Текст книги "Ремесло Когана"

Автор книги: Джордж Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Видишь, – подытожил Амато, – в чем твоя проблема. У тебя есть парни, которые знают дело, но лишены мозгов и воображения. Пятьсот раз уже пробовали что-то делать, и все это знают, и вот ты идешь и тоже пробуешь в пятьсот первый, а за тобой следят, раз – и готово. Тебе надо подумать о деле с другой точки зрения, так, как никто ещё не думал, а иначе придется ехать в Холбрук работать сборщиком.

– Ну ладно, – согласился Фрэнки, – пусть ты видишь дело с другой стороны. Так покажи мне эту сторону. Я не хочу нырнуть в канаву со свинцом в башке, мне нужны деньги.

– Можно и потолковать, – согласился Амато. – Как считаешь, собачник играет в карты?

– Да кто не играет? – удивился Фрэнк. – Всегда можно найти место, где не нарвешься на неприятности. Приличные места с хорошей крышей.

– Можешь поработать в таком месте?

– Да хоть в десятке, Джон. Могу дать там жару. Но потом за мной погонится дюжина горячих макаронников.

– Ага, – кивнул Амато. – Сделай это, и никто тебя искать не будет.

– Почему?

– Потому что никто на тебя не подумает.

– Меня это почему-то не успокаивает, Джон.

– Меня тоже, – согласился Амато. – Но я знаю, как думают эти парни. Они никогда не подумают на нас. Подумают на какого-нибудь идиота, найдут его, и готово. А мы с тобой, и этот твой придурок, если он согласится, срубим сорок или пятьдесят кусков. Чистая работа.

– Не знаю, смогу ли я все спланировать, – задумался Фрэнки.

– Тебе и не надо. Салон держит Марк Трэтмен. Это у него второй, первый закрылся. Марк все сам устроил.

– Да, – продолжал Амато, – а первый закрылся. Один из тех, кого кинули, был врач, а у него есть брат в полиции, и он поднял такую бучу, пришлось вернуть три-четыре тысячи, и тогда к Трэтмену пришли. А он всем запудрил мозги, и ему поверили.

– Вот проходит месяц, никто больше не держит банк, и тут кто-то, по-моему, Томми Болз, говорит: "Да к черту", нанимает десяток парней и открывает салон. Все нормально. Все ждут, ничего не происходит, все потихоньку тоже открываются, и все довольны.

– Вот однажды вечером сидят ребята, болтают, пьют, обсуждают дела: как все было раньше, и как сейчас, и что никто никого не трогает, можно снова попробовать. И тут Марка разбирает смех, и он говорит всем, что это была его работа. Он нанял двух парней, заплатил им по пять кусков, и они за ним пришли. А ему досталось около тридцати.

– Повезло, что он вообще вышел сухим из воды, – заметил Фрэнки.

– Да. Но надо его понять. Все любят Марка, он гениальный сукин сын. Когда выяснилось, что он виноват, что салоны закрылись и все сели на бабки, его могли разорвать на части. Но не сделали этого.

– Надеюсь, в этот раз такого не случится, – вздохнул Фрэнки

– И вот тебе другая сторона дела, – заметил Амато.

– Не понял?

– Я прикинул. С тех пор, как я вышел, я был там дважды. Бродил как-то ночью по городу и увидел Марка. Мы выпили, и он сказал, мол, есть дело, и пригласил меня посмотреть. Два раза, по средам. Он держит банк по средам и пятницам. Те ребята, что приходят по средам, носят с собой не меньше сорока кусков. Один ходит в бархатных штанах, и я сам видел: при нем было не меньше пяти тыщ. Это только то, что я видел, ведь никто не кажет все, что есть. Ты идешь туда, делаешь им легкий массаж – и десять кусков твои!

– Неплохо, – сказал Фрэнки.

– Слушай, – продолжал Амато, – Марк опять развелся, была вечеринка, пришла пара классных шлюшек, но некоторых ребят не пригласили. "Только друзья, никаких клиентов", сказал Марк. Ну, они и обиделись, и настучали на него. Так я и узнал. И у меня появилась идея. По пятницам там денег больше, чем по средам. Так когда же нам поработать? Я все же думаю, что в среду. В пятницу совсем другое дело. Всю неделю там тихо, но по пятницам и субботам полно народу, вечно какие-то банкеты... Я подумал – может, есть ребята, которые ходят только в пятницу, а не в среду. По-моему, в среду там безопаснее.

