Текст книги "Ремесло Когана"

Автор книги: Джордж Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Где ты живешь? – спросил Амато.

– Есть одно место в Норвуде, – хмыкнул Фрэнк. – Студия с мебелью. Прямо на шоссе номер 1 – очень шумно.

– Странно, что ты куда-то отправился, – сказал Амато. – Парень вроде тебя мог бы и переждать немного в Бостоне.

– Ну, – протянул Фрэнк, – так дешевле, понимаешь? И я слишком многих знаю в городе. Например, мой шурин – останься я в Бостоне, он бы тут же приперся и напросился бы время от времени пользоваться моей квартирой. А тогда на меня стала бы наезжать Сэнди. Вот я и подумал – лучше смотаться. Тут тип из миссии тоже стал выступать: "Почему ты живешь в Норвуде? Что ты там делаешь?" Я сказал, что у меня там знакомый предлагает работу. Потому, мол, я там и живу, слежу за домом, стало быть, у меня скидка с квартплаты, и все такое прочее.

– Они проверят, – предупредил Амато. – Они всегда проверяют.

– А пусть. Они спросят того парня, и он им все подтвердит: я слежу за домом.

– Сколько там берут за квартиру? – поинтересовался Амато.

– Ну, пятьдесят – шестьдесят в неделю, но я не думаю, что должен собирать её слишком часто. Я сказал тому парню, что только что освободился, и вскоре уже разговаривал с боссом – чудовищным жирным евреем. Это была его идея.

– Он выколачивает деньги, – решил Амато.

– Ага. Или у него где-то свой гешефт. А впрочем, мне все равно.

– Ну, так что же ты собираешься делать? – спросил Амато.

– Вот об этом я и собирался с тобой поговорить. Я кое о чем думал, говорил с Расселом, он тоже кое о чем думал, но пока я ничего не хотел предпринимать. Пока не прояснится, что там с нашим делом. Я слышал, все в порядке?

– Трэтмену устроили крутую трепку, – сообщил Амато.

– И я про то же, – кивнул Фрэнк. – У тебя есть ещё что-нибудь на уме?

– Нет. И знаешь, почему? Утром я поехал в "Квадрат", зашел туда, взял газету, повидал пару ребят, думаю, может там что происходит. Я так всегда раньше делал, и как только освободился, снова начал. Прямо как в старые добрые времена – с утра пораньше пойти в бар, выпить кофе с анисовой. Только я кофе не беру, мне газету подавай. Привычка у меня такая. И вот каждую пятницу я захожу в "Бринкс", собираю деньги для Армстронга. И все это с тех пор, как мне стукнуло пятнадцать. Я часто этим занимался в школе. Вот потому я и говорю – я знаю, что у меня нет ничего на уме. Потому что если я начинаю об этом думать, то тут же прекращаю.

– Согласен, – вздохнул Фрэнки. – Невозможно пройти мимо "Биллиз Фиш", не повстречав толпу наших парней. Эта аллея – она такая узкая, не больше трех футов.

– Ты снова туда ходил? – спросил Амато.

– Позавчера, – подтвердил Фрэнк. – И слышал про Трэтмена. Не хотелось бы мне быть на его месте, но я ничего такого не почувствовал. Не хочу сидеть сложа руки, надо снова действовать. Ведь как получается – люди что-то планируют, все срабатывает, они успокаиываются, а потом у них кончаются деньги и они в пожарном порядке ищут что-то другое. И тут попадаются. Мне так не хочется.

– Вот я и начал думать, – продолжал Фрэнк, – "Джон был прав насчет того дела, может, он прав и насчет этого." Я пошел и все осмотрел. Был, кажется, вторник, и никто ни за кем не следил, так что все будет по-другому. Но все же, Джон, лучше ничего такого не затевать.

– Должно быть, ты прав, – согласился Амато. – Это ещё одна моя привычка. Когда мне нечем заняться, я начинаю думать про это дело или про "Бринкс". Оба этих дела – прямо как подсадка. И куча бабок, понимаешь? Грех не попользоваться.

– Ты опять на мели? – удивился Фрэнки.

Амато вздохнул.

– Фрэнки, я на полной мели, сам не знаю, почему. Знаешь, когда у меня был последний хороший год? В шестьдесят втором. В шестьдесят третьем ничего. Вот потому я все время об этом думаю.

– Я тоже.

