Текст книги "Юстиниан. Великий законодатель"

Автор книги: Джордж Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

X

Тотила, находившийся в то время под Римом, отозвал из Вероны Тейю и двинул армию на север. Он знал, что Нарсес прошел Аримин, но после этого о нем и его армии ничего не было слышно. Рассуждая теоретически, Тотила мог ожидать сражения в окрестностях Фанум-Фортуне или даже близ Аримина. Поэтому готский король держал под контролем всю большую Фламиниеву дорогу, связывавшую Рим с Фанумом, так как в его распоряжении находился туннель через Петра-Пертузу – скалу, расположенную к северу от Кал. Петра была неприступна. То, что когда-то удалось Велизарию, не должно получиться у Нарсеса. Доступ к Риму по Фламиниевой дороге был, таким образом, надежно блокирован… Тейя по пути из Вероны должен был пройти Остилию, Болонью, Флоренцию, Арреций и Перуджу. Тотила должен был ждать его близ Тадина, удобного места для соединения армий на Фламиниевой дороге. Тотила прибыл с армией в Тадин. В этот момент войско Нарсеса, сойдя с главной дороги у Аримина, пошло параллельной дорогой у Урбина и вышло на Фламиниеву дорогу у Акваланьи, к югу от Петры, обогнув неприступный туннель. У Кал Нарсес получил сведения о позиции Тотилы и решил выбрать подходящее поле битвы. Отойдя по боковой дороге, он разбил лагерь близ замка Бастия, недалеко от Фабриано, где несколько галльских курганов напоминают о поражении, которое потерпели здесь от римлян галлы несколько столетий назад.

Нарсес сразу отправил к Тотиле парламентеров. Полководец посоветовал готскому королю покориться перед лицом подавляющего превосходства противника или, если он отказывается это сделать, назначить время битвы. Тотила отказался подчиниться и назвал датой битвы восьмой день с момента получения ультиматума.

Вероятно, ни одна из сторон всерьез не отнеслась к соблюдению этой договоренности. В следующую ночь Тотила двинул армию к Фабриано, свернул влево и дошел до Мелано, где встал лагерем. Утром, к своему удивлению, имперские военачальники обнаружили, что готские войска находятся от них на расстоянии двух полетов стрелы. Битва стала неизбежной.

Нарсес и его советники привели с собой армию не для того, чтобы обмениваться любезностями с Тотилой. Они должны были уничтожить его армию. План предусматривал отражение натиска Тотилы в случае его наступления, и было ясно, что он начнет это наступление. Тотила не получал никаких выгод от промедления. Для него наилучшим выходом было как можно скорее принудить противника к сражению. Именно на это и рассчитывал Нарсес. Лангобарды и герулы, спешившись, образовали центр расположения имперской армии. На правом фланге были сосредоточены войска Валериана, Иоанна Обжоры и Дагисфея, одетые в доспехи конные лучники, которых спереди прикрывали четыре тысячи леших лучников. На левом фланге расположился сам Нарсес с дружиной Германа и таким же прикрытием из пеших лучников. В тылу левого фланга расположился резерв из пятисот конников, готовых при необходимости в любой момент вступить в битву. В еще более глубоком тылу находилась тысяча верховых воинов, готовых по первому приказу обойти правый фланг готов.

Численность войска Тотилы была меньше, соотношение равнялось трем к пяти. Поэтому, хотя все были готовы, атака откладывалась. Король ждал подхода Тейи с двумя тысячами конников, но Тейя задерживался. Тогда Тотила попытался обойти левый фланг имперского войска. Атака была отбита после короткого боя, и Тотила оставил эту попытку. Чтобы не тратить время попусту, стороны устроили несколько поединков. Особенно примечательной была схватка готского воина с одним из армян Нарсеса. Победил армянин. Сам Тотила (интересный штрих) не упустил случая покрасоваться и показать свое искусство, появившись перед войском во всем своем воинском великолепии. Сияя сталью, золотом и пурпуром, он показал всем свое умение владеть конем. Однако вскоре после полудня прибыл Тейя, и был подан сигнал к обеду. Готы ушли в лагерь, но Нарсес решил не рисковать. Его воины ели, не покидая рядов.

