Текст книги "Война Чарли Уилсона"

Автор книги: Джордж Крайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

Перед ними открывались потрясающие перспективы. Кренделл собирался обеспечить их всем необходимым для противодействия тактике выжженной земли. В течение пяти горьких лет афганцы отступали из своей страны и наблюдали за опустошением своих деревень и изгнанием своих семей. Теперь розовощекий бюрократ говорил о строительстве клиник, подготовке врачей и санитаров и о создании школ, где афганцев будут учить грамоте. Кренделл хотел, чтобы они начинали готовиться к тому времени, когда вернутся в Афганистан и заново отстроят свою страну.

У многих могло сложиться впечатление, что Кренделл возглавляет некую теневую операцию ЦРУ. Уилсон иногда думал, что Кренделл действительно является сотрудником ЦРУ Его программа поддерживала тех же бойцов и пользовалась той же инфраструктурой ISI для распределения товаров. В Исламабаде и Пешаваре он стал настоящим пашой – несомненно, величайшим контрабандистом, когда-либо действовавшим на этом древнем караванном маршруте. Он с достоинством принял эту роль и украсил свой офис в посольстве и дом в Америке роскошными афганскими и персидскими коврами и мебелью из красного дерева ручной работы, подаренной ему пешаварскими мастерами.

По словам Кренделла, сначала он пытался оградить своих сотрудников от любых ассоциаций с военной кампанией ЦРУ. Но вскоре они стали находить удовольствие в своем новом качестве и легкомысленно называли себя «другим Агентством». По прибытии Шнабеля к нему относились так, как если бы он был директором нового учреждения. Агентство по международному развитию занимало несколько комнат на втором этаже посольства, отделенных от остальной части здания стальной дверью с цифровым замком, точно таким же, как в оперативном пункте ЦРУ этажом выше. Кренделл сообщил Шнабелю код замка и предоставил в его распоряжение автомобиль с водителем. Директор AID не содействовал другим контрабандным операциям Чарли, но широко улыбался и смотрел в другую сторону, когда телескопические прицелы и другие контрабандные товары проходили через клиники Международного медицинского корпуса (IMC), учрежденного при Агентстве по международному развитию.

Самым красноречивым свидетельством важности программы Кренделла было приглашение начальника оперативного пункта участвовать в военных совещаниях ЦРУ. Поскольку люди Кренделла были единственными американцами, непосредственно общавшимися с моджахедами, они стали бесценным и надежным источником информации. Теперь Кренделл мог давать тактические советы о том, сколько времени понадобится на доставку припасов конкретному командиру, какие племена могут напасть на караван, кто может быть подкуплен Советской армией и какие моджахеды сражаются чаще всего.

Существовал и другой фактор, не поддающийся количественному анализу, но имевший не менее важное значение. В конце 1985 года и в следующем году Кремль столкнулся с трудным выбором: перенести военные действия на территорию Пакистана или уйти из Афганистана, как это сделали Соединенные Штаты во Вьетнаме. Определяющее значение для Политбюро имела оценка того, как далеко Соединенные Штаты готовы зайти в Афганистане.

Очевидно, появление экзотических и открытых программ, формально не связанных с ЦРУ, но финансируемых Уилсоном, стало холодным душем для Кремля. До конца 1985 года в соответствии с «президентскими директивами» США действовали тайно: в оружии, поставляемом для моджахедов, не допускалось присутствие каких-либо американских компонентов. Фактически лишь немногие афганцы знали, откуда вообще берется оружие.

До этой поры мужественные французские врачи из организации «Врачи без границ» были практически единственными, кто отправлялся в зону боевых действий. Но теперь в Пешавар хлынул поток американских врачей, медсестер и специалистов по охране здоровья. В городе возникали всевозможные американские добровольческие организации, и все они, казалось, собирались надолго обосноваться там.