– А как поделим? – спросил Фрэнки.

– Я беру себе треть, – ответил Амато.

– Это много, Джон.

– Вовсе нет. Я знаю, где это и как. Вполне нормально. Можешь прихватить своего кретина или кого еще, мне наплевать. Я свою долю знаю.

– Мой напарник получит вровень со мной? – спросил Фрэнки.

– Тебе решать.

– А ты не идешь, – догадался Фрэнки.

– Ага. Меня разорвут на части, едва я появлюсь. В этот момент я буду очень далеко, там, где полно людей, и все меня запомнят. Вот почему я подумал про тебя – сам я могу только показать, где. Мне туда нельзя, и мне нужен человек, которому бы я доверял. Человек с мозгами. А ещё лучше двое.

– Ладно, – бурнул Фрэнки, – я согласен. А Рассел?

– А что Рассел?

– Я все ещё думаю, брать ли мне его. Как он тебе?

– Да плевать. Бери хоть Тарзана в львиной шкуре. Лишь бы человек был с мозгами.

– О Господи, – спохватился Фрэнки. – Китаец Танзи меня знает.

– Китаец не в счет, – успокоил Амато. – Он в Льюисбурге и застрял там надолго. Мастерит для дяди Сэма мебель, причем многие этим недовольны. Говорят, ему должны были дать пятнадцать или двадцать, как всем, кто был в деле, а не пять. Вот ребята и удивляются, почему так вышло? Ходят слухи, что он даже не в Льюисбурге, а его где-то прячут, кормят бифштексами и даже разрешили привезти семью . Не знаю, так ли это, но теперь его слово ничего не значит.

– Ну, – решил Фрэнки, – тогда я поговорю с Расселом. Думаю, он никого не знает.

– А за что он сидел? – поинтересовался Амато.

– Думаю, все вышло по глупости. Знаешь, он мне не рассказывал, но я так понял, что он с ещё одним типом решили взять аптеку, ну ту, круглосуточную. А продавец был с пушкой. И начал палить, уже после того, как они все взяли, а у того типа, что был с Расселом, была такая же пушка. И я думаю, Рассел просто подменил пушки. Видит, что продавец ранен, вот и подменил. А его приятеля убили. Тогда Рассел на суде свалил все на него: это он его подбил на дело, а что за дело, Рассел и знать не знал, и посмотрите на его военные награды, разве он может... и так далее. Так что он легко отделался.

– Ты уверен, что на него не накатит? – спросил Амато.

– Да он не сидит ни на чем тяжелом. Он в порядке, знает, чего хочет, и не берется на непосильное дело.

– Надо всегда быть уверенным в людях, – сказал Амато. – Те ребята, что берут аптеки, вряд ли пойдут на денежное дело. У них может начаться ломка, и они все испортят. Они без этого не могут, понимаешь?

– Слушай, – заметил Фрэнки. – Рассел – фанат мотоцикла, ты это знаешь? Когда я с ним познакомился, он все ныл и жаловался, что ему пришлось продать свой мотоцикл, чтобы заплатить адвокату. Будь в деле замешан мотоцикл, я бы Рассела не взял. Он бы озверел при одном его виде. Но трава? Он не вконец обкуреный.

– Понимаешь, – объяснил Амато, – я не хочу, чтобы какой-нибудь мудак все испортил. Иначе будет скандал, все окажутся в дерьме. Марк уже проворачивал такое дело, и он очень осторожен. Ему нужны два надежных парня. Он не хочет, чтобы его клиентов подстрелили – только ограбили. Ему нужно, чтобы клиенты скоро все забыли и вернулись снова.

– Все будет в порядке, – заверил Фрэнки.

– Надеюсь. Ну так что, пора готовиться?

– Со мной все в порядке, – сказал Фрэнки. – Я не спешу. Я все обдумываю, а потом иду, стучусь в ворота и говорю: "Пустите меня, я ничего не придумал, и мне холодно".

– Потому что это вопрос времени, – объяснил ему Амато, – иначе кто-нибудь ещё до этого додумается, и деньги – ку-ку.

– Не проблема. Мне нужно жить, а ему нужно место для собак.

– Я знаю, где раздобыть хороший "крайслер", – сообщил Амато. – Еще у меня есть пара стволов – "тридцать восьмых", вполне достаточно. Вам понадобятся лыжные маски.

– Лучше бы два обреза, – заметил Фрэнки. – Это их напугает.

