Текст книги "Дальтоник"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 33

Кейт сунула голову в черный кашемировый свитер, и перед глазами вспыхнули вначале черные картины Ротко, затем залитая кровью мастерская Бойда Уэртера и наконец молодой человек без лица. Дальтоник-убийца. Придет или нет?

– Ты слушаешь меня? – прорезался голос Нолы.

– Конечно.

– Так зачем ты идешь в эту Галерею аутсайдеров?

– Херберт Блум просил помочь.

– Я случайно видела твой анонс по телевизору. С каких это пор ты рекламируешь коммерческие галереи?

– Дорогая, это просто любезность. Никаких комиссионных от продажи я не получу. – Кейт надела туфли. – Не беспокойся, я долго там не задержусь.

Перед Галереей творчества аутсайдеров собралась небольшая толпа.

«Все из-за этой чертовой статьи», – подумала Кейт.

Коп в черных джинсах проверял фамилии по списку. Хотела пройти женщина с обильной татуировкой, но он завернул ее.

– Идите вы в жопу с вашими частными показами, – возмутилась она. – Всем этим пидорам, значит, пожалуйста, а мне нельзя? – Женщина пробормотала несколько изощренных ругательств и зашагала по улице.

В галерее было душно. Кейт очень хотелось снять кофту, но не позволял пистолет.

Браун в белой рубашке и черной спортивной куртке со скучающим видом рассматривал картины психа.

– Одеты вы прекрасно, – сказала она, подходя.

– Запарился, – признался Браун.

– Я тоже. – Кейт обвела глазами зал. – Заметили что-нибудь подозрительное?

Браун мотнул подбородком налево:

– Вон там. В задней части.

– Парень в темных очках. Вижу. Но по-моему, он постарше нашего психа. Ему лет тридцать. – За парнем внимательно наблюдали двое копов.

– Настоящий аутсайдер, во всех отношениях, – заметил приглашенный коллекционер, рассматривая городской пейзаж. – Рисунок ни к черту, цвет идиотский. Но… по-своему берет за душу.

– А мне нравятся эти странные каракули по краям, – добавила его молодая спутница.

К Кейт и Брауну приблизился Херберт Блум. Массивные очки сползли на середину носа.

– Я не ожидал такого интереса. Уже появились желающие.

– Желающие? – спросила Кейт.

– Да. Я уже завел список. На каждую картину два-три претендента.

Браун насупился.

– Мистер Блум, эти картины – вещественные доказательства. Они не для продажи.

– Понимаю, но, может быть, не сегодня, а… позже.

Одна из постоянных посетительниц галереи показала на один из натюрмортов:

– Херб, после закрытия я беру вот эту. У меня уже есть две в таком же духе. Так что смотреться будет потрясающе.

– Ладно, я включу вас в список очередников. – Блум многозначительно взглянул на Кейт: – Видите, что творится. – Затем прошептал Брауну: – Я продам их очень тихо. Никто не узнает. Полиция получит хорошие комиссионные. Поговорите с начальством. Может быть, согласятся.

– Нет, – ответили в унисон Кейт и Браун.

Невероятно худая женщина в кожаных брюках в обтяжку обвила длинной тонкой рукой плечи Блума.

– Просто не верится, что это работы настоящего убийцы. Действительно memento mori. [32]32
  Помни о смерти (лат.).


[Закрыть]Но к сожалению, по цвету они не подходят к тем, что я купила у вас в прошлом году. И к медным вещам тоже.

– Не припомню, чтобы я продавал вам что-то из меди, – сказал Блум.

– Я привезла их из путешествия по Амазонии. Забыла названия племени. Потрясающие ребята. Впрессовывают скелеты младенцев в мягкую медь. Не знаю, как это у них получается, но смотрится великолепно. Конечно, это все незаконно, но умерших детей у них не хоронят, а используют вот так, для продажи. – Она скользнула пустыми глазами по картинам психа. – Херб, а у вас нет чего-нибудь его же, но в более темных тонах?

К Кейт наклонился Ники Перлмуттер. Мускулистый, спортивный, в черной футболке и превосходно сидящих черных джинсах.

