Текст книги "Биржа — Игра на деньги"

Автор книги: Джордж Гудмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Относительно психиатров и биржи мне хотелось бы сделать одну сноску. Эта сноска представляет собой историю, имеющую самое широкое хождение. Я не проверял, как оно было на самом деле, из боязни, что ее стройная симметрия может быть нарушена всплывшими фактами. Джек Дрейфус, основатель фонда «Дрейфус», тоже размышлял об изучении подсознательных мотивов в функционировании рынка. Дрейфус создал фонд, имевший поразительную результативность. Он внес на биржу интуицию и мастерство профессионального игрока в бридж, – каковым он, кстати, и является. У Дрейфуса был прекрасный эмоциональный раппорт с неким психиатром, и в конце концов он решил, что психиатру следует иметь свой кабинет в фонде «Дрейфус» хотя бы для того, чтобы помочь менеджерам работать на пике их эффективности. И вот однажды в этот кабинет был вызван мой приятель, инвестиционный менеджер. Приготовившись к сеансу, он развязал галстук, снял пиджак и лег на кушетку. Психиатр сел рядом на стул, а менеджер стал ждать полагающихся вопросов.

– Полароид, – сказал психиатр.

– Полароид, – повторил инвестиционный менеджер.

– Он очень высоко стоит, вам не кажется? – поинтересовался психиатр.

Инвестиционный менеджер задумался о том, какая информация о деятельности подсознания может здесь всплыть.

– Лично у меня большой пакет акций «Полароида», – сказал психиатр. – И они просто летят вверх. Стоит ли мне за них держаться?

Инвестиционный менеджер сел.

– С ними все будет в порядке, – сказал он успокаивающим тоном. – С ними все будет хорошо.

Психиатр расслабился и сел поудобнее.

– Беспокоит меня «Полароид», – признался он.

– Давайте посмотрим, – сказал инвестиционный менеджер, – и разберемся, почему вы обеспокоены. Я думаю, что я в состоянии вам помочь…

Как видите, работы здесь еще непочатый край, но до сих пор никто из серьезных профессионалов не избрал психологию масс и фондовую биржу в качестве объекта изучения. Отчасти причина коренится в том, что, как считают в академических кругах, поиск Истины в этом направлении может иметь слишком коммерциализованные приложения, что, по мнению тех же кругов, не относится к основным проблемам нашего общества. Может быть, это и правда. Но если массовые аспекты зверя остаются пока неисследованными, то первые гипотезы об успешных индивидуумах уже формулируются.

Глава 3
Могут ли чернильные пятна сказать вам, что вы тот человек, который в состоянии сделать на бирже кучу денег?

Социологам, может, и некогда искать недостающую челюсть биржевого зверя, – они слишком заняты перестройкой вьетнамского общества по своим проектам, но один мой знакомый психолог, по меньшей мере, начал задавать кое-какие вопросы и формулировать первые приблизительные гипотезы. Эти гипотезы относятся не к массовой, а к индивидуальной психологии – к толпе мы еще вернемся в следующей главе. Мои друзья в Бостоне – группа инвестиционных менеджеров – навели меня на доктора Чарлза Макартура из Гарварда. (Их фонды нанимали его в качестве консультанта для тестирования своих будущих аналитиков по ценным бумагам.) Обычно доктор Макартур сидит в великолепном здании Хозе Марии Серта, тестируя гарвардских студентов. Но со временем группа бостонцев решила, что если человек в состоянии вычислить будущих недоучек по своим тестам и чернильным пятнам, то почему бы ему ни сделать то же самое с представителями мира финансов? Слово за слово – и вышло так, что теперь доктор Макартур проводит часть своего времени, раскладывая чернильные пятна перед ребятами, думающими, что они в состоянии заправлять сотнями миллионов долларов.