– Ладно, один достану. Только долго не тяни, не одни мы такие умные.

Глава 4

Машина неспешно катила на север по сто двадвцать восьмому шоссе.

– Классная была чувиха, – протянул Рассел. – Такие сиськи! А тачка ничего, правда?

– Хотел бы я иметь такую тачку, – вздохнул Фрэнки.

– А ты оставь себе эту, – посоветовал Рассел.

– Да, для меня такая в самый раз, – продолжал сокрушаться Фрэнки. – Но нет, нельзя, да и загнать её некому. Ну, расскажи мне ещё про твою телку.

– А ты что, сам такую не можешь найти? – удивился Рассел.

– Мое время придет завтра вечером, – пообещал Фрэнк. – Если сегодня все выгорит. Небось, ты там, в тюряге, трахал грязных старых козлов?

– Первое правило, – поучительно сказал Рассел, – ищи чистого старого козла. Не найдешь, бери грязного.

– Эх, надо было достать тебе настоящего козла, – хихикнул Фрэнки. – У меня были свои люди среди охраны. Слушай, а со своими собаками ты, случаем, не балуешься?

– Собаки и цапнуть могут, – вздохнул Рассел. – Знал я одного типа, у него была такса... ну да ладно. Мой тебе совет: держись от собак подальше. А то они как цапнут, будет больно. Лучше уж найти подходящую телку.

– Не уверен, что смогу, – хмыкнул Фрэнки. – Должно быть, таких больше не делают. Вот педрилы на каждом шагу, зато телок совсем не видно.

– Да брось, их пруд пруди. Вот смотри: наш Крысенок ищет ребят для серьезного дела, находит нас, мы идем, а он сидит где-нибудь и пьет. С телками то же самое. Они такие же дурные, как мы. Один придурок находит другого, вот и все. Девица, с которой я кувыркался, телка классная, но дура – редкостная. На первый взгляд этого не скажешь, но это так.

– Живет она на холме, – продолжал Рассел. – Я прихожу, она открывает дверь совсем голая. Вот что меня завело. Я давно курю траву, ты же знаешь, но эта девочка – что-то особенное. Я стою и смотрю на нее, а она говорит: "Ну, будешь так стоять или займемся делом"? И тогда я её от души отодрал. А потом мы лежали и забавлялись, оказалось, у неё такая травка! Но вот дура он фантастическая.

– Дай телефончик, – попросил Фрэнки. – И не возвращайся туда, не хочу, чтобы ты якшался с дурами. Просто дай телефончик, я сам к ней схожу.

– Я не говорил, что больше туда не пойду, – заметил Рассел.

– Думаю, тебе не стоит, – настаивал Фрэнки. – Если будешь общаться с дурными людьми, попадешь в беду. Предоставь её мне, я уж с ней разберусь.

– Ну да, а потом она сделает то, что собиралась, и ты окажешься виноват! Она все норовит наложить на себя руки.

– Все они так говорят, – хмыкнул Фрэнки. – Не знаю, почему, может, ходили в католическую школу. Знаешь, я встречался с одной девицей, подружкой Сэнди. Неплохая девочка. Она хотела замуж, а мне просто приспичило трахаться. Я брал машину нашего старика и вез её куда подальше, где нас никто не мог узнать. Мне было двадцать, ей, по-моему, семнадцать, и вот я часами пытался засунуть руку ей в трусики. Это заняло у меня около года. Я возил её в кино, на танцы, поил, дышал ей в ухо, и все такое прочее. Если она была достаточно пьяна, я мог положить руку ей на грудь. Однажды удалось забраться под лифчик, так я кончил прямо в штаны.

Рассел расхохотался.

– Да, – продолжал Фрэнк. – И в таком виде поехал обратно. Ребята, с которыми я водился, говорили, что кругом полно клевых телок, и давали мне телефоны. Но мне они были ни к чему. Я тогда работал на заправке, собирался стать ремонтником, знаешь, тебе дают собственный грузовичок, и ты делаешь десять штук баксов в год! В три часа ночи тебя могут вызвать на край света, вот это жизнь! Вот я и думал: мне нужна девушка, которую я мог бы уважать. А не всякие шлюхи. Мне нужна настоящая любовь, девушка, которой нужен только я. И мы поженимся и будем счастливы. Вот.

– Ну да, и у вас будет десяток писклявых детишек и полный дом дерьма, – добавил Рассел.