– Гадкие некрофилы. Их заинтересовали картины маньяка. Клюшка для гольфа Джона Кеннеди, лента со свадебного платья Мэрилин – это уже не так круто. Им подавай скелеты детей, картины серийного убийцы. Я слышал, что Смитсоновский институт [33]33
  Смитсоновский институт– крупнейший в США комплекс культурно-просветительских и научных учреждений.


[Закрыть]купил для своего музея член Диллинджера. [34]34
  Диллинджер, Джон– знаменитый бандит и убийца, в 1934 г. застрелен в Чикаго агентом ФБР.


[Закрыть]Вот такую штуковину и я бы не прочь повесить у себя в гостиной.

– Опоздали. – Кейт чуть не рассмеялась, но удержалась, увидев молодого человека, только что вошедшего в галерею. Коп у двери подал условный знак. Парень остановился неподалеку. В широких зеркальных очках отражалась и картина, и лицо Кейт. Она скользнула рукой под черный блейзер, ухватив кончиками пальцев рукоятку пистолета. Парень явно вылил на себя слишком много одеколона.

Перлмуттер придвинулся ближе и оттеснил его к Грейнджу.

– Эй, приятель. – «Наодеколоненный» посмотрел на Грейнджа. – Тебе что, места не хватает?

На вид ему было лет двадцать пять. Высокий, худощавый, симпатичный.

– Неужели можно что-то увидеть, если смотреть на картины вот так? – спросила Кейт, улыбаясь.

– Как именно? – Он выпрямился и с любопытством взглянул на нее.

– В очках, – ответила она. – Ведь никаких цветов не видно.

Перлмуттер и еще несколько копов напряглись.

«Наодеколоненный» сдернул очки.

– Хоть так смотри, хоть эдак – все равно барахло.

– Вам не нравится? – спросила Кейт.

– Конечно, нет. Ужас какой-то.

Вряд ли псих стал бы так говорить о своих картинах. Но возможно, он хороший актер?

– А как цвет?

– Дрянь. – «Наодеколоненный» поморщился. – Я пришел сюда из любопытства. Захотелось увидеть картины настоящего психа, но, признаться, они разочаровали меня. – Он повернулся, встретился взглядом с Перлмуттером и водрузил темные очки на место.

– Не наш тип, – прошептала Кейт Грейнджу и Перлмуттеру. – Картины его не интересуют.

– А это не игра? – спросил Грейндж.

– Думаю, нет. К тому же он не моргает и не щурится. На запястьях никаких шрамов.

– Согласен, – сказал Перлмуттер, следя глазами за «наодеколоненным», – это не наш. Но все равно симпатичный.

– Так последите за ним еще какое-то время.

– Пожалуй.

Кейт двинулась в центр зала, внимательно оглядывая каждого посетителя. Еще один парень в темных очках в углу болтал с девушкой. Очевидно, она интересовала его больше, чем картины. Значительная часть посетителей была из списка гостей Блума. Пока ничего интересного.

Подошел Митч Фримен, они немного побеседовали. И тут в галерею вошел молодой человек. Не вошел даже, а как-то странно проскользнул. На лоб надвинута бейсбольная кепка, на глазах темные очки.

Кейт легонько толкнула локтем Блума.

– Он в вашем гостевом списке?

Галерейщик отрицательно покачал головой.

Молодой человек начал медленно обходить зал, внимательно рассматривая каждую картину.

На него уже обратили внимание все копы. Он полностью соответствовал приметам. Двадцать с лишним лет, светлые волосы, моргает.

Моргает!

Кейт быстро пересекла зал.

Два копа, «школьный клоун» и «крашеная блондинка», подошли к нему вплотную и по сигналу Брауна схватили за руки. Все произошло настолько быстро, что никто из присутствующих ничего не заметил.

Парня вывели на улицу.

– Отпустите меня, я ничего не сделал, – захныкал он. Голос мягкий и высокий, вроде бы с южным выговором. – Я не собирался воровать. Клянусь.

«Школьный клоун» прижал парня к кирпичной стене. Два копа из наружного наблюдения выскочили из автомобиля и пересекли улицу с пистолетами в руках. Агент, изображающий бездомного, за ними.

«Крашеная блондинка» защелкнула на запястьях парня наручники.