Так я и оказался в Гарвардском факультетском клубе, яростно строгая бифштекс из конины. Если президент когда-нибудь назначит вас шефом разведки, или если вы окажетесь в Гарварде по какой-либо другой причине, то, будучи в клубе, обязательно закажите бифштекс из конины. Это сразу покажет, что вы один из своих. Бифштекс из конины находится в меню со времен перебоев с мясом во Вторую Мировую войну, и гарвардские гурманы, всегда готовые к новым вкусовым экспериментам, решили, что конский бифштекс куда как спортивнее и интереснее обычного куска коровьего мяса, особенно если запивать его маленькими глотками австралийского «Пино Шардонне». Таким образом это блюдо и осталось в меню. Бифштекс из конины стал символом открытого, ищущего ума, а именно таким Гарвард хотел бы себе казаться.

В общем, доктор Макартур тоже строгает свой бифштекс из конины, скромно уверяя, что его ряд данных еще слишком мал, чтобы быть репрезентативным. Это значит, что, если бы он напечатал свои результаты в ученом журнале с двоеточием в длинном названии, все психологи и социологи налетели бы на него с ужасающим криком. Они налетели бы на него в любом случае, уже хотя бы за то, что у него вообще могла родиться идея заниматься чем-то столь отвратительным, как тип личности, способной делать деньги. Деньги – абсолютная анафема в академических кущах, если только это не деньги из благотворительных фондов или от правительства. Особенно от правительства.

Один из предварительных выводов доктора Макартура заключается в том, что существует разница в типе личности между людьми, способными выуживать хорошие акции, и людьми, могущими вовремя принимать решения и управлять всем инвестиционным портфелем. Аналитики по ценным бумагам умеют выкапывать информацию и выдавать идеи относительно того, какие акции следует покупать, а какие продавать, но это не значит, что из них получатся хорошие дирижеры для оркестра в целом. Если они с самого начала играют на деревянных духовых, то и в музыке всего оркестра они будут слышать прежде всего свои деревянные духовые. А для того, чтобы свести деревянные духовые, медь и струнные, нужен совсем другой человеческий тип.

Как же вычислить хорошего аналитика по ценным бумагам? Первое, что предлагается вам, а, кстати, и потенциальному дирижеру тоже – это тест Стронга, названный так по имени разработавшего его стэнфордского психолога. До этого вы, вероятно, уже проходили тест на профессиональную ориентацию, так что и этот не будет вам в диковинку. Его задача объяснить, что вам нравится, а что нет – на случай, если вы себя в этом плане дурачили. Вам предлагаются варианты ответов как, например, в этом случае:

«Завтра выходной день, и вы можете делать все что душе угодно. Предпочли бы Вы:

а) полетать на самолете;

б) почитать книжку;

в) лечь и вздремнуть;

г) пойти в соседнюю забегаловку и как следует погудеть с ребятами;

д) поработать в саду, подрезая цветы».

Такой, в общем, материал. И чем дальше продвигается тест, тем интереснее вам становится.

«Объявлен набор в экспедицию, отправляющуюся в опасные верховья Амазонки, где в водах царят пираньи, а на берегу безжалостные охотники за головами. Предпочли бы Вы:

а) возглавить эту экспедицию;

б) собирать деньги для ее научного оснащения;

в) отправиться с ней и написать о ней книгу после возвращения;

г) вообще никуда не отправляться».

Ах, вам хотелось бы возглавить экспедицию? Оно, может, и почетно, но это может означать, что вы склонны к небезопасным фантазиям. И уж почти наверняка вы будете ерзать и дергаться, если вам придется сидеть за столом, читая отчеты фондовой биржи.

Если же вы выбрали пункт «в», мы можем поручить вам писать наш собственный еженедельный биржевой отчет, но неплохо бы вам уметь делать и еще что-нибудь.

«Вы возвращаетесь из гостей, и у вас возникает ссора с вашей женой. Ссора возникает из-за:

а) того, сколько времени вам пришлось уговаривать ее идти домой;

б) того, сколько она (вы) выпила (выпили) за ужином;

в) того, что она (вы) делала (делали) с этим типом (этой дамочкой) на диване;

г) денег;

д) детей.