После обеда готы вернулись, и началось то, ради чего на поле собрались все войска. Очевидно, во время обеда состоялось совещание военачальников. Позиция готов была изменена. Теперь имперскому центру противостояла колонна конницы, поддержанной пехотой. Нарсес увидел, что его центр не выдержит такого сильного удара, и на флангах выдвинул вперед пеших лучников, придав позиции вид неглубокого полумесяца.

Готам был отдан приказ: действовать только копьями. Стало ясно, что судьба битвы будет решаться кавалерийскими ударами.

Итак, сражение началось.

Глава 13
КОНЕЦ ПРАВЛЕНИЯ ЮСТИНИАНА

I

Была уже вторая половина дня, когда все перестроения были закончены, и готы двинулись вперед. Битва была ожесточенной, но оказалась весьма короткой. Готские всадники, подобно французам при Кресси, бросились вперед неудержимой волной, стремясь смять и опрокинуть главные силы Нарсеса… Но на своем пути готы встретили несокрушимое сопротивление. Центр римского войска устоял. Наступление захлебнулось, и готы отступили.

До самого начала готской атаки не было ясно, что станут делать на поле боя лангобарды. Даже Нарсес мог только гадать, будут они сражаться или откажутся. История этого народа и его репутация не позволяли сомневаться в их воинственности и мужестве, но никто не мог быть уверен в их симпатиях. Вообще, только Нарсесу удалось вывести лангобардов на битву с готами… История не сохранила сведений о том, что именно склонило чашу весов в его пользу. Может быть, гордость; может быть, природная свирепость. Лангобарды удерживали свои позиции с несгибаемым мужеством, и готское наступление разбилось именно об их фалангу.

Пока лангобарды и герулы держали оборону, фланги Нарсеса выдвинулись вперед, обошли с двух сторон наступавших готов, пешие и конные лучники принялись осыпать противника таким градом стрел, какой истребил вандалов при Трикамароне. Теперь стрелы убивали готов. Сдерживаемые пиками лангобардов, погибающих от римских стрел, готы через некоторое время выдохлись и начали отступать. Пехота вместо того, чтобы, сомкнув ряды, защитить тыл отступающей конницы, отступила вместе с ней. Эта ошибка решила исход сражения. О том, что поражение было серьезным, говорят потери готов. Поле боя было устлано шестью тысячами трупов, одной третью всего войска Тотилы. По трупам бежали остальные, спасая свои жизни.

Близились сумерки. Под их покровом бежал и Тотила. Бегущее войско устремилось на запад, к большой Фламиниевой дороге. Преследовала беглецов свежая конница, не принимавшая участия в битве. Среди этого отряда находился Асбад, вождь гепидов. Рассказывают ставшую хрестоматийной историю о том, как Асбад начал преследовать уходящего гота, когда на него неосмотрительно бросился молодой оруженосец с криком: «Пес, ты поднимешь руку на своего господина?» Теперь Асбад точно знал, кого он преследовал. Он нанес удар копьем, но и сам был тотчас сражен ударом гота. Король был смертельно ранен. Воины, уйдя за Фламиниеву дорогу, увезли своего короля в Капры, где он умер.

Тейя счастливо ушел от погони. Готы, избежавшие бойни и ушедшие от преследователей, прошли на север через Умбрию и Этрурию и собрались в Тицине. Здесь находилась главная сокровищница Тотилы, хотя часть ее хранилась в Кумах.

II

То, что Тотила был мертв, не вызывало сомнений. Вскоре после битвы Нарсес посетил в Капрах место захоронения его останков и опознал их. В качестве доказательства смерти Тотилы в Константинополь были посланы обагренные его кровью плащ и шлем.

Готы в Тицине не медля приступили к выборам нового короля. Они избрали Тейю. Ни один соперник не выставил свою кандидатуру.

Политика нового короля была направлена на заключение союза с франками: это была последняя надежда для готов; но Тейя скоро убедился, что франки не намерены таскать для него каштаны из огня. У них были свои цели. Да, они не пустили имперские войска в Верону, где до сих пор сидел готский гарнизон, но не собирались помогать никому, кроме самих себя, завоевывать Италию.