К великому неудовольствию руководителей AID с виду безобидная небольшая программа превратилась в то, что Уилсон окрестил «самой большой и благороднейшей контрабандной операцией в истории». Но эта операция также послужила своеобразным троянским конем для ЦРУ. Действуя под невинным прикрытием, она вскоре объединилась с расширяющейся операцией ЦРУ через первый прямой канал связи с афганцами.

До тех пор Зия уль-Хак, генерал Ахтар и ISI строго запрещали сотрудникам ЦРУ любые непосредственные контакты с моджахедами. Но теперь люди Кренделла находились повсюду на афганской границе. Они сотрудничали с повстанцами и перебрасывали контрабанду в зону боевых действий. Политика маскировки американского участия в войне неожиданно устарела. Косвенным образом программа Кренделла вымостила путь к появлению в Афганистане подлинного убийцы МИ-24: портативной установки класса «земля—воздух», известной как «Стингер».

ГЛАВА 24.
ДОКТОР РОК ОБЪЯВЛЯЕТ ЧАРЛИ МЕРТВЫМ

Считается, что контроль над внешней политикой США осуществляет президент страны. На практике очень популярные президенты, такие как Рональд Рейган, почти всегда могут проводить зарубежные инициативы без серьезного сопротивления. Но в 1985 году Тип О'Нейл и его коллеги-демократы в Конгрессе захватили контроль над двумя самыми главными президентскими инициативами. Все, кто читал газеты за тот год, знают об атаке Конгресса на операцию ЦРУ по поддержке «контрас» в Никарагуа. Несмотря на призыв Рейгана на объединенном заседании Конгресса, демократы полностью блокировали финансирование этой операции ЦРУ.

Противодействие тайной войне ЦРУ считалось одним из главных принципов демократической партии. Приверженность этому принципу была настолько сильна, что вторая инициатива, зародившаяся в стане демократов, прошла почти незамеченной. В то время когда «контрас» не могли получить от Конгресса ни одного цента, Чарли Уилсону удалось превратить скромную кампанию ЦРУ в Афганистане в широкомасштабную операцию стоимостью полмиллиарда долларов в год, превосходившую по размаху все предыдущие мероприятия Агентства. Можно с полным основанием утверждать, что Уилсон узурпировал внешнюю политику США на этом направлении и неуклонно вел дело к первому открытому столкновению с Советским Союзом. Он мог играть эту роль лишь с благословения спикера Типа О'Нейла.

С молчаливого согласия О'Нейла и демократического большинства в Конгрессе Уилсон проворачивал грандиозные закулисные махинации. Он участвовал в тайных дипломатических сделках, формально незаконных для всех, кроме администрации Белого Дома: заключал контракты с министром обороны Египта, подключил Израиль к проектированию оружия для ЦРУ и обсуждал всевозможные вопросы государственной важности с могущественным союзником США, генералом Зией уль-Хаком. Однажды перед отелем в Лондоне Уилсону даже пришлось представлять две делегации высочайшего уровня из Израиля и Пакистана. Это была собственная мирная инициатива Чарли, которая привела к созданию канала связи между двумя на первый взгляд враждебными народами. «Полагаю, впоследствии никому не удалось повторить этого», – вспоминал он впоследствии.

Ни одна из этих инициатив не получала одобрения в Госдепартаменте или Белом Доме, и если бы Уилсон обратился в эти инстанции, то почти неизбежно получил бы категорический отказ. Существует правило, в соответствии с которым путешествующие конгрессмены всегда должны иметь при себе представителя посольства, когда встречаются с высокопоставленными чиновниками зарубежного правительства. К великому огорчению Дина Хинтона, опытного посла США в Пакистане, Зия уль-Хак всегда настаивал на частных встречах с Уилсоном во время его многочисленных визитов в Исламабад. Каждый раз эти двое мужчин беседовали друг с другом как партнеры, а часто как заговорщики. Для Зии личное подтверждение неизменности финансовой поддержки США пакистанской армии от лица Чарли Уилсона, заседавшего в Комиссии по ассигнованиям, было дороже золота и гораздо более надежным, чем любые обещания американского правительства.