В такой ссоре наиболее результативно:

а) не говорить ничего и дать ей выговориться;

б) добиться того, чтобы она, для ее же собственного добра, поняла вашу точку зрения;

в) твердо и четко объяснить, кто тут главный;

г) сохранить мир во что бы то ни стало».

Если вы хотели уйти раньше, чем того хотела ваша жена, если она выпила больше, чем стоило, если вы скандалили из-за денег и из-за детей, то вы ответили так же, как и 81,1 % опрошенных, – добро пожаловать в нашу фирму! Вы разбираетесь в ситуации лучше вашей жены, вы хотите, чтобы она это поняла, и нам нравится такой ваш настрой.

Тесты для профессиональной ориентации в ходу уже не один год, и в них выделились, отразившись уже и в накладываемых на тесты трафаретах, структурные особенности, группирующие вместе различные профессии. Аналитики оказываются в группах V и IХ теста Стронга. Группа V представляет собой сферу социальных профессий. Их представители обычно учат других тому, что тем надо делать для собственного блага. Группа IХ – это торговцы, экстраверты, наделенные здравым смыслом, индивиды с «нетеоретическим, ориентированным на людей мышлением». И то верно, какой же смысл докапываться до хорошей идеи, если у вас нет возможности ее воплотить в жизнь.

Инвестиционный менеджер – зверь совсем другой породы. Ныне он, похоже, ускользает из группы VIII, традиционных работников офиса. Инвестиционные менеджеры не так давно имели тот же психологический профиль, что и бухгалтеры, поскольку, как правило, были солидными банковскими людьми – Трезвыми Предусмотрительными Мужчинами с зеленым козырьком над бровями и с нарукавниками, обращавшимися друг к другу и ко всем остальным: «Уважаемый». Но настоящие крутые менеджеры с портфелем, отражающим их личность, и с собственными суперагрессивными фондами, имеют профиль гораздо более близкий профилю предпринимателя, который натыкается на идею, собирает вокруг себя людей и начинает какой-нибудь бизнес или проект. Менеджеры, бывшие трастовыми и банковскими служащими, терпимы к деталям. Агрессивный менеджер фонда детали на нюх не переносит. Все инвестиционные менеджеры, как считается, должны быть физически крепкими людьми, но агрессивный менеджер играет в сквош, в теннис, занимается греблей – лишь бы ему не приходилось играть в команде. Типичный менеджер бухгалтерского типа, как считается, должен быть хорош в эстафете или на футбольном поле, то есть там, где в достижении результата участвует вся команда. (Новый тип менеджера – непоседливый и агрессивный – появился не так давно. Солидного досье на него еще не накопилось, но к самому типу мы вернемся в последней главе.)

Прочие тесты, в которых приходится пользоваться ручкой или карандашом, помогают проникнуть в другие тайники души. У Джона четыре яблока, у Мэри три апельсина. Они вместе садятся в поезд, едущий со скоростью сорок миль в час. Поезд отъехал от станции в два десять. Когда поезд прибывает к месту назначения, у Джона остается два яблока, а у Мэри шесть апельсинов. Требуется узнать время прибытия.

Аналитик мыслит индуктивно. Он тут же разложит задачу на ее компоненты и начнет работать с каждым из них, постепенно выстраивая ответ. Инвестиционный менеджер старого типа радостно примется за задачу: такое занятое ему по душе. Агрессивный менеджер скажет: «Что это за идиотский вопрос? И как он может помочь мне делать деньги?» После чего придет в такую же ярость, как тогда, когда его жена не хотела идти домой с вечеринки. Ему нужно врубиться в концепцию с ходу, иначе он становится очень дерганным.

Аналитики, хотя и умеют решать задачи, обычно делают в них массу арифметических ошибок, в отличие от бухгалтеров, которые доводят все до четвертого знака после запятой. Но хорошие аналитики прекрасно управляются и с цифрами, и со словами. По части словаря они вообще чемпионы. Но когда задача требует функционирования на более абстрактном поле, они начинают сникать.