– Я ничего не сделал, – плаксиво повторил он.

– Фамилия и имя? – спросил Браун.

– Бобби-Джо Скотт.

Кейт заметила, что он сильно напуган.

– Как ты сюда попал, Бобби? – спросила она.

– Б-боб-б-би-Джо.

– Бобби-Джо. – Положив руку ему на плечо, она посмотрела на «школьного клоуна». – Отпустите его, пожалуйста.

– Давай рассказывай, – приказал Браун.

– Ч-что рассказывать, сэр?

– О себе. Все о себе.

– Я… я не знаю, что говорить. Я художник. Кое-что вырезаю из дерева. Понимаете? – По его щекам струились слезы.

– Что вырезаешь? – спросил Грейндж.

– Ну, строгаю ножом, сэр. Дерево. Понимаете? Разные фигурки.

– Откуда ты? – спросил Браун.

– Из Алабамы.

– У тебя есть документы?

– Д-да, сэр. – Парень тяжело сглотнул. – У меня в кармане. В заднем.

Перлмуттер выудил из джинсов парня потертый коричневый бумажник.

– Это, это… м-моя первая поездка сюда, сэр, в Н-нью-Йорк, и… и…

– Успокойся, – сказал Браун, вынимая из бумажника водительское удостоверение. – Похоже, он действительно Бобби-Джо Скотт из Тускалуса, Алабама. Запястья чистые, без шрамов.

– Сколько тебе лет? – спросила Кейт.

– Девятнадцать. Я только вчера приехал. У… у меня там лежит а-автобусный билет.

Браун вытащил заложенный между купюрами билет и два дорожных чека. Посмотрел на окружающих.

– Думаю, нам следует извиниться перед парнем.

Перлмуттер взял у «крашеной блондинки» ключ и снял наручники.

Парень потер запястья.

Грейндж отправил своих агентов на их посты.

Браун погладил Бобби-Джо по плечу:

– Мы ищем очень плохого человека, сынок. Вот и ошиблись. Извини.

– А что у тебя с глазами? – спросил «школьный клоун».

– Мама называет это тиком, – ответил Бобби-Джо, уже улыбаясь. Потому что все по очереди дружески потрепали его по плечу и похлопали по спине.

– Вызови машину, – сказал Браун «школьному клоуну». – Пусть отвезут Бобби-Джо, куда он захочет. Ты потом расскажешь приятелям дома, что тебя возили нью-йоркские полицейские. Уверен, они позавидуют тебе.

– Да, сэр. – Бобби-Джо пожал руку Брауну.

Тот повернулся к Кейт и Перлмуттеру. Покачал головой:

– Зря потеряли время.

Свет в галерее погас на полчаса раньше. Все разошлись. Женщины, сменив модельные черные туфли на кроссовки, направились к подземке. Она повезет их в пригороды, к мужьям и детям, которым они разогревают готовые блюда, купленные в супермаркете. Молодые парни-копы хотя и устали, но кровь у них еще играла. Они направились в бары немного выпить, расслабиться. Остались только официант и бармен. Двое сотрудников галереи занимались уборкой. Херберт Блум подошел попрощаться.

– Картины останутся здесь еще на два дня, – сказал Браун. – Разумеется, под нашей охраной. Возможно, он еще появится. – Он посмотрел на бармена и официанта – молодые парни, новички, присланные из другого отдела. – Смена придет в семь утра. Спокойной ночи, ребята.

– Кресло, чур, мое. – Бармен мотнул квадратной челюстью в сторону массивного кожаного кресла рядом со столом Блума.

– А мне что? – спросил официант.

– Вон стоит складное. Тебе на нем будет удобно. – Бармен расхохотался.

– Не забудьте, – сказал Браун, – в машине на той стороне улицы дежурят Бреннан и Карвалье. Также агент ФБР под видом бездомного. Если кто сунется, вызывайте их. Вы меня поняли?

– Да, – ответил официант.

Бармен уже устраивался в кожаном кресле, потягивая кофе из пластикового стаканчика.