Но в центре всего, что делал Уилсон, находилось его конспиративное партнерство с Авракотосом. Теперь Гаст приезжал в его офис два или три раза в неделю, и они постоянно разговаривали по телефону. Гаст, который приезжал один, сообщал своему патрону всевозможные оперативные подробности, недоступные даже для сенаторов и конгрессменов из комитетов по разведке. Фактически из-за строгого разделения информации в ЦРУ даже руководители других отделов Агентства не знали и половины того, что знал Чарли. «В те годы я иногда казался сам себе персонажем грандиозного шпионского романа», – вспоминает Уилсон.

В начале 1985 года Уилсон незаметно продвигался на таком количестве фронтов одновременно, что было почти невозможно оценить общий эффект его действий. В своей статье на первой полосе «Вашингтон пост» Боб Вудвард выявил ключевую роль Уилсона как «катализатора», ответственного за финансирование крупнейшей тайной операции со времен Вьетнама.

По мере того как Гаст утрачивал свою репутацию отщепенца и пользовался растущим признанием со стороны коллег из ЦРУ, Уилсон тоже начал испытывать перемену в своих отношениях с инсайдерами из Вашингтона. Впервые он ощущал подлинное уважение в общении с людьми, которых он ценил больше всего: с адмиралами из его группы в Аннаполисе, со старшими чиновниками Пентагона, с людьми из внутреннего круга Рейгана, но прежде всего со своими коллегами из Конгресса, многие из которых стали называть происходящее в Афганистане «войной Чарли».

Моджахеды, неизменно посещавшие офис Уилсона, когда они приезжали в Вашингтон, теперь вели себя так, словно присутствовали на заседании меджлиса во главе с саудовским принцем. Они потрясенно слушали этого громадного техасского ковбоя, который указывал на крошечную модель «Эрликона», стоявшую на его письменном столе и рассказывал о том, как сотни этих орудий, каждое стоимостью в миллион долларов, вскоре окажутся в Афганистане и будут сбивать штурмовые вертолеты.

Если бы сотрудников аналитического отдела ЦРУ попросили нарисовать психологический портрет конгрессмена в то время, как они это делали для Зии уль-Хака и других мировых лидеров, то они, несомненно, выявили бы странную схему поведения: каждый раз, когда у Уилсона все шло хорошо, какой-то фрейдистский импульс подталкивал его к катастрофе. А поскольку в начале 1985 года дела обстояли прекрасно, Чарли опять все испортил.

Как обычно, инцидент был связан с женщиной. Одним из главных пунктов в ежегодном календаре общественных мероприятий Уилсона был торжественный прием в Белом Доме для членов совета Центра имени Кеннеди. Как всегда, Чарли приложил все силы к тому, чтобы произвести потрясающее впечатление. В соответствии с давно заведенным обычаем это означало, что он должен был появиться под руку с королевой красоты. В том году он выбрал бывшую «мисс США» Джуди Андерсон. Но не раньше чем он представил свою подругу президенту и первой леди, его сразила наповал ослепительная красавица, которая пришла под руку с его коллегой из комитета по этике Доном Бейли. Эту женщину Чарли впоследствии представлял Зие уль-Хаку, Гасту и начальникам оперативных пунктов ЦРУ по всему миру под прозвищем Свитамс.

– Привет, я Джуди Андерсон, – сказала подруга Чарли.

– Что-то знакомое, – произнесла женщина, которой предстояло стать постоянной спутницей Чарли во всех его афганских путешествиях в течение следующих четырех лет.

– Не сомневаюсь, – ответила подруга Уилсона, – я была «мисс США».

– Какое совпадение, – отозвалась ее собеседница с плохо скрываемыми нотками торжества в голосе. – А я была финалисткой конкурса «мисс Мира».