В этом бизнесе каждый не просто умен, а очень умен. Нижняя граница IQ (коэффициента интеллекта) 130, и если вы туповаты, то дальше лучше не лезть, здесь все умны до невероятия. Способности варьируются от очень сообразительных до едва ли не гениев. Вы готовы перейти к чернильному пятну? Вот вам образчик такого пятна на соседней странице (рис. 1).

Что вы видите в этом пятне? Сколько разных вещей вы здесь видите? Увиденное вами занимает все пятно или только часть его? Как быстро вам это удалось рассмотреть?

Если вам от этого будет легче, могу сказать, что множество людей видят здесь жуков, шкуры животных и вытянутые в стороны руки. Но это то, что видит любой и каждый, а вам надо добиться лучшего результата. Так что за первые двадцать секунд вам следует изыскать что-то свое.

Смысл этих чернильных пятен не в том, что вы в них видите, а в том, как выстраивается ваша реакция на них Насколько вы требовательны к представленному ряду? Иначе говоря, сколько материала вам нужно увидеть, прежде чем вы начнете всерьез на него реагировать?

Аналитик опять-таки подойдет к делу индуктивно, выстраивая все по блокам, но настоящий менеджер-ковбой не выносит пересмотра своих решений. Он весь обуреваем чувствами, он полон энтузиазма, он реагирует с избытком, через край. Единственное, чего хочет аналитик, – это быть правым. Его эго нуждается в наслаждении собственной правотой. Он почти всегда предпочтет свою правоту возможности сделать деньги. Агрессивного инвестиционного менеджера не волнует, прав он или нет в каждом отдельном суждении – при условии, что он выйдет победителем, когда все очки будут просуммированы. Естественно, для этого он все-таки должен быть чаще прав, чем наоборот, но он склонен к сериям молниеносных движений и к надежде, что его решения в сумме окажутся верными, и как таковые будут оценены. На самом деле он сверяет быстро и бессознательно каждый новый стимул с «неосознаваемой массой» своей собственной интуиции, причем его интуиция включает в данном случае все «познанные восприятия» за годы его жизни.

Такой портрет агрессивного инвестиционного менеджера должен был бы всерьез обеспокоить его замшелых коллег из солидных, отделанных деревом офисов. Но, как уже было сказано выше, этот портрет пока относится к горстке менеджеров из хеджевых и взаимных фондов и не имеет отношения к трастовым чиновникам или менеджерам крупных финансовых организаций.

Агрессивные менеджеры, ориентированные на результат, пока еще новое явление, и их игра все еще подвергается проверке, но они уже с честью выдержали не одно серьезное испытание. Главное отличие данного типа инвестмента – молниеносная реакция на информацию. По сравнению с мелким инвестором, который, заполучив «конфиденциальную информацию», бежит и покупает акции, его реакция иная. Быстрая реакция мелкого инвестора – это реакция без знания. За этой реакцией не стоит «неосознаваемая масса» интуиции. Иными словами, инвестиционный менеджер держит в памяти уровень прибыли сотен компаний, знает, как акции реагируют на самые разные ситуации, и знает, какое место занимает он сам в широком спектре себе подобных. А если он все это знает, то может оказаться даже вдали от биржи и все-таки чувствовать, где ритм биржи сплетается с его собственным. Короче говоря, если вы действительно знаете, что происходит, то вы не обязаны знать, что происходит, чтобы все-таки знать, что происходит.Все, что вам нужно, это здоровенная «неосознаваемая масса», IQ под 150, плюс немножко экстрасенсорного восприятия. Тогда вы можете игнорировать заголовки в газетах, потому что вы их предвидели еще несколько месяцев назад.

Но в управлении деньгами есть и одно абсолютное требование. Вы познакомились с ним, читая первое Правило Иррегулярности: Если вы не знаете, кто вы есть, биржа очень дорогое место для выяснения.Эмоциональная зрелость – абсолютное требование.