Пятнадцать минут второго ночи. Ни одного человека на улице, кроме бездомного. Но он знает, что это коп. И в машине напротив галереи еще двое. Один раскрыл газету, другой откинул голову на спинку сиденья. Может, спит. Он засек их давно, когда закрутилась эта кутерьма с парнем из Алабамы.

По улице с грохотом двинулся мусоровоз. Прекрасный момент. Надо его использовать.

Он поворачивается к стоящему рядом с ним:

– Я вернусь за тобой через минуту. Жди.

– А потом что?

– Сделаешь, как я сказал. – Он взмахивает руками. – И все будет здор-р-рово!

Глава 34

Нола заснула в кресле под старый фильм о Джеймсе Бонде. На экране красавица азиатка проводила прием карате против невозмутимого Шона Коннери.

Она проснулась, когда Кейт выключила телевизор. Потянулась, зевнула.

– Как прошло открытие выставки?

– Поверь, ты ничего не пропустила.

«А вот мы наверняка что-то пропустили. Возможно, он все время находился где-то рядом. Иначе быть не могло. Маньяк обязательно появится. Но когда и как?»

– Хочу есть, – сказала Нола.

– Идем посмотрим, что у нас там в холодильнике. – Кейт обняла девушку за плечи и повела на кухню. Собралась было спросить, не звонил ли Ричард, но вовремя спохватилась.

* * *

Агент Марти Грейндж смотрел по телевизору какую-то дурацкую передачу о копах. Повтор. Глотнул из бокала «Будвайзера», бросил взгляд на папку с материалами на Макиннон. Ее служба в Астории. Два проваленных дела, но благодарностей больше, чем взысканий. Копия свидетельства о браке, расшифровка телефонных разговоров, банковские документы с поражающими воображение цифрами. Все это была напрасная суета. Грейндж так до конца и не понял, почему эта женщина раздражает его.

Он допил пиво, заставил себя подняться. Пошел за другой бутылкой. Сегодня его день рождения. Пятьдесят семь лет. Без семьи. Без близких. Не с кем даже отметить. Вся жизнь посвящена Бюро. А зачем?

Если бы операция против маньяка прошла успешно, он доказал бы всем в Бюро и, главное, новому руководителю, что еще на что-то способен.

Грейндж откупорил бутылку, сунул бумаги в папку, прикрыл веки. Представил себе Макиннон. Зеленые глаза, потрясающие волосы, царственная осанка. О такой женщине бессмысленно даже мечтать.

Вонетта Браун лежала, свернувшись, на диване в гостиной.

Флойд поцеловал жену в щеку, и ее веки затрепетали.

– Сколько времени?

– Самая пора уйти в отставку, – ответил он.

– Я это уже слышала, и не раз. – Она улыбнулась мужу. – Ты хоть там поел?

– Что-то нет аппетита, – пробормотал Флойд. Вспомнил Бобби-Джо Скотта и гостеприимство, с каким большой город встретил бедного парня. «Хорошо, что так обошлось. А то ведь могли и пристрелить. Ну что ж, подождем еще пару дней».

Флойда удивило, что маньяк сегодня не появился. В прошлом, когда речь шла о художниках – нормальных или сумасшедших, – Макиннон никогда не ошибалась.

Вонетта поднялась с дивана, ухватившись за руку мужа.

– Я сейчас приготовлю тебе мясо в микроволновке.

Браун последовал за женой на кухню. Устало опустился на стул.

– Что-то случилось? – спросила она, устанавливая таймер.

– Просто устал. – Он заставил себя улыбнуться. – И наверное, проголодался.

Минут через десять надо будет позвонить в галерею, узнать, как дела.

Он на мгновение застывает, затем делает рывок. Задремавший было «бездомный» разлепляет веки. Видит его, лезет за пистолетом, но получает между глаз пулю. Хлопок выстрела из пистолета с глушителем тонет в шуме мусоровоза и рокоте подземки. Теперь всего несколько метров отделяют его от автомобиля. Коп с газетой слишком поздно чувствует неладное. Стекло в машине опущено. Еще несколько выстрелов, и с копами покончено.

Забибикал пейджер. Ники Перлмуттер потянулся к брюкам – они на полу, рядом с постелью, – вытащил пейджер. На дисплее светился номер телефона Брауна.

– Надо идти, – прошептал он.