Следуя неписанным правилам Конгресса, взывающим к чести среди воров, на следующий день Уилсон подошел к своему знакомому из комитета по этике и спросил, можно ли ему познакомиться с Аннелизой Ильченко – красавицей из приемной Белого Дома, – имея в виду более тесное общение в будущем. Добросердечный Бейли дал свое благословение, но тут Чарли обнаружил, что Аннелиза вовсе не расположена появляться на публике вместе с ним.

«У него была сильно подмоченная репутация, – вспоминает Ильченко. – Его знали как закоренелого бабника, и мне это было совсем не нужно. Ходили слухи, что каждый раз в ресторане Чарли высматривал хорошеньких блондинок, а потом посылал к ним официанта с запиской “Чарли Уилсон хочет познакомиться с вами”».

Ильченко помнит, как пьяный Чарли свалился с лестницы однажды вечером в Ривер-Клаб, а в другой раз хвастался своей танцовщицей. «Его просто нельзя было принимать всерьез», – говорит она. Но несмотря ни на что, ее влекло к нему, и время от времени она принимала его приглашения на ужин или на танцы. В конце концов она согласилась сопровождать Уилсона на уик-энд, который, как он обещал, она никогда не забудет. ВМФ США дало согласие на прием старшего члена Комиссии по ассигнованиям и его личной делегации на борту авианосца «Саратога». Чарли, который также пригласил трех своих техасских собутыльников, предусмотрительно привел свою двадцатисемилетнюю помощницу по вопросам обороны Молли Гамильтон, «чтобы Аннелиза не чувствовала себя одинокой, будучи единственной дамой на борту».

Из всех «Ангелов Чарли» Молли Гамильтон была единственной, от которой у Гаста подгибались коленки. Она совершенно не разбиралась в вопросах обороны, но Чарли не рассчитывал, что штатные сотрудники будут думать за него, зато любил наблюдать за лицами своих гостей, когда он просил свою помощницу по оборонным вопросам присутствовать на совещаниях. С его точки зрения, большая часть ее обязанностей сводилась к развлечению лоббистов от оборонной промышленности, вносивших крупные вклады в его избирательные кампании. Впрочем, Гамильтон не питала склонности к бурным вечеринкам и искренне ужаснулась тому, что считала явным злоупотреблением полномочиями конгрессменов.

Чарли со своей свитой был доставлен на палубу авианосца на реактивных истребителях ВМС США; самолеты со скрежетом останавливались, подхваченные огромными тормозными крюками. В тот вечер капитан в парадном мундире устроил великолепный ужин на палубе под звуки духового оркестра. К неудовольствию Молли Гамильтон, хорошо знавшей о строгом запрете на алкоголь на борту военных кораблей, Чарли удалось провезти с собой большой запас выпивки. В конце концов, он не зря служил артиллерийским офицером на флоте и тайно доставлял виски на борт в пустых снарядных патронах. У Гамильтон остались тяжелые воспоминания о том вечере: пугающее море с пятиметровыми волнами, пьяные гости и члены команды, готовые на все, лишь бы удовлетворить конгрессмена и его подругу.

Мероприятие было задумано как типичная вечеринка для «старых товарищей», где можно как следует повеселиться вдали от любопытных глаз. Но никакие похождения Чарли не могли долго оставаться в секрете, и, к ужасу Аннелизы, в колонке Джека Андерсона, опубликованной в «Вашингтон пост» и примерно в 400 газетах по всей стране, с унизительными подробностями повествовалось о том, как конгрессмен взял королеву красоты на борт авианосца, где устроил разнузданную пьянку за счет налогоплательщиков.