– Помнишь тех ребят, – спросил Амато, – которых сцапали на Южном побережье? Ну и козлы. Шесть копов бродили вокруг, все меня вынюхивали. Думаю, на этот раз они сразу вспомнят про нас.

– И пусть, – фыркнул Фрэнки. – А в прошлый раз, когда все накрылось, ведь это из-за Мэтти.

– Точно.

– Надо было взять вместо него кого-нибудь другого, не такого тупого, который не может даже назвать свое имя. И все сошло бы с рук.

– Точно. В тот раз даже Доктор был прав.

– И ещё – по-моему, у нас было слишком много народу. Двоих вполне достаточно. Кто-то один разрабатывает план, и нужны ещё двое из тех, кто никогда раньше там не светился. А когда народу много, сложно всех контролировать.

– Здесь бы такое не прошло, – заметил Амато.

– Я не говорю про здесь. Может, где-нибудь в районе Тонтона?

– Не пойдет, – вздохнул Амато. – Я не могу слишком часто там бывать. Что мне, уходить на полдня якобы в муниципальные службы, хотя там дел всего минут на десять? Знаешь, мне ещё не на что жаловаться. А вот представь, у тебя проьлемы, дома семья, идиот на идиоте, и нельзя найти работу – даже мусорщиком. Здорово? А сколько бездельников сидят на соцпособии! Совсем никаких манер у людей! Ты можешь там стоять часами, а они будут сидеть и ноль внимания, все эти сытые шлюшки с огромными буферами. Уже полпятого, а они сидят и болтают по телефону с дружками, обсуждают, чем займутся в ванной! И вот уже пять, тогда трубку вешают и говорят тебе: приходите завтра. Ну и ну!

– И здесь та же проблема, – продолжал Амато. – Никто ничего не делает. Я иду в канцелярию, торчу там весь день, прихожу сюда, и думаешь, здесь кто-нибудь что-нибудь делает? Как бы не так. Только слоняются без дела. Вот Конни – она в порядке. Делает все, что может. Прихожу домой – все в порядке. Дети станут заниматься делом, если глаз с них не спускать, как коршун. Но как только ты им дашь понять, что уходишь на весь день – все, полный бардак. Ужас!

– А в прошлом месяце? Счета пришли с опозданием на неделю. Чеки – на две с половиной. Один тип звонит мне: "Алло, мистер Амато, ваш заказ?" И говорит, что выставил мне счет за три новых новых шестерни в коробке передач и пару регулировок мотора, и ещё я должен им за три шины, которые пришлось отдать в ремонт, потому что клиент не знал про ухабы. И хочет с меня восемьсот баксов, причем неплохо бы наличными.

– Тогда я иду туда. Там сидит девица и красит ногти. Разумеется, говорит по телефону. Я жду. А ведь я ей плачу не за то, чтобы она обсуждала, как будет трахаться после работы. Наконец она вешает трубку, и я ей говорю, что так бизнес не пойдет. Нужно понимать, что и как ты делаешь. А она мне отвечает: "Мистер Амато, у меня нет времени, я занята." И я ей плачу!

– Это та девица с пухлой задницей? – спросил Фрэнк.

– Она самая. Так я хочу сказать – надо, чтобы работа выполнялась нормально.

– Ты ничему не научился, – ухмыльнулся Фрэнк. – Уверен, что когда ты был маленьким, понадобилась уйма времени, чтобы отучить тебя гадить в штаны.

– Понимаю, – кивнул Амато, – но все равно не могу каждый день ездить в Тонтон или ещё куда-нибудь.

– Каждый день, – возразил Фрэнк, – это если ты собираешься приезжать к открытию.

– А ты что, хочешь забраться через крышу?

– Ага. По задней стене или ещё как-нибудь. Нужна пара ребят, которые знают, где там что. Или, может, кто-нибудь однажды заглянет внутрь и сделает что-то вроде карты. Так что ты знаешь, что тебе надо, и лезешь.

– Но надо ведь найти такого парня, – возразил Амато. – Твой собачник что-нибудь петрит в сигнализации?

– Я про Рассела не думал, – признался Фрэнк. – Нет, если бы я снова собрался на дело, я бы его позвал. Но он смотался с ещё одним парень, они вместе воруют собак. Не знаю, когда он вернется, а если и вернется, то вряд снова полезет в дело. У него наметился свой бизнес.

– Какой?

– Кокаин, я думаю.

– Ну да, на миллион баксов, – фыркнул Амато.