– Вот именно. Ну вот, потом её папаша разрешил ей встречаться со мной только два раза в неделю, в пятницу и субботу. Приходить я мог и в среду, но дома всегда кто-то был, и в десять приходилось убираться, потому что ей наутро в школу. Представляешь – мне двадцать, я от неё без ума, а ей надо в школу.

– Когда-нибудь ты перестанешь быть таким лопухом, – заметил Рассел.

– Сомневаюсь. Однажды я привез её домой, по пятницам ей следовало возвращаться к половине двенадцатого, а по средам к полуночи. Ну, я привез её часа в два. Не помню, какой был день. Мы ездили на Блю-хиллз драйв, целовались, и это сводило меня с ума. Три раза в неделю. И вот я привожу её домой, а там её старик кипит как паровоз. "Вы чем там занимались?" – вопит он. "Чем?" спрашиваю я. Ты бы видел его рожу! А она стоит рядом. "Ты её трахал, ублюдок хренов?" У меня даже челюсть отвисла и язык отнялся. По-моему, в ту ночь я опять кончил в штаны, и боялся, не заметит ли он этого. "Ты думаешь, я не знаю, чего ты добиваешься? Ах ты засранец." Я думал, он меня убьет. А она как напустится на него: "Папа, прекрати так мерзко выражаться." И убежала наверх, а мы с ним остались вдвоем. Потом он захлопнул дверь.

Фрэнки немного помолчал.

– С тех пор по средам я с ней больше не виделся, только по выходным, и каждый раз казалось, что старик сядет в машину и поедет с нами. Поэтому я связался с дурной компанией и через неё вышел на Джонни. Стал кое-что для него делать. И знаешь – я все ещё был влюблен в эту сумасшедшую девчонку, да, даже готов был жениться на ней. Правда, её старик даже в этом случае не разрешил бы нам трахаться... разве что по средам и пятницам. Ну, а потом я попался, меня посадили, и все они пришли на суд, даже старик. И Дженис тоже. Мне дали десять лет. Я не понимал, что происходит, мне ещё не было двадцати одного. Что такое десять лет? А судья мне и говорит: "Если будешь продолжать катиться по этой дорожке, парень, попадешь в большие неприятности." А сам дает мне десять лет. Какие ещё могут быть неприятности???

– Ну вот, меня уводят, и все плачут – мать, Сэнди, Дженис, у неё вообще истерика. А охранник не дает им поговорить со мной... Мне дали десять лет, а я даже не успел с не й переспать, что делать? Я сказал ему: "Уведи меня отсюда".

– И через три месяца Сэнди приходит ко мне и говорит, что Дженис вышла замуж. Вот так.

– Девицы теперь пошли другие, – заверил Рассел. – Ты слишком долго сидел.

– Я сам знаю, что к чему, – пробурчал Фрэнк.

– Моя телка мне минуты не давала опомниться, – похвастался Рассел. Только дух переведешь, как она вдруг говорит: "Скоро мы опять этим займемся?" И лезет ко мне, а я так долго сидел в тюряге, что не мог себя контролировать. Ну она и получила полный рот. "Ну, спасибо," говорит. Я ей: "Слушай, я не знал, что так получится". "Ну да, говорит, думаешь, наверное, что мне это дико нравится?"

– А я ей говорю: "Там, где я сидел, старым козлам это всегда нравилось. Это хорошо для кожи, так они считали, и помогает продлить молодость." А она: "Ты кретин, все вы кретины, нет ни одного нормального." Мы лежим у неё дома, квартирка такая классная, на стенах маски, и тут выясняется, что это вовсе не её квартира. Все принадлежит её парню. Ей скучно, вот она и водит к себе мужиков, печатает объявления в "Фениксе". Я ей говорю: "Прекрати эту ерунду. Ты хочешь трахнуться? Вот за этим я и пришел, а остальное побоку." Она в ответ: "Он думает, что все знает, а я ничего не знаю, и он может со мной обращаться, как захочет. Но это не так." Я посмотрел на неё – да, она действительно так считала. Помнишь, как выглядел Гринен, когда боялся покушения и носил доску под рубашкой?

– Он понимал, что это не поможет, – вставил Фрэнки.

– И он был прав, – кивнул Рассел. – Душу доской не прикроешь. Ну, и эта девица так же выглядела. Мне пришлось бы объяснять копам, как я попал в квартиру парня, которого я не знаю, и как девица сама себя шлепнула. Потому я сказал: "После поговорим, ладно?" И мы снова занялись делом. Она чокнутая, на твоем месте я бы с ней не связывался.