Статья, опубликованная на первой полосе «Кливленд плейн дилер» очень не понравилась родителям Ильченко. Чарли лично извинился перед ними и великодушным жестом предложил заплатить ВМФ 650 долларов в счет расходов Аннелизы. Репортерам он объяснил, что привез с собой Ильченко только для того, чтобы его штатная сотрудница Молли Гамильтон «не чувствовала себя одиноко, будучи единственной дамой на борту». Укрепив свои тылы таким образом, он упросил Аннелизу дать ему еще один шанс и пообещал, что в следующий раз он возьмет ее в лучший в мире круиз и оплатит все счета.

Путешествие, которое Чарли предложил своей новой большой любви, было результатом холодной расчетливости и дерзости, присущей лишь таким рисковым игрокам, как Уилсон. Оно начиналось в Марракеше, где Пентагон по его заявке забронировал номер Черчилля в экзотическом отеле «Мамуния». Поскольку Чарли официально находился в «командировке по сбору информации» для комитета по оборонным ассигнованиям, Пентагон выделил офицера связи для решения всех технических вопросов.

Нужно было найти какую-то формальную причину для пребывания в Марокко, поэтому Чарли нанес визит своим друзьям из Королевской марокканской армии и посмотрел, как они устраивают артиллерийские стрельбы в пустыне. «Видите ли, я занимался оценкой перспектив антикоммунистической деятельности, так как моя поездка была оплачена, – объясняет он, – но разумеется, я должен был найти время, чтобы позагорать с Аннелизой у плавательного бассейна и отвезти ее на базар». Еще большее удовольствие ожидало Ильченко в Венеции, где Чарли организовал волшебный ужин и прогулку на гондоле по Гранд-каналу. Эту часть поездки было гораздо труднее оправдать, но Уилсон постарался на славу «К счастью, под Неаполем есть база ВВС, – объясняет он. – Им вдруг очень захотелось дать мне брифинг в Венеции, и они вроде бы прислали двух генералов».

Венцом круиза стала ночная поездка в Париж на знаменитом Восточном экспрессе. У Уилсона хватило благоразумия не выставлять американскому правительству счет за эту экзотическую часть круиза, но Пентагон внес приятный штрих, прикомандировав к ним офицера сопровождения, который заботился о том, чтобы высокопоставленные путешественники не испытывали никаких затруднений. Дело было 1 июня 1985 года, в день рождения Уилсона; молодой офицер явился в парадной форме на ужин с шампанским, а Чарли встретил его в смокинге под руку к Аннелизой в потрясающем платье, которое он ей приобрел по этому случаю.

Живописная служебная командировка от Марокко до Парижа явно нарушала общепринятые правила разумного поведения даже для старшего члена комитета по оборонным ассигнованиям. Но конгрессмену следует отдать должное: он делал лишь то, чему его научили старшие товарищи. Первый опыт в большинстве случаев имеет решающее значение для формирования привычки, и мало кому из новичков довелось получить столь впечатляющее знакомство с работой внутренних механизмов Конгресса, как Чарли Уилсону, когда он впервые вошел в состав комитета по зарубежным делам в 1974 году и получил от председателя Олена Тига по прозвищу Тигр приглашение посетить парижский авиасалон. «Знаете, Тигр, у меня нет денег», – признался сконфуженный новичок. Тиг рассмеялся, и Уилсон помнит свое изумление, когда он обнаружил, что правительство США оплачивает авиабилеты первого класса и проживание в первоклассных отелях, выдает средства на питание и выделяет лимузины, предоставляет проводников и экскурсоводов и, разумеется, обеспечивает лучшие места на авиасалоне. Все это делается бесплатно, с целью наделить законодателей ценным опытом, который сделает их мудрее, когда они вернутся из служебной командировки и приступят к законотворческой деятельности.