– Может быть, а может, просто загремит на двадцать лет. Это опасный товар. И я не думаю, что его напарник с ним в деле. Не думаю, что с ним вообще кто-нибудь в деле. Кстати, я подумал насчет Дина, моего шурина. Он когда-то работал электриком, и до сих пор балуется со всякими штуками.

– С сигнализацией? – спросил Амато. – Я думал, он работает на заправке.

– Ну да, – кивнул Фрэнк. – Но дома смастерил на кухне квадро-систему. А знаешь, что он мне сказал, когда увидел мою машину? "Если бы у меня была пара лишних баксов, я бы сделал ещё один цветной телевизор." Ведь это просто электричество и все. В таких вещах он разбирается.

– Думаешь, он согласится? – спросил Амато.

– Не знаю, пока не спрашивал, – сознался Фрэнк. – Хотел сначала переговорить с тобой. Но думаю, он согласится.

– А он раньше таким занимался?

– Кажется, пару раз помогал ребятам, купившим машины. Мне он сказал, что моей тачке нужна настройка или что-то в этом роде, он мне это сделает и ничего не возьмет.

– Это будет в Тонтоне?

– Да нет же. Я же сказал – все слишком интересуются, что мы тут делаем. Нужно какое-то место, куда легко проникнуть и где водятся деньги.

– Позавчера я водил Конни в кино, – припомнил Амато, – какая-то ерунда, в Броктонском торговом центре. Не помню названия фильма.

– Можно взглянуть, – сказал Фрэнк, – я проеду мимо и посмотрю, и тогда можно будет подумать.

– Знаешь, мне начинает нравиться эта идея, – сказал Амато.

Глава 8

– Он козел, – заявил Коган, сидевший в серебристом "торнадо". – Он козел, а думает, что игрок. Но сам не играет, а только делает ставки. Козел года.

– Я иногда люблю съездить на бега, – сказал водитель. – Не пропустил открытие в Линкольне в прошлом году.

– Я тоже. Да и сейчас езжу. Но всегда проигрываю.

– А я нет, – возразил водитель. – Я ставлю немного, но как-то днем выиграл три-четыре сотни баксов, а проиграл всего лишь двадцать. И мне нравится это занятие.

– Да, это забавно. Я туда езжу, потому что другие ездят. Там свежий воздух. Много людей и может повезти. А проиграешь – что с того?

– Наш Крысенок, – продолжал Коган, – так не поступает. Он никогда не ездит на бега или другие игры, он просто держит пари. Но не потому, что услышал о чем-то, заинтересовался и думает, что может выиграть. Нет, он делает ставки, потому что должен все время чем-то заниматься. Он ждет, что всегда выиграет.

– Многим везет, – заметил водитель.

– Я таких знаю. Поставят немного на лошадь – и пожалуйста. А другие поставят на всех остальных лошадей – и тоже выигрывают. А ещё другие – те всю жизнь занимаются лошадьми, а выигрывают два-три из них. Наш Крысенок не таков. Сегодня он проигрывает, все утро висит на телефоне, завтра тоже, и снова проигрывает. Тогда ему приходится искать деньги в другом месте, и вот тут что-то подворачивается. Ты знаешь Митча?

– Нет, даже не слышал.

– Он нормальный парень, я его знаю. Настоящий джентльмен. Однажды он просадил тысячу на бегах. А ему около пятидесяти, они раньше много дел провернули с Диллоном. Я его встретил, когда работал у Диллона. Ну вот, у Митча не так много денег, но он пошел и поставил ещё тысячу. И снова проиграл. Он может поставить в два раза больше, и все равно проиграет. Но ему это нравится. А когда день закончен и ты хочешь куда-то пойти, нет попутчика лучше, чем Митч.

– Прошлой зимой я был во Флориде, в этом году ездил опять. Митч был там. Я его спросил – как дела, и он мне говорит: не везет, есть на свете неудачники, я один из них. Он там знает всех – жокеев, букмекеров, и все ему давали советы, он их слушал, выполнял – и проигрывал. Но ему это было пофигу.

– А наш Крысенок, – продолжал Коган, – так не может. Если он проигрывает, то начинает нервничать. Когда он сидел, то делал ставки через жену. Вообще у него хороший бизнес. Диллон считает, что ещё лет двадцать этот бизнес будет процветать, ведь всегда найдутся ребята, которые хотят научиться водить машину. А ему все мало.