Вскоре Нарсес овладел всеми крепостями, расположенными вдоль Фламиниевой дороги, и через некоторое время появился у ворот Рима. Город удерживал немногочисленный готский гарнизон, который почти сразу предпочел сдаться. До тех пор пока новый король не вывел против Нарсеса армию, начальники гарнизонов разных крепостей, не способные больше держаться, заключали личные соглашения с римским командующим, сдаваясь на милость константинопольского императора. Тейя не был государственным деятелем; но он не принадлежал и к тому типу людей, какими были Витигис и Тотила. Тейя был авантюристом, способным безоглядно пойти на громадный риск. Шансы были пятьдесят к одному против него, и он очертя голову поставил все, что было у него за душой, на этот единственный шанс.

Прежде всего он отправился в Кумы, где его брат хранил часть сокровищ Тотилы. Прежде чем выступить, Тейя собрал заложников, взятых Тотилой в Риме (триста юношей из знатных римских семейств), и казнил их всех. В Кампании такая же судьба постигла взятых в заложники сенаторов. Если готам суждено погибнуть, они унесут с собой в могилу всех, до кого дотянется их кровавая рука. Тейя выступил в Кумы приблизительно в середине июля. По приказу Нарсеса Иоанн взял под наблюдение и охрану Этрусскую дорогу. Тейя провел армию по параллельным дорогам к Адриатическому побережью и далее направился по большой дороге вдоль берега к югу. Дойдя до пересечения дорог у Тенума и Луцерии, он повернул на Беневент. Самый удобный путь от Беневента до Кум пролегает через Капую или через Суэссулу, Неаполь и Путеолы. Однако Тейя не пожелал с боем прорываться в Кумы, если была возможность спокойно дойти туда обходным путем. Он двинулся от Беневента к югу, у Салерно повернул на северо-запад и прибыл в Нуцерию, осмотрев при этом южную акваторию Неаполитанского залива. Слева в море уходил полуостров Сорренто, за оконечностью которого виднелись скалы Капри; впереди открывался вид на Везувий с шапкой дыма над кратером. Далеко внизу, вдоль дороги, ведущей к мирно спавшему Неаполю, располагались еще не открытые археологами, лежавшие много столетий под слоем вулканического пепла Помпеи и Геркуланум.

Был конец августа, когда Тейя дошел до Нуцерии Алфатерны. Это место было досягаемо для готского флота, стоявшего на рейде древних Стабий. План Тейи заключался в том, чтобы погрузиться на корабли, пересечь Неаполитанский залив и высадиться в гавани Кум. Надо сказать, что он почти сумел совершить этот замечательный воинский подвиг. Однако Нарсес, узнав, что Тейя беспрепятственно миновал Этрурию, послал своих лучших воинов на юг, в Кампанию. Когда король пересек Неаполитанский залив, он сразу увидел лагерь имперского войска, разбитый на берегах реки Драко.

Идти назад было нежелательно, остановиться – затруднительно, идти вперед – невозможно. Для того чтобы правильно вести войну, надо обладать выдающимся умом, видимо, более выдающимся, чем тот, какой был в распоряжении Тейи. Он провел около месяца, не двигаясь с места и размышляя над следующим ходом в этой военной партии, а готский флот бесперебойно снабжал его необходимыми припасами. Ни одна из сторон не желала нанести противнику поражение, форсировав Драко. Из своей летаргической задумчивости Тейя был выведен прибытием сильного флота, вызванного Нарсесом с Сицилии. Запертый в бухте готский флот сдался. После того как Тейя оказался отрезанным от баз снабжения, его положение стало очень серьезным. Наконец, после долгих раздумий он отступил в горы, которые нависают над Соррентинским полуостровом, на гору Лактарий. За ним сразу последовало имперское войско, которое блокировало короля на этой горе. Вероятно, Нарсес приказал обнести гору баррикадой или окопать ее рвом.

На новых позициях Тейю и его готов атаковал только голод. Продовольствие вскоре кончилось, а подвоза провианта не было. Готов перехитрил более умный полководец. Оставался только один выход: рискнуть и сделать вылазку, чтобы попытаться снести кордоны.

III

Прокопий не был свидетелем битвы у горы Лактарий. Его повествование взято из описаний, почерпнутых им у людей, которые могли оказаться ненадежными в смысле своей правдивости, но все они находились под глубоким впечатлением того, что им пришлось увидеть.