Но самое глубокое впечатление на молодого конгрессмена произвел тот энтузиазм, с которым старшие сотрудники посольства бросались на помощь к женам конгрессменов, предлагая показать им лучшие места для покупок в Париже. После того как Чарли провел две недели в роскоши, о которой он раньше не мог и помыслить, самолет ВВС приземлился на авиабазе Эндрюс, где произошла демонстрация уважения к власти и престижу Конгресса, запомнившаяся Уилсону до конца его службы. У взлетно-посадочной полосы выстроились два ряда микроавтобусов с именами каждого члена делегации, крупно выведенными на табличках под ветровым стеклом. Как только самолет остановился, отряд людей в форме быстро прошел в грузовой отсек и разложил по машинам многочисленные покупки, сделанные во время служебной командировки. Даже не заикнувшись о таможне, офицеры ВВС увезли председателя и его добычу – два микроавтобуса, под завязку набитые антикварными вещами, – в округ Вашингтон.

Тогда Чарли открыл для себя, какой сладкой может быть работа в Конгрессе, если вы состоите в нужной комиссии и знаете, к кому обратиться. С годами Чарли стал одним из первейших мастеров-ремесленников, переплавлявших свои дела в подкомиссиях по ассигнованиям в удобства и прелести личной жизни. Это имело чрезвычайно важное значение для Чарли, поскольку он не имел абсолютно никаких собственных денег. Фактически весной 1985 года в местных техасских газетах написали, что ему выпала честь быть беднейшим членом техасской делегации с отрицательным личным балансом, оцениваемым в один миллион долларов. Для Чарли одна из радостей работы в Конгрессе заключалась в том, что во время служебных командировок он не нуждался в деньгах.

В ту ночь, когда элегантный Восточный экспресс приближался к Парижу, а Чарли отпраздновал свой пятьдесят второй день рождения, магия его власти покорила Аннелизу Ильченко. Она быстро забыла унижение на борту авианосца «Саратога» и была очень довольна обществом этого обаятельного мужчины, благодаря которому она чувствовала себя так, как будто снова выходила на сцену в финале конкурса «мисс Мира».

Однако для Уилсона эта поездка вскоре превратилась в мучительную и пугающую неопределенность. Еще до праздничного ужина ему казалось, что у него проявляются симптомы серьезного физического недомогания. В Марокко уже был один инцидент, когда он не смог переплыть бассейн у отеля «Мамуния». Он предположил, что боли в груди были вызваны расстройством кишечника – вероятно, от местных огурцов, которые он ел вместе с марокканскими военными. В поезде между смехом и анекдотами он убедил себя, что ощущение пустоты в груди и холодный пот – всего лишь побочные эффекты кишечной проблемы.

В Париже Чарли был лишь одним из целой команды сенаторов и конгрессменов, совершавших ежегодное паломничество на авиасалон. Но поскольку он был старшим членом комиссии по оборонным вопросам, то знал, что Ильченко встретит самый радушный и почетный прием у каждого нормального оборонного подрядчика. И действительно, послания от лоббистов потоком хлынули в номер отеля: приглашения в театр, на званые ужины и коктейль-пати.

Предполагалось, что Париж станет кульминацией поездки, но Аннелизе выпало постоянно сталкиваться с несчастьями во всех своих путешествиях вместе с Чарли. После первого ужина в Париже Уилсон вышел из ресторана и не смог сделать ни шагу дальше. «Я отвела его в номер, – вспоминает она. – Он задыхался и не мог лечь. Впоследствии мы узнали, что его легкие были буквально наполнены кровью».

Многолетнее пьянство наконец взяло свое. Сердце Уилсона было пропитано алкоголем и едва функционировало. Когда его доставили в американскую клинику, где недавно умер Рок Хадсон, его кровяное давление было таким низким, что медсестрам понадобилось 32 попытки, чтобы впрыснуть лекарство в его вены. В критическом состоянии его эвакуировали в военный госпиталь США в Рейне (Германия) для предварительного лечения.

Врачи держали его на разжижителях крови и стимуляторах, чтобы полуразрушенное сердце продолжало биться. Но даже в этом тумане, после того как Уилсон обнаружил, что госпиталь был построен Германом Герингом для пилотов Люфтваффе, воображение подсказало ему причину, по которой он оказался здесь: «Я представил себя раненым пилотом с другой стороны, который едва дотянул до дома на расстрелянном «мессершмитте».