«Вы должны использовать ваши эмоции продуктивно, – говорит доктор Макартур. – Ваши эмоции должны работать на цель, к которой вы стремитесь. В постановке цели и стремлении к ней не должно быть никаких внутренних конфликтов, а ваши эмоциональные нужды должны быть удовлетворены в случае ее достижения. Короче говоря, вы должны уметь управляться с ситуацией, не теряя самообладания и не позволяя вашим эмоциям взять над вами верх. Вы должны действовать без страхов».

Психологические тесты, конечно же, не могут сказать вам, станете ли вы асом в делании денег. Они лишь описывают уже существующие группы, а потом за этими тестами идут уже жизненные экзамены на выполнение долга (годы, отданные работе), на удовлетворенность результатами, на успешность. Вы можете не отвечать требованиям психологического теста и все-таки преуспеть, или же мир может измениться до такой степени, что эти требования перестанут отвечать реальности. Но пока мир таков, каков он есть, игра ведется по тем же нормам и правилам. И некоторым аналитикам не следует управлять своими собственными финансами, некоторым инвестиционным менеджерам стоит руководить фондами с совсем другими характеристиками, а некоторым инвесторам следует ухаживать за цветами в своем саду и позволить умным людям вкладывать их деньги.

Вы даже можете прекрасно показать себя во всех этих тестах, но настоящим экзаменом будет то, как вы поведете себя в ситуации, когда по другую сторону барьера будет бушевать ревущая толпа. Мы уже кое-что знаем о типах индивидуумов, но толпа, этот неуловимый австралопитек, все еще представляет собой неизвестность. Задача массовой психологии по-прежнему не разрешена. Но действительно ли биржа – это толпа?

Глава 4
Действительно ли биржа это толпа?

«Толпа проигрывает всегда, – писал в 1930 году Фред Келли в своей известной работе по фондовой бирже, – потому что толпа всегда неправа. Она неправа, потому что ведет себя нормально».

То, чем живет толпа или биржа, всегда является предметом догадок, ибо толпа, в соответствии с инвестиционной мифологией, обязана всегда быть неправой. (Сторонники этого правила столь многочисленны, что, в свою очередь, тоже могли бы составить приличную толпу – но, конечно же, каждый, говорящий о толпе, считает, что сам к ней не принадлежит.) В 1841 году Чарльз Маккей опубликовал, как считается, первую серьезную книгу о поведении людских масс, «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы». Книга Маккея, по словам Бернарда М. Баруха, позволила ему сделать свое гигантское состояние, а одна из уолл-стритских инвестиционных фирм рассылала эту книгу клиентам как подарок к Рождеству. Если кто-то из этих клиентов прочитал полученную книгу, то он наверняка почувствовал свое несомненное превосходство, потому что голландцы, пару сотен лет назад взвинчивавшие цены на луковицы тюльпанов, сейчас выглядят и впрямь глуповато. Увы, оказывается возможным прочитать про голландцев, убежденных, что в мире существует неутолимый спрос на тюльпаны, а потом выйти и купить какие-нибудь супермодные компьютерные акции, потому что в мире существует неутолимый спрос на компьютеры. Доводы должны быть всегда, и если доводы насчет компьютеров выглядят весомее доводов насчет тюльпанов, то это может быть и оттого, что не все в истории с тюльпанами нам до конца известно.

Каждый инвестор не раз слышал, хотя бы от своего брокера, что какие-то акции следует продолжать покупать, потому что толпа еще не проснулась. Но действительно ли биржа – это толпа? Конечно, во дворе биржи не стоит масса людей, скандирующих «Да здравствует дуче!» или «Янки, убирайтесь домой!» Все, что есть, это лента тикера, отмечающая движение биржи, и определенное количество разбросанных по стране брокерских контор, в каждой из которых сидят люди, за этим движением наблюдающие. Еще большее количество людей не следит даже за этим, но выделяет каждое утро несколько минут, чтобы взглянуть на изменение стоимости акций в газете. Врачи, торговцы, адвокаты, повара – могут ли все эти разрозненные индивидуумы и впрямь составлять толпу?