Бросив коней, готы стали сражаться в тесном пешем строю. Особенности сражения сделали использование правильных тактических приемов затруднительным, а действия кавалерии невозможными. Треть дня Тейя сражался, прикрываясь щитом, из-за которого поражал противников своим, не знавшим промаха длинным копьем. Когда щит становился слишком тяжелым из-за множества вонзившихся в него стрел, Тейя звал оруженосца и тот подавал королю новый щит… Наконец, когда в щит Тейи вонзились сразу двенадцать копий, оруженосец замешкался, и, пока щит меняли, король был поражен метким выстрелом в грудь.

Голову Тейи насадили на пику, откуда король мертвыми глазами продолжал взирать на сражение.

Не обратив внимания на смерть своего вождя, дружина Тейи продолжала сражаться до наступления полной темноты. На следующий день сражение возобновилось, и только к вечеру, когда пали почти все воины и от дружины остались только оруженосцы, слуги и наемники, готы запросили мира, предложив свои условия сдачи. Они согласились прекратить сражение, если им будет позволено покинуть Италию с движимым имуществом.

Иоанн посоветовал принять эти условия, одобрил их и Нарсес. После того как готы дали клятву никогда больше не поднимать оружие на империю, они были распушены. С их сдачей исчезла последняя организованная сила сопротивления готского народа, долголетней войне был положен конец.

Поскольку не было другого войска, способного бросить римлянам вызов в открытом поле, то падение готских крепостей было предрешенным делом. Франки отказались помочь Тейе и теперь вели себя подчеркнуто дружелюбно по отношению к Юстиниану. Но франкам не нравилось соседство победоносной империи в Италии, и поэтому, хотя формально война не была объявлена, франкские короли сквозь пальцы смотрели на войну необъявленную. Двум братьям, алеманнам Леутару и Букцелину, было позволено заняться тем, что позже называлось флибустьерством. Братьям удалось собрать армию численностью семьдесят пять тысяч человек. Целью этого воинства в большей степени было ограбление Италии, чем нанесение поражения Нарсесу. Поскольку помощь готам стала реальной, их надежды не угасали. Кумы продолжали держаться. Франки вступили в Италию в первую весну после гибели Тейи весной 553 года.

Нарсес выделил отряд для блокады Кум, а сам отправился на север. Отправив Иоанна и Валериана оборонять линию вдоль реки По, Нарсес занялся взятием готских крепостей, и преуспел в этом деле. Осенью после упорного и длительного сопротивления сдалась последняя крепость Лукка. Алигерн, начальник кумского гарнизона, оставив последнюю надежду, прибыл в Равенну, чтобы объявить о сдаче города. Исключением из этой непрерывной череды успехов стали тревожные сообщения о действиях франков. Их войско перешло По и захватило Парму; вследствие этого Иоанну и Валериану пришлось отступить в Фавенцию, которая прикрывала путь к Равенне и Римини.

В целом Нарсес оказался довольно гуманным человеком. Должно быть, он хорошо обдумал положение зимой, так как с наступлением весны приказал отвести полевую армию в Рим. Этим он не нанес никакого вреда крепостям, но мирное население Италии было оставлено на милость франков. Единственным поводом для действий, приведших к усилению страданий невинных людей, было желание Нарсеса спровоцировать франков на активные действия. Наихудшей перспективой стала бы затяжная война. Любая хитрость была оправдана, если она могла привести к решительному окончанию войны.

Хотя Нарсесу пришлось довольно долго ждать исполнения своего желания, но он дождался своего. Франкские силы были разделены. Меньшая их часть, ограбив Апулию и Калабрию, отправилась на север с добычей, часть которой была потеряна после внезапного нападения на франков гарнизона Писаура. Под Венецией, в Ченето, разразилась эпидемия чумы, жертвой которой пал Леутар.

Другая судьба выпала на долю второй части франкского войска. Букцелин довел своих людей до Мессинского пролива. На обратном пути он выслушал своих готских советников, которые обещали ему готскую корону, если он выгонит имперскую армию из Италии. Уверенный в том, что его сил хватит на завоевание Италии, Букцелин принял предложение.