Через десять дней, как будто Чарли был настоящим военным героем, он проснулся и обнаружил у своей постели генерала, руководившего военным госпиталем. Уилсону сообщили о звонке из Белого Дома. Он был нужен президенту в Вашингтоне. Может ли он немедленно прилететь домой, чтобы подать свой голос за Рональда Рейгана ради спасения «контрас»?

Для антикоммуниста из Восточного Техаса это было равнозначно приказу главнокомандующего. Огромный самолет ВВС приземлился на аэродроме с командой медиков на борту, чтобы перенести конгрессмена через Атлантику ради спасения никарагуанских «борцов за свободу». «Это заставило меня почувствовать себя настоящим великаном».

Для войны «контрас» это был критический момент, когда на слушаниях в конгрессе два или три голоса означали победу или поражение. Том Дауни и Боб Мразек, двое либеральных коллег Уилсона, увидели, как его вкатывают в зал заседаний на врачебном кресле в больничной пижаме и под капельницей. Они сразу же подошли к нему и пригрозили отключить систему жизнеобеспечения, если он не проголосует как надо. Чарли нашел в себе мужество приструнить их в своей типичной техасской манере. «Они вытащили мою тощую задницу из Германии, чтобы помешать вам, слизнякам, уничтожить нашу свободу в Центральной Америке», – сказал он. Что бы ни делал Чарли, никто не мог по-настоящему обижаться на него. Даже Тип О'Нейл не попросил этого прославленного «ястреба» отвергнуть прямой призыв президента.

Затем последовало безрадостное возвращение в госпиталь, где врач ВМС, которого Чарли впоследствии окрестил «доктор Рок», оставил ему диагноз, равносильный смертному приговору. Анализы показывали, что изнуренное алкоголем сердце конгрессмена функционирует лишь на 16%. Речь шла об объеме крови, прокачиваемом при одном сердцебиении (у обычного человека это соотношение составляет 50%). Доктор сообщил Уилсону, его сестре и Чарли Шнабелю о своих глубоких сомнениях по поводу улучшения здоровья пациента. Лучшее, на что он мог надеяться, – это полтора года жизни.

«Я думал, он скажет мне, что нужно поменьше пить или принимать дополнительные таблетки», – вспоминает Чарли, отреагировавший на это известие как типичный алкоголик. У него просто не умещалось в голове, что он больше никогда не прикоснется к спиртному и умрет через полтора года независимо от этого. Уилсон настаивал на консультации других специалистов и получил множество мнений, но каждый следующий специалист лишь подтверждал страшный диагноз доктора Рока.

Уилсон, живший на кислородных масках и неспособный самостоятельно сделать даже несколько шагов, каким-то шестым чувством уловил, что его участь еще не решена. Он заявил своему врачу: «Вы не знаете, о чем говорите». После этого Чарли забронировал билет до Хьюстона для консультации с видным кардиологом Диком Кэшоном. С его точки зрения, он выносил апелляцию на несправедливый вердикт судьбы. Чарли полагал, что если все остальное окажется безуспешным, то Кэшон по крайней мере может устроить ему пересадку сердца. Тогда ему не составит труда вернуться к прежним привычкам.

Само пребывание в клинике Кэшона придало ему сил. Он помнит, какое удовольствие испытал в первый вечер, когда появился официант в черном смокинге и предложил ему выбор из шести закусок. Официант добавил, что он сможет принести вино и коктейли для гостей конгрессмена. В такой обстановке для выздоровления Уилсон чувствовал себя гораздо лучше. На следующий день Кэшон сообщил ему, что собирается удалить фрагмент его сердца через яремную вену. Чарли впервые осознал, что эта история может иметь плохой конец, и стал названивать всем своим ближайшим подругам, Аннелизе, Снежинке, израильской танцовщице Зиве и Триш. Он с опаской спрашивал одну задругой: «Сможешь ли ты относиться ко мне как раньше, если я перестану пить?» Удивительно, но он искренне считал, что без выпивки перестанет быть хорошим компаньоном.