В конце XIX века французский врач по имени Гюстав Ле Бон опубликовал свою «Psychologie des Foules», переведенную как «Толпа». Ле Бон посвятил значительное количество других своих работ обобщениям касательно расовых характеристик, и эти работы порядком устарели. Но «Толпа» оказалась книгой абсолютно пророческой в 1895 году, когда мир еще не знал, какими гигантскими толпами будут манипулировать Гитлер или Муссолини. Для Ле Бона толпа – это не просто какое-то количество людей, собравшихся в одном месте. Это могут быть тысячи разрозненных индивидуумов. Их он называет психологической толпой, склонной к «растворению сознательной индивидуальной личности и повороту чувств и мыслей в другом направлении». Наиболее поразительная особенность толпы, пишет Ле Бон, заключается в том, что «…кем бы ни были индивидуумы, ее составляющие, как ни разнились бы стили их жизни, их профессии, их характеры или их интеллект, – сам факт, что они трансформировались в толпу, наделяет их чем-то вроде коллективного сознания, которое теперь заставляет их чувствовать, думать и действовать в манере, совершенно отличной от той, в какой чувствовал, думал и действовал бы индивидуум, будь он изолирован от этой толпы».

Согласно приведенному определению во всех этих читателях биржевых цифр мы имеем, по меньшей мере, материал для психологической толпы. Но что же мы знаем о толпе? Первое, что нам известно, говорит наш добрый доктор Ле Бон, это то, что индивидуум в толпе приобретает – уже в силу самого факта принадлежности к толпе – «чувство неуязвимой силы и власти, которое позволяет ему отдаться на волю инстинктов, позыву, который он, будучи один, постарался бы удержать в определенных рамках… Чувство ответственности, всегда контролирующее поведение индивидуумов, в толпе исчезает начисто».

Второй элемент в толпе Ле Бона – заразительность, взаимная передача чувства, «которую нелегко объяснить», как он пишет, и «которую можно включить в ряд явлений гипнотического характера». И, наконец, третий элемент лебоновской толпы – внушаемость, то есть, «состояние очарованности, в котором загипнотизированный индивидуум оказывается во власти гипнотизера». Как только исчезает чувство ответственности, мы созрели для заражения, внушения и проявлений «неудержимой импульсивности».

Ле Бон явно не считает, что толпа – это место для приличного человека. Индивидуум, пишет он, становясь членом толпы, «спускается на целый ряд ступенек по цивилизационной лестнице», потому что сознание толпы является уже не каким-то усредненным сознанием, а новым общим знаменателем, безмозглым в том плане, что оно сдалось на волю бессознательных импульсов. И хотя толпа всегда «интеллектуально более убога, чем изолированный индивидуум», она может быть и лучше, и хуже отдельно взятого человека – все зависит от характера внушения, которому она подвергается.

Имеет ли все это отношение к нам с вами? Если вы помните, нас интересовала конкретная проблема – ценные бумаги и колебания их цен. Этой же проблемой занимаются одиннадцать тысяч рационально мыслящих аналитиков по ценным бумагам, огромное количество пылких студентов и дипломников, плюс целая армия компьютеров. Сто тысяч рационально мыслящих брокеров, или «зарегистрированных представителей», как они именуются официально, поставляют информацию двадцати четырем миллионам инвесторов. Весь этот процесс насыщен статистическими данными, таблицами, математикой и блестяще сформулированными обоснованиями.