Известие о том, что Букцелин «окопался» в Казилине на Вольтурне, буквально вытолкнуло Нарсеса из Рима. Две армии были почти равны по силе, хотя у франков было больше людей. В Капуе повторилась история Трикамарона. Франки рассчитывали смять центр римского войска грубым натиском, но Нарсес не стал подставлять центр, а на флангах выдвинул вперед конных лучников, которые практически истребили франков. Сообщалось, что из всего их войска уцелели пять человек. Потери имперской армии составили восемьдесят человек.

На сей раз это был конец. У готов больше не было сил воевать, их боевой дух был сломлен. Франки прекратили свои походы в Италию и на несколько лет оставили всякие попытки завоеваний между Альпами и По. Но цель франкских королей была достигнута: была уничтожена мысль о возможности присоединения Галлии к империи. С этого момента никто и никогда не оспаривал прав франков на Галлию, [55]55
  Независимость Галлии повлекла за собой независимость Британии. В случае с Испанией история приняла курьезный оборот. Часть Испании была завоевана Либерием в 550 году. Бетика оставалась частью империи на протяжении жизни двух поколении. Но вместе с эпохой Юстиниана ушли в прошлое все попытки завоевания старых имперских областей и восстановления империи в старых пределах. Когда франки взяли на вооружение имперскую идею, времена (благодаря франкскому влиянию) изменились, что привело к созданию иного мира.


[Закрыть]их политика привела к созданию совершенно другой империи.

IV

В августе, после разгрома франков, Нарсес получил законодательные установления для устройства Италии. Нарсес провел на Апеннинском полуострове тринадцать лет, он оставался там и после смерти Юстиниана. Он оказался хорошим правителем, мудрым и добрым человеком.

На мир, казалось, опустился летаргический сон. Это состояние вряд ли можно назвать миром. Люди продолжали воевать друг с другом, но угасла жизненная энергия, которая некогда вдохновляла их на подвиги. Борьба стала либо бесцельной, либо была направлена на новые, неизвестные ранее цели. Императору удалось снова присоединить к государству Африку, Италию и часть Испании, был завершен свод римских законов. Хотя это были великие деяния, способные обессмертить имя Юстиниана, но мы не должны забывать, что это были частичные достижения. Великая мечта, притязания юности Юстиниана, дело всей его жизни: восстановление Римской империи, чему было подчинено все остальное, окончилось сокрушительной неудачей. Юстиниан, не дрогнув, смотрел в лицо всем трудностям, возникавшим на его пути по воле Бога и людей; он прошел сквозь огонь, землетрясения, войны, чуму и человеческую ненависть, твердо следуя предначертанному пути; но цель осталась недостигнутой, а силы стали иссякать. Никто не может сказать, что Римская империя, мировая держава исчезла незаметно. Нет, она вела за свое возрождение долгую и величественную битву. Но те люди, которые, подобно историку Прокопию (он стал единственным глашатаем деяний Юстиниана), увидели плоды этой борьбы, крушение судеб и бессмысленную смерть, отшатнулись от этой борьбы со страхом. На их взгляд, великий человек, который вел эту борьбу, был дьяволом, увеличивавшим мучения рушащегося мира. Но император был жив и следовал своему плану; он все еще не сдавался.

V

За год до разгрома войска Букцелина на Запад был привезен тутовый шелкопряд. Было это в том же году, когда Прокопий закончил писать свою «Историю».

Борьба с Персией носила чисто экономический характер, это были первые ступени конкуренции, которые впоследствии привели западные нации к открытию морского пути вокруг мыса Доброй Надежды в Индию, к открытию Америки и кругосветным путешествиям. В тот ранний период истории торговля шелком играла первостепенную роль в этой борьбе, и экономическая политика правительства Юстиниана была, если можно так выразиться, соткана из шелка. Большинство войн с Персией и Месопотамией велись ради достижения военных преимуществ, за счет которых выторговывались преимущества коммерческие. Правда, успех в этой войне оказался в итоге достаточно скромным. Полный контроль Персии над Шелковым путем из Китая, где находился его единственный естественный источник, делал незыблемым ее положение как монополиста в торговле шелком с Западом. Никакие войны в Месопотамии не смогли изменить это положение вещей.