Чарли Шнабель, наблюдавший за этим представлением, помнит облегчение Уилсона, когда тот обнаружил, что подруги не бросят его, даже если ему придется стать трезвенником.

* * *

Шифрограмма из оперативного пункта в Париже известила Гаста о наличии проблемы: «Сообщаем, что конгрессмен Уилсон перенес тяжелый сердечный приступ». Авракотос находился в кафетерии, когда заместитель директора Джон Макмэхон по пейджеру вызвал его к себе на седьмой этаж и зачитал послание. «Когда я вошел, Макмэхон сказал: “Это может быть очень серьезно. Фактически он вряд ли выживет. Ты знаешь, что он заканчивал колледж ВМС в Аннаполисе?” – вспоминает Авракотос. – А потом Макмэхон добавил: “Для нас точно настанет плохой день, если мы потеряем его”».

В следующие несколько дней, пока Уилсона переправляли через Атлантику в военный госпиталь в Бетседе, Авракотос внезапно почувствовал себя уязвимым и почти одиноким. Он привык думать о себе как об архитекторе тайного сотрудничества с Уилсоном, но теперь был вынужден признать, что без Чарли он снова может стать парией в Оперативном управлении, бесцельно бродящим по коридорам.

Афганская программа занимала первое место среди забот Гаста. Теперь Агентство вознамерилось выдворить СССР из Афганистана «любыми доступными средствами». Все зависело от продолжения финансирования по линии Конгресса. Спустя годы он вспоминает о своей внезапной тревоге: «Откуда взять больше денег для программы, если Чарли не станет? Но суть даже не в этом: я понял, что не хочу терять друга».

Это открытие застало врасплох крутого парня из Эликиппы. Человек, который старательно делал вид, что никто не может причинить ему душевную боль, обнаружил, что он действительно привязан к Чарли Уилсону. «Он страшно рисковал ради нас. Он был единственным в своем роде. Он сотрудничал с ЦРУ, вместо того чтобы обстреливать нас с безопасной позиции. Сколько долбаных конгрессменов за последние сорок лет выбили для ЦРУ больше денег? Даже в дни Эйзенхауэра и Джона Фостера Даллеса, когда холодная война бушевала вовсю, никто публично не требовал больше денег для ЦРУ на проведение операций в Гватемале, на Кубе или в любом другом месте».

Теперь Авракотос понимал, что Уилсон сделал для него. В первую очередь Чарли придал ему легитимность. В течение двадцати трех лет он служил в тени, не признанный никем, кроме своего ближайшего окружения, но даже там многие сторонились его и считали неотесанным чужаком. Теперь, в значительной степени благодаря покровительству Уилсона, Гаст получил пропуск во внутренний круг ЦРУ и стал одним из тридцати-сорока карьерных руководящих сотрудников Секретной службы.

Гаст Авракотос, сын торговца пивом греческого происхождения, прошел долгий путь из Пенсильвании. Теперь он мог сидеть в одной столовой вместе с членами «Лиги Плюща» и мистером Кейси. Чарли не просто придал его карьере огромный импульс; теперь он чувствовал себя на своем месте. Гламурный конгрессмен, со всеми своими девушками и бурными похождениями, тоже относился к нему как к другу, а это многое значило для Гаста. «Чарли действительно хорошо относился ко мне, а я не могу этого сказать о большинстве других людей».

Уилсон позвонил Гасту по секретному номеру с больничной койки и задал вопрос, от которого у Авракотоса сразу же улучшилось настроение. «Гас, – сказал Чарли (он до сих пор не знал, есть ли буква «т» на конце имени агента ЦРУ), – сколько самолетов вы сегодня сбили?»