Но несмотря на это, акции, идущие вверх, снова обрушиваются вниз, самые хитроумные инвесторы оказываются в ловушке, и каждый год какая-нибудь группа акций устремляется к Луне, которая, как считают поклонники этих акций, состоит из чистого золота, а вовсе не из зеленого сыра. В 1961 году весь мир собирался жить припеваючи и играть в кегли, но уже в 1962 году акции «Брунсвик» умудрились проделать путь с 74 до 8, даже не притормаживая по дороге. В 1965 году весь мир собирался расслабиться и смотреть телевизор, но в этот момент «Адмирал», «Моторола», «Зенит» и «Магнавокс» съежились, как суфле, за которым навечно захлопнулась дверка духовки. И это произойдет еще не раз.

Сокрушительное падение курса этих акций, а я уверен, и других акций в будущем, сопровождалось потоком таблиц, цифр и статистики. Свободное падение «Моторолы» с 233 до 98 перемежалось массой отчетов, некоторые в добрую сотню страниц, полных анализа оборотных фондов, спроса, потребления, структуры издержек, финансовых потоков и потребительских устремлений. Эти отчеты до сих пор хранятся в моих шкафах. И они неизменно утверждали, при цене акций в 212, и в 184, и в 156, и в 124, и в 110, что теперь-то уж эти акции следует покупать. Мне эти отчеты позволяют понять гораздо больше, чем эссе Чарльза Маккея о тюльпановом безумии в Голландии XVII века. Все заказы на покупку и продажу всех этих акций, как на их пути вверх, так и вниз, шли через тех же самых брокеров, через всю их стотысячную армию, так что всеобщее сумасшествие все-таки не возникло само по себе.

Информацию ничем заменить нельзя. Фондовая биржа – это не колесо рулетки. Тщательное изучение ситуации и хорошие идеи совершенно необходимы, и пока кто-то не даст более детальное описание нашего биржевого австралопитека, они были и останутся наилучшими инструментами для работы. Но, может быть, там происходит и кое-что еще. Давайте вернемся к доктору Ле Бону, несмотря на то, что его полезность для нас начала было исчезать в тумане.

«Толпы, – говорит добрый доктор Ле Бон, – всегда и всюду отличались женскими характеристиками». Теперь мы вспоминаем мистера Джонсона, сказавшего, что толпа мужчин ведет себя как индивидуальная женщина. (Я знаком с одним почтенным членом руководства фонда, который убежден, что изучение женщин – лучший метод подготовки к работе на бирже. В желающих серьезно заняться таким предметом недостатка, я полагаю, быть не должно.) «Толпа, – говорит доктор Ле Бон, – не мыслит, она только думает, что мыслит. На самом деле она воспринимает серию образов, вовсе не обязательно связанных какой-то логикой. Это и объясняет одновременное появление в ней противоречащих друг другу идей. Толпа подвержена влиянию образов, а образы эти производит «аккуратное употребление слов и формул. Искусно применяемые, они при самой трезвой оценке действительно содержат в себе мистическую силу, прежде приписываемую словам только адептами магии». Вероятно, доктор Ле Бон имел в виду слова типа «свобода» и «демократия», хотя, я думаю, слова типа «экономический рост» и «Ксерокс» тоже могли бы быть к месту. Нужно лишь распознать «магическую силу, содержащуюся в этих нескольких слогах, словно они несут в себе решение всех проблем. Они синтезируют в себе и большую часть самых разных бессознательных устремлений, и надежды на их воплощение в жизнь».

Для многих участников Игры здесь нет ничего нового. Уолл-стрит бессознательно принимает как данность то, что образ, «имидж» компании или группы акций помогает их цене расти и потом удерживаться на плаву даже после того, как рациональные факторы валовой выручки и прибыли на вложенный капитал начинают резко ухудшаться. Если какая-то компания имеет репутацию быть склонной к «постоянным новшествам» или «созданию собственных рынков сбыта», то это привлекательная эмоциональная подпитка. Весь процесс позволяет кормиться множеству агентств по связям с общественностью. «Толпа, – говорит доктор Ле Бон, – в чем-то подобна Сфинксу из древней легенды: нужно или найти решение задачи, приемлемое для ее психологии, или быть сожранным».