– Я подумаю, – протянул Фрэнк.

– Ладно, я ей про тебя расскажу. Она должна мне позвонить, а туда звонить нельзя, ведь там бывает её парень. Она должна завтра позвонить, а хотела сегодня, но меня не было дома. Боже, если бы ты видел, какую роскошную черную немецкую овчарку я добыл!

– Вчера вечером , – продолжал Рассел, – мне позвонил один парень. Он присмотрел дом, где живет коллекционер монет. Всякие штучки и медали из серебра. Парень мне и говорит: "Взять дом мне как два пальца обоссать. Хозяева бездетные и оба работают. Но у них огромная злая собака." Ну, я и взял собаку на себя, все навар будет, да и он кое-что отстегнет.

– Вот я пошел туда, дом стоит задом к улице, весь в зелени. А в доме собака – прыгает, будто хочет луну с неба достать. "Выпускай ее", говорю я ему. Не собираюсь заходить внутрь и портить себе штаны. "Выпускать? Да ты спятил. Она же нас порвет." Но сам открыл окно, пес выскочил и как кинется на меня – а у меня рука обмотана тряпьем, я их ему и подставил. Он давится, рычит, тогда я сую ему палку в зубы, чтобы разжал челюсти, а потом пропихиваю в пасть полпачки таблеток снотворного. Ну, он палку чуть не перекусил. В это время я накидываю ему на морду веревку с удавкой, и мы с парнем связываем пса. Ну и громадина! Я отнес его в машину. Может, кому понадобится волкодав – продам.

– А что твой приятель взял в доме? Монеты? – поинтересовался Фрэнки.

– Ни шиша.

– Ничего? Врешь.

– Правда. Хозяин все держал в банке. Мой приятель показал все, что взял: пару фотоаппаратов, кое-что из столового серебра. Он нашел бумагу, где написано, что все хранится в банке. А хозяин под залог монет ещё берет ссуду.

– Мне тоже нужно было так сделать, – вздохнул Фрэнки. – Пойти в банк и взять ссуду. Правда, в прошлый раз меня за это посадили.

Фрэнк свернул с шоссе 128 на дорогу номер 12. Теперь кругом было темно.

– На этот раз они увидят, какой ты славный парень, – сказал Рассел.

– Ну да, – ответил Фрэнк. – Стоит только показать мои бумаги. Я досрочно выпущенный сукин сын, вот я кто. Ладно, посмотрим, что сегодня выйдет.

Фрэнк свернул на пятой развилке, машина покатила вдоль высоких дубов, пока справа сторону не показался указатель: "Иннисхэвн".

– Неплохое поле для гольфа, правда? – спросил Рассел.

– У них тут всего полно, – кивнул Фрэнки. – Джон говорил, есть спортзал, сауна, массаж.

Он повел машину к двухэтажному мотелю. Света там было совсем мало.

– Можно сделать вот что, – предложил Рассел. – Вместе того, чтобы мотаться взад-вперед, можно просто подождать и сцапать этих ребят, когда они выйдут.

– Ну да, – отозвался Фрэнки, – и заработать кучу неприятностей. Здорово.

Фрэнки поставил машину в начале дорожки, капотом к выходу, и погасил фары.

Рассел пошарил на сиденьи и достал пластиковый пакет. Оттуда он достал две голубых лыжных маски и одну подал Фрэнки, а другую натянул сам. Потом надел желтые резиновые садовые перчатки и протянул пару Фрэнки.

– Слишком толстые, – пожаловался тот.

– Слушай, – буркнул Рассел, – бери, что дают, понял? Тонких в продаже не было. Ты возьмешь обрез, или я?

Рассел достал из сумки дробовик со спиленным стволом. Обрез получился одиннадцати дюймов в длину, два патрона торчали наружу на четверть дюйма.

– О Господи, – вхдохнул Фрэнки.

– Ты же хотел обрез, – сказал Рассел, – я и попросил обрез. Вот мне его и сделали. Очистит комнату в два счета.

– Ладно, – Фрэнки взял обрез.

Сам Рассел взял "смит-вессон" 38 калибра и заткнул его за пояс. Потом застегнул куртку и вышел из машины.

Фрэнки тоже вышел, засунув обрез на пояс. Патроны кололи его в бок.