– Но на тридцать тысяч не проживешь, – сказал водитель.

– Друг мой, – ответил Коган, – наш Крысенок не проживет и на десять миллионов. Он их тут же просадит.

– Жаль, что не довелось сыграть с ним в карты, – вздохнул водитель.

– А там он не проигрывал. Он выиграл. Он ходил в салон всего два раза, и выиграл около тысячи. Но для него это мелочь.

– Знаю я одного парня, – продолжал Коган, – который сказал мне: Джонни Амато на прошлой неделе проиграл восемь тысяч. "Люблю этого придурка, говорит мне парень. – Он считает, что проигрываешь не потому, что глупо поставил, а потому, что не стоило вообще ставить. Просто у него нет удачи." Когда он был в тюрьме – ты ведь знаешь, он там был...

– И за что же? – спросил водитель.

– Ограбил банк. Дважды, один и тот же. Первый раз смылся, и ничего, а потом решил снова попробовать. Набрал кучу кретинов и велел им действовать, а сам уехал на Багамы. А они взяли его машину и пушку, и пошли, но конечно, облажались, прозевали шестьдесят и взяли только тридцать. Вот он вернулся и получил пять тысяч: в деле было много народу, пришлось поделить. Мало ему казино, так он ещё все время звонил домой и делал ставки там, где даже несмышленыш держался бы подальше.

– И вот он снова решил попробовать, и снова взял своих придурков. Парни из банка уже стали думать, что это их постоянные клиенты. Знаешь Доктора – Эдди Мэтти?

– Слышал, – кивнул водитель.

– Вот он – один из тех придурков. С ним одна проблема – хочет, чтобы наш Крысенок все за него придумывал, и тут он полный лопух. Он берет банк, так? А потом едет мимо школы – так нет, чтобы быть тише воды, ниже травы. Выжимает не меньше девяноста в час, и тут женщина-коп сигналит ему остановиться. И этот тупица тормозит. У неё даже оружия нет. "Ваши права?" Тут он и попался – пришли ещё восемь копов, а у него в багажнике ствол и деньги. Он решает, что надо спасаться, и все выбалтывает. Наш Крысенок летит домой, а у трапа его уже ждет ФБР, и пожалуйста – ордер и наручники. Ему и всем остальным дали лет по восемь – десять.

– А что досталось Доктору?

– От трех до пяти. А может, и меньше – он там всех подмазал.

– Классная сделка, – заметил водитель. – Должно быть, он давно уже вышел.

– Года три-четыре назад, – кивнул Коган.

– А он был в курсе этого дела? – спросил водитель.

– Нет.

– Точно?

– Абсолютно.

– Шеф просил меня узнать у тебя, – объяснил водитель.

– Скажи ему – я в этом уверен, – ответил Коган.

– Потому что он никогда не одобрял Доктора, – продолжал водитель.

– Это правда? – спросил Коган.

– Да. Он сам мне сказал.

– Ну, иногда, – вздохнул Коган, – приходится находить какого-нибудь парня, и нет возможности его проверить.

– Понятно, – кивнул водитель. – Он просил дать тебе совет. Ведь Мэтти работал с людьми.

– У каждого свои методы работы.

– Точно.

– Ну, а кроме нашего Крысенка, – продолжал Коган, – у нас ещё двое ребят. Одного из них он использовал при налетах на банки, и в нем я уверен. На второго собираю сведения, но пока не уверен. Тип, с которым я говорил, клянется, что это именно тот парень, но я не знаю.

– В чем проблема?

– Проблема в том типе, с которым я говорил. Диллон дал мне пару имен, я их повидал, но они ничего в этом не смыслят. Тот тип, ему минимум лет шестьдесят, он все время попадался. Сейчас он совсем съехал с катушек. Да к тому же педрила. Никогда не знаешь, что он говорит – то ли это все было, то ли это ему мерещилось, когда его обрабатывал десяток мужиков. Но я его не виню. Он такой, ака есть. Но к его словам стоит прислушаться.

– А что он рассказал? – полюбопытствовал водитель.

– Есть один парень, его знакомый по тюряге, ну, его партнер. Говорит, полный козел, но этот тип такой трус, что привязался к нему – крутой, понимаешь, парень! Достает для него какую-то дурь. Говорит, её можно смешать с тем, чем торгуешь. И этому парню нравится – дурь эта вроде той, которую используют дантисты. От которой во рту холодит.