Можно написать очень интересную и весьма ироничную книгу о том, как близорукая политика приводит к результатам, которых стремятся избежать творцы этой политики. В долгосрочной исторической перспективе Персии следовало бы пользоваться своей монополией в торговле шелком с большей умеренностью, так как ее последствия были настолько серьезны для западных купцов, что заставляли их пускаться на всяческие ухищрения и эксперименты, результатам которых Персии в конечном счете оставалось только завидовать.

В самом начале правления Юстиниана константинопольские купцы при активной поддержке имперского правительства завязали тесные отношения с арабскими и эфиопскими княжествами, расположенными на южных берегах Красного моря. Византийцам удалось восстановить некоторые прямые связи с Индией, которыми обладали их предшественники. Большой порт Адулиса служил одновременно рынком сбыта индийских и африканских товаров, а римские капиталы и римские торговые люди проникали в Индию и Африку.

Но попытки разрушить персидскую шелковую монополию соединением римского капитала и эфиопских агентов оказались бесплодными. Персидские торговые интересы были так сильны, что их практически было невозможно поколебать. После заключения в 532 году мира с Персией старое положение вещей продолжало существовать без изменений. Такая же обстановка сложилась и на северной границе Персии. Юстиниан всегда опасался оккупации Колхиды Персией, поскольку через Колхиду можно было попасть в Согдиану, минуя персидскую территорию. Едва ли подлинным мотивом щедрого расходования денег, привлечения больших людских ресурсов и преодоления многих трудностей во время войны в Лазике можно считать страсть к овладению скалами Кавказа. Император думал не о славе, а о китайском шелковом рынке.

Внимание Юстиниана к торговым интересам империи в этом районе мира не привело к значительному оживлению торговли во время его правления. Связи с Туркестаном укрепились только при Юстине II. Но косвенным результатом интереса Юстиниана к торговле явилось распространение римской торговли на просторах, занятых пастушескими народами степей к северу от Черного моря, и проникновение в эти страны римского влияния и римских идей. Диким народам стали знакомы многие новые для них понятия и предметы: дороги, средства связи и географические знания. То были провозвестники громадных изменений, совершенно преобразивших Восточную Европу в течение нескольких следующих столетий.

Но до тех пор, пока персидская монополия на торговлю шелком оставалась в неприкосновенности, промышленность и торговля империи постепенно приходили в упадок. Связь между этими двумя предметами заслуживает особого упоминания. Беспокойство Хосру по поводу политических результатов итальянской кампании заставило его в 540 году возобновить войну с Юстинианом. Закрытие персидской границы, последовавшее за объявлением войны, привело к резкому повышению цен на шелк-сырец. По указу императора была фиксирована цена, по которой шелк отпускали частным лицам, на максимально высоком уровне. Но поскольку он не мог контролировать цену сырца, то прибыль упала, шелк исчез с рынка, его производство было парализовано. Секретарь общественного казначейства Петр Барсим отчасти спас положение, взяв под государственный контроль часть разорившихся производств. Теперь это были правительственные шелковые мануфактуры. Таким образом, Петр преобразовал шелковую промышленность в государственную монополию. Эта мера помогла сохранить рабочие места и обеспечить людей куском хлеба.

Но в тот год, когда Леутар и Букцелин вторглись в Италию, был сделан прорыв исторической важности. Два монаха из Хотана [56]56
  Обычно имеют в виду «обитель» Хотан (Прокопий. «История»). Иногда подразумевают Кохинхину, но это маловероятно. Прокопий сообщает нам, что это место особенно высоко почитают индийцы. Уормингтон и Кэри в книге «Древние исследователи» (1929) полагают, что монахи пришли из самого Китая.


[Закрыть]предприняли попытку культивирования тутового шелкопряда и провели опыт выращивания его на римской почве. Они сумели выполнить свою задачу, так как их всячески поддержало имперское казначейство. Яйца шелкопряда были контрабандой вывезены из Китая запечатанными в полом сосуде; за червями ухаживали согласно общепринятой методике, и в Сирии было налажено производство собственного шелка.

Так начались поставки собственного шелка-сырца. Правда, этих поставок было недостаточно для потребностей шелкопрядильной промышленности Римской империи. Хотя до масштабного производства шелка должно было пройти еще много лет, уже тогда стало ясно, что с течением времени персидской монополии на шелк придет конец и на Западе появится сравнительно дешевый шелк-сырец.