Мерным шагом они пересекли стоянку и направились к крыльцу. что вела в дом. В окнах горел свет, пробивавшийся сквозь голубые шторы комнат с четными номерами, и оранжевые – с нечетными. Перед каждой комнатой стояло два стула из алюминия и красного дерева.

– Четвертая, – шепнул Фрэнки.

Зашторенная дверь комнаты 26 была слегка приоткрыта. Фрэнки достал обрез и сжал его в руках. Рассел достал из-за пояса револьвер.

Рассел пинком распахнул дверь и влетел в комнату, Фрэнки следом. Он захлопнул за собой дверь и прислонился к ней, а Рассел направился к столам.

В комнате было три круглых стола, две кровати, тумбочка, пять ламп, цветной телевизор на хромированной подставке, и четырнадцать человек народу. Все сидели за столами с картами в руках. На столах лежали красные, белые и голубые фишки. За одним сидели четверо, за двумя другими – по пять, перед некоторыми стояли стаканы.

Фрэнки кивнул в угол на дверь в ванную, и Рассел отправился туда.

Худой человек в красном свитере за центральным столом вынул изо рта сигару и положил её в пепельницу. потом медленно опустил карты на стол, рубашкой кверху, и сказал:

– Ой-ой.

Фрэнки покачал головой.

Дверь ванной открылась, оттуда вышел Марк Трэтмен, расчесывая длинные седые волосы. Смотрел он при этом вниз, на синий ковер. Потом наткнулся на Рассела и замер:

– Ну, ты...

Рассел сунул ему в нос дуло револвера, и Трэтмен медленно поднял голову. Лицо его расслабилось. Он взглянул поверх головы Рассела и увидел Фрэнки.

– Ага, – сказал он, – надеюсь, ребята, вы знаете, что делаете.

Рассел посмотрел на Фрэнка – тот кивнул, – и опустил револьвер. Трэтмен прошел к шкафу, открыл его, достал два "дипломата" и положил их на кровать возле двери в ванную. Рассел держал его на мушке.

– Можно мне теперь присесть? – спросил Трэтмен и посмотрел на Рассела, а тот взглянул на Фрэнки. Фрэнки кивнул, и Трэтмен сел на кровать. Рассел подошел к нему и одной рукой раскрыл "дипломаты", другой продолжая сжимать револьвер. В кейсах было полно денег.

Рассел выпрямился, отступил назад и кивнул Фрэнку.

Тот шагнул к ближайшему столу и остановился возле игрока в светло-синей спортивной рубашке. Седые волосы были аккуратно и коротко подстрижены. Фрэнки сунул обрез ему под нос.

Мужчина сказал:

– Нет.

– Ребята, не делайте этого, – попросил Трэтмен. – Забирайте деньги и валите отсбюа.

– Все из карманов – на стол, – велел Фрэнки.

– Оставьте беднягу в покое, – сказал Трэтмен.

Рассел подошел к столу, Фрэнки отступил назад.

– Вас за это сцапают, – предупредил Трэтмен.

Рассел ткнул его револьвером в челюсть. Остальные следили за ним, а Фрэнки следил за остальными. Рассел дулом отогнул голову Трэтмена назад так, что тому пришлось упереться руками в кровать. Когда он начал подниматься на ноги, Рассел внезапно убрал револьвер, и Трэтмен качнулся вперед. Он прошипел:

– Мне плевать, а вас, мудаков...

Рассел врезал рукояткой ему в шею, Трэтмен застонал, но умудрился удержаться прямо.

Фрэнки шагнул вперед и сунул обрез под нос игрока в светло – синем. Тот подался вперед, достал бумажник и выложил деньги на стол.

Фрэнки перевел обрез на его соседа в зеленой рубашке "поло". Тот тоже полез за бумажником.

– Итак, есть два способа, – сказал Фрэнки. – Легкий и трудный. Легкий способ – это когда вы, ребята, будете делать то, что эти двое. А трудный это вывести нас из терпения и заставить нервничать. Посмотрите на него. Он показал на Рассела. – Когда я спокоен, он нервничает. Когда же я нервничаю – можете себе представить, каков он, но я вам этого не советую. Особенно если у него ствол. Так что рекомендую пошарить в бумажниках, ботинках и пальто, а заодно и в поясах с застежками. Вы можете достать все сами, а можете притвориться, что у вас ничего нет. Тогда мы с нервным другом подойдем и проверим, и если кто что забудет, для начала мы починим ему зубы. Как вам это?