– Новокаин, – подсказал водитель.

– Я тоже так думал, – продолжал Коган. – Но не новокаин. Я забыл название. Ну вот, парень попросил достать ему пару фунтов, а потом четыре. А этот тип все рассказал мне. И если это тот самый парень, значит, он дважды наркоман.

– И значит, у него вдвое больше денег, чем было, – заметил водитель.

– Правильно. Не знаю, где он их достал, но хочу выяснить. И найти этого парня, я даже фамилии толком не знаю. Нельзя надеяться на того типа, он мало что скажет.

– Ну вот, а другого парня я знаю, – продолжал Коган. – Он работал с нашим Крысенком, и оба вышли одновременно. Я узнал об этом, пошел к Китайцу – правда, что это тот самый парень? А Китаец говорит: может быть. Так что в том я уверен. Теперь меня волнует только первый.

– Поехали? – спросил водитель. – Или будешь ждать?

– Я говорил с Диллоном, – сказал Коган. – Мы оба думаем – сейчас игру никто не держит, верно?

– "Могила Гранта", – кивнул водитель.

– Люди теряют деньги, – заметил Коган. – А им это не нравится.

– Все, кроме "Тесты", – сказал водитель. – Он не закрылся.

– Так вот, – сказал Коган, – мы с Диллоном подумали и решили, что надо разобраться с Трэтменом, и пусть люди снова займутся делом.

– С Трэтменом? – удивился водитель. – А он при чем? Ты сам сказал, что это Амато с дружками.

– Да. Трэтмен ни при чем, я уверен.

– Твои ребята перестарались, – заметил водитель. – Они его чуть не убили.

– Когда я говорил со Стивом, – ответил Коган, – я этого не знал. Он сказал, что с ним разобрались, и больше ничего не знает.

– Я порядком вспотел, пока его понял, – сказал водитель. – Первый раз он позвонил – меня не было, и с ним разговаривала секретарша. Она и половины не поняла. Я перезвонил и тоже ничего не понял. Она не могла понять, какой номер он продиктовал, но я в конце концов дозвонился. Мне сначала позвонил Кангелизи и дал его номер – Трэтмен тоже звонил ему. "Слушай, – сказал он, – Это не мои ребята поработали. Если это и не твои, то ты знаешь, чьи. Позаботься о нем." Потом я ему дозвонился и понял, почему все невнятно. У него сломана челюсть.

– Слышал, – кивнул Коган.

– А также ребра и нос, и выбиты три-четыре зуба. Еще проблемы с диафрагмой и селезенкой. Он звонил из больницы.

– Но сейчас он уже вышел, – заметил Коган. – Мне жаль его.

– Шефу не понравится, если я ему расскажу, а я должен рассказать, заметил водитель.

– Говори что хочешь. Ты его поверенный и все такое.

– Трэтмен обвиняет его, – сказал водитель. – Я ничего ему не сказал, но мы с тобой знаем, что тебя не просили заходить так далеко.

– Ну, ты же знаешь этих парней, – вздохнул Коган. – Начинают что-то делать и входят в раж. Я узнал и тут же позвонил Стиву. А он говорит: "Ну, Барри – крутой парень! Потому я его и использую." И ещё говорит: вероятно, они уже собрались закругляться, и тут у Барри поехала крыша на почве его жены. С ним нельзя об этом говорить. Не знаю, может, она ангел, по крайней мере, он так считает. И вот Барри решил, что Трэтмен спал с его женой, когда та гостила у матери. Барри вбил себе это в голову и сломал Трэтмену челюсть и ребра. "Я бы и сам это сделал, – сказал Стив, – я стоял рядом, так этот козел заблевал мне все штаны."

– Так что мне рассказать шефу? – спросил водитель. – Я же тебе передавал его слова про Трэтмене: попугать, но не калечить.

– Ну конечно. Вы, ребята, вечно так! Сами даже яйца разбить не можете. Хотите, чтобы все сделали за вас, и когда получаете то, что хотели, говорите, что хотели не этого. Хватит мне пудрить мозги! Все знают, кто такой Стив и чем они с Барри занимаются. И все этим пользуются.

– Но шеф не одобрил...

– Одобрил. Я ведь передал через тебя, кого собираюсь использовать. И он это знал. Стив – такой тип... ты ему говоришь, что тебе нужно, он слушает, идет и делает то, что, по его мнению, тебе нужно. И шеф одобрил, он велел тебе позвонить Диллону и встретиться со мной. А теперь с Трэтменом предстоит разораться нам.

