годы, когда Джоанна пыталась объяснить, почему она согласилась выйти замуж за Уилсона в разгар кокаинового скандала, она сказала: «Я вообще не думала об этом деле с наркотиками». Там, где другие видели безнадежного грешника, Джоанна видела небезупречную, но героическую фигуру, сражающуюся с коммунистической заразой и совершающую богоугодное дело. Она говорит, что как будто возродилась рядом с Чарли и что «это произошло от сознания, что я наконец-то смогу сделать что-то стоящее в своей жизни. Как можно было лучше послужить своей стране и Богу?»

Тем временем Джоанна стала наносить визиты в офис Уилсона. Агнес Банди, занимавшаяся делопроизводством конгрессмена, связанным с его работой в Комиссии по ассигнованиям, вспоминает, как Джоанна «стремительно входила в приемную, словно Скарлетг О'Хара в своем канареечно-желтом платье и черной накидке, и сразу же начинала строить нас по линейке. Мы дивились, кто она такая».

Джоанна была «девушкой Чарли». Теперь конгрессмен держал на столе ее фотографию и беседовал с ней шесть-семь раз в день. Они начали подыскивать апартаменты, и Джоанна вызвала в Вашингтон Чарльза Фосетта. Она мечтала создать салон, который изменит ход истории. Фосетту предстояло стать лоббистом для афганцев и других народов, порабощенных коммунистами. В ее воображении салон был местом встречи величайших умов той эпохи. Она видела в этом заведении революционный центр, откуда евангелие консерватизма распространится по всей стране, а потом и по всему миру.

Но прежде чем спасать мир, нужно было спасти афганцев. С точки зрения Чарли это означало, что нужно завоевать расположение Дока Лонга. С этой целью Уилсон пригласил Джоанну принять участие в предстоящей зарубежной поездке председателя, однако не в качестве официальной спутницы конгрессмена, а в ее курьезной дипломатической роли при правительстве Пакистана.

Официально Джоанна была лишь почетным консулом Зии уль-Хака в Хьюстоне, но она обладала таким поразительным влиянием на мусульманского диктатора, что в припадке великодушия, ужаснувшем министерство иностранных дел Пакистана, он назначил эту американскую блондинку своим послом доброй воли во всем мире, а впоследствии отправил к ней настоящего пуштуна в тюрбане, который стал ее ливрейным лакеем в Вашингтоне.

Казалось, что для измученного конгрессмена все наконец-то встает на свои места. Он избежал наказания, завоевал сердце «Королевы Техаса» и теперь мог посвятить три недели делу джихада.

Чарли позвонил Джоанне в Хьюстон из своего офиса на Капитолийском холме. Они обменялись заверениями в вечной любви и договорились встретиться на следующий день в Париже, где начнется миссия по обращению Дока Лонга в истинную веру.

ГЛАВА 13.
СОБЛАЗНЕНИЕ ДОКА ЛОНГА

Когда Уилсон приобрел подержанный «Линкольн-Континентал» у отца Лиз Викершэм в Оранже, он пошутил, что капот автомобиля такой же огромный, как палуба авианосца. Он назвал машину «Нимиц» в честь техасского адмирала Честера У. Нимица, который с боями провел свой флот через Тихий океан, чтобы разгромить Японскую империю.

Уилсон всегда радовался как ребенок, когда садился за руль. Вечером 11 августа 1983 года он испытывал особый подъем духа, когда выехал на Кей-Бридж и начал разгоняться. Он только что завершил романтический ужин с Триш Уилсон, добросердечной и симпатичной блондинкой, с которой он встречался уже много лет, хотя и с большими перерывами. На следующий день в Париже у него была назначена встреча с Джоанной. Но Париж находился на другой стороне океана, а конгрессмену всегда было трудно лишать себя таких маленьких радостей, как вечер в обществе старой подруги. Они пошли в ресторан «Триест», где Чарли порядочно напился. В таких случаях он предпочитал коктейль «Манхэтген» из-за изящных бокалов. Пока Триш восхищенно глядела на него, он в общих чертах обрисовал опасную миссию, в которую ему предстояло отправиться. Он чувствовал себя героем военного кинофильма – возможно, пилотом Королевских ВВС в ночном лондонском баре перед вылетом на патрулирование. После пятого коктейля Триш согласилась провести с ним ночь, а после восьмого «Манхэтгена» он уехал на «Нимице», а Триш вернулась к себе, чтобы переодеться. Они договорились встретиться в его апартаментах через полчаса.

Когда конгрессмен мчался по Кей-Бридж, мост был затянут пеленой дождя. И вдруг – бац! Двадцатидвухлетний водитель, который недавно переехал в Вашингтон из Миннесоты, пролетел на своей новенькой «мазде» шестьдесят футов, прежде чем врезаться в ограждение, которое спасло его от падения в Потомак.