Все молчали.

– Отлично, – продолжал Фрэнки. – Я тоже так считаю. Чем меньше народу пострадает, тем лучше. Так что не суетитесь, выкладывайте все, и поживее, да не шумите – тогда никто не пострадает. Нам нужны только деньги.

Остальные игроки достали бумажники и выложили деньги на стол. Двое сняли свои ботинки и достали заначку оттуда, ещё один расстегнул внутренний карман пояса и выудил четыре банкноты по полсотни.

Фрэнки вернулся к двери, а Рассел ходил возле столов, собирая взятки и складывая их в открытые "дипломаты". Потом он их захлопнул, сунул револьвер за пояс и направился к двери.

Фрэнки шагнул вперед.

– Я передумал, – сказал он. – Он слишком нервничает и хочет уйти, а с ним шутки плохи. Вы нам вовсе не нужны. Вы молодцы, вели себя тихо. Такими и оставайтесь, и не вздумайте пойти следом.

Рассел открыл дверь и вышел. Он быстро пересек крыльцо, переложил ношу в правую руку и снял лыжную маску, которую сунул в карман. Затем зашагал по ступеням.

Фрэнки медленно повел обрезом по комнате и немного подождал. Никто не шелохнулся. Фрэнки быстро открыл дверь, протиснулся в нейй спиной, закрыл дверь и подпер её стулом. Потом подождал ещё немного, сунул обрез под куртку и сбежал с крыльца, на ходу снимая маску.

Рассела он нашел уже в машине. Фрэнки сел за руль и завел мотор. "Крайслер" с погашенными фарами быстро и тихо выехал на дорогу.

Глава 5

В пять минут третьего серебристого цвета "торнадо" с черной пластмассовой крышей и номером "651 RJ" въехал на Бойлстон-стрит и свернул в переулок, где был припаркован изумрудно-белый "флитвуд". "Торнадо" остановился недалеко от выезда на Тремонт-стрит.

Джеки Коган, одетый в замшевую куртку, бросил на обочину окурок сигареты и сел в машину. Он захлопнул дверь и, не глядя на водителя, сказал:

– Направо, потом два квартала прямо.

Водитель с длинными светлыми волосами был в светло-сером клетчатом костюме.

– Полагаю, это не рядом с судом, – заметил он.

– Нет, – буркнул Коган. – Просто захолустье. Там полно дорожных рабочих – сидят в своих машинах и пытаются согреться. Забудь об этом.

Водитель повернул направо на Тремонт-стрит.

– Он очень заинтересовался, когда я сказал, что позвонил и Диллон велел встретиться с тобой, – сказал он. – Очень заинтересовался. А как тот тип?

– Неважно, – ответил Коган. – Он вернулся в понедельник, его не было три недели, он должен был подыскать себе замену. Думаю, во вторник и среду он вообще не участвовал, а вчера он позвонил мне: его напарник пролетел, не могу ли я найти ему кого-нибудь. Ну, я нашел. Сегодня его тоже не будет. Говорят, врач сказал, что если все пойдет как надо, на этой неделе он будет в порядке. Я видел его вчера – выглядит паршиво. Рука все ещё болит, и он говорит – это его нервирует. Все ещё не курит – а зря, ему стало бы легче.

– Значит, на какое-то время он вне игры, – заметил водитель, остановившись у светофора на перекрестке.

– Сейчас уж точно, – подтвердил Коган. – Мое мнение – парень не в лучшей форме. Знаешь, он всегда брюзжал, что плохо себя чувствует, желудок там, ещё что-нибудь. Но сейчас он правда болен, знаешь почему? Он не говорит на эту тему и не жалуется, пока его не спросишь. Мне кажется, у него нервы пошаливают.

Зажегся зеленый, и "торнадо" пересек перекресток. Водитель заметил:

– Он мне говорил, что если Диллон не согласится, мне нужно поговорить с тем, кого он пришлет.

– Смотри, – показал Коган, – видишь тот кинотеатр? Поезжай туда, там припаркуешься.

– Так это тебя он прислал? – спросил водитель.

– Диллон сказал мне, где ты будешь, и что я должен прийти туда и ждать тебя, – ответил Коган. – Я осмотрелся, вроде никто нас не видел. Так?

Водитель припарковал машину за розовым "тандербердом".

– Пару дней назад взяли заведение Марка Трэтмена.