– Не понимаю, – сказал водитель. – Мне казалось, вы ему поверили.

– Поверили. Но это ничего не меняет. Однажды Трэтмен уже выкинул подобную штуку, соврал и запудрил всем мозги.

– Да, правильно, – кивнул водитель.

– А на этот раз, – продолжал Коган, – он мозги не пудрил.

– И ему досталось, – заметил водитель, – здорово досталось.

– Но на этот раз мы уверены, – сказал Коган. – В тот раз мы тоже думали, что уверены – и ошиблись. На этот раз мы точно уверены.

– Правильно, – поддержал водитель.

– А теперь, – продолжал Коган, – ребята, что ходят в салоны, тоже уверены. Ведь Трэтмену никто ничего не сделал. И ты думаешь, они будут продолжать ходить играть?

– Даже если не обращать внимание на этих ребят, – сказал Коган, – есть ещё те, что на улицах. Как по-твоему, что они должны думать?

– Понятия не имею, – ответил водитель.

– Они думают, – сказал Коган, – что виноват Трэтмен. Он делал это раньше и повторил опять. Он соврал в прошлый раз, и ему ничего не было, он сделал это сейчас, и его побили.

– Он мог умереть, – заметил водитель.

– Потому что высунулся снова, – сказал Коган. – Они так думают: это его второй раз. В первый раз, если тебя не поймали, ладно. Во второй раз ты это делаешь, и кто-нибудь превращает тебя в отбивную.

– Так вот что они думают, – протянул водитель.

– Адвокат, – сказал Коган, – поверь моему слову: вот что они думают.

– Ага, – сказал водитель. – Но ведь он на самом деле ни при чем.

– Его проблема, – пожал плечами Коган. – Он однажды замарался и соврал, так я сказал Диллону. Я сказал: "Следовало разобраться с ним ещё раньше." И он со мной согласился. И вот снова! Это его вина, что ребята так думают. Трэтмен, и только Трэтмен. В этот раз он получил около пятидесяти тысяч, ну там, поделился с кем, но все равно столько же, сколько и в прошлый раз. И вот ему ломают челюсть. Он побит, он нагрел доверяющих ему людей на восемьдесят тысяч, и он все равно ходит по улицам, и все знают, что это сделал он.

– Но он не делал, – возразил водитель. – Не в этот раз.

– А вот это знают не все, – возразил Коган. – Ты представляешь, сколько вокруг безумных наркоманов, которые так и ждут, когда вновь откроется игра, чтобы повторить этот налет? Если ему сойдет с рук, мы можем спокойно закрыться и свернуть бизнес.

– Ну, не знаю, – засомневался водитель. – Я понимаю твою точку зрения. Но не знаю, как на это посмотрит шеф – ведь человек ничего не сделал, а все думают, что сделал.

– Скажи ему, – посоветовал Коган, – нет, спроси его, откуда ребята приходят в салоны. Ведь не с улицы. Им наплевать, что Трэтмена побили, они просто больше не придут. Трэтмен сделал это тогда, Трэтмен сделал это снова. Его накрыли, вот и все.

– А ещё скажи ему, – продолжал Коган, – про ребят с улицы. Они думают точно так же, и остальные салоны теперь тоже под угрозой. Трэтмена избили? Отлично. Ты грабанешь салон, и самом худшем случае тебе набьют морду. Вот как они подумают. И тогда примутся врываться в каждый салон, почище копов, и вскоре мы все закроемся. Идешь играть? Хорошо. Расслабься и не спеши! Зайди в комнату, подними руки вверх, выложи наличность на кровать и возвращайся домой пораньше! Жена будет очень рада. Вот как все будет.

– Так что иди поговори с шефом. Трэтмена надо убрать, скажи это шефу, и он со мной согласится. Попробуй. Не хочешь? Тогда забудь про деньги. Он ошибся.

– Давно ошибся, – согласился водитель.

– Дважды ошибся, – поправил Коган. – Вторая ошибка – это то, что он совершил первую. Так ему и скажи.

– А если он согласится, – спросил водитель, – ты сможешь убрать Трэтмена?

– Ага.

– А этого типа, Амато? По мне, он тут главный зачинщик.

– Пока ещё нет, – ответил Коган. – Подожди, пока мы не разберемся с Трэтменом.