Как сказал бы Киплинг, «если вы сохраняете рассудок в то время, как все вокруг сходят с ума, это может быть потому, что до вас новости еще не дошли».

На Зигмунда Фрейда «Толпа» произвела такое впечатление, что он воспользовался этой книгой в формулировании основного тезиса своей работы «Групповая психология и анализ Эго». Фрейд также изучал работу доктора У. Макдугала «Групповое сознание», где автор утверждает, что основные характеристики толпы, – это «экзальтированность и интенсификация эмоциональности», свойственная каждому ее члену. Фрейд указал, что та же самая интенсификация эмоций имеет место в снах и в поведении детей, в то время как репрессивные тенденции взрослых не позволяют этому феномену проявиться.

(Если вам кажется, что доктор Ле Бон смотрел на толпу свысока, то вот вам доктор Макдугал: толпа у него «сверхэмоциональна, импульсивна, склонна к насилию, переменчива, непостоянна, нерешительна, подвержена чрезмерности… крайне впечатлительна, неряшлива в логике, поспешна в суждениях, неспособна к размышлению ни в какой форме, кроме самой примитивной… точь-в-точь, как капризный ребенок».) Но толпа доктора Макдугала начинает всерьез отличаться от толпы читателей биржевых цифр, потому что здесь мы заняты поиском организованной структуры внутри толпы и, возможно, даже поиском конкурирующей толпы.

Неудивительно, пишет Фрейд, что главной силой, движущей толпой, является либидо – энергия инстинктов, известная также под именем «любви». Здесь любовь – это не просто чувство, выражаемое в романтических посланиях. Это все формы любви, это Эрос, сила, которая удерживает вместе все в этом мире, а потому включает в себя также страстную преданность конкретным объектам и абстрактным идеям. Во фрейдовской толпе индивидуумы пристегнуты к объектам, заменяющим для них идеал их Эго, а все индивиды с одним и тем же эго-идеалом идентифицируют себя друг с другом. Уберите объект, и результатом будет растерянность и страх. Фрейд намекает на то, что в сцеплении Эго и эго-идеала «человек, в состоянии триумфа или самоудовлетворения, отвергая любую самокритичность, может наслаждаться освобождением от всех запретов, от необходимости думать о других, от любых упреков самому себе». Далее Фрейд обращается к первобытной толпе с лидером-героем и его сыновьями, которые лидера-героя убивают, и здесь нам уже сложно найти для его теории какое-нибудь симпатичное и аккуратное применение. Группа, заключает Фрейд, представляет собой «унаследованное хранилище филогенезиса человеческого либидо». Не ломайте себе над этим голову. С доктором Фрейдом мы еще встретимся, но дальше этого он нас не заведет.

После всего сказанного выше ни один человек в жизни не захочет быть частью толпы. Однако факт остается фактом: быть частью толпы удобно и комфортно. (В толпе человек является частью многоклеточной массы. Над этой проблемой всерьез размышляют последователи Фрейда, но нам с вами это совершенно не нужно.) А человеку, конечно же, приятнее быть в комфорте, чем наоборот, – кто с этим будет спорить.

За пределами Нью-Йорка есть один агрессивный фонд, разместившийся в самом идиллическом окружении. Им управляет человек, который ни за что в Нью-Йорк не поехал бы. И не потому, что он считает Нью-Йорк выгребной ямой, хотя именно так он и считает, а потому, что «все эти типы едут на работу в Нью-Йорк на одной и той же электричке, читают одно и то же, да еще всю дорогу болтают друг с другом». Этот адмирал финансового менеджмента не болтает ни с кем и не читает ничего. «Все, что реально существует, уже включено в цену акции, – говорит он. – Восемьдесят процентов биржи – это психология. А инвесторы, чьи действия определяются эмоциями, непременно вляпаются». В послужном списке этого градоненавистника прекрасные результаты, но, с другой стороны, такие же результаты и на счету многих любителей газет и «болтунов», прибывающих в электричке на Центральный вокзал.