– Слышал, – кивнул Коган. – Пятьдесят три штуки?

– Ну, скорее пятидесяти. Двое сопляков.

– Ага.

– Вы с Диллоном что-нибудь про них слышали?

– Слухами земля полнится, – буркнул Коган. – Они были в масках.

– Правильно.

– Так что, – заметил Коган, – это могли быть взрослые мужики.

– У них были длинные волосы, – возразил водитель.

– Слушай, – заметил Коган, – моя теща заболела, в воскресенье мы её навещали, ну и в церковь ходили, конечно, так вот у священника тоже длинные волосы, не парик.

– Ну, – протянул водитель, – они были одеты как подростки, и от них воняло, так сказал Трэтмен.

– Так сказал Трэтмен, – повторил Коган. – Знаешь, вокруг полно вонючек.

– Еще Трэтмен сказал, что один из них говорил тонким голосом.

– Опять Трэтмен сказал, – проворчал Коган.

– Насколько я знаю, – продолжал водитель, – у Трэтмена со слухом и обонянием все в порядке.

– Ну конечно.

– Но когда я с ним говорил...

– Ты говорил с Трэтменом? – удивился Коган.

– Ну конечно нет, – объяснил водитель. – Трэтмен позвонил Кангелизи, они поговорили, а потом я с ним говорил. А что?

– Да ничего. Я просто подумал, с чего это Трэтмену тебе звонить – я бы не стал.

– Я иногда с ним общаюсь, – обиделся водитель.

– А я нет. Я тебя не знал, я слышал, что есть кто-то, но никогда о тебе не слышал. Просто забавно, вот и все.

– Ну, я с ним не говорил в тот раз, с Трэтменом, – признался водитель. – Зато говорил вчера.

– Так что никто не говорил с ним об этом? – спросил Коган.

– Только Кангелизи. Трэтмен позвонил ему, не мог его найти, разбудил его жену.

– Ясно, – кивнул Коган. – Все, что мы имеем – это то, что Трэтмен кому-то сказал. А именно – я должен найти двух сопляков.

– Вовсе нет. Он сказал, что я должен позвонить Диллону, и я позвонил, а потом поговорил с ним, а он велел мне поговорить с тем, кого пришлет Диллон, и я полагаю, что это ты.

– А что с Заком? – спросил Коган.

– Точно не знаю, – протянул водитель. – Они в чем-то не сошлись. Кажется, он не выиграл одно дело... Зак мне не рассказывал подробностей, просто заявил, что не будет больше представлять его.

– Зак с ним долго имел дело, – протянул Коган. – Я часто с ним беседовал.

– Ну, не так уж долго. Пять лет. Поначалу у него был Макгони.

– Магу? – спросил Коган. – Он как-то взялся за одно дело, и его потом чуть ли не в корзине несли в суд.

– Ему не повезло, – согласился водитель. – Это было, вероятно, ещё до твоего рождения, когда он работал с Макгони. Зак мне говорил, что тогда проблем было меньше. Тогда они вели легальные дела. Потом у него был Миндих, потом тот тип из Нью-Йорка, Мендоса, а потом Зак. "Хорошая работа" говорил мне Зак. "Хорошая работа на пять лет, хорошие деньги." Зак говорит, когда Диллону кажется, что все идет не так, как он хочет, он обвиняет тебя и берет нового адвоката.

– Я часто беседовал с Заком, – сказал Коган. – Хороший парень. Он и мне помог. Увидишь его – передай от меня привет.

– Ладно. А что мне сказать шефу?

– Ну, – протянул Коган, – салоны вновь позакрывались, верно?

– Большинство. Кто-то позвонил Тесте и предупредил его, так что он, по-моему, ещё работает. А остальные – нет.

– В прошлый раз было так же, – заметил Коган.

– Так бывает, – согласился водитель, – шеф мне про это говорил. Он велел, как только я поговорю с тобой, сообщить остальным, чего ты хочешь. Или передать Диллону.

– Я с ним говорил, – ответил Коган.

– И что он про это думает?

– То же, что и все остальные.

– То, что это уже второй раз, да?

– Да. Четыре года назад, и вот сейчас снова.

– Полагаю, – заметил водитель, – в прошлый раз все устроил сам Трэтмен.

– И парочка вольных стрелков, – добавил Коган. – Он разыграл целый спектакль, но это же Трэтмен.

– И никто не догадался, – сказал водитель.