По словам мистера и миссис Стэндифорд, которые впоследствии дали свидетельские показания о столкновении, они забеспокоились, когда увидели большой синий автомобиль, вихлявший перед ними с одной полосы на другую. Они с ужасом наблюдали, как «Линкольн» врезался в задний бампер маленькой «мазды» и вильнул в сторону. Покореженный капот «Нимица» задрался вверх, и водитель озабоченно выглядывал из окошка, стараясь увидеть дорогу впереди. Потом взвизгнули шины, и «Линкольн» умчался по направлению к Виргинии, но не раньше, чем супруги Стэндифорд успели заметить странную номерную табличку с надписью «Техас 2».

К Уилсону, сидевшему за рулем «Нимица», вернулась ясность мысли. Ехать дальше было опасно: задранный капот закрывал обзор. Он мог видеть дорогу, лишь высунув голову в окошко. С другой стороны, оставалось не более двух минут езды до монумента Иводзимы и дома, где он жил. Когда он поставит машину в подземный гараж «Уэсли», то будет в безопасности. Теперь Уилсон действовал очень быстро. Выскочив из автомобиля, он забежал в лифт, поднялся на девятый этаж, распахнул дверь и молниеносно запер ее за собой.

Спустя годы он вспоминал этот момент: «Я был пьян в стельку Другой автомобиль я заметил лишь после того, как наподдал ему под зад. Я знал, что если копы застигнут меня там, то мне конец. Поэтому убедившись, что водитель не пострадал, я доехал до дома и заперся у себя в квартире. Должно быть, у полицейских из северной Виргинии был самый быстрый компьютер в мире, потому что они ломились ко мне в дверь уже через полчаса».

Чарли Уилсон, затаившийся по другую сторону двери, хранил молчание. Стук не прекращался, а требовательные голоса звучали все громче. Наконец он прокрался к телефону и шепотом передал Триш, чтобы она не приезжала: «Полиция у меня на хвосте. Они уже в здании».

Чарльз Симпсон, административный помощник Уилсона, был разбужен звонком посреди ночи. «Симпсон, на этот раз я влип по уши. Вот что ты должен сделать». К этому времени Уилсон уже позвонил своему адвокату, и тот сообщил, что полицейские вполне могут попытаться арестовать его, но он будет в безопасности, если поедет прямо в Конгресс. Федеральный закон запрещает местным властям подвергать аресту национальных законодателей по пути в Конгресс или обратно. Но Уилсон не хотел ехать в Конгресс. Он должен был попасть на самолет Дока Лонга, который ждал его на базе Эндрюс ВВС США. У него были все основания полагать, что обозленные полицейские из Виргинии арестуют его при попытке выезда из подземного гаража. Но удача вновь оказалась на стороне Уилсона.

Как выяснилось, Кей-Бридж подпадает под юрисдикцию округа Колумбия, а не штата Виргиния, поэтому арлингтонские копы, стучавшие в дверь конгрессмена, превышали свои полномочия. По словам Симпсона, самые лучшие моменты для его босса наступали после того, как его загоняли в угол. Главная угроза для Уилсона теперь исходила от полиции Вашингтона, но до недавних пор он был председателем подкомиссии Конгресса, финансировавшей округ Колумбия [32]32
  Округ Колумбия, федеральный город, находится под управлением Конгресса США, и все его средства распределяются в Комиссии по ассигнованиям. Это наделяет огромной властью председателя соответствующей подкомиссии, который может без особого труда урезать или увеличивать бюджет. – Прим. автора.


[Закрыть]. Он всегда был очень щедр по отношению к федеральному городу, особенно к полицейскому управлению, бюджет которого находился под его личной защитой. Поэтому незадолго до рассвета он позвонил одному из своих друзей в полицейском департаменте.

Уилсон объяснил свою проблему: через несколько часов он должен вылететь из страны на самолете ВВС для выполнения важной правительственной миссии. «Возможно, я сказал ему, что собираюсь спасти мир от коммунистической агрессии в Афганистане, – с некоторым юмором вспоминает Уилсон. – А потом добавил, что полицию округа Колумбия ожидает существенное повышение зарплаты». Главный вопрос сводился к следующему: может ли он вылететь из страны? «Без проблем, мистер председатель. Только свяжитесь с нами по возвращении».

Еще оставалась вероятность, что полицейские из Виргинии попытаются арестовать Уилсона, но Пентагон решил эту проблему для него. Как это принято при организации служебных полетов для членов Конгресса, военное ведомство прислало машину с водителем и офицером сопровождения, чтобы Уилсон мог без помех добраться до самолета. Когда офицер открыл дверь автомобиля, конгрессмен пытался выглядеть спокойным, но он провел ночь без сна, и его трясло от волнения. Он не мог удержаться от нервных взглядов по сторонам, пока они ехали через Арлингтон, мимо сцены преступления и по округу Колумбия до ограды авиабазы Эндрюс, за которой ему уже ничто не угрожало.