– Так скоро?

– Работа зовет.

«Наодеколоненный» пробежался рукой по мускулистой груди Ники.

– Как хорошо, что я пришел сегодня на эту дурацкую выставку.

Перлмуттер вспомнил картины в галерее. Маньяк так и не появился, но еще есть время. Лишь бы все обошлось без потерь.

– О чем ты задумался?

– Так. О работе.

– А вот я даже не знаю, что такое работа. Ну, в смысле служба, как у тебя. Художнику это неведомо.

– Счастливчик. – Перлмуттер взъерошил ароматные волосы парня. – Покажешь мне свои картины?

– Это означает, что ты хочешь со мной увидеться?

– Конечно. – Перлмуттер натянул черную футболку, снова посмотрел на светящийся номер телефона Брауна. – Мне надо двигать. Я позвоню тебе.

Коп-бармен на полу, ловит ртом воздух. Остекленевшие глаза широко раскрыты. Из вспоротого живота хлещет кровь. Жить осталось считанные секунды. Коп-официант рядом, мертвый. Убит выстрелом в сердце. Также мертвы двое в машине и «бездомный». Застрелены. Бах-бах.

Он смотрит на залитый кровью пол. Фуксин, пурпур с небольшой примесью розоватого. Красиво.

Но настоящая красота на стенах. Его картины.

Включать свет незачем. Для него так даже лучше – мягкий свет уличных фонарей. Какими элегантными кажутся они при таком освещении.

Здесь не хватает лишь исто-рич-ки искусств. Чтобы она рассказала, как замечательны его картины.

Он медленно обходит зал. Цвета расплываются, потому что в глазах слезы. Вот оно – настоящее счастье, после стольких лет страданий.

Но пора приниматься за дело. Он открывает небольшую канистру, разбрызгивает бензин по полу и стенам, отворачивая нос, потому что запах противный. Склоняется над еще одним мертвецом, обильно поливает его, а затем со всей силой бьет ногой по голове, стараясь выбить зубы.

Смотрит на картины в последний раз. Цвета бледнеют. Может, это из-за слез? Не важно. Теперь уже не важно.

Жертву необходимо принести.

Потому что эта часть жизни завершена.

Сегодня у него триумф. Теперь уже никто не усомнится, что он настоящий аутсайдер.

В голове удивительная чистота. Никаких реклам, песенок, никакого шума. Ничто не отвлекает. Все наполнено необыкновенным смыслом.

Он прикрывает глаза и видит ее. Она стоит перед ним как живая. Сара-Джейн. Его мучительница. Она родила его, когда ей едва исполнилось пятнадцать. Конечно, ему не дано было знать, что он родился с наследственной приверженностью к героину. Не понимал он также и того, почему порой накатывает удушье. Да потому, что она заклеивала ему рот скотчем в младенческом возрасте. Чтобы не орал.

Следом появляется подонок, которого она привела в тот вечер. Тому почему-то не понравилось, что он рисует. Этот сукин сын разорвал в клочья его рисунки, растоптал карандаши и пастельные мелки. А Сара-Джейн даже пальцем не пошевелила.

Он трогает шрам в форме полумесяца на голове под волосами. Вспоминает, как пытался спасти свои работы, но тяжелый кожаный ботинок ударил по голове, и все стало черным.

Сколько он провел без сознания минут, часов? Неизвестно.

Пришел в себя под песенку Боя Джорджа «Ты что, хочешь сделать мне больно?». В постели двое. Контуры расплывались, но он знал, что это Сара-Джейн и подонок. Отвратительно! Нет, не наблюдать, как твоя мать трахается с человеком, который обидел тебя. Такое он видел и прежде. Его потрясло, что их кожа стала серой. Как будто совокуплялись два трупа. Стонали и хрипели.

На короткое мгновение в сознании вспыхивает картина Френсиса Бэкона «Две фигуры», и он снова возвращается в комнату, где мать трахается с этим подонком. Кругом все серое.

Почему?

Ее любимые цветные лампочки по-прежнему горели, но голубая, красная и зеленая стали одинаково серыми. Он поднял руку, она тоже была серой. Коснулся раны на виске, поднес липкие пальцы к глазам – они были в чем-то черном. И он вдруг понял – что-то случилось с его глазами. К горлу подступила тошнота, в голове задергало, пол закачался, комната завертелась.