– Ты сможешь? – спросил водитель.

– Прямо сейчас? Нет.

– Кого ты предлагаешь? – спросил водитель. – Шеф, конечно, знает людей, но он всегда интересуется, кого предлагает собеседник.

– У меня есть на примете пара имен, – ответил Коган. – Надо подумать и проверить. Нам может понадобится Митч.

– Разве он этим занимается?

– Подумаем лучше о Трэтмене. А потом о том, кто чем занимается. Ну, а Митч – он давно по этой части. Один из лучших.

Глава 9

– Ох, и здорово было! – заметил Рассел. Он сидел на бампере машины, а Фрэнк облокотился на счетчик парковки. Машина стояла возле "Цыпленка в коробке", что на Кэмбридж-стрит в Бостоне.

– Зачем мы смылись посреди ночи? – спросил Рассел. – Я сказал ему: слушай, рано или поздно нам придется ехать днем, и мы не собираемся останавливаться. Так зачем вставать среди ночи, если можно поспать? А он мне: "Так надо. Хочу добраться до Джерки Пайк ещё до рассвета, здесь слишком много копов, и они ищут пропавших собак. Увидят пару ребят, а в машине полно собак, остановят нас – что мы скажем?" Но копы-то не все и не везде знают о пропаже собак. "А еще, говорит мне он, я уже так делал, и лучше уехать затемно."

– Я не мог заснуть, – продолжал Рассел. – Он мне говорит: днем поспишь. Нам ехать 1600 миль, и в прошлый раз на это ушло три дня. Так что поспишь днем.

– Ну вот, я попробовал. Встал, поел, выпустил собак, загнал их обратно. А он мне говорит: "Когда ты их кормишь? Ночью?" Я говорю – ну да, перед отъездом, даю им конину и собачий корм. И они сидят тихо. "Нет, говорит он, завтра покормишь их утром. Они не знают разницы. Пусть они прогуляются перед тем, как залезть в машину. А сейчас дай им что-нибудь."

– Я думал, – продолжал он, – парень говорит о снотворном. Накормишь их – и всю дорогу будут дрыхнуть. А он имел в виду минеральное масло! Четыре галлона. "Налей им в еду. Купи двадцать банок томатного супа, перемешай с маслом и подогрей. Сделай, как для себя." "Но я всегда ем томатный суп с рисом, а здесь его нет, – говорю я. – Положить рис?" Он молчит. Никакого чувства юмора.

– Странно, – заметил Фрэнк.

– Мало у кого оно есть, – хмыкнулРассел. – "Подогрей и влей масло, говорит он. Потом дай им – сожрут в два счета. И тогда их как следует пронесет."

– Ну, я так и сделал, они все сожрали, а потом как начали скулить! А потом... ну и вонь! Мать идет домой, учуяла за квартал! Так она на меня напустилась! "Ма, говорю я, не оскорбляй мои чувства. Не надо было приезжать." Ты представь – единственный сын в тюрьме, и знаешь, сколько раз она меня навестила? Три. За три года. Принесла какой-то пирог, а его не пустили. "Ма, говорю я, не надо было вкладывать туда ножовку, у них есть детектор металла." "Там ничего не было, отвечает она." Ну вот, я ей говорю: "Ты оскорбляешь мои чувства. Я увезу собак, но убирать не буду." "Да, отвечает она, я так и думала, правильно о тебе говорят. Сделай одолжение не возвращайся." "Ну и не надо", – говорю я.

– И вот мне надо дать собакам снотворное. "Это трудновато, говорит мне мой напарник. Убери от них всю воду часам к пяти, потому что после масла они захотят пить, и мы будем по колено в моче. В прошлый раз мы дали им снотворное в пять часов и убрали воду, и они заснули в машине, но потом устроили такое! Покупатель от них отказался. Больше мне такого не надо, не хочу, чтобы они проснулись и стали тыкаться куда попало. Маленьким надо давать поменьше, пол-грана или гран. Большим – пару гран. Скатай хлебные шарики и положи туда ещё по пол-грана, если не подействует, и дай им часов в одиннадцать И порядок."

– Я сказал ему: "Кенни, я думал, что просплю весь день. А как мне спать, если я должен все время с ними возиться?" Он мне: "Ну вздремни чуток". Я говорю: "Как бабки, так тебе, а как в дерьме возиться – мне?" Он говорит: мне кое-что надо сделать.