На борту Уилсон сразу же попросил «булшот» [33]33
  Алкогольный напиток из водки, джина и бульона. – Прим. пер.


[Закрыть], чтобы хотя бы немного облегчить жестокое похмелье. В первые минуты, когда самолет пролетал над столицей, все выглядело прекрасно. Но потом из кокпита посыпались телеграммы.

«Ангелы Чарли», сидевшие в офисе Уилсона, лихорадочно пытались связаться с шефом и передать, что в аэропорте Орли его, судя по всему, встретят камеры и вопросы репортеров. С каждой новой сводкой новостей, описывающей подробности столкновения и бегства из Вашингтона, приходила новая телеграмма, которую приносили несчастному конгрессмену.

В самолете было полно коллег Уилсона из Комиссии по ассигнованиям вместе с их женами, и вскоре Чарли поведал Доку Лонгу свою печальную историю. Другой, более консервативный человек мог бы решить, что Уилсон компрометирует парламентскую делегацию и даже позорит репутацию всего Конгресса. «Док просто покосился на меня, как на плохого мальчика Пека, – говорит Уилсон, имея в виду героя старого немого кино Джеки Кутана. – Иногда он был очень терпимым человеком».

Но для Чарли Симпсона, административного помощника Уилсона, это было уже чересчур. Симпсон оставил свою работу в штатной должности профессора истории в университете Сэма Хьюстона только потому, что считал Чарли одним из тех политиков, которые появляются лишь раз в десять лет. По словам Симпсона, когда они вместе прилетели в Вашингтон в 1972 году, Уилсон попросил водителя такси остановиться возле мемориала Линкольна. «Я должен научиться быть конгрессменом, а ты должен научиться быть АА (административным советником), – сказал Уилсон. – И это первый урок, который мы должны усвоить». Водитель ждал, пока двое мужчин поднимались по белой мраморной лестнице. «Чарли прочитал каждое слово, написанное на стенах, – вспоминает Симпсон. – Когда мы уходили, его глаза блестели от слез». Этот случай оставил у Симпсона впечатление, что они связаны одной судьбой.

С годами Симпсон научился мириться с женщинами Чарли, с его выпивкой, с его диктаторами и подозрительными друзьями, с его невнимательностью и общей безответственностью… даже с кокаиновым скандалом. Но когда Уилсон позвонил на рассвете и сообщил, что он только что врезался в другую машину и сбежал с места происшествия, в Симпсоне что-то надломилось.

– Это молодой человек на “Мазде RX-7”, – сказал Уилсон. – Если он позвонит, распорядись о починке его автомобиля.

– Хорошо, – сокрушенно ответил Симпсон. – Я обо всем позабочусь, а ты делай то, что собирался сделать.

Каким-то образом ему удалось потушить пожар, оставленный Уилсоном. С бесстрастным лицом он объяснил репортерам, почему конгрессмен покинул место происшествия: «Он подумал, что задел за перила ограждения, и поехал домой».

Потом Симпсон связался с пострадавшим водителем и предложил починить его машину. Ремонт обошелся в 3800 долларов, но Симпсон так любезно обошелся с молодым человеком, что тот и не подумал обращаться в суд. «Этот парень совсем недавно перебрался в Вашингтон и еще не успел привыкнуть к местным нравам. Он просто не знал, что держал нас за яйца».

Все сложилось удачно, но Симпсон впервые почувствовал себя так, словно повалялся в грязи. «С этого дня мне было наплевать, чего хочет Уилсон», – сказал он. Он больше не смотрел на конгрессмена через розовые очки, которые так хорошо служили ему и Чарли в течение последних десяти лет. Теперь он видел только безответственного мальчишку-переростка. На следующий год, когда техасский сенатор Ллойд Бентсен предложил Симпсону должность своего административного помощника, тот обратился за благословением к Уилсону, получил желаемое и сразу же перешел на новую работу.

Наутро после аварии, скорчившись в кресле на борту самолета, Уилсон пребывал в самом мрачном состоянии духа. Впервые он усомнился в легитимности своего положения. Афганская война поддерживала в нем уважение к себе в худшие дни скандала с наркотиками, но теперь он не знал, хватит ли у него сил хотя бы переманить Дока Лонга на свою сторону.

К счастью, в Париже его ждала Джоанна Херринг, готовая вдохнуть чистый огонь вдохновения в померкшую душу страдающего от похмелья конгрессмена. Он сразу же сказал ей, что его карьера висит на волоске и очередной инцидент вскоре после скандала может оказаться последней каплей. Он честно предложил ей отказаться от своих обязательств перед ним.