И в этот момент его заметил подонок. Оттолкнул Сару-Джейн, слез с постели, омерзительный, голый. Посмотрел на него с вожделением, обернулся к ней. «Оказывается, он у тебя вон какой красавчик… я, пожалуй, его трахну». «Как хочешь», – ответила она, слегка мотнув головой, и спокойно начала заворачивать «косячок». А этот монстр схватил его за плечи, поднял и засунул свой вялый член ему в окровавленный рот. Такое было для него не в новинку. Его заставляли делать это много раз с раннего детства, а потом он научился так зарабатывать деньги. Но теперь, после того как весь мир стал серым, в нем что-то надломилось. Во всем виноват этот подонок, и он должен ответить.

В кармане обжигал пальцы большой перочинный нож. Он хотел отрезать ему член. Представил, как сукин сын мечется по комнате, похожий на курицу с отрубленной головой, но не рискнул. У мерзавца все равно хватит сил справиться с ним. И он продолжал каторжную работу, пристально вглядываясь в лицо подонка. А когда тот прикрыл глаза, уже близкий к оргазму, он выхватил нож и нанес три быстрых удара. В живот, легкие и сердце. Хлынула кровь, и он удивился, потому что на время все снова стало цветным.

Подонок повалился на пол, дико выпучив глаза, прижав руки к ранам в тщетной попытке остановить кровь. До сих пор свежи в памяти темно-малиновые полосы на абрикосовой коже. Куда бы он ни смотрел – на пол, потолок, стены, – всюду мерцали цветные огни Сары-Джейн. Затем цвета начали бледнеть, кожа подонка стала белой, а кровь почернела. Сара-Джейн кричала, но он быстро успокоил ее.

Потом склонился над ней и смотрел до тех пор, пока ее золотистые волосы не стали пепельными, а стены бледно-серыми. Просто не верилось, что всего несколько минут назад, когда он убивал их, комната сияла всеми цветами радуги.

«Это Кейси Касем [35]35
  Касем, Кейси– ведущий популярного многие годы радиошоу «American Тор 40».


[Закрыть]со своим…» – начал бодрым голосом по радио знаменитый шоумен. Он встрепенулся и перетащил Сару-Джейн на пол рядом с подонком. Вложил ему в руку нож. «Проститутка и клиент что-то не поделили, верно, шериф?» – так, наверное, отреагировала бы на эту сцену Джессика из сериала «Она написала убийство».

В карманах подонка наряду с деньгами оказался и этот пистолет. И он прихватил его, на всякий случай.

Потом умылся, переоделся, забрал свои деньги и отправился на автобусную станцию, где положил все в автоматическую камеру хранения. А через некоторое время закружилась голова, ослабли ноги.

В себя он пришел в белой комнате. Подумал, что умер, и обрадовался.

Но к сожалению, жизнь продолжалась. Однако в бесцветном мире.

Доктор, залечивший голову, долго допытывался, где он получил такую мозговую травму. Но он ничего не рассказал. Первое время отказывался от серого вещества в тарелках, похожего на грязь, которое считалось едой, смотрел в окно на унылое оловянное небо и тешил себя надеждой, что однажды цвета вернутся. Но где-то внутри грела уверенность, что этого не случился, поэтому на его мечте стать художником придется поставить крест.

Он возвращается к действительности, смотрит на свои яркие картины и улыбается.

«Я излечился».

Переходит от одной картины к другой. Наклоняется очень близко, задевая носом холст. Вдыхает приятный запах масла, лижет, как будто целуя на прощание.

По щекам струятся слезы. В голове опять поднимается шум – песенки, рекламные слоганы, голоса радиоведущих.

Все. Хватит.

Он чиркает спичкой.

Пустой, бездушный звук.

Танцует пламя. Становится жарко.

Он зачарованно смотрит, как пламя лижет картины. Они чернеют, сворачиваются. Тянет руку, чтобы прикоснуться к ним на прощание, но обжигает пальцы. Огонь подбирается к его ногам, края брюк начинают дымиться.