– Он хуже Крысы, – продолжал Рассел. – Среди ночи вдруг приводит ещё трех собак. Я тут вожусь с целой сворой , а он других приводит. "Кенни, говорю, мы уже продали собак тому типу с Норт сайда, помнишь, трех пуделей. Получили по полтора доллара за каждого. Неплохо – у нас шестнадцать собак." А у него "Кадиллак", сняли заднее сиденье и положили старые одеяла. "Нельзя запихнуть сюда шестнадцать штук." А он говорит: "Это маленькие собачки." Пара спаниелей и терьер. Ну, мы их погрузили. Все в отключке – он тащит за передние лапы, я за задние. А мать смотрит из окна. Вот мы их уложили в машину, она открывает окно. "Это все?" "Да". "Отлично, и помни, что я сказала." И захлопнула окно. Да, теперь я понимаю отца.

– Тебе ещё повезло, – сказал Фрэнк. – Моя мать приезжала каждую неделю и промывала мне мозги. Однажды вместо неё приехала Сэнди. "Фрэнк, говорит, – могу я для тебя что-нибудь сделать?" "Да, Сэнди, прикуй маму цепью к кровати." "Но она же из лучших побуждений, – говорит Сэнди. Хочешь, чтобы я сказала, что ты велел ей больше не приезжать?" "Ну конечно". Так она и сделала, и на следующей неделе мать опять приехала. Ты бы её видел. "Фрэнки, – говорит она мне, – Сэнди сказала, ты не хочешь больше меня видеть. "И начинает плакать, а все вокруг осуждающе смотрят на меня. Что мне было делать? Я сказал: "Конечно, мам, приезжай". Вот так. В следующий раз, если я снова сяду, постараюсь, чтобы об этом никто не узнал.

– А я туда снова не собираюсь.

– Это ты так решил? Ха-ха.

– Делаю все возможное.

– Вот это тебя туда и приведет, – сказал Фрэнк. – Сядешь за кражу собак.

– Ни за что. Собаки тупые, ты даешь им снотворное, на следующий день они хотят есть, ты их кормишь – и все, ты им хозяин. Все такие, кроме той черной сволочи.

– Овчарка тебя хватила? – спросил Фрэнки.

– В первый раз такую зверюгу вижу, – вздохнул Рассел. – Проснулась, увидела меня – и давай рычать. Ну, я дал ей поголодать ещё день. И опять то же самое. Четыре дня голодала! И что? Рычит и рычит. Пришлось накормить, не могу же я тоговать скелетами.

– А теперь, – продолжал Рассел, – она меня достает. Ходит по пятам. Я вышвырнул её из гаража, а она и на улице рычит. В Мэриленде разразилась гроза, а там ещё баржа врезалась в мост, и пришлось искать объезд или ехать в туннель. Кенни предложил поехать в объезд. А собаки начали гадить прямо в машине, но окна открыть мы не могли из-за дождя! Ужасно. Раньше я думал, что собаки – легкий заработок. Но прав был лишь наполовину. Знаешь, сколько получил я за этого черного гада? Не двадцать миллионов, а семьдесят пять баксов! Я продаю их парню, который только покупает, но не заботится о них, даже не кормит. У него старая ферма на Коко-бич. Ну вот, сидим мы там где-то с полчаса, радуемся, и тут я слышу, как его жена говорит: "А этот выглядит так, будто его переехала машина. Что с ним, мистер? Нам больные собаки не нужны, я не за него больше двадцатки."

– А раньше обещала полсотни! Я ей говорю – у него есть документы, это ценный экземпляр. "Для меня это просто собака, – отвечает она. – И мне надо её продать, а для этого – кормить и следить за ним. И это займет время. Мне не нужна эта собака, а если вам не нравится цена, можете забрать её с собой. Этот пес мне не нравится, и никому он не понравится."

– А муж её молчит. Ну, она меня и достала. Я не собирался брать этого пса назад, я мечтал от него избавиться и больше никогда не видеть. Всю дорогу эта зверюга наблюдала за мной со спины, и вцепился бы в меня, если бы мог. Но там он преобразился – сидел смирно, давал лапу, и этот парень спокойно чесал его за ухом. Наверно, пес думал, что парень теперь – его новый хозяин, и будет получать за него медали. Потом парень встал, а пес положил лапы ему на плечи и облизал лицо. "Эй, леди, – говорю я, – разве это